Ноги у меня окаменели, и я, как в старые добрые времена, по инерции полетела на асфальт. Князь среагировал мгновенно, разворачиваясь и ловя меня у самой поверхности. Пребывая в состоянии шока, я не сопротивлялась, когда он ставил меня на ноги и отряхивал одежду от осевшей пыли. Он уже отворачивался, когда ко мне вернулся дар речи.
— Ты читал мои мысли... — Слезы бессильной ярости заструились по лицу.
— Читал, — спокойно согласился Максимилиан. — Напомню тебе, что я делаю это постоянно. Не понимаю, что тебя так расстроило.
— И ты...
Князь устало вздохнул, ненавязчиво поддерживая меня под руку, чтобы я еще раз не навернулась. Искоса взглянул на меня и продолжил:
— Я все время откладывал этот разговор, но, видимо, зря. Следовало с самого начала расставить все по своим местам. Но я слишком дорожил твоим отношением — искренним, непредвзятым, непосредственным. Знаешь, это весьма приятно, когда тебя оценивают исходя не из сложившихся стереотипов, а из собственных впечатлений.
Максимилиан вскользь провел рукой по моему лицу. Задумчиво коснулся языком кончиков пальцев, пробуя слезы на вкус.
— Но все же есть вещи, изменить которые нельзя. Да, можно самому забыть о них, заставить забыть и других тоже. Можно притвориться... надеть маску, как ты говоришь. Но правда от этого никуда не денется.
Я еле волочила ноги, пытаясь понять, к чему он клонит. Получалось плохо. Но под воздействием глубокого, спокойного голоса тугой комок в горле, не дававший дышать, начал постепенно рассеиваться. Да что со мной такое? Я вроде не была склонна к истерикам по поводу и без.
— ...А правда такова: я шакаи-ар. Это не национальность и не род деятельности, Найта. — Он улыбнулся, виновато и скованно. — Я принадлежу к принципиально иному народу. И то, что для меня естественно, для тебя может показаться отвратительным и даже страшным.
— Максимилиан, может, ты и телепат, но я-то — нет, — прервала я его, от смущения начиная злиться. — Говори прямо или не говори вообще. При чем здесь расовые различия?
— При всем. Ты злишься на меня за то, что я влез в твои мысли. Но, прости меня, я из них и не вылезал. — Рука соскользнула на талию. — С тех пор, как мы покинули Зеленый, я находился в постоянном контакте с твоим сознанием. И для меня это естественно. Я не понимаю, почему люди считают свои мысли чем-то сокровенным. Вроде как перед собой не стыдно, а перед другими — стыдно. И, если честно, я был бы совсем не против, если бы кто-то сейчас читал меня. Я немного соскучился по этому чувству... Вот тебе и первое отличие.
Я внутренне похолодела, вспоминая свои ощущения от попадания в крылья. Нет, я, конечно, всегда знала, что он меня читает, но это знание было подсознательным и ненавязчивым. Сейчас же горячая волна стыда залила краской лицо.
— И все же не вполне понимаю, при чем здесь моя... влюбленность. — Я с трудом заставила себя произнести это вслух.
Князь почему-то избегал встречаться со мной взглядом.
— Твоя 'влюбленность', как ты говоришь, имеет вполне определенные причины. Ты была права, когда предполагала, что я пытаюсь тебя охмурить. Только вот причины не вполне политические. И отсюда — второе отличие. Дело в том, что мне нужна эмоциональная 'подзарядка'. Постоянно. А способов получить нужный накал чувств не так уж много.
— Я помню, — усмехнулась я. — Ударить, напугать, поцеловать. Так ты говорил, когда объяснял механизмы утоления вашего голода? Что ж, спасибо, что решил не калечить.
Значит, я для него просто батарейка. Источник питания. Причем и в прямом, и в переносном смысле. Я нервно хмыкнула. Ксиль поморщился:
— Нет. Не просто батарейка. Поверь, я очень хорошо к тебе отношусь. Ты дорога мне не только как источник нужных эмоций. Просто для меня... для нас, — поправился он, — ...это значит нечто иное, чем для людей. И любовь в том числе. Я не уверен, что способен на это чувство... в человеческом понимании. Шакаи-ар эгоистичны.
