Освальд при этих словах тихо выругался, раздосадованной тем, что так и не выбил дурную блажь из головы соратника. Ламберт фыркнул, а Кристиан округлившимися глазами посмотрел на младшего мечника, не веря своим ушам — его принимали за ведомый магией труп!
— Я слыхал, — воодушевляясь, продолжил рыжебородый воин, — что в таких случаях следует по крови сомнения разрешать. У кого она красная, тот истинно живой человек, а если темная...
— Еще чего вздумал! — рассердился маг. — Из-за глупых сплетен мне кровь пустить?
— Я осторожно ножичком ткну, — принялся оправдываться мечник. — Едва ли царапина будет, зато толк...
— Ткну ножичком?! — пришел в ярость мужчина. — А ну-ка постой, я свой нож достану...
Ламберт засмеялся, а Тесса прикрыла рот рукой, чтобы скрыть улыбку. Кристиан казался таким огорошенным и потешно возмущенным, что путники искренне развеселились — ведь до сей поры они видели лишь его дерзкую уверенность или хладнокровие. Браско, принимавший все дело с полнейшей серьезностью, сделал пару шагов в сторону мага, держа нож и уговаривая:
— Зато никаких сомнений не будет. Поверим, что живехонек безо всякого колдовства.
— Пошел прочь! — воспротивился молодой человек, вскакивая на ноги и отбегая от костра и мечника.
Тут уже хохотали не только мастера, но и Освальд. Даже Грут усмехнулся, пережевывая кусок мяса.
Браско непонимающе оглянулся на своих соратников, потом снова обратил взор на Кристиана, однако тот выставил перед собой опаленный прут в упреждающем жесте и грозно сказал:
— Даже не думай!
Мечник разочарованно остановился, а маг, сообразив наконец, что вместо оружия сжимает прутик с говядиной, закусил губу и топнул ногой от досады.
Путники, вдоволь насмеявшись, принялись наперебой убеждать Браско, что ходячих мертвецов в королевстве испокон веков не встречали, и попадаются они лишь в легендах, призванных пугать непослушных чад или наводить страх на простаков селян. После Освальд немногословно, но строго отчитал воина за глупейшие суеверия и велел помалкивать, раз уж разумные мысли в его голову не приходят.
Браско поворчал недовольно, не осмеливаясь открыто выступить против командира, затем хмуро спросил Кристиана:
— А что оружейник в столице? Его чем подкупил?
— Подкупа не было, — в вернувшейся к нему сдержанной манере ответил мужчина. — Я показал ему свои мечи.
Освальд кивнул с пониманием: каждый оружейник в Веллуре желал познать секреты альтийского мастерства и выковать клинок, похожий на те прекрасные творения, что создавались в суровом горном королевстве. Однако подобное оружие могло разорить и богача, а потому даже притронуться к нему случай представлялся редко.
— Откуда же у простолюдина такое сокровище? — нехорошо прищурился Браско. — Или ограбил кого?
— Ну зачем же! — в сердцах бросил маг. — Мне их Вейран самолично в руки вложил!
— Хороша шутка, — хмыкнул младший мечник, не ведая, что истину за байку принимает. — А по правде все ж украл?
— У вас, любезные, на ворах опасное помешательство, — процедил Кристиан. — Так и норовите невинных людей очернить. Эти мечи, да будет вам известно, мне подарил наставник, обучивший меня магическому ремеслу.
— А вот и для меня ответ, — обрадовался Ламберт. — Кто же тот наставник?
— Не позволишь ли на мечи взглянуть? — вдруг выразил просьбу Освальд. Сколь ни хотелось ему скрыть свои потаенные мечтания, а все же он не утерпел. Пусть и не скопить ему монет на альтийский клинок за все годы службы, но полюбоваться все одно не мешает.
