-Да,— подумав мгновение, ответил капитан.— Там был один старик... его дважды назвали Мастером. И еще... Этот старик сказал комуто из них, что если это тот самый меч, то, стало быть, и человек тот же самый, и еще чтото про какогото гордеца.
Как просто, холодно отметил Карл. Меч человека или человек меча?
-Спасибо, капитан,— сказал он вслух.— Еще чтото? Может быть, они говорили о тени?
-Да,— кивнул капитан.— Они много говорили о тени, но я почти ничего не разобрал. Четко я слышал только одну вещь. Когда кошка превратилась в ягуара, ктото из них бросил в сердцах чтото про проклятого оборотня и что, дескать, следует ожидать большой крови.
-Спасибо, капитан,— еще раз поблагодарил его Карл.— Это все.
-Семь дней?— спросил тот, поклонившись и направляясь к двери.
-Семь дней,— подтвердил Карл, провожая гостя до порога.— Доброй ночи!
Он закрыл дверь на засов и повернулся к Деборе.
-Он называл тебя лордом,— тихо сказала она, глаза ее снова стали серыми. Впрочем, он мог и ошибиться — в неверном свете свечей многие цвета меняют свою природу.
-Если я скажу, что это была формула вежливости, принятая в Во, ты мне не поверишь?— Карл вернулся к столу и сел на свой стул.
-Значит, ты лорд,— задумчиво произнесла Дебора. Было очевидно, что титул Карла ее удивил, но не впечатлил.
-Да,— улыбнулся Карл и, взяв со стола кувшин, долил себе вина.— И даже, кажется, граф и ктото еще... Но какое это имеет значение?
-В самом деле,— улыбнулась в ответ Дебора.— Ведь главное, что ты художник.
-А мог бы быть плотником,— философски заметил Карл, вспомнивший вдруг запах свежих стружек и тяжесть плотницкого топора в руке.— Или сапожником... Человек, Дебора, всегда лишь то, что он есть, а какая одежда на нем надета, это почти всегда всего лишь дело случая.
Он внимательно посмотрел на нее, как бы проверяя ее реакцию на свои слова, хотя как раз это он уже знал.
-Могут быть шелка,— начал он и вдруг увидел платье из серого шелка и жемчуга и почувствовал, что его снова ведет интуиция.— И голубой жемчуг.
Карл увидел, как стремительно бледнеет Дебора, но остановиться уже не мог, да и не хотел.
-Именно так,— сказал он.— Серебристый шелк из Мерва и голубой жемчуг... Я бы добавил сюда бриллианты. Множество мелких бриллиантов. У тебя ведь были бриллианты на том платье?
-Откуда?..— В ее глазах плескался ужас или это было пламя свечей?
Но продолжить разговор они не смогли. Им снова помешали. Хотя время было уже действительно позднее, ктото настойчиво и бесцеремонно колотил во входную дверь.
8
Открыв дверь, Карл почти не удивился, увидев на пороге женщину, закутанную с головы до ног в темный плащ. Было темно, и даже Карл не мог рассмотреть его цвета, но он был практически уверен, что плащ красный.
-Доброй ночи, Анна,— сказал он.— Могу я узнать, чем вызван ваш визит?
-Как вы меня узнали?— Она не нашла нужным даже поздороваться.
-Интуиция,— усмехнулся Карл.— Художественное чувство. Чтото в этом роде.
Он сделал неопределенное движение рукой, как бы обозначая то неизвестное ему самому чувство, которое позволило узнать в бесформенной темной фигуре, растворяющейся в ночном мраке, его утреннюю модель.
-Итак?— Карл с интересом ожидал продолжения. Ожидать можно было чего угодно.
-Отдайте ему меч!— резко сказала Анна. В ее голосе слышались истеричные нотки.
-Какой меч?— спросил Карл ровным голосом.— Кому?
-Отдайте Яну его проклятый меч,— попросила она.
-Нет, госпожа моя Анна,— с сожалением покачал головой Карл.— Ян уже никогда не получит свой меч обратно. Вы зря дали ему силу для поединка. Теперь я мог бы продать его меч только одному человеку, но он не торопится покупать, и я думаю, что у него есть на то причины.
