— Ладно...
— Только ни в коем случае не соглашайся...
Но я уже засыпала. И последнее, что я услышала перед тем, как провалиться в сон, было горькое, болезненно-нежное:
— Ребенок... какой же ты еще ребенок...
А потом пришли сны.
Начерно
Глава 1
Моя свадьба была великолепна.
Гости в ярких нарядах. Корзины цветов. В торжественную музыку вплетаются трели птиц.
И он ждет меня в конце бархатной золотистой дорожки. На губах — счастливая, чуть насмешливая улыбка. В пронзительно синих глазах — любовь и абсолютное доверие.
— Согласна ли ты, Найта, взять в мужья Максимилиана из Северного клана?
— Да! — Как можно отказаться, потерять такое чудо, как ты? Ксиль... Моя мечта. Моя звезда...
Моя рука в твоей руке...
В него можно было бы влюбиться уже за это безмолвное обещание защиты и спокойствия. Даже если бы этот горький запах не сводил с ума. Даже если бы...
И ты рядом. Со мной. Навсегда...
— Согласен ли ты, Максимилиан, взять в жены Найту, Само Совершенство и Великую Героиню?
В глазах вспыхивают и опадают смешливые серебряные искры.
Мое сердце сжимается в предчувствии кошмара.
Глядя на меня, он не выдерживает и хохочет уже в полный голос. Тонкие пальцы обхватили плечи, полночный шелк волос разметался беспорядочной гривой, но даже сгибаясь от хохота пополам, утирая невольно выступившие слезы, он умудряется выдавить:
— Ну, малявка... Я от тебя всего ожидал, но такое...
В глазах моих темнеет от стыда, я оступаюсь, падаю... и просыпаюсь.
И, конечно, этот идиот — язык не поворачивался звать его князем — хохотал как ненормальный.
Если бы я могла провалиться под землю, я бы это сделала. С величайшим удовольствием. Но до земли было метров десять, увы.
Угораздило же меня разделить с эмпатом сон. Тем более такой. Тем более с таким эмпатом.
...Яркое солнышко едва-едва пробивалось сквозь плотную ткань. Ноги затекли. Щеки горели. Максимилиан продолжал хохотать.
В общем, начинался очередной чудесный день нашего безумного путешествия.
Все утро я старательно игнорировала Ксиля, не обращая внимания ни на насвистывание свадебного марша, ни на придушенное от едва сдерживаемого смеха 'любовь моя', ни на вопросы о том, кого бы я хотела видеть на нашем 'празднике' — иными словами, ни на одну выходку, не подобающую князю. Надеялась, что ему вскоре надоест. В конце концов, напоминать о своих гастрономических пристрастиях ему наскучило уже на третий день пути... Зря, как оказалось. Наверно, он получал эстетическое удовольствие от вида моих ненормально красных ушей — кто их знает, этих потомков Древних, какие у них вкусы. Очевидно, что единственно верной тактикой было бы пропускать все шуточки мимо ушей. Но после очередной 'оригинальной' шутки я не выдержала:
— Да хватит уже! Еще неизвестно, кому должно быть стыдно, тебе или мне!
— А мне-то почему? — искренне удивился князь.
— Потому что спать в чужих снах — хуже, чем подглядывать в ванной! Это уже не просто извращение, это особо мерзкое извращение! — прошипела я.
Пиетет к нему как князю испарился давным-давно. К тому же выяснилось, что иногда лучший способ заставить Максимилиана замолчать или извиниться — хорошенько на него рявкнуть, от души. Или молча стукнуть по затылку. Главное, чтоб этот изверг эмоции прочувствовал и понял, что палку перегибает.
Вот странно получается. В общении с людьми часто сдержанность производит благоприятное впечатление и заставляет собеседника воспринимать тебя серьезнее. А с шакаи-ар — наоборот. Совсем иная культура. Вот и сейчас...
— Я случайно, — промямлил Ксиль и потупил глаза. И не поймешь, то ли правда смутился, то ли издевается.
— Третью ночь подряд? Что-то не верится... — усомнилась я.
