Гроза Ядранского моря

Глава первая. Побег в другую сторону и его последствия.

Маэстро Энрико Фабрицио улыбался, улыбался счастливой улыбкой, хотя противник теснил его, проводя атаку за атакой. Казалось, что звон шпаг слился в один протяжный звук, настолько часто они сталкивались. Поединок в таком темпе продолжался всего несколько минут, но худощавый маэстро уже начал задыхаться, а его соперник ещё взвинтил темп. Энрико сделал несколько шагов назад и поднял шпагу, показывая, что пора прекратить поединок. Его соперник тоже поднял шпагу в ответном жесте. Если рубашка Фабрицио была мокрой от пота, то по одежде его противника не было заметно, что он только что двигался в бешеном темпе, по дыханию это тоже было трудно определить, разве что щёки зарумянились. Фабрицио улыбнулся:

— Лучшая награда для учителя — это когда он может сказать, что ученик его превзошёл. О вас, Лера, я могу так сказать, вы фехтуете уже лучше, чем я!

— Вы меня перехваливаете, маэстро, с саблей у меня ещё не получается.

— Сабля — это не ваше, Лера. Не потому, что у вас не получается, а потому, что она тяжеловата для вашей руки, долгий бой не для вас. Вам надо использовать свою способность быстро двигаться, именно так! Скорость — вот ваш основной козырь! Как жаль, что вы не... — произнося это, маэстро вздохнул и погрустнел, его молодой ученик, нахмурившись, хоть и эмоционально, но печально произнес:

— Это не имеет никакого значения! У меня есть старший брат! Не всё ли равно, с какой стороны смотреть на фонтан Онофрио? Да и то, только тогда, когда разрешат, окна келий выходят-то во двор.

В этот момент в зал вошёл уже не юноша, но ещё молодой человек, с неодобрением глядя на ученика мастера фехтования, он укоризненно произнёс:

— Лера, опять ты за своё? Разве подобает в таком виде...

— Винко! А в каком виде мне должно подобать? Какая разница, какую одежду я поменяю на монашеское одеяние? — укором на укор ответил ученик маэстро Фабрицио, одетый в довольно узкие штаны и очень широкую рубаху, после чего недовольно фыркнув, убежал.

— Вы за Лерой? — это был не вопрос, а скорее утверждение. Молодой человек кивнул маэстро и, словно оправдываясь, начал говорить:

— Мне тоже очень жаль, но такой закон — младшие дети не могут наследовать, это должно неукоснительно соблюдаться! Нельзя делить земли и дело, это ослабит как семью, так и торговый дом! Не нами это заведено и не нам изменять, до сих пор это только шло на пользу городу! Вы же знаете, что наследником может быть только старший сын, а получить приданное — старшая дочь! В противном случае богатство семьи будет с каждым поколением уменьшаться! Если близкие родственники ещё как-то поладят меж собой, то дальние непременно станут конкурентами! Увеличения числа торговых домов не принесёт пользы городу, следовательно, тем, кто в нём живёт!

Молодой человек ещё долго говорил, то ли оправдываясь, то ли убеждая самого себя в правильности законов, завещанных предками. Маэстро кивал, делая вид, что внимательно слушает. Наконец молодой человек, по имени Винко, ушёл, а через некоторое время из ворот усадьбы выехала закрытая карета. Энрико Фабрицио вздохнул и украдкой смахнул слезу, он понимал, что своего лучшего ученика он сегодня видел в последний раз.

На скамеечке у окна палаццо Джунтовичей сидела девушка, которая недавно фехтовала с маэстро итальянцем и была тогда одета в узкие штаны и широкую рубашку. Сейчас она, одетая в простое платье, без всякого намёка на роскошь, что ей полагалась по праву рождения, пустым взглядом смотрела на шумящий Страдун. Самая широкая улица Рагузы была заполнена торговцами, покупателями и просто гуляющими. Всему этому люду совсем не было дела до того, что она, Лера Джунтович, послезавтра не сможет всё это видеть, ведь узкие окна келий выходят во двор монастыря! Девушка очередной раз тяжело вздохнула и повернулась к двери, в комнату вошла Зоряна, её старшая сестра. Она с порога начала говорить о том, какое это счастье — стать невестой Христа и посвятить жизнь служению ему. Какое это блаженство — припасть и источнику благодати и отринуть все мирские заботы и печали. Лера внимательно выслушала и ответила:

— Зоряна, а почему бы тебе не припасть и не отринуть? А? Давай поменяемся, ты будешь вкушать блаженство, а я полностью погружусь в эту юдоль забот и печали? Что замолчала? Не хочешь, я вот тоже не хочу. Очень не хочу!

— Но, Лера, это твой долг, перед семьёй, перед городом, — произнёс сенатор Джунтович, зашедший в комнату, качая головой, он продолжил: — У каждого свой долг! Твоя старшая сестра будет женой одного из горных князей, и этот союз принесёт пользу Рагузе! А твой долг — смиренно...

— Отец! Когда это я успела так задолжать, что всю оставшуюся жизнь буду смиренно... — девушка не договорила, отвернувшись к окну, замолчала, всем своим видом показывая, что не намерена продолжать этот бесполезный, с её точки зрения, разговор. Глава торгового дома Джунтовичей и его старшая дочь переглянулись и молча вышли. Через некоторое время в комнату осторожно вошла девочка лет двенадцати, она подошла к девушке, и та её обняла, при этом погладив по голове, девочка всхлипнула. Лера стала её утешать:

— Не плачь, Злата, не плачь, моя хорошая...

— Лера, завтра твой праздник, тебе исполняется семнадцать лет и ты... Я тебя увижу снова только через пять лет, когда и я стану монахиней. Мне ведь не разрешат в монастырь к тебе прийти, там строгие правила, да и отец...

Слёзы душили девочку и дальше говорить она не смогла. Лера, вытирая своей младшей сестре катящиеся по щекам слезинки, тихо зашептала:

— Не пойду я в монастырь! Не пойду! Ты тоже не попадёшь туда, обещаю, я за тобой приду и уведу тебя отсюда, обязательно приду! Ты мне веришь?

Злата энергично закивала, сёстры обнялись и так просидели до темноты, пока за Златой не пришли и не увели её. Лера проводила сестру взглядом, демонстративно зевнула и стала укладываться спать. Служанка, убедившись, что она в постели, задула свечу и вышла. Девушка неподвижно лежала несколько часов, потом тихо встала и начала быстро одеваться. Надев те штаны, в которых она занималась с маэстро Энрико Фабрицио, с сожалением отложила рубашку. Надела другую, попроще, предварительно туго перебинтовав грудь, хоть грудь у Леры была маленькая, но всё же... Сверху, на рубашку, девушка надела лёгкий колет, вытащив из-под кровати ножны с узкой саблей, приладила её за спиной. Бесшумно открыв окно, девушка, выждав, пока мимо пройдут стражники, спустилась на улицу. Каменные завитушки, которыми был украшен палаццо Джунтовичей, послужили хорошей опорой для рук и ног. В это время обычно многолюдный и шумный Страдун был пуст. Девушка быстро, но при этом осторожно направилась не в порт, ворота Арсенала охраняются днём и ночью, а к стене, обращённой к морю. В этом месте на стене стражников не было, должны были быть, но появлялись очень редко, острые скалы внизу не позволяли и днём причалить, а уж ночью... Спуск со стены много времени не занял, долго ли спускаться по верёвке? Её пришлось оставить на стене, так как отцепить снизу можно только верёвку, специально закреплённую так, чтоб это можно было бы сделать, а этого Лера не умела. Это, правда, может навести на след, но к тому времени когда её хватятся, Лера будет уже далеко. Пробираться вдоль стены к заветному месту было довольно трудно, но это и к лучшему — здесь не было ничего даже похожего на тропинку, ну кто будет здесь ходить? Тем более ночью? Сюда можно было добраться или выбраться из этого места только вплавь или через неприметную калитку в стене, которую на ночь закрывали. Обычно чтоб добраться до своего ялика, спрятанного между двумя большими камнями, Лера пользовалась калиткой, но сейчас это не представлялось возможным — на ночь её заперли.

Осторожно пробираясь между большими камнями (по камням поменьше), Лера не сразу заметила, что ялик уже спущен на воду и там кто-то сидит! Лера остановилась, но только на мгновение, если кто-то добрался до её ялика, то это могут быть люди отца, разгадавшего намерения дочери, или это ульциньцы! Это искатели удачи, или попросту — пираты! Раньше они к стенам Рагузы не приближались, но надо же такому случиться, чтоб они пожаловали сюда именно сейчас! Но не пешком же по морю они пришли? Где-то должен быть корабль, но его не видно. Да и человек, сидящий в ялике, — один, пусть остальные легли на дно, чтоб их не было видно, но их не может быть больше двух, больше просто не поместятся. Значит — всего трое, а с тремя можно справиться, по крайней мере попробовать это сделать, похоже, девушку сидящий в ялике ещё не заметил! Лера потянула из ножен свою саблю. Вообще-то это была не сабля, а скорее широкая короткая шпага с обоюдоострым лезвием, немного изогнутая на конце. Лера понимала, что саблей она долго махать не сможет, вот и выбрала такое оружие. Купила она его втайне от всех, хотя отец об этом знал, но не возражал — чем бы дитя не тешилось... тем более что это ненадолго, в монастыре строгий устав и монашки со шпагами не ходят. Человек в ялике повернул голову и поздоровался:

— Доброе утро, Лера. Хотя сейчас ночь, но утро наступает тогда, когда встал. И надеюсь, это утро для нас будет добрым.

— Здравствуй, Мирко, — поздоровалась Лера, она всё-таки была вежливой девушкой. Поздоровалась и сразу предупредила: — Если тебя послал отец, то передай ему — я не изменю своё решение. Тебе и тем, кто с тобой, задержать меня не удастся!

— Знаю, поэтому и не буду даже пытаться, только позволь тебя спросить, что ты намеревалась делать? То, что выйти на ялике в море, — это и так понятно, иначе сюда бы не шла. А потом?

— Я бы пошла в Ульцинь или Пераст, понятно, что не на север, там земли Рагузы и владения Венеции.

— Разумный план, очень разумный план, на северных островах, да и на побережье, тебя бы сразу поймали и выдали бы отцу, не даром, конечно, за вознаграждение, — вроде как одобрительно кивнул Мирко. Лера уже спустилась к воде, забралась в ялик и села на банку-скамью напротив старого моряка (хотя почему старого, сорок три года — это ещё не старость, хотя далеко не молодость), а Мирко, опровергая свои предыдущие слова, нарисовал совершенно безрадостную картину: — А в Ульцине или Перасте тебя бы продали в рабство, одинокая красивая девушка — лакомая добыча. Там люди не то что грубые, но своего не упустят. В лучшем случае тебя бы схватили и вернули отцу, если бы посчитали, что так получат больше. Есть ещё Коттор, но это тоже не очень хорошее место для девушки, не имеющей покровителей. Да, у тебя есть деньги, не сомневаюсь, что ты об этом позаботилась, но что мешает их у тебя просто забрать? Твоя замечательная шпага вряд ли этому помешает, если навалится несколько человек, а могут сзади по голове ударить. Но это всё случится, если ты туда доплывёшь. Как ты думала в одиночку с парусом управляться? Вряд ли до Бокка ты грести будешь. Тем более что Юго скоро задует, это, конечно, не Трамонтата, не утопит, но плыть в том направлении помешает.

Лера опустила голову, её план побега уже не казался таким уж хорошим, но возвращаться обратно она не собиралась, о чём и сказала своему (как она считала) другу, старому моряку. Мирко Држезич был клиентом торгового дома Джунтовичей, даже стал капитаном одного из кораблей, но пробыл им недолго. Глава торгового дома убрал его с этой должности, и Мирко был списан на берег, может, по возрасту (Мирко выглядел старше, чем был на самом деле), а может, по какой другой причине, власть имущие не отчитываются перед простыми людьми о причинах того или иного своего решения. Држезич не был совсем уволен, в торговом доме он выполнял обязанности сухопутного экспедитора, не постоянно, время от времени, но на жизнь хватало, тем более что Мирко так и не обзавёлся семьёй. Новые обязанности очень тяготили влюблённого в море бывшего капитана, старый морской волк, случайно познакомившись с Лерой, как говорится, встретил родственную душу. Неугомонной девочке было в то время двенадцать лет, и она уже успела несколько раз выйти в море на подручных средствах. Вот поэтому такое знакомство (Мирко сначала только рассказывал любознательной девочке о морских походах) было воспринято родителями девочки немного благосклонно, но не с одобрением. Ялик эти такие разные люди, но уже друзья купили в складчину (у Мирко были кое-какие сбережения, а Лере подарили небольшую сумму на день рождения, думая, что девочка купит украшения) и стали ходить на нём в море, если так можно назвать плавание по акватории порта и вдоль морских стен города. Поскольку "отважные мореходы" далеко от берега не удалялись (не больше, чем на четверть мили), то сенатор Джунтович решил этим "походам" не препятствовать, всё-таки девочка под присмотром достаточно опытного человека, не склонного к авантюрам, на которые так горазда его средняя дочь. Вот теперь, выслушав Леру, Мирко со вздохом сказал:

— Я так и знал, ты не смиришься, вообще-то, я должен уговорить тебя плыть на Клочеп, это недалеко, да и ждут нас там. А ты что думала? Твой отец слепой? Думала, твои приготовления останутся в тайне?

— Ты!... Я думала... А ты! — губы Леры задрожали, могло показаться, что она сейчас заплачет, но девушка сдвинула брови, собираясь сказать ещё что-то резкое, Мирко её опередил:

— Я же тебе всё рассказал! Как ты думаешь, стал бы я это делать, если бы хотел поступить так, как приказал твой отец? Мы не пойдём на Клочеп, мы пойдём к Бокка.

— А как же Юго? Ведь если он задует...

— Пока не дует, мы сможем отойти довольно далеко, до Бокка, правда, не дойдём, укроемся в одной из бухт. Юго не даст нам плыть, но и погоне, если она будет, не даст этого сделать. Большому кораблю Юго не страшен, но к берегу он там не подойдёт. Если пошлют конную погоню, то и это не страшно, там такие скалы, что по берегу к бухте не добраться. Вот так и сделаем, поняла? Кстати, это хорошо, что ты парнем оделась, парню проще чем девице, только вот волосы... не бывает таких волос у парней.

Как ни было жалко Лере своих роскошных чёрных волос, но она должна была признать, что Мирко прав. И всё же девушка не выдержала, заплакала, когда её коса упала на дно лодки, шмыгнув носом, Лера сказала:

— Это последний раз, больше не буду!

— Это правильно, негоже парню плакать. Имя пусть будет прежнее — Лера, может же быть Валерий, а не Валерия. А что красивый... так это не беда, мало ли красавцев на свете, — улыбнулся Мирко, глядя на Леру. Даже с короткими волосами девушка была мало похожа на парня, тонкие черты лица и большие глаза её выдавали, а так... Она была типичной жительницей Далмации: смуглая, с тёмными, почти чёрными волосами и такими же глазами. Мирко улыбнулся и сказал, что делать с отрезанными волосами девушки: — А косу твою морскому хозяину пожертвуем, оставлять здесь нельзя — догадаются. Да и с собой как память возить нехорошо, — после чего скомандовал: — Уходим! Поднять паруса!

— Слушаюсь, капитан! — вытянулась Лера.

Но как говорится: человек предполагает, а... Дойти до той бухты, где планировал от возможной погони укрыться Мирко, они не сумели, подул Юго, и ялик понесло в море. Маневрируя, Мирко удавалось только удерживать это хрупкое судёнышко от сноса на север, откуда он и Лера стремились убежать.

Парус Лера и Мирко заметили одновременно, заметили, так как было уже светло. Это не была погоня, этот корабль шёл с юга и не был похож на пузатые бусы, что строились в Рагузе. Мирко, приложив руку ко лбу, долго разглядывал этот корабль, но так и не смог определить его тип. У него были три мачты, а на нижней палубе прорези для вёсел. Мирко задумчиво сказал, словно обращаясь сам к себе:

— На галеру не похож, а для галеаса этот корабль маловат, хотя и несёт три мачты, ни венецианцы, ни турки таких не строят. Да и чей он — не пойму, флага нет.

На том корабле тоже заметили ялик и поменяли курс. То, как Мирко и Леру вытащили на борт этого корабля, могло о многом сказать: корабль почти протаранил ялик, утонуть ему не дали, только зацепив абордажными крюками. В итоге — ялик развалился, Лера и Мирко спаслись только потому, что успели уцепиться за странные брусья, идущие вдоль бортов, а потом за сброшенную штормовую лестницу, на палубу они выбрались мокрые и слегка помятые. На палубе их встретил взрыв смеха (смеялся капитан и кое-кто из команды), видно, то, что было проделано, смеющиеся сочли хорошей шуткой.

