Одна мысль потянула за собой другую, и в ушах у меня, словно вживую, зазвучал голос Дэриэлла, зачитывающего выдержки из хроник. В его устах сухие рассказы превращались в удивительные сказки...
...Вечный свет, Daih-Artaih, был верховным божеством одного из аллийских культов. Свет всегда почему-то больше почитают, Нэй, — и у людей тоже. Дэй-Артей противостоял Вечному сумраку, Nattie'el-Artaih, будто призывающему из нижних планов орды демонов на головы непокорных аллийцев. Интересно, что мы, дети, что ли, чтобы нас наказывать за что-то?
...У этого весьма распространенного в Смутные времена верования есть и вполне реальные корни: еще на заре аллийской цивилизации в Северных горах открылся портал на другой слой реальности, пропустивший в мир несколько тысяч Древних. Эти пришельцы были то ли изгнанниками из своего мира, то ли исследователями, никто не знает наверняка. Зато совершенно точно известно, что эти полуматериальные, кровожадные и беспечные существа положили начало новому народу, ныне известному как шакаи-ар...
— Интересуешься историей? — уже спокойнее осведомился Максимилиан. Хорошо хоть спорить не стал. Обычно шакаи-ар во всем винят аллийцев и слышать не хотят ни о каком нашествии на исконные земли Пределов.
— Не то что бы интересуюсь... — уклончиво пробормотала я. — Слышала кое-что... что-то...
— ...Что это? — восторженно спрашиваю я своего проводника, дергая его за кончик длиннющей косы. Дэриэлл как бы невзначай перекидывает косу через плечо и внимательно оглядывает окрестности, не торопясь с ответом. А вокруг есть на что посмотреть.
Величественные колонны, когда-то подпиравшие высокие резные потолки, ныне теряются в переплетении вьюнка, густо обвивающего мраморные тела поверженных гигантов. В растрескавшихся белых валунах, рассыпанных у самого горизонта, почти на границе видимости, угадываются обломки крепостных стен. Фрагменты перекрытий, как кости, выступают из земли, заросшие травой и серым лишайником.
Лес, наступающий на погибший город.
Деревья там, где когда-то были улицы. Так давно, невообразимо давно...
Мы стоим на холме. Кентал Савал остался далеко позади. Да и не строили городов в Кентал Савал, Пределе-Осужденных-на-Изгнание. Дальнем Пределе. Так что же это?
— Дэйри? — Я снова дергаю его, на этот раз за рукав. Я уже совсем взрослая, мне целых двенадцать лет, но сейчас, рядом с ним, можно не думать о поведении и надлежащих манерах. Если, конечно, тетушка Лиссэ не оттачивает на нас свои шпионские навыки. Да только откуда ей взяться здесь... а где это здесь, собственно? — Дэйри, не уходи в себя!
Аллиец проворачивает кепку козырьком назад, потом и вовсе снимает, небрежно запихивая ее в карман. Длинная косая челка падает на лицо, и целитель заправляет ее за ухо.
Мне нравится наблюдать за ним. Я знаю про него все. На шнурке, который уходит за ворот черной майки, болтается янтарный медальон в виде лисьей мордочки с хитро прищуренным глазом. Ногти на руках всегда коротко острижены, чтобы не мешать при диагностике. Пальцы сильные, тонкие, а на кончиках ровная гладкая кожа без всякого рисунка — следствие постоянных опытов с едкими веществами. Он все время с чем-то возится в лаборатории и не всегда бывает аккуратен. Отсюда мне не видно, но я знаю, что над левой коленкой на джинсах большая дырка, прожженная кислотой. Нога давно зажила, а ткань все еще хранит след.
Он любит кофе и мороженое.
В его комнате на полу, около кровати, всегда стопка книг. Верхняя раскрыта и лежит обложкой вверх — он не любит закладки, но очень любит читать.
А еще он любит рассказывать истории. Почему же сейчас он молчит?
Я оглядываюсь на целителя в последний раз и решительно спускаюсь вниз, к развалинам. Дэриэлл неторопливо идет за мной, не вмешиваясь.
