Быстро пробежав пять рецептов в книге за седьмой курс, Гарри остановился на шестом рецепте «Зелья огненного дыхания», для которого требовались яйца пеплозмея... Учебник предупреждал, что получившийся огонь будет не горячее, чем магический огонь, который вызвал к жизни пеплозмея, отложившего эти яйца.
Гарри крикнул «Эврика!» прямо посреди гостиной Когтеврана, за что получил строгий выговор от ближайшего старосты, который подумал, что мистер Поттер пытается произнести заклинание. Ни один волшебник в мире не знал и не хотел знать ни о каком-то древнем магле по имени Архимед, ни об осознании доисторическим физиком факта, что вода, вытесненная из ванны, по объёму равна объекту, погрузившемуся в ванну...
Законы сохранения. На них было основано больше магловских открытий, чем Гарри смог бы легко сосчитать. В технологиях маглов нельзя поднять перо на один метр от земли, если к нему не приложена сила откуда-либо. Если посмотреть на лаву, извергаемую вулканом, и спросить — откуда идёт жар, то физик рассказал бы о радиоактивных тяжёлых металлах в ядре Земли. Если спросить, откуда берётся энергия для питания радиоактивности, физик указал бы на эру формирования Земли, изначальный взрыв сверхновой в дни зарождения галактики, испёкший атомные ядра тяжелее естественного для них веса, сжавший протоны и нейтроны в плотную, нестабильную структуру, которая при распаде отдаёт часть энергии той сверхновой. Лампочка питается электричеством, питаемым атомной электростанцией, питаемой сверхновой... Эту последовательность можно проследить назад вплоть до Большого Взрыва.
Магия же, мягко говоря, работала не так. Отношение магии к законам, таким как закон сохранения энергии, было чем-то между гигантским оттопыренным средним пальцем и абсолютно безразличным пожиманием плечами. Агуаменти создавало воду из ничего — во всяком случае, так считалось. Никто не знал озера, в котором уровень воды понижался бы всякий раз при использовании этого заклинания. Простого заклинания уровня пятого курса, довольно посредственного на взгляд волшебников, поскольку создание стакана с водой не кажется им чем-то удивительным. И плевать они хотели на то, что масса должна сохраняться, или что создание грамма вещества эквивалентно созданию 90 000 000 000 000 джоулей энергии. Как-то раз Гарри наткнулся на описание высокоуровневого заклинания, словесная формулировка которого звучала буквально «Аресто моментум». И когда он спросил, девается ли «моментум» куда-нибудь, то получил в ответ лишь недоумевающие взгляды. Гарри продолжал отчаянно искать хоть какой-нибудь закон сохранения в магии, хоть где-нибудь...
... и всё это время он был прямо перед ним на любом занятии по зельеварению. Изготовление зелий не создавало магию, оно сохраняло магию. Вот почему в каждом зелье обязательно присутствует хотя бы один волшебный ингредиент. А следуя инструкциям, вроде «помешать четыре раза против часовой стрелки и один раз по часовой» — предположил Гарри — зельевар создаёт маленькое заклинание, которое придаёт другую форму магии в ингредиентах (и расщепляет физическую форму, так что ингредиенты вроде еловых иголок растворяются в пригодную для питья жидкость. Гарри сильно подозревал, что если варить точно такое же зелье будет магл, то в итоге у него получится лишь колючая каша.) Вот чем на самом деле было изготовление зелий — искусством трансформации существующих волшебных эссенций. Поэтому после урока зельеварения есть лишь лёгкая усталость — не нужно напитывать зелье своей магией, нужно лишь изменить форму магии, которая уже существует. Вот почему второкурсница смогла сварить Оборотное зелье, ну, то есть, почти смогла.
Гарри продолжил листать «Самые могущественные зелья» в поисках опровержения своей новой блестящей теории. Через пять минут он кинул старшекласснику ещё один сикль (несмотря на его протесты) и вновь вернулся к учебнику.
«Зелье силы гиганта» требовало, чтобы хлюпнявок, используемых в качестве ингредиента, расплющил рэйем. Это было странно, поскольку раздавленные хлюпнявки не были сильны сами по себе, они будут просто... очень, очень сильно раздавлены после того, как по ним пройдётся рэйем.
В другом рецепте говорилось «коснуться кованой бронзой», то есть взять кнат щипцами и поводить по поверхности зелья. Учебник предупреждал, что если уронить кнат в котёл, то зелье мгновенно перегреется и выкипит из котла.
Гарри вглядывался в рецепты и их предупреждения и формировал вторую, более странную гипотезу. Ну конечно, всё было сложнее, чем просто «изготовление зелий использует магический потенциал, скрытый в ингредиентах», как магловские машины используют потенциал сгорания бензина. Магия никогда не была столь вменяема...
И Гарри отправился к профессору Флитвику — поскольку не хотел приближаться к профессору Снейпу, кроме как на занятиях. Гарри сказал профессору Флитвику, что хочет изобрести новое зелье, знает, какие ингредиенты в нём должны быть, и что зелье должно делать, но не знает, как вычислить правильную последовательность помешиваний...
