Говорить — не с кем. Подождать бы до осени, "вятшие" съедутся, жены их начнут друг перед другом обновками хвастать, застолья пойдут. С Низу воины вернуться...
Ждать нельзя — только два дня полных осталось.
— Николаша, а в Князевом Городище кто есть?
— Есть. Давид и младший.
— Женщины есть? Ты ж не мечами торгуешь, а тканью дорогой.
— Княжны. Только они-то платить...
— И не надо. Ты найди человечка из старшей дворни. Чтоб провёл в терем. Ну, или куда нужно. А уж там бабы да девки молодого княжича порастрясут. Давай.
По утру запрягли конька дедовой упряжью. Старенькая, рваненькая. Путь не дальний, авось доедут. Мужики поехали товар развозить, вчера проданный по образцам.
Интересно получается: чужие люди Николаю на слово верят, деньги вперёд под образцы платят. А родной дядя — движимое имущество сразу под арест, в обеспечение возможной неплатёжеспособности.
"Нет пророка в своём отечестве". А в своём семействе — тем более.
Мы тут с Марьяшей по хозяйству, старикам помогаем.
По подворью... будто Мамай прошёл. Старуха сначала ругаться начала, посмотревши на битое-ломанное, недоеденное да понадкусанное. Тут дед её урезонил. Напрочь. "А оно нам надо? Теперь-то для кого?". Хозяйка опять залилась слезами и ушла.
Спросил у деда насчёт упряжи пропавшей. Старик выразился нелицеприятно. В смысле: "аналогичный случай был в городе Пизе".
— Кабы были свои, а то — набродь. Вишь ты, внучек... Э-эх... Не будет у меня теперь внуков.
И тоже ушёл.
Ну не виноват я, что один, на двух возах, с двумя почти бездыханными на руках да с одним дрючком своим берёзовым не поспел к тому логу! Но... будто виноват.
К полудню вернулись мужики. Ивашко сел упряжь новую мастерить, а мы с Николаем на Княжье Городище пешочком. Серьёзный купец к покупателю один не ходит. Должен быть или слуга, или носильщик. Лучше — ученик. Свидетельство предполагаемой долгожизненности данного бизнеса.
И потопали мы вверх. По оврагу.
* * *
Опа, а места-то опять мне лично знакомые. По "800 лет спустя". Вон на том склоне домик стоять будет. Девушка там будет хорошенькая. Там меня, редкий случай, прямо с порога отфутболят. Не за то-сё, а просто по факту — "герой не моего романа". Быстро и безвозвратно. Причём мы не только расстанемся друзьями, но и останемся ими на многие годы.
Дружба между мужчиной и женщиной... Я же сразу сказал — редкий случай.
А на противоположный склон будут лезть гренадеры из корпуса маршала Нея. Сам Ней вот с этой тропки будет исторически кричать им снизу: "Вперёд, львы Франции".
Потом Наполеон, как положено по сюжету, тоже произнесёт историческую фразу: "Ней — это храбрейший из львов Франции".
А наверху будут стоять просто русские пехотные полки Софийский и Иркутский. И без всяких исторических фраз, львов и тигров, одними штыками будут сшибать гренадеров в овраг. Раз за разом.
Знаменитый русский штыковой удар. Любовь и слава Суворовских чудо-богатырей.
То, что мы в кино видим типа подготовки русских солдат в Первую мировую, это... как бы сказать помягче, не вся правда. В кино отрабатывается прямой укол штыком в голову или в грудь. Эта метода используется при работе на длинной дистанции. А Растопчин в своих афишках точно писал: "француз не тяжелее снопа ржаного".
Русский штыковой удар — крестьянский. Как на вилы поднимают. Снизу вперёд и чуть вверх. В брюшную полость, и в ней — чуть вперёд и вверх — до позвоночника. Потом слегка приподнять, чтоб наделся до упора. И с поворотом откинуть в левую сторону. Точно как копёшку сена.
При осаде Севастополя под такой удар попал один из английских элитных полков. Смертность среди джентльменов от русского штыкового удара — почти как от применения презервативов, 98%.
