Хозяин подошёл. Показал что упряжь наша подрастрепалась. Попенял аккуратно за заморенных коней. Повёл за стол во дворе.
— А остальные наши где?
— Так мужик ваш с жёнкой в баню пошли.
Понятно. Даже телеги не разгрузили. Только сменку себе из мешков повытаскивали. Марьяша как последний день живёт: хочет всё и всех. Хотя... может она и права. Если её батяня и вправду такой, как рассказывала.
"Меня маменька ругает, тятька пуще бережёт:
Как приду с гулянки поздно — он с поленом стережёт".
Хозяин — мужик вроде нормальный, толковый. Но говорит всё Николаю. А Николашка... Как услышал, что Марьяшка с Ивашкой в баню пошли... Аж искрутился весь.
— Господине, я, пожалуй, того, тоже помыться сбегаю. Быстренько.
И — испарился. Хозяин головой покрутил.
— Вона как... а я думал — то муж с женой. А чего он тебя господином зовёт. Он же вроде купец вольный, а ты холоп цепной?
— Не холоп цепной, не муж с женой, не купец с мошной. А так всё верно. Я вот смотрю, у тебя на бане труба высокая, из кирпича сложенная? У тебя там что, печь? Баня-то — по-белому?
Точно. Подворье не такое богатое и просторное, как "людоловский" хутор был, но чистенько, в порядке всё. И дом, и баня, и поварня — не по-черному топятся.
Начал спрашивать. Хозяин — из настоящих кирпичников. Каменщиков-артельщиков. В Европах таких "масонами" называют. И церкви ставил, и иные каменные строения.
На Смоленщине уже много лет мир. Народ строится не сильно. Но если начали, то — крепко. Денежка есть. А коли деревянное не сожжено, то и каменное ставить начинают.
Лет десять ходил с артелью, потом в этом селе нашёл себе жену. И стал на всю округу единственным печником. Так что, его трубы — реклама собственного бизнеса. Ну мы и зацепились языками.
* * *
Я, к примеру, никогда серьёзные арочные своды не выкладывал. Не довелось. У нас больше ПКЖ — перекрытия железобетонные. А здесь ничего такого нет. Пролёты между стен перекрывать: либо балки деревянные, либо арочные своды. А на приличном межстеновом пространстве... получается как дворец в Персополе, который Таис Афинская по пьянке сожгла — лес колонн.
Ещё одна беда. Деревянные церкви на Руси горят. Постоянно и с большим количеством человеческих жертв. Строить деревянные церкви запретит Пётр I. После этого запрета лет через восемь, нелегально и незаконно, будет построена (в РИ) красота неописуемая — деревянная Соловецкая.
А каменные церкви на Руси падают. Если не каждая вторая, так каждая третья. Мономахов собор в Смоленске Ростик не по своему "хочу" перестраивал — там половина стен упала. Не падают византийские. Вроде той же смоленской "Петра и Павла". Но... не по душе они. Низенькие, толстенькие.
У русского человека душа вверх рвётся.
"В небо, колокольнями проколотом".
А технология не обеспечивает. Вот и гибнут верующие люди на ровном месте. Точнее: в божьем храме.
Из каменного дела на Руси два типа изделий. Церкви и печки. Крепости... Вон в Киеве башни воротные — пополам кирпич с камнем. А стены — земля и дерево. А вот печки...
* * *
Тут хозяина зацепило, и он начал рассказывать. А меня зацепило — слушать. Потому что русская печь — это мир в мире. А вариантов...
Хозяйка с дочками на стол накрыла. А дочки у неё очень даже ничего... Особенно старшенькая. Да и сама хозяйка... Мои из баню подошли. Чистенькие аж до скрипа. И злые. У Николашки фингал свежий под глазом, у Ивашки на правой руке костяшки разбиты. Марьяшка тоже... несколько опухшая. Но вертится как кошка, на сметане пойманная.
Ладно, будем делать дело господинское. Сходил к возам, саблю с поясом взял.
— У нас сегодня радость. Вы оба в разное время принесли мне клятву верности. Ныне и Николай в наш круг вошёл. Принял мою волю и в том крестное целование. Так что вы нынче одно дело делаете, и впредь никаких ссор меж вами быть не должно. За Николая.
