Филипп услышал какой-то скрежещущий звук и на миг оторвал взгляд от жертвы. Он увидел побелевшие от напряжения пальцы Гиша, вцепившиеся в окровавленное покрывало алтаря, ногти разрывали плотную ткань и царапали дерево, глаза сияли как звезды, и они не были сейчас голубыми, они были совершенно черными. Зубы тесно сжаты и дыхание со свистом вырывается из легких, неровное в такт песнопению колдуна. Филипп окинул взглядом остальных, — все его спутники сейчас выглядели дико, словно голодные волки, сгрудившиеся над телом раненой лани. Они готовы были вгрызться в нее зубами, по малейшему знаку вожака. Нет, скорее они были похожи на языческих богов, совершенно прекрасных и безжалостных. И у всех была эрекция. С глухим рычанием Вард засунул руку в промежность женщине, то ли лаская, то ли терзая, та дернула ногами, рефлекторно пытаясь закрыться, но путы не позволили. Она была полностью в их власти, открытая и доступная, абсолютно беспомощная.
Возбуждение было так велико, что, казалось, могло вылиться оргазмом в любой миг, Филипп судорожно вздохнул и вонзил кинжал в грудь женщины по самую рукоять, наваливаясь сверху и чувствуя всем телом предсмертный трепет жертвы. Кровь толчками била из раны, заливая ему грудь и живот, обжигая кожу. Когда кто-то подошел к нему сзади и обнял, прижимая к себе, Филипп почти тот час кончил и оргазм был таким бурным, что на миг у него потемнело в глазах. Никогда раньше такого не было, никогда...
Это было похоже на наваждение, на сбывшийся сон, ведь только во сне бывает так, чтобы чувства обострялись до предела, и каждая клеточка тела трепетала от удовольствия. Что было потом, Филипп помнил не очень отчетливо, но если пробуждаясь от сладостного сна, ты чувствуешь разочарование от того, что все испытанное было только фантазией, то сейчас тело помнило все, что происходило с ним, оно хранило в себе послевкусие страстных ласк и буйных соитий, наслаждения и боли, и оно жаждало крови, как магического эликсира. Пережив подобное однажды, невозможно было не попробовать еще раз, и еще и еще... Это были чары, ответный подарок Тьмы, — так говорил Гибур. Отдавая что-то Богу, ты почти никогда не получаешь ничего взамен, Дьявол же всегда щедр с теми, кто служит ему.
После очередной черной мессы кто-то и предложил создать тайное общество, которое вовлеченные в него назвали Темный Круг. Их связало служение злу и необычайно яркое наслаждение, и необходимость тщательно хранить тайну — ведь если на обычный разврат, пусть даже со смертоубийствами, общество могло закрыть глаза, то на сатанинские ритуалы едва ли. Если бы только церковь прознала о том, что творится в подвальчике старинного особняка на одной из парижских улиц, всем было бы несдобровать, несмотря на все хорошее отношение короля к своему брату.
Правила сообщники придумывали вместе, каждый привносил что-то в меру своей фантазии, в которой тоже вдруг открылись новые горизонты. Все просто фонтанировали идеями, придумывали все новые и новые развлечения, стараясь делать их все более ужасными и богопротивными.
Однажды они продали свои души дьяволу, как будто и в самом деле захотели превратиться в демонов, кем когда-то называли их парижане.
Это был особенный ритуал, который сообщники тоже придумали сами. Гибур заявил, что нет никакой специальной клятвы, и она может быть произнесена в вольной форме, главное — дающий ее должен быть искренним. Но так было не интересно. Продажа души дьяволу должна быть обставлена торжественно и даже пафосно. Поэтому Филипп с Эффиа сами сочинили текст клятвы, после чего каждый из сообщников, а было их в ту пору всего пятеро, написал ее на листе бумаги пером, смоченным в собственной крови. Подпись не ставили из соображений безопасности, отпечатка ладони, по общему убеждению, должно было стать достаточно. Ритуал, как обычно, производился в подвальчике Гибура. Колдун отслужил черную мессу и каждый из дворян прочел свою клятву, отрекаясь от Бога и вверяя свою душу Аду. На сей раз, они жертвовали Тьме самих себя. И это было самое большее, что они могли бы отдать.
