Я становлюсь популярным, усмехнулся он, продолжая вежливо выслушивать бесконечные периоды вконец запутавшегося в них Лавра. Как бы мне не пришлось платить за это слишком большую цену.
-Хорошо,— сказал он вслух, придя к выводу, что Лавр начинает повторяться.— Подожди меня здесь, я должен зайти еще в одну лавку.
Особой необходимости в этом визите не было. Карл успел уже купить все, что ему требовалось. Но он не был расположен отправляться в путь по первому призыву, даже если его позвал сам глава клана Кузнецов. Поэтому Карл зашел еще в одну лавку, постоял у прилавка, перебирая в пальцах непрозрачные, коричневого цвета плитки мездрового клея, поболтал с хозяином, расспрашивая того, из плавательных пузырей каких именно рыб изготовлен предложенный его вниманию рыбий клей, узнал, что клей — полупрозрачные, сморщенные, разноразмерные пластинки — получен из осетров и белуг, купил немного белужьего клея и только после этого согласился проследовать за изнывавшим от нетерпения Кузнецом Лавром.
3
Великий Мастер принял его не в цитадели Кузнецов, как следовало бы ожидать, а в частном доме. Этот дом стоял на берегу внутренней гавани, защищенной от штормов и неприятельских набегов телами трех островов и двумя высокими дамбами. Из тех окон, что смотрели на гавань и порт, повидимому, открывался великолепный вид, но Карл находился сейчас по другую сторону дома, напротив широкого, богато украшенного фасада, выходящего на тихую уютную площадь. Отсюда завораживающее зрелище гавани, полной кораблей, и оживленного порта можно было только воображать. Впрочем, у Карла было живое воображение и богатый жизненный опыт, и, остановившись в центре площади, он видел перед собой не высокое каменное крыльцо и не парадные из резного дуба двери с маленьким бронзовым портиком над ними, но — как бы прямо сквозь оштукатуренные кирпичные стены трехэтажного особняка — корабли, прибывшие в Семь Островов из двух десятков стран. Большие и маленькие, они стояли у причалов или покачивались на низкой волне по всему обширному пространству гавани. Одни из них только что прибыли, другие готовились отплыть, третьи еще только разгружались или, напротив, загружались, или всего лишь ожидали своей очереди встать у каменных причалов Сдома. Корабли и море, порт и морской люд могли стать хорошей темой для стенной росписи, но кто решится сделать такой большой заказ чужаку без имени и репутации? И захотел ли бы он сам взять на себя такие обязательства? Честный ответ был — "нет". Следовательно, такой фрески в Сдоме не будет. Увы.
Карл перешел площадь и приблизился к терпеливо ожидавшему его юноше. Как только он поднялся по восьми ступеням к дверям, юный Кузнец позвонил в колокол, и их сразу же впустили. Большая прихожая, двери, ведущие в глубину дома, лестница, плавно поднимающаяся наверх. Открывшая им служанка низко поклонилась и молча пригласила Карла пройти наверх. Ничего не спрашивая, Карл легко, но без спешки, поднялся по лестнице и вошел в первые встретившиеся на его пути двери. Они были открыты, а за ними, в большой светлой комнате, сидел в кресле жилистый старик в темнокрасном костюме и смотрел на Карла молодыми карими глазами. Карл постоял секунду, рассматривая старика и давая тому рассмотреть себя, и вошел. Двери за его спиной закрылись, и они остались вдвоем.
-Добрый день,— вежливо сказал Карл и, не ожидая приглашения, сел на стоящий перед креслом старика стул.
-Зачем ты пришел?— спросил старик, во взгляде которого Карл прочел тревогу, едва ли не страх.
-Я не иду,— усмехнулся Карл.— Меня ведет дорога.
-Ты хотел сказать "путь".— Интонация старика непременно должна была чтото означать, но Карл не знал пока, что именно.
-Путь, дорога?— сказал он, чтобы чтонибудь сказать.— Слова, всего лишь слова.
-Именно,— приподнял верхнюю губу старый Кузнец.
-И это тоже всего лишь слово,— улыбнулся Карл. В эту игру переиграть его было сложно.— Звуки, которые порождает наша гортань.