А на той стороне города, отсюда не видно, будет поставлена башня Веселуха. Ещё одно очень... интимное для меня место. Там мы с одной очень хорошей девушкой... сильно поинтересовались архитектурой.
Но я не об этом. Там стена идет по крутому склону вниз к Днепру. И там я увидел вещь, которая мне больше нигде не попадалась. Ни в России, ни в Европе.
Когда ведут каменную кладку, каждый слой кирпича, "ряд" называется, кладут поперёк отвеса. А вот там будет участок стены, где ряды идут параллельно земле. Это на тридцатиградусном, примерно, склоне! А потом, примерно с высоты двух человеческих ростов, выше идёт обычная горизонтальная кладка. Зачем? Почему? Ведь понятно, что выкладывать наклонные ряды — дело заморочное. Да ещё на известковом растворе. Он-то и схватывается не за дни, а за годы.
Собственно, поляки так город и взяли. Перебежчик указал место, где стену складывали зимой. Даже спустя десятилетие кладка там была слабой. Королевские пушки в этом месте стену и пробили.
Но это потом. И сильно потом.
* * *
Пока берём вправо и карабкаемся вверх. "Отрицательные высоты называются глубинами". Но "пропотеть" — как в горах.
"Ещё немножко, ещё чуть-чуть...
Последний склон — он трудный самый".
Вот и Городище, и ворота, и стража в них. Такая же тупая как везде. Неужто не видно, что мы не злодеи? "К кому, по какому поводу, а вас приглашали?...". Нет, мы с дуба рухнули и попёрлись в жару по буеракам полюбоваться исключительно на ваши форменные... бороды.
Пропустили. А ведь я же зарекался к рюриковичам в дом ходить...
Глава 35
До княжон нас не допустили, с бабами да девками поговорить не получится. Только к старшей дворне. Товар у Николаши специфический, топаем, как уговорено, к стольнику.
Это, по здешним меркам, отнюдь не "зав.буфетом". Это из высшей дворни. Во Франции — сенешаль называется. Отвечает за стол в части сервировки и антуража, а также этикета при подаче-раздаче-смене, обучение, обмундирование персонала.
Тут этих стольников... У каждого из княжичей, княжон и, собственно, светло-князев. К нему и явились.
Николай начал, было, товар раскатывать — не надо.
Тут торга нет. Тут есть госзаказ. В формате естественной монополии. Монополия — не с нашей стороны.
Николай мне по дороге рассказал: чего он запросит, чего ему ответят, на чём стороны сойдутся.
"Вот вам ваши вопросы, вот нам наши ответы. И обменяемся".
Всё — ритуал. Не сколько чтобы не обидеть, сколько для демонстрации работоспособности функции. Административной. Причём — всё прозрачно. Цена — так чтобы Николаю свои отбить. Навара — ноль.
Мне, вроде бы, и хорошо: Николай поспокойнее будет. С пустым-то карманом. Но обидно. Я ж ведь сам этот тючок из разбойников вынимал, тащил как своё чёрте откуда чёрте куда. А Николай нос повесил, но деваться некуда, соглашаться собирается.
Ну уж нет. Свободного рынка я тут за раз не построю, но монополию сильно не люблю. Особенно — гос.
Ну и влез:
— Благодарствуем, господине. Но цена нам не подходящая. Пойдём мы.
Функция и глаза открыла.
— Эт что такое? Разговаривает?
— Это ученик мой. Малой, но говорит правду — нам такая цена не подходит. Добавить надо.
— Я те добавлю! Вот как дядя твой через два дня тебя продавать будет, так я куплю, такого гордого да несговорчивого, и пошлю в лес — шишки лущить. Я цену сказал, давай по рукам и пшёл вон.
Ага. По уставу исполнению подлежит последняя поданная команда. Быстренько пошли вон. Выскочили на двор.
На Николае лица нет. Ну что ты киснешь, закуп новоявленный? Ещё не вечер — прорвёмся. Не учил ты, Коля, главный закон любой бюрократии — "закон курятника" называется:
"вспрыгнуть на насесте повыше, прокукарекать наверх погромче, капнуть вниз погуще и клюнуть соседа побольнее".
