— Что? Сколько?! Да ты, малек, видать мозгой за оглоблю зацепился...
— Пустое. Цена названа. Торга не будет. Ивашко, давай коней запрягать.
Ух как им это поперёк.
Всё поперёк. И что мальчишка, и что цена, и что неизвестно что. А главное: торга не будет. Не делаются так на Руси дела. Отказаться торговаться — в лицо плюнуть. Ты мне не ровня, мне твоего серебра не надо, и товар твой дерьмо. А главное: ты мне не интересен, я с тобой и говорить не хочу.
Спокойно Ваня. С людьми надо жить. И разговаривать.
* * *
" — Дэвушка, дэвушка. Почэму молчиш?
— Хочу — и молчу.
— Э, если "хочешь" — не молчи, мэнэ скажи".
* * *
Ладно. Аргументируем. При средне-потолочном представлении об уровне цен пятнадцатилетней давности в полтысячи вёрст отсюда.
— Вот ты, мил человек, поди слыхал, что Князь Киевский собрал войско немалое и ушёл в поход на Низ, к Олешью?
— Ну.
Да чего ж они все так в ямщики рвутся!
Хотя слов этих — "ямщик", "ям" на Руси ещё нет.
"Вот помню — на почте служил ямщиком.
Был молод, имел я силёнку".
Молодость, силёнка — пожалуйста. А вот на почту в ямщики — не получится. Нет такого на Руси. Русская национальная забава — ямская гоньба — Батыево наследство.
Понятий таких ещё нет. Слов ещё нет, но всякий разговор с "ну".
— Поход лодейный. Так?
— Ну.
— Значит всю смолу, все запасы у купцов выгребли. Когда лодии под Киевом собирали.
— Ну уж и все. Да и то — к осени опять наберётся. Накурят ещё смолы скока надоть.
— Ага. К осени. А сейчас? Про то, что Изя Черниговский с половцами к Чернигову подошёл — слышали?
— Был слух. И чего? Князь дружины вроде не собирает.
Плохо у них тут с распространением информации. Уже неделя прошла, как мы под половцев попали, а тут — "слух был". Вот выросту — своё новостное агентство открою. Общенационального масштаба. И назову как-нибудь незатейливо... СДРИС, например. Свято-Древне-Русские Информация и Слухи.
— Вчера не собирал — завтра соберёт. И на чём они к Чернигову пойдут? По этим лугам да на кониках? Это — княжии, из Смоленска. А остальные? А охотники? Кто своей охотой? За половецкой добычей?
Бить половцев лучше при их отходе. Они тогда не такие... подвижные. Да и потери у них бывают. Главное: взятое с бою принадлежит победителю. Оторвал у поганого кусок его добычи — твоё. Прежнему хозяину на прежнее место возвращать — только за выкуп. И пойдут вчерашние девки русские — свежие полонянки половецкие — либо в вотчину, либо на торг. От русских купцов — греческим.
— Две куны дам.
— Десять.
— Чего? Чего десять?! Было ж восемь! Ты ж должен цену-то сбрасывать, а ты поднимаешь. Паря, ты чего — торговаться не умеешь?!
— А я и не торгуюсь. Я говорю. Десять кун. Сейчас. К обеду — двенадцать. Бочки и верёвки на них — включая. Нет — будь здрав, человек добрый.
— Ммм... По рукам.
Расплатился, дал четыре монеты-ногаты. Меня самого в Киеве Степанида за вдвое меньшие деньги торговала. Как это давно было... А теперь я сам — смолой торгую. Скажи кому — смеху будет. Но — получилась. Первый мой торг в этом мире. Первая сделка.
Ура, товарищи! Новый олигарх народился.
Может тебе, Ванюша, в купцы податься?
Люди вольные. Заплатил налоги и спи спокойно. Если осталось где. Как все податные — мордой в грязь. Перед корзном, перед шапкой боярской, перед крестом наперсным. К ручке приложиться — за счастье. А иначе — плети. Или — батоги. Чтобы место своё знал. Нормальное место нормального свободного русского человека. Нет уж, лучше — в рюриковичи.
Выехали и снова ходу. Ивашкин воз здорово полегчал. Хорошо идём, к вечеру в городе гомиков будем. Там уже Смоленское княжество.