— Ну, и кто вы такие? Кого нам морской хозяин послал? — отсмеявшись, спросил капитан (Лера решила, что это капитан именно это человек, так как он наиболее богато одетый и громче всех смеялся). Ответил Мирко, сказавший правду, но не всю:

— Мы бедные моряки, почему бедные? А потому что нам срочно пришлось покинуть славный город Рагузу. Вы же видели — на чём мы шли? Разве можно выйти в море на такой скорлупке, да ещё в такую погоду? Если бы не вы, то мы бы уже пировали в чертогах морского хозяина. Мы вам очень благодарны, а если возьмёте в свою команду, то наша благодарность не будет иметь никаких границ!

Пока говорил, Мирко снял свою рубашку и стал её выкручивать, Лера посмотрела на него с завистью, но ничего с себя снимать не стала, так и осталась в мокрой одежде.

— Мирко Држезич? Ты? — глядя на Мирко, один из моряков назвал его по имени, тот посмотрел на узнавшего его и расплылся в улыбке:

— Жданко! Старый чёрт!

Оба моряка долго хлопали друг друга по плечам, было видно, что они друг друга хорошо знают. Жданко повернулся к капитану и сказал:

— Это Мирко Држезич. Я его хорошо знаю, мы вместе росли и вместе в море начинали ходить. Я готов за него поручится! Он неплохой боец, нам обузой не будет.

Ни Лера, ни Мирко не заметили, как многозначительно переглянулись капитан и ещё один моряк. То, что Лера не стала снимать мокрую одежду, им не только показалось странным, но и подтолкнуло к некоторым догадкам. Вид Леры, овал лица, щёки, которых не касалась бритва, как бы подтверждал эти догадки. Капитан ухмыльнулся и, масляно глядя на Леру, начал говорить:

— Не знаю, какой твой друг боец, но если ты, Сабович, за него ручаешься, то я возьму его матросом. А как насчёт его молодого спутника? Кто за него поручится? Для матроса, по-моему, он слишком хлипок, наверное, и боец...

— Испытайте меня, — перебила капитана Лера. Тот услышав звонкий голос, снова ухмыльнулся, но ничего сказать не успел, марсовый закричал:

— Паруса!

— Вот и посмотрим, что ты за боец, — проговорил капитан, теряя к Лере интерес, но, обращаясь к тому моряку, с которым переглядывался, приказал, — Гудо, этих в абордажную команду, поставь их вперёд, там и увидим, что они за бойцы.

Его помощник в ответ на ухмылку капитана точно так же скабрезно ухмыльнулся, Жданко Сабович, от которого это не укрылось, жестом показал Мирко и Лере, чтоб те встали рядом с ним. Для палубной команды работы почти не было, так как особых манёвров не выполняли, корабль и так шёл нужным курсом, подгоняемый попутным ветром. Лера поняла, что корабль, подобравший их с Мирко, идёт навстречу тому большому кораблю не просто так — довольно многочисленная абордажная команда приготовилась к атаке. Лера спросила у Мирко, шепнув одними губами:

— Кто это?

— Вольные пахари, — точно так же, на грани слышимости ответил Мирко. Хоть как тихо они не говорили, Жданко, стоящий рядом, услышал и кивнул, подтверждая слова своего старого друга. Лера непроизвольно вздрогнула, вольными пахарями они называли сами себя, другие называли их — пиратами. А корабль, цель нападения, приближался, похоже, что там не очень то и испугались кораблика "вольных пахарей".

Артиллерийской дуэли, обычно предшествующей абордажу, не было. Волнение моря не позволяло кораблям, шедшим навстречу друг другу, не то что стрелять — целиться. Хотя... галеон большой корабль и вполне мог открыть огонь из носовых пушек (волнение этому не помешало бы), но испанцы почему-то этого не сделали. В последний момент корабль "вольных пахарей" немного отвернул в сторону и вместо удара скулы об скулу только чиркнул по борту своего противника. Лере стало понятно назначения толстых брусьев, идущих вдоль борта подобравшего их корабля (именно эти брусья и стали причиной гибели ялика). Эти брусья погасили скорость, приняв на себя силу удара, но толчок всё равно был очень сильный, если бы не предупреждение Жданко, Лера обязательно упала бы. А вот на атакуемом корабле хотя и ожидали удар, но столкновение оказалось настолько сильным, что многие не удержались на ногах. Эти мгновения замешательства испанцев (судя по постройке, корабль точно был испанский, да и флаг на мачте не оставлял сомнений в национальной принадлежности корабля) позволили вольным пахарям забросить абордажные крючья и абордажной команде перебраться на палубу атакуемого корабля. Но на этом удача пиратов закончилась, испанцев было больше, к тому же одеты они были в кирасы, что давало некоторое преимущество в драке с применением холодного оружия. "Вольных пахарей" теснили к баковой надстройке, но не всех. Лера тоже участвовала в схватке, но одно дело, учебный бой, а совсем другое — когда бой реальный, где надо не обозначить укол, а убить своего противника. Девушка, только отбивавшая сыпавшиеся на неё удары, оказалась в окружении, но она крутилась, как юла, её скорость не давала противникам причинить ей хоть какой-нибудь вред, но всё же её, отделив от остальных, оттеснили к лесенке на высокий ют. Не долго думая, Лера взбежала по этой лесенке и оказалась лицом к лицу с тремя богато одетыми моряками, ещё двое одетых попроще возились у карронад малого калибра, развёрнутых так, чтоб стрелять вдоль палубы.

Высокий человек в самой роскошной одежде с улыбкой вытащил шпагу (именно шпагу, а не саблю) и, сделав длинный шаг в сторону Леры, на мгновение застыл в картинном выпаде. Такой удар, внешне выглядевший красиво, на самом деле был весьма коварным, отразить его было почти невозможно. Этот коварный удар Лере показал маэстро Фабрицио, он же научил девушку контрприёму, который мало кто знал. Со стороны это выглядело так, будто испанец, продолжая свой длинный выпад, не смог сохранить равновесие и растянулся во весь рост на палубе. О том, что этот человек не просто оступился, свидетельствовала быстро увеличивающаяся лужа крови вокруг его головы, из глубокой раны на шее кровь била фонтаном! Побледневшая Лера отскочила в сторону и была тут же атакована оставшимися двумя испанцами. Их могучие удары были не столь замысловатые, как у их товарища, и тело девушки, действуя отдельно от её сознания (сказывалось обучение, в результате которого некоторые приёмы и контрприёмы были доведены до автоматизма), увернулось и сделало ответные выпады. Девушка не в силах смотреть на лежащие в крови тела (Лера опять била в шею) отвернулась и шагнула от них в сторону, повернувшись к двум застывшим пушкарям, впечатлённым такой быстрой и кровавой расправой. Теперь же, глядя на девушку, решительно к ним шагнувшую, на её бледное лицо с широко открытыми глазами, на окровавленную саблю, эти двое с криком сиганули с высокой надстройки на палубу. Лера посмотрела туда же, там, оттеснив пиратов к высокой баковой (ненамного ниже ютовой) надстройке, одетые в кирасы солдаты с саблями отступили за спину стоящих в шеренге солдат с мушкетами. То, что должно сейчас произойти — было совершенно ясно: сначала залп в упор, а потом новая атака — и с пиратами будет покончено! А поскольку их корабль, на котором осталось совсем мало людей, был притянут абордажными крючьями к галеону, его легко бы захватили те, кого пираты совсем недавно считали добычей. Остановившийся взгляд Леры выделил из толпы пиратов Мирко, и девушка очнулась. Она посмотрела вдоль ствола карронады, пушка как раз была нацелена на приготовившихся стрелять и замешкавшихся испанцев. Почему эти лёгкие пушки были развёрнуты от бортов для стрельбы вдоль палубы — неизвестно, возможно, находящиеся на мостике очень опасались пиратов и решили подстраховаться, а может, по какой другой причине, это так и останется тайной скомандовавших такое сделать (не сами же сбежавшие пушкари развернули орудия?). Лера схватила из специального зажима раскалённый стержень и сунула в запальное отверстие (у стержня была деревянная ручка, а его металлическая часть находилась в маленькой жаровне). Вторая карронада была точно так наведена, как и первая, и обе они были заряжены картечью, которая и ударила по испанцам. Непострадавшие при этом "вольные пахари" свой шанс не упустили — в стремительной атаке добили растерянных выживших врагов.

Победа "вольным пахарям" не досталась легко, они потеряли почти половину участвовавших в абордаже. Такие потери не располагают к милосердию, и пассажиров (их было не так уж и много) и остатки экипажа галеона резали без жалости. Бледная Лера, так и не покинувшая высокий ют, с ужасом за этим всем наблюдала, около неё стояли Мирко и Жданко. Они не утешали девушку, но их присутствие хоть как-то её успокаивало. Лера не отворачивалась, закусив губу, смотрела, словно стараясь это всё зачем-то запомнить. В этой кровавой вакханалии самое деятельное участие принимали пиратский капитан и его помощник (тот моряк, с которым капитан переглядывался), во время абордажа они находились на своём корабле, а теперь перешли на галеон. Из под палубы время от времени раздавались пронзительные крики, сразу смолкавшие, но один такой крик длился довольно долго. Кричала богато одетая девушка, которую помощник капитана вынес из кормовой надстройки, вынес, держа на плече. За ними выскочил невысокий желтокожий человек, пытавшийся что-то сказать на ломаном испанском. Помощник пиратского капитана, выпустив девушку из рук (та кулем упала на палубу), попытался зарубить этого человека, седого с такой же седой жидкой бородкой, но тот увернулся и сам ударил, ударил рукой, кисть которой была странно сложена. От этого несильного удара помощник повалился на палубу, и его конечности задёргались в предсмертной судороге. Пиратский капитан разрядил пистолет в затылок этого желтолицего человека, тот упал, а из надстройки, сопровождаемые громкими ругательствами, пиратов, пытавшихся их задержать, выскочили две девушки, с плачем подскочившие к упавшему. Капитан поднял второй пистолет, намереваясь выстрелить в кого-то из этих девушек (несколько пиратов, пытавшихся их задержать, остались лежать на палубе в неестественных позах, не оставляющих сомнения в том, что же произошло), но выстрелил вверх, руку ему подбила Лера, спрыгнувшая на палубу.

— Ты, девка, чего? — заревел капитан. Глядя на Леру налитыми кровью глазами, мужчина продолжил орать: — Они ответят за смерть Гудо!

— Они не повинны в смерти твоего помощника, остальные — сами виноваты, нечего было стоять на пути. Этим девушкам отвечать не за что, — спокойно произнесла Лера, напряжённое состояние, в котором она была в последнее время, перешло в холодное равнодушие к происходящему. Девушка тихо, но в наступившей тишине (капитан делал вдох, для нового крика) так, что услышали все, произнесла:

— Эти девушки — моя доля в добыче, надеюсь, возражать никто не будет? Я принимала участие в абордаже, а это значит — я в команде и имею право на свою долю!

— Ах ты ж... — снова заревел капитан, добавив несколько слов, которые в приличном обществе не произносят. Задыхаясь от гнева, капитан продолжил вопить: — Ты что, девка! Думала, никто не догадается, что ты девка?! Ты хоть надела штаны и волосы обрезала, на мужчину не похожа! Ты сама можешь стать добычей! И тебя, точно так же как и этих, сначала я, а потом все желающие из команды!

Мирко и Жданко встали около Леры, Мирко стоял молча, а Жданко произнёс:

— Спокойнее, капитан. Если бы не Лера, мы бы все висели на реях этого корабля, те, кто жив остался! Твоя затея к этому бы и привела, то, что мы победили и взяли богатую добычу, целиком её заслуга! Её, а не твоя! Она имеет право первого выбора, кто-то хочет это оспорить?

Пираты молчали, Жданко никто не возразил, может, считали его слова справедливыми, а может, боялись могучего чернобородого боцмана. Жданко был боцманом и командиром абордажной команды, он пользовался соответствующим уважением, ведь командиром абордажников не просто стать. К тому же ни капитан, ни его помощник, ни те кто, сейчас занимался грабежом (в том числе и те, кого желтолицые девушки уложили на палубу) в абордаже не участвовали. Капитан, чувствуя, что от него уходит авторитет, сбавив тон, ехидно произнёс:

— Может, ты сам хочешь стать капитаном? А, Жданко? Или забыл?.. А давай я приму вызов, а там посмотрим — кто более достоин? Но помни, что может случиться с твоей семьёй.

Последние слова капитан произнёс тихо, так чтоб его слышал только Жданко, но Лера, стоявшая ближе всех к капитану, услышала. А пираты, услышав вызов капитана, затаили дыхание, Жданко был хорошим бойцом, ведь недаром он стал командиром абордажников, а капитан был непревзойденным бойцом, именно это ему позволило в своё время стать капитаном, а теперь удерживать это звание. Капитаном многие были недовольны, но никто не отваживался бросить ему вызов. Может Жданко и одолел бы капитана, но почему-то не то, что не пытался вызвать, но никогда ему даже не перечил, вот и сейчас, сжал кулаки, но отступил.

— А почему бы и нет? Говоришь, что именно ты настоящий мужчина, так докажи это, — спокойный голос Леры прозвучал как гром.

— Ты... ты?... — задохнулся капитан и в прежней манере заревел: — Да я тебя в бараний рог скручу, а потом на глазах у всех оприходую, как девку оприходую! Остаток своей жалкой жизни ты мне будешь сапоги вылизывать и не только сапоги!

— Не кричи, смотри, лопнешь, — насмешливо сказала Лера, доставшая свою тонкую саблю, выглядевшую игрушкой по сравнению с громадным тесаком капитана. Он его уже давно достал и теперь размахивал, словно придавая вес и остроту своим словам. Капитан рубанул Леру сверху вниз, рубанул не очень быстро, но у девушки, если бы она попыталась даже не парировать, а просто отвести в сторону этот удар, "отсушило" бы руку. Но Лера просто ушла в сторону и нанесла такой же удар, как тот, которым её хотел достать капитан галеона. Могучий пират отреагировал на удар Леры, но это был очень хитрый приём, удар наносился совсем с другой стороны, а не с той, откуда должен был быть. Пиратский капитан отскочил в сторону и снова поднял свой тесак для удара, но этим всё и закончилось: тесак зазвенел, упав на палубу, пиратский капитан упал за ним следом, и его руки бессильно заскребли по доскам. Несколько конвульсивных движений — и пират затих, лёжа лицом вниз, а вокруг него увеличивалась лужа крови. Всё это произошло так быстро, что многие не поняли, что это было, только что могучий мужчина всех пугал своим видом и рёвом — и вот он уже ничком лежит в луже крови! Первым опомнился Жданко, он поднял свою саблю и закричал:

— Да здравствует капитан Лера! Она принесла нам удачу! Такой добычи мы ещё не имели!

— Удача — это хорошо, богатая добыча ещё лучше, но что мы будем делать? Вокруг море, до берега плыть далеко, да, мы не пропадём, он в той стороне, — высказался один из моряков и недовольно закончил: — Только вот куда мы приплывём? Просто выбросимся на берег? Нам надо не туда, а в порт! Кто из нас может определить, где мы находимся, и проложить нужный курс?

— Вот он может, он даже капитаном был, — Жданко вытолкнул вперёд Мирко, а тот, показывая на Леру, сказал:

— И она может, ей не только я рассказывал, её этому учили! Очень хорошо учили!

Вообще-то учили не Леру, а Винко, её старшего брата. Конечно, глава торгового дома это не капитан, он корабли водить не будет, но разбираться в таких вещах должен, хотя бы поверхностно. Любознательная девочка на уроках присутствовала, хотя объясняли не ей, а старшему брату, она усваивала эту науку едва ли не лучше его. Любой учитель если видит заинтересованность ученика в своём предмете, будет стараться дать как можно больше знаний. Так произошло и в этом случае, вроде как объясняли юноше, но больше знаний получила девочка. Мало того, девочка рассказывала о том, что узнала своему другу, и Мирко устраивал Лере хоть и шутливые, но настоящие экзамены, закрепляя полученные той знания.

— Ты это можешь? — удивлённо спросил Жданко. посмотрев на Леру, та кивнула. Жданко поклонился и сказал: — Что ж, вы достойны быть капитаном!

Абордажная команда поддержала своего командира, а остальные... если кто и хотел бы возразить, но не решился это сделать. Жданко, многозначительно улыбнувшись, продолжил:

— Капитан Валерия, а старшим помощником у неё будет Мирко!