Филипп прочел свою клятву первым и первым поставил отпечаток ладони на бумаге.
— Готово, — произнес Гибур.
Принц прислушался к себе и не почувствовал никаких изменений. Собственно, он их и не ждал. На самом деле, и сам Филипп и его друзья были совершенно уверены, что во всех этих магических ритуалах нет ничего сверхъестественного. В то, что Дьявол или, как говорил Гибур — Тьма, получает от них какие-то жертвы, они тоже, разумеется, не верили. Для всех это было новой игрой и ничем сверх того. Лишь факт особенной мерзости этой игры, того, что она заставляла преступать самые глубинные, заложенные еще в раннем детстве запреты, ну и, конечно, еще реальная угроза нешуточного наказания в случае разоблачения, делали ее настолько привлекательной. Продажа души и прочие богопротивные деяния никому из членов Темного Круга не мешали заходить в церковь, уныло простаивать мессы и принимать из рук священника обычную, сухую и хрусткую священную облатку. Никого не поразило громом, никто не начинал биться в корчах и пускать пену изо рта. Ничего не изменилось.
Каждую неделю, в ночь с четверга на пятницу, члены Темного Круга служили черную мессу, заканчивающуюся оргией. Нередко оргия сопровождалась жертвоприношением. Далеко не каждый раз это были девственницы, чаще просто женщина или мужчина, их должно было изнасиловать прежде, чем зарезать.
Однажды Эффиа припомнил, что в жертву дьяволу принято приносить еще и некрещеных младенчиков, но Филипп вышел из себя, и пригрозил его самого принести в жертву за такие идеи. Эффиа признал, что сказал глупость и долго вымаливал прощения. К тому времени у Филиппа было уже двое собственных детей, он души в них не чаял, и маркиз мог бы догадаться, что эти трепетные чувства распространяются на всех детей вообще. Были у Филиппа такие слабости, непонятные для его друзей... Но почитаемые ими, как и все, что исходило от принца.
Четыре раза в год — в день зимнего и летнего Солнцестояния, на Вальпургиеву ночь и в ночь накануне Дня Всех Святых, у Темного Круга совершалось большое жертвоприношение, для которого жертву готовили за сорок ночей: это непременно должна была быть девственница и все сорок ночей ее насиловали на алтаре и подвергали всевозможным пыткам, но так, чтобы она непременно оставалась жива. До самого жертвоприношения. Если же девушка умирала, не выдержав истязаний, можно было заменить ее юношей, которого приносили на алтарь непосредственно в торжественную ночь. Алтарь должна была оросить девственная кровь — и юношу оскопляли. Затем насиловали. И если он не истекал кровью сам — ему перерезали горло. Филипп находил все это очень забавным. И оригинальным. По крайней мере, развлечениями такого рода он не пресыщался.
Членство в Темном Круге не было только чередой удовольствий — так было бы не интересно — оно накладывало и определенные обязанности: например, член общества обязан был участвовать во всех оргиях и жертвоприношениях, а так же обязан был сам привести одну из жертв для большого жертвоприношения. Еще в число обязанностей для новичков входило усладить всех членов Круга — но это большинство из них прошли задолго до вступления. Еще они давали клятву не вступать в сношения с женщинами иначе, чем в браке — но это входило опять же в обязанности новичков, тех, кто еще не привел в Круг ни одной жертвы.