— Можно подумать, я надеялась на взаимность, — проворчала я. Как ни странно, от его нелепых и обидных признаний мне стало лучше.
— Надеялась, — снисходительно улыбнулся князь. — Боялась себе признаться, но втайне надеялась. И я не мог не счесть это для себя полезным.
— Вот зараза! — вспылила я, стряхивая с талии уже не столько поддерживающую, сколько обнимающую руку. — То ты нарочно говоришь гадости, то сочувствуешь, то я тебе дорога, то ты меня используешь... Да ты хоть когда-нибудь бываешь искренен?
— Я всегда искренен, — улыбнулся князь, притягивая меня обратно. — Просто я так устроен. И это — отличие номер три. Играю на нервах, держу в напряжении, довожу до нервного срыва. А когда получаю то, чего хочу, раскаиваюсь в своем поведении и стремлюсь загладить вину.
— Ты просто не умеешь держать себя в руках, — возразила я, опираясь на плечо. Обида обидой, но в третий раз уклоняться от объятий, против которых я, в принципе, ничего не имела, было откровенным лицемерием. Особенно если учесть, что обнимал меня эмпат. — Всем нам иногда хочется сказать что-то лишнее, хлопнуть дверью или довести до слез. Не со зла, а просто так, из спортивного интереса, получится — нет.
— Но люди могут сдержаться. А я — нет, — просто ответил Максимилиан.
— Что, все так серьезно?
Он рассеянно кивнул, снова отводя взгляд. Я помялась, но все-таки задала вопрос вслух:
— Скажи, Максимилиан... А это твое... то есть ваше свойство... В общем, ты когда-нибудь жалел, что ты такой... несдержанный?
— Дело не в несдержанности или самоконтроле. — Внезапно мне показалось, что глаза у него стали темными и страшными. Меня охватило какое-то иррациональное отвращение, будто я смотрела в колодец, на дне которого лежал гниющий труп — и противно, и рассмотреть хочется. — Эх, Найта... Ты не понимаешь, да и не можешь понять... О какой 'сдержанности' может идти речь, если я двое суток пытал своего единственного друга только потому, что моя жертва на охоте умерла слишком быстро и я остался голоден? А он... — В голосе Ксиля не было ни грана раскаяния, только какое-то злое веселье. — ...ты представляешь, когда я пришел в себя и понял, что натворил, он улыбнулся и сказал: 'Бывает'. И среди наших это считается нормальным. Нормальным...
Только увидев ужас в моих глазах, Максимилиан осекся и ласково провел ладонью по щеке.
— Теперь ты понимаешь, дурочка?
Он произнес это так нежно, что даже 'дурочка' прозвучало не так обидно.
— Ты говорил сейчас о Тантаэ? — спросила я, уходя от ответа. — О том времени, когда вы жили в замке вдвоем?
— Да. Я много тогда натворил такого, чего бы себе сейчас не позволил.
Я потерла виски, избавляясь от ощущения неподъемной тяжести. Было почему-то очень грустно. Ксиль говорил о страшных вещах с непостижимым для меня равнодушием. Как будто остывшую золу ворошил. Но этой золы было столько, что невольно напрашивался вопрос: каким же тогда страшным был пожар?
— Знаешь, после того, что ты сейчас рассказал, я уже никогда не смогу тебя осуждать или злиться за плохое поведение. Да и любого другого шакаи-ар тоже, честно говоря... — неохотно призналась я. А, ладно. Не скажу вслух, так в мыслях прочитает.
— Значит, мне не стоило этого говорить, — заключил князь. И неожиданно признался: — Вообще-то я рассчитывал на противоположную реакцию. В смысле, хотел немного заглушить твои романтические порывы, — пояснил он в ответ на недоумевающий взгляд. — Так будет лучше. Особенно после того, как все закончится.
— Что закончится? — Под ложечкой засосало.