Возражений не последовало, только кто-то поинтересовался, мол, а ты, Жданко, какую должность займёшь? Чернобородый великан ответил:

— Ну, так я и так боцман, им и останусь, или кто-то против?

Против никого не оказалось, общее внимание переключилось на Леру, а она, быстро глянув на одобрительно кивнувшего Мирко, сказала:

— Галеон топить не будем, хороший корабль его продать можно, перегоним в...

— Коттор, — подсказал Мирко, Лера согласно кивнула:

— Да в Коттор, его поведу я, а...

— "Чёрную каракатицу", — название подсказал Жданко.

— Поведёт Мирко. Это на случай, если потеряем друг друга, а так... "Каракатица" пойдёт в кильватере галеона. Всё, по местам!

На галеоне осталась небольшая команда для управления парусами — все паруса ставить не собирались, тем более что дул Юго, до Котторской бухты надо было идти галсами. Направление Лера могла задать, а вот распоряжаться палубной командой для неё было трудной, вернее, непосильной задачей, все-таки у галеона больше парусов, чем у ботика, и управлять ими сложнее. Это взял на себя Влахо, такой же большой (ну, почти) и чернобородый, как Жданко. Когда направление было задано, он предложил Лере:

— Отдохнули бы вы, капитан, вижу, как устали. Пока мы сами справимся, а если будет надо, я вас позову.

В капитанскую каюту спускаться не надо было, она была в кормовой надстройке. Там Леру ждали три девушки, одна высокая в красивом, но очень мятом платье и две ростом поменьше Леры, жёлтокожие, с чёрными узкими глазами, одетые (на это Лера и раньше обратила внимание) в просторные штаны и рубашки светло-синего цвета. В каюте уже было прибрано, а может, пираты сюда не добрались и не устроили обычный погром. Не успели, слишком быстро развивались события. Все три девушки выжидательно смотрели на Леру, жёлтолицые с любопытством, а белокожая со страхом, она и спросила на итальянском:

— Что со мной теперь будет? Я ваша пленница?

— Моя гостья, — вздохнула Лера и попросила: — Расскажите о себе, как вы попали на этот корабль?

Жёлтолицые девушки не поняли, но промолчали, а белокожая девушка начала говорить:

— Я Франческа Паолини, мой отец — известный врачеватель, мы плыли в Испанию по приглашению герцога Альвы. Я не знаю, с какой целью, отец этого не говорил, возможно, герцог хотел какого-то лечения, а может, намеревался сделать отца придворным лекарем. Я сирота, моя мать умерла, когда мне было два года. А я, сколько себя помню, всегда была с отцом, сначала просто вертелась около него, а потом помогала, он меня всему учил. У меня в Венеции уже была личная практика, довольно неплохая. Вы не подумайте, я не хвастаюсь, я хорошая лекарка! Я могу за себя заплатить выкуп, если не хватит того, что я имею, то я заработаю и отдам долг!

— А вот этого говорить никому не надо, — произнесла Лера, сняла свой уже изрядно потрёпанный колет и расстегнула рубашку, показав специальный пояс, в котором были деньги. Увидев замешательство лекарки, спросила: — Такой?

Девушка закивала, потом шёпотом сказала, что такой же, может, немного толще. Лера покачала головой и ещё раз предупредила Франческу, чтоб она никому свой пояс не показывала, добавив — хорошо, что она его догадалась надеть. Лекарка заплакал и сквозь слёзы рассказала, что это пояс отца, и когда он услышал шум, то снял его и заставил её надеть, а потом пришёл тот чёрнобородый и зарубил отца! Девушка, уже не сдерживаясь, зарыдала. Лера сказала, что здесь все чёрнобородые, те, у кого борода есть, а те, у кого борода уже белая, в море не ходят. Но лекарка не слушала, она продолжала рыдать. Лера вздохнула и обратилась к жёлтолицым девушкам, пытаясь выяснить — кто они. Те на ломаном испанском ответили, что они Винь Сунь и Линь Сунь, дочери Сунь Ши Хуа, великого учёного и выдающегося мастера (Лера не стала уточнять, в чём же он был выдающийся) из далёкой страны Цинь, решившего посетить страну путешественника Поло из Генуи. В Венеции их отец познакомился с мастером Паолини и отправился вместе с ним, так как они начали совместное изучение... что изучали эти мастера, Лера не дослушала, спросив — что происходило уже здесь, на корабле? Сёстры Сунь почти в один голос стали рассказывать, что их отец беседовал с уважаемым мэтром Паолини, когда случилось нападение пиратов, но это не помешало учёной беседе до тех пор, пока в каюту не ворвался чёрнобородый гигант. Он зарубил почтенного Паолини, после чего схватил сеньору Франческу и потащил куда-то, на семейство Сунь он совсем не обратил внимания. Отец Линь и Винь, сразу было растерявшийся, бросился за этим пиратом и сеньоритой Франческой.

— Дальше можете не рассказывать, я видела, что потом произошло, — оборвала желтолицых девушек Лера. После чего пояснила, почему их сразу не тронули: — Ваша внешность, да и одежда — эти синие простые костюмы... вас за слуг приняли, а слуги особой ценности не имеют, с ними и потом разобраться можно. Франческу он схватил, потому что она богато одета, за неё можно выкуп взять.

— Но он же меня хотел... как женщину! — возмущённо начала белокожая девушка, Лера вздохнула:

— Одно другому не мешает, размер выкупа не изменится от того, попользуются тобой или нет. Вообще-то, ты откуда, если не знаешь таких вещей?

— Я из Венеции, у нас там так не принято! — возмущённо ответила Франческа, Лера покачала головой:

— Принято, ещё как принято. Просто тебя отец от этого всего оберегал, не позволял узнать, как оно бывает.

— А ты откуда знаешь? Сколько тебе лет? — спросила юная венецианка, настолько возмущённая, что позабыла о приличиях. Лера ответила:

— Семнадцать, как раз сегодня исполнилось. А откуда знаю? Так не слепая и не глухая, слышала, о чём говорят моряки у нас в Рагузе, а они народ не очень... — Лера замолчала, понимая, что сказала лишнее, но Франческа на эту оговорку не обратила внимания, её удивил возраст этой девушки, находящейся среди пиратов, мало того, ставшей их капитаном. Она и спросила:

— Как такое может быть? Мало того, что вы такая юная девушка принята как равная среди этих грубых людей, так ещё настолько, что смогли бросить вызов их главарю!

Лера вздохнула и, понимая, что уже и так проговорилась, пояснила:

— Тут нет моей заслуги, так сложились обстоятельства, утром я была беглянкой, которую этот пират посчитал своей добычей, которая от него никуда не денется...

Так иногда бывает, что совершенно чужому человеку рассказывают то, что близкому не решаются, а может, сказалось нервное напряжение последних дней. Лера рассказывала о себе и о том, что произошло. О том, что она совсем не стремится стать капитаном, но это сейчас единственная возможность отстоять свою свободу, возможно, самая лучшая. А в этом случае надо быть жёстким, даже жестоким, потому что если дашь малейшую слабину, то подомнут и лишишься всего, не исключено, что и самой жизни, при этом смерть будет совсем не лёгкой! Выслушав Леру, Франческа со словами "Бедная моя" попыталась обнять девушку, а та, отстранившись, поинтересовалась:

— А ты что, совсем не знала, что именно так бывает? Где же ты жила? С отцом в Венеции? Понятно, тебе повезло, что у тебя такой отец, он тебя оберегал, как мог.

При этих словах Леры Франческа всхлипнула и заплакала. Молчавшие до сих пор Линь и Винь встали, сложив ладошки лодочками и прижав их к груди, поклонились Лере, после чего Линь (она, при кажущейся одинаковости этих девушек, была старше) сказала:

— Вы отомстили за отца, убили его обидчика. Теперь его дух будет спокоен, а наша обязанность служить вам, пока вы не сочтёте, что долг оплачен.

Лера внимательно посмотрела на этих девушек, они были совсем не похожи на служанок, возможно, говоря — служить, Линь (если хорошо присмотреться, то сестры Сунь друг от друга отличались) имела в виду нечто другое. Лера вздохнула и ответила, что она не может принять это предложение, потому что она сама непонятно в каком статусе сейчас находится, то, что её объявили капитаном, ещё ничего не значит, возможно, она сама пленница, а то, что пользуется свободой передвижения... с корабля ведь не убежишь! Разве что броситься в море и утопиться. Сёстры Сунь, продолжая прижимать руки к груди и кланяться, заявили, что не дадут девушку в обиду. Это вполне им по силам, они могут дать отпор любому противнику.

— Почему же вы не заступились за отца Франчески и допустили гибель своего? — спросила Лера. Линь ответила, что отец им запретил вмешиваться в дела местных, да произошло всё настолько быстро, что они растерялись. А их отец, мастер единоборств, убил же того, кто хотел куда-то унести Франческу, но, попытавшись защитить девушку, погиб сам. Лера кивнула:

— Да, каким бы ты мастером ни был, фехтования или этих... единоборств, против пистолета, особенно когда тебе стреляют в спину, ты бессилен.

Этот разговор продолжался ещё какое-то время, потом девушки сходили (ходили все вместе) в каюты, ранее занимаемые мэтром Паолини и мастером Сунь, забрали оттуда вещи. Если в каюте жителей страны Цинь был порядок, похоже, что их вещи не прельстили грабителей, а может, те просто не добрались до этого помещения. То в каюте, занимаемой Паолини, мародёры побывали, но ничего ценного не нашли, вернее, не знали какую ценность представляют разные баночки и бутылочки и замысловатые металлические изделия. Посещение этой каюты, вызвало новый приступ плача Франчески — там лежало тело её убитого отца. Лера организовала незамысловатое погребение по морскому обычаю, она же и прочитала заупокойную молитву. На этой церемонии, занявшей едва ли десяток минут, присутствовал весь экипаж галеона, не такой уж и большой.

Многие из моряков были ранены, всё-таки победа досталась нелёгкой ценой, по предложению Леры, их ранами занялись Франческа и сёстры Сунь. Надо сказать — лечение было довольно успешно. Это да ещё то, что Лера уверенно вела корабль ("Чёрная каракатица" шла в кильватере галеона, не отставая от него), заставили Влахо и остальных пиратов по-другому взглянуть на девушку. Сначала над ней тихонько подсмеивались — ну каким капитаном может быть девица, да ещё в таком возрасте, когда молоко на губах не обсохло? Тем более что она не командовала, а только задавала направление как штурман, командовать палубной командой она не сумела бы (одно дело управлять парусом ботика, совсем другое — такого огромного корабля), вот поэтому командовал Влахо..

А через два дня вышли точно к скалам Бокка, несмотря на то, идти пришлось почти против ветра, а численность команды на галеоне не позволяла поставить все нужные паруса. При этом вышли именно с той стороны, с которой входить в пролив при таком ветре было наиболее безопасно. Теперь Леру признали капитаном все моряки, а если кто с этим и был не согласен — помалкивал.

Глава вторая. Хозяйственные хлопоты.

К Бокка, проливу, ведущему в Котторскую бухту, Лера вывела галеон и сопровождающую его "Чёрную каракатицу" с той стороны, с какой вход в залив при дующем сейчас ветре был наиболее безопасен. Кроме того, что Лера пользовалась навигационными приборами капитана галеона (надо сказать — очень хорошими приборами), ориентировалась она и по картам, найденным в каюте капитана, тоже хорошим и подробным картам. Лера рассчитала так, а может, так получилось, что мимо крепости на острове Мамула корабли прошли в предутреннем тумане, подгоняемые слабым ветерком. Большой горный массив Ловчен не давал Юго здесь разгуляться, поэтому Бокка прошли без происшествий. Хотя затруднений при прохождении заливов Херцег и Тиват не было, до пролива Вериге добрались только во второй половине дня. Стражники крепости Вериге, поднявшиеся на борт корабля, увидев малочисленность команды и её состояние (многие матросы были ранены), особых препятствий не чинили, их только удивил капитан этого корабля, уж очень он был юн! Поскольку пошлину надо было платить в порту, а единственный порт, где могли швартоваться такие большие корабли, как галеон, был Коттор, то и с этим проблем не было. Оставив по левому борту Госпру-од-Шкрпьелу (на церковь богородицы, заступницы моряков, истово крестились все, кроме Винь и Линь), к вечеру были у пирса Коттора. Хотя визиты больших кораблей в Котторе не были редкостью, появление галеона вызвало интерес горожан и собрало толпу зевак. На пристань вышли не только простолюдины, но и некоторые нобили, в том числе и князь (его титул на латыни был "prior" или "comes", это была выборная должность). Лера, как капитан, спустилась к столь влиятельным господам и объяснила появление "Чёрной каракатицы" и "Синко Льямас" (так назывался галеон):

— Мы, честные моряки, повстречались в море с пиратами, захватившими это испанское судно. Нам пришлось вступить с ними в схватку, из которой мы вышли победителями. Но поскольку экипаж галеона погиб, то я считаю этот корабль, отбитый у пиратов, своим трофеем.

— А где ваш корабль, уважаемая госпожа? Или вы хотите сказать, что "Чёрная каракатица", это и есть ваш корабль? Но насколько мне известно — это корабль Дорматора, пирата, за голову которого... — один из нобилей сделал вид, что поинтересуется судьбой известного пирата, которого разыскивают все правители прибрежных городов, что не мешало им вести с ним дела. Лера со слезой в голосе (это у неё получилось непроизвольно при воспоминании о её любимом ботике, который в данном случае и стал кораблём) ответила:

— Мой бедный кораблик погиб при столкновении, и нам пришлось, спасая свои жизни, сразиться с пиратами! Мой бедный, бедный кораблик! А где разыскиваемый вами пират, за голову которого назначена награда в две тысячи цехинов? Влахо, предъяви уважаемым патрициям голову.

Обернувшись, Лера щёлкнула пальцами, и спустившийся с корабля Влахо (за Лерой уже стояли Мирко, Жданко и ещё с десяток моряков, явно пиратской наружности) вытряхнул к ногам патрициев Коттора кожаный мешок, из которого со стуком выпали две головы. Лера, показав рукой на эти головы, сказала:

— Вот пиратский капитан Дорматор и его первый помощник, есть ли тут тот, кто сможет их опознать?

— Вы хотите сказать, что вы... — растерянно начал князь Коттора. Лера пришла ему на помощь, чуть поклонившись, она представилась и пояснила:

— Капитан Валерия Бегич, именно я! Я победила страшного пирата в неравной схватке! Я и никто другой, о чём могут засвидетельствовать Мирко Држезич, Жданко Сабович и Влахо Мранчич. И другие, не менее уважаемые моряки из моей команды, могут подтвердить, что именно я и никто другой смогла прекратить бесчинства этого пирата! Вот привезла свой трофей в славный город Коттор, очень надеюсь, что мне выплатят вознаграждение!

— Э-э-э... — растерялся князь и начал оправдываться: — В данный момент город не располагает такой суммой. И вообще, награду назначила Венеция, я незамедлительно пошлю за венецианским консулом!

— Пошлите, как можно более незамедлительно пошлите, — слегка склонив голову, сказала Лера и добавила: — Думаю, он очень обрадуется такому подарку.

Послали за венецианским консулом, он должен был скоро прийти, Коттор не такой уж и большой город. А пока ждали консула, князь поинтересовался, что госпожа капитан намерена делать с галеоном? Лера сделала вид, что задумалась, потом сообщила, что хочет его продать, так как это очень большой корабль и его дорого содержать. Эти слова Леры заинтересовали не только присутствующих нобилей, но и самого князя. Пока обсуждалось предложение Леры, пришёл венецианский консул, пришёл не сам, а с тремя секретарями и охраной, он долго рассматривал голову Дорматора, после чего заявил, что у него тут нет таких денег, но он готов выдать вексель на требуемую сумму. В этот момент на палубе галеона появилась Франческа Паоло в сопровождении Винь и Линь. К спускающимся по трапу девушкам сразу бросился венецианский консул с вопросом "А где сеньор Паоло?". На что Франческа ответила:

— Отец погиб во время нападения пиратов на галеон.

— А вы, сеньора, пленница? Я готов внести за вас выкуп...

— Если он не превышает сумму, имеющуюся в вашем распоряжении, — ехидно заметила Лера, вклинившаяся между Франческой и консулом. Ему девушка напомнила: — Сначала вексель выпишите, на две тысячи цехинов, а уже потом говорите о выкупе.