Кристиан не отказал и потянулся за ножнами, снятыми с седла на время привала. Вынув один из клинков, он было протянул его мечнику, но внезапно отдернул руки с лежащим на ладонях лезвием и предупредил:
— Касаться их можно и на глаз оценить, но вот замах сделать на пробу я вам отсоветую. Мечи зачарованы, и подчиняются только мне, а чужака покалечат.
У Браско брови поползли вверх, и он даже отодвинулся от собрата по оружию, хотя мгновение назад намеревался наравне с ним изучать великолепный клинок. У Освальда же подобные слова не вызвали ни малейшего удивления. Нечто в таком роде он и сам ожидал.
С внутренним трепетом воин принял от мага меч, ухватившись за длинную витую рукоять и придерживая второй рукой конец лезвия. От клинка исходил слабый низкий звон, но вскоре он прекратился. Пока Освальд внимательно изучал чудесный сплав, разительно похожий на заиндевевшее стекло, Кристиан продолжил говорить:
— Наставника своего я встретил, пожалуй что, случайно. Он... — молодой человек запнулся, — ...странствующий маг, каким стал и я.
— Пусть так, — недоверчиво нахмурился Ламберт, — но как же он провел тебя через Руны? Неужели Гевлин позволил это?
— Он не позволял, — в глазах мужчины блеснула хитринка. — Он попросту не знал об этом. Мой наставник может пропасть из виду и других скрыть невидимостью, когда ему вздумается. Я проходил Руны, никем не замеченный. Одно неудобство — каждый раз в столицу путешествовать.
— Потому твоего имени нет в королевских свитках, — понял мастер. — Но отчего ты сразу не отправился в казармы? Вдруг бы твой наставник оказался обманщиком.
— В отличие от Гевлина, который усердно обирает подмастерьев в обмен на обучение, мой наставник не стребовал с меня ни единой монеты.
— Задаром учил? — поразился Ламберт. — А какой ему прок?
— А разве он вправе на этом наживаться? Дар магам посылают боги, и Рунами людей одарил Вейран. Как можно взыскивать монеты за щедрость Близнецов? Гевлин ведь не храмовник, чтобы просить о пожертвованиях, а он даже не просит — принуждает.
— Но это честный обмен, — возразил мастер. — Мы платим ему, а он приглашает для нас наставников по стрельбе и бою на мечах, учит, как применять дар, обращаться к Рунам.
— Почему же тогда казармы построены вокруг самих Рун? Пусть бы любой мог приобщиться к ним, а к Гевлину обращался лишь за советами в случае нужды. Но такой расклад главному мастеру и королю отчего-то не по душе!
— Неподготовленные ум и тело не выдержат прикосновения Рун! Гевлин поступает по совести, как и мастера до него.
— Гевлин хочет богатства и влияния, неужто не ясно? Магов вполне способны обучить и подготовить к прохождению Рун другие маги, передав свой опыт по наследству. Но тогда бы главному мастеру пришлось поделиться, упустить выгоду, а этого он стерпеть не может. Кому нужны его советы втридорога, если кто-то решит принять подмастерьев даром из бескорыстных побуждений? Да вдобавок разбредутся такие маги по королевству, и не собрать их будет, когда их величествам понадобится услуга вроде поисков короны. К тому же, сознавая риск и опасность для ума и тела, народ поостережется самовольно проходить Руны безо всякого Гевлина и его совести. Любой имеет право выбирать, но главный мастер снисходительно избавил всех от этого бремени.
Хотя Ламберту с малых лет внушали, что столичные казармы магов устроены единственно правильным образом и подчинение королю — это высокая честь, теперь он чувствовал себя так, будто его прижали к холодной каменной стене и вот-вот приставят острие меча к горлу. Кристиан опровергал весь сложившийся порядок и утверждал, что чародейство — это не преимущество избранных, а прирожденное право каждого, в ком есть хоть капля магической силы, и за попытку пройти Руны не нужно присягать кому-то на верность или развязывать мешок с монетами. Эта мысль была совершенно непривычной и ошеломляющей, однако Ламберт с ужасом понял, что подспудно она ему нравится. И вдобавок уразумел, отчего она столь неприятна Гевлину и Его Величеству.
