Речь у меня стала совсем путаной, как у Феникс временами.
— Путь не знает своих и чужих, — возразил Страж. — Есть те, кто может платить, и те, для кого цена слишком высока.
Вот теперь можно паниковать.
— И какова... цена? — Я честно старалась, чтобы голос не дрожал. Потому что ответ уже знала.
— Кровь чужака.
— Но я одна! И я равейна!
Белая черепушка насмешливо качнулась из стороны в сторону.
— Госпожа не проходит испытаний. Та, что попалась в сети, — не госпожа. Лгунья. Чужачка. Плати кровью.
— И много ее надо? — хрипло выдохнула я, оглядываясь по сторонам в поисках какой-либо емкости.
Ничего похожего — только светящиеся прожилки стен и мертвый серый камень. И груда костей... ой, мамочки... вопрос о количестве снимается...
— Плати кровью.
— Я передумала! — Я резко рванула назад... и остановилась. В пещере не было ни входа, ни выхода. Только камень. — Я хочу назад! И не в какой замок не пойду!
Страж, до того снисходительно относившийся к моим метаниям, с тихим шелестом вытащил меч из ножен. Вместо бархатного, приятного баритона мне в ответ донеслось шипение:
— Отссступившшимссся — сссмерть. Сс пути восссврата нет!
Один вид тусклой полосы из белого металла мигом вышиб из меня все мысли о возвращении домой.
От первого ленивого удара я сумела увернуться ценой разбитой коленки и ободранных локтей.
— Постой! Я опять передумала! — Клинок пошел на второй замах, но при моих словах резко остановился. — Я пойду вперед и заплачу кровью... но позже! Не сейчас!
Страж словно задумался.
— Когда?
— На закате, — ляпнула я первое, что пришло в голову.
— Я вернусь на закате, — ровно, будто и не было этой ярости, произнес Страж и испарился.
Ну чего мне стоило не соваться сюда? Или хотя бы выторговать побольше времени? А, ладно... Если до вечера ничего не придумаю, то мне и год не поможет.
Стараясь не поддаваться панике, я внимательно обследовала пещеру. Естественно, никаких следов выхода, магического или обыкновенного, я не обнаружила. Разозлившись, долбанула потолок примитивным 'ломиком' из чистой силы. Потом еще — уже более изощренно, задействовав нити... и с ужасом поняла назначение светящихся прожилок.
Магический изолятор. Пиргит.
Я свернулась клубочком и тихо заплакала.
— Время истекло.
Я села, протирая заспанные глаза. Надо же, и когда умудрилась заснуть? Вроде сначала плакала, потом пыталась что-то придумать, потом опять плакала...
— А что, уже закат? — машинально переспросила я. Стоп. А это идея...
Страж, не подозревая о моем коварном плане — в чем он точно состоял, я и сама пока не знала, — объяснил:
— Закат — время алого солнца. Сейчас солнце алое.
— Не верю, — прищурилась я. Пройдет или нет? В сказках Дэриэлла эти твари обычно были довольно глупыми... Вот и мой Страж, кажется, смутился.
— Солнце алое, — неуверенно произнес он. — Значит, закат.
— Но мне отсюда не видно, — уперлась я. — Здесь кругом стены. — Я похлопала рукой по сырому камню. — И никакого солнца.
Страж, видимо, впервые столкнулся с таким недоверием к своей персоне и нашел единственно верный способ убедить меня в своей правоте:
— Здесь солнца нет. Там — есть. Смотри.
За моей спиной что-то заскрежетало, посыпалась пыль и обломки камня, и, к моему полному восторгу, открылась лестница наверх. Гм, всего-то ступенек двадцать. Должна успеть...
— Действительно, закат, — согласилась я, глядя на полыхающее небо. Красиво... — Зря я вам не верила, — как бы между делом я преодолела половину пролета.
— Сейчас веришь? — дотошно уточнил Страж, глядя на меня из темной пещеры. Он же не думает, что я вернусь?
— Верю, — согласилась я... и бегом рванула по лестнице, швырнув через плечо 'лампу'. Ту самую, нестабильную.