Конец шестой части
Часть 7. "Дороги Смоленщины"
Глава 33
Насчёт гомиков я несколько погорячился. А что ещё может уловить слух российского человека начала двадцать первого века, когда все туземцы говорят "гомий город, град гомий"? А это Гомель. При ближайшем рассмотрении. И живут здесь гомельцы. Или гомельчане. Или гомики. Потомки радимичей. Было такое славянское племя.
Название от речки Гомеюк. По-фински означает "homma joki" — "быстрая река".
Причём тут финны? Где Финляндия, а где Беларусь.
А при том, что все земли к северу от степи от Карпат до Урала — исконно-посконно угро-финские. Кстати, русская Ока тоже от этого слова — "joki" — "река".
На чужой земле живёте, господа патриоты. Геродота читать надо. Тот чётко пишет: "к северу от скифов в непроходимых лесах живут племена андрофагов". Людоедов то есть.
Вот и выбирайте: или в предках у нас Мумбо-Юмбо, которое прохожих "кай-кай" даже без кетчупа, или — "мы сами не местные".
Город Гомий весьма не мелкий. Гектар сорок по площади. На левом берегу стоит, так что мы на него со стороны посмотрели. Подходы... Как на Хуанхе: отрицательные высоты называются глубины. Выкарабкиваться из этих оврагов... Да ещё в доспехах при случае... Потноватенько выйдет.
На этом берегу — слободка.
Постоялый двор поразил сервисом. Как въехали в ворота — бабенка выскакивает и Ивашке кружку подаёт. Первая выпивка за счёт заведения.
И у меня к этому Гомию всякий интерес сразу пропал. И ко всему остальному тоже. Остался только один интерес: как бы убраться, пока он вдрызг не нагрузился. Все попытки контроля в стиле "жена муженька пасущая" закончились провалом — Ивашко пропал. Так что пришлось мне самому и с конями, и с возами, и с Марьяшкой.
* * *
Мне по жизни с разными людьми сталкиваться приходилось. И с пьющими, и с гулящими, и на иглу подсевшими. На мой вкус: "пьяница запойный" — самый скверный вариант. Наркоман, шлюшка, даже алкаш — их видно. Понятно, предсказуемо. Знаешь чего ждать и иллюзий не испытываешь. А вот такой... Вроде нормальный, толковый, ответственный... потом — раз — и в штопор. А после смотрит на тебя виноватыми глазами: "я не хотел... оно само... прости, больше не буду...". Брехня. Будет.
Когда я на северах вахтовался, был у меня в бригаде один такой. Пока на глазах — человек человеком. И соображает, и дело делает. Специалист толковый, с мозгами. И так, в общении — всё путём. И по рюмочке может. Без потери самоосознания. Прямо инсценировка русской народной мудрости: "Кто пьян да умен — два угодья в нем". Всё хорошо.
Потом с глаз долой и... "Да я только во Внуково пивка взял. Ночь сидеть пришлось. Вот чуть-чуть горло смочить". И осталась вся моя бригада, девять человек, без зарплаты за два месяца. Кто-то из щипачей московских приподнялся, а девять семей наших... тянули и вытягивали. Пока мы из следующей вахты со следующей получкой не вернулись.
* * *
Опять ночь без сна. Последний раз я полночи спал нормально, пока покойный Степко с Марьяшей развлекался. Кстати, и Марьяша начала шевелится. В полусогнутом состоянии, но "доведи до нужника". А возы на кого оставить? А народ тут... Как на московских вокзалах.
Кто бы мне спокойного "цок-цок" сорганизовал? Минуток эдак шестьсот.
Утром Ивашку принесли. Но не отдают. Хозяин такую цену выставил... Врёт раза в три. Но не поспоришь. Этот... Как полено. Мычащее. Всё пытается к моей ручке приложится. И тут я, весь из себя такой... невыспавшийся... И его... встретил-приветил. Как верная жена мужа своего... мокрым полотенцем по глазам.
Два воза пацанёнку вести — это как? На одном — болезная боярыня-шалава уже голос подаёт, на другом — слугу-алкоголика периодически выворачивает. Деваться некуда, привязал всех. К телегам. Пошли сцепкой, как фура с прицепом. Опа-опа, цоб-цобе...
Места эти — Белорусское Полесье. Песня такая была:
"Живёт в Белорусском Полесье
Красавица леса Олеся".
