По команде Беркер-оглы евнухи развели в стороны руки золотоволосой и замерли, удерживая её в этом положении. Бейлербей, рыча от вожделения, стал срывать с девушки одежду. Та, на секунду замерев, пнула вспотевшего от похоти турка, чувствительно пнула! Беркер-оглы это только раззадорило: сопротивляющаяся девушка его возбудила ещё больше, трясущимися руками он стал развязывать пояс своего халата, сделав знак ещё двум евнухам — взять девушку и за ноги, что те незамедлительно и сделали, совсем обездвижив эту извивающуюся дикую кошку. Евнухи, удерживающие маленьких девушек, ничего не опасаясь (а что могут сделать эти малявки здоровякам, превосходящим их в росте почти в два раза и раз шесть в толщину), невозмутимо за этим наблюдали. Удерживаемая за руки и поднятая вверх златовласка, с которой уже сорвали одежду, видно, поняла, что сопротивляться тому, что должно сейчас произойти — бесполезно. Девушка перестала дёргаться, безвольно обмякнув. Евнухи, державшие её, так и решили — девушка смирилась со своей участью и ослабили хватку, а золотоволосая резким движением выдернула из захватов свои ноги и, встав на пол, склонилась в глубоком поклоне. Возможно, если бы девушка попыталась сделать что-то другое, то евнухи снова бы её схватили (попытались бы это сделать), но такое показательное проявление почтительности к их повелителю остановило их. А низко склонившаяся девушка, немыслимо изогнувшись, ударила Беркер-оглы ногой, ударила из-за своей спины! Удар был такой силы, что вмял немаленький нос бейлербея, сломав кости и хрящи. Беркер-оглы некоторое время стоял, а потом упал, этих мгновений хватило девушке, чтоб, используя как опору замешкавшихся евнухов, так и не выпустивших её руки, перевернуться вниз головой и повторить этот страшный удар, только теперь обеими ногами и в разные стороны. Евнухи повалились на пол точно так же, как до этого их господин, девушка, продолжая движение, перевернулась и замерла на согнутых ногах, выставив вперёд одну руку, готовая встретить вторую пару евнухов, но те уже лежали на полу, а над ними стояли две маленькие желтокожие девушки, выдёргивая из их шей элементы украшений своих поясов, с которыми до этого ни за что не хотели расставаться. Та пара евнухов, что их до этого удерживала, тоже лежала на полу с перерезанным горлом и неестественно вывернутыми головами.
Золотоволосая удовлетворённо кивнула, наклонилась над Беркер-оглы и сняла у него с шеи связку с ключами, после чего вытянула руку в сторону двери. Одна из маленьких желтокожих девушек аккуратно приоткрыла её и, указав на евнухов, тихо сказала:
— Вон тот твой, Лера, а тот — твой, Винь, а я беру на себя этих.
Никто не удивился, когда дверь в комнату, где должен был развлекаться Беркер-оглы открылась, не вызвало удивления и стремительное появление девушек — владелец гарема решил отдохнуть после тесного "общения" со своими наложницами и выставил их из той комнаты. А то, что одна из этих девушек была лишь прикрыта обрывками одежды, никого не удивило, все наложницы и жёны хорошо знали повадки своего господина. Одна из жён открыла рот, чтоб поинтересоваться — почему так быстро, но ничего сказать она не успела, настолько быстро всё произошло, четыре евнуха, следившие за порядком, лежали на полу с сильно запрокинутыми головами, такое бывает, когда сильным ударом (Лера и её подруги били ногами) свернуть шею! Та жена бейлербея, что так и не закрыла рот, попробовала закричать, но так же, и как три другие, но не сумела этого сделать — шеи свернули и им. Линь на своём ломаном турецком, от этого её слова звучали крайне угрожающе, сообщила замершим наложницам, что с ними будет то же самое, если они попытаются закричать. А Лера подошла к девушке со светлыми волосами, которая неотрывно смотрела сквозь распахнутую дверь в другую комнату, и сказала:
— Марыля Скетушская, твой отец, пан Тадеуш, и жених, пан Збышек, хотят тебя видеть, я пришла за тобой.