Тесса не вступала в спор, и речи Кристиана показались ей очень дерзкими, но что-то важное шевельнулось в ее душе в тот день. Она и сама еще не ведала, насколько ей присуще свободолюбие, а потому твердо решила, что послужит королю при любых обстоятельствах, как того требовала ее клятва. Однако восклицания о том, что раз боги одарили людей Рунами, то и благодарность полагается скорее храму, чем Гевлину, запали ей в память.
— Так что же с твоим наставником? — спросил Ламберт мага после недолгого молчания. — Как он учил тебя? Ведь ты сумел одолеть много больше Рун, чем остальные мастера Веллуры.
Кристиан усмехнулся и покачал головой:
— Сила чародея не определяется числом Рун, которые он прошел. Ты уже теперь мог бы убить любого одним выпадом, если бы приложил должное старание.
— Я ли не старался! — воскликнул молодой мастер. — Но выше себя только кошки прыгают. Два десятка и две руны — это моя черта, за которую мне перейти не суждено.
— Чушь, — спокойно отозвался Кристиан. — И ты, и Тесса не достигли предела. Просто Гевлин не обладает способностью и желанием обучить вас большему. И позволь мне повторить — даже теперь твой навык слаб не из-за Рун, а из-за небрежности твоих наставников и твоего собственного незнания.
— И как же мне получить недостающее? — раздраженно осведомился Ламберт. Напор мага заставлял его шаг за шагом отступаться от своих убеждений.
— Мой наставник говорил мне так: чтобы научиться, сделай тысячу раз, а затем сделай еще тысячу, чтобы не забыть.
— Славное средство, — усмехнулся Освальд, возвращая Кристиану меч. — Волей-неволей науку освоишь.
— В том вся суть, — подтвердил маг. — Природный дар — только остов, на котором строится мастерство. Без усердной работы можно и с четырьмя десятками Рун проиграть в бою тому, кто едва преодолел две дюжины. Вы видели, как я чарую — не топчусь на месте, не собираюсь с мыслями. Мне хватает легких движений, и на вас с неба уже льется вода, превращаясь в лед. А все потому, что я сотни раз пытался и прислушивался к себе, чтобы понять свое умение. Так же учатся и владению мечом, рождая в теле уверенность, крепость, точность, а в разуме — привычку различать слабости и достоинства противника.
Ламберт глубоко задумался. Он и сам порой размышлял над тем, сколько Рун отмерено каждому магу. Боги ли определяют это, или главный мастер не желает дожидаться успехов подмастерья? Что если Кристиан прав, и Ламберт заперт в воображаемых границах, навязанных ему Гевлином?
— Как это сложно... — невольно произнес он, потирая пальцами лоб и ероша пряди своих темно-русых волос.
— Освоить трудно, чаровать больно. Отчего и вовсе люди в мастера подаются? — ворчливо спросил Браско, по неловкости ткнувший прутом в самые угли и теперь обтирающий с мяса золу. — Никакой почет и вознаграждения ваших мучений не искупают.
На том разговор застопорился, и Кристиан даже успел немного подкрепиться, но затем Тесса вспомнила про черного жеребца.
— Реген ведь необычный конь, верно? — обратилась она к магу, отрезающему ножом четверть ржаной ковриги.
Мужчина бросил взгляд на крепкого, широкогрудого скакуна, застывшего у кромки заснеженного поля, и ответил:
— Верно. Ведь ты и сама заметила, что кожа у него горячая, как будто по жилам огонь течет, а не кровь.
— Неужели это гарр[54]? — воскликнула девушка, вдруг осененная догадкой.
— Разумеется, нет, — рассмеялся Кристиан. — Гарры существуют лишь в легендах, и усидеть на них не смог бы ни один человек. Но мой наставник говорил, что Реген — их потомок. Это он привел мне коня, хотя про его породу мог и шутку выдумать.
