— Нет. Неизбежно. Ты не отвергнешь страждущего. А за ним придет беда...
— Хвала тебе, родич, за то, что предупредил нас.
Лазар полез в дорожную сумку и бросил Пэдфуту весь хлеб, который они брали на дорогу. Тот поймал его пастью, мгновенно увеличившейся в размерах, проглотил — и, превратившись в ком темной шерсти, откатился в сторону от дороги.
— Значит, беда, — грустно сказал Лазар. — Что ж, мы к ней готовы.
Остаток пути они проделали молча, с помощью магии придав усталым животным силу и такую скорость, какую на самом деле мул и осел не могли развить, да и не всякий благородный конь смог бы.
Приют был погружен в сон. Их встретила чета брауни, Бурдон и Фурми. Фурми заворковала при виде малышки, поспешила прижать ее к груди и унести. Ортанс знала: у брауни сейчас же придет молоко, и она сможет покормить измученную кроху. И это молоко сделает малышку здоровой и спокойной, и та часть ее сущности, которую она унаследовала от отца-никса, проявится уже в ближайшие дни. Такова магия брауни. Бурдон повел Лазара и Ортанс на кухню, где для них был накрыт ужин — свежий и горячий. Свежим и горячим он оставался последние шесть часов: с того момента, как его приготовили. Такова магия баруни... Милая, домашняя магия брауни.
В Яблоневом приюте было много брауни. Но ни один из них не годился в воины.
5.
Ортанс и Лазар ели молча. Неспешно.
О чем думал Лазар, Ортанс даже не догадывалась. Наверное, о чем-то возвышенном.
Сама она благословляла ту физическую выносливость, которую оставил ей в наследство тот сидхэ, который двадцать лет назад соблазнил ее мать. Ее отец, которого она никогда не видела и не желала называть отцом.
Смертная женщина умирала бы от усталости после проделанного пути и всего пережитого, а Ортанс даже не хотелось спать. Она ждала. Ждала той неведомой и неизбежной беды, которую предсказал Пэдфут. И Лазар тоже ждал. Он смотрел в темноту за окном, вслушивался в мягкий шелест яблонь, вздыхавших под ночным ветерком.
Стук дверного молотка прозвучал в тишине, как удар колокола.
Лазар вскочил и выхватил длинный кинжал, который всегда носил с собой, скрывая в складках сутаны.
Стук повторился — нетерпеливый, требовательный.
Ортанс пошла к двери. Лазар двинулся за ней.
— Может, не открывать? — спросила она шепотом.
И словно в ответ на ее слова из-за двери донесся плач младенца.
— Открой, Ортанс, — сказал Лазар.
Ортанс взглянула ему в лицо и удивилась выражению смирения и вместе с тем — решимости. Он был готов к тому, что ждало их за дверью. Что ж, если он готов, то и она тоже готова.
Ортанс открыла дверь.
На пороге стояла фэйри с младенцем на руках.
— Спасите его! Укройте! — пролепетала она. — Спрячьте его от них!
Ортанс никогда не видела таких, как она, и даже не представляла себе, что такие существуют. Впрочем, когда-то мир фэйри был так многолик, а потом большинство из них скрылись в своих холмах-ситхенах, создали свои маленькие миры и были забыты не только людьми, но даже оставшимися в этом мире собратьями... Эта фэйри была высокой и очень, очень тонкой, тоньше, чем никса. Длинные ноги казались слишком хрупкими даже для такого миниатюрного тела, руки — слишком тонкими, как веточки. У нее было треугольное личико с большими, прекрасными карими глазами, похожими на оленьи, с крупным носом странной формы и маленьким узким ртом. Уши у нее были не только остроконечные, но еще и длинные. Похоже, единственным ее одеянием были распущенные темные волосы, в которые она куталась, как в плащ, и в пряди этих волос она завернула лежавшего у нее на руках младенца — очень крупного младенца с кожей едва ли не темнее ее волос. Он перестал хныкать и довольно жмурился, потому что мать качала его, как качают на руках всех младенцев все женщины в этом мире и прочих мирах.
— Дай сюда ребенка, милая, и входи, ничего не бойся. Наш дом — приют не только для сирот, но для всех, кому нужна защита, — мягко сказал Лазар.
