По сути дела, у Покровского было два варианта действий. Либо быстро вывести своё воинство в Забайкалье и забыть этот поход как страшный сон. Либо остаться в Урге и попытаться довести до конца начатое бароном дело, хотя бы в первозданном замысле.
К принятию первого варианта, полковника подталкивал прибывший из Харбина посланец генерала Щукина, но когда Покровский потребовал от него письменных подтверждений о необходимости вывода русских частей из Монголии, то он стушевался и спешно покинул Ургу, к огромному облегчению верховного комиссара.
— Князья, после смерти вождя не хотят признавать твою власть над собой Алексей — молвил Чойболсан, оказавшись с Покровским наедине.
— Ты славный воин, но всё же ты чужак, и склонившись перед великим ханом Унгерном, князья никогда не склоняться перед тобой. Только великий дух Чингисхана, обитавший в теле великого "белого воина" мог повелевать ими. Теперь же когда великого хана нет, ничто им не мешает вновь затеять грызню за власть, благодаря чему китайцы, и захватили Монголию. Всё повторяется вновь — горестно молвил молодой монгол.
— Но если это случиться, то вновь придут китайцы и Монголия навсегда потеряет свою независимость, так как второго Унгерна нет. И тогда все наши старания и жертвы пойдут прахом! — воскликнул Покровский и с радостью заметил, что его слова нашли живое понимание и отражение на хмуром лице его собеседника. — Неужели вам всем безразлична судьба своей родины?
— Не говори так Алексей! Я вместе с тобой плечом к плечу сражался за свободу своей страны, но что я могу сделать против князей? Кто они и кто я — гневно ответил Чойболсан на упрек Покровского.
— Знаешь, друг, что я тебе скажу. Сегодня кончилось время великих князей и ханов и наступило время простых людей, которые своими делами меняют судьбы стран и народов. Что ты скажешь, если я помогу тебе стать правителем Монголии? — спросил Алексей монгола после короткого раздумья.
— Я, правитель Монголии!?
— Да, ты. На мой взгляд, ты многое сделала для освобождения своей страны, чем все князья вместе взятые. И сделаешь ещё больше. В этом я абсолютно уверен. Так как?
В комнате возникла долгая пауза. Сомнения и тревога открыто читались на лице молодого воина, на плечи которого, по капризу судьбы тяжелым бременем ложилась ответственность за свободу страны. Чойболсан был очень озадачен словами своего боевого товарища, но чем больше он размышлял, то тем больше эта идея становилась ему по душе.
Он сам прекрасно видел, чем обернулись для страны и простого народа княжеские распри и, взяв в руки оружие и завоевав себе свободу, Чойболсан совершенно не хотел терять её опять по чьей-то прихоти и капризу.
— Скажи честно Алексей, если я соглашусь, то Монголия перейдет под власть русских? — осторожно поинтересовался батыр ценою предложенной помощи.
— Нет, друг мой. Твоя страна будет полностью свободна. Нам не нужны эти земли. Земли у нас хватает своей. Нам нужен верный боевой товарищ и друг в борьбе против гаминов и японцев, которые помяни моё слово рано или поздно, но обязательно явятся сюда. Поэтому нам и надо держаться вместе, что бы противостоять общему врагу.
— Твои слова правдивы комиссар, но как же ты собираешься убедить князей?
— Честно сказать не знаю точно, как, но точно знаю, что такие люди понимают только один язык, язык оружия.
— Некоторые воины потребуют плату за свои клинки — продолжал осторожно говорить монгол.
— У меня найдутся веские аргументы, склонить их на нашу сторону — успокоил его полковник.
Чойболсан пытливо посмотрел на Алексея, а затем произнес:
— Через два дня, князья собираются приехать к Богдо-Гэгэну, что бы уговорить того, провозгласить нового наследника дела великого хана Унгерна.