— Все же изумительная щедрость, — заметил Браско. — И мечами альтийскими одарил, и чудного жеребца достал. Совершенно он в тебе души не чаял.
— Может быть, — глухо сказал маг и вдруг помрачнел.
— Признаться, я уже и в снежный табун Вейрана готов поверить, — присоединился к беседе Ламберт. — Огненные жеребцы, сэлки — кого еще мы встретим в этом походе?
— Что за сэлки? — удивился Кристиан. — Не слышал про таких.
Тут мастер кратко поведал ему и остальным путникам странную историю, приключившуюся с Тессой в Краминке. Девушка теперь не обязывала его держать все в тайне — события того дня значительно смягчились для нее. Упомянув самые важные обстоятельства, Ламберт заключил:
— Так Тесса заболела. А Лекен припомнил древнее сказание о водных жителях. Как знать, может, и вправду на реке появилась сэлки. Необыкновенные вещи нынче творятся.
Перед мысленным взором Кристиана вновь предстал жуткий зверь, напавший на него в Горелом лесу, и он втайне согласился с королевским мастером. Да еще раны мага залечил невиданными доселе чарами или зельем какой-то кудесник.
— Мир несомненно велик, — задумчиво произнес молодой человек. — Должно быть, где-то остались еще создания, населявшие эти места много веков назад. Далеко от нас или совсем рядом.
Слова эти прозвучали столь загадочно и заманчиво, что у путников перехватило дух. Им представилось, что в глубинах рек и озер, на вершинах гор и в чащах лесов от них прячутся причудливые существа с невероятными свойствами. На какое-то время над затухающим костром повисла тишина, и ощущение чего-то необъятного и сладостно опасного тронуло сердца воинов, но волшебный миг продлился недолго: в роще громко каркнул ворон, и с путников тут же спало оцепенение.
— Привал окончен, — объявил Освальд, вставая и бросая горсть снега на тлеющие угли. — Пора нам продолжить путь.
Соратники его разочарованно застонали, нехотя поднимаясь на ноги и подбирая со снега дорожные сумки. Им пришелся по душе привал без спешки, проведенный за занятной беседой, где каждый говорил свободно, а не с оглядкой на Гайтуса. Если бы не рвение Освальда, путники не отказались бы задержаться у костра чуть дольше.
Изловив коней, бродивших среди сугробов, мечники, мастера, кнэф и Кристиан вновь двинулись на север к Каменной Роще. Посматривая на небо, они не радовались увиденному: из тяжелых серых туч беспрестанно сыпал снег и вскоре повалил крупными хлопьями, будто и без того землю не покрывала холодная белая перина.
Дорога шла все больше прямо, изредка загибаясь дугой. Из-за серого света и снежной пелены трудно было сказать, закатилось ли солнце, наступили сумерки или еще слабо брезжил день. От непогоды и однообразного пути всадники попали в некое безвременье. Они не переговаривались друг с другом, не глядели особенно по сторонам, а лишь следовали за Освальдом, возглавлявшим отряд.
Снегопад, к досаде путников, все усиливался, не желая оказать им услугу и утихнуть до той поры, когда они доберутся до священных руин, или вовсе прекратиться, чтобы и ночь отряд провел складно. Снег падал такой плотной стеной, что наполнял собой все вокруг — даже дышать от него становилось трудно. Деревья и далекие хижины совсем пропали за белой завесой, и старший мечник теперь боялся сбиться с дороги, заплутав в полях.
Хотя каждый год с исчезновением Эрне в королевстве надеялись на скорый приход весны, зима частенько любила напомнить о себе, в последний раз проносясь по веллурским просторам метелями, снегопадами или трескучими морозами. Длилась такая непогода не более трех дней, и, перетерпев ее, народ получал долгожданные оттепели. Удалось бы путникам доставить корону в положенный срок, они бы не попали в столь незавидное положение. Теперь же они расплачивались за собственное невезение.
