— Ты что, ясновельможная, умом повредилась? — не выдержал Ярре. — Слышала, что мужик этот сказал? Вампир в Лекаве завелся, а может, не один. С трудом в это верится, но с вампирами, как легенды говорят, на одной дорожке лучше не встречаться. Не дело ты задумала, ой, не дело!
— Я же сказала тебе — можешь ехать. А мне надо в Лекаву.
— Ты же знаешь, княжна, я одну тебя не пущу, — Ярре вздохнул. — Едем, так едем. Может, и приврали эти мужики, и нет там никакого вампира.
— Правда? — Глаза Янки залучились радостью. — Ты со мной?
— Я же гридень твой, верно? — Ярре почесал мизинцем нос. — А коли гридень, так сопровождать тебя должен. Пропадешь без нас с Вельфгридом. Вообще, хотим мы того, или нет, но будем теперь все время вместе.
— Спасибо тебе, — княжна наклонилась в седле и быстро поцеловала Ярре в щеку, а потом поехала по дороге на запад. Вельфгрид побежал за ней, и Ярре ничего не оставалось, как ехать следом.
* * *
Янка хорошо знала дорогу, но даже если бы и забыла ее, найти Лекаву было несложно — столб черного дыма, поднимающийся над лесом, был приметным ориентиром. Очень скоро Ярре почувствовал запах гари и горелого волоса. В животе у юноши неприятно похолодело: Ярре догадался, откуда эта вонь.
— Трупы жгут, — сказал он упавшим голосом.
Княжна ничего не ответила. Личико у нее было сосредоточенное, губы сжаты, в глазах появилась непонятная Ярре решимость. Что-то с ней не так, подумал юноша. За последние дни княжна будто изменилась — нет больше испуганной девочки, которую он спас от убийц. Повзрослела на глазах. Может, оно и к лучшему, а может...
Мысли Ярре прервало появление вооруженных людей на дороге, и были они точь в точь похожи на разбойников, которые пытались их ограбить и убить пару часов назад — такие же грязные, заросшие, изможденные, одетые в рванину мужики, глядящие исподлобья и вооруженные кто чем. И у всех на шее висели либо головки чеснока, нанизанные на веревки, либо кроличьи лапки.
— Эй, стоять! — гаркнул старшой в это команде. — Стоять, сказано!
— Мы в Лекаву едем, — ответила княжна.
— Чего? — Старшой показал рукой, и Ярре увидел у обочины дороги высокий шест, на котором болталась черная тряпка. — Не видите знак, али слепые?
— Это Лекава? — Княжна будто не слышала слов старшого.
— Лекава, чтоб ее, — старшой подошел ближе и взял коня Янки под уздцы. — Поворачивайте обратно, дети, от беды подальше. Мор тут у нас лютый.
Словно подверждая слова крестьянина, ветер принес из-за деревьев новую волну страшного запаха, такого густого и крепкого, что Янка закашлялась, а Ярре почувствовал тошноту.
— Кто у вас старший? — спросила Янка, откашлявшись и вытерев слезы.
— Так-то Миран за старшого будет, — ответил крестьянин, — а вообще-то всем преподобный из Путны заправляет. И он велел нам никого не пускать.
— Меня вы пропустите, — с неожиданной решимостью сказала княжна. — Я имею право видеть все сама. А не пустите — пожалеете.
Крестьянин не успел ответить — Янка ударила коня пятками и пустила его прямо на загородившую дорогу толпу. Крестьяне даже не попытались ее остановить, тем более что Вельфгрид очень выразительно тявкнул на них и показал свои клыки. Ярре, проезжая мимо ополченцев, услышал, как один из них шепнул другому: 'Ведьма, что ли?' Ярре глянул на крестьянина сердито, и тот сразу отвел взгляд.
Еще недавно Лекава была маленьким процветающим городком, теперь же представляла собой печальное зрелище. Дома выглядели нетронутыми, но окна и двери были распахнуты, ограды вокруг частично разобрали на топливо для костров. Встреченные на дороге оборванцы, бросив на чужаков испуганные взгляды, тут же убегали вверх по улице, к центру городка. Смрад гари и жженой кости становился все крепче. Когда они проехали половину расстояния до возвышавшейся на холме над Лекавой церкви, на колокольне забил колокол, предупреждая о прибытии незваных чужаков.