— Так сеньора Паоло ваша пленница? — опешил консул, Лера отрицательно покачала головой:

— Нет, она моя гостья, и я пообещала отвезти её в Венецию, но сначала мне надо подремонтировать мой корабль. А денег у меня нет, продать галеон сразу не получится, поэтому я буду очень благодарна вам, если вы часть полагающейся мне награды внесёте монетами. Судя по тому, что вы предложили ссудить Франческу деньгами для выкупа, они у вас есть.

— Лера, ты закончила переговоры и уладила всё необходимое? Я бы хотела отдохнуть, меня утомила морская качка, — чуть капризно произнесла Франческа, Лера ей ответила:

— Ческа, я тоже устала и хочу отдохнуть, но, видишь ли, этот господин меня задерживает, платить не хочет! — Лера капризно, точно так же, как до этого Франческа, надула губки и показала на консула, тот смутился. Судя по тому, как эти девушки обращались друг к другу, они довольно близкие подруги, и обвинить девушку-капитана в пиратстве вряд ли удастся, а консул именно это намеревался сделать, представив это причиной невыплаты награды. Может, эта девушка и капитан (а может, просто подставное лицо), а вот команды этих двух кораблей — точно пираты! О некоторых из них это точно известно! Консул оглянулся, там несколько нобилей и князь активно обсуждали условия купли-продажи (попросту говоря — яростно торговались) с безбородым мужчиной, которого эта девица представила как своего помощника и которому поручила уладить коммерческие вопросы и бородатым гигантом, как знал консул — боцманом на "Чёрной каракатице". В том, что с пиратами торговался сам князь Коттора, ничего удивительного не было, князь — это была выборная должность, и он избирался из нобилей города всего на год, то почему бы не воспользоваться своим временным преимуществом? Два нобиля, которых отодвинули в сторону их более удачливые товарищи, подхватив под руки эту юную пиратку и её подругу (судя по-всему, госпожа Паоло действительно не была пленницей) повели их к городским "морским" воротам. Консулу ничего не оставалось, как последовать следом на некотором отдалении, так как между ним, госпожой Франческой и её пиратской подругой весьма решительно вклинились две желтокожие девушки. Равнодушно пройдя мимо позорного столба, к которому был привязан какой-то несчастный, девушки со своим сопровождающими вышли на площадь к собору Святого Трифона, но девушек повели не в собор, а к одной из гостиниц, как знал консул, принадлежащей одному из нобилей, сопровождавших девушек. Консул, так и не сумевший поговорить с Франческой Паоло, вздохнул — эти местные нобили своей выгоды не упустят, хотя... если бы это было в Венеции, то консул повёл бы девушек к гостинице, ему принадлежащей.

Гостиница была маленькая, но довольно уютная, но самое главное, что здесь было — это мыльня с большой бочкой, служившей бассейном, куда и забрались все девушки. Блаженствуя в горячей воде, Франческа говорила:

— В цивилизованных странах на севере мыться не принято вообще. Может, потому что там холодно? Хотя... есть там такая совершенно дикая страна — Московия, так там моются каждую неделю, не просто моются, это особый ритуал, называемый там — банья! Жители той страны там бьют друг друга вениками, и это не наказание, они от этого получают удовольствие! Не могу понять — что это за удовольствие, когда тебя бьют! Да ещё веником! А воду льют на раскалённые камни и в этом пару моются! Не проще ли было вот так — нагреть воду в бочке.

Поскольку разговор вёлся на испанском и сёстры Сунь понимали о чём идёт речь, то Линь вмешалась, рассказав о том, как моются в её стране:

— У нас тоже моются в бочке, только не такой большой. Воду нагревают, опуская в бочку раскалённые камни. Может, там, в Московии, тоже так делают? Мы с отцом там не были, до Венеции мы добирались через Хинд, Парс и Турцию. Но нам рассказывали об этом странном обычае, там после того как побьют друг друга веником, наверное, чтоб боль после избиения унять, прыгают в озеро, у которого эта банья и стоит. А этими раскалёнными камнями может, они там так воду греют? Прямо в озере? А пар в банье делают, чтоб было не видно — кто, кого веником бьёт?

— Ну что с них взять, действительно северные варвары, — фыркнула Франческа и пояснила, почему она так считает: — Одни вообще не моются, а другие, чтоб помыться, греют целое озеро! А вот у нас не только бочки, но и ванны есть, правда, не такие как у древних, у них были бассейны, где могли мыться сразу сто человек!

В гостинице девушки заняли весь верхний третий этаж, обе комнаты. Комнаты были не очень большие, сопоставимы по размерам с капитанской каютой на испанском галеоне, но здесь не качало. В одной из комнат разместились Лера и Франческа, в другой сёстры Сунь. С галеона принесли вещи девушек, в основном это были вещи Франчески, у Линь и Винь было всего несколько костюмов, большая сумка и несколько сумок поменьше, а у Леры вообще ничего не было. Вот поэтому на следующее утро решили отправиться за покупками, но сразу это сделать не удалось.

К Франческе заявился венецианский консул в сопровождении нескольких секретарей и своей супруги, а к Лере пришли Мирко, Жданко, Влахо и ещё с десяток моряков с "Чёрной каракатицы". Мирко доложил, что о продаже галеона с властями Коттора успешно сговорились. Пушки будут проданы отдельно от корабля, конечно, тяжёлые пушки тоже придётся продать, а вот большие карронады есть смысл оставить себе. Всего будет выручено почти пятьдесят тысяч цехинов, с тем, что взяли добычей на галеоне, это будет около шестидесяти тысяч. О награде за голову Дорматора разговора не было, экипаж корабля решил, что это добыча их нового капитана, об этом сообщил Лере Жданко, он же рассказал, какая доля причитается ей как капитану:

— Капитан получает пятую часть, кроме этого, две пятых всей добычи получает корабль.

— Это как? — удивилась Лера, Жданко пояснил:

— Эти деньги идут на починку корабля, закупку припасов, в том числе и пушек, портовые сборы и подобные траты, распоряжается этим деньгами капитан, а поскольку вы, Лера, наш капитан, то...

— Понятно, — кивнула девушка. Из дальнейшего разговора стало известно, что двое из очень сократившейся команды решили сойти на берег, то есть совсем покинуть корабль. С учётом потерь при атаке галеона команда "Чёрной каракатицы" сократилась больше чем вдвое. На "Каракатице" осталось столько людей, что едва хватило для управления парусами, ведь часть команды была на галеоне. На вопрос Леры — почему так получилось, ведь там, в море, она видела, что на "Каракатице" людей осталось больше, чем перешло на галеон, Жданко ответил так:

— Тогда с Влахо остались те, кто ничего не имел против вас. А вот несогласные с тем, что вы стали капитаном... в общем, с ними разобрались до прихода в Коттор, они возражать уже не будут и никому ничего не расскажут, разве что — морскому хозяину. Вот я и те, кто остались, интересуемся: какие будут ваши планы?

Моряки, все, кроме Мирко, напряжённо ожидали ответа. Среди них не было никого, кто способен вести корабль, нет, управлять парусами — это они все умели, а именно прокладывать курс в море, когда не видно берегов. Девушка и её друг показали, что они это могут делать. Но если Лера уйдёт, полученные деньги ей это позволяли, то уйдёт и Мирко, то есть корабль останется без капитана и штурмана. Можно, конечно, найти нового капитана, но как он себя поведёт... тем более что потери команды надо восполнить, а набирать матросов — это обязанность капитана. Новый капитан может набрать своих людей и начать избавляться от тех, кто ходил на "Каракатице" раньше. Лера посмотрела на Мирко, тот ободряюще кивнул, и девушка решительно сказала:

— Сделаем так, ты, Влахо, возьмёшь себе в помощь несколько людей и внимательно осмотрите нашу "Чайку". Да, именно так теперь будет называться наш корабль — "Белая чайка" прежнее название мне совсем не нравится, какое-то оно уж очень мрачное. Когда осмотрите, Влахо, доложишь, какие работы требуются, чтоб привести её в порядок. Особое внимание удели днищу, Мирко мне сказал, что такой кораблик должен быстро ходить, а это у него не получается, возможно, днище уже хорошо обросло. Неплохо было бы его медью, как у турок, обшить. Я хочу, чтоб моя "Чайка" летала, а не ползала, как каракатица! Жданко и Мирко, вы займётесь подбором моряков, я потом с вами посмотрю на желающих ходить под моей командой и решим — кого брать. Да, те пушки, что присмотрели, перетащите с галеона на "Чайку", а то потом, когда там будут котторцы, купившие корабль, мы ничего взять не сможем, — под общий смех закончила Лера. Пришедшие к своему вроде как капитану, а вроде как ещё и не капитану моряки повеселели, девушка, несмотря на свою молодость, показала, что она достойна быть капитаном, а то, что палубной командой управлять ещё не может — так это дело наживное. Жданко поинтересовался, что капитан сейчас намерена делать, ответ девушки вызвал новые улыбки. Лера сказала:

— А сейчас я по лавкам пойду, мне одеться надо, а то как-то неприлично — я капитан, а у меня всего одна рубаха и штаны! Мятые и рваные, ну разве может капитан так ходить? К тому же мне надо венецианского консула от Франчески отогнать.

Лера поднялась и вышла, за ней вышли две желтокожие девушки, которые молча стояли у неё за спиной. Жданко поинтересовался у Мирко, не надо ли капитану выделить сопровождающих, на что получил такой ответ:

— Ждан, ты же видел, она не робкого десятка, к тому же она с саблей, а как она ею владеет, ты видел.

— Но всё же мне неспокойно, о том, что она получила немаленькую сумму от венецианцев, слухи уже поползли. С виду наша Лера совсем девчушка, а тут разная публика, хотя эти ребята работают ночью, но могут решить, что наш капитан лёгкая добыча, и нападут днём. Всё же пошлю я парочку абордажников, пусть присмотрят за нашим капитаном, жалко её потерять по-глупому, ведь толковая девочка!

Мирко согласно кивнул, присмотреть за Лерой не помешает, действительно — мало ли что? А ещё его порадовало то, как о ней сказал Жданко — наша Лера! Это говорит о том, что девочку приняли как свою!

— И всё же, я вам настоятельно рекомендую принять моё приглашение! В консульстве абсолютно безопасно, и вы сможете отправиться в Венецию с ближайшей оказией, — уговаривал венецианский консул Франческу, как поняла Лера уже по второму кругу, а может и по третьему. Франческа задумчиво крутила локон и ничего не отвечала, только кивала, чем ещё больше раззадоривала консула. Увидев вошедшую Леру, Франческа обрадованно у неё спросила:

— Лера, когда ты собираешься плыть в Венецию?

— Ческа, плыть — это значит, что я туда сама поплыву. Как бы я ни старалась, отсюда до Венеции мне доплыть не удастся. Мы туда пойдём на моей "Чайке", так называется мой корабль — "Белая чайка". Нравится название? Вот мне тоже нравится! — ответила Лера Франческе. После чего спросила у консула: — Вы принесли чек? А то, знаете ли, мне нужно свой корабль ещё отремонтировать, а это время. А чем быстрее я отремонтирую свой корабль, тем быстрее появится оказия, о которой вы изволили тут упомянуть.

Венецианский консул тяжело вздохнул и обернулся к одному из своих секретарей, тот из толстой кожаной папки достал большой лист бумаги, украшенный несколькими печатями. Лера взяла и внимательно изучила все надписи, подписи и печати, кивнув внимательно смотревшему на неё консулу, передала вексель Линь, та спрятала бумагу в свою сумку. Лера поклонилась консулу, после чего взяла под руку Франческу и обе девушки вышли, вслед за ними вышла жена консула в сопровождении двух охранников. Консул повернулся к своему секретарю, который подавал девушке вексель:

— Энрике, вы тоже обратили внимание?..

— Да, экселенц, она не просто его читала, она проверяла печати и подписи. Мало того, что она знакома с такими документами, она знает, кто их имеет право подписывать. Могу точно сказать, что подпись дожа ей знакома. Мы думали — это подставное лицо, а настоящий капитан кто-то другой, но... я был свидетелем её разговора с теми моряками, что сюда приходили. Сами понимаете, я не мог услышать всё, но того, что я узнал, вполне достаточно. Эта молоденькая девушка действительно их капитан! Вы говорили, что госпоже Паоло стоит подождать оказии, чтоб вернуться в Венецию, а она поплывёт именно на корабле этой девицы-капитана. Думаю, нам самим следует воспользоваться такой оказией и отправить с ней какой-нибудь груз, хоть бы дипломатическую почту, или... это и отправим, только для сохранности засолить надо будет. Сопровождать её буду я. К этой девице стоит хорошо присмотреться, она не та, за кого себя выдаёт.

Консул кивнул, принимая решения этого человека, выдающего себя за одного из секретарей и обращающегося к консулу почтительно — экселенц, но при этом имеющего полномочия большие чем сам консул! Этот человек, Энрике Скорца, был эмиссаром тайной службы совета десяти! Его указания были обязательны к исполнению, их консул не мог ни отменить, ни оспорить.

Лера и Франческа в сопровождении жены консула прошлись по лавкам, рекомендованным этой женщиной. Лавки торговали совсем не дешёвыми, но добротными и красивыми вещами. Покупала в основном Лера, у Франчески необходимые вещи и так были (хотя она тоже кое-что прикупила, какая же женщина откажется от покупки!), жена консула купила только несколько украшений. Когда Лера направилась в оружейную лавку и стала там выбирать себе различное оружие, жене консула стало скучно и она, попрощавшись, удалилась. Вместе с ней ушли и её охранники. Франческу тоже не интересовали подобные вещи, но она поинтересовалась, зачем Лера покупает себе ещё две сабли. Ведь одна же у неё есть. Лера пояснила:

— Та, что у меня, скорее не сабля, а шпага, пусть она и изогнута на конце. Для абордажного боя она не совсем годится, там надо не фехтовать, а наносить эффективные удары и делать это как можно быстрее. Мне повезло в том поединки с Дорматором, если бы он сразу атаковал так, как это надо делать, то я со своей шпагой проиграла бы. А он решил покрасоваться, за что и поплатился. Вот я и хочу сейчас купить такое оружие, с которым смогу драться на равных с любым противником. Саблю по руке не просто выбрать, но я нашла себе такую, вернее, такие. Видишь, они совершенно одинаковые, это парные клинки. Меня учили такому бою... ну, умею я сразу двумя махать. К клинкам я выбрала ещё четыре кинжала, видишь, вот они, ими можно не только драться врукопашную, но и метать их. Нет, я не умею, но думаю, меня научат. Ну и пистолеты, вот четыре штуки, небольшие и лёгкие, но при этом двуствольные, то есть на восемь выстрелов. Да, из них далеко стрелять не получится, но для абордажной схватки на палубе корабля — самое то!

— Лера! Ты собираешься участвовать в абордажных схватках! — в ужасе воскликнула Франческа, её подруга вздохнула:

— Придётся, поэтому я хочу быть готовой ко всяким неожиданностям.

— Тогда возьми вот эту кирасу, у солдат на галеоне были похожие, или хотя бы вон ту кольчугу. Это ведь хорошая защита от...

— Нет, не хорошая, — возразила Лера и пояснила, почему это не так: — Ты же сама говоришь — у солдат на галеоне были кирасы, но это им не помогло — корабль захватили (о своей роли в захвате галеона Лера умолчала). Кираса только создаёт видимость защиты, но при этом мешает двигаться, недаром же пираты идут на абордаж в рубашках или вообще голыми по пояс. В кирасе может быть только капитан пиратов и ещё кто-нибудь из его офицеров, но они в абордаже участия не принимают. Кираса сковывает движения, а если в ней ещё и за борт вывалишься... это верная смерть, потому что не выплывешь! Кольчуга ненамного легче кирасы, а защищает хуже. Лучше всего кожаный колет, от прямого удара он не защитит, а вот от скользящего уберечь может. Да и сбросить его просто, когда за борт упадёшь, вот потому я купила таких несколько. Почему несколько? Если один порвался или запачкался, то можно другой надеть и выглядеть нарядно. Я же должна хорошо выглядеть, ведь я капитан!

Сделав необходимые покупки и отправив их с посыльным в гостиницу (не таскать же самим такую тяжесть), девушки устроились в небольшом ресторанчике, именно городском ресторанчике, а не в таверне или другом подобном заведении, какие во множестве расположены у порта. Лера и Франческа проголодались и, заказав себе поздний обед (или ужин, так как уже начинало темнеть), продолжили беседу, в ней приняли участие и сёстры Сунь, все четверо сидели за столиком, вынесенным на улицу. Девушки, увлечённые беседой, не обратили внимания на трёх мужчин, наблюдавших за ними из узкого переулка. Одетые как обычные горожане, эти мужчины были вооружены не только саблями, но и пистолетами, что было очень необычно для жителей Коттора. Один из этих мужчин говорил вполголоса:

— Эти девки накупили себе обновок на сотню дукатов! Эта, которая капитан, сегодня должна была получить вексель от венецианца. В банк они не заходили, значит, вексель должен быть при ней. Не думаю, что вексель на неё выписан, скорее всего, на предъявителя. Да и звонкая монета у них должна быть, вон какие кошельки привязаны к поясу у обеих!