— Ну и не верь, — ответил он фирменной нахальной усмешкой. Взглянул на мою обиженную физиономию, смягчился и добавил: — Я и в самом деле не так уж виноват. Трудно сдерживать свои способности, когда ты так близко.
Повисло неловкое молчание. Действительно, ближе некуда. Все из-за дурацкого 'кокона'. Не спорю, вещь полезная, но уж больно... тесная. Дневные переходы выматывали меня до предела, и сил хватало только на то, чтобы, зевая, запихать в себя ужин. Максимилиан каждый раз терпеливо перетаскивал мое безвольное тело в 'гамак', я бормотала что-то благодарное, отворачивалась и тут же засыпала. Просыпалась же неизменно в обнимку с этим дурным князем.
И, как правило, под его истерический хохот.
Первые два дня я свои сны, к счастью, не запоминала. И потому изощренные намеки спутника с чистой совестью пропускала мимо ушей. Но сегодняшний день грозил обернуться кошмаром.
— Если не виноват, попробуй хотя бы не смеяться. Или делай это про себя, — от души посоветовала я и добавила обиженно: — Нашелся, прекрасный принц... Да нужен ты мне больно.
Максимилиан страдальчески возвел очи к небу. Небо завистливо отразилось в синих-синих глазах и, посрамленное, принялось напяливать на себя тучи.
— Найта... Вообще-то я смеялся не над твоим сном и уж точно не над своей ролью в нем.
— А над чем же? — скептически поинтересовалась я.
— Скорее над твоей реакцией, — ответил князь и, увидев, как я вскинулась, поспешил объяснить: — Если бы мою свадьбу — даже понарошку, во сне! — кто-нибудь испортил, я бы пришел в ярость. А ты... ты смущаешься, как будто тебя поймали на чем-то постыдном.
— Я не смущаюсь! Я в гневе, честно! — поспешно возразила я, как нарочно ощущая именно смущение.
— Не ври хотя бы себе, — отрезал князь неожиданно серьезно. — Я чувствую тебя. Сначала думал — это со сна такая невнятная реакция, целый день пытался тебя разозлить...
Терпение мое, воистину достойное ученицы Дэриэлла-целителя, лопнуло.
— У тебя это прекрасно получилось! — крикнула я. Нашелся воспитатель, как же! Эксперименты ставит, психолог недоделанный! А о чувствах моих подумать — нет, никак нельзя? Он же эмпат, как можно проявлять такую нечуткость...
— Ничего у меня не получилось, — фыркнул Максимилиан и добавил неожиданно едко: — Даже сейчас ты кричишь на меня, а хочешь только одного — чтобы я заткнулся и, шатт даккар, забыл наконец об этом сне.
Я отшатнулась от резко помрачневшего князя. По спине пробежал холодок. Как будто я наклонилась ясным утром с кровати — нашарить тапки, а нащупала змею, и теперь думаю, ядовитая она или нет. А если ядовитая — то укусит или нет. А если укусит...
От этих размышлений стало еще страшнее, и коленки начали самым позорным образом подгибаться.
— Да ладно уже, — отвела я глаза, мечтая оказаться как можно дальше от своего спутника. — Ты относишься к этому слишком серьезно.
— Это ты относишься к этому недостаточно серьезно. — Я явно задела князя за живое. — Люди вообще патологически несерьезны... А уж в последнее время вы непозволительно измельчали.
— Да ну?! — начала закипать я — все же мне не хватало наглости, чтобы откреститься от рода человеческого. Но договорить князь мне не дал.
— Все самое важное, самое главное, что есть в жизни, обесценилось. Превратилось в набор понятий, дурацких ритуалов, слов, в которые никто не верит. Жена, муж, брат, отец — теперь это обозначение не духовной, а физической связи или — да простят меня боги — запись актов гражданского состояния, — едко говорил Максимилиан — будто постыдные ярлыки наклеивал. — Государь, истинный правитель, выродился в управленца с меркантильными замашками! Семья...