Рев обманутого Стража потонул в грохоте взрыва. Земля под ногами ощутимо дрогнула, и я, не удержавшись, упала на колени. Почти сразу вскочила, вслепую понеслась куда-то — все равно куда, лишь бы подальше от этого места.
А место было красивое. Пологий холм, поросший серебристо-зеленой травой вперемешку с ромашками, переходил в бескрайнее поле с редкими одинокими деревьями. Лишь вдали, у самого горизонта, темнела громада леса.
Красиво, конечно. Если бы еще эти ромашки не путались в ногах и солнце не слепило!
Где-то сзади послышался высокий гортанный крик и почти сразу — жутковатый хруст. 'Это что еще такое?' — пронеслось в голове. Я машинально оглянулась и тут же растянулась на траве. От удивления.
Страж и не думал меня преследовать. У него были другие проблемы. Когда кто-то с десятисантиметровыми когтями и жутко злой пытается открутить вам голову — это ведь проблема, правда?
Не веря своим глазам, я ошарашенно вгляделась в тонкую, затянутую в черное человеческую фигурку. Максимилиан? Но как?..
А между тем бой шел не на жизнь, а на смерть. Страж не уступал князю в скорости, и поэтому бойцы то сливались в неразличимое пятно, рычащее и воющее, то замирали друг напротив друга неподвижными силуэтами. Трудно сказать, кто одерживал верх. В редкие мгновения затишья я успевала разглядеть немногое. Страж, похоже, лишился руки и половины ребер, меч тоже остался где-то под холмом. Максимилиан, несмотря на общий потрепанный вид, держался уверенно... о боги... слишком уверенно для человека с разодранным животом...
— Лжецам — смерть. Таковы правила. — Голос Стража был ровным и спокойным. Как будто не он только что ревел раненым медведем.
Реакция князя была весьма предсказуемой.
— Скэш саккар твои правила в шатт магран! Катись в бездну!
Остов Стража голубовато засветился. Но прежде, чем безобидные нити сложились в смертельный узор, князь резко развел руки в стороны, и темная, тяжелая волна ударила в белые кости.
Когда языки тьмы окончательно втянулись в окровавленную спину и князь, шатаясь, поднялся с колен, все уже было кончено. Только кружилась в воздухе, оседая на серебристые стебли, костяная пыль...
— Максимилиан?
Он мягко, по-кошачьи обернулся. Сердце кольнул неприятный холодок. Я нерешительно приблизилась. Что-то не так. Неправильно.
...Как картинка из комикса. Черные, вывороченные за короткие минуты боя комья земли позади. Черные лохмотья и темная, густая кровь на белой коже. Босые ступни утопают в траве. Изломанная, вымазанная алым ромашка в руке и ласковая до жути улыбка.
Я нервно сглотнула.
Он медленно поднял голову, продолжая улыбаться, и протянул мне цветок. Я вгляделась в пустые, равнодушные глаза... и отшатнулась. Князь коротко и зло усмехнулся.
— Брезгуешь, да? — И наотмашь хлестнул по лицу ромашковым стеблем. — Дрянь. Брезгуешь. Побеги устраиваешь.
В горле мгновенно пересохло. Царапина на щеке горела.
— Максимилиан... Успокойся... Я все объясню...
Усмешка перешла в оскал.
— Не надо объяснений. Давай, убегай — у тебя хорошо получается.
Я, как загипнотизированная, следила за удлиняющимися когтями. Нет, пожалуйста, нет... Он просто использовал крылья, и поэтому голоден, и еще — злится на меня, и еще... и еще...
— Беги, я сказал! — рявкнул князь, и я сделала то, что ни в коем случае нельзя было делать.
Я побежала.
— Дрянь!
Первый удар пришелся по спине, вышибая воздух. Закашлявшись, я упала на колени, и в этот момент он резко завел мне руку назад. Локоть противно хрупнул, выходя из сустава. Я заорала. Князь рассмеялся... и с размаху наступил на голень. На какую-то секунду боль ослепила, оставляя горько-соленый привкус на губах.
Я кричала, я плакала, я просила остановиться. Поначалу. Потом было уже все равно.