— Слушая, Рябой, а если вексель всё же именной? Что делать будем? — спросил один из мужчин. Рябой, он действительно был рябой, хохотнув, ответил:

— А мы, скорее всего, их убивать не будем, мы их скрутим и унесём, охраны-то у них нет, а сами они, скорее всего, ничего не смогут сделать, только надо будет всё быстро провернуть, чтоб визга не было. Отнесём их на мельницу, через три дня, скорее всего, они нам готовы будут сами всё отдать, кроме их девичьей чести, так как этого у них уже не будет! Честь мы у них сразу отберём, такими красавицами грех не попользоваться!

— А эти две, в синее одетые, с ними что делать будем? — поинтересовался третий мужчина, Рябой ответил:

— Это, скорее всего, служанки, с них взять нечего, будем кончать на месте, зачем лишний груз тащить? Или ты хочешь с одной из узкоглазых поразвлечься? Если так, то я не возражаю, но тащить её будешь сам.

— Служанки они или ещё кто, но сидят-то они вместе с этими, слуг за свой стол не сажают, — как бы возразил третий мужчина. Глядя на сидящих девушек, он высказал свои опасения: — Эта, которая самая молодая, самого Дорматора зарубила, хоть она сейчас без сабли (Лера с посыльным из лавки отправила в гостиницу и свою саблю, посчитав что она в городе не понадобится), но в штанах, и на поясе у неё два ножа! Девушки так не ходят, с ней надо бы поосторожнее.

— Вряд ли это она Дорматора зарубила, скорее всего, его Сабович и порешил, у них давно тёрки были. Вот он и воспользовался моментом, а этой девицей прикрылся, мол, не я это, дружки-то Дорматора так просто это не оставят, да и было у того что-то на этого далматинца, потому тот особо и не возникал, но подвернувшимся случаем не преминул воспользоваться. Первый выход в море "Каракатицы" с новым капитаном будет для этого капитана, скорее всего, последним. Я имею в виду — для Жданко, девицу-то мы сейчас, скорее всего... — Рябой сделал жест рукой, словно что-то хватал.

— Послушай, Скорее всего, — один из грабителей (а кто ещё это может быть, если они планируют напасть и отнять деньги?) назвал атамана банды второй его кличкой и высказал своё предположение: — Вряд ли эти желтолицые просто служанки, господа слуг с собой за один стол не сажают. Не нравится мне, что они тоже в штанах, к тому же у них вон такие сумки, очень может быть, что там что-нибудь лежит. Надо бы посмотреть. Да и девок этих с собой прихватить.

— По-моему, у них ничего нет, но если хочешь эту желтокожую, то так и скажи, — хмыкнул Скорее всего. Увидев, что девушки встали из-за столика, скомандовал: — Вот вроде уходить собираются, скорее всего, вдоль стены пойдут, это самая короткая дорога, бегом к парням, пусть приготовятся.

Девушки, как и ожидали грабители, пошли по узкой улице вдоль стены, где уже была устроена засада. Впереди улицу перекрыли четыре человека, ещё столько же отрезали дорогу назад, выйдя из узкого переулка. Место для засады было выбрано идеально: с одной стороны высокая городская стена, с другой — глухой забор, отгораживающий дворик какого-то дома. Улица в этом месте изгибалась, делая невозможным увидеть, что здесь творится.

— Попались, девочки, — произнёс Скорее всего и предупредил: — Дёргаться и кричать не советую, всё равно никто не увидит и не услышит. Вы этим только нас расстроите, и мы вам, скорее всего, сделаем очень больно!

— Не надо нам делать больно, мы всё отдадим, всё что у нас есть! — всхлипнула Лера. Перепуганная Франческа ничего сказать не смогла, только тихонько заскулила. Линь и Винь, быстро взглянув на Леру, что-то залопотали на своём языке, сдвинув на живот и открывая свои холщовые сумки, словно собираясь отдать грабителям их содержимое. Скорее всего, видно, ожидал такой реакции девушек, удовлетворённо ухмыльнувшись, начал говорить:

— Отдадите, скорее всего, всё отдадите и не только то, что у вас в сумках, но и то, что у вас под платьями тоже целым не останется, вы, девки красивые, и...

Договорить Рябой не смог, Лера, склонившись, словно смирившись со своей судьбой (на самом деле она сделала это, чтоб бандит не видел её руки), шагнула вперёд и, выпрямившись, молниеносным движением воткнула нож бандиту под нижнюю челюсть, воткнула и, сразу же выдернув, отскочила. Линь и Винь, выдернув руки из своих сумок, резко ими взмахнули. У двух бандитов, что стояли перед ними, в шее и во лбу торчали металлические предметы, размером с ладонь и напоминающие звёздочки.

— Рябой! Скорее всего, ты что? — спросил у своего атамана оставшийся бандит, растерянно глядя на своих падающих подельников. Но он ничего так и не понял, потому что Лера, снова шагнувшая вперёд, воткнула оба своих ножа ему в живот, крикнув при этом: — Бежим! Но побег не удался, девушку остановил крик раздавшийся сзади:

— А ну, стоять! Или стреляем! Ах ты ж, сучка!

Лера резко обернулась (Линь и Винь обернулись ещё раньше) и подняла руки, понимая, что ничего сделать не сможет. Оставшиеся четыре бандита держали по два пистолета каждый, с такого расстояния промахнуться невозможно! Четыре выстрела слились в один, но стреляли не налётчики, стреляли в них из того тёмного переулка, откуда они недавно вышли. Три бандита упали, один (может, раненый, а может, в него не попали) остался стоять на ногах, но ненадолго — четыре звёздообразных предмета, которые метнули сёстры Сунь, не только повалили этого бандита, но и лишили его жизни.

— Капитан, вы не пострадали? — спросил у Леры человек с ещё дымящимися пистолетами. Девушка кивком головы показала, что нет причин для беспокойства. Этот человек, Лера его узнала — это был один из моряков с её корабля, показав в ту сторону улицы, откуда девушки пришли, озабоченно произнёс: — Надо побыстрее отсюда уходить, там ещё пятеро!

Выбежавший из переулка второй моряк, уже спрятавший свои пистолеты, достал нож и хладнокровно добил раненых бандитов. Лера, вытерев свои окровавленные ножи об одежду одного из убитых налётчиков, подхватила Франческу под руку и почти бегом направилась к гостинице, Линь и Винь, собравшие свои звёздочки, последовали за подругами. Два моряка из команды "Белой чайки", убедившись, что в живых из налётчиков никого не осталось, а с девушками всё в порядке, молча побежали за ними.

В гостинице девушки разошлись по своим комнатам. Моряки остались внизу, завернувшись в свои плащи, они устроились на диванчиках в большой прихожей гостиницы (самой большой комнате), где как раз были эти два диванчика, несколько стульев и столик, служивший конторкой хозяину, больше в эту самую большую комнату гостиницы ничего не помещалось. Лера успела сказать:

— Мы никого не видели и не встретили, дошли сюда без происшествий!

Девушки ничего не ответили, промолчали и моряки, одобрительно кивнув. Перепуганная Франческа не смогла уснуть и перебралась к Лере в кровать, та обняла дрожащую девушку, так они и уснули. Разбудили девушек довольно рано, разбудил сначала шум внизу, а потом трое мужчин, ворвавшихся в комнату. Войти они все не смогли, один застыл в дверях, двое других выглядывали у него из-за спины. А увидели они двух девушек, лежащих в одной кровати и тесно прижавшихся друг к другу (на такой узкой кровати по-другому лежать не получилось бы). Девушки были не совсем раздеты, но насколько определить нельзя было, так как одеяло они натянули до самых подбородков. Разбросанная в беспорядке одежда (вчера было не до аккуратного её складывания) могла свидетельствовать о чём угодно, в том числе и о бурной страсти. В пользу этой версии говорило то, что девушки раздеты и в одной кровати. Стражники так и решили, человек, который ворвался в комнату к девушкам, с порога заявил, что он пристав городской стражи. А о том, что стражники подумали, Лера поняла по их многозначительному переглядыванию и по масляным взглядам, которыми удостоили девушек. Лера, сделав вид, что очень разгневана, закричала:

— В славном городе Коттор так принято — врываться к беззащитным девушкам и пугать их? Да?! Или вы хотите посмотреть, как мы одеваемся!

После этих слов, Лера убрала одеяло с головы Франчески и поцеловала растерявшуюся девушку в губы. При этом растерялась и сама Лера, поэтому поцелуй затянулся, смущённые стражники быстренько убрались из комнаты, не забыв закрыть за собой дверь. Девушки перестали целоваться, и Франческа ошарашенно спросила у Леры:

— Что это было?

— Городская стража, к нам сам пристав пожаловал, видно, вчерашние события кому-то очень не понравились. А мы к этому не имеем никакого отношения, мы никого не видели и не встретили, — Лера повторила то, что сказала вчера. На мгновение замолчав, девушка решительно закончила, изложив только что пришедшее ей в голову: — Мы домой спешили, так как хотели предаться любовным утехам, поэтому очень торопились и ни на что не обращали внимания, именно так всё и было!

— Я не об этом, я о... — Франческа дотронулась пальцем до своих губ. Лера пояснила:

— Это поцелуй, страстный такой, а тебя, что? Никто не целовал? Сколько же тебе лет?

— Почему не целовали? Но не так, как ты, мне двадцать два, отец не позволял мне покидать наш дом. Ну, мы дома не сидели, но он всегда был со мной. Вообще-то, он хотел мальчика, который унаследует его дело и знания, но родилась я... вот отец и...

— Понятно, — кивнула Лера, — твой отец хотел наследника и сделал из тебя старую деву! Подумать только, двадцать два года и ни разу нормально не целовалась! Только в щёчку, да?

— А ты, что, много раз это делала? Имеешь большой опыт? Тебе же только семнадцать! — с некоторой обидой ответила Франческа, Лера засмеялась:

— Первый раз я поцеловалась с мальчиком в двенадцать лет, а четырнадцать это уже был страстный поцелуй.

— Какой? Какой? — удивлённо переспросила Франческа, Лера улыбнулась, обняла подругу и впилась ей в губы (девушки уже встали с кровати и почти оделись). Поцелуй немного затянулся, и заглянувший в комнату городской стражник, начавший говорить, чтоб девицы поторопились, поскольку их ждёт господин пристав, замолчал, глядя на девушек, совершено его не стесняющихся. А чего стесняться? Они ведь уже оделись, надели те обновки, которые вчера купили. Городской стражник, на которого девушки замахали руками, сделав страшные глаза, поспешил ретироваться. Франческа, одетая в широкое платье с длинным подолом, с улыбкой посмотрела на Леру, на которой была белая рубашка с кружевами, сиреневый кожаный колет, узкие брюки, заправленные в короткие сапожки. Картину дополнял красный шёлковый пояс, повязанный поверх кожаного, к которому были пристёгнуты ножны с саблями. Франческа покачала головой и сообщила, что ей Лера как кавалер очень нравится, у неё такой воинственный и мужественный вид, что нельзя не влюбиться! Лера совершенно не мужественно хихикнула, а потом совершенно серьёзно сказала:

— Этого только ещё не хватало! Зачем нам это?

— Будем целоваться, у тебя такие мягкие и сладкие губы, — мечтательно произнесла Франческа, Лера погрозила ей пальцем:

— Вот отращу себе бороду и усы, тогда совсем мужественно выглядеть буду и губы у меня колючими будут...

— А разве у мужчин и на губах волосы растут? — сделала изумлённое лицо Франческа, Лера серьёзно ответила:

— Не знаю, у всех ли, но если судить по внешнему виду некоторых, то у них волосы только на носу не растут, да и то — не всегда.

Так перешучиваясь и держась за руки, девушки спустились вниз. Присутствующие там чиновники городской стражи многозначительно переглянулись, пристав и другие стражники уже успели обсудить увиденное в комнате девушек и сделать соответствующие выводы, и теперь Лера и Франческа эти выводы как бы подтвердили. В прихожей было тесно, так как кроме стражников там были Мирко и Жданко, несколько моряков из экипажа "Белой чайки", сёстры Сунь, забившиеся в угол. Ещё присутствовал венецианский консул с двумя секретарями. Пристав городской стражи подчёркнуто вежливо обратился к Лере, которая шла немного впереди (всё же лестница была узкая, и шагать по ней рядом девушкам было довольно затруднительно):

— Уважаемая госпожа, не будете ли вы так любезны ответить на несколько вопросов?

— Буду, спрашивайте, — лаконично ответила Лера, пристав кивнул и задал первый вопрос:

— Не скажете ли вы, госпожа, что вы вчера делали? Если это вас не затруднит, расскажите поподробнее, как можно подробнее.

Лера оглядела комнату в поисках свободного места, таковых не оказалось, но ей и Франческе уступили свои стулья Мирко и Жданко (остальные моряки стояли). Девушки некоторое время делали вид, что устраиваются на этих стульях, при этом получилось так, что они оказались в окружении плотно обступивших их моряков. Только после этого Лера начала говорить:

— Вчера я и мои подруги решили купить кое-какие мелочи, так нам необходимые. Начали мы с... — далее шло очень подробное описание всего того, что надо было приобрести, и где это делалось. Лера говорила вдохновенно, описывая мельчайшие детали как самих покупок, так и подробно рассказывая, почему именно эта вещь была приобретена. Лера говорила, моряки её слушали с каменными лицами, венецианцы откровенно забавлялись, глядя на растерянного пристава. По истечении часа он понял опрометчивость своего требования — подробно всё рассказать. Наконец он решился и перебил девушку:

— Это очень интересно, меня интересует — что вы делали вечером? После того как сделали покупки.

— Ужинали, — снова лаконично ответила Лера и, улыбнувшись, стала перечислять меню того ресторанчика, где она была с подругами. Перечислялись всё, что было в меню, с подробными объяснениями, почему было заказано или не заказано то или иное блюдо, достоинства каждого и недостатки, рецепт (не только этого блюда, но и подобных, в том числе тех, которые в меню отсутствовали). Пристав городской стражи страдальчески закатил глаза и снова перебил девушку, почти выкрикнув:

— Вечером?! Что вы делали вечером?! Тогда, когда из ресторана вышли! Видели ли вы что-нибудь необычное?

— Сюда пошли, что нам было ещё делать? Мы всё купили, что хотели, покушали. Нет, мы, конечно, могли поужинать в харчевне при этой гостинице, но нам очень кушать хотелось, ведь мы даже не обедали, нам надо было купить...

— Не надо! — застонал пристав. — Не надо рассказывать, что вам надо было купить!

— Господин пристав, вы прямо скажите, чем вызван ваш интерес, — предложил венецианский консул, которому тоже надоело слушать рассказы Леры. Посмотрев на вежливо улыбающуюся Франческу (она хоть и не знала местного языка, но по некоторым словам и жестам подруги поняла, о чём та рассказывает), консул предложил: — Интересующий вас вопрос о том, что девушки делали вчера, задавайте на итальянском, госпожа Паоло местного не знает.

Франческа с готовностью кивнула и сообщила, что она готова рассказать всё, ничего не утаивая. Пристав посмотрел на улыбавшуюся Франческу, представил, что она тоже начнёт обо всём подробно рассказывать, и со стоном закатил глаза. На помощь ему пришёл один из секретарей венецианского консула, сказавший:

— Расспрашивая вас о дне вчерашнем, господин пристав проявляет не праздный интерес. Вчера на той улице, по которой вы шли из ресторана в гостиницу, был убит господин Закулич, один из уважаемых жителей этого города, не могли бы вы сообщить, что вам известно.

