* * *
Гарри медленно — он лежал и смотрел на звёзды дольше, чем планировал — поднялся и сел. Потом встал (затекшие мускулы заныли) и подошёл к краю каменной площадки. Зубцы, ограждавшие площадку, были невысоки, недостаточно высоки, чтобы обеспечить безопасность. Они скорее просто обозначали край, и Гарри не стал подходить к нему слишком близко, он не хотел испытывать судьбу. Посмотрев сверху на территорию Хогвартса, он испытал предсказуемый дискомфорт, чувство дезориентации, которое обычно называют головокружением. Мозг подавал сигналы тревоги — вероятно, потому что земля была так далеко. До неё было, пожалуй, метров пятьдесят.
Отсюда, похоже, следовал вывод, что нечто должно оказаться невероятно близко, чтобы мозг смог постичь его в достаточной мере, чтобы испугаться.
Редко какой разум может похвастаться чувствительностью к тому, что не достаточно близко, не достаточно скоро, не под самым носом, не в пределах досягаемости...
Раньше Гарри воображал, что для похода на Азкабан нужен взрослый сообщник. Нужно тщательно всё спланировать — портключи, мётлы, чары невидимости. Ведь необходимо как-то добраться до нижних уровней, чтобы его не заметили авроры, а затем пробиться к центральной яме, где ждут тени Смерти.
И этого было достаточно, чтобы отложить план на потом, на будущее, на безопасное расстояние от сейчас.
До сегодняшнего дня он не понимал, что нужно всего лишь найти Фоукса и сказать ему, что время пришло.
Опять всплыли воспоминания, воспоминания, которые возвращались снова и снова. И хотя камень под ногами не был гладким, как металл, хотя вокруг было небо, и луна светила ярко, почему-то было легко представить себя запертым в длинном металлическом коридоре, освещённом тусклым оранжевым светом.
Ночь была тихой, достаточно тихой, и голос из воспоминаний звучал отчетливо.
Нет, я не хотела, пожалуйста, не умирай!
Нет, я не хотела, пожалуйста, не умирай!
Не забирай его, нет нет нет...
Мир расплылся, и Гарри вытер глаза рукавом.
А если бы за той дверью была Гермиона...
Если бы Гермиону отправили в Азкабан, Гарри призвал бы феникса и отправился туда, и сжёг бы всех дементоров до единого, и не имело бы никакого значения, насколько это безумный поступок, и что он ещё планировал сделать за свою жизнь. Это было бы просто... ну, это было бы просто вот так, и не иначе.
А женщина, которая была за той дверью... может быть, где-то кто-то так же дорожил ею? Она не была близка Гарри, может ли быть, что только это удерживало его разум от решения отправиться в Азкабан и спасти её не важно какой ценой? Что было нужно, чтобы вынудить его принять это решение? Знать, как она выглядит? Её имя? Её любимый цвет? Отправился бы он в Азкабан, чтобы спасти Трейси Дэвис? Счёл бы своим долгом спасти профессора МакГонагалл? Маму и папу — без сомнения. А та женщина говорила, что она была чьей-то матерью. Сколько людей мечтало о силе, способной разрушить Азкабан? Скольким узникам Азкабана снилось по ночам такое чудесное спасение?
Ни одному. Это счастливая мысль.
Возможно, он должен уничтожить Азкабан. Всё, что нужно — найти Фоукса и сказать ему, что время пришло. Представить центр ямы с дементорами, как он видел его с метлы, и дать фениксу отнести себя туда. Ударить заклинанием Истинного Патронуса с нулевого расстояния, и гори синим пламенем всё, что будет дальше.
Всё, что нужно — найти Фоукса.
Это, должно быть, просто — подумать об огне, призвать огненную птицу всем своим сердцем...
В ночи вспыхнула звезда.