Внизу колонны кажутся раз в десять больше, чем с холма. Перешагивая через выступающие из травы обломки, я направляюсь к высокой арке — единственному целому сооружению на многие мили вокруг. Когда подхожу ближе, становится очевидно, что раньше эта арка была раза в три выше, но за долгие века ушла в землю. Это пугает — медленная смерть камня на фоне агрессивно-наступательной жизни леса.
Зато теперь я могу увидеть полустершиеся руны, вьющиеся по белому мрамору.
Kaen... Kaenntol... Ka...
— Kaenntoh al'le — Nattie'e, — негромко подсказывает Дэриэлл. — Кентал Наттэй. Темные Пределы.
Я сдавленно охаю. На этот раз не от восхищения, а от острого приступа страха.
Про́клятый город!
Я отшатываюсь, словно растрескавшийся мрамор может укусить. Еще шаг — я уперлась спиной в стоящего позади целителя. Дэриэлл осторожно придерживает меня за плечи, успокаивая. Я скашиваю глаза и вижу, что он улыбается.
— Ты чего?
Я выворачиваюсь из рук и мстительно наматываю толстую золотистую косу на руку. Волосы у аллийцев — не то что у людей, я уже это знаю. В них есть нервные окончания. Стричься немного больно, но зато и прикосновения к волосам аллийцы ощущают в полной мере — вот такие, ласкающие.
Передразнивая меня, Дэриэлл проделывает то же самое с моей куцей косичкой. Я не чувствую ничего, но почему-то становится тепло и томно.
— Что ты застыла, Нэй? — мягко спрашивает целитель. — Испугалась?
Я смущенно киваю. Оставленная без внимания, коса разматывается и соскальзывает с руки.
— А я люблю здесь бывать, — внезапно признается он. — Здесь всегда тихо. Спокойно.
— Как на кладбище, — мрачно подсказываю я.
Дэриэлл снова смеется.
— А это и есть кладбище. Кладбище надежд. В некотором роде... — И сразу же, без перехода: — А хочешь, я расскажу тебе сказку? Про Темные времена?
Я радостно киваю и усаживаюсь на белый обломок.
— Давным-давно, — протяжно начинает целитель, — жили-были аллийцы. Тогда, конечно, они не называли себя аллийцами, но не важно. Главное, что они жили, и не где-нибудь, а в далеких северных лесах. Аллийские Пределы простирались от гор и до самого моря. Людей тогда и в помине не было, разве что их далекие предки, похожие скорее на зверей, бродили по равнинам. Зато в горах жили...
— Гномы! — радостно подхватываю я.
— Нет, не гномы, — смеется аллиец. — Гномов не бывает. И не было никогда. А в горах жили шакаи-ар — совсем еще молодой народ, всего несколько сотен тысяч лет. Откуда они взялись, точно никто не знал. Но поговаривали, особенно по вечерам, когда огонь так загадочно потрескивал в очаге, что они произошли от изгнанников-Древних с тонкого плана. Будто бы эти демоны пришли из другого мира, почти бесплотные, неощутимые — словом, крылатые духи, но увидели аллийцев и стали подражать им. И все было бы хорошо, но от демонических привычек трудно избавиться. Особенно от одной — поглощать чужую силу, чтобы насытиться. Нападения случались редко, смертельных исходов почти не было, но все же аллийцы боялись.
А страх провоцирует.
Когда на аллийских землях начали появляться поселения шакаи-ар, прошел слух, что переселенцы готовят почву для третьего вторжения Древних. Последнего. Служители в храмах говорили о страшной опасности, реках крови и шакаи-ар, похищающих аллийцев ради пропитания.
И аллийцы не выдержали.
Несколько поселений пришельцев сровняли с землей за одну-единственную ночь.
Шакаи-ар не бросили соплеменников и бурей обрушились на леса.
В ответ Повелитель собрал армию и повел ее в горы — мстить. Из всех, кто ушел в горы, не вернулся никто. Зато яростной волной хлынули шакаи-ар...