— Какой ужас! — одновременно воскликнули Лера и Франческа, всплеснув руками. К ним присоединились сёстры Сунь, энергично захлопав своими ладошками и вежливо улыбаясь (обычная учтивая улыбка жителей страны Цинь). Желтокожие девушки повторили жест Леры и Франчески. Повторили несколько раз, но со стороны это выглядело так, будто, услышав эту печальную новость, Линь и Винь радостно ей аплодируют. А Лера и Франческа хоть и изобразили ужас от такого жуткого известия, но сделали это с таким скучающим видом, словно говорили — стоило ли из-за такой мелочи будить нас в такую рань (отвлекать от нашего занятия — это подразумевалось). Пристав городской стражи понял, что он ничего от девушек не добьётся, и ушёл, при этом испытывая большее облегчение, чем те, кого он оставил в гостинице (хотя должно было быть наоборот). Но как только ушли стражники, за Франческу взялся венецианский консул. Он очень темпераментно стал уговаривать девушку принять его приглашение и перебраться в консульство, вернее, гостиницу при консульстве, убеждая, что там, под его покровительством, она будет в большей безопасности, чем здесь (откровенно намекая на Леру, мол, та не сможет защитить госпожу Паоло). Франческа слушала и кивала, но при этом руку Леры не выпустила, а когда консул выдохся, решительно заявила:

— Отсюда я никуда не уйду! Лера меня в обиду не даст никому!

Консул хотел что-то сказать, но ему что-то тихо сказал один из секретарей, и венецианцы, попрощавшись, ушли. Из того, что сказала Лере Линь, стало понятно, почему консул не настаивал на своём предложении, он, в отличие от пристава городской стражи, точно знал, что вчера произошло. Линь узнала в мужчине, который следил за девушками и всё видел, секретаря консула, того самого, что постоянно что-то консулу говорил, может, советовал как поступить?

— Имя этого секретаря — Энрике Скорца, сдаётся мне, что он не простой секретарь, вернее, не просто секретарь, — сказал Жданко, выслушав Линь. Когда все ушли, он и Мирко остались, так как им надо было поговорить с Лерой о её дальнейших планах, весьма грандиозных.

— Как вы, экселенц, убедились, госпожа Паоло совсем не пленница этой девицы. До сегодняшнего дня я не понимал, что их связывает, теперь же могу сделать предположение, что они — любовницы. А вчера я удостоверился, что эта юная особа не подставное лицо, она вполне могла убить Дорматора, а голову ему уже отрезали по её команде, вряд ли она сама руки пачкала. Почему могла сама убить? Вчера она хладнокровно зарезала Скорее всего, это и есть почтенный гражданин Коттора Закулич, занимавшийся весьма малопочтенными делами. Ему платили дань многие из здешних лавочников, естественно, мелких, тех, кому была не по карману нормальная охрана. Откуда я знаю? Работа такая, — усмехнулся секретарь венецианского консула, который был свидетелем вчерашних событий, так как шёл за девушками, его и узнала Линь. Консул задумчиво кивнул и высказал своё предположение:

— Может, потому эта девица и захватила корабль Дорматора, который в свою очередь захватил галеон. Она была вынуждена это сделать, чтоб спасти свою любовницу. Остаётся только выяснить, куда делся её корабль, вряд ли он погиб, как она всем рассказывает, похоже, что он где-то спрятан. Да и экипаж "Чёрной каракатицы", вернее, его часть по какой-то причине перешла на её сторону. А те пираты, что остались верны Дорматору, были перебиты. Похоже, именно так всё и было, но это надо выяснить. Энрике, друг мой, это по вашей части, займитесь этим.

— Непременно, экселенц, работа в этом направление уже ведётся.

— Ещё неплохо бы узнать — почему на эту девицу решился напасть Закулич, он не мог не понимать, что её будут искать и рано или поздно на него выйдут, а моряки, тем более с того корабля, народ решительный. Или это была месть за его друга, Дорматора?

— Они не были друзьями, Закулич скупал у Дорматора то, что тот захватил во время своих рейдов, кроме этого, ещё был наводчиком, они в некотором роде были деловыми партнёрами. Кстати, наводку на испанский галеон Дорматору дал именно Закулич, как он о нём узнал?.. — при этих словах, Скорца многозначительно усмехнулся. Консул тоже улыбнулся, но сделала это сдержано, показывая, что понял эмиссара тайной службы совета десяти, а тот продолжил: — Трудно сказать — как узнал, но этот галеон был Дорматору не по зубам, это была чистая подстава, но... Галеон был всё же захвачен, и не Дорматором, а этой девицей. А почему Скорее всего, всегда такой осторожный, решил на неё напасть? Вексель на две тысячи цехинов, Закулич думал, что он у той девицы, к тому же когда они пошли ужинать, то их было всего четверо, то, что за ними идут два матроса с "Каракатицы", никто не заметил. Вот Рябой и посчитал их лёгкой добычей и решил напасть в тёмном переулке.

— Да, Энрике, этот не совсем честный коммерсант посчитал их лёгкой добычей и очень просчитался, эта ошибка стоила ему головы. Эти девицы сумели за себя постоять, да и помощь к ним вовремя пришла, — кивнул консул. Немного подумав, поинтересовался у эмиссара тайной службы совета десяти: — Энрике, вы ведь собирались вмешаться, не так ли? Выступить в роли спасителя, но не сделали этого, позволили событиям развиваться самим по себе.

— Да, экселенц, именно так я и собирался поступить, — Скорца ответил на вопрос консула, высказанный в виде намёка. Увидев одобрительный кивок, пояснил, почему этого не сделал: — Со мной было всего три человека, а Закулич привёл десятерых, два в нападении не участвовали, а когда увидели, что произошло, предпочли убежать. А потом... не было смысла показывать, что я стал свидетелем. Я решил вернуться к первоначальному плану — попроситься пассажиром на корабль госпожи Бегич, когда она пойдёт в Венецию.

Лера действительно собиралась в Венецию, ведь она обещала Франческе её туда отвезти, кроме этого у неё были кое-какие планы связанные с Светлейшей Республикой. Но сделать это хотела только после того, как будет отремонтирована и переоборудована её "Белая чайка".

Глава третья. Корабль, бой, кофе.

Ремонт и переделка "Белой чайки" заняли полгода, конечно, то, что задумала Лера, ни она, ни её друзья сами бы сделать не смогли, но ей повезло, встретился Горан Транкович. Это был гений, хотя и непризнанный, гений в деле кораблестроения. Конечно, переделать корабль — это не новый построить, но поскольку никто из купцов не хотел, чтоб ему строил судно кораблестроитель-новатор, то работы у Транковича не было. Так что за работу, предложенную Лерой, он взялся с энтузиазмом. Стоя у сухого дока, куда вытащили "Белую чайку", каждый раз, как на верфи появлялась его заказчица, Горан с энтузиазмом и многословно объяснял Лере:

— Ваш корабль, госпожа, дальнейшее развитие галеаса, неизвестное в Европе. Вот смотрите, у него три мачты, но при этом он намного меньше венецианского галеаса, что при значительном сокращении числа гребцов сохранит ту же численность матросов и солдат, я имею в виду абордажную команду. Это даёт возможность на вёслах только маневрировать, что хорошо в сражении, но неприемлемо для плавания. С одной стороны — это плохо, но с другой... малая гребная палуба позволяет увеличить размер других помещений: трюма и кубриков. А это даёт возможность взять большее число людей абордажной команды (или десанта) и припасов для них, ну я это уже говорил. На галере большое число гребцов, соответственно, их требуется кормить, а эти два фактора — гребцы и еда для них значительно уменьшают полезный объём, который, как я уже сказал раньше, можно использовать более рационально.

Во время первой встречи с Транковичем на верфи, Лера, слушая пространную лекцию о новых веяниях в кораблестроении, недоуменно посмотрела на Мирко, тот пожал плечами, мол, ничего не поделаешь — у каждого свои недостатки. Вот и в этот раз Лера вздохнула, этот кораблестроитель мог долго рассказывать о том, что делал, при этом углубляясь в совершенно ненужные подробности (с точки зрения девушки). Транкович, не замечавший, а может, просто не обращавший внимания на вздохи Леры и её переглядывания с Мирко, продолжал, каждый раз рассказывать, почти то же самое:

— Для плавания в море у вашего корабля есть три мачты с замечательным парусным вооружением! Прямые паруса на гроте и фоке, как у больших испанских галеасов, и косые на бизани. При этом имеется возможность ставить лиселя, как на галеонах! Но в отличие от испанских галеонов, не говоря уже об обычных галеасах и венецианских галерах, корпус у вашего корабля намного уже, что позволит ему развить большую скорость, могу смело сказать, большую чем у всех известных мне судов. Кроме того, ваш кораблик — османской постройки, а турки умеют строить, этого у них не отнимешь, вот поэтому так и отличается форма подводной части корпуса, да вы это и сами видите!

Лера пожала плечами — она этого совершенно не видела, Мирко тоже промолчал, похоже, и он не увидел такую замечательную вещь. Транкович, как всегда не обративший внимание на реакцию своих слушателей, вдохновенно говорил:

— Если бы днище у него было бы обшито медью, как у военных турецких судов, то по скорости ему бы равных не было! Но мы исправим этот недостаток и ваш кораблик полетит по волнам!

— Если вы, мастер, говорите, что если бы он сразу был обшит медью, то был бы быстрее всех, так почему этого сразу не сделали? — поинтересовался Мирко, всегда сопровождавший Леру в её походах по верфи. Транкович с готовностью продолжил объяснения:

— У этого кораблика ради скорости в жертву принесены другие качества, конечно после долгой эксплуатации, его скорость упадёт, что вы и наблюдали, но это не важно, такие кораблики долго не плавают, это тем, которые такие кораблики заказывает — не нужно. Но вернёмся к его конструкции — размеры корпуса не позволяют взять много груза, то есть как "купец" он не годится. Опять же много пушек на нём не установишь и большой десант не возьмёшь, что для военных операций не подходит. А для посыльного судна он слишком большой.

— Так для чего его таким построили? Вы говорите — это замечательный кораблик, но при этом ни для чего не годится, — удивилась Лера, Горан улыбнулся:

— А вам, госпожа Бегич, этот кораблик нравится?

— Очень! Такой красивый, я бы даже сказала — изящный!

Надо сказать, что таким кораблик стал после переделок, которые сделали по проекту мастера Транковича, до этого этот белый сейчас корабль походил на каракатицу. Таким его делал массивный пояс из брёвен вокруг всего корпуса, теперь его сделали гораздо меньше, но вот на скулах даже немного усилили, но это было сделано так, что не портило внешнего вида. На этом поясе крепились выносные уключины для вёсел, они же вместе с вёслами могли убираться внутрь корпуса, когда вёслами не надо было пользоваться. Вёсла, как на всех таких судах, были длиннее ширины корпуса в полтора раза, но специальное подвижное устройство, придуманное Транковичем, позволяло эти вёсла быстро убирать внутрь корпуса и укладывать вдоль бортов. А пояс вокруг корпуса выполнял ещё и защитные функции при абордажном ударе, такой удар и видела Лера, когда "Чёрная каракатица" атаковала галеон, об этом девушка и спросила:

— Почему на других кораблях такого пояса нет? Ведь при таком способе абордажа (Лера рассказала о необычной атаке галеона) повреждения корпуса корабля неизбежны! Горан, ещё шире заулыбавшись, в своей манере — подробно обо всём рассказывать, ответил:

— Вы, госпожа, верно подметили, значительные повреждения неизбежны, но дело в том, что такая атака вражеского корабля не применяется ни одним из европейских флотов, это довольно рискованный приём, он действительно может, рано или поздно, привести к разрушению корабля. Именно поэтому такие корабли долго не плавют. Чтоб обезопасить вашу "Чайку" от такой участи, я усилил корпус и применил специальное демпфирующее устройство, вон видите, в районе скул. Теперь вам такие удары не страшны! Теперь понятно, для чего такой странный кораблик построили? Именно для таких атак, это тактика берберийцев или алжирцев, не регулярного турецкого флота, а пиратов! Этот кораблик там и построили, потому он так конструктивно и отличается от всех вам известных. Форма корпуса, расположение шпангоутов и набор выполнены таким образом, что... — Транкович это произнёс, повернувшись к Мирко, Лере были не интересны такие технические детали, она, отвлёкшись от разговора, просто любовалась своей "красавицей". Увидев это, Горан, стараясь привлечь внимание своей заказчицы, обратился к ней: — Вы спрашивали — для чего такой кораблик построили? Вот для этого и построили, для лихих атак, набегов. А почему медью днище не обшили? Новый корабль и так довольно быстрый, но подобное использование сокращает срок его службы, поэтому — зачем тратиться, когда можно будет новый построить? Этот кораблик достался прежнему владельцу достаточно потрёпанным, его скорость была ещё достаточна, чтоб догонять бусы и нефы, но от боевого корабля, галеры и галеона он уже уйти не смог бы. Но вы, госпожа, не волнуйтесь, мы его как следует подновили, всё, что можно, заменили, кое-что добавили, а обшив днище медью, сделали надолго быстроходным. От венецианской галеры он теперь точно уйдёт, да и от любого галеона, я имею в виду испанские или франкские, а вот от турецкого... не знаю, но не исключено, что от него тоже.

Мастер Транкович ещё долго рассказывал об усовершенствованиях, им сделанных (сел на любимого конька), из всего этого Лера выделила только расположение артиллерии. Мощные карронады, снятые с галеона, установили на высоких баке и юте, что позволило на близкой дистанции стрелять по любому кораблю не снизу вверх, а вдоль его палубы. Конечно, бак галеона, а тем более его высокий ют были недоступны для такой стрельбы, но палубы галер накрывались полностью. Эти объяснения мастера Транковича Лера слушала внимательно.

Лера не только наблюдала за ремонтом своего корабля, она совершенствовала свои навыки двуручного боя на абордажных саблях. Она понимала, что долго фехтовать на равных с могучим абордажником (а других в таких командах не было) ей будет очень трудно, но вспомнив слова маэстро Энрико Фабрицио "Вам надо использовать свою способность быстро двигаться", Лера постаралась усовершенствовать навыки быстрой атаки. Изучая разные приёмы ведения такого боя, она проводила поединки со всеми абордажниками своей команды, если сначала счёт был равный (что очень удивляло могучих мужчин, которым противостояла худенькая девушка), то потом Лера неизменно побеждала. Она не фехтовала и не старалась парировать направленные на неё удары, просто уворачивалась (или старалась сделать так, чтоб чужая сабля только скользнула по её клинку), выжидая удобный момент для укола или рубящего удара. Как сказал Влахо, проигравший очередной поединок:

— У капитана удары подобны броску змеи, такие же стремительные и безошибочные! Вот она ещё спокойно стоит и вот ты уже чувствуешь сталь её клинков у своего горла! Успеваешь только замахнуться!

А Лера усложнила себе задачу: теперь её учебные поединки проходили сразу с тремя противниками, а то и с пятью. Вообще-то, день у Леры был очень насыщенный, с утра она ехала на верфь, где наблюдала за ходом работ и слушала многословные пояснения мастера Транковича, стараясь их по возможности сократить. Потом она устраивала несколько тренировочных поединков, затем были занятия с сёстрами Сунь, с такими же быстрыми, как Лера, они учили её боевому искусству, популярному на их родине. Как Лера и её учителя прыгают и изгибаются, собирались посмотреть все свободные от работы на верфи (если это происходило там) как рабочие, так и члены её экипажа. На верфи находилась большая часть команды "Белой чайки", участвующая в переделке корабля, а Лера использовала для тренировок любую свободную минуту, тем более что сёстры Сунь её всегда сопровождали. Три девушки в одинаковых синих просторных костюмах неизменно удивляли зрителей, изгибаясь в самых невообразимых позах, как сказал Жданко:

— Нечто подобное я видел у цирковых артистов, там так изгибалась женщина-змея, но она это делала медленно. А наш капитан и её желтолицые подруги делают это так, что уследить невозможно, при этом ещё вроде как бьют ногами и руками, не хотел бы я попасть под этот град этих ударов!

Кроме этого искусства странно драться Линь и Винь учили Леру метать свои необычные, круглые ножи. Лера хотела научиться метать обычные ножи, но у неё это не очень-то и получалось, а вот звёздочки сестёр Сунь она освоила довольно быстро. К тому же никто не мог определить — что же это такое, пока звёздочки не попадали в цель, сначала не могли определить, а потом моряки с опаской поглядывали на эти "украшения", которые жительницы страны Цинь носили совершенно открыто (Лера теперь тоже так носила эти блестящие "украшения"). Но при всей своей занятости Лера находила время для прогулок с Франческой, девушки прогуливались по городу под руку, их всегда сопровождали сёстры Сунь. Если на Лере украшений почти не было (не считать же украшением золотую цепочку с кулоном и такие же серёжки), то на Франческе драгоценностей было более чем достаточно. Но хотя девушки иногда прогуливались довольно поздно и без видимой охраны, ограбить их никто не пытался. Тренировки Леры и её циньских подруг видели многие, а то, что они могут применить продемонстрированные навыки и приемы... Хотя и не было явных доказательств, а только быстро расходящиеся слухи о том, что девушка и её подруги причастны к гибели Рябого, но с Лерой связываться не то что не хотели — боялись!