— Нет, нет, я не могу! — испуганно замотала головой фэйри.
Она задрожала, нервно переступила на месте, и Ортанс поняла, что вместо ступней у нее копытца.
— Они знают мой запах. Они идут за мной. Спасите только ребенка, я знаю, у вас есть возможность спрятать его... А я уведу их. Я уйду к скалам, к морю, я прыгну в волны, и когда они придут, вы скажете, что отказали мне в помощи, и они не тронут вас, они поверят, что вы не захотели брать отродье Красных Колпаков! Мне все равно не жить...
— Красные Колпаки?! — удивилась Ортанс
Для нее Красные Колпаки были персонажами страшной сказки. Как для смертных — говорящий волк, который проглотил Красную Шапочку и ее бабушку. Впрочем, Ортанс знала, что встречаются говорящие волки, а так же встречаются девочки, которые понимают речь обычных волков, и гномы, и феи-крестные тоже встречаются, хотя феи для людей и не в полном смысле крестные, то есть не присутствуют при крещении, но одаривают дитя своим благословением... То, что смертные считают сказками, по большей части — вполне реальные истории. И Красные Колпаки тоже реальны. Красные Колпаки — высшие среди гоблинов, самые могучие и сильные, самые свирепые, они не могли жить, если не проливали кровь, они начинали хиреть и вымирать, если не воевали и не убивали, и красными их шапки были от свежей крови, и кровь текла по их лицам, и глаза у них горели красным огнем, и они единственные могли бы устоять в бою против сидхэ. Это все, что знала о них Ортанс. И конечно, она никогда их не видела, и не знала никого, кто бы их видел, так что Красные Колпаки были для нее почти что сказкой. И она никогда не видела детей, рожденных от Красных Колпаков...
— Они пришли в наш ситхен, они захватили его, они убили наших мужчин и взяли всех женщин, но когда мы рожали от них детей, они убивали их, потому что только жены Красных Колпаков рожают по-настоящему сильных воинов, а от побежденных дети слабы и станут позором для их рода и их крови. Мой народ был малочислен и нас больше не существует... Но когда я поняла, что ожидаю дитя, я сбежала. Я превратилась... Олень — мой второй облик. Они шли по моим следам, но потеряли меня, когда я стала оленем и скрылась в лесу. Но когда пришел мой срок рожать, я должна была превратиться обратно. И я уже не могу спрятаться в облике оленя. Как бы я несла на руках мое дитя, как бы я его согревала? Я не знаю, кто из них стал его отцом, но наполовину он мой! И они хотят его убить, а он беззащитен! Прошу вас...
— Дай его мне, — Лазар протянул руки, и фэйри, осторожно распутав пряди своих волос, положила ему в руки ребенка.
Оторванный от матери, тот тут же снова принялся плакать, размахивая ручками и ножками. Ноги у него заканчивались ступнями, а не копытами, как у матери, зато на пальцах и рук и ног были коготки — как у медвежонка.
Словно услышав зов, возле двери появилась Фурми.
— Возьми это дитя, накорми его и успокой, — сказал Лазар, передавая ей ребенка.
— Кто это? Я никогда ни видела таких... Такой большой! — удивилась Фурми.
— Это просто дитя, нуждающееся в нашей защите, — сурово сказал Лазар.
Но Фурми уже его не слушала. Стоило брауни взять на руки младенца, как она забыла обо всем вокруг и принялась ворковать:
— Сейчас, сейчас, малыш, я тебя накормлю, я тебя закутаю, тебе будет тепло, ты уснешь...
Фэйри-мать проводила брауни страдальческим взглядом. И тут же — не попрощавшись, ни сказав ни слова — развернулась и унеслась во тьму.
— Бедняжка, — прошептал Лазар.
— Может, попытаться ее догнать, остановить? — неуверенно спросила Ортанс.
— Ты не догонишь ее. Они очень быстрые... И — она права. Они придут по ее следу. Она все хорошо продумала. Может, так она спасет хотя бы свое дитя.
Лазар закрыл дверь и задвинул два тяжелых засова.
— И они придут? Красные Колпаки?