-А суть?— подался вперед Великий Мастер.
-Я здесь,— пожал плечами Карл: ведь то, что он находится в Сдоме, было очевидно.
-Но я не твой!— резко сказал Кузнец.
"Вот как!— удивился про себя Карл.— Хотел бы я знать, что ты имеешь в виду, старик".
-Разве я звал тебя? Это ты позвал меня,— сказал он вслух.
-Ты...
-Я.
-Ты — ужас!— не сказал, а выплюнул старик.
-Я бы не стал драматизировать,— снова улыбнулся Карл, пытавшийся между тем понять, о чем же они, собственно, говорят.— Я всего лишь художник Карл Ругер из Линда.
Эту игру придумал Мышонок. Он называл это "сказать много и ничего". О да, Мышонок, безусловно, виртуоз — он умел говорить, и речь в его устах превращалась в страшное оружие. Когдато, много лет назад, Леон из Ру был маленьким тщедушным мальчиком и все называли его Мышонком. Теперь он уже зрелый мужчина, но внешне изменился мало. Во всяком случае, два года назад, когда дорога неожиданно привела Карла в Амст, Леон оставался именно таким: худым, маленьким, серым. Мышонок, мышь. Однако он уже служил первым советником протектора, слыл мудрецом, и женщины рвали друг у друга волосы за право провести с ним ночь. Мышонок — умница. Он действительно сказочно одарен. Его эстетическое чувство было совершенно, а речь виртуозна. Единственный человек, которого он не мог или не желал подчинить власти своего интеллекта,— Карл. С Карлом Леон просто говорил. А игра, которую он когдато придумал и в которую самозабвенно играл всю жизнь, была под стать его уму и чувству прекрасного. Никто не мог соперничать с ним в умении вести диалог так, чтобы сказать немного, но достаточно, чтобы собеседник полагал, что знает, о чем они говорят. Сам же ты об истинном содержании разговора мог даже не догадываться.
О чем говорил Игнатий Кузнец? Что он имел в виду? Карл этого не знал. Но ведь Кузнец говорил серьезно, и, значит, существовала надежда, что неясное когданибудь разъяснится, а неизвестное станет известным. А пока не стоило старику Игнатию знать о том, что он говорит с ветром.
-Отдай Яну меч,— сказал Игнатий после нескольких минут молчания, в течение которых они просто смотрели друг на друга. Карл ждал продолжения, а старик Игнатий, видимо, собирался с силами.
-Это приказ?— спросил Карл, доставая трубку.
-Нет, конечно!— откровенно ужаснулся Великий Мастер.— Это просьба.
-Просьба стоит денег,— серьезно объяснил Карл и стал набивать трубку табаком.
-Во что ты оцениваешь его меч?— спросил Игнатий.
-Меч хороший. Сейчас редко встретишь такой сплав, и кузнец...— Карл сделал многозначительную паузу.— Его ковали твои люди?
-Да,— нехотя признал Игнатий, неудачно маскируя небрежным тоном свое волнение.— Когдато давно.
Ах вот оно как! Это твоя работа? Этот меч ковал ты сам? Интересно.
-Пятьсот золотых марок,— сказал Карл вслух.
-Значит, мы договорились?— с видимым облегчением спросил старик.
-О чем?— удивился Карл.
-О мече.
-Нет.
-Но ты же сказал "пятьсот марок".
-Ты спросил, во что я его оцениваю.— Карл вторично обратился к Великому Мастеру на "ты", но тот этого, казалось, не замечал.— Я ответил.
-Хорошо,— отступил Игнатий.— Я спрошу подругому. Сколько ты хочешь за его меч?
-Смотря кто меня попросит,— спокойно объяснил Карл.
-Что это значит?— Старик его не понял.
-Если меня попросит сам Ян, цена мечу будет серебряный пенни, но зато Ян останется жив,— улыбнулся Карл.
-А если нет?— спросил старик.
-Если попросит Анна, я запрошу за меч две тысячи королевских марок. А если ты, то пять тысяч.
-Что будет в этом случае с Яном?
-Он умрет.