Хоть это было произнесено на далматинском, но с польскими словами (что и как говорить — показал Скетушский), девушка поняла. А её реакция на слова и на увиденное была такова: схватив со стола нож, которым срезала кожуру с какого-то фрукта одна из жён бейлербея, Марыля бросилась во вторую комнату и там, наклонившись над Беркер-оглы, вогнала ему этот нож в глаз, по самую рукоятку. Лера кивнула то ли одобрительно, то ли осуждающе и, посмотрев на притихших невольниц, строго произнесла:
— Сидеть здесь, не кричать, ждёте, когда мы вернёмся. Марыля, это уже было лишнее, пошли с нами.
— А мы? — одновременно спросили несколько девушек по-польски и что-то быстро залопотали. Лера не поняла, только махнула им рукой, мол — идём. Но в коридор вышли не сразу и не все, пошли только Лера и сёстры Сунь. После того как расправились с евнухами-охранниками у второй комнаты, Лера позвала девушек-полячек и заперла их в сокровищнице, остальных заперла в помещениях гарема. У выхода из этого коридора стояли уже не евнухи, а обычные охранники. С ними справились быстро и легко, эти аскеры охраняли гарем от нападения снаружи, совсем не ожидали, что их атакуют — изнутри. Забрав оружие стражей, девушки двинулись к надвратной башне.
Лера и её подруги старались идти так, чтоб их никто не заметил, это было сделать довольно легко, так как час был поздний, да и во внутренних помещениях постов охраны не почти не было. Две пары аскеров упали, они так и не поняли, что происходит — почему к ним идёт полуголая невольница в сопровождении ещё двух, чего их бояться? Ведь эти маленькие и хрупкие девушки безоружны! А вот на выходе девушки столкнулись с патрулём, обходившим дворец и двигавшимся между стеной дворца и внешней оградой, представлявшей собой капитальное сооружение. Если девушки были готовы к такой встрече, то аскеры растерялись, этой заминки хватило, чтоб уложить трёх из шести патрульных (может, это был и не патруль, а смена караула). С тремя другими пришлось повозиться, подняв при этом шум, а это было очень плохо, так как до ворот было рукой подать, а там, в сторожке, наверняка были охранники. Так и оказалось, навстречу девушкам снова выбежали шесть аскеров (видно, та первая шестёрка шла на смену этой), и эти застыли в изумлении, увидев почти обнажённую золотоволосую красавицу с двумя саблями (Лера уже успела вооружиться). Двум аскерам эта заминка стоила жизни, продолжая движение к воротам, Лера метнула сабли во вторую пару охранников, особого вреда это действие им не причинило, но на мгновение задержало. Этим воспользовались сёстры Сунь, их высокий прыжок, как и удар ногами, был настолько стремительным, что аскеры, не успев даже понять, что произошло, были сбиты с ног. Но третья пара охранников, выскочившая из дверей (эти двери позволяли пройти только двоим, поэтому аскеры выходили парами) караульного помещения, успела обнажить свои сабли. Сабля была только у Линь, Винь была безоружна, но она, отпрыгнув назад, успела подхватить с земли камушек и запустить им в одного из аскеров (девушка решила не рисковать, метая сюрикен, так как на стражниках были кольчуги с капюшонами, закрывавшими шею). Камень, звонко цокнув по шлему, отскочил в сторону, не нанеся охраннику никакого ущерба, но внимание отвлёк, не только его, но и его товарища, отвлёк всего на мгновение. Этого мгновения оказалось достаточно для того, чтоб Линь нанесла удар. Оставшиеся в живых охранники (с земли поднялись те, которых повалили сёстры Сунь), попятились — уж слишком быстро эти три хрупкие девушки (две были совсем маленькими по местным меркам) смогли расправиться с обученными и умелыми (как они сами считали) воинами. Линь и Винь не атаковали, только делали вид, что они собираются это сделать, но так продолжалось недолго, опомнившиеся аскеры, хоть и