— Прекрасно, к этому сроку я сумею найти способ уговорить князей на твою кандидатуру — заверил его Покровский.
Когда Чойболсан покинул резиденцию верховного комиссара, Алексей долго размышлял о создавшемся положении дел, неторопливо расхаживая подобно маятнику из угла в угол. Наконец полковник пришел к окончательному решению и громко крикнул своему ординарцу, сидящему в приемной.
— Матвиенко, позови мне есаула Каратаева.
Прошло некоторое время, дверь в кабинет отворилась, и в комнату неторопливо вошел Каратаев.
— Вызывали Ваше благородие? — спросил невысокий кряжистый казак, из-под кустистых бровей которого на Покровского смотрел цепкий, слегка прищуренный взгляд, знающего себе цену человека.
— Проходи Фрол Северьяныч, присаживайся — Алексей жестом указал казаку на стул возле стола, усаживаясь напротив.
Каратаев чинно приблизился к комиссару и, развернув стул спинкой к себе, основательно сел на него.
— Как дела у твоих казачков? Всё ли в порядке? — поинтересовался Алексей, предлагая собеседнику пачку папирос, что по нынешним временам в Урге было большой ценностью. Взяв под контроль монгольскую столицу, Покровский очень много сделал для её жителей, даже пустил первый трамвай, но вот добиться от купцов непрерывного завоза в Ургу товаров первой необходимости он пока не смог. Прижимистые торговцы только охали и ахали, ссылаясь на трудности связанные с войной и произволом хунхузов на дорогах. Поэтому в монгольской столице сахар, табак и керосин были в дефиците.
Покровский спрашивал Каратаева о различных мало интересующих его делах в отряде, соблюдая принятый здесь ритуал не говорить о главном в самом начале разговора. Так переходя от одной темы к другой, Покровский подходил к своей главной цели беседы.
Каратаев так же не спеша и обстоятельно, отвечал на вопросы командира, терпеливо дожидаясь, когда собеседник начнет говорить о деле, ради которого Покровский его и позвал к себе.
— Собираются домой то станичники?
— Знамо дело господин комиссар, собираются, надоела им Монголия — подтвердил слова командира Каратаев.
— Поди, деньжат подкопили, а Северьяныч? — хитро подмигнул казаку Покровский.
— Не без этого Алексей Михайлович — степенно произнес собеседник, с наслаждением покуривая даровой табак начальника.
— Ну а ещё срубить деньжат не хотел бы? — поинтересовался полковник.
— Как не хотел бы, да вот только, что делать надо, Ваше благородие — сказал Каратаев, интуитивно почувствовав, что разговор подошел к главному.
— Да, что делать, Северьяныч. Всё тоже, что и раньше, стрелять да колоть — бесхитростно произнес Алексей. — Князья монгольские собираются скоро обидеть Богдо-Гэгэна, вот его надобно защитить от них.
— И всё? — удивился казак.
— Почти. Как они к нему прибудут, меня сразу нужные люди известят, и мы поедем на его защиту, двумя эскадронами. Суматоха там может быть хорошая, и живой бог может пострадать от рук князьков, мало ли чего они там со страху выдумают. Так мне будут нужны несколько человек, которые смогут этим князькам по рукам надавать, не глядя на звание и положение. Как возьмешься защитить Богдо-Гэгэна? — сказал Покровский, пристально глядя в глаза собеседнику.
— Оплата сразу, без обмана — и полковник высыпал на стол перед Каратаевым пригоршню золотых николаевских десятирублевок.
— Каждому по сотне, тебе триста.
— А почему триста? — переспросил есаул, заворожено глядя на золотые кружочки.
— Так берешься или мне другого человека искать?
— Согласен, господин комиссар — быстро проговорил Каратаев, и полковник немедленно пододвинул к нему всю горсть золота.
— Здесь двадцать монет. Найди ещё четверых. Завтра возьмете у Косых три ручных пулемета и будьте готовы выехать в любую минуту. Ясно?