Если неофит не был старшим сыном и наследником, ему приходилось отказаться от права самому лишить невинности свою супругу: он обязан был предоставить ее на одну ночь Кругу. В Круге было несколько дворян, которые так и поступили. Правда, потом им приходилось ограждать своих жен от какого бы то ни было общения, из боязни огласки, а особо строптивых приходилось убивать. И брать новых. Но члены Круга были богаты и считались завидными женихами, так что особых проблем с женитьбой у них не случалось и, в конце концов, находилась женщина достаточно робкая и покорная, чтобы смириться со своей участью и не жаловаться. Старшие сыновья, а так же единственные наследники, были избавлены от обязанности предоставлять своих жен кругу: их женам предстояло произвести на свет продолжателей рода, посему другие мужчины не вправе были их коснуться.
Для тех, кто нарушал законы Круга, предписывалось довольно суровое наказание: изменника должно было ослепить, дабы он никого не узнал в лицо, вырвать ему язык, дабы не мог выдать тайн, отрубить руки, дабы не мог ничего написать, и оскопить. Затем его следовало отдать на поругание Кругу, а утром вывезти и бросить обнаженным на пустынной дороге, предоставляя на милость Судьбе. Впрочем, за все время существования общества не оказалось никого, кто пожелал бы из него выйти, так что предоставлять Судьбе никого не пришлось. Быть членом Темного Круга было не только чрезвычайно весело, но еще и выгодно. Возможности у этого тайного общества были практически всеобъемлющие, и услуги, которые Темный Круг оказывал своим членам, могли быть очень даже ценны. Члены круга могли получить что угодно. Женщину. Мужчину. Деньги. Поместье. Драгоценность. Все! И сотворить могли что угодно, причем безнаказанность им гарантировалась. Поэтому, несмотря на всю конспирацию, количество членов тайного общества неуклонно росло.
Глава 3
1.
Как скоро вся эта черная магия начала бы Филиппу надоедать, остается только гадать. Впрочем, уже тогда Гибур начал готовить для принца ловушку. И она, несомненно, захлопнулась бы довольно быстро, но вмешалась судьба, отвратив на некоторое время неизбежную расплату. Франция усиленно готовилась к войне. А война была самым лучшим и самым желанным развлечением для Филиппа. Еще в раннем детстве игра в солдатики была у принца самой любимой, он и читать-то научился только потому, что очень хотел ознакомиться с мемуарами знаменитых военачальников. Больше всего на свете Филипп мечтал о том, чтобы повести в бой войска, но Франция долгие годы жила в мире. Грядущая война была первой с начала царствования Луи, и он готовился ней очень тщательно, привлекая к командованию армией лучших военачальников — маршала Тюренна и пожилого, почтенного принца Конде. Король сам собирался возглавить поход и вместе с ним на ратные подвиги частично мобилизовывался и его двор.
Филипп, разумеется, собирался ехать тоже. Людовик обещал ему, что позволит взять какой-нибудь город. И за несколько недель до предполагаемого похода принц бросил все обычные развлечения и засел за военные труды перенимать опыт предшественников. Темный Круг временно был распущен. Впрочем, почти в полном составе он собирался следовать за своим предводителем в военный поход.
Война, получившая впоследствии название "Деволюционной", была объявлена Францией своему вечному сопернику Испании. Предметом спора между ними были, на сей раз, земли в Южных Нидерландах, уже давно принадлежавшие Габсбургам. Отправляясь во Францию, чтобы стать женой Людовика XIV, Мария Терезия Испанская отрекалась от своего права владеть какими-либо землями на территории Испании, но взамен на это обещание хитрый Мазарини вынудил Испанию согласиться дать за своей принцессой огромную сумму денег в качестве приданного. Выплатить свой долг Испания так и не смогла, поэтому французские дипломаты сочли, что Мария Терезия так же не обязана соблюдать свою часть договора. Будучи единственной дочерью от первого брака новопреставившегося короля Испании Филиппа IV, согласно всем известному "деволюционному праву", Мария Терезия считалась его наследницей в большей мере, чем дети короля от второго брака, и могла претендовать на его личные земли и имущество. Ведь если земли самой Испании принадлежали государству, то земли во Фландрии считались семейным имением Габсбургов и, по мнению французских дипломатов, должны были перейти по наследству Марии Терезии. Испанию такой подход к делу совершенно не устроил, уступать она не собиралась, поэтому в мае 1667 года ей была объявлена война, и французские войска выступили к границам Испанской Фландрии, намереваясь захватить ее силой.