А "сосед" стольника в дворовой иерархии — спальник. Камка, конечно, для скатертей. В первую очередь. А во вторую — для покрывал. А где у нас покрывала парадные красивые? А везде. И особенно — на постелях.
Заявились к спальнику. Предложили, показали. Ну-ну... Пожаловались на стольника. Оживился. Посочувствовал, но осторожненько. Поднажали на профнепригодность означенного персонажа. В духе: "Разве "Нимфа" глазет даёт? Туды её в качель". Снова показали. Уже кое-какой интерес. И тут я снова влез:
— Так надо по месту прикинуть. Как оно там, на постели, смотреться будет.
Полный ляп. Пустить посторонних в княжескую опочивальню? — Из серии про госизмену. Сейчас нас просто за "спросил" поведут с местным порубом знакомиться. Вместо опочивальни.
А зачем нам опочивальня? Конкретно — его, самого, их... Нам конкретно не надо. Мы и на похожее посмотрим, разложим и прикинем. Может, рисунок крупный, может цвет не в тон.
Пошли. Наконец-то.
Дело в том, у стольника угощения никакого не было. А квас был. А после марша по оврагам по жаре... Я несколько многовато хлебанул. Да и квасок... явно для таких гостей как мы. В общем, "и кишка с кишкою говорит". Треск такой...
— Дяденьки, а где бы мне бы...
— Нужник? Тама вон. Потом нас во-он тама найдёшь.
Они — в терема, я — на задний двор. Не быстро получилась, в три подхода, как у штангиста.
Вышел, наконец, облегчённый-просветлённый. А где же мой Николай? Вроде, в этом тереме. Зашёл, позаглядывал, на второй этаж. Как-то уже тревожно: дело к вечере, колокола уже звонят. После службы всех посторонних с подворья выгонять будут. Куда ж эти... продавец с покупателем подевались? Почти бегом... Заскакиваю в очередные покои. А там — картинка.
Придворный лекарь Александра Второго Освободителя о последнем дне самодержца всероссийского:
"Услышавши о надобности выехать государю из дворца, княгиня Софья Долгорукая кинулась перед ним на колени и слёзно умоляла его ныне не выезжать. Государь сперва излагал ей резоны и надобности сей поездки, но княгиня ничего слушать не хотела и только плакала. Тогда государь поднял её с колен, опрокинул на стол, случившийся здесь же, и был с нею".
Именно это я и наблюдаю. В смысле: стол, опрокинутая на нем на спинку женщина с высоко задранными ногами, молодой парень у неё между ног исполняет характерные возвратно-поступательные движения. Что и позволяет очевидцам записать фразу: "и был с нею".
Я как-то растерялся. Предполагалось, всё-таки, зрелище реализации госзаказа в части продукции ткацкой промышленности. Дама меня заметила, ахнула и ткнула в меня ручкой. Парень обернулся и рванул ко мне. Дурашка.
Всем известно: почему нельзя изнасиловать женщину на бегу? — Потому что бегать с задранной юбкой можно значительно быстрее, чем со спущенными штанами.
Штаны подтяни, придурок.
Кажется, что-то из подуманного я озвучил. Потому что дама хихикнула, а придурок стартовал с места. Как ракета. Придерживая штаны. А я, естественно, побежал. Бегать на пустой желудок — хорошо и правильно. Если знаешь маршрут.
На первой же лестничной площадке налетел на толстяка со здоровенным металлическим подносом.
Ух как громко получается, когда металлическая доска скатывается по деревянной лестнице. А на ней пудов восемь живого и орущего. А я впереди. Туда-сюда... заперто, нет выхода. Тут сверху прыгает давешний придурок. Как это прыгать через лестничный марш, придерживая одной рукой штаны, а второй отмахиваясь от поднимающегося толстяка...
Мне только и осталось чуть в сторонку отойти. Как он лбом в запертую дверь...
Звук характерный: дерево об дерево. И оба — дубовые. Толстяка он перед этим тоже... прервал процесс подъёма путём нажатия в области холки. Тот тоже... фэйсом об тэйбл. Понимая под словом "тэйбл" нижнюю ступеньку лестницы. У обоих носы разбиты, глазки сильно скучены, а я прыг-скок и наверх.