Глаза Гарри рефлекторно метнулись к ней — он привык наблюдать за метеорами. Но какая-то часть его сознания удивилась, что астрономическое явление так долго остаётся в небе. Свет маленькой звёздочки постепенно становился всё сильнее. С секунду оторопевший Гарри думал, что видит не метеор, а сверхновую — можно ли видеть, как она становится ярче, как сейчас? Предполагает ли первая стадия сверхновой этот жёлто-оранжевый цвет?
Потом новая звезда снова двинулась, становясь больше и ярче. И она внезапно стала ближе, до неё уже можно было определить расстояние. Словно то, что вы приняли за звезду, оказалось самолётом, светящимся объектом, чья форма была вам знакома...
...нет, это не самолёт...
В груди у Гарри возникло тёплое и острое понимание происходящего, от которого защемило сердце.
...птица.
В ночи раздался пронзительный крик, и крыши Хогвартса отозвались эхом.
За приближающимся существом тянулось пламя, с каждым взмахом могучих крыльев огненные всполохи стекали с его перьев. Даже когда оно снизилось по большой дуге, зависло в воздухе в нескольких шагах от Гарри, и огненный след начал угасать, существо не потускнело, не стало менее ярким. Его словно озарял свет невидимого Солнца.
Огромные светящиеся крылья цвета заката, и глаза, похожие на сверкающие жемчужины, полыхающие золотым огнём и решимостью.
Клюв феникса открылся, и раздался громкий крик, который Гарри понял, словно это было человеческое слово:
ИДЁМ!
Мальчик, сам того ещё не осознавая, отпрянул от края крыши. Его взгляд не отрывался от феникса, всё его тело дрожало от напряжения, кулаки сжимались и разжимались. Шаг назад, шаг прочь.
Феникс вновь издал отчаянный, умоляющий зов. На этот раз он не облёкся в слова, а проник сразу в сердце — отзвук всех чувств Гарри по отношению к Азкабану, и всё его желание действовать, просто сделать что-нибудь, отчаянная потребность сделать что-то сейчас, немедля — всё это воплотилось в крике птицы.
Идём. Время пришло. Это был уже не голос феникса, а слова кого-то из глубины самого Гарри, кого-то столь неотделимого, что нельзя было просто дать ему имя вроде «Гриффиндорец».
Нужно было лишь шагнуть вперёд и коснуться когтей птицы, и она бы забрала его туда, где ему нужно быть, где, как он всё ещё считал, он и должен быть — в центральную яму Азкабана. Гарри мог себе это представить невыносимо ясно, мог представить, как он отбрасывает все свои страхи, и внезапно улыбается, потому что свободен, потому что сделал выбор...
— Но ведь... — прошептал Гарри, сам не осознавая того, что говорит. Он поднял дрожащие руки и вытер слёзы. Феникс парил перед ним, взмахивая огромными крыльями. — Но ведь... Есть другие люди, которых я тоже должен спасти, и другие дела...
Огненная птица издала пронзительный крик, и мальчик пошатнулся, как от удара. Это было не принуждение, не возражение, просто знание...
Коридоры, освещённые тусклым оранжевым светом.
В груди у Гарри защемило, ему хотелось просто действовать и покончить с этим. Он может погибнуть, но, если не погибнет, то снова обретет чистоту. Право на принципы, которые выше, чем оправдания бездействию. Это же была его собственная жизнь. И он волен распоряжаться ею. Он мог бы сделать это когда угодно...
...если бы не был хорошим человеком.
* * *
Мальчик стоял на крыше, и его глаза отражали огонь. Звёздам бы хватило времени на то, чтобы сдвинуться и изменить рисунок созвездий, пока он стоял там, мучительно принимая решение...
...которое не мог...
...изменить.
На мгновение мальчик поднял глаза на звёзды, а затем снова посмотрел на феникса.
— Не сейчас, — еле слышно сказал мальчик. — Не сейчас. Мне слишком много ещё нужно сделать. Пожалуйста, прилетай попозже, когда я найду сторонников, которые могут вызвать Истинного Патронуса... может, через полгода...
Без слов, без звука птицу окружила сфера пламени — оно потрескивало, переливалось белыми и багровыми всполохами, и, казалось, хотело поглотить находящегося внутри феникса, а потом огонь стал серым дымом, и феникса не стало.