Навстречу им попался какой-то малый — полуголый, взлохмаченный, с лицом, покрытым золотушными струпьями и вооруженный дохлой промерзшей насквозь кошкой, которую он держал за хвост.
— Пиехаллы! — взвизгнул он, приплясывая и размахивая своим трофеем. — Сабачка прифла, аф-аф-аф!
Вельфгрид зарычал на дурачка, но тот продолжал улыбаться и приплясывать. Ярре свистом подозвал волка, и дурачок побежал дальше, что-то громко крича.
Лагерь беженцев располагался как раз вокруг церкви. Его окружал импровизированный палисад из вбитых в землю кольев и рогаток на козлах. На въезде в палисад вновь были вооруженные пиками, топорами и длинными луками мужчины, и с ними — пожилой человек в серой суконной мантии и плаще с капюшоном.
— Остановитесь! — крикнул он, протянув ладонь в повелительном жесте. — Именем Божьим, или я прикажу стрелять!
— Отец Питри? — Янка наклонилась в седле, точно хотела рассмотреть серого получше и убедиться, что не ошиблась. — Отец Питри, это вы!
— Ты меня знаешь? — Человек шагнул вперед, присмотрелся к Янке и вдруг отшатнулся и всплеснул руками. — Силы Творца, быть не может! Ваше...
— Тсс! — Янка испуганно замотала головой. — Молю, святой отец, молчите.
— Ты знаешь этого монаха? — шепнул Ярре.
— Отец Питри когда-то был моим учителем, — ответила шепотом же Янка. — Он жил в нашем поместье и обучал меня грамоте и Слову Божью.
— Невозможно! — Питри подошел еще ближе, взял девочку за руку. В ввалившихся, окруженных тенями карих глазах монаха вспыхнула радость. — В Путне объявили, что вся ваша семья убита разбойниками. В Кревелоге объявлен траур.
— Я не видела, что случилось с папой и мамой. Только знаю, что их нет в живых. Чувствую. — Княжна помолчала. — А Ставека зарубили на моих глазах. Меня бы тоже убили, если бы не этот юноша. Он и его волк спасли меня от убийц.
— Это воистину великое чудо! — Питри обхватил ладонями большую лысую голову, будто боялся, что она у него лопнет. — Поверить не могу! Вы живы. Какое счастье! Но как вы здесь оказались? Вам надо ехать в Златоград, а вы...
— Я не могу ехать в Златоград — почему, объясню потом, — Янка соскочила с коня на землю. — Мы встретили крестьян по дороге. Они рассказали, что у вас происходит.
— И вы приехали сюда? Не самая лучшая мысль, ваша... госпожа. У нас тут...
— Знаю, нам уже сказали про вампира.
Брат Питри изучающе посмотрел на девочку.
— И вы добровольно поехали сюда? — спросил он.
— Я хочу помочь.
— Великий Боже, сударыня, да чем вы нам поможете? Я всегда считал себя человеком знающим и искушенным, но Господь показал мне, что все это было пустой гордыней. Я беспомощен перед этой тварью. Это настоящее проклятие. Никакие экзорцизмы и обереги не помогают. Мы отправляем на смерть зараженных людей, чтобы спасти остальных. Восемь человек за три последних дня — это женщины и дети большей частью.
— Вампир не нападает на мужчин? — не удержался Ярре.
— Женщины и дети более легкие жертвы для проклятой твари, — ответил монах. — Послушайте меня, уезжайте отсюда, пока светло. Вам здесь не место.
— Это земли моего рода, — шепнула Янка на ухо Питри и добавила уже громче: — Нам некуда идти, святой отец.
— Вы не понимаете, — вздохнул Питри. — Если слова вас не убеждают, идемте — я покажу вам кое-что.
* * *
В большой землянке было пусто, холодно, темно и смрадно. В свете фонаря Янка увидела, что к столбу, подпирающему свод землянки, прикована за руки за ноги одетая в рваное окровавленное платье девушка чуть старше ее. Бедняжка висела в оковах, уронив голову на грудь — свалявшиеся от грязи длинные, такие же светлые как у княжны волосы закрывали лицо. Рядом со столбом стояла деревянная самой грубой работы колыбелька. Янка заглянула в нее: в колыбельке лежал младенец, завернутый в грязные тряпки.