— Ясно, Алексей Михайлович.
— Это хорошо, что ясно. Ну, тогда давай обговорим некоторые детали.
Покровский подсел к казаку и заговорил тихим голосом, так, что даже если бы в этот момент в комнате находился третий человек, он вряд ли бы услышал, о чём говорили эти двое.
Информаторы Чойболсана не обманули полковника, через два дня, вся монгольская элита появилась во дворце своего духовного лидера, желая получить его согласие на признание одного из них новым властителем Монголии.
Выказывая внешнее уважение к Богдо-Гэгэну, князья не взяли ни одного человека в сопровождение, полагая, что их численность и высокое положение, полностью сломят сопротивление живого бога. Лишь один великий князь Тэке, уже сумевший склонить на свою сторону много знати, взял с собой пять человек, которые должны были после его избрания новым великим ханом, поднять Тэке на шкурах, согласно обычаю. Всего высоких гостей было тридцать шесть человек, и они надеялись завершить свое главное дело ещё сегодня до захода солнца, как того требовал обычай.
Богдо-Гэгэн очень удивился, когда сразу после утренней молитвы, в его покои вбежали испуганные слуги и доложили о прибытии непрошенных гостей. Столь резкий демарш со стороны знати, конечно, испугал и очень насторожил духовного отца всех монголов, но старец быстро взял себя в руки и приказал слуге передать гостям, что скоро выйдет к ним. Одновременно с этим Богдо-Гэгэн отправил надежного гонца к русскому комиссару, который не далее как вчера навещал его и обещал всяческую поддержку, на случай если вдруг старцу понадобиться его помощь.
К удивлению запыхавшегося монгола, в сторону дворца живого бога сразу устремилось большое количество русских всадников, во главе с самим верховным комиссаром Урги. Подобно огромной живой ящерицы проползли кавалеристы по улицам города, вызывая удивление горожан своими действиями.
Когда вся эта кавалькада прибыла к дворцу, Покровский приказал немедленно окружить дворец плотным кольцом и вместе с пятьюдесятью казаков устремился внутрь здания. Расставляя караулы по ходу движения, Алексей быстро приблизился к залу, в котором расположились монгольские князья.
— Каратаев, за мной — приказал полковник и, отстранив стоявшего у двери служку, вошел в зал.
Появление верховного комиссара вызвало сильное удивление и замешательство в рядах окруживших старца знати. Полностью уверенные в своей силе, некоторые князья стояли возле кресла старца, громко говоря и оживленно жестикулируя руками.
Увидев, кто столь неожиданно проник в зал, Богдо-Гэгэн радостно привстал и протянул руку в сторону Покровского, как бы прося помощи. Князья так же узнали вошедшего и дружно отпрянули от трона живого бога, словно воришки, пойманные на горячем.
— Изменники!— громко выкрикнул Алексей — вы посягаете на живого бога!
Столь страшное обвинение породило среди князей праведный гнев, никто не смел, так низко оскорблять их, даже сам великий хан. Тут же в сторону Покровского понеслись оскорбления и угрозы. Те, кто находился поближе к полковнику, стали яростно потрясать перед его лицом зажатыми в руках посохами и камчами, а особо рьяные выхватили ножи и даже револьверы. Именно этого и добивался господин верховный комиссар. Увидев оружие в руках князей, он поднял вверх свою пустую правую руку, словно пытался успокоить монголов и в этот же момент за его спиной раздался короткий выкрик есаула Каратаева: — Давай!
Немедленно три пулемета, проворно вспыхнули ярким огнем в плохо освещенном зале, изрыгая на монгольских князей смертельный ливень пуль. Мало кто из князей успел понять, что происходит и попытаться защитить свою жизнь. Привыкшие с момента рождения к полному преклонению и повиновению, они и подумать не могли, что их могут убить, вот так просто, словно простых баранов на бойне.