Не знаю какая она красавица. У гомельских в моё время носы такие были... Характерно длинные. От радимичей, наверное. А мне как-то больше курносенькие нравятся.
"Где родился — на той и подженился".
Только эта "Олеся" здесь не одна живёт — с мужиками. Многочисленными и хорошо вооружёнными. Не одни топоры да косы, а ещё и кистени с рогатинами. У Олесиных сожителей.
* * *
Гомий нынче под Смоленском. Было отдельное княжество, потом стала земля Черниговская. В Чернигове Давидовичи сидели. Их здесь "давайдовичами" вспоминают. По типу основного метода сбора налогов. Князья черниговские от Изи Волынского к Гоше Ростовскому бегали. И обратно. А Ростик Смоленский всегда за одного, за брата своего стоял.
Соответственно, здесь — то "направление предполагаемого удара вероятного противника", то "добрососедская граница с братским русским княжеством". То местные друг друга режут, под чутким руководством из своих столиц, то бурно отмечают очередное примирение.
Работать некогда. Да и не дадут. Последние годы Ростик эти земли под себя забрал. Теперь, вроде, должен Свояку назад под Черниговскую власть отдать. Но Ростик в Киеве. В Смоленске его сын Роман. "Сын за отца не отвечает". И по имущественным делам — тоже. Не торопится Роман отдавать. А Ростик из Киева... тоже. Не торопит.
Между Черниговскими и Смоленскими немало крови пролито. А как убытки компенсировать? А известно как: выжимая из предполагаемых к передачи земель всё досуха.
На выжатой досуха земле такие монстры размножаются... Соответственно, в лесу не только четвероногие звери обретаются. И тут я, с двумя возами и одним дрючком. Как Буратино на Поле Чудес в Стране Дураков. Вот он я — "разделся и жду".
Повезло. Пока я свой чудо-поезд увязывал, самые резвые купчики вперёд ушли. Мы их и нагнали. Ближе к полудню. То, что осталось.
Помнится, я удивлялся: почему это по дороге в Киев не было у нас стандартного по попаданским рассказам приключения — встречи с разбойниками. Дурак, потому что. Не удивляться надо было, а радоваться.
Здесь тоже не было. Встречи. Встречальники уйти успели. К моему счастью. А вот результаты остались.
Лог такой. Или буерак? Неглубокий. Дорога лесная. Спокойная, красивая где-то. Тень такая... Глубокая. В солнечный полдень — очень приятно. Внизу три телеги без лошадей, куча мусора — барахло какое-то разбросано. И — четыре трупа. Ободранных. В смысле: в одном исподнем.
Мда... Картина маслом. Точнее: кровью.
Ну и ладно. В лесу птички поют — людей вроде нет. Как проехать-то. Пошёл телеги раскатывать с дороги. Своими-то хиленькими плечиками. Не будет у тебя здесь, Ванюша, счастливого детства. Ой не будет.
Двое упокойников с разбитыми головами, двое других с кровищей по корпусу. Из барахла взять нечего. Всё или сильно рваное, или сильно ломанное. Хорошие разбойнички попались — хозяйственные. Ничего полезного не оставили. Сразу видно — местные. Оседлые. Из крестьян. Которые пришлые — так чистить не будут.
Тут один из покойников ножкой дёрнул. Я и сел. Тут же. Да что ж, японский городовой, такое! Прошлый раз дохлый половчанин чуть до кондрашки не довёл. Теперь вот, проезжий недорезанный.
Пришлось посмотреть. И правда: мужик-то живой. Поверхностное ранение головы. Типа топором, но плоской стороной.
"Добрый доктор Айболит
Он под деревом сидит.
Приходи к нему лечится...".
Ко мне не приходят, а просто под ноги валятся. Выросту — заведу службу "скорой помощи". Буду по Руси ездить и недо-упокойников по дорогам собирать. Может, кто заплатит.
Телеги растолкал, свои возы вниз свёл, давай недо-упокойничка на воз закидывать.
Ага. Здорового мужика... Только вторым конём. Через блок неподвижный типа бортик тележный. Перекинул. Прямо на Ивашку. Тот проснулся, с бодуна глазами лупает.
У одного похмелье, у другого сотрясение.
— Это... Это чего?