Подняли, выпили. Хозяйская семья за столом сидит, глазами хлопает. Где это видано, чтоб холопчику в ошейнике клятву верности давали. Но их из-за стола не выгнать. А тянуть нельзя. Нутром чую: команда может в разнос пойти.
— И ещё. Давно обещал я тебе, Ивашко, доброе оружие. В Смоленске не вышло. Но вот есть у нас две сабли, мною с боя взятые. Видел я, тебе вот эта, торкская, вроде по душе. Возьми от меня, и пусть она тебе послужит. Как ты мне служить будешь.
Ивашко сперва вроде хмурился, принял пояс с саблей так осторожненько. Вытянул до половины. И молчит, глаз не поднимает.
Ё-моё, где я опять лопухнулся? Неужто что-то обидное, оскорбительное?
А у него голос дрожит:
— Господине. Не по сеньке шапка. Такую саблю только сотнику носить. Или кому из витязей, славой осиянных. Это гурда, господине.
Что такое "гурда" где-то... когда-то... краем уха... Хотя мог бы сообразить: Степанида у себя всякую дрянь держать не будет.
— Сотнику говоришь? Придётся для тебя сотню сыскать. Витязь ты и так есть. Пока трезвый. А уж славы я тебе обеспечу... Оттаскивать замаешься. Бери подарок мой. Себе — для дела. Мне — для пользы.
Тут Ивашка ко мне целоваться-обниматься полез. Потом, естественно, "давай обмоем".
— Нет Ивашко. Пока клинок к тебе не привык, пока ты его кровью вражеской не умыл-искупал — ни глотка. Иначе гурда эта тебя за собой таскать будет. А не ты её направлять. А то и вовсе — уйдёт клинок в чужие руки.
Загрузился. Похоже по звучанию на какое-то колдовство. Или что-то там сакральное... А кормёжку волка с рук он не забыл.
У Николая в глазах цифирьки как на калькуляторе бегают: "это ж сколько можно выручить, если в Смоленске её продать? А если в Киеве и перед походом?".
Марьяша как-то к Ивашке на плечико, а он её отодвинул — не до того мужику. Он клинок как книгу читает — то к свету поднесёт, то пальцами погладит. Даже к щеке прижал.
Ну и ладно, всем приятного аппетита. А мне... помыться бы, пока банька тёплая ещё.
Господи, как хорошо-то. Я уже говорил, что главное достижение человеческой цивилизации — горячая вода? А главное назначение главного достижения — помыть женщину?
Так вот — я соврал. Мужчину — тоже. Я с самого "людоловского" хутора в горячей воде не мылся. Речная — пожалуйста. Колодезной — хоть залейся. Но вот так, спокойно, с мочалкой, сдирая с себя всё наросшее, осевшее... Эх, мыла здесь нет. И мочалки только натуральные. Именно, что из мочала. А вот бы спиральками полиуретановыми пройтись... А вместо мыла — щёлок. Что позволяет динамически устанавливать степень воздействия на кожу. Воздействие называется — "разъедание".
Только намылился, глаза, естественно, тоже — кто-то в дверь ломится. Кто-кто — Марьяша. "Ой, мне надо, ой, мне срочно, ой, я там своё забыла". Деточка, как мне все эти ваши бабские... выверты-маневры...
Только пустил, "ой, бедненький, ой, тебе же щиплет, ой, я тебе глазки промою". Шурх-шурх. Интересно, почему глаза мне на макушке протирают, а об плечо сосок трётся? И ручку мою как-то переложили. Причём под пальцами не полотно её рубахи, а только что отросшая шёрстка?
— А давай я тебя помою? Как сыночка своего мыла?
— А давай. Только светец погаси.
— Так темно ж будет. Ничего не видно.
— И хорошо. Интереснее. Тебя-то я и вслепую помню.
Много она чего у меня видала. И уши с дырками, и коронку. Но "шкурка с искоркой" проглядывает только при искусственном освещении. Этого она не знает, под намыленном пока не видит... и незачем.