— Да. Они придут.
— И мы... солжем им?
— Мы солжем. Мы же наполовину люди. Значит, можем лгать. В отличие от чистокровных фэйри. Хоть какое-то преимущество. Я даже не могу помолиться о ней, потому что мой Господь не защитит ее и не примет ее душу, она не в его власти...
— Она сказала, что ее народа больше не существует. А как... Как они назывались?
— Я не знаю, Ортанс, — вздохнул Лазар. — Я никогда не видел таких. И Красных Колпаков никогда не видел. Надеялся, что и не увижу...
— Они захватили их ситхен, убили мужчин, взяли женщин... А потом убивали младенцев. Своих детей. Почему, Лазар? Почему они так делают?
— Почему захватывают чужие земли, убивают и насилуют? Такова их природа. Почему убивают младенцев? Она же объяснила: Красные Колпаки не позволяют рождаться полукровкам. Красный Колпак может быть только чистой крови. У них есть свои женщины, которых они держат в своем ситхене, и там рождаются их дети, такие же сильные и жестокие, как отцы и матери. Никто не знает, сколько ситхенов у Красных Колпаков — один или несколько. Но я знаю, что никогда их ситхены не были захвачены, даже когда Красные Колпаки воевали с сидхэ. Так же знаю, что их женщины способны сражаться наравне с мужчинами. И внешне почти не отличаются — тоже огромного роста, мускулистые и свирепые.
— Они огромные?
— Я слышал, в рост двух людей.
— И они придут к нашим дверям...
— Да, Ортанс. Нам нужно быть готовыми. К счастью, даже Красные Колпаки не могут с легкостью преодолеть защитный купол, созданный брауни. Но они могут сжечь дом.
— А что мы можем сделать?
— Ты пойдешь и предупредишь всех брауни, чтобы усилили защиту дома и были готовы перейти с детьми в подвал. А я напишу и отправлю несколько писем. Бывшим нашим воспитанникам, тем из них, кто умеет сражаться. Королю Волков, мы на их земле и они обещали нам защиту. И принцу вампиров Руана — это ближайший к нам большой город.
— Ты призовешь вампиров? — ужаснулась Ортанс.
— Звать их я не буду. Вампиров звать нельзя... Я просто сообщу об угрозе нападения Красных Колпаков на приют. О том, что Красные Колпаки войдут в эти земли. Никто не знает, куда они могут двинуться, опьяненные кровью, если уничтожат нас. Возможно, пойдут убивать людей. Они просто убивают всех на своем пути — и чем больше убивают, тем сильнее становятся... Для вампиров это плохо. Вампиры относятся к людям, как к своему скоту, но все пастухи берегут скот и не хотят, чтобы их овечек разорвали волки. Может быть, вампиры кого-то пришлют. А они сильны. Сильнее, чем оборотни.
— Они не тронут нас?
— Договор о ненападении. Они не станут его нарушать. Их правители в большинстве своем стары и мудры. Они не захотят ссориться с фэйри. Им не нужны еще и мы в качестве врагов. Им врагов хватает — противостояние с колдунами, конфликты с оборотнями...
— Мы не фэйри. Мы — полукровки.
— Но не все наши воспитанники брошены своими родителями. Ты знаешь, зачастую фэйри не могут воспитывать своих детей-полукровок, но защищают их. А даже никсы и флиты, когда разгневаны, становятся опасными. У них такая магия, которой вампиры не умеют противостоять.
— А у Красных Колпаков?
— Вся их магия в том, что убивая, они становятся сильнее. В этом они схожи с вампирами, только Колпаки не пьют кровь. Кажется, они не пользуются никакой магией в бою, считая это ниже своего достоинства. Красный Колпак должен драться, а если не может драться, то ему следует умереть. Все, Ортанс, иди поговори с брауни, а я должен писать...
Ортанс послушно отправилась к спальням воспитанников, где ночами дежурили брауни.
Она всегда слепо верила Лазару во всем и считала, что он во всем прав. Он был старше ее на сто семьдесят лет. Молод для полукровки, но достаточно взрослый, чтобы встать во главе Яблоневого Приюта. А для Ортанс он был единственным взрослым, чье мнение для нее по-настоящему имело значение: ведь Лазар был единственный полусидхэ, которого она знала!