осторожно, но пошли вперёд. Сёстры Сунь медленно отступали к воротам, где Лера, сразу туда подбежавшая и трижды прокричавшая чайкой, теперь с трудом отодвигала засов — большой и толстый брус. А на лестнице, ведущей с надвратной башни вниз, слышался грохот шагов — оттуда спускались аскеры, услышавшие шум у ворот. Получив в подкрепление ещё троих, наседавшие на сестёр Сунь аскеры с удвоенной силой навалились на бешено вращающую саблей Линь, Винь помогала Лере отодвинуть массивный брус-засов. Несмотря на все свои усилия, Линь отступала и скоро почти коснулась спиной спины сестры. В этот момент толстый засов был окончательно сдвинут и девушки потянули створку ворот на себя, вернее, хотели потянуть, но ворота распахнулись, отбросив девушек в сторону, а на турок обрушился вал казаков. Скетушский, находившийся в первых рядах атакующих, подхватил Леру на руки и посадил себе на плечо, с Линь тоже самое проделал Пшеминский, а Винь посадил себе на плечо Лотонский, жених Марыли. С высоты своего положения Лера скомандовала:
— Команды Скетушского и Пшеминского за мной, остальным — казарма! Пан Тадеуш — вперёд!
Три команды абордажников ринулись на аскеров, выбегающих из здания казармы, стоявшего в стороне, а поляки помчались во дворец, сметая попытавшуюся оказать сопротивление стражу. Во дворце с охранниками разобрались быстро, с теми, кто был в казарме, провозились дольше (понятно — там аскеров было намного больше), но и с ними было покончено (в отличие от тех, что несли службу, эти были без кольчуг). На женской половине никто не оказывал сопротивления, там вообще никого из евнухов не было — все они попрятались. Открыв дверь в сокровищницу, Лера выпустила спрятанных девушек-полячек, которые сразу начали обниматься со своими соотечественниками (не со всеми, только с родственниками). Пшеминский, увидевший содержимое хранилища сокровищ, присвистнул, на что Линь, продолжавшая сидеть у него на плече (Винь, как и Лера, уже была на земле, Скетушский и Лотонский обнимали плачущую Марылю), деловито заметила:
— Забрать надо будет не только то, что здесь, но и всё из гарема, да и по дворцу неплохо бы пробежаться, так что работы много, расслабляться некогда!
— Налёт на Аль-Искандерию этой Бегич будет иметь далеко идущие последствия! Османы такой дерзости так просто не оставят! Бегич не только их ограбила, но и посягнула на самое дорогое — их гаремы! Боюсь, что...
— А вы, друг мой Фабио, не бойтесь, хуже не будет, — перебил младшего Винетти Морозини. Губернатора Крита немного забавляли горячность своего адъютанта, с которой тот высказывал своё мнение о действиях Валерии Бегич, и то упрямство, с которым он называл её исключительно по фамилии, не упоминая то, что она командир отряда кораблей. Винетти растерянно замолчал, а Морозини, немного ехидно улыбаясь, пояснил: — Неужели вы думаете, что турецкий флот и сухопутные силы, недавно находящиеся на Милосе, были там на прогулке? Что им не удалось совершить то, для чего их собрали, во многом заслуга адмирала Бегич, да, я не боюсь этого признать! А то, что она натворила в Аль-Искандерии, нам только на руку! Теперь турки озабочены укреплением обороны не только города, но и всего африканского побережья своей египетской провинции, им теперь не до Крита. По результатам того, что адмирал Бегич (Морозини сделал ударения на слове адмирал) там сделала, османы предполагают, что совершившие ту диверсию располагают значительными силами. Турки думают, что это была разведка боем и после того, как была обращена в бегство их эскадра, мы намерены предпринять очень решительные действия, вплоть до высадки в Египте или на Кипре, а мы не будем их в этом разубеждать! Наоборот, мы всеми силами поддержим это заблуждение. Пусть укрепляют оборону и не думают о наступлении! Вот так-то, друг мой Фабио.