Лишь несколько человек и князь Тэке со своими телохранителями успели произвести несколько выстрелов в сторону коварных белых дьяволов, но они не достигли своей цели. Огненные струи продолжали литься на князей, неотвратимо унося представителей древнейших родов в астральное небытие. Некоторые из них погибли на месте, приняв смерть лицом к лицу с врагом, но большая часть ринулась бежать подобно тараканам, отчаянно спасая свои жизни.
Единственным местом спасения для них были внутренние покои живого бога, которые находились в противоположном конце зала и до которого, никто из потомков Чингисхана не успел добежать. Последний из беглецов, князь Мунке уже достиг заветной двери, когда пуля, выпущенная из нагана Покровского, не настигла его у самого порога. Обливаясь кровью из прострелянной груди Мунке, рухнул на грязный пол обители, где и закончил свой земной путь.
Во всей этой скоротечной перестрелке, мало кто мог услышать одиночный выстрел, произведенный есаулом Каратаевым в сторону живого бога, от чего схватившись за раненое плечо, старик свалился со своего трона.
Как только с князьями было покончено, Покровский молнией метнулся к раненому Богдо-Гэгэну и, перевернув его на спину, громким голосом закричал: — Лекаря, лекаря! Живой бог ранен князьями изменниками!
Когда в зал вбежали испуганные лекари, всё внимание их было сосредоточено на старце и поэтому, Каратаеву не стоило большого труда вложить злополучный пистолет в ещё теплую руку князя Тэке и тем самым полностью опорочить его имя перед потомками.
Пока тибетцы осматривали раненого и оказывали первую помощь, казаки быстро прошлись по залу, торопливо проверяя, все ли преступники, дерзнувшие поднять руку на Богдо-Гэгэна, были мертвы. Как показал осмотр, стреляли господа станичники очень хорошо. Лишь одного из лежавших монголов пришлось добивать штыком, что бы полностью лишить чингизидов возможности оправдаться перед судом потомков.
Таким образом, в историю монголов была вписана страница под названием ургинская бойня, полностью изменившая историю страны. Весь цвет родовитой монгольской знати был перебит в этот день, кто в резиденции живого бога, кто на своих постоялых дворах, которые были окружены русскими частями и оказали вооруженное сопротивление при попытке арестовать их.
Сам Богдо-Гэгэн получивший ранение в плечо долго болел, но это не помешало ему публично подтвердить, что изменники князья пытались сотворить насилие над ним, и верховный комиссар спас его жизнь. Вслед за этим, при тайной поддержке Покровского духовный лидер монголов провозгласил нового правителя Монголии взамен погибшего великого хана Унгера. Им стал командующий гарнизоном Урги Чойболсан, по счастливому обстоятельству оказавшийся прямым потомком Чингисхана.
Об этом стало известно благодаря костяной монете, хранившейся в ладанке, что с рождения висела на шеи у молодого воителя. Подлинность амулета, покрытого старомонгольскими письменами, подтвердили секретари Богдо-Гэгэна. Да и как им было не подтвердить, если этот амулет был снять полковником Покровским с шеи убитого им князя Мунке.
Злые языки потом говорили, что после утверждения Чойболсана правителем Монголии, духовный лидер монголов вскоре, подозрительно быстро скончался от полученного ранения. Но это уже ничего не могло изменить. Новый правитель Урги, крепко держал власть в своих руках.
Верховный комиссар полностью поддержал решение Богдо-Гэгэна и от своего лица, заявил, что русские соединения не собираются оставаться в Монголии, и готовы покинуть её уже к средине года. Как подтверждение сказанных слов, вскоре Ургу покинул небольшой отряд казаков во главе с есаулом Каратаевы, увозящих в Читу больных и раненых. Исполнив свой план, полковник Покровский быстро убрал людей, свершивших кровавое деяние на благо Отечества.
