— Ванечка, а когда я рабыня... ты меня плетью будешь?
Помнится, французских путешественников в восемнадцатом век приводила в изумление манера русских дворян публично пороть своих крепостных любовниц плетями. А корни-то глубже. В исконно-посконном.
— А ты хочешь?
— Не-а.
— Значит, не буду. И ты меня. Ладно, давай хоть поспим малость.
Тут она в меня вцепилась: "Ванечка, миленький, не уходи, мне одной страшно".
Сколько раз я это слышал в той ещё жизни. Доказано же, что в парной постели женщина спит глубже, чем одна, а мужчина наоборот. Четвёртая ночь, однако. Ладно, снял с неё рубашку, повернул на бочок, обнял как люблю... Все-таки молодая взрослая женщина — большое удовольствие. Тактильное. По всему телу.
Марьяша тихонько засопела, а у меня не ко времени врубилась молотилка и пошла себе по свалке.
* * *
На этой "Святой Руси" одновременно действует несколько систем сексуальной организации общества.
Стадо. Самая старая, ещё до-человеческая. Промискуитет. Беспорядочные, ничем и никем не ограниченные половые связи со многими партнёрами. Все — всех. В чистом виде в человеческих сообществах не наблюдается. Но как временное или локальное явление — довольно часто. Та же Купалина ночь. Или беспорядочные добрачные связи подростков. Но от этого дети рождаются. А человеческого детёныша и вынашивать, и, главное, растить — долго. Самка в одиночку такое дело не тянет — нужна более устойчивая структура.
Гарем. Один — всех. Так строятся сообщества у многих стайных животных: косяки лошадей, постоянно разбегающиеся стада крупного рогатого. Разбегаются потому, что бычки пытаются увести свои гаремы подальше от конкурентов. И плевать им на пастухов.
Галапагосские черепахи так же жили, пока у них перенаселение не началось.
Причина простая: важное свойство, полезное для выживания. Называется "контроль наследственности". У рождающихся детёнышей есть известная генетическая линия. Половина хромосом — одинаковая.
И это создаёт проблему в следующем поколении. Самец всегда хочет осеменить все что видно. Но если ему это удастся, то в следующем поколении все будут братьями и сёстрами. Что такое близкородственные браки... Ну, понятно.
Поэтому когда "один всех" — не здорово. В "гареме" может возникнуть и, главное, закрепиться новая выгодная генетическая линия. Или плохая. Тогда "гарем" вымрет без ущерба для популяции.
В таких стаях-стадах самки, с их митохондриальными ДНК, есть величина постоянная. А вот самцы... Если идет обычное наследование типа: "Акела промахнулся, Акела промахнулся" новым вожаком становится кто-то из молодых самцов этой же стаи. У Киплинга, правда, это Лягушонок-Маугли.
Не думаю, что Маугли исполнял эту важнейшую функцию вожака стаи — занялся осеменением волчиц. Тем более, что у волков всё-таки не гарем, а парная семья. Но обычно специфическая линия данного гарема закрепляется. Поскольку новоявленный "Акела" трахает всех своих сестричек и тётушек. Продолжая, закрепляя набор папашкиных генов.
Либо приходит более сильный самец со стороны. И это хорошо. Раз сильнее — носитель выгодной генетической линия. Должна быть распространена. Получается такое балансирование.
С одной стороны — "гарем" должен быть закрыт от чужаков. На несколько поколений.
С другой — без чужаков он может вымереть.
Люди, хомосапиенсы, решали эту проблему в разное время по-разному.
Северные народы, чукчи например, предлагали своих жён и дочерей всем гостям.
Такой "гостевой" промискуитет. Людей мало, контакты крайне редки. Если человек сумел пройти от одного становища до другого — генетика у гостя хорошая. В здешней "Святой Руси" этот обычай применяется кое-где по окраинам. Хотя еще несколько веков назад и у славян, и норманнов был весьма распространён.