-Отдайте!— Она почти молила и едва не плакала.
-Если я сказал нет, значит — нет.— Карл полагал, что выразил свою мысль ясно.
-Тогда он придет за вашим мечом.— Это было сказано почти шепотом.
-Пусть приходит.— Теперь и Карл говорил тихо, он понимал, что волею обстоятельств снова вступает в войну, но еще много лет назад он узнал, что бывают ситуации, когда компромисс невозможен. Увы.— Идите домой, госпожа моя Анна,— сказал он.— Вам следует отдохнуть, мне тоже. Завтра я начну писать ваш портрет.
9
Короткий разговор с Анной растревожил сердце. Было очевидно, что молодая колдунья сказала ему не все, что могла бы сказать, но при этом сказала больше, чем могла себе позволить. Если подумать, она наверняка перешла черту дозволенного. И всетаки Карл не узнал от нее ничего нового, ничего такого, чего он, Карл, не знал сам. Или почти ничего, потому что то, что он всетаки узнал, к теме их разговора прямого отношения не имело.
Но и он сказал Анне именно то, что мог и должен был сказать. Не больше, но и не меньше. Тогда почему вдруг сжалось сердце, как если бы чужая холодная рука коснулась того, чего никто никогда не должен был касаться?
Он не испугался. Для того чтобы испугаться, нужно сначала знать, что такое страх. Пожалуй, Карл был удивлен. Чувство казалось новым и непривычным, и всетаки оно было ему откудато знакомо. Откуда? Но времени на размышления, как он понял сейчас, не было. Время ускорило свой бег. Это он почувствовал тоже. И хотя Карл еще не знал доподлинно, что происходит или что должно произойти, он знал — медлить нельзя. Медленная рыба в стремительном потоке обречена быть игрушкой стихийных сил.
-Я ухожу,— сказал он Деборе, возвращаясь к столу, и улыбнулся.— Ложись спать и ничего не бойся.
-Когда ты вернешься?— Кажется, бояться она совершенно не собиралась.
-Не знаю,— пожал он плечами, пристегивая к поясу меч.— Но думаю, что утром.
Карл накинул на плечи плащ и пошел к дверям.
Глава пятая
Ночь оборотня
1
До полуночи оставалось не более двух часов, когда он снова — второй раз за этот длинный день — подошел к княжескому дворцу. Впрочем, на этот раз Карл направился не к парадным воротам, а, обойдя резиденцию Семиона слева, вышел к северному крылу дворца. Причудливые ворота из кованой бронзы были ярко освещены теми самыми колдовскими фонарями, на которые Карл обратил внимание еще в первую ночь в городе. Творцы делали с обычным лампадным маслом чтото такое, отчего оно горело много ярче, чем должно было гореть. А может быть, это и не было обычное лампадное масло?
Все пространство перед воротами и за ними, до самого крыльца флигеля, просматривалось, как днем. У ворот и высоких дубовых дверей, украшенных резьбой, стояли на страже вооруженные алебардами княжеские дружинники.
2
Сенешаль князя Эфраим Гордец принял его в своем кабинете, сидя за маленьким изящным столиком, который вряд ли мог служить полноценным рабочим столом, хотя на нем и стоял чернильный прибор и лежали какието бумаги. Когда Карл вошел, Эфраим встал, повидимому, намереваясь сделать несколько шагов навстречу посетителю, но Карл лишил его такой возможности, разрушив привычный ритуал. Он окинул сенешаля быстрым оценивающим взглядом, усмехнулся и пошел к большому окну справа, пересекая просторный обитый темнобордовой тканью кабинет по диагонали. Начавшему движение Эфраиму ничего не оставалось, как обогнуть стол справа и идти за Карлом, который уже через несколько шагов повернулся к нему спиной. Дойдя до окна, Карл без особого интереса посмотрел на залитый лунным светом княжеский парк и обернулся. Эфраим стоял метрах в трех от него, и лицо его заливала бледность.
-Здравствуй, Горец.— Карл смотрел на Эфраима и ждал. Он не знал точно, чего именно он ожидал, но чувствовал, что встреча эта должна была состояться обязательно.
-Здравствуй, Карл.