— Наше путешествие. При любом исходе переговоров через неделю мы расстанемся и вряд ли увидимся когда-нибудь еще.
— С чего такая забота о моих чувствах? — спросила я на автомате. Боги, а ведь он прав. Всего каких-то семь дней, и я потеряю его навсегда... Нет-нет-нет! Гнать эти мысли.
Резная дверь скрипнула, впуская нас внутрь. Мы что, уже пришли?
— Нэй, что с тобой, милая? — испуганно метнулась ко мне Лиссэ. — Ты вся заплаканная. Он... что-то с тобой сделал? — подозрительно спросила тетушка, оглядываясь на князя, с независимым видом подпирающего стену.
— Нет, все в порядке. Неужели я так ужасно выгляжу, что напугала даже вас, тетя? — отшутилась я. И видя недоверие в темных глазах, тихо и доверительно прошептала, косясь на князя: — Он ни при чем. Просто я соскучилась по дому, а здесь... — Я беспомощно оглядела уютное помещение. — ...все напоминает о вечерах в Кентал Савал. Не берите в голову.
Лиссэ чувствовала, что я вру, но не стала настаивать. С усилием стряхнув с себя нервное оцепенение, она махнула рукой в сторону комнаты:
— Проходите. Ваш заказ уже готов. Сюда, пожалуйста, князь, Нэй...
На рабочем столе Эльнеке громоздилась куча свертков. Да, тетушка зря времени не теряла...
— Это ваше... Максимилиан. — Лиссэ с трудом заставила себя заменить безразлично-вежливое 'князь' на имя. Ксиль сверкнул насквозь фальшивой белозубой улыбкой, давая этим оценку попытке подольститься к эмпату. Лиссэ сморщила носик в привычной презрительной гримаске, которая всегда появлялась на физиономиях аллийцев в присутствии шакаи-ар. — Очень надеюсь, что вам понравится.
Максимилиан мельком оглядел несколько рубашек и запасные штаны (даже на мой непосвященный взгляд куда более узкие, чем позволяли приличия... Да уж, мстительность — отличительная черта аллийской расы...), а вот два серых мохнатых свертка надолго привлекли его внимание.
— Это то, о чем я думаю? — завороженно спросил Максимилиан, поглаживая серебристую... шерсть? Мех? Или как еще назвать такую пушистую штуку?
— Я посчитала, что лучше перестраховаться, — неохотно призналась Лиссэ. — В горах ночью бывает очень холодно и безо всяких испытаний. Поэтому я решила отдать вам одеяла из лерейского меха, все равно у меня без дела лежат... Разумеется, временно и только ради моей ненаглядной девочки, — быстро добавила Лиссэ, увидев радостную ухмылку князя. Я же непонимающе смотрела на обоих. Потом осторожно послала князю мысленный вопрос:
'Что такое 'лерейский мех'? В первый раз о нем слышу...'
Максимилиан недоверчиво меня оглядел, но не стал позорить перед опекуншей и бесшумно пояснил:
'Это не мех в прямом смысле... Скорее ткань. Вязаная. Нитки делаются из меха одного животного, лерея, обитающего только в аллийских пределах. Как и многие другие редкие зверьки, кстати... Еще при плетении добавляется птичий пух, растительные волокна и терморегулирующие чары. В общем, очень полезная штука'.
Тем временем тетушка закончила расхваливать свои... то есть уже наши одеяла и перешла к следующей кучке тряпок.
— С тобой все сложнее, милая моя, — обратилась ко мне тетушка. — Я все обдумала и готова высказать тебе мои претензии.
— Тетя, а может, не надо? — простонала я, вспоминая бесконечные нотации, смахивающие скорее на лекции по этикету в пансионе для благородных девиц, на которые Лиссэ была поразительно щедра во время моего пребывания в Кентал Савал.
— Если я не скажу, то кто скажет? — риторически вопросила тетушка.
— Я скажу, — с готовностью вызвался Максимилиан. Лиссэ начала закипать, и я быстро выпалила, гася конфликт:
— Тетя, я вас слушаю.
— Во-первых, — начала довольная Лиссэ, разворачивая первый сверток, — несколько слов о твоем возрасте. Милая моя, ты уже не девочка, а взрослая самостоятельная девушка, и что позволительно детям, не позволительно тебе. Взгляни на себя в зеркало.
Я послушно обернулась к гладкой панели, занимающей половину стены. Из зазеркалья на меня хмуро уставилась растрепанная девица с явно заплаканной физиономией, одетая в неглаженую мужскую рубашку и мятые, а местами даже и рваные брюки. М-да, а ведь когда-то это был шикарный костюмчик... Который вроде бы не боялся ни воды, ни огня.
— Кошмар, — честно призналась я тетушке. Максимилиан возмущенно вскинулся, но Эльнеке не дала ему и слова вставить.
— Вот именно, — провозгласила тетушка, наставительно поднимая указующий перст. — А виной всему элементарная неаккуратность, для девушки непростительная.
Мне очень хотелось сказать, что из меня 'аккуратная девушка', как из коровы — скаковая лошадь, но я вовремя заметила скептический взгляд князя и заткнулась.
— Я буду следить за своими вещами, — пообещала я. — Буду их вовремя стирать, гладить, складывать на ночь, а не бросать где попало... Ну, или в крайнем случае, попрошу маму научить меня хозяйственным заклинаниям, — быстро поправилась я, глядя на округляющиеся глаза Лиссэ.
Удовлетворившись моим ответом, тетушка благосклонно кивнула и продолжила:
— Но если твою неаккуратность я еще могу понять, то как на тебе оказалась рубашка постороннего мужчины, я понимать отказываюсь...
— Что, если бы рубашка принадлежала Хэлу или Дэриэллу, вы бы сразу все поняли? — сердито перебила я тетушку.
— Разумеется, нет, — прохладно возразила Эльнеке. — Но это хотя бы не вызывало подозрений о том, что случилось с твоей старой одеждой.
— Она порвалась.
— И снова неаккуратность, — заключила она с аллийским упрямством. Максимилиан, несколько оживившийся при словах 'посторонний мужчина', опять заскучал.
— Попробуй быть аккуратной, когда на тебя нападает Страж или ты летишь с трехметровой высоты на камни, — проворчала я. А про себя добавила: 'Или если князю срочно требуется перекусить'.
— Вообще-то я имела в виду, что неплохо было бы иметь запасной комплект одежды, если отправляешься в рискованное путешествие, милая, — вскользь заметила тетушка. Я густо покраснела и пробормотала:
— В следующий раз буду предусмотрительнее.
— Далее. В гардеробе для путешествий должны быть вещи для трех случаев. То есть лучше, конечно, чтобы было побольше, но три вида должно быть как минимум: повседневная одежда, доспехи и парадная, она же вечерняя.
— А доспехи-то зачем?! — взвыла я, вскакивая со стула. Воображение тут же нарисовало гору железа и под ней — меня, раздавленную, как лягушка под сапогом.
— А доспехи нужны для таких путешествий, как наше, — неожиданно встрял князь, удостоившись благодарного взгляда от тетушки. — Или для визитов в подозрительные заведения, вроде резиденции смотрителей.
— От последнего лучше воздержаться, — быстро добавила Лиссэ, посмотрела на меня и сжалилась: — Не все так страшно. Вот они, твои доспехи. — И она ловко развернула один из свертков.
Я с недоумением уставилась на комплект из корсета с серебристой шнуровкой сзади, простых штанов из плотной ткани и обтягивающей куртки с длинными рукавами в облипку и высоким воротником почти до самых ушей.
— Это еще не все, — предупредила тетя, доставая из-под прилавка высокие, до колена, сапоги и матерчатые перчатки. Надо ли говорить, что все было жизнерадостного черного цвета?
— Большое спасибо, тетя, — угрюмо вздохнула я, складывая ново-приобретенные доспехи. — Теперь — хоть сразу на похороны.
— Эй, куда! — всполошилась Лиссэ. — Надевай!
— Что, прямо сейчас? — растерялась я.
— Сейчас, сейчас. Тебе помочь, или сама справишься?