По мере роста плотности населения пошла другая манера. Как только появляется род, что-то устойчивое, из нескольких поколений людей, живущих вместе — секс внутри рода запрещается. Нужен другой род, откуда брать жён. Экзогамные браки.
Если традиционная гаремная система строится вокруг постоянных самок, но здесь получается "гарем навыворот". Мужчины остаются в роде, их наследование генетических линий обеспечивает сохраняемое и закрепляемое своеобразие. А дамы — приходящие.
В отношении пришельцев похоже на "чукотский" подход, но с модификацией. Первый вопрос гость не из "запрещённого" по родству рода? — Выбирай любую, способную рожать. А мы посмотрим — что из твоего семени получится.
Роды умножаются в числе. Делятся по родственным отношениям, дабы избежать инцеста, разрастаются в племя. В первом поколении — два, во втором — четыре, в третьем — восемь.
Вот тут где-то начинает сильно давить окружающая среда: часть родов погибает. Типовое количество тотемов под одной крышей — от 8 до 12. Что у гуронов в Северной Америке, что у кыпчаков в Великой Степи.
Те названия славянских племён, которые мы знаем по летописям типа: кривичи, древляне — не племена. Это уже следующий уровень организации — племенные союзы. Когда уже решается задача не просто получения генетически здорового потомства, но и комфортных условий его выкармливания. Попросту: чтобы соседей бить.
"Оцеола — вождь семинолов". Оцеола, прежде всего, вождь племени "Красные палки". А семинолы — уже племенной союз. Союз с соседями и родственниками, которых побить не удалось. Которые сами кого хочешь побьют.
"Истреблю по четвёртое колено". Вот граница, до которой генетические последствия сексуальных контактов контролируются в древнем обществе. Вообще, "память народная" это сто — сто двадцать лет. "И сохранит это память народная вечно". Может, и сохранит. Но относительно недолго. Дальше — легенды. Часто с зерном истины. Только вылущивать его...
Понятно, что вокруг обычаев, необходимых для выживания, строятся идеологические обвязки. В форме религиозных норм, запретов и прочего.
Предки славян арийцы были скотоводами. Для пастуха "кто с кем перепихивался" — один из двух главных вопросов в жизни. Второй — как сохранить результат этого процесса до того момента, когда его можно будет самому зарезать и съесть.
Когда славяне стали землепашцами, религия их несколько изменилась. Но культ плодородия и не только его, продолжал традицию всеобщего, но жёстко регламентируемого траха. И не только у них. В Ветхом Завете два главных божественных блага: "плодитесь и размножайтесь" и "я дам вам землю". Второе, очевидно, для успешной реализации первого.
Тут на это поле, весьма устойчиво организованное, с кучей весьма жёстких, нам, в третьем тысячелетии, уже мало понятных, но для предков — очевидных, запретов и правил с механизмами их контроля и обеспечения, вторгается христианство.
Иудаизм, возникший среди скотоводов и их гаремов, превращается в религию земледельцев с моногамным браком. И христианство наследует кучу заморочек.
Историю Содома и Гоморры помните?
Там Лот предлагает местным хулиганам своих дочерей "не познавших ещё мужчину". Их насильственная дефлорация в ходе предполагаемой групповухи менее важна, чем задницы двух его гостей. Поскольку "женщина — не человек", а помесь детородной машины с вьючным животным типа ослицы. То есть — имущество человека. Это имущество можно продать, подарить, заложить. Можно предоставить в аренду, во временное пользование. А гость — совсем другой уровень, это человек. И вообще: "гость в дом — бог в дом".
С одной стороны, "плодитесь и размножайтесь". А как это можно сделать без женщин? С другой — роль Евы в изгнании из рая человека. То есть — Адама.
Наложение всего вместе "здесь и сейчас" даёт на Руси чудовищную мозаику. Общепринятых норм, как было в пуританской Англии второй половины девятнадцатого века или в Союзе шестидесятых двадцатого — нет. В одних местностях понести от случайного прохожего — вроде лычки на погонах, в других — могли забить камнями.