— Это Марта и ее дочка, — пояснил отец Питри. — Последние, кого искусала эта тварь.
Янка поежилась, подошла ближе к колыбельке. Младенец лежал с полузакрытыми глазами, его губы запеклись от сжигающего малютку жара, щечки были в красных пятнах . На шее ребенка были видны следы от укусов — две точки засохшей черной крови, окруженные синеватым отеком.
— Мне придется своими руками убить их, — добавил Питри, взяв со стола в углу землянки кинжал и показав его княжне. — Перерезать им горло освященным кинжалом, а тела сжечь на костре. Убить пятимесячного младенца, ваше высочество. Знаете, что испытывает человек в такие мгновения?
— Им нельзя помочь? — спросила Янка. Казалось, она вот-вот заплачет.
— Увы, это проклятие, от которого нет спасения. Вампиризм развивается по-разному, иногда от укуса до появления первых признаков болезни проходит месяц или даже больше. Здесь же, в Лекаве, налицо молниеносная febra sanguinaria — кровавая горячка. Они все равно умрут, а потом будут приходить вдвоем — мать и дитя. И я вас уверяю, что младенец станет еще более страшным вампиром, чем сама Марта.
Женщина на столбе зашевелилась, заскрежетала зубами — видимо, каждое движение причиняло ей сильную боль. А потом она подняла голову и взглянула на Янку, и княжна невольно попятилась назад. Глаза Марты светились в полутьме землянки алыми углями.
— Ааааа, пришел! — проскрипела женщина, с ненавистью глядя на монаха. — Мучить нас пришел. Мою малютку мучить. Будь ты проклят!
— Марта, ты знаешь, у меня нет выбора, — ответил Питри. — Я не могу позволить тебе превратиться в чудовище.
— В чудовище? — Марта издала хриплый клокочущий звук, будто что-то забурлило у нее в горле. — Много ты понимаешь, тупой монах! Оставь нас в покое. Отпусти нас. Ни я, ни мой ребенок не сделали тебе ничего плохого.
— Эта болезнь делает тебя опасной, Марта, — Питри подошел ближе, и в свете его фонаря Янка хорошо разглядела лицо женщины — мертвенно-бледное, с синюшными искусанными губами, с кровяными разводами на подбородке и щеках. — Я хочу помочь тебе и Алион. Я не могу спасти ваши тела, но молю Господа о спасении ваших бессмертных душ.
— Кто эта девчонка? — внезапно спросила Марта, переведя взгляд на Янку. — Почему она так на меня смотрит? Пусть она уйдет!
— Почему ты хочешь, чтобы она ушла?
— Она пугает меня. Даже больше чем ты, проклятый святоша. Я чувствую в ней зло.
— Надо же — вампир зла боится! — хмыкнул Ярре.
— Я княжна Трогорская, — сказала Янка, выдержав тяжелый взгляд прикованной женщины. — Это моя земля, и мне не все равно, что на ней происходит.
— Нет, ты не княжна! — взвизгнула Марта. — Ты не та, за кого себя выдаешь. Питри, убери ее!
— Сначала ты скажешь мне, кто сделал это, — ответила Янка, и голос ее звучал твердо. — А потом я уйду — может быть.
— Зачем тебе знать?
— Так надо. Я имею право узнать истину.
— Это... мне показалось, что я сплю... но это был не сон, — Марта говорила с усилием, по ее телу проходили волны дрожи. — Она подошла ко мне. Нарядная такая, настоящая барыня. Молодая, красивая. У нее были длинные темные волосы, убранные цветами, и зеленые глаза, яркие, как самоцветные камни. Она улыбнулась и сказала мне: 'Я так хотела выйти замуж и родить ребенка — как ты, Марта! Позволь мне взять твою крошку на руки, покачать ее'. И я... позволила, — тут лицо Марты задергалось, бешеный красный огонь в глазах погас, темная кровь выступила из-под век и двумя струйками потекла по щекам. — Я плохо поступила... не защитила мою лапочку, мое золотце, предала ее! Она целовала Алион, я видела! А потом она обняла меня, и я почувствовала холод. Страшный холод. Отпусти меня, умоляю!