Винетти, слушая своего начальника, только кивал — доводы Морозини были весьма убедительны, но всё же попробовал возразить, зайдя с другой стороны:
— Но добыча! Бегич взяла очень богатую добычу! Как капер она должна отдать четверть! А это немалые...
— Друг мой, — снова перебил своего адъютанта губернатор (подобного разговора Морозини не допустил бы ни с одним из своих подчинённых, но Винетти не был просто адъютантом, он был глазами и ушами одного из великих семейств Венеции, глава которого был более чем недружественен к дому Морозини) — контроль тех, кому сенатский комитет выдал каперские патенты, не входит в обязанности как провинциальных администраций, так и лиц их возглавляющих. Вот поэтому я даже не интересовался той добычей, что взяла сеньора Бегич в Египте, пусть этим занимается соответствующий сенатский комитет, к которому я, как губернатор Крита, не имею никакого отношения.
Вообще-то Морозини мог и имел право это сделать как губернатор провинции, командующий её армией и флотом, и как сенатор, коим он был, хотя на данный момент не заседал в сенате, но как-то давить на Леру не хотел. Не хотел вступать в конфронтацию с командиром сильного отряда, формально ему не подчиняющегося. Была ещё одна причина, о которой Винетти знать не нужно было: если бы Морозини назначил комиссию, которая должна была учесть ценности, захваченные в походе на Аль-Искандерию, то всплыло бы одно обстоятельство, бросающее тень на самого губернатора. По возвращению в Кандию Лера посетила Морозини и преподнесла ему довольно дорогие подарки из захваченной добычи (а именно: дорогую посуду, вазы и ковры), а это тоже было бы необходимо учесть в перечне трофеев. Тогда, из резиденции бейлербея Аль-Искандерии, под руководством хозяйственной Линь сделали пять ходок, унося из дворца египетского бейлербея всё мало-мальски ценное. По прибытии в Ираклион, под руководством Линь, которой активно помогали Винь, Зухра, Дениз, Румани и Наиля, была устроена грандиозная распродажа награбленного. Распродажа — это не значит продавали дёшево, девушки упоённо торговались, явно получая от этого удовольствие, поэтому выручена была немаленькая сумма. Это действие девушек "гарема" Леры получило одобрения капитанов её кораблей и командиров абордажных команд, как сказал Прохоров, выражая общее мнение, мол, звонкая монета, всегда предпочтительнее рухляди — места меньше занимает. Естественно, Морозини об этом знал, чего нельзя было сказать о его подчинённых, среди которых было много соглядатаев не только сената, но и крупных венецианских торговых домов, возглавляемых патрициями, представителем одного такого семейства и был и Фабио Винетти. Конечно, молодой Винетти не был слепым и глухим и как достойный сын своего отца — умел делать выводы, но одно дело — ничем не подкреплённые догадки и совсем другое — аргументированные доказательства. Адъютант губернатора, понимая, что ничего не может доказать, соответственно, и настоять на проверке капера Бегич, разве что не скрипел зубами. Морозини, это понимая, с улыбкой посмотрев на своего подчинённого, сказал:
— Да, сеньора адмирал взяла в Аль-Искандерии богатую добычу, в этом нет сомнения, только две больших турецких галеры чего стоят! Кстати, эти каторги, как и все ранее ею захваченные корабли, сеньора Бегич передала нам. Передала без всяких условий, а за припасы, что попросила, сполна рассчиталась. Как видите, с рейда в Египет сеньоры адмирала мы тоже имеем пользу, и не малую, мы получили несколько боевых кораблей и уверенность в том, что османы в ближайшее время, а это может быть несколько лет, к нам не сунутся! А если у вас, мой друг, к сеньоре Бегич есть какие-то вопросы или просьбы, вы сможете к ней обратиться, её отряд в ближайшее время отплывает в Венецию, но не забывайте о субординации — она выше вас по званию. Сеньора сейчас должна ко мне зайти.