Кажется, он меня отпустил.
Или это я перестала чувствовать?
Темно...
Глухой шум множества голосов, как океанский прибой. Он то накатывает, то остается где-то далеко-далеко. Он манит, да... но я не тороплюсь. Так хорошо... Спокойно... Я знаю, что меня ждут.
Здесь нет ни верха, ни низа, ни света, ни темноты. Бесконечное пространство, в котором парят обрывки невесомых нитей. И зов, что увлекает все дальше и дальше... вниз...
Откуда-то извне приходит смутное ощущение тревоги.
Что-то неправильно. Не так.
Что-то держит. Четыре тонкие нити... не обрывки... держат.
'Ты нужна нам...'
'Нэй...'
'Еще рано...'
'Останься...'
Шепот. Здесь он звучит, как гром.
Нити напрягаются... наливаются силой... силой извне...
Вспышка.
Светает. Странно. Вроде бы только что был вечер.
Стоп. Только что — это когда?
Я ощущала себя настолько принадлежащей настоящему моменту, насколько это возможно. Будто ни прошлого, ни будущего не существовало в принципе. Голова была пустой, как перевернутый медный таз. Осторожно, стараясь не расплескать тягучие, как патока, мысли, я села и огляделась.
Бесконечная, сюрреалистическая серебристая степь. Поникшие головки ромашек. Пламенеющий горизонт. И липкая, остро пахнущая грязь везде, где только можно дотянуться, — ржавчиной на коже, вязким налетом на тонких стеблях, тонкая лазоревая ткань превратилась в заскорузлые лохмотья. Брезгливо поморщившись, я поскребла ногтями шею, и только потом осознала, что меня разбудило.
Плач. Надрывный, отчаянный. Такой бывает, когда слез уже не осталось. Судорожные, воющие всхлипы. По-прежнему ничего не понимая, я повернула голову...
Он лежал, беспомощно скорчившись на земле, лицом вниз. Сдавленно охнув, я подскочила и метнулась к нему, враз позабыв о тяжелой мути в голове, о липкой грязи, стягивающей кожу. Опустилась рядом, осторожно коснулась вздрагивающего плеча:
— Ксиль... Чего ты плачешь? Что-то случилось?
Он дернулся от прикосновения, как от удара электрическим током, перехватил грязное запястье, замер, с суеверным ужасом вглядываясь в мои глаза:
— Ты?.. Боги, живая...
Князь обессиленно уткнулся в мои колени... и разрыдался. Снова. Ощущение нереальности происходящего усилилось. Пожалуй, это выбивало из колеи больше всего — плачущий князь. Мужчина. Взрослый. Даже древний... Конечно, у шакаи-ар нет человеческих стереотипов о постыдности слез, но... у меня-то есть.
По сравнению с дрожащим Ксилем — таким сильным всегда и таким уязвимым сейчас! — все остальное казалось неважным. Воспоминания о том, что князь сделал со мной, были четкими, но словно чужими.
Если Ксиль ломал мне кости, то почему я в порядке, а он плачет?
Может, это был кошмар? Наваждение? Иллюзии второго испытания?
Но откуда тогда кровь везде?
Пребывая в состоянии глубокого шока, я машинально поглаживала спутанные пряди. Через несколько долгих — минут? часов? — всхлипы перешли в бессвязное жалобное бормотание.
— ...следил, охранял... всегда, каждый день... а стоило отвернуться — и сбежала. Думала о глупостях, а я пустил на самотек, и... Никого нет, совсем никого, только дождь один... пытался услышать, найти, и не мог. Тишина... потерялась опять, как тогда, не усмотрел, идиот... и дождь кругом... вещи тоже пропали... и понял — сбежала... дура, поверила в какую-то чушь про жертвы... Найду — дурь выбью... а потом уже и найти не надеялся... — Голос сел, отказываясь повиноваться хозяину. — И вдруг... почуял. Страх, и отчаяние, и обреченность... Летел как безумный, боялся, что не успею... А потом заглянул в глаза... а там ни одной мысли, страх только... И проучил... сорвался... Голод, приступ... нет, я виноват. Сам.