* * *
Пришёл Иисус в селение и увидел толпу людей, которая собралась побить камнями привязанную женщину.
— В чем её вина?
— Она блудница, ребе. По закону...
— Пусть бросит в неё камень тот, кто сам безгрешен.
Народ стушевался и затих.
Тут из-за спины пророка вылетает булыжник и бьёт женщину в висок.
— Мама, ну нельзя же так буквально...
А кто ещё может бросить камень в блудницу, как не женщина, которая понесла до брака, которая родила сына не от своего законного мужа?
Это уже пошёл уровень психологии, психологически мотивированная схема действия индивидуума. Которая, при массовом распространении, становится стереотипом поведения, особенностью национального характера. И закрепляется в законодательстве как общепринятая норма в данном обществе.
* * *
Здесь такого нет. Точнее: есть, но на уровне каждой конкретной общины или социальной группы.
Как обычно, наибольший уровень запретов приходится на средний слой.
Самым бедным всегда однофигово, и они устраивали свалки на Ивана Купалу.
Верхние имеют достаточно возможностей соблюсти внешнюю благопристойность.
Судя по тому, как с явным интересом затихала Марьяша, какие-то вариации на тему "госпожа и раб" в поле сексуальных ролевых игр, она в своём Смоленске слышала. Но вот сама...
Какой тип поведения, границы допустимости приняты в её местности, в её социальной группе... Нет информации. Надо проверять.
Наверное, у неё были так называемые "крепкие моральные устои". Во всяком случае, ни о каких посторонних интрижках она ни при каких обстоятельствах не вспоминала. И по наблюдаемому поведению... Хотя сама — молодая женщина, муж постоянно в командировке... Ситуация вроде бы типовая... Или под присмотром отца она не могла нигде ничего?
Но смерть мужа, бегство, побои, несколько довольно жёстких изнасилований как-то расширили её представления о границах возможного и допустимого. Вот и посмотрим. И расширим. К обоюдному удовольствию.
Глава 30
Где-то здесь я заснул. А проснулся, когда хозяйка влетела через порог с какой-то фразой. И запнулась, увидев Марьяшину голову на моем плече. Выскочила она быстро.
Марьяша была очень смущена. Расстроилась, переживала. Пришлось чуть не за руку отвести её на завтрак. Краснела она как маков цвет, глазки не поднимает, слова лишнего не скажет. Потом пошла помогать хозяйке с посудой. Оттуда, однако, довольно скоро послышался её голос. Весьма радостный и, даже, восторженный. Похоже, она делилась своими ночными впечатлениями.
А мы с Ивашко остались продолжать вчерашнее.
— Хорошо поигрался?
Так. В той жизни я никогда не любил "хвастаться победами". Это только моё дело. Её и моё. Да и про чужие... С причмокиванием и облизыванием... Мне — что самому говорить, что чужое слушать — не интересно. Мне интересно самому делать. С полным спектром собственных ощущений. И здесь, на "Святой Руси", я свои привычки в этой части менять не буду.
— Ивашко, это твоя забота? Она — моя служанка. Давай по делу. Проводишь?
— Дык... Тут дела... Далеко...
— Сколько?
— Четыре куны.
— По рукам.
— Эта... половина сейчас.
— По рукам. Выходим через час.
— Не... Я не могу. Дня три надо. А чего такое "час"?
— Ивашко, я ведь и сам уйти могу. И дело не в серебре. Тебе здесь нравится? Вот это житьё-бытьё? Ты хочешь вот так всю жизнь? До самой смерти?
— Не. Да ведь только и с тобой... Ведь и без головы можно...
— Можно. Без дурной. Сам оторву. А можно подняться. Из вот этого всего взлететь... Можно — высоко. Со мной... Сам понимаешь.