На вершине башни Когтеврана наступила тишина. Мальчик медленно отвёл руки от ушей и вытер мокрые щеки.
Он медленно повернулся...
Вскрикнул, отскочил, и едва не упал с крыши, хотя вряд ли ему бы это удалось, учитывая, кого именно он увидел.
— Итак, свершилось, — сказал Альбус Дамблдор почти шёпотом. — Свершилось.
Фоукс сидел на его плече и, не поддающимся расшифровке птичьим взглядом, смотрел туда, где исчез другой феникс.
— Что вы здесь делаете?
— А? — спросил древний маг, стоявший в противоположном углу крыши. — Я почувствовал присутствие существа, которое незнакомо Хогвартсу, и, естественно, пришёл проверить, — старый волшебник медленно поднял трясущуюся руку, снял очки-полумесяцы и промокнул глаза и лоб рукавом другой руки. — Я не посмел... не посмел заговорить, я знал, что этот выбор, самый важный из всех, ты должен сделать сам...
Гарри охватило какое-то опасение, в груди похолодело.
— От этого выбора зависело всё, — продолжил Альбус Дамблдор, всё ещё почти шепотом. — Большее мне неизвестно. Какой именно путь ведёт во тьму, я не знаю. Но, по крайней мере, ты выбрал сам.
— Но я не... — проговорил Гарри, и его голос оборвался.
Ужасная догадка, перерастающая в уверенность...
— Феникс приходит, — сказал старый волшебник, — к тому, кто собирается сражаться, к тому, кто готов действовать даже ценой собственной жизни. Фениксы лишены мудрости, Гарри, у них нет возможности судить о правильности нашего выбора. Я думал, что иду на смерть, когда феникс нёс меня на битву с Гриндевальдом. Я не знал, что Фоукс поддержит меня, исцелит и останется со мной, — голос волшебника дрогнул. — Об этом не говорят, и ты должен понять, Гарри, почему об этом не говорят. Будь об этом известно, феникс не смог бы понять, кто ему нужен. Но теперь, Гарри, я могу открыть тебе — феникс прилетает только раз в жизни.
Старый волшебник прошёл по крыше башни Когтеврана туда, где стоял мальчик, скованный внезапным ужасом, внезапным абсолютным ужасом.
Я не мог победить в нашей дуэли, наш поединок длился много часов, и в итоге Гриндевальд пал от истощения сил. И я бы умер после этого, если бы не Фоукс...
Шёпот сорвался с губ Гарри, и только тогда он понял, что говорит:
— Значит, я бы мог...
— Кто знает? — голос древнего волшебника звучал так, словно тот постарел ещё сильнее. — Сегодня феникс прилетел к моему ученику в третий раз. Первая отказалась от своего, и горе от этого поступка, как мне кажется, сломало её. Другим был двоюродный брат твоей юной подруги Лаванды Браун, и он... — голос мага дрогнул, — он не вернулся, бедняга Джон, и не спас никого из тех, кого собирался спасти. Редкие мудрецы изучают тайны фениксов, но они говорят, что едва ли один из четырёх возвращается со своего испытания. И даже если бы ты выжил — несмотря на ту жизнь, которую тебе пришлось бы вести, Гарри Джеймс Поттер-Эванс-Веррес, выбор, который тебе пришлось бы делать, и дороги, по которым тебе пришлось бы пройти — кто поручится, что постоянные крики феникса не свели бы тебя с ума? — старый волшебник снова вытер лицо рукавом. — Общество феникса приносило мне куда больше радости до того, как я начал сражаться с Волдемортом.
Казалось, мальчик не слушал, его глаза были прикованы к красно-золотой птице на плече старого волшебника.
— Фоукс? — произнёс мальчик дрожащим голосом. — Почему ты не смотришь на меня, Фоукс?
Фоукс вытянул шею, с любопытством взглянул на мальчика, а потом снова повернулся к своему хозяину.