Некоторое время профессор Флитвик кричал от ужаса и бегал маленькими кругами. Затем последовал жёсткий допрос. Профессор Флитвик призвал к себе на помощь профессора МакГонагалл, и они убедили Гарри, что в данном случае не только допустимо, но и важно, чтобы он раскрыл свою предполагаемую теорию. В итоге выяснилось, что Гарри не совершил оригинальное открытие в магии, а лишь заново открыл закон столь древний, что никто не знал, кто именно первым его сформулировал.
Зелье тратит то, что было вложено в создание его ингредиентов.
Жар печей гоблинов выплавил бронзовый кнат, сила рэйема раздавила хлюпнявок, магический огонь вызвал к жизни пеплозмея — всю эту истраченную мощь можно вызвать вновь и вложить в иную структуру с помощью процесса помешивания ингредиентов по определённому шаблону.
(С магловской точки зрения это выглядело странно. Как безумная версия термодинамики, изобретённая кем-то, кто считал, что всё должно быть честно. С магловской точки зрения, жар, потраченный при выплавлении кната, не оставался в бронзе, а уходил и растворялся в окружающей среде, навсегда становясь менее доступным. Энергия сохраняется и не может быть ни создана, ни уничтожена, энтропия всегда растёт. Но волшебники так не думали: с их перспективы, если вложить какую-то работу в создание кната, то и обратно можно получить такое же количество работы. Гарри попытался объяснить, почему это звучит немного странно для выросшего среди маглов, на что профессор МакГонагалл удивлённо поинтересовалась, чем же магловская точка зрения лучше магической.)
Фундаментальный принцип изготовления зелий не имел ни названия, ни общепринятой формулировки, поскольку в противном случае кто-нибудь мог захотеть её записать.
И кто-нибудь, не способный найти этот принцип самостоятельно, мог его прочитать.
И начать выдавать всевозможные светлые идеи по изобретению новых зелий.
И превратиться в девочку-кошку.
Гарри кристально ясно объяснили, что после битвы он не должен делиться этим своим открытием ни с Невиллом, ни с Гермионой. Он попытался сказать, что Гермиона в последнее время не в духе и это могло бы её приободрить. На что профессор МакГонагалл сухо ответила, чтобы он даже не думал об этом, а профессор Флитвик поднял свои маленькие руки и сделал жест, будто ломая палочку пополам.
Тем не менее профессора оказались достаточно добры и посоветовали, что, раз мистер Поттер знает, какими должны быть ингредиенты, то он может поискать уже существующий рецепт, позволяющий добиться того же магического эффекта, и профессор Флитвик упомянул несколько томов в библиотеке Хогварста, которые могли оказаться полезными...
* * *
Экран, похожий на огромный пергамент, теперь показывал лишь лес с высоты птичьего полёта. Только с трудом можно было различить одетые в камуфляж три армии — каждая из которых была разбита на две группы, — сходящиеся для трёхсторонней битвы.
Скамьи квиддичного стадиона быстро заполнялись зрителями, которые хотели пропустить всю скучную подготовку и увидеть только саму битву. (Общественное мнение сходилось на том, что если в битвах профессора Квиррелла и было что-то неправильное, так это то, что они, действительно начавшись, длились гораздо меньше, чем квиддичные матчи. На это профессор Квиррелл ответил лишь «Это реализм», и тема была закрыта.)
В гигантском окне — всё теперь было в одном окне, через которое открывался вид с большой высоты — бесформенное сборище крошечных одетых в камуфляж фигур стало ближе.
Ещё ближе.
До них уже почти можно было дотронуться...
* * *
Огромное белое пергаментное окно показывало первое столкновение между Солнечными и Хаосом. Масса вопящих детей, на груди которых красовалась эмблема с улыбающимся лицом, неслась вперёд с поднятыми щитами Контего. Некоторые кричали «Сомниум!»...
Внезапно один из них перепугано взвизгнул «Призматис!», и все атакующие резко остановились. Перед ними выросла сияющая стена силы.
Из-за деревьев вышла Трейси Дэвис.
— Правильно, — низким голосом зловеще заявила Трейси, направляя палочку на Радужный барьер. — Вы должны бояться меня. Ибо я Трейси Дэвис, Тёмна леди! Т-Ё-М-Н-А, без Я!
(Амелия Боунс, директор Департамента Магического Правопорядка, вопросительно посмотрела на мистера и миссис Дэвис, которые выглядели так, будто предпочли бы провалиться сквозь землю.)
За Радужным барьером среди Солнечных последовал приглушённый спор. Судя по всему, один из них активно препирался с другими.
И спустя секунду вздрогнула Трейси.
Из рядов Солнечных вперёд вышла Сьюзен Боунс.
(— Ничего себе, — пробормотала Августа Лонгботтом. — Как вы думаете, чему ваша внучатая племянница учится в Хогвартсе?)
(— Не знаю, — спокойно ответила Амелия Боунс, — но я пошлю ей шоколадную лягушку и настоятельный совет выучиться этому побольше.)