С самого начала эта война была для Франции очень успешной. Войско под предводительством короля, не встречая сильного сопротивления, захватывало город за городом. Регулярных испанских войск во Фландрии не было, а городские гарнизоны не в состоянии были выдержать натиск французской армии. Берг, Верне, Куртре, Алст Шарлеруа и много других городов пали к ногам Людовика XIV, и к середине августа французские войска встали лагерем у Лилля, готовясь к долгой осаде. Взять столицу Валлонской Фландрии с ходу никто, конечно, не рассчитывал.
Филипп поразил всех своим искусством ведения боевых операций. Его действия были настолько уверенными и грамотными, будто он действительно был опытным военачальником. И если поначалу Конде едва скрывал свое раздражение оттого, что ему навязали герцога Орлеанского, то очень скоро он уже с легкостью поручал ему самые смелые и сложные операции, уверенный, что Филипп справится наилучшим образом. Формально брат короля не был в его подчинении, но фактически он являлся всего лишь одним из командиров штаба и так же, как и все, участвовал в обсуждении предстоящих операций. Его приняли, как обузу, и готовы были терпеть, как терпят родители вечно путающегося под ногами ребенка, но Филипп принял самое деятельное участие в обсуждении стратегии и тактики грядущих сражений, и его умозаключения, пусть и основанные не на реальном, а на книжном опыте, оказались весьма полезны. В них были логика и тонкий расчет. К тому же Филиппу не нужно было ничего разъяснять, он все схватывал налету. И он не боялся экспериментировать, не боялся ответственности, как многие офицеры более низкого звания, и не слал командующему гонцов по делу и не по делу, испрашивая постоянных советов и требуя четких приказов.
Более того, Филипп частенько принимал непосредственное участие в самих сражениях, многие из которых были весьма опасны. Он все время находился где-то на переднем крае, палил по врагу из мушкета и впереди всех летел в атаку, вдохновляя своим примером солдат, которые просто обожали его. Еще бы — принц крови, брат короля, сражался как один из них и был с ними на равных перед превратностями судьбы. Филиппа пытались отговорить от такого необдуманного риска, умоляли поберечь свою драгоценную особу, но принц никого не слушал. Филипп уверял обеспокоенного его безумствами брата, что если сам за всем не проследит, то его безмозглые подчиненные непременно все испортят. К безмозглым подчиненным принц относил и своих фаворитов, вынужденных везде следовать за ним, и старавшихся прикрывать своего друга и повелителя от шальной пули или ядра. Они тоже умоляли Филиппа не рисковать понапрасну, но вряд ли у них могло бы получиться то, что не удалось королю.
Нет, конечно, это не значит, что Филипп выигрывал все сражения и не совершал ошибок. Сколь бы ни был он уверен в своем полководческом гении, сколь бы много мемуаров он ни прочел, какое бы огромное количество великих сражений прошлого он ни разыграл, расставляя солдатиков по полу своей детской, он все же был молод, и опыта у него было немного. Каждое поражение, пусть даже и не особенно значительное, ввергало Филиппа в отчаяние и ярость. Никогда не признавая своей вины, он обзывал идиотами своих офицеров, неизменно выискивая среди них козла отпущения, и обрушивая на него все свое негодование, пусть даже тот совершенно ни в чем не был виноват. Филипп ругался и дрался, обещал пожизненное тюремное заключение и казнь через повешение. Обещал опалу и изгнание из своего дворца на веки вечные. В такие минуты придворные всерьез опасались, что принц или прикончит кого-нибудь из них в запале злости или его самого хватит апоплексический удар. Поэтому сообщать ему дурные новости желающих никогда не находилось. Гонец был самым удачным претендентом на козла отпущения, Филипп выплескивал на него все свое разочарование и тот гарантированно впадал в немилость.