Эфраим постарел, но был еще крепок, и Карл не сомневался, что здесь не обошлось без магии. Впрочем, волосы сенешаля были седы, и никто теперь не смог бы сказать с уверенностью, что раньше они были темнорусыми. А вот глаза почти не изменились. Они у Эфраима были синими и очень красивыми. Такими и остались.
-Предложи мне сесть,— без улыбки сказал Карл, продолжая рассматривать сенешаля.— Прикажи принести вина, а еще лучше — бренди. Если ты забыл, могу напомнить: я всегда предпочитал вину бренди.
-Садись,— пожал плечами Эф Горец.— Садись, Карл, если устал. Эй, там!— гаркнул он, когда Карл сел в одно из нескольких стоявших в кабинете кресел.— Принеси нам персикового бренди,— бросил через плечо заглянувшему в кабинет слуге.
-Ну вот,— усмехнулся Карл, доставая трубку.— Ты, оказывается, ничего не забыл. Молодец!
-Хочешь, чтобы я называл тебя хозяином, Карл?— Эфраим справился с волнением и даже нашел в себе силы улыбнуться.— Не надейся. Ты мне не хозяин. Я вообще не уверен, что ты — это ты.
Он отошел ко второму креслу и тоже сел.
-Зачем ты пришел?— Он забросил ногу на ногу и достал трубку.
-Решил, что пришло время поговорить со старым знакомым,— объяснил Карл.
-Не уверен, что нам есть, о чем говорить,— цинично улыбнулся Эфраим.
-Есть, есть,— успокоил его Карл, раскуривая трубку.
-И о чем же?— почти равнодушно поинтересовался Эфраим, тоже закуривая и выпуская дым.
Спокойным он не был. От него пахло тревогой, и страх скрывался за его показным равнодушием, и смятение. И еще чтото, чего Карл пока не уловил.
-Например, о мече Гавриеля,— предложил Карл и с интересом проследил за дымом, который выдохнул мгновение назад.
-Ах да!— притворно улыбнулся Эфраим.— Ты же носишь его меч.
-Верно, Эф, я ношу его меч,— кивнул Карл.— И заметь, Горец, я делаю это по праву. Или ты сомневаешься?
-Вот именно,— вдруг резко ответил Эфраим, и в глазах его зажегся нехороший, злой огонь.— Меч принадлежал Карлу Ругеру, но Карл Ругер из Линда умер.
Какоето чувство, более сильное, чем страх и смятение, заставило Эфраима заговорить совсем другим тоном. Возможно, что еще минуту назад он и сам не предполагал, что будет так говорить с Карлом, но теперь неуверенность исчезла. Осталась... ненависть? Зависть? Несомненно, чтото в этом роде, а что конкретно, покажет время.
-Расскажи об этом князю,— предложил Карл.
-Убру стреляли отравленными стрелами!— Повидимому, Эфраим знал, что говорит.
-Убру никогда не пользуются ядом негоды,— сказал Карл, который знал больше.— Эта травка у них не растет.
-Растет не растет — какая разница?!— Эфраим вскочил со своего места и сделал шаг к Карлу.— Стрела была отравлена, и ты умер!
-Так всетаки я?— поднял бровь Карл.
-Не знаю и знать не хочу!— показал зубы Эфраим.
-А зря,— покачал головой Карл и встал.— Меч я тебе не продам, Горец. Попробуешь взять сам, пожалеешь. Хочешь рассказывать сказки — рассказывай. Тогда мне придется напрячь память и рассказать чтонибудь...— Карл покрутил в воздухе ладонью,— чтонибудь такое, что могу знать только я.
Он отвернулся и пошел к двери, однако, уже в дверях, он приостановился и, оглянувшись через плечо, спросил:
-Ты, кстати, женат, Эф, или как?
3
Сколько случайностей может произойти с человеком за три дня?— вопрос был не праздный. Это был один из тех вопросов, ответ на который, если он приходит вовремя, способен спасти жизнь или уберечь душу от чегонибудь похуже смерти.