Война была долгой и кровопролитной. Аллийцы отступали все дальше к югу, прочь от гор, несущих смерть. Магия была бессильна против пришельцев, а раны от стрел и мечей затягивались прямо на глазах. Этот противник был нам не по зубам. А мы ему — на один зуб. Точнее, на четыре. Четыре острых клыка.
К сожалению, аллийцы поняли это, только когда отступать было уже некуда. Позади был лишь безбрежный океан, горький, как слезы, соленый, как кровь. И в одну из ночей сын Повелителя, лишь недавно унаследовавший этот титул, сбежал из лагеря и отправился в леса. Он искал старейшин шакаи-ар, чтобы любой ценой вымолить пощаду для своего народа.
Он скитался по лесам несколько ночей, пытаясь найти хоть кого-нибудь. Но все впустую. Лишь на пятую ночь крылатая тень, на мгновение закрыв луну, опустилась перед ним на землю. Юный Повелитель со всех ног бросился к шакаи-ар.
'Проведи меня к вашим старейшинам'.
'Зачем это тебе?'
'Я хочу просить о мире для моего народа'.
'Твое слово будет услышано. Жди', — кивнул кланник, растворяясь во тьме.
На следующую же ночь все до единого шакаи-ар вернулись в северные леса. Не было ни выкупа, ни угнетения побежденных. Война пролетела, как страшный сон, оставив осиротевших детей и разрушенные города.
Аллийцы так и не отважились вернуться на родину, под сень смертоносных гор. Остались южнее, постепенно восстанавливая покинутые города. И никогда не заходили за невидимую черту, которую когда-то невольно провел Повелитель. За развалины города, темного, ночного, где была остановлена война.
И вот мы здесь. В том самом городе. И что же мы видим вокруг?
Ничего.
Белый камень и темная зелень — все, что осталось от Кентал Наттэй, Темных Пределов.
Мы стоим под аркой и смотрим на долину. Сказка закончилась. Нечего добавить. Внезапно Дэриэлл оборачивается и произносит:
— Я люблю бывать здесь. Иногда мне кажется, что этот город носит твое имя. Кентал Наттэй, Найта, Нэй...
— Нэй!
Резкий оклик Максимилиана выбил меня из водоворота воспоминаний. Я недовольно подняла голову:
— Чего тебе?
— Ты что, задремала? — засмеялся Ксиль. И резко оборвал смех, как будто надоедливую нить. — В твоих воспоминаниях он выглядит... по-другому.
Голос его звучал задумчиво.
— Кто? — искренне удивилась я.
— Дэриэлл. Аллийский целитель.
Ни следа эмоций. Только каменные ручейки шуршат, скатываясь вниз по склону.
— Разве ты с ним знаком? — поразилась я. Не припомню, чтобы Максимилиан упоминал о чем-то подобном.
— Не совсем... — протянул князь. — Просто я видел его отражение... В чужих мыслях. Очень давно.
— И каким он был?
Я жадно подалась вперед, пытаясь заглянуть Ксилю в глаза. Дэриэлл и шакаи-ар... Кто бы мог подумать! Ничего общего. Он же их ненавидит!
— В его воспоминаниях он был мертвым, — малопонятно пояснил Ксиль. — Сломанным.
— Дэриэлл не может сломаться или пасть духом, — уверенно провозгласила я. — Он целитель. Я знаю. Его кодекс и честь... — Я запуталась в словах и встряхнула волосами, отгоняя лишние мысли. — Не знаю, как объяснить, но он точно не может быть сломленным. Он сильный, правда.
Князь ничего не ответил. Повисло липкое, неприятное молчание. Когда я уже расслабилась и решила, что разговор окончен, Максимилиан вдруг проронил невпопад:
— Он вовсе не говорил ничего подобного. Это просто какая-то аллийская чушь.
— О ком это ты? — насторожилась я. От князя можно было ожидать чего угодно.
— Об отце. Я вспомнил. Он ничего не говорил тогда про услышанные слова. Чушь аллийская. Он просто поколотил этого аллийца и сказал: 'А раньше не мог извиниться, дурак?' Примерно так, но с поправкой на древние наречия...