Сзади крик: "держи вора!".
Я ещё хотел обернуться, поправить формулировку. Но тут ещё морды понавылазили, и я побежал. А крик всё громче, уже и с добавками. Типа: "убили-зарезали".
Ё-моё, да кто ж так строит — никакой регулярности! Окон нормальных нет, то просто темно, то ничего не видно. А лестницы...!
Ещё поворот, какая-то анфилада. Проскочил насквозь, пока нет никого.
В конце — спальня. Наверно — спальня. Поскольку полкомнаты занято кроватью с балдахином. Но — странная. Ну нет на Руси такой мебели! Это для каменных, плохообогреваемых помещений. На Руси спят на лавках да на полатях. А здесь этот монстр мебельной промышленности.
И это — правильно. Потому что под лавкой не сильно спрячешься. А здесь два на два как минимум и доска нижняя. Я рыбкой туда и затих.
Ёкарный бабай, если лежанка широкая, так под ней и мыть не надо? Пылища... Сразу в носу засвербило. Тут в комнату люди толпой заявилися. Виноват, не люди — бабы. Ля-ля-ля. Что-то про то, что "ой крови-то, ой унесли болезного, ой найдут-зарежут-казнят".
Тут мне до того припёрло чихнуть — шапку на морду и тужусь. Вот смеху-то будет, если из-под кровати чих. И тут я, весь такой... в пыли и чихающий во все стороны.
* * *
Пришлось вспомнить старую авиационную методу: нос потереть.
Когда самолётики были ещё маленькими, а лётчики — уже большими, то от чиха лётчиков самолётики разваливались. Пришлось первым авиаторам изобрести свой специфический метод борьбы против чиханья. А то трёхходовка "чих-ой-ляп" портила все показатели по смертности.
* * *
Формулировка "держи вора" меня сильно озадачила. И обеспокоила.
Здесь "вор" означает "государственный преступник". По кругу: шпионаж, измена родине, призыв к мятежу, попытка насильственного свержения... Нормальный уголовник называется тать. Занятие — татьба. Отнюдь не "воровство". Есть разновидности вроде шиш, разбойник, душегуб, конокрад... Это всё разные статьи. Но одного круга: отъем имущества более-менее насильственными способами при различных отягчающих. А зачем мне государственные статьи шить? Непонятно, тревожно.
Как-то я от этих мыслей чихать перестал. Народ в комнате вроде рассосался. Надо выбираться и сматываться. Быстро и незаметно. Время примерно к девяти вечера, спать здесь ложатся, как и встают — по солнцу. Ещё светло — июнь, но бечь уже надо. Потихоньку выбираюсь из-под кровати.
Опаньки, напротив — дама на лавке. Куняет себе. А в постели — девчушка. Смотрит на меня.
М-мать...
Автоматом сработало: шапку свою с головы — ей в рот, правой — засапожник к её глазу. Сам на ней верхом. Прямо в пыли и сапогах.
— Дёрнешься — зарежу.
Тут баба напротив шевелиться стала. Перекат вправо, под одеяло, щёлочку оставить и продолжить в том же лапидарно-императивном:
— Мявкнешь — выпотрошу.
И засапожник к её боку ниже рёбер. Сам распластался и пониже съехал, что б из-под одеяла не выступать. Как слива из оплывающего шоколада. А чтоб не вздумала дёрнуться с кровати — ухватить под коленом.
Баба подошла, посмотрела на девчушку. Та лежит с закрытыми глазами. Бабу я не вижу, девчушку вижу, но не всю. Если она сейчас начнёт жестикуляцию устраивать, язык жестов, знаете ли... Баба опять назад села. Тишина. Трое в одной комнате. В полном молчании.
"И тишина...". Вот только мне сейчас мёртвых с косами вдоль дороги...
У меня под ножом девичий бок пляшет. От зажимаемого дыхания с криком, а под второй рукой девичья же кожа. Из нижней части бедра. Поскольку у девчушки ночнушка короткая, типа "срамница". И локоть мой у неё между ног, поскольку я её крепко с перепугу ухватил, ножку в подмышку себе зажал. Молчим.