Все украшения девушки купили уже здесь, в Котторе. У Франчески и раньше были украшения, но не такие шикарные, а Лере, когда она уходила из Рагузы, было не до подобных вещей. В поясе, что она прихватила, были только дукаты (в отличие от Франчески, у которой было несколько сотен цехинов, это были деньги её отца), но Лере досталось наследство от капитана "Чёрной каракатицы", сход экипажа посчитал эти деньги — личной добычей девушки. Кроме того, за время нахождения в Котторе Франческа сумела удвоить свой капитал (это несмотря на те траты, что она делала), девушка занялась врачебной практикой. Сначала к ней обратилась жена венецианского консула, которая знала, что отец девушки был в Венеции очень известным лекарем, а Франческа ему помогала. Женщину мучила мигрень, а местные лекари помочь не могли, Франческа вылечила эту болезнь за три дня. Это послужило более чем хорошей рекламой, к девушке обратились почти все знатные женщины Коттора, страдавшие этим женским недугом. Франческа их довольно быстро вылечила (как она потом объяснила Лере — это хворь не столько тела, сколько духа, поэтому лечить её надо не только лекарствами). Слава об искусной лекарке распространилась подобно лесному пожару, пациентки к ней ехали со всех городов, расположенных в Котторской бухте. Естественно, не бедные пациентки, жёнам ремесленников или крестьян некогда страдать от мигрени. Но надо сказать, что Франческа лечила не только состоятельных пациенток, и не только от мигрени. Как говорят в таких случаях — у девушки была лёгкая рука, и как оказалось, хирургом она была очень неплохим! Эта врачебная практика, по словам самой Франчески, пошла ей на пользу, она опытным путём освоила то, что знала в теории. Можно сказать, что ни Лера, ни Франческа не скучали и с пользой для себя провели эти полгода.

Отплытие "Белой чайки" прошло почти незамеченным, у Коттора довольно оживленный порт. Конечно, корабли сюда приходят и уходят отсюда не каждый день, но это не редкость. Провожал "Белую чайку" венецианский консул, так как этот корабль шёл в Венецию и на нём туда была отправлена дипломатическая почта и ещё кое-какой груз, о важности этого груза можно было судить по сопровождавшим его. Это были: секретарь консула Энрике Скорца и четыре охранника. Но поскольку "Белая чайка" не была предназначена для перевозки груза, и тем более пассажиров, свою каюту венецианцам уступил Држезич, а сам перешёл в общий кубрик, вообще-то, это был не кубрик, койки-гамаки на ночь подвешивались на внутренней палубе. Может, поэтому венецианцы не согласились там разместиться и теперь теснились со своим грузом, несколько неприятно попахивающем, в маленькой каюте. Капитанская каюта по размерам была такая же, там кроме Леры устроились Франческа, Линь и Винь. Кровать в капитанской каюте была одна, но большая (как, хихикая, заметила Лера — прежний хозяин каюты любил спать на широкую ногу), на ней уместились Лера и Франческа. Линь и Винь спали на полу, на принесенных ими тюфячках, сказав, что им так привычней, к удивлению Леры и Франчески, под голову жительницы страны Цинь подкладывали не мягкие подушки, а деревянные валики!

Когда вошли в бухту Тиват (большой Котторский залив состоит из трёх заливов, или бухт: Херцег, Тиват и собственно — Котторского, отделенного от остальных узким проливом Вериге, где находится одноимённая крепость), увидели, как из порта города, давшего название заливу, вышла галера и устремилась за "Белой чайкой" в погоню. Мирко, стоявший рядом с Лерой, озабоченно сказал:

— Точно за нами, ждали, пока пройдём через Вериге, и погнались.

— Мы через пролив шли на вёслах, ветер-то встречный, под парусом там невозможно маневрировать. А на вёслах они могут быстрее идти, но теперь, когда мы поставили паруса, они нас не догонят, пусть и идём галсами, но всё же быстрее чем они. Так почему они сразу не напали? Как только мы Вериге прошли, — поинтересовалась Лера. Мирко пояснил:

— Если бы мы их увидели, то ушли бы обратно, там им нас не достать. Поэтому они выждали, пока мы отойдём от Вериге на такое расстояние, что они смогут нам перекрыть обратную дорогу. Да мы идём быстрее, но это сейчас, чтоб пройти Бокка, нам придётся развернуться почти на сто восемьдесят градусов, там они нас в любом случае догонят, будем ли мы под парусом идти или на вёслах.

— Это "Чёрная барракуда", галера Корматора, он как и Дорматор — "вольный пахарь", только менее удачливый, — крикнул с палубы Жданко, узнавший корабль, преследующий "Белую чайку".

— Никакой фантазии, в названии обязательно должен присутствовать чёрный цвет, а что это за зверь такой — барракуда? Почему его именем этот Корм... как там его, назвал свой корабль?

— Барракуда — это такая хищная рыба в южных морях, хорошо, что у нас её нет, — пояснил Мирко, подошедший ближе к юту Жданко с усмешкой добавил:

— В названии — чем более хищная — тем страшнее, а чёрная, чтоб страх усилить, такая традиция.

— За Корматора венецианским сенатом назначена награда в тысячу цехинов, это меньше чем за Дорматора, но согласитесь, это очень неплохие деньги, — добавил Скорца, уже стоящий на палубе рядом с Сабовичем. Сразу же после выхода из Коттора секретарь венецианского консула направился на капитанский мостик, но был остановлен Жданко, заявившим, что пассажирам нельзя там быть. Скорца показал на стоящую рядом с Лерой Франческу, и там же находящихся Линь и Винь (желтолицые девушки стояли за спиной Леры, но на капитанском мостике же!), на что Сабович серьёзно ответил:

— Линь и Винь не пассажиры — они члены команды, а госпожа Паоло — гостья капитана, недаром же она спит с госпожой Лерой в одной каюте.

— Ещё и в одной постели, сеньора Франческа — больше чем просто гостья, — недовольно пробурчал венецианец, понимая, что попасть на капитанский мостик ему не удастся. Но он старался быть как можно ближе к Лере, поэтому постоянно крутился у высокого юта. Вот и сейчас он, задрав голову, сообщил, вроде ни к кому не обращаясь, о награде, назначенной за голову пирата, капитана "Чёрной барракуды". Лера усмехнулась, венецианец говорил о награде именно ей, вот она ему и ответила:

— Замечательно! А у вас, сеньор Скорца, есть эта сумма, ну, чтоб выплатить награду? Согласна, награда более чем достойная, опыт у меня уже есть, дело только за гарантиями, что я эту награду получу. Я предпочла бы звонкой монетой, с векселями такая морока.

Под требовательным взглядом девушки венецианец смутился, эта ведьма повернула дело так, будто он, предложив поймать этого пирата, награду выплачивать не собирается. Лера, продолжая улыбаться, добила венецианца:

— Ну, раз у вас нет такой суммы, даже в виде векселя, то и стараться не стоит, пусть этот пират пока плавает. Потом поймаю. А вы, сеньор Скорца, позаботьтесь, чтоб к тому времени требуемая сумма была собрана. Тогда и поговорим.

Оконфузившийся венецианец под хихиканье девушек (Линь и Винь усиленно изучали языки и уже могли говорить не только на испанском, но и на итальянском, не говоря уже о долматинском), отошёл, а к Лере обратился Мирко:

— Да, было бы неплохо изловить и этого пирата, но наши силы не равны, у него более чем двукратный перевес в людях.

— Но не в пушках, — улыбнулась Лера и, показав на два орудия, смотревшие назад, сказала: — Вот именно для такого случая и поставлены здесь длинные пушки.

На галеасе, как и на галере, затруднительно сделать несколько орудийных палуб, обычно это одна или (если галера большая) две — верхняя и над банками гребцов. Но "Белая чайка" была малым галеасом. У неё пушки были только на верхней палубе, но там не поставишь тяжёлые пушки, да и пушек мелкого калибра не поставишь много. Поставили несколько карронад, небольшого калибра, но большего чем у стоявших раньше. То есть — число пушек уменьшили, а их калибр увеличили. На баке поставили четыре более мощных карронады, причём две крайние могли стрелять как вперёд, так и на борт (Транкович для этого сделал специальные поворотные круги), а вот на корме поставили две длинные пушки. На этом настояла Лера, пояснив своё требование:

— Если догонять, то лучше ночью, тогда из длинной пушки нету смысла стрелять, попасть трудно, а вот карронады самое то, подобраться поближе да накрыть мощным залпом или применить берберийскую тактику... А вот если придётся убегать — длинная пушка будет козырем.

Мирко, вспомнив тот разговор, выслушал Леру и, улыбнувшись, почтительно сказал:

— Предлагаете, капитан, сразу походить нашим козырем? Это будет для галеры неприятный сюрприз!

Два пушкаря поднявшись на высокий ют (его передняя часть была капитанским мостиком) быстро зарядили пушки. Навели и выстрелили (расстояние уже позволяло это сделать), естественно, не попали, но ядра упали рядом с галерой, о чём свидетельствовали высокие всплески. Только после третьего залпа с галеры ответили, но, как и следовало ожидать, их ядра не долетели. Лера это прокомментировала:

— Вот так и должно быть, у них курсовые орудия — карронады. Там где можно поставить две пушки, можно всунуть три карронады, а то и четыре, если взять калибр поменьше. То есть значительно увеличить вес залпа, что при абордажной атаке, вернее, перед ней весьма... — Лера замолчала, подбирая нужное слово. Мирко кивал с каменным выражением лица, всё, что сейчас говорила Лера, он сам ей в своё время рассказывал, да и другие моряки делились опытом со своим молодым капитаном. Девушка поняла, что её старый друг, а сейчас помощник делает вид, что принимает её слова как откровения исключительно для поднятия её же авторитета. Хотя какой тут авторитет? Лера сама поняла, что так глубокомысленно рассуждать о таких вещах — лишнее, всем это и так известно! А в этот момент пушки выстрелили четвёртый раз и, как ни странно, ядра обеих попали в цель! Может, пушкари пристрелялись, а может, просто повезло. Галера резко сбавила ход, но от преследования не отказалась, к вёслам там ещё поставили паруса. Но та заминка дала возможность "Белой чайке" беспрепятственно сделать поворот и войти в Бокка. Лера посмотрела на Мирко, тот с тем же бесстрастным выражением лица шепнул одними губами:

— Книппеля.

Лера повторила, что сказал Држезич, но это уже прозвучала как команда. "Белая чайка уже сделала поворот (при этом потеряв скорость и галера, ещё и паруса поставившая, приблизилась) и уходила через пролив в море, а "Чёрная барракуда" только начинала разворачиваться, если с неё видели только корму удаляющегося корабля, то выполняющая манёвр галера была развёрнута в пол-оборота. В этот раз пушкари не промахнулись. Да и расстояние было меньшим, поэтому полуядра, соединённые между собой цепью (именно такие книппеля были на галеасе) превратили палубу галеры в настоящий ад, разве, что не огненный. На этот раз галера, и без этого попадания не догнавшая бы быстроходный галеас, окончательно потеряла ход и закачалась на волнах, сносимая ветром к крепости Херцег.

— Эх жаль, уплывают денежки, кто-то другой получит вознаграждение за поимку пирата. Причём для его поимки ничего не сделав, ветер сам принесёт ему этот приз! — сделав вид, что расстроилась, произнесла Лера, глядя на удаляющуюся галеру. Мирко, перестав изображать статую, высказал своё предположение:

— Это вряд ли, галера только временно ход потеряла, нас не догонит, но двигаться на вёслах может, они-то целые. Да и людей там раза в три больше, чем у нас, на вёслах у них сменные команды, в драке они вполне могут участвовать. Такой вот неприятный сюрприз для тех, кто с этой галерой сойдётся, он-то рассчитывает на обычную численность абордажной команды, а тут такая толпа. Вот поэтому-то они и сидят в засаде, долго гоняться — утомить гребцов, а гребцы... это и есть абордажная команда.

Действительно, потрёпанная "Чёрная барракуда" начала разворачиваться с явным намерением плыть в обратную сторону. "Белая чайка", пройдя Бокка, отсалютовала крепости на Мамуле и вышла в море. Благоприятный для плавания на север Юго сменился колючим Трамонтата, особенно сильным в эту пору года, идти приходилось галсами, но повороты делались не так уж и часто, поэтому команда не напрягалась. Во время одного из таких поворотов Лере показалось, что она увидела башни крепости Ловриенац, хоть она и убежала из родного города, и для этого была веская причина, её сердце сжалось. Мирко, заметив, как погрустнела девушка, тихо сказал:

— Лера, иди отдохни. Франческа давно уже в каюте и твои циньские подруги тоже ушли, только ты изображаешь морского волка, замёрзла уже!

— Мирко, а ты?

— Мне не привыкать, я уже насквозь просоленный, — улыбнулся Држезич, Лера улыбнулась в ответ и спустилась в капитанскую каюту, где у жаровни грелись её подруги. Девушки беседовали о своём, о лекарском, Лере это было неинтересно, да и усталость брала своё, она забралась в кровать и уснула. А ночью разыгрался шторм, но Лера спала так крепко, что это её не разбудило. Мирко, заглянувший в капитанскую каюту, решил девушку не будить, да и чем она могла помочь?

Проснувшись довольно поздно, Лера первым делом (после умывания, конечно) взяла навигационный секстант и отправилась выполнять свои обязанности капитана — определять положение корабля, каково же её было удивления, когда оказалось, что корабль двигался не на север, а на юг! Сейчас "Белая чайка" оказалась намного южнее Бокка! Лера несколько раз перепроверила сама себя, но результат был тот же! Девушка подошла к Мирко и тихонько (чтоб не позориться перед другими) рассказала ему о своей неудаче. Мирко устало улыбнулся и пояснил полученный девушкой результат:

— Всё правильно, мы сейчас гораздо южнее, чем должны быть, ночью был небольшой шторм. Ничего страшного, так, несколько шквалов, но нас отнесло к югу, вон видишь — справа позади высокие горы? Это Ловчен.

— Мирко, это южнее Коттора! А если это так, то там уже земли арнаутов! — Лера показала на синеющий справа берег.

— Да, это уже турецкие владения, мало того, что нас отнесло южнее Дурраса, так ещё и берегу прижало. Ладно, я пойду отдохну, а ты...

Но отдохнуть Мирко не удалось, прямо по курсу откуда-то вывернулось несколько галер под красным флагом с белым полумесяцем и такой же звездой, эти три галеры, вышедшие из неприметной бухты, заставили "Белую чайку" повернуть в сторону моря, практически на запад. Ещё четыре галеры, появившиеся на юге, закрыли и то направление. Мирко, поглядев в ту сторону, спокойно заметил, мол, нам туда и не надо. Таким образом кораблик Леры как бы брали в широкие клещи, почему как бы? Потому что западное направление было свободно и туда можно было уйти, но только туда. Жданко, поднявшийся на капитанский мостик, высказал свои соображения:

— Рано или поздно они нас загонят, а судя по их настырности, они это и намереваются сделать.

Лера поинтересовалась, почему от этих галер нельзя уйти. Ведь у "Белой чайки" скорость больше! Ей пояснили, что скорость ненамного больше, да и это только пока корабль идёт в этом направлении, а надо-то на север. Ветер оттуда и дует, рано или поздно надо будет делать поворот, в этот момент турецкие корабли и догонят. На юг дорога закрыта, там четыре галеры идут параллельным курсом, да они сейчас далеко, им, чтоб приблизиться к "Белой чайке", нужно часа четыре, а то и пять, а вот те, что за кормой... Если начать делать поворот, то первой галере из тех трёх понадобится менее часа, чтоб подойти на расстояние выстрела.

— А остальным? — спросила Лера, глядя на растянувшуюся погоню. Жданко ответил:

— Часа три, у нас хороший ход. А почему эта галера оторвалась от остальных и не отстаёт от нас? Может, гребцы более свежие, хотя это вряд ли, скорее, их бьют сильнее, чем на остальных галерах. На ней балдера бейлербея, вот её капитан и старается, выслуживается перед начальством.

— Старается... выслуживается... — задумчиво проговорила Лера и спросила: — Если мы повернём на север, скорость у нас упадёт, а они пойдут наперерез и нас догонят, так? Через час точно догонят, а остальные подойдут часа через четыре, а если мы сами пойдём навстречу галере бейлербея?

— Лера, ты что? На абордаж идти решила? Да на этой галере не только простые аскеры, но и личная охрана бейлербея, их всех там раза в два больше, чем нас!