— Да что ты в этом понимаешь? — не выдержала я. — У тебя вообще семьи нет и отродясь не было... — Я осеклась, вспомнив, что о родителях Северного князя никто ничего не знает.
Максимилиан и бровью не повел.
— У меня есть семья, — обманчиво мягко произнес князь. — Это мой клан. За каждого, кто пришел под мое крыло — неважно, только сейчас или две тысячи лет назад, — я готов отдать жизнь. И за вспыльчивую, влюбчивую Корделию, от которой проблем больше, чем от всех остальных, вместе взятых, и за того новенького, Раймонда, которого привела Кариотт... Они — мои братья и сестры... или дети. Не по крови, да, но настоящие. — Голос его потеплел, взгляд стал мечтательным. — Близкие. А вы, люди... — прозвучало почти как оскорбление. — Я уже не говорю о свадьбе, которую вы сделали просто первым этапом развода, поводом для раздела имущества... Знаешь, в моем клане был такой паренек — Рэнвел. Молодой совсем, и трехсот лет не исполнилось. Шакаи-ар любят один раз в жизни... А он выбрал не того человека. 'Любовь' этой милой девушки испарилась в тот же момент, когда выяснилось, что Рэнвел не человек... но готов сделать все ради ее счастья. Рэнвел сразу стал для нее просто орудием, способом отомстить ее обидчикам и получить власть в убогом городке. Я вмешался вовремя, Найта. — Голос его стал обманчиво ласковым. — Вытащил этого идиота. И девочке тоже хорошенько проветрил голову. Сейчас эти двое живы и вполне счастливы, но скажи мне вот что: почему именно человеческая 'любовь' оказалась уязвимой точкой?
— Я...
В горле у меня пересохло. Что сказать? Что люди разные и девушка просто не выдержала испытания властью? Что я на ее месте поступила бы иначе и моя любовь бы так просто не испарилась?
А действительно ли это было бы так? Или я тоже...
— Скажи мне, малыш, сколько сейчас бродит в человеческих городах тех братьев и сестер, что близки не по крови, а по духу? Названых? — Я промолчала. Ксиль вздохнул и отвернулся. Когда он заговорил снова, его голос звучал глухо, будто пробиваясь сквозь истлевшие на его глазах века. — Сначала вы забываете понятия, потом сами слова... Все заменяется суррогатом, имитацией, упрощенной версией. Побратим, наставник... Что следующее? Друг? — Он усмехнулся. — Хотя уже теперь друзьями называют соучастников по пьянкам-гулянкам, тех, кто скрашивает одиночество. Или 'друзья' в социальных Сетях в Интернете — не первый ли это шаг к обесцениванию слова? Кто такие 'друзья' для тебя, Найта, а? — спросил он, глядя в сторону — тоскливо и зло.
— Друзья — это те, кому ты прощаешь все. Потому что друг не совершит того, что ты не сможешь простить, — тихо и твердо сказала я.
Максимилиан обернулся и посмотрел на меня странным, долгим взглядом.
— Знаешь, малыш... Насчет дружбы я, похоже, погорячился. — Он улыбнулся краешком губ, смягчая пафос слов. — Если, конечно, не считать того, что равейны — не совсем люди, а лучи звезды — больше, чем даже сестры, не то что друзья...
Я покраснела от сомнительного комплимента и, спасаясь от чувства неловкости, ляпнула первое, что пришло в голову:
— А что такое 'шатт даккар'?
Честное слово, я не хотела!
— Э-э... Это я так сказал? — Он даже губу закусил от избытка эмоций. На безупречно белой коже отчетливо проступил легкий румянец. — Конечно, я, кто же еще... В общем, никогда так больше не говори. Не хочу прослыть растлителем малолетних.
— А что это?
— Ругательство, — туманно пояснил князь.
Удовлетворенно глядя в его виноватое лицо, я решила, что, пожалуй, прощаю ему все издевательства.
'Квиты?' — улыбнулась я одними глазами.
'Квиты!' — Насмешливый синий взгляд.
И вправду, чудесный день.