Карл остановился и поднял взгляд к луне. Налившаяся холодным серебром ночная странница была уже почти в зените. Казалось, она окончательно лишилась присущей ей от природы прохладной, но всетаки живой желтизны. Новое Серебро, так называли такую луну на востоке. А до полнолуния оставалось всего ничего. Пройдет эта ночь — если пройдет!— и следующая, до которой еще надо дожить,— и наступит день Серебряной Луны, вернее — ночь, когда на землю прольется Новое Серебро.
Карл поднял руку к лицу и провел по нему ладонью, как будто стирая пыль или снимая налипшую на него паутину.
И это тоже случайное совпадение?— спросил он небо, но небо, как того и следовало ожидать, молчало. Впрочем, было ли то, что почудилось ему в воздухе минуту назад, голосом Судьбы или нет, ему пока неизвестно, а небо... Что ж, небо — это всего лишь огромная пустота, в которой существуют разнообразные предметы, известные людям, как солнце, луна и звезды. Кстати, звезды сейчас были почти не видны. Зато луна, казалось, росла и наливалась силой на глазах.
О Серебряном Полнолунии говорят разное. Оно случается не каждый год, а бывает, что не наступает много лет подряд, но, когда восходит полная луна, превращающая ночь в серебряный день, может случиться все что угодно. Загоряне верят в то, что это самое опасное время. Время, когда сбываются темные пророчества и воплощаются наяву самые страшные сны человека. А вот в Приморье, напротив, рассказывают о светлых чудесах, которые приносит Серебряная Дама, приходящая к людям изза моря по дорожке лунного серебра. Но, как бы то ни было, если верить преданиям, Серебряное Полнолуние — странное время; время, когда магией пропитан сам воздух; время, когда решительный человек — к добру ли, ко злу,— но способен изменить свою судьбу. Так говорят.
-Так говорят,— сказал Карл вслух и вспомнил, что уже как минимум трижды видел Серебряное Полнолуние, вот только привычное словосочетание "как минимум" заставило его вздрогнуть.
А сколько раз на самом деле заливало лунное серебро землю на его памяти? Карл не знал ответа, и это его встревожило. Чтото было не так. Чтото неверное творилось с ним и с миром вокруг него. Привычная вера в себя и свои силы не оставила Карла, но неожиданно открывшаяся ему здесь и сейчас зыбкость, неопределенность вещного мира вселила в его бестрепетное сердце почти незнакомое ему чувство беспокойства. Здесь и сейчас. Но случайно ли?
-Случайность,— сказал он вслух, возобновляя свою прогулку по спящему тревожным сном Сдому.
Ктото — кажется, это был Людвиг Монц — сказал однажды, что случайность — приемная дочь порядка. Карлу эта мысль всегда нравилась, но если Монц не шутил, то что же скрывалось за хаосом случайных, но многозначительных встреч, за напряжением, которое уже можно было ощутить физически, за всей этой историей, что разворачивалась вокруг Карла, втягивая и его самого в водоворот уже со всей очевидностью чреватого кровью конфликта?
Карл, не останавливаясь, шел по темным улицам, пересекая полосы лунного света и снова ныряя во мрак, сгустившийся между высокими домами.
"Что с тобою, Карл?— спросил он себя удивленно, внезапно осознав, что стремительно идет, почти бежит, неизвестно куда сквозь притихший город.— Ты снова спешишь?"
Ему потребовалось известное усилие, чтобы заставить себя остановиться. Да, он спешил. Это было очевидно. Куда? Зачем? Даже задав себе эти вопросы, он не смог найти на них ответы. Он просто не знал. И это было странно, а осознать возникшую, как бы сама по себе, странность было неприятно.
Он стоял в темноте, смотрел на далекое лунное сияние, обозначавшее конец улицы, и пытался разобраться с самим собой, с ситуацией, в которой оказался, и с вопросами, роившимися в его голове. Конечно, если есть вопросы, то рано или поздно появятся и ответы, так что вопросы таковыми быть перестанут. Однако ситуация, когда множащиеся вопросы не позволяют сосредоточиться ни на одном из них так, как он того заслуживает, такая ситуация для Карла была неприемлема. Оставалась, правда, надежда, что вопросы и недоумения дополнят друг друга и целое возникнет из невнятных подробностей само по себе. Но надежда — плохой плот и ненадежный мост. С этим мнением загорских стариков Карл был полностью согласен.