Но сейчас ей было страшно. Ортанс знала, что для вампиров кровь фэйри, даже полукровки, — это лучшее лакомство, живительный элексир, делающий вампира могучим, почти непобедимым. Она знала, что вампиры не могут устоять перед ароматом, исходящим от фэйри... И от полукровок тоже. И нет в этом мире врагов и хищников, которые были бы для полуфэйри страшнее, чем вампиры.
Можно ли объявлять им о нависшей угрозе? Что, если вместо помощи, на которую, похоже, надеется Лазар, они придут, чтобы убивать? Воспользуются сложившейся ситуацией?
Однако спорить с Лазаром она не могла. У нее не было аргументов, кроме страха... А страх, как и гнев, — это не аргумент. Лазар научил ее этому, когда Ортанс была еще ребенком.
6.
Король Волков прислал восемнадцать воинов. Они были угрюмы и молчаливы, разговаривали только с Лазаром, и потребовали одно помещение для всех, так что их поместили в самой большой из спален, откуда брауни переселили воспитанников по соседним спальням.
Ортанс волчьи воины показались достаточно могучими и свирепыми, чтобы защитить Яблоневый Приют от кого угодно... Она воспрянула было духом. Но, видя, как мрачен Лазар, снова загрустила. Видимо, Лазар не считал оборотней способными противостоять Красным Колпакам.
Однако дни шли, Красные Колпаки не появлялись под стенами приюта, зато съезжались бывшие воспитанники: мужчины и женщины, умеющие сражаться. Полугоблины, полутролли, полукэлпи, полуфлиты... Прибыл даже один полуслуа. У него не было перепончатых крыльев, как у настоящих слуа, но выглядел он жутко: бледный, тощий, похожий на мертвеца, с горящими желтыми глазами и острыми, как у зверя, зубами. Лазар сказал, что этот полуслуа воспитывался в приюте еще до рождения самого Лазара, и остался легендой, потому что был единственным полукровкой-слуа, которого помнили даже самые старые брауни. Его принес к дверям Яблоневого Приюта отец, воин-слуа. И никто так и не узнал, кто была мать ребенка и как слуа умудрился ее обольстить. Обычно смертные при виде слуа теряли сознание или впадали в панику, а прикосновения летучих монстров хватало, чтобы смертные умирали от страха или сходили с ума. А этот слуа умудрился сделать какой-то смертной ребенка! Чего только не бывает...
Чем больше бывших воспитанников оказывалось под крышей приюта, тем спокойнее становился Лазар: видимо, в их силы он верил.
На десятую ночь с момента появления в Яблоневом Приюте детеныша Красных Колпаков, в дверь постучались, и Ортанс открыла, уже не ожидая, что за порогом ее будет ожидать что-то кошмарное. И вот тогда она столкнулась с кошмаром: там стояли вампиры.
Их было четверо. Четверо, которые при жизни были мужчинами. И у каждого — словно два лица, одно на другое надето, как маска... Прекрасная фарфоровая маска — поверх полуистлевшего мертвого лица. Глаза хищно горели красным. Но самым страшным было то, что у них внутри... Нет, того особого дара, который в ХХ веке назовут "рентгеновским зрением" у Ортанс, к счастью, не было, и видеть, что там у вампиров под одеждой, под кожей, под ребрами — она не могла. Но она видела сущность каждого, кто представал перед ней. И сущность этих вампиров была — словно черная ледяная бездна, бесконечная пустота, и вместе с тем — жадный смерч, водоворот, готовый втянуть в себя то, что вампиры хотели. Чужие жизни. Чужую силу. Чужую кровь. Ее, Ортанс, жизнь, силу и кровь! Хорошо, что они не могли переступить порог без разрешения. Однако они впились взглядом в ее глаза, пытаясь — заворожить, подчинить, заставить... Их магия не имела сил над полуфэйри, но человеческой частью своего существа Ортанс почувствовала их могущество. Если бы она была человеком — она бы их позвала. И позволила забрать свою жизнь. А так — она позвала Лазара. И предоставила ему говорить с визитерами.