-Мою просьбу ты оценил дорого,— пожаловался Игнатий. Впрочем, сожаления в его голосе Карл не услышал.
-Она того стоит, ведь ты глава клана.— Карл закурил и, встав со стула, коротко поклонился: — Приятно было познакомиться, Мастер.
Игнатий ничего не ответил, сидел, нахохлившись, и смотрел на вставшего Карла.
Карл улыбнулся старику, повернулся и пошел прочь.
4
Дома Карла ожидали встревоженная его долгим отсутствием Дебора, горящий камин и плотный ужин, состоявший из всего, что купила и приготовила к его приходу несостоявшаяся волшебница. А еще его ждали лежавшие на краю стола письма, доставленные днем с нарочными. Карл взял в руки два свитка, пергаментный и бумажный, посмотрел на печати и отложил в сторону.
-Я голоден, как волк после неудачной охоты,— сказал он.— Накорми меня, женщина, и ты сохранишь в целости мягкие части своего роскошного тела.
Дебора привычно покраснела и бросилась накрывать на стол. Есть действительно хотелось зверски, ведь Карл ничего не ел с прошлого вечера. Поэтому с одинаковым аппетитом он поглощал и копченых угрей, и жареную ветчину, не забывая также про вино, лук, и редиску, и конечно же про белый хлеб. Хлеб был просто роскошный, из просеянной пшеничной муки, заквашенный на пивных дрожжах, и испечен он был тоже на славу. Карл с удовольствием макал хрустящие коричневатозолотистые корочки в густой красноватый мед и отправлял в рот вместе с кусочками копченого овечьего сыра. Всего этого великолепия ему с лихвой хватило бы и на ужин, и на обед, но, оказывается, Дебора, утверждавшая, что готовить не умеет, сварила и суп. Этот суп Карла приятно удивил и заставил задуматься о том, где носила нелегкая загорянку Дебору до того, как она встретилась с ним. Такой суп из говядины с перцами, помидорами и картофелем готовили только на Великой равнине, и бывавший в тех краях Карл хорошо себе представлял, как далеко от Семи Островов лежат равнины убру. Тем не менее даже эта мысль не помешала ему вполне насладиться ароматом и вкусом горячего густого супа, хотя вовсе его и не покинула.
Уже было совсем темно, когда Карл завершил свою первую и единственную в этот день трапезу. Дебора от еды отказалась, сославшись на то, что поела перед самым его приходом, и все время, пока он ел, пропадала гдето в доме, производя неясного происхождения шум, на который, впрочем, Карл внимания не обращал. Она появлялась время от времени только затем, чтобы спросить, не нужно ли ему чтонибудь еще, и исчезала снова. Но, когда она открыла дверь в очередной раз, именно тогда, когда Карл почувствовал, что наконец сыт, он ее уже не отпустил.
-Останься, Дебора,— попросил он, и она, помедлив секунду в дверях, вошла в комнату и остановилась перед ним, опустив глаза в пол.
-Садись,— предложил он.— Выпей со мной вина. Виното ты еще не пила?
-Нет,— ответила Дебора и, снова помешкав секунду или две, села к столу.
-Ну вот и славно,— улыбнулся Карл и, встав со своего места, принес Деборе кружку и наполнил ее вином. Девушка, сделавшая вначале движение, чтобы встать, оставалась все это время на месте, следя за ним одними глазами. Она снова была вся красная от смущения. Протянув ей кружку с вином, Карл налил себе бренди, отметив, что его "служанка" не упустила ничего из того, что он ей поручил утром, и спросил:
-Что ты там делала?
-Ты же хотел устроить баню!— почти с вызовом ответила она.
-Да,— улыбнулся Карл.— Это третья вещь, о которой я мечтал, возвращаясь домой.
-Куда?— Дебора его, кажется, не поняла, хотя, на взгляд Карла, ничего особенно замысловатого он не сказал.
-Домой,— повторил он, закуривая.
-Твой дом в Линде!— отрезала Дебора, которая, видимо, раздумала краснеть по всякому поводу.
-Давно уже нет,— покачал головой Карл.— Теперь мой дом там, где я живу сейчас. И вот этот дом — мой дом. Здесь и сейчас... И твой тоже,— добавил он после секундной паузы.
-И о чем же ты, Карл, мечтал, возвращаясь домой?— спросила Дебора, в голосе которой звучала ирония.
-О еде, естественно.— Карлу их разговор начинал нравиться.— Я ведь ничего сегодня не ел. Совсем ничего... Так вышло,— объяснил он, уловив новую волну удивления в ее прекрасных глазах.
-А еще?— спросила она, не отводя взгляда.
-Еще я думал о том, как мне хочется заняться делом... Кстати, я там накупил всякого...
-Все уже наверху,— серьезно сообщила Дебора.— Я разложила вещи, как могла. Ну просто чтобы они не испортились и не загромождали комнату.
-Спасибо,— поблагодарил девушку Карл.— Это очень хорошо. С утра займемся делом.
-Ты будешь рисовать?— В ее глазах зажегся интерес.
-Разумеется, но не сразу.— Карл наконец сделал глоток бренди.— Сначала надо будет натянуть холст на подрамники и проклеить.
-Проклеить?— Дебора была удивлена.— Я думала, что ты сразу...
-Ни в коем случае!— притворно ужаснулся Карл.— Этого никак нельзя делать.
Он отпил еще бренди, наблюдая за Деборой, которая, по всем признакам, была полна недоумения.
-Видишь ли,— сжалился над ней Карл,— писать масляными красками можно только на грунтованном холсте. Если не положить грунт, основа — в данном случае холст — впитает масло и краски быстро высохнут и пожухнут. Начнут осыпаться... Да и холст от этого портится, потому что масло — такое дело — разрушает ткань. А на грунт и краски лучше ложатся, ты понимаешь? У них лучше сцепление с холстом.
-Так ты будешь... грунтовать холст?— спросила она с интересом.
-Холсты,— поправил он.— Мы займемся подготовкой холстов прямо с утра. А вот потом, когда они будут сохнуть, я предполагаю нарисовать твой портрет. Пока на бумаге.
-Портрет?
-Чем тебе не нравится эта идея?
-Ничем, но...— Она замялась, и Карл понял, что ее беспокоит, во всяком случае, ему показалось, что понял.
-Не волнуйся,— усмехнулся он.— Для первого случая я нарисую тебя одетой, а полюбоваться на тебя без платья я смогу и в бане.
Теперь она всетаки покраснела.
-Так ты на самом деле художник?— спросила она, отводя взгляд.
-А как же иначе?— поднял брови Карл.— Я же объявил себя свободным художником.
-Ты прав, об этом я забыла,— сказала Дебора и снова посмотрела на него.— Просто мне показалось, что ты слишком воин, чтобы быть художником.
-Ах это!— улыбнулся Карл.— Ты просто мало знаешь о художниках. Художники, Дебора, тоже разные бывают... Ты когданибудь бывала в Цейре?— спросил он через секунду.
-Да,— осторожно ответила Дебора.
-А во дворце правителя?
-Почему ты спрашиваешь?— сразу же насторожилась она.
-В зале Ноблей,— объяснил Карл — Есть плафон...
-О да!— сказала Дебора, и ее глаза засияли.— "Война и Мор"!
-Именно так,— кивнул Карл.— Эту роспись сделал Гавриель Меч — самый знаменитый полководец прошлого столетия.
-Я не знала об этом,— виновато улыбнулась Дебора. "Зато теперь я знаю, что ты действительно гостила у убру",— подумал он, доливая себе бренди.
-Все люди разные,— сказал он вслух.— И никогда не стоит судить о человеке по тому, каким делом он сейчас занят. Возможно, раньше он был занят чемнибудь другим.
-А чем был занят ты?— спросила она.
-Легче рассказать, чем я не был занят,— улыбнулся он, но объяснять ничего не стал. Но и Дебора поняла уже, что никакого вразумительного ответа от него не получит, и сменила тему.
-Почему ты не читаешь письма?— спросила она.
-Я их прочту,— пообещал он.— Потом. А пока... пойдемка мы мыться, Дебора, а то уже на дворе ночь, а у нас завтра много дел. Прямо с утра.