Сговорились выходит утром. Ивашко куда-то ушёл. Первый день за долгое время, когда нечего делать. Так только у Юльки в избушке было. Эх, Юлька...
Походил по двору. Да уж. Небогато. Хорошо видно, что хозяину всё это... не в радость. Конька нашего проведал. Всё-таки молодцы мы с ним: от моей упряжи он ничего не сбил, не натёр. Вещички наши перебрал, ножи с поясов и кису с собой забрал. Не то чтобы не доверяю, просто на всякий случай. И пошёл делать совершенно недопустимую для местных вещь — спать днём.
* * *
Это потом на Руси послеобеденный сон в ранг святого дела возведут. Гришку Отрепьева за это убили — московским спать днём не давал. Даже Пётр — головы рубил, а сон после обеда ломать не стал. "Адмиральский час" — вся Россия во сне.
Даже товарищ Сталин послеобеденный сон не трогал. Он, конечно, сам не спал и всей России спать не давал. Но не днём — ночью. Работал он по ночам. "Вождь и учитель". Поработает так часиков до четырёх утра, и "пойдёмте, товарищи, кино посмотрим".
Нет, я понимаю, я сам любил с девушками на утренний сеанс. После жаркой ночи. Но это с девушкой, а не с членами. Из их "бюро".
А здесь этого нету. Сна послеобеденного. Поскольку и самого обеда нету.
"Зверь лесной ест один раз в день, человек — два. И только ангелы божьи вкушают трижды".
Общее правило для всей средневековой Европы. Соответствует режиму полевых работ. В поле в полдень можно только перекусить. Не обильно, не долго: дальше надо опять упираться. Зато завтрак и, особенно, ужин — в полный рост.
* * *
Утром у хозяйки других дел хватает, так что поутру — из вчерашнего недоеденного. Но мне хватило. Маленький я ещё. И желудок такой же. Глазки слипаются. Завалился на Марьяшкину лежанку и придавил... подушку ушком.
Но не долго. Марьяна зачем-то забежала. Увидела меня в своей постели — аж вспыхнула. Мнётся, смущается. Потом, чуть не со слезами от румянца:
— Ваня, ты туда не ложись. То — моя постеля. Тебе вот тут, у порога.
— И чего? Тут-то удобнее.
— Люди увидят, холоп у боярыни в постели... Говорить будут. Трепать-злословить.
Господи, малышка, да уже видели. Уже треплят. Ты же сама с хозяйкой и поделилась... от полноты чуйств.
— Вань, мы с тобой уговаривались: днем я тебе госпожа. Сойди. Пожалуйста.
Ну, тут сам бог велел. Как же не поиграть в эту игру? Вскочил, согнулся перед госпожей и повелительницей. Раболепно. Раба лепим:
— Какие ещё будут указания благородной госпожи?
— Вань, ты не обижайся, просто... стыдно мне...
— А не желает ли высокая госпожа приказать ничтожному рабу своему развлечь её? Как-нибудь... сладко?
Ух как она снова полыхнула. Глаз не поднимает, головой кивает. Развлечь-развлечь. Сильная женщина, выносливая. После всего, что за последние дни было, после нынешней ночи... Да из моих современниц половина бы уже в лёжку лежала и головёнку не держала! Поэтому они и не предки. И, в большинстве своём, предками уже никому не будут. Кто по возрасту уже, кто по болячкам, кто по стремлениям, прежде всего к целям социальным, но не биологическим. Типа карьеры, благосостояния и прочего всякого.
"Лучшие друзья девушек — бриллианты".
Может быть. Но от таких "друзей" с кристаллической решёткой — детей не бывает. Так и остаются, "в девушках". А жаль — хорошие линии обрываются. Генетические. Не предки.
— А не соизволит ли благородная госпожа снять платок свой? Дабы завязать глазки свои ясные и не смущать взора своего возвышенного зрелищем раба недостойного.