— Я хочу, чтобы ты жила, Марта, — Янка коснулась пальцами руки женщины. — И чтобы твоя дочка жила. Чтобы вы были счастливы. Ты мне веришь?
— Убирайся! Мне трудно дышать...не хочу, чтобы ты стояла рядом со мной!
— Значит, это была женщина?
— Да, женщина... — Дыхание Марты стало прерывистым, глаза закатились. — Совсем молодая женщина. От... отпусти меня!
— Я спасу тебя, — сказала Янка и отошла от столба. Марта тяжело вздохнула и обямкла в своих оковах. Отец Питри вытер рукавом мантии пот со лба.
— Что... что вы сделали, ваше высочество? — промямлил он.
— Ничего, — Янка шагнула к инквизитору. — Я теперь поняла. Я знаю, что делать. До заката еще долго, отец Питри. Вы пойдете со мной, да?
— Ваше высочество, — инквизитор приложил ладонь к сердцу, — я пойду за вами, куда прикажете. Но смею ли я предупредить, что...
— Тогда мы отправляемся немедленно. В усадьбу Веленичей.
* * *
Усадьба, оставленная хозяевами совсем недавно, выглядела так, будто в ней продолжают жить люди — слюдяные окна были целыми, двери аккуратно запертыми, на площади перед фасадом разгуливали стаи голубей. Только стекла больших медных фонарей над главным входом, в прежние дни горевших круглосуточно, теперь затянули морозные узоры. Фамильный склеп Веленичей располагался в дальнем конце парка, рядом с часовней. Отец Питри первым подошел к дверям и осмотрел их.
— Печать цела, но это ничего не значит, — сказал он. — Миран, твоя очередь.
— Да, святой отец, — кузнец шагнул к двери склепа, опустил на снег мешок с инструментами и извлек из него молот и зубило. Гулкие удары железа о железо распугали ворон, обсидевших деревья вокруг усадьбы, и они тучей поднялись в воздух, зловеще каркая над головами людей.
Миран ударил еще раз, и замок двери сломался. Вход в склеп был открыт.
— Вы останетесь здесь, — велел Серый брат сопровождавшим их вооруженным мужчинам. — А мы спустимся в усыпальницу, если конечно, — тут отец Питри внимательно глянул на Янку, — госпожа не передумала.
— Нет, — Янка посмотрела на Ярре. — Ты со мной?
— Я твой гридень, — ответил юноша. Сумасбродство и отвага этой девчонки пугали и восхищали его. — Конечно, я с тобой. И Вельфгрид с нами.
— Это очень опасно, — в который раз сказал инквизитор.
— Я знаю. Мы идем?
— Да поможет нам Бог, — отец Питри принял у одного из крестьян факел, Ярре взял другой, и они вчетвером вошли в открытые двери, в темноту, пахнущую землей и тлением.
Каменная лестница из четырнадцати ступеней привела их в Зал предков — первое помещение склепа. Испокон веков все фамильные склепы в Кревелоге состояли из двух залов — поминального, посвященного предкам, и собственно усыпальницы, где покоились останки успоших. В Зале предков находился алтарь для поминальных служб, и стояли статуи похороненных в склепе людей, вырезанные из дерева или мягкого камня. В склепе Веленичей статуй было четырнадцать. Мужчины, женщины и две детские. Ярре показалось, что слепые глаза скульптур с неодобрением смотрят на незваных гостей, нарушивших их покой. И еще был пьедестал для пятнадцатой статуи, которую еще не успели установить. Табличка на пьедестале извещала, что тут должна стоять статуя любимой дочери барона Тибора Веленича Розы-Вероники, умершей на шестнадцатом году жизни в третий весенний месяц года 987-ого от тяжкой болезни и унесшей в могилу свою девственность. На пьедестале лежало несколько засохших и почерневших роз.
Янка остановилась у пъедестала и коснулась холодного камня пальцами. Ей стало тоскливо и тяжело на душе. Она вспомнила, как Роза с отцом приезжали в Лесную Усадьбу. Вспомнила ее искрящиеся зеленые глаза, смех, как они играли в кукол на скамейке в парке...