— Это ты Ивашко. После следующей пьянки. Возьмёшь в рот хмельное — я тебя по этому образцу отретуширую. Слезай.
— Эта... Зачем?
— Бражки у нас нет. Буду опохмелять по моему собственному рецепту. Армяк и шапку сними. Руки давай.
— Господине! Да на что руки-то вяжешь?
— Лечить буду. Вот я тебя к задку телеги привязал, мы сейчас ходко пойдём. Резвой рысью. Через версту — пропотеешь. Через две — весь мокрым будешь. Тут у тебя хмель из организма и выйдет. И будешь ты как молодой огурчик — весь в зелёных пупырышках.
Ну, последнее это я так, для красного словца. А вот связку "пропотеть-протрезветь" — я применял. Не к себе специально. Но приходилось команду на покосе временами в чувство приводить. День косим — ночь квасим. Ничего, все живые остались. И ты не дёргайся, Ивашко.
"Я ж советский, я же чистый как Кристалл.
Взялся делать, так уж...".
Я за тебя взялся. У тебя теперь два выхода. Или встать и стать трезвым. Или лечь... насовсем.
Поехали. Прогноз оказался положительным. Пропотел и дышит. Как загнанная лошадь. Но не лошадь — можно поить. Водой. Во как — и глаз ясный, и смотрит весело. Правда, весело-замучено. Нормалёк.
Возы расцепили, пошли дальше нормально. Сразу легче стало. По коню моему хорошо видно.
К ночи опять в весь и на постоялый двор. И у меня снова приступ паранойи: а чегой-то хозяин, как нашего свежебитого увидел — мальчишку со двора куда-то послал? А чего хозяйка так сильно предлагает Марьяшу с воза к себе забрать, а почему нам не со своего горшка щей наливают?
Тут смысл простой. Разбойнички сами по себе не живут. А пути сообщения здесь... Это в моё время: в Москве — ломанул, в Лондоне — скинул. А на "Святой Руси" — всё на день-два пешего ходу. От места совершения злодеяния. А кому краденое сдать? — А хозяину постоялого двора. Он купцам проезжим толкнёт и уедет вещь... за синее море, за высокие горы.
Массового производства нет, каждая почти вещичка легко опознаётся. Если есть опознаватель. А у нас он вот — на возу с разбитой мордой лица. Живой. Потом приедут соответствующие лица. Должностные. И станут задавать соответствующие вопросы. Посредством соответствующих инструментов наружного, кожного и костоломного действия.
Зверинец мой разрастается. И что характерно — за всеми присмотр нужен. Ивашко, было, дёрнулся. Типа: "да там, у хозяйки... помочь надо". Показал ему молча разбитое лицо новичка. Угомонился. Под телегу и спать.
Марьяшу накормил, напоил, в нужник сводил, умыл, подмыл, спать уложил. Держится за меня, не отпускает:
"Ваня, Ванечка-а-а. Тут болит, тут ломит. Не уходи, не бросай!".
Потом снова обычная женская трёхходовка: "я — дура", "он — мерзавец", "а ты...".
Нормально. Говорить начала. Только слабенькая совсем.
Новичку морду лица протёр, повязку нормально положил — последнее из Юлькиных запасов добираю. Тут и он начал плакать-рассказывать. Лежу-слушаю.
Звать — Николай. Первый здешний, кто христианским именем представляется. Лет за тридцать. Суховат. Пожалуй правильнее — субтилен. Очень аккуратен. И в еде, и в одежде. За одно это можно было его спасать. Из смоленских купцов. Потомственных. Чуть ли не четвёртое поколение. С дедом и отцом обошёл всю Русь. И многие сопредельные. До Бухары, Роскилле, Кракова и Иерусалима. Торговал всем. Успешно. Дед и отец были люди рискованными и подвижными. А дома в лавке сидел младший брат отца. Когда отец Николая в дороге помер, обнаружилось, что имущество всё — у дяди. "Лествица". А Николай за всеми этими торговыми экспедициями ни женится, ни, соответственно, отделится не успел. Вот и ходит в приказчиках. У собственного дяди. Но хочет отделиться. Поскольку дядя и семья его... Сильно Николая обижают. Называется: "держать в чёрном теле". Не то чтобы совсем негр на плантациях, но — без уважения.