Обрадовалась, погасила. Естественно, обернула по дороге шайку с водой, миску со щёлоком, наступила на мочалку. Стал её поднимать — самого с полка сдёрнула. Две тушки на мокром мыльном полу... В принципе, и так можно. Есть даже целая серия игровых элементов, когда как на катке. Типа: "шайба в воротах. И клюшка тоже". Имитация невесомости: контакт в одно касание с дальнейшим движением каждого участника по его собственной, но коррелируемой с остальными участниками, траектории. Но для этого нужна практика и соответствующие физкультурные данные. Так что пришлось ухватить за уши и более привычным для нас способом с переходом к технике "глубокого горла".
Нормально получается. Девочка явно освоилась и приобрела некоторый разнообразный опыт. Больше всего чувствуется Ивашкино влияние. Хотя, похоже, и Николай отмечался и здесь. И груди у неё выросли. Так-то не видно. Исключительно по темноте. Но вот в горсти... Не много, но прирастание явное. Ивашкин массаж сказывается? Испортит он красотке фигуру. Растянется, обвиснет. Жаль будет. Может, подсказать? Так ведь обидятся оба. И волосики у неё отросли. И не только на голове.
Сколько я всего сделать собирался, в Смоленске по библиотекам походить... А тут даже девку походную поддерживать себя в форме не научил. И глазки уже не закрывает как первые разы. Всё поглядывает, состояние контролирует. А как я её тогда на болоте, через лобик... Может, попробовать повторить?
Не успел. Увлёкся.
Пока она отдыхивалась, да ротик прополаскивала, я всё-таки успел помыться. Вода уже не горячая, так, тёплая. Попариться мне и с самого начало не маячило. Вроде бы всё. Но девочке ещё чего-то хочется. А, ну понятно — приласкать. Мужики-то... всё-таки эгоисты. Получат своё и в сторону.
Я ошибся. Марьяша хотела поговорить. Хотя... можно ведь и совместить.
— Ванечка, вот мы скоро домой к отцу моему придём. Ой. Ой. Ещё.
— Вот придём мы к твоему отцу. И что?
— Ох, не надо так сильно жать. Я отцу скажу, что тебя-де Храбрит в Чернигове на торгу купил. Ох. А вторую... вот сюда. Не кусайся.
— А потом на нас напали, всех убили и только мы убежали. Я тебя выводил, спасал... Но-но, Марьяша, ты тоже не кусайся.
— Ага, и спас ты меня от всех... плохих мальчиков. А коса у меня на болоте сгорела. В костре, когда я заснула... Ну, Ванечка, ну я тоже хочу.
— Лежи спокойно. И ты мне обещала, что за спасение своё дашь мне вольную. И оставишь при себе прислужником. А я буду потихоньку делать что мне надо.
— Нет, нет. Ванечка, туда не надо. Туда сегодня Николашка... Подкрался сзади, пока я перед Ивашкой... Да как... А я и не ждала. Я с перепугу-то Ивашку как куснула. А он как мне по уху как даст. А потом и Николашке в глаз. Со всего маху. А Николашка, даром что трус, на него ковшом как плеснёт. Хорошо — холодной воды захватил, а то и обварить мог.
Мда, как бы моя Мальвина Артемона с Пьеро до инвалидности не довела.
— Ничего. Теперь вы все вместе под моей клятвой. Ссориться не будете.
— А-ах. Чуть выше. О-ох. И левее. О-о-о... Вот я и говорю. Ты скажи им, чтобы они, как к отцу придём, чтоб ни-ни. Ну, про вот это всё. И чтоб ко мне не приставали. Пока... пока я сама не скажу. И вообще — на что они нам? Ивашку домой отпусти. Ты ж его в только проводники нанимал. Расплатишься и пусть идет. У тебя-то серебро есть? Много? Ты кису-то мне отдай, как придём. На усадьбе холопы с серебром не ходят. Зря ты ему такую дорогущую саблю отдал. Николай сказал — за неё можно полсела купить. Забери назад. Или вон вторую отдай. А эту скажи — самому нужна. И Николашку отправь. У него мешок там один. Такой тяжёлый — будто золото в нем. Ты вещички-то у него забери и самого прогони. Пусть он по Руси походит — долг мне соберёт. Ну, тебе долг. Вань, ну ты чего меня опять переворачиваешь? Тебе так нравится? Ну я же сказала — я туда не хочу. Ой. Вань, больно будет. Ой!