Он замолчал на минуту, а когда продолжил, то голос уже не срывался, а слова легко слетали одно за другим, как бусины на нитке.
— Я не сразу понял, что натворил. А когда понял... Обращать тебя я не имел права, да и не приходилось мне прежде этого делать, — князь виновато улыбнулся. Сейчас он лежал на спине, затылком у меня на коленях. Ни в голосе, ни на лице не осталось ни следа отчаянной истерики. Только эта дрожь мокрых, слипшихся ресниц... — Осталось только одно — 'одолжить' тебе свои регены... свою кровь, если проще. И надеяться, что этого будет достаточно, чтобы вылечить травмы.
Воцарилась неловкая тишина. Максимилиан разглядывал меня сквозь опущенные ресницы, я механически водила пальцами по гладкой мерцающей коже. Которая начинала теплеть.
Бездна. Немного не вовремя.
— Прости, Ксиль. Я тоже хороша... Глупостей натворила много. — Когда мне становилось неловко, я всегда начинала просить прощения, даже если вины не чувствовала. А сейчас Ксилю было настолько плохо, что извинения шли из самого сердца. — Я уже не раз пожалела, что сбежала. Ну, отдал бы ты меня Стражу за возможность пройти, какая разница, все равно я там же очутилась...
— Стоп, стоп, стоп! — Князь резко сел, заглядывая мне в глаза. Я попыталась отвернуться, но Максимилиан обхватил ладонями мое лицо и почти по слогам произнес: — Я не собирался отдавать тебя Стражу и четко объяснил. Или недостаточно четко, — добавил он с сомнением и капельку сконфуженно.
О... Ну и поворот...
— Но я заглянула в 'память матерей'... — растерянно пробормотала я.
— И что тебе поведали уважаемые предки?
Голос князя был обманчиво мягким. Я окончательно смутилась.
— Э-э... За проход чужак заплатит кровью. Будет выбор между путем и спутником... А что-то не так?
— Не так, — вздохнул Максимилиан, отпуская наконец мое лицо. Не то чтобы я возражала против его ладоней... Опять я не о том думаю... — Не так абсолютно все. Во-первых, я никогда не слышал о выборе между путем и спутником. Во-вторых, ты не чужак, и жизни твоей ничего не угрожало. И в-третьих... Неужели ты думаешь, что я бы пожертвовал тобой? Ты — мой входной билет в Замок-на-Холмах, Найта.
Я не знала, что сказать на это. Слова были простыми и немного обидными — 'билет', как же... Но вот интонации... Так не говорят о чем-то безразличном или просто полезном. А вот о дорогом, о важном...
Или я опять занимаюсь самообманом? Где он, князь, и где я?
— Мне повезло, что ты меня нашел. Спасибо, — выдавила я из себя и отвернулась, ощущая себя крайне неловко.
Максимилиан дернулся, как от пощечины.
— 'Повезло'? 'Спасибо'? — Губы у него дрожали. — Это за что? За то, что я едва тебя не убил?
— Убил? Громкое слово. — Я не могла отвести от него взгляда, будто зачарованная. Наверное, если бы у меня что-нибудь болело и воспоминания не походили на удивительно четкий сон, я бы разозлилась. Но трудно, невозможно винить того, кому плохо, если тебе — хорошо. — Все в порядке. Голод, адреналин после сражения... Я понимаю. И все ведь обошлось?
— Обошлось... чудом. — От хриплого, сбивчивого шепота по спине пробежали мурашки. — Я до сих пор не могу поверить, что ты жива. Ты простишь меня? Я должен тебе так много...
Я зажмурилась крепко-крепко, до боли, изгоняя из головы посторонние мысли. Глубоко вдохнула, пытаясь отстраниться от пряного запаха, от жара, исходящего от пылающей кожи... Ну, кто додумался назвать тебя 'ледышкой', Ксиль... У тебя же угли внутри...
Чуткие пальцы запрокинули лицо, заставляя вглядываться в бездонную тьму его глаз. Шепот, такой тихий, что сначала мне кажется, что я ослышалась:
