И почему я ожидала чего-то подобного?
— Ладно, — вырвался у меня вздох. — Если не придется ради конспирации выходить за тебя замуж, то любопытные взгляды прислуги я переживу. Лишь бы был горячий душ.
— Там есть даже ванна, — уверил меня князь, а потом торопливо сунул в руки карточку и толкнул к входу: — Давай, иди уже.
Я послушно развернулась и побрела ко входу в гостиницу. Уже у самых ворот я оглянулась. Максимилиан, поддерживая мага под локоть, быстро направился в темный переулок.
Надеюсь, с этим парнем все будет хорошо... Удачи тебе, Кей!
У самых дверей меня уже ждали. Немолодой полный мужчина в тонких прямоугольных очках, видимо, обещанный дежурный или администратор, нервно оглядывался по сторонам. Увидев меня, он нелепо взмахнул рукой и громким шепотом окликнул на ломаном заокеанском:
— Это вы — спутница господина из номера тридцать три?
Я украдкой глянула на магнитную карту. В левом верхнем углу горделиво красовалось число тридцать три.
— Да, это я. Мой... мм... спутник... — Ксиль, я тебя убью! Мог бы предупредить, что придется говорить на другом языке! Я же больше школьного минимума не знаю, и то потому, что уроки прогуливать стеснялась! — Мой спутник говорил, что меня проводят в номер. Я не ошиблась?
— Не ошиблись! — Мой провожатый разродился ослепительно-искусственной улыбкой. — Разумеется, я вас провожу. Желаете еще чего-нибудь? Поздний ужин в номер или что-то в этом роде?
Сколько же ему заплатил князь, если этот хмырь так заливается? Или за границей всегда так? Вот у нас в пансионе, где мы останавливались, когда с классом ездили на экскурсию по монастырям, лишнего полотенца было не допроситься.
— Нет, ничего не надо, — промямлила я, едва подбирая слова. Вот Элен, кроме нашего родного, аллийского и 'магического', говорила еще на четырех языках, а мне рот открывать — только позориться. — Со всеми вопросами, пожалуйста, обращайтесь к моему спутнику.
— Как пожелаете, — одарил меня очередной приторной улыбочкой очкарик.
Засыпая на ходу, я последовала за своим провожатым. Вблизи отель оказался очень даже ничего — ни мусора, ни заржавевших поручней. В пустом холле гулко отдавались шаги администратора, торопливо шагающего по мраморной плитке. Комната располагалась на четвертом этаже левого крыла. Сопровождающий, протараторив напоследок что-то обо всех современных удобствах и умопомрачительном виде на море и какой-то 'конфиденциальности', улетучился. Я вставила карточку в прорезь и, дождавшись положенного писка, повернула ручку. Закрылась, сбросила рюкзак и только после этого нашарила на стене выключатель.
И чуть не поперхнулась.
'Ну да. — Я задумчиво провела рукой по бело-розовому шелку покрывал. Что же это за отель такой, интересно... Документов на вселение не потребовалось, 'конфиденциальность' опять-таки... — Ксиль же представил нас как парочку'.
Красное сердечко подушки с размаху впечаталось в стену. Я в изнеможении плюхнулась спиной на мягко спружинившую двуспальную кровать и закуталась в одеяло. На потолке располагалось красивое зеркало в золотистой раме, отражавшее мою перекошенную физиономию в окружении подушек-сердечек и моря бело-розово-алого шелка.
Ну, князь!
С трудом подавив истерический смешок, я села и наконец скинула обувь. Сразу вспомнился анекдот про угрюмого работягу, который носил ботинки на три размера меньше, и его единственную радость по вечерам. У меня обувь была удобной, но все равно ноги болели после целого дня ходьбы.
Приоткрытая дверь ванной звала и манила, и я, не устояв, предпочла сну водные процедуры.
К слову сказать, интерьер ванной тоже 'радовал' глаз золотистым обрамлением и обилием алых сердечек. Неужели находятся идиоты, которым это нравится? Фу, какая пошлость...
Постоянное присутствие князя стало уже настолько привычным, что находиться одной было как-то странно. Невольно я начала бормотать себе под нос всякую чушь, разбирая пробники с косметикой.
— ...А что это там, на стеклянной полочке? Ну-ка, посмотрим... Ого! Вот это уже лучше!
Держатели гостиницы не поскупились на ароматные гели и шампуни в разноцветных бутылочках. В прозрачных квадратных емкостях покоились горки морской соли с цветочными экстрактами и 'бомбы' из розовых лепестков. Я наугад открыла один из пузырьков и принюхалась. Мм... Похоже на какой-то крем с запахом ванили. Ха, живем!
Когда через час я вышла из ванной, окутанная ароматным паром, в чистом белом халатике из мягкой ткани, то уже почти готова была простить Максимилиану идиотскую идею снять номер для новобрачных... или как он там назывался.
Сам князь обнаружился лежащим на кровати в позе 'бейте и пинайте меня, все равно не встану'. На его лице застыло смешанное выражение — ожидание нагоняя и безмерная усталость.
— Я думал, ты уже никогда оттуда не выйдешь, — обратился он к зеркальному потолку.
— Я думала, шакаи-ар никогда не устают, — поддразнила его я, плюхаясь на покрывало. — Ты давно пришел? И вставай уже, всю постель перепачкаешь.
— Примерно с полчаса назад, — ответил князь, перемещаясь с кровати на пол. — И я не устал, просто грех упускать последнюю возможность нормально выспаться перед восхождением. Ты не злишься на меня за такой... э-э... интерьер?
— Нет, — пожала плечами я. — В конце концов, это тебе придется спать на том ужасном диване. — Я обличающе ткнула пальцем в хрупкую деревянную конструкцию, обитую скользким шелком. Максимилиан покосился на диван и фыркнул.
— Прогоняешь меня, что ли? Боишься, что я к тебе буду ночью приставать?
Я только показала ему язык.
— Никого я не боюсь. И тебя тем более.
— А зря, — глубокомысленно заметил князь, направляясь в ванную. Несколько секунд я ошеломленно созерцала захлопнувшуюся дверь, а потом кинула в нее подушкой.
— Это что еще за намеки?!
Максимилиан неразборчиво отозвался из-за двери, но сквозь шум льющейся воды я расслышала только слова 'репутация', 'взрослый мужчина' и 'наивный ребенок'.
'Наивный ребенок' злобно поворчал и зарылся под одеяло. А подушки ничего, мягкие...
Через некоторое время Максимилиан вдоволь наплескался и покинул 'ванный рай'. Подозрительно покосившись на якобы спящую меня, присел на краешек кровати, вытирая голову полотенцем. Я сквозь опущенные ресницы разглядывала отмытого разве что не до блеска князя. Свою одежду он бросил прямо в ванной, оставшись в обмотанном вокруг талии полотенце. В тусклом свете ночника, отражающемся от красных покрывал и одеял, кожа казалась не молочно-белой, как обычно, а нежно-нежно-розовой. Только между лопаток...
— Ксиль?
— А? — откликнулся Ксиль, отрываясь от невероятно увлекательного процесса высушивания волос махровой тканью.
— У тебя спина в полоску.
— Где? — Князь бросил взгляд в потолочное зеркало. — А-а, это от крыльев.
— Можно посмотреть? — робко спросила я, выкарабкиваясь из-под одеял.
— Да пожалуйста.
Поплотнее запахнув халат, я перебралась поближе. Вдоль линии лопаток, параллельно позвоночнику, шли две широкие темные полосы. Приглядевшись, я поняла, что цвет здесь ни при чем или почти ни при чем. Просто кожа в этом месте, даже на взгляд более тонкая и нежная, словно впитывала свет. Я осторожно провела по ней кончиками пальцев. Кожа отозвалась пульсирующим жаром, а Максимилиан замер, словно боясь пошевелиться. Накрыв темную полосу ладонью, я прикинула температуру. Градусов шестьдесят, не меньше. И гладко, как шелк.
— Не надо, — хрипло попросил Максимилиан, отводя мою руку в сторону. — Или я... — Он осекся и уставился в пол.
— Или ты... что? — непонимающе переспросила я, заглядывая ему в лицо. Голод стимулирует, что ли, прикосновение к крыльям?
Князь невольно улыбнулся.
— Вырастешь — расскажу, — пообещал он, щелкая меня по носу. Я обиженно отвернулась, но мучить вопросами не перестала.
— А почему там кожа другая?
— Она не то чтобы другая, — возразил Максимилиан. — Просто намного более тонкая. В этом месте сходится огромное количество нервных окончаний.
— Как на лице?
— По сравнению с подкрыльями твое лицо по чувствительности скорее ближе к пятке, — усмехнулся Ксиль, мельком проводя пальцем по щеке, словно демонстрируя степень чувствительности моего лица. Я мгновенно покрылась мурашками от странного предчувствия-ожидания и быстро задала следующий вопрос:
— А как у тебя с энергией? Ты восстановился после боя?
— И даже запасся впрок, — рассеянно кивнул князь. И осведомился подозрительно: — А что?
— Ксиль... — Я зажмурилась для смелости и выпалила на одном дыхании: — Можешь показать, как раскрываются крылья? Ну, пожалуйста!
Князь опешил от неожиданной просьбы:
— Что?
— Ничего. — Я уставилась в покрывало, краснея. — Я об этом много читала и хотела сама когда-нибудь увидеть... А здесь такой шанс... — В голову забрела паническая мысль: — Или я прошу о чем-то неприличном?
Максимилиан от души рассмеялся и даже полотенце выронил.
— Да нет, все в рамках. Просто еще никто не додумался обратиться к кому-то из князей с такой просьбой. Между прочим, ты здорово рискуешь, — предупредил меня Максимилиан. — А если я тебя случайно задену крылом?
— Ну я же не собираюсь соваться за спину, — отмахнулась я. — К тому же у меня есть знакомый целитель...
— Против безумия целители бессильны, — хмыкнул князь. Посмотрел на мои горящие в предвкушении глаза и добавил: — Впрочем, похоже, ты и так не вполне нормальная...
Я искренне возмутилась и шарахнула ему по плечу подушкой. Максимилиан с хохотом поймал ее и водворил на место, а потом решительно развернулся ко мне и усадил себе на колени.
— Слушай правила, — деловито распорядился он. Я застыла, как мышка перед удавом: в последний раз на колени меня сажал Дэриэлл, когда мне было лет четырнадцать. Причем Элен тогда на него посмотрела очень строго и сказала: 'Хватит, она уже взрослая, люди не так понять могут'. Тогда Дэйр только посмеялся, а мне стало неловко. Сейчас мамы рядом не было, да и гипотетических людей тоже, но щеки все равно покраснели. — Во-первых, смотри сколько угодно, но не перегибайся через плечо. Во-вторых, не суй руки в туман. Я, конечно, постараюсь настроиться на мирные мысли и снизить концентрацию энергии, но, поверь, тебе и этого хватит. В-третьих...
— Подожди, — перебила я его. — При чем тут мирные мысли?
— При том, — передразнил меня князь. — Крылья — это душа, понимаешь? Совокупность мыслей, желаний, самосознания, индивидуальности, воспоминаний и тому подобного. Если я буду настроен на агрессию — как в случае с инквизицией, помнишь? — то ударом крыла могу снести гранитную стену, а эффект от соприкосновения с живым существом будет схож с ударом молнии в несколько миллионов вольт. Охотники от этого частично защищены, но их ломает другое — невозможно двум душам существовать в одном теле, невозможно смертному почувствовать то, что чувствует шакаи-ар, и при этом остаться в здравом уме. Разрушаются какие-то невидимые связи и человек сходит с ума, оставаясь физически здоровым. Исключение составляют, пожалуй, только семейные пары шакаи-ар и людей, например, в которых супруги почти постоянно находятся в эмпатической спайке, а потому привыкают друг к другу. Мы с тобой еще не муж с женой, так будь очень осторожна.
— Да, молния в миллион вольт — это серьезно, — прониклась я. — А что в-третьих?
— А в-третьих, представление продлится не больше нескольких секунд, иначе мне снова придется искать обед, — с намеком окинул меня взглядом князь, насколько это позволяло наше положение. — И, поверь мне, далеко я ходить не стану... Ну что, готова?
Я кивнула.
Максимилиан закрыл глаза. Я с любопытством взглянула через плечо...
Вертикальные полосы потемнели, а потом вдруг вспыхнули, как снег на солнце. Сияние сгустилось до почти осязаемой плотности. Мгновение — и из сияющих 'бутонов' брызнул угольно-черный туман. В комнате сразу стало темнее, как будто крылья впитывали в себя скудный свет ночника. Я завороженно смотрела на шелковистые переливы тьмы над сияющими плечами.
— Ну как? Нравится? — со странной интонацией спросил Максимилиан, открывая глаза. Зрачки превратились в черные ниточки, мокрые волосы растрепались, клыки хищно поблескивали за темными губами — одним словом, вылитый вампир. Я невольно хихикнула и отпрянула в сторону — жутковато это смотрелось. Сердце сжалось от дурного предчувствия.
— Очень. Бездна!
Оконная рама с грохотом распахнулась. Максимилиан рефлекторно бросился вперед, сталкивая меня с коленей и отгораживая от возможной опасности. От резкого движения я не удержалась на ногах и, пытаясь затормозить, схватилась за плечо князя, дернувшегося к окну. И с умопомрачительной четкостью поняла, что по инерции лечу прямо в черный, влажно клубящийся туман.
Нет! Не-ет!
Безмолвный крик разрывал голову. Черные волны обжигали кожу, как кислота, проникали под сомкнутые веки, просачивались в уши, в рот... Задыхаясь, жадно вдохнула отравленный воздух, ясно понимая, что это меня убьет... Темный туман на мгновение заморозил легкие и... все?
...Я по-прежнему стояла позади Максимилиана, держась за его плечо. Он замер, полуобернувшись, ошеломленно глядя на меня. Сквозь черную дымку бледное лицо казалось размытым. Вот только ничто больше не обжигало кожу. В воздухе разлился чистый, свежий аромат, будто перед грозой. Я чувствовала... я жила... я...
(Страх, удивление, нежность, ярость, желание, боль...)
Нет, нет, нет... так не бывает, не бывает...
(Хрупкие пальцы вцепились в плечо. Что с тобой, малыш?)
Я... я не знаю...
(Это я не знаю!)
Чужие эмоции затопили сознание. Я уже с трудом отделяла свои чувства от его ощущений, его желаний и воспоминаний... Во рту появился отчетливый металлический привкус. Я поднесла пальцы ко рту... и с удивлением увидела, как Максимилиан слизывает капельку крови с прокушенной губы. Иногда длинные клыки только вредят.
(Бред!)
От новой вспышки негодования сознание начало уплывать. Уже оседая на пол, я почувствовала, что чужая душа уходит, оставляя меня наедине... с собой?
Максимилиан осторожно обнял меня, прижимая лохматую голову к плечу. Тому самому, на котором остались отчетливые следы моих ногтей. Ох, нет...
— Ну что ты плачешь, малыш? Все уже закончилось... Прости меня... — глухо шептал князь. Его дыхание шевелило мне волосы на макушке.
— Так... одиноко... Ксиль... ну почему люди все время одни... почему нельзя... так... почему... — всхлипывала я, уткнувшись в плечо. Пустота, образовавшаяся в душе, когда Максимилиан сложил крылья, постепенно заполнялась моими воспоминаниями и чувствами. Но что-то глубоко внутри тоскливо сжималось при мысли, что это больше никогда не повторится. Что это одиночество — навсегда... Я в отчаянии саданула кулаком по ножке кровати.
Боль в разбитых костяшках подействовала отрезвляюще. Мамочки, это что, и есть сумасшествие? Ой-ой-ой...
— Нет, ты абсолютно нормальна. Насколько это слово можно применить к ребенку после нервного срыва, — слабо улыбнулся Ксиль, уловив мою мысль. Я икнула — не иначе, от нервов, — смутилась и отодвинулась от него. Князь, хотя и несколько встрепанный, шокированным не выглядел. В голову закралась подозрительная мыслишка.