— А я — намыленным. А что больно — хорошо. Крепче запомниться. Чувствуешь? Глубоко? Вот и запоминай. Что мне делать — я сам знаю. Кому какие подарки дарить — сам решу. Серебро и прочее — моё. Не твоё. Я тебе не холоп, ты мне не госпожа, а служанка. Сказать можем как нужно. Но правды не забывай. Ни Ивашку, ни Николая я гнать не буду. Они мои люди. Как и ты. Уговоришь отца оставить их в твоих слугах. Пока. Потом видно будет. К мешкам Николая рук не тяни. Узнаю — поломаю. Будешь мне указывать — указалку оторву. Вместе с головой. Помнишь, ты разок от меня дёрнулась? Нарвалась на Степко. Ещё хочешь?
Вот такая помывка получилась. Относительное очищение кожи отнюдь не сопроводилось очищением духа.
Утром, едва сели за стол, Марьяша вскочила и побежала в кусты блевать. Ребятки мои наворачивают, не взирая на звуковое сопровождение, а я перехватил взгляд хозяина и жест хозяйки. Такое характерное движение, будто живот поглаживает.
Отъехали от села на пару вёрст — остановил обоз. Марьяшку в кусты позвал. Николашка ухмыляется злорадно, Ивашка сперва хмуриться начал, потом на саблю свою глянул и интерес потерял.
"Важней казаку добрый конь,
Чтоб пыль под копытами пела.
Каленый клинок да гармонь,
А баба — последнее дело".
Пока ни строевого коня, ни гармошки. Так ведь и баба — не его, а общая.
Только завёл за кусты, а она уж сходу меня к дереву прислонила, сама — на колени, давай развязывать-доставать. Радуется:
— Ну, наконец-то. Ты меня совсем забыл-бросил. Не любишь, не смотришь. Если только сама приду-напрошусь. А сам-то ко мне...
Тут у неё акустический выход перешёл в режим исполнения вспомогательной функции, и стало тише.
Птички поют, листва шелестит. Интересно, что в этом её монологе правда, а что для "гарантии сохранности". Не путай, Ванюха, правду с истиной. Многие люди говорят и искренне верят в произносимое. А через пять минут — также искренне в прямо противоположное.
Глянь на верхушку своей России. Как они, "твёрдые коммунисты-ленинцы" в недавнем прошлом, ныне в церквах истинно веруют и святых тайн причащаются. Ибо "осознали и уверовали". Все, вдруг.
* * *
" — Уклонялся ли от линии партии?
— Уклонялся. Но исключительно вместе с линией".
* * *
Ну вот и хорошо, ну вот и получилось. А теперь по делу, чего я, собственно, её сюда завёл:
— Марьяша, у тебя когда последний раз были месячные?
— Чего? Чего месячные? Шти суточные... знаю. А...
— Месячные, регулы, крови, краски...
Полное недоумение на лице.
Факеншит! Чуть шаг в сторону от повседневно используемого словарного запаса — сразу непонятки. Понять ещё удаётся. По интонации, жестикуляции, контексту. А вот спросить...
Вспомнил: когда мы с Юлькой в Киев шли... Эх, Юлька. Как ты торопилась поспеть. Не поспела бы к праздничку — может, ещё жива бы была.
— Когда ты рудата была?
Поразительно. Я её только что в ротик отымел. Там на дороге два мужика, которые ей с двух сторон заправляют. И вчера, и сегодня, наверное, что-то такое будет. А краснеет как гимназистка. При простейшем вопросе о совершенно типовом и ежемесячном явлении.
* * *
Всё-таки проявления различным образом табуированности информации в человеческих социумах — очень интересная область.
В Финляндии, например, сослуживицы в течении рабочего дня радостно и громогласно объявляют, когда они в сортир отправляются. Многие по возвращению ещё и поделятся впечатлениями — как именно у них получилось. Под настроение, при минимальном интересе собеседника, расскажут с кем из сослуживцев или мужей сослуживиц имели интим. А вот об уровне зарплаты, о размере месячной премии — только если напугаешь до полусмерти. С ножом к горлу.