— Постой... Ты хочешь сказать, что это твой отец прекратил войну? — вскинулась я, не веря своим ушам. — Но ведь тогда ему было бы сейчас...
— Я не знаю, сколько ему было бы сейчас, — задумчиво отозвался Максимилиан, — но когда я родился, он уже давно разменял первую сотню.
— Сто тысяч лет... — ошарашенно пробормотала я. Но осознать всю громаду этой цифры так и не сумела.
Гора содрогнулась, порождая глухой скрежещущий рокот. Максимилиан на мгновение застыл, вывернув голову под немыслимым углом, вглядываясь в серую громаду над головой.
Каменные ручейки змейками побежали вниз, срывая с места все новые пласты.
— Обвал... — испуганно прошептала я. Максимилиан сдавленно ругнулся и рванулся вбок.
Каменные склоны смазались в неразличимое пятно. Я вцепилась князю в плечи, пальцы словно судорогой свело. То, что он сейчас делал... Так не бывает. Никто не может так ломать законы физики. Можно отменить гравитацию, но не направить ее в другую сторону. А князь именно это и делал. Прыжки по склону, в сторону и вверх одновременно, поток камней, перемешанных со льдом и прессованным снегом, вдруг срывается со скалы, течет перпендикулярно поверхности, огибая нас...
Максимилиан цепляется за выступ, но промахивается, и мы летим кувырком куда-то вверх, проваливаемся в черный зев расщелины. Прямо в воздухе князь умудряется сдернуть меня со спины и сгрести в охапку, но этого мало. Кубарем по неровному дну, по известковым наростам, сверху сыплются куски льда и течет грязная вода. Князь попадает ногой в щель и инстинктивно выпускает меня из рук.
Известковая колонна вырастает на моем пути так же неожиданно, как памятная ель.
Тупая боль в затылке.
Занавес.
Холодно. Первое, что я осознала, — мне холодно. Очень. Но через несколько секунд сознание заполнила тягучая, пульсирующая боль, поселившаяся где-то у основания черепа. Усугубляя мои страдания, усталый голос отчаянно повторял одно и то же:
— Очнись же ты наконец... Я знаю, тебе больно, но попробуй открыть глаза. Я не смогу тебе помочь, если ты будешь без сознания. Пожалуйста, малыш, открой глаза...
— Заткнись.
— Найта! — выдохнул Ксиль.
Я застонала и нерешительно подняла веки, оглядываясь вокруг.
Расщелина освещалась тусклым белым шаром, в котором я мгновенно признала один из подсунутых тетушкой Лиссэ амулетов. Вокруг нас образовалась 'мертвая' зона — серые камни, талая вода, но уже в паре метров густой серебристый иней превращал пещеру в сказочный дворец. Из проема наверху свисала ледяная гирлянда из застывших камней и ледяного крошева. Как будто язык лавины, провалившись в щель, мгновенно смерзся в цельную массу.
— Ксиль... Что произошло?
— Лавина сошла, вот что произошло. — В голосе Ксиля сквозило раздражение. — И, сдается мне, это вовсе не случайность.
— Я не про лавину спрашиваю... — Иней на стенах переливался, как алмазная крошка. — Я об... этом.
— Не знаю, — покаялся Максимилиан. — Просто в какой-то момент температура начала резко снижаться. Ты в это время была без сознания, пришлось выкручиваться самому. Я установил с помощью амулета что-то вроде вакуумной прослойки между слоями воздуха, чтобы изолировать часть пещеры. Только вот эффект оказался временный. — Он вздохнул, оглядываясь на четкую границу, отделяющую темный камень от ледяной пещеры. — Сейчас внутри купола примерно минус двадцать, и постоянно холодает. Боюсь даже думать о том, что творится снаружи.
— Да уж. — Я зябко передернула плечами. Доспехи надежно изолировали тело от холода, но лицо пощипывало от мороза. — Как будем выбираться?
— Никак, — князь пожал плечами. — Неподвижно я еще смогу переждать холод, но если попытаюсь идти, то мигом рассыплюсь на кусочки. Либо истрачу всю энергию подчистую, переводя ее в тепло. Что же касается тебя...