Честно говоря, я уже успела привыкнуть к нашему путешествию. Полюбила неспешную смену пейзажа, страшноватые чудеса, которыми изобиловал Срединный лес, странное ощущение свободы от всего на свете и даже валящую с ног усталость в конце дня. Грозный Северный князь, которым так любят пугать юных равейн и неопытных смотрителей, оказался на удивление приятным попутчиком. Он заботился обо мне, смешил, когда было грустно, а прознав, что я обожаю сказки (дурная привычка, подхваченная у Дэриэлла), взял за правило рассказывать перед сном диковинные истории о том, что было и не было. Правда, иногда князь спохватывался и вспоминал, что вообще-то он законченный мерзавец, садист и чудовище, и начинал изводить по пустякам — как сегодня утром, например, но это быстро проходило, и в моем распоряжении опять оказывался невероятно обаятельный тип. Неудивительно, что в дополнение к уже имеющимся скверным привычкам я приобрела еще несколько: искоса разглядывать тонкий профиль, любоваться бликами солнца в глянцевых черных прядях, украдкой вдыхать, засыпая, горьковато-свежий аромат. Любая деталь, связанная с ним, казалась мне изысканно-романтичной — от слегка хамоватой манеры звать меня 'малыш' и 'малявка' до привычки тихонько сопеть в затылок по ночам.
Иными словами, я влюбилась в своего похитителя так, как влюбляются в первый раз — по уши, слепо и слащаво. И осознание этого нисколько не исправляло ситуацию, а даже напротив — усугубляло.
Подобно всем счастливым людям, я не замечала, как летит время. И поэтому, когда однажды вечером обнаружила на небе подозрительно полную луну, то впала в ступор. С меня даже сон слетел.
— Ну и что там интересного? — поинтересовался незаметно подкравшийся князь. — Небо как небо. Или составляешь гороскоп?
— Для составления гороскопа нужны элементарные знания астрономии, которых у меня, как у всякой уважающей себя равейны, нет и не будет, — машинально откликнулась я и вздохнула: — Просто не верится, что уже целая неделя прошла.
— Слишком быстро? — сочувственно отозвался Максимилиан, делая немудреные приготовления для привала. Как здорово, что он меня к этому никогда не привлекает! Настоящий мужчина — можно на него положиться... тьфу ты, романтика — кыш!
— И да, и нет. Иногда мне кажется, что с того злополучного вечера, когда я опоздала на электричку, прошла целая жизнь. — Я вздохнула. — И, разумеется, как любая жизнь, прошла незаметно.
Князь на секунду бросил возню с костром, чтобы окинуть меня внимательным взглядом.
— Что-то мне не нравится твой философский настрой. Или это особо изощренная месть за сегодняшнее утро?
— Да нет, какая месть, — устало отмахнулась я, с размаху плюхаясь на траву. — Мне и самой не нравится. Это полнолуние виновато. Магический фон сбоит, узоры путаются, в воздухе что-то носится, — пожаловалась я задумчиво внимающему спутнику, — короче, творится черт знает что. Обычное такое полнолуние. И кстати, составлением гороскопа можешь заняться и ты. Причем, я подозреваю, с большим успехом.
Князь понятливо ухмыльнулся, откинув со лба темную прядь. Это была наша любимая игра: я всеми силами старалась выцарапать из цепких княжьих когтей планы на ближайшее будущее, Максимилиан же щадил мою детскую психику, старательно уверяя, что ничего особенного завтра не произойдет. А на деле нам приходилось пробираться через заброшенные кладбища, форсировать подозрительные водоемы с удручающе неживыми обитателями, а один раз даже карабкаться на склон какой-то горы, невесть откуда взявшейся посреди леса. Самое интересное, что обойти не такую уж широкую гору не представлялось возможным: все тропы старательно уводили нас к вершине. Как потом оказалось, это было первое испытание для желающих найти Замок-на-Холмах. В чем конкретно оно заключалось, я так и не поняла, так как Максимилиан любезно взял прохождение испытания на себя.
