В том, что здесь побывал оборотень, сомнений не было. Монстр разорвал гвардейцев буквально на куски, залив все вокруг их кровью и забрызгав мозгами из разбитых черепов.
И не тронул лежащую без сознания женщину?
Карл покачал головой и вернулся к Деборе. Он воткнул факел в кольцо на стене, расположенное так, чтобы огонь не доставал до низкого потолка, вложил не нужный теперь меч в ножны и, завернув Дебору в свой плащ, взял ее на руки. Поднявшись наверх, он положил ее, как была — в его плаще — на разобранную постель, укрыл одеялом до подбородка и, присев рядом, осторожно ощупал голову. Шишку на затылке Деборы он обнаружил сразу, так что его предположения о событиях, произошедших в этом доме не более получаса назад, получили фактическое подтверждение. И всетаки его не оставляло сомнение. Все было более чем логично. Кроме одного. Почему оборотень не тронул Дебору? Или он атакует лишь тех, кто находится в сознании? Но о том, что оборотни и вурдалаки не нападают на спящих, Карл не слышал никогда. Обратное слышать приходилось, а такого — нет.
Он нашел подсвечник и зажег свечу. При свете Карл увидел то же самое, что уже видел в темноте. Сюда не заходили ни гвардейцы, ни монстр. Об ужасе, случившемся в его доме, здесь, наверху, можно было догадаться только по терпкому запаху свежей крови.
Изменение в тональности шума, доносившегося с улицы, отвлекло Карла от размышлений о том, что же на самом деле произошло здесь тогда, когда он прощался со стариками в рыбном порту. Теперь, судя по всему, на место преступления подоспела городская стража. Карл бросил быстрый взгляд на Дебору и пошел разбираться со стражниками.
Стражников он застал уже в доме. Знакомый ему офицер — тот самый, что не сообщил ему о Фестивале,— и трое солдат, с факелами в руках, стояли у самой двери. Казалось, зрелище жуткой резни выдавливает их наружу. Было видно, чего им стоит оставаться на месте. На их лицах застыло выражение ужаса и потрясения.
-Доброй ночи, господа,— сказал Карл, спускаясь по лестнице.
Ответом ему был непонимающий взгляд лейтенанта.
-Я рад, что вы наконец пришли,— усмехнулся в ответ Карл, выделив интонацией слово "наконец".— Полагаю, вы понимаете, что это значит.
Карл неопределенно повел рукой, как бы приглашая пришедших посмотреть вокруг.
-И что это значит?— хмуро спросил офицер, пришедший в себя быстрее солдат.
-Это значит,— назидательно сказал Карл,— что в Сдоме появился оборотень.
-Оборотень?!— У лейтенанта от удивления едва глаза на лоб не вылезли.— Да что вы такое говорите, мастер!
-А что говорят соседи?— вопросом на вопрос ответил Карл.
-Несут околесицу, как всегда,— зло бросил лейтенант.
-Тогда кто еще, повашему, мог сделать такое?— Карл снова повел рукой, показывая лейтенанту комнату, залитую кровью.
-А где ваша?..— Лейтенант затруднился найти подходящее слово для определения нынешнего статуса Деборы.
-Она жива,— сообщил Карл.— Но без сознания. Разбудить мне ее пока не удалось, так что ее рассказ мы услышим позже, если услышим вообще.
-Что вы имеете в виду, Мастер?— подозрительно спросил лейтенант и вдруг напрягся. Судя по всему, он наконец разглядел детали одежды погибших здесь людей и понял, кто это такие.
-Добрые боги!— воскликнул он, делая шаг вперед и наклоняясь над одним из несчастных, которого ночной охотник разорвал почти надвое.— Это же гвардейцы Кузнецов!
-Вот именно,— подтвердил Карл.— И вы думаете, ктото, кроме оборотня, способен так отделать шестерых вооруженных мужчин, которые были всего лишь гвардейцами семьи Кузнецов?
-Значит, оборотень,— обреченно признал лейтенант.— Вы его видели, мастер?
-Нет,— покачал головой Карл.— Когда я пришел, все было кончено. Может быть, ктото из соседей?
-Да не видели они ничего,— махнул рукой лейтенант.— Только слышали. А откуда тогда здесь гвардейцы?
-Не знаю,— пожал плечами Карл.— Может быть, они просто проходили мимо и чтото увидели?
-Ну разве что так.
По голосу лейтенанта не чувствовалось, что он верит в это объяснение, но, вероятно, оно устраивало его точно так же, как и Карла, хотя и по другой причине.
-Да,— сказал лейтенант через минуту, обдумав ситуацию.— Я думаю, вы правы, мастер. Они конечно же проходили мимо, увидели, как оборотень проникает в дом, и попытались защитить вашу женщину.
-Браво!— Карл не стал скрывать иронии.— Хвала вашей проницательности, офицер, теперь мы доподлинно знаем, что здесь произошло.
7
Солдаты ушли, и Карл опять остался один. Он закрыл дверь, окинул взглядом разгромленную кухню и вернулся наверх.
Дебора спала. Теперь это был уже просто сон. Глубокий, может быть, слишком глубокий, но сон. Лицо ее заливала бледность, глаза были закрыты, и грива слипшихся, потерявших золотой блеск волос лежала на подголовном валике.
Карл остановился напротив кровати и долго смотрел на спящую женщину. То, что она прекрасна, не вызывало никаких сомнений даже теперь, в нынешнем ее состоянии. Он только никак не мог решить, какая Дебора нравится ему больше. Такая, как сейчас, голубоглазая, с волосами цвета созревшей пшеницы, или другая — темнорусая, с серыми внимательными глазами? Карл усмехнулся своим мыслям и скептически покачал головой.
Он зажег свечи в большом шандале и, оставив спящую Дебору, пошел в мастерскую.
Купленные накануне книги лежали с краю стола, всю остальную поверхность которого занимали рисунки, наброски к портретам двух дам, плошки с красками, угольные карандаши, кисти, еще ни разу не опробованные в Сдоме пастельные палочки, бумага, разбавители, воск, пластинки клея... Множество вещей, которыми он успел обрасти за немногие дни пребывания в городе.
Не судьба, подумал Карл, глядя на стол. Судьба...
Судьба? Он сунул руку в карман, нащупал мешочек с костями и вынул его на свет.
В наборе Карла было шесть костей, в этом — четыре. Разные традиции, непохожие игры.
Карл развязал мешочек, высыпал кости себе на ладонь и, не раздумывая, метнул их прямо с левой руки на стол. Деревянные кубики дробно ударили в столешницу между кувшинчиком со скипидаром и связкой пастельных палочек, и ни один из них не ушел с предназначенного им пустого пространства. Кости подскочили, закувыркались, замерли. Четыре шестерки.
Карл задумчиво смотрел на кости, решая, не попробовать ли еще раз. Четыре деревянных кубика, потемневших от времени и множества прикосновений, лежали на столешнице, выставив вверх грани, украшенные изображением шестиконечной звезды. Шесть, шесть и еще раз шесть... и снова шесть. Четыре шестерки с первого случайного броска.
Стоит проверить, решил он и пошел искать свой дорожный мешок. Мешок нашелся в сундуке, стоявшем в их с Деборой комнате. Еще через минуту шесть белых, как снег в горах, костей ударили в стенки деревянного стаканчика и вылетели на пол. Кости ударили в доски пола, подскочили и поскакали, переворачиваясь на ходу. Звук получился резким и довольно громким, и Карл в тревоге оглянулся на спящую Дебору, но та даже не пошевелилась, лежа все в той же позе, в какой он ее оставил. Когда Карл повернулся к замершим на полу костям, то даже не удивился, увидев шесть шестерок.
"Попробовать еще раз?— подумал он почти равнодушно.— Почему бы и нет?"
Карл собрал кости и бросил их снова. Шесть шестерок.
Где заканчиваются случайности и начинаются закономерности?
В памяти чтото тяжело ворохнулось. Какаято мысль, или даже тень мысли, шевельнулась, обозначив свое присутствие, и исчезла, оставив "послевкусие", но не задержавшись достаточно, чтобы быть осознанной. Чтото было во всем этом не то чтобы знакомое, пережитое, нет, но всетаки известное. Чтото, о чем он знал, слышал или читал когдато и гдето. Вот только что это было, Карл вспомнить не мог.
Значит, еще не время, решил он и снова пошел в мастерскую, оставив ровно дышащую Дебору спать и видеть сны.
Остаток ночи он провел, сидя за столом и читая книги, купленные в лавке Ивана Фальха.
8
На рассвете пришли монахи ордена Молчальников. Карл даже не знал, что у ордена в городе есть своя обитель, но оказалось, что есть. Монахи собрали мертвецов и оторванные части тел, погрузили на дроги и, молча помолившись в испоганенном кровавой резней доме, отправились восвояси. Пока они трудились и предавались молитве, Карл наскоро побеседовал с несколькими из соседей, вставших, как и большинство горожан, с солнцем, и уже через несколько минут соседский парень, карман которого обрел несколько медных грошей, отправился в неблизкое путешествие в Слободку, чтобы привести оттуда женщин, бравшихся за грязные уборки в богатых домах. Если Карл хотел оставаться жить в этом доме, а он и не думал его пока покидать, дом следовало привести в порядок. И не только дом. Карл попросил соседок нагреть для него воды, послал младшую дочь хозяина дома напротив купить съестного и несколько метров льняной ткани, затем, вернувшись в свою мастерскую, быстро написал несколько коротких записок и, запечатав их сургучом, снова спустился вниз. Теперь нежданный заработок достался еще двоим соседским мальчишкам, стремглав понесшимся выполнять доходные поручения Карла. А сам он дождался, пока из дома уйдут монахи, забрал у соседей два деревянных ведра с испускающей пар горячей водой, отнес их в баню на заднем дворе и вернулся к Деборе.
Она все еще спала. Дыхание ее выровнялось, и бледность сошла с лица, но то, как Дебора спала, сказало Карлу, что, как он и предполагал, будить ее — напрасный труд. Она проснется не сейчас, а когда придет время. Другое дело, что он не знал, когда придет это время, и, следовательно, должен был исходить в своих действиях из предположения, что спать она будет еще долго.
Покачав головой, Карл оставил Дебору и занялся более насущными делами, чем бессмысленное стояние над спящей женщиной. Первым делом он осмотрел содержимое сундуков и легко нашел купленное Деборой постельное белье, так что перестелить постель оказалось несложно. Он лишь задержался на секунду над дорожной сумкой Деборы, лежавшей в том же сундуке, где и льняные простыни, но искушение заглянуть туда, хотя и возникло — что правда,— было тут же с гневом изгнано прочь. Карл закрыл сундук и вернулся к кровати. Переложив Дебору на пол, он быстро поменял испачканные простыни и только после этого, снова подняв ее на руки, отправился в баню.
Как он и предполагал, его плащ был безвозвратно испорчен, и, значит, в списке дел, намеченных на этот день, прибавился еще один пункт, выполнить который в нынешних обстоятельствах будет совсем непросто. Чтобы купить новый плащ, ему пришлось бы оставить Дебору одну, но делать этого Карл пока не хотел. Возможно, потом, если его предположения о солдатской чести окажутся верными, он и сможет отправиться в город, тем более что там были и другие дела, но это зависело не только от него. Вернее, не столько от него, сколько от других людей.
Но жить можно и без плаща, решил Карл и стал отмывать Дебору от уже засохшей и превратившейся в бурую корку крови.
Карл не был брезглив, тем более его не пугала кровь. Чегочего, а крови он видел не меньше, чем иной мясник за всю свою жизнь. Так что, обмывая Дебору, он не обращал совершенно никакого внимания на то, что именно он с нее смывает. Зато сам процесс обмывания спящей женщины оказался полон незнакомых Карлу впечатлений. Безвольное, податливое тело в его руках. Нежная белая кожа, медленно освобождающаяся от коросты запекшейся крови. Волосы, которые снова стали русыми, длинные и шелковистые, чуть вьющиеся волосы Деборы. Ее совершенная грудь, широкие бедра и крепкие ноги. Все это — ощущения прикосновений, зрительные образы и даже запах — неожиданным образом зажгли Карла, удивив его самого силой переживания, испытываемого им сейчас. Но овладеть спящей женщиной всегда казалось ему чемто запретным, неприемлемым, противоречащим самой сути плотской любви. Поэтому в тот момент, когда он обратил внимание на то, как его руки смывают грязь и кровь с живота Деборы, Карл даже застонал от противоречия между охватившим его возбуждением и непристойностью своих мыслей. Усилием воли он взял себя в руки и продолжил мыть Дебору, лишь ускорив свои действия до предела, чтобы поскорее закончить начатое дело.
И все равно загнать демонов страсти, уже вырвавшихся на волю, обратно в узилище, созданное волей и привычкой, было непросто, и, когда, укутав вымытую, продолжавшую мирно спать Дебору в кусок полотна, он нес ее в спальню, Карл был уже в оке тайфуна. Он с огромным трудом удерживал себя в рамках разумного, но чувствовал, что стены его воли дают трещины и ему следует спешить. Поэтому, уложив женщину в постель и накрыв ее одеялом, Карл едва ли не бегом бросился в свою мастерскую.
Его руки дрожали от нетерпения, когда он закреплял кусок картона на большом мольберте, и вожделение, затопившее его душу, заставило его выбрать пастельные карандаши вместо угля, потому что образы, роившиеся в его голове, требовали теплого живого цвета, а не серых линий, оставляемых на бумаге углем. Однако это было все, на что хватило его железной воли. Особенно могучая волна, родившаяся в его рвущемся из груди сердце, смела последние барьеры и затопила сознание.
Глава шестая
Кости Судьбы
1
На этот раз, как, впрочем, уже случалось с ним в прошлом, Карл погрузился в переживание своих эмоций так глубоко, что отвлечь его от этого сладкого ужаса не могли никто и ничто. Это не означало, однако, что он полностью и окончательно прервал связи с внешним миром, как иногда случалось с другими художниками. Просто окружающий мир перестал существовать для него в той мере, в какой существовал обычно. Мир утратил значительную часть своей вещественности и значимости, но не исчез вовсе.
Как в тумане, спускался Карл несколько раз — сколько?— вниз, чтобы получить ответы, принесенные ему мальчишками от тех, к кому Карл их посылал, или чтобы встретить женщин, пришедших делать уборку в его испоганенном доме, или чтобы получить из рук княжеского герольда свиток, запечатанный гербом Семи Островов, но каждый раз Карл делал это, как сомнамбула или лунатик, не просыпаясь и не возвращаясь окончательно в вещный мир из своего собственного мира химерических видений. Он откликался на зов, приходящий извне, спускался из своей мастерской вниз, открывал дверь, выслушивал то, что хотели ему сказать люди, представавшие перед ним намного менее реальными, чем то, что стояло сейчас перед его глазами; он чтото говорил, брал и возвращал, делал распоряжения, но неизменно возвращался наверх, в мастерскую, к своей работе, моментально забывая при этом, ради чего только что ее прервал.
Когда он наконец очнулся от зачарованного сна, когда мощная энергия страсти и вожделения вышла из него до капли, пролившись волшебным эликсиром цвета и света на недавно еще девственно чистый картон, Карл почувствовал, что он неимоверно устал, отдав рисунку все, что у него было, но одновременно он почувствовал, как возвращаются к нему силы, вливаясь в опустевший сосуд его души извне. Это было странное, но давно знакомое и желанное ощущение. Пьяная легкость во всем теле, ощущение сладкого утомления и бурлящей от притока новой жизни крови. Это было похоже на то, что испытывает истинный кавалер после ночи, полной любви и вина. Такая ночь, это верно, отнимает силы, но она же дарит радость жизни и, значит, дарует новые силы — меняет кровь, как говорят знающие жизнь люди.