— Видишь? — спросил старый волшебник. — Он не отвергает тебя. Фоукс, возможно, теперь не столь заинтересован в тебе, и он знает, — волшебник криво усмехнулся, — что ты не вполне верен его избраннику. Но тот, к кому однажды прилетел феникс, не может быть неприятен ни одному из них, — голос волшебника снова снизился до шёпота. — На плече Годрика Гриффиндора никогда не было феникса. И хотя этого нет даже в его тайных записях, думаю, ему пришлось отказаться от своего феникса ещё до того, как он избрал своими цветами красный и золотой. Быть может, именно чувство вины за свой выбор гнало его вперёд, может, он не отважился бы зайти так далеко в противном случае. А, возможно, это научило его смирению, и снисхождению к человеческим слабостям и ошибкам — волшебник склонил голову. — Я действительно не знаю, был ли твой выбор мудр. Не знаю, прав ты был или ошибся. Если бы я знал, Гарри, я бы сказал. Но я... — голос Дамблдора оборвался. — Я всего лишь глупый мальчишка, который стал глупым стариком, и у меня нет мудрости.
Гарри задыхался, к горлу подступала тошнота, а желудок свело. Его охватила внезапная и ужасная уверенность, что он проиграл, в каком-то смысле проиграл всё в эту самую ночь...
Мальчик развернулся и бросился к краю крыши башни Когтеврана.
— Вернись! — его голос сломался и превратился в пронзительный крик. — Вернись!
* * *
Заключительное послесловие:
Она проснулась, задыхаясь от ужаса. Она проснулась с беззвучным криком на губах, но слов не было. Она не понимала, что она увидела. Она не понимала, что она увидела...
— Который час? — прошептала она.
Её золотой будильник, украшенный драгоценными камнями, прошептал в ответ:
— Почти одиннадцать ночи. Спи дальше.
Её постель промокла от пота, пижама промокла от пота. Она взяла палочку, лежавшую рядом с подушкой, и убрала пот. Она попыталась снова заснуть, и в конце концов ей это удалось.
Сибилла Трелони снова уснула.
В Запретном Лесу кентавра разбудила безымянная тревога. Фиренце осмотрел ночное небо, но обнаружил там лишь вопросы и ни одного ответа. Он сложил свои многочисленные ноги и снова уснул.
В далекой магической Азии старая ведьма по имени Фан Тонг, от слабости спящая целыми днями напролёт, сказала своему обеспокоенному пра-пра-правнуку, что с ней всё в порядке, ей просто приснился страшный сон, и снова уснула.
В стране, где маглорожденные не получают никаких писем, девочку, слишком юную, чтобы иметь собственное имя, крепко обняла её усталая, но любящая мать и держала в объятиях до тех пор, пока та не перестала плакать и не уснула снова.
Никто из них не спал спокойно.
Глава 86. Проверка многомерной гипотезы
(Заголовки международных газет 7 апреля 1992 г.)
«Волшебный Вестник Торонто»:
БРИТАНСКИЙ ВИЗЕНГАМОТ В ПОЛНОМ СОСТАВЕ СООБЩАЕТ:
МАЛЬЧИК-КОТОРЫЙ-ВЫЖИЛ ЗАПУГАЛ ДЕМЕНТОРА.
МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА ПО ВОЛШЕБНЫМ СУЩЕСТВАМ:
«ДА ВЫ ПРОСТО ЛЖЁТЕ!»
ФРАНЦИЯ И ГЕРМАНИЯ ОБВИНЯЮТ БРИТАНИЮ
В ТОМ, ЧТО ВСЁ БЫЛО ПОДСТРОЕНО.
«Новозеландские Ежедневные Чародейские Известия»:
ЧТО СВЕЛО С УМА БРИТАНСКИХ ЗАКОНОДАТЕЛЕЙ?
НАШЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО НА ОЧЕРЕДИ?
ЭКСПЕРТЫ ПРИВЕЛИ ТОП-28 ПРИЧИН СЧИТАТЬ,