Радужный барьер исчез.
Солнечные солдаты снова ринулись в атаку.
Высоким от напряжения голосом Трейси выкрикнула «Инфламмаре!», и Солнечные опять резко остановились, поскольку полусухая трава между ними вспыхнула линией огня, которая увеличивалась, следуя за движениями палочки Трейси. Сьюзен Боунс в ответ крикнула «Фините инкантатем!», и пламя потускнело, вспыхнуло опять и снова потускнело — воля Трейси и воля Сьюзен сошлись в поединке. Остальные солдаты начали прицеливаться в Трейси, и в этот миг с небес с воплем спикировал Невилл Лонгботтом.
* * *
Один из бойцов Драконов, Рэймонд Арнольд, сделал жест рукой, указав вперёд и влево. Среди остальных солдат пронёсся приглушённый шёпот, и все они тихо повернулись в направлении врага. Солнечные знали, что они здесь, обе армии знали, что враг совсем рядом. Но в этот момент все инстинктивно притихли.
Драконы осторожно двинулись дальше, ещё дальше. Неброский камуфляж Солнечных уже виднелся за деревьями в отдалении, но все по-прежнему вели себя тихо, никто не призывал к атаке.
Драко был впереди своих солдат, Винсент следовал сразу за ним, а Падма шла там, где заканчивалась его тень. Если их троица сможет ошеломить лучших из Солнечных, то у остальной армии Драконов будет шанс.
И тут Драко увидел одну из Солнечных, издалека смотрящую на него, в авангарде её собственной армии. Смотрящую на него с гневом...
Их глаза встретились.
У Драко была только доля секунды, чтобы самым краешком сознания задаться вопросом — почему Гермиона Грейнджер так злится. А потом обе армии разразились криками, и все устремились в атаку.
* * *
Другие легионеры Хаоса уже появились из-за деревьев — некоторые из них спрыгнули с деревьев, — битва теперь была в самом разгаре. Все стреляли во всех направлениях в каждого, кто походил на врага. В придачу, некоторые из Солнечных кричали «Люминос!» в Невилла Лонгботтома. Пуффендуец Хаоса уворачивался и метался над полем боя. Его передвижения сложно было описать иначе, кроме как словом «хаотичные».
И так уж случилось — в учебных воздушных битвах такое происходило лишь в одном случае из двадцати, — что метла Невилла Лонгботтома, стиснутая у него в руках, засияла ярко-красным цветом.
Это должно было означать, что Лонгботтом выбыл из игры.
И тут трибуны стадиона Хогвартса вскрикнули.
Боевой реализм. Главное правило профессора Квиррелла. Можно делать всё, что угодно, если это реалистично. А в реальной жизни солдат не исчезает, если в его метлу попадает проклятье.
Невилл спрыгнул с метлы и крикнул: «Приземление Хаоса!». Легионеры Хаоса отвлеклись от битвы и использовали чары левитации (одновременно разбегаясь в разные стороны, чтобы не быть удобными мишенями). Почти все остальные остановились и застыли с открытым ртом...
И Невилл Лонгботтом рухнул на усеянную увядшими листьями землю, приземлившись на колено, ногу и обе руки, словно он преклонил колено для посвящения в рыцари.
Всё остановилось. Даже Трейси и Сьюзен временно прекратили свою дуэль.
Стадион затих.
Воцарилась тишина, состоявшая из изумления, озабоченности и благоговейного трепета, заставляющего потерять дар речи. Все замерли, ожидая, что будет дальше.
Невилл Лонгботтом медленно поднялся на ноги и направил палочку на Солнечных солдат.
Хотя никто на поле боя этого и не слышал, многие на стадионе начали скандировать: «ДУМ ДУМ ДУМ ДУМ ДУМ». С каждым словом скандирование становилось громче. Просто нельзя было наблюдать это и не подумать, что тут нужно музыкальное сопровождение.
— Стадион приветствует вашего внука, — заметила Амелия Боунс. Старая ведьма оценивающе изучала экран.
— Действительно, — отозвалась Августа Лонгботтом. — Если я правильно расслышала, некоторые кричат: «Наша кровь для Невилла! Наши души для Невилла!»
— В самом деле. — Амелия сделала глоток из чашки, которой ещё мгновением раньше не было. — Судя по всему, у парня есть лидерский потенциал.
— Эти крики, — ещё более ошеломлённо заметила Августа, — кажется, несутся с рядов Пуффендуя.
— Это факультет верных, дорогая, — сказала Амелия.
— Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор! Что, во имя Мерлина, происходит в этой школе?
Люциус Малфой взирал на экран с ироничной улыбкой на лице. Его пальцы отстукивали по подлокотникам что-то неритмичное.
— Я не знаю, что пугает больше: мысль, что за всем этим стоит какой-то его тайный план, или мысль, что этого плана нет.
— Смотрите! — закричал лорд Гринграсс. Элегантный молодой человек привстал в кресле и показал пальцем на экран. — Она идёт!