— Жданко, а мы не будем брать их на абордаж, а только сделаем вид. Ну и подожжём эту галеру, остальным тогда станет не до нас, они своего начальника спасать будут. Так что разворот и готовность к абордажу!

Жданко засвистел в свой боцманский свисток соответствующие сигналы, палубная команда занялась парусами, а абордажная выстроилась за высокой носовой надстройкой. Лера спустилась к ним и рассказала, что надо делать.

С турецкой галеры, далеко оторвавшейся от остальных, с удивлением наблюдали за манёвром преследуемого корабля, сначала он вполне ожидаемо начал поворот. Что было понятно — это была единственная возможность уйти от погони, если, конечно, повезёт. Но капитан галеры, вызвав одобрительный кивок бейлербея, приказал ещё увеличить скорость, и барабан, задающий ритм гребцам-рабам, застучал чаше. Абордажная команда под завистливыми взглядами довольно многочисленных охранников бейлербея приготовилась к атаке. Преследуемый корабль не был большим, хоть и имел три мачты, но даже на маленьком корабле есть чем поживиться, и абордажники своего не упустят! А то, что с командой того корабля они разберутся быстро — сомнений нет! Но этот кораблик не собирался спасаться бегством, продолжил разворот и сам пошёл навстречу галере! На его мачте, когда корабли сблизились, взвился зелёный флаг с белым крестом, правда, понять, что это именно крест из-за трепыхания полотнища было трудно. Но того, что флаг зелёный, капитану галеры было достаточно, он растерянно произнёс:

— Берберийские пираты! Откуда они здесь?!

— Какой-то маленький кораблик вызвал ваш страх? Не объясните ли мне, что вас так напугало? — презрительно произнёс бейлербей, капитан не успел ответить, с атакующего кораблика ударили пушки. Это были карронады более крупного калибра, чем те орудия, что стояли на носу галеры, поэтому они и выстрелили раньше, сметая расчёты её пушек. Канониры галеры не стреляли, понимая, что с такого расстояние картечь их пушек (а они, в расчёте на абордаж, были заряжены именно картечью) массивному баку атакующего корабля особых повреждений не нанесёт. А вот картечь четырёх карронад, сделавших несколько залпов, прошлась по палубе галеры смертоносным ливнем! Те, кто на палубе остался в живых, не успели опомниться, как галера содрогнулась от сильного удара, но атакующий корабль нанёс не таранный удар, а скользящий, теперь его корпус, двигаясь впритирку к борту галеры, ломал ей вёсла. Снизу, с гребной палубы, раздался крик ужаса, вёсла, ломаясь, калечили и убивали прикованных к ним гребцов, а на палубу галеры ринулись пираты, рубя саблями растерявшихся людей. Сопротивляться этим детям шайтана было невозможно, так как в одной руке у них была сабля, а в другой — пылающий факел! Даже опытному бойцу приходится трудно, когда ему в лицо бросают факел! Конечно, он отобьёт или увернётся, но на это потратит время, то есть отвлечётся — и в этот момент его ударят саблей. Хотя нападающих было больше чем аскеров, оставшихся в живых, не все они погибли, кому-то удалось отбиться, кого-то просто не тронули, те стояли у противоположного борта. Но отбившимся было не до преследования пиратов, побежавших в сторону роскошной кормовой надстройки, у выживших было чем заняться — разгорающийся огонь был страшнее пиратов, тем более что те убегали. На корме пираты атаковали охрану бейлербея, ставшую стеной перед своим хозяином. К этим искусным и отважным бойцам пираты и не приближались, забросав факелами, оттеснили их и ими охраняемых к борту противоположному тому, вдоль которого, продолжая ломать вёсла галеры, двигался пиратский корабль. Нападение закончилось столь же внезапно, как и началось. Все пираты с той же стремительностью перебрались на свой корабль, который быстро удалялся, поставив все паруса.

— Огонь! Тушите огонь! — закричал капитан галеры, но его крик был перекрыт пронзительным визгом из кормовой надстройки, выскочивший оттуда растрёпанный человек упал перед бейлербеем на колени, при этом ещё и гулко приложившись лбом о палубу, этот человек истошно вопил:

— О, эфенди, эти дети шайтана всё унесли! Убили Али и унесли!

— Кого унесли? Али? — переспросил бейлербей, холодея от страшной догадки. Лежащий перед ним человек, видно решивший, что коленопреклонённая поза не достаточно почтительна, с всхлипом ответил:

— Мешки! Все мешки!..

Но досказать, что за мешки, человечек не успел, бейлербей вытащил саблю, и голова несчастного покатилась по палубе, а нанёсший этот удар обратился к капитану галеры, наставив на него палец:

— Зачем ты устроил эту ненужную погоню?

— Так вы же сами, эфенди... кто же мог подумать, что это берберийские... именно здесь... — заикаясь, начал оправдываться капитан, но договорить не успел, бейлербей согнул палец, и свистнула сабля одного из его левендов. Потушить пожар силами значительно поредевшей команды галеры не удавалось, это было бы возможно, если бы на помощь пришла команда подошедшей галеры, но она тут же отошла, когда на неё перебрался бейлербей со своим левендами. Глядя на галеру, превратившуюся в пылающий костёр, бейлербей сокрушённо покачал головой:

— Вах-вах! Из-за этого нерадивого сына собаки, что командовал галерой, пропал джизье, собранный у арнаутов и других народов проживающих в Арберии! Вах-вах! Какое горе! Надо начинать всё сначала!

— Ну, капитан! Много я видел удачных абордажей. Но чтоб такой! Мы не потеряли ни одного человека (ранения не в счёт), но при этом взяли такую добычу! — восторгался Жданко. Остальные моряки были такого же мнения и нестройным гулом поддерживали своего боцмана. Лера, посмотрев на радостные лица своих подчинённых, со вздохом сказала:

— Но ведь корабль не захватили! Победа — это когда корабль захвачен, а мы... что успели схватить, то и унесли!

Общий смех был ей ответом. Один из один из моряков, показывая на мешки с золотыми монетами, высказал общее мнение:

— Да за эти деньги можно сотню кораблей купить, если не больше!

— Сотню, наверное, не получится, — возразила Лера, тот же моряк, ударив себя в грудь, сказал:

— Да мы... мы за вас капитан... хоть куда! Хоть на дно морское! Вы и с морским хозяином разберётесь или договоритесь! Ведь вы знали, что и где надо брать, точно нам сказали где! И приказали времени не терять, только пугать!

Лера стояла и улыбалась, во время подготовки атаки, она выделила, вернее, дала команду пяти морякам, не отвлекаясь на схватки, прорываться в каюту капитана и там забрать сундучок с корабельной казной, всё-таки какие-никакие деньги. Такая казна бывает до сотни цехинов, а эта галера была вроде как флагманской, вполне вероятно там могло быть и больше, но такое!.. Пяти моряков оказалось мало, чтоб унести все мешки, почти каждый абордажник прихватил по мешку! Та большая каюта, где лежали эти мешки, была на уровне палубы, в кормовой надстройке, поэтому вниз спускаться не пришлось, да и времени для этого не было. Лера сама не ожидала такой удачи, судя по количеству и виду этих кожаных мешков — это был собранный налог одной из провинций империи Османов! Непонятно, почему, имея такой груз, капитан галеры, или кто там был при этих деньгах, решил погнаться за "Белой чайкой". Воистину, жадность не имеет границ, а может, поразвлечься решил? Охотничий инстинкт взял верх над здравым смыслом? Впрочем, почему так произошло, Леру мало занимало, главное, результат и как с этими деньжищами поступить? Тут её пятая часть и ещё двумя пятыми этих денег она может распорядиться по своему усмотрению. А это огромные деньги! Кроме её доли, команда общим решением (несогласных не было) выделила доли (двойную обычного абордажника) Винь и Линь, девушки, когда Лера объявила, что она возглавит атаку, решительно заявили, что пойдут с ней. На вопрос Мирко, зачем Лере так надо рисковать, девушка ответила:

— Должна же я показать команде, что я настоящий капитан и могу вести своих людей в бой, а не только на мостике стоять. Да и проверить, чему я научилась, не мешало бы. Не бойся, я подставляться под их ятаганы не буду, всерьёз драться мы не будем — пробежимся по галере, разбрасывая факелы.

Но вопреки своему обещанию, Лера шла на острие атаки, факела у неё не было, но две её сабли не оставляли никаких шансов тем, кто стоял у неё на пути. Линь и Винь, прикрывавшие свою подругу с двух сторон, сабель не имели, но у них было странное оружие, напоминавшее цеп, которым селяне молотят, но только очень короткий. Такие цепы были у желтолицых девушек в каждой руке, и вертели они ими с такой скоростью и били с такой силой, что выбивали, а то и просто ломали ятаганы своих противников, никто не мог противостоять их ударам! Эта совместная атака хрупких девушек произвела на бывалых рубак такое впечатление, что они единогласно постановили принять маленьких воительниц в свою команду (девушек из страны Цинь, Лера и так была капитаном). Когда раньше Жданко говорил, что Линь и Винь в команде, то высказывал только своё мнение.

На палубе, около люка, ведущего в этот трюм, послышался громкий разговор, секретарь венецианского консула, повысив голос, требовал, чтоб его пропустили к капитану, а два матроса, стоящие у люка, отвечали, что капитан на общем сходе команды, куда посторонним никак нельзя.

— Капитан, что с этим пронырой делать? — спросил Влахо и предложил: — Может, ему стоит случайно за борт выпасть? Вполне естественно выпасть, вот пошёл по палубе погулять и был очень неосторожен, прямо за борт и оступился. Какой-то секретаришка, кто его будет искать?

— Нет, Влахо, Скорца не простой секретарь, и в Венеции его будут искать или выяснять обстоятельства его выпадения за борт. А мы как раз в Венецию и идём, поэтому это всё, — Лера указала на мешки с деньгами, — переложите так, чтоб никто и не мог подумать, что там деньги лежат. Слишком много? Не знаете куда, да хоть в бочки из под солонины или в трюм, там, где балласт лежит, но сделайте это так, чтоб венецианцы не видели. Понятно? Тогда работайте, а я пошла с венецианцем побеседую.

Лера выбралась из трюма и столкнулась с только что не подпрыгивающим от нетерпения венецианцем, который сразу начал говорить:

— Сеньора капитан, хочу вас поздравить с выдающейся победой! Вы сумели...

— Ничего я не сумела, — перебила Скорца Лера и пояснила, почему она так считает: — Удрать от превосходящих сил противника — это не победа, скорее, удача. А именно это и произошло. Как вы могли сами видеть — мы едва унесли ноги.

— Но вы сумели поджечь флагманский корабль их флота...

— Разве это флот? Так, небольшой отряд, за нами погнавшийся, сделавший это крайне бездарно. Если бы там был флот, то, как говорят мои матросы — мы бы уже пировали в чертогах морского хозяина. Хотя... это нас бы ели крабы и другая морская живность. Так что не надо меня хвалить.

— Но, как я видел, ваша команда другого мнения, эта победа — ваша заслуга, они считают, что только ваше умелое руководство и личное участие позволило им не только уцелеть, но и взять богатую ... — Скорца отвесил учтивый поклон, видно собираясь сказать комплимент. Но Лера не дала ему это сделать, девушка, пожав плечами, пояснила, чем вызвана реакция команды:

— Знаете ли, горячка боя способствует обострению всех чувств. Вот они и преувеличивают мою заслугу. А то, что никто не погиб, объяснить можно только удачей и ничем иным, какое там умелое руководство, я просто бежала со всеми, уворачиваясь от ударов ятаганов аскеров, вот и всё.

— Но вы же направляли своих людей, не так ли? Ведь только благодаря вашему руководству удалось взять богатую добычу, — продолжал гнуть свою линию венецианец. Лера не отвечала, только внимательно на него смотрела, Скорца принял это молчание за поощрение к дальнейшим вопросам и вкрадчиво поинтересовался: — А что было в тех мешках, что ваши матросы унесли с галеры? Горячка боя не помешала им это сделать, значит, в этих мешках было что-то ценное, раз вы решились на абородаж, пошли за ними на эту галеру и повели за собой ваших людей.

Лера вздохнула — до чего же глазастый чёрт и не побоялся подойти к борту, чтоб посмотреть — что там происходит (с высокого бака, а юта тем более, всё разглядеть можно было бы и не особо рискуя, но венецианцев туда не пускали, значит, Скорца был у самого борта). Надо было что-то такое придумать, чтоб этот клещ отвязался, а то так и будет ходить, приставать с расспросами до самой Венеции. И тут Лера улыбнулась и стала объяснять, сделав самое честное лицо, какое только была способна:

— Кофе, в тех мешках был кофе. Вы же знаете, турки очень любят кофе и он у них отменный, то, что продают нам — уже не то! Я как увидела этот кофе, вернее, почувствовала его запах, так чуть с ума не сошла, так мне захотелось его заполучить. Ну, я скомандовала своим людям прихватить пару мешочков, но вы же знаете, как они меня любят, вот стараясь мне угодить, они всё и утащили. Весь груз с той галеры.

— Но как вы определили, что это кофе? — растерялся венецианец, пытавшийся понять — как можно увидеть мешки с кофе в закрытом помещении, а тем более почувствовать его запах! Девушка охотно пояснила:

— А его там пил этот ихний бей, представляете? Вокруг дерутся, а этот гад кофе пьёт! Мне так стало завидно и так захотелось такой же кофе, и тут я увидела мешок, он развязан был, видно, оттуда зёрна и доставали, ну, я кивнула своим парням, а они... это вы и видели. Я ещё не пробовала, вот иду, хочу сварить, а вы меня задерживаете! Я вот отсыпала себе и иду пробовать! А хотите, я вам тоже сварю? Мне в Котторе показали изумительный рецепт приготовления, так хотите?

— А-а-а... э-э-э... — растерялся венецианец, он был готов к тому, что девушка будет как-то изворачиваться, юлить, и был готов ловить её на несоответствиях, но такой ответ на хитрые вопросы сбил его с толку. Тем более что Лера продемонстрировала небольшой мешочек с кофе (Лера действительно любила кофе и, увидев в каюте бейлербея мешочек кофе и необходимые принадлежности, прихватила их с собой (мешочек с кофе взяла сама, а джезву и всё остальное сунула в один мешок с деньгами). За спиной Леры появился Мирко с этими самыми принадлежностями для варки кофе (видно, матросы, перекладывая деньги в бочки или ещё куда, добрались до того мешка) и торжественно произнёс, не исключено, что он слышал часть разговора Леры и Скорца:

— Вот, капитан, те вещи, что вы велели взять.

Скорца с удивлением смотрел на набор джезв, жаровню и мешочек с песком, который насыпался на специальную площадку, служившую крышкой жаровни, именно туда ставились джезвы, к этому всему ещё прилагался мешочек (и немаленький) с древесным углём, его засыпали в жаровню, и он там горел. Венецианец ошарашенно хлопал глазами, если это была добыча, захваченная на турецкой галере, то это была самая необычная добыча, какую он только видел! Мирко, увеличивая изумление венецианца, серьёзно добавил:

— Остальные мешки с кофе и углём мы поместили в трюм, вряд ли вам столько понадобится, но если надо будет, только моргните — сколько надо принесём!

Скорца посмотрел на этих сумасшедших с некоторым сожалением, они почти захватили галеру, пускай ненадолго, другие галеры должны были вот-вот подойти, но можно же было потратить несколько минут и поискать что-то более ценное, чем кофе и принадлежности для его варки! Так нет же, они таскали мешки с кофе и углём, подумать только, с углём! Точно сумасшедшие! Скорца видел, как носили мешки, но сколько их было разглядеть не сумел. Его по команде Држезича, которого Лера оставила вместо себя на капитанском мостике, отвлекли, а потом и вовсе оттеснили от того места, откуда было хорошо видно, что творится на атакованной галере. Лера, подтверждая, что кофейная добыча — это всё, что сумели забрать с той галеры, предложила, при этом тяжело вздохнув, словно сожалея о своей щедрости:

— Если хотите могу с вами поделится, кофе и углём.

— Уголь-то зачем? — ошарашенно спросил венецианец, Лера охотно пояснила:

— Это специальный древесный уголь, из очень ценных пород дерева, именно на нём готовится лучший кофе! Вообще-то, для того чтоб кофе получился изумительным, надо для его готовки использовать специальный песок, тогда жар от угля распределяется особым образом, позволяя кофе раскрыть весь свой вкусовой букет. Но извините, песок я вам не дам, у меня его мало, там больше не было, а мы весь унесли, но если хотите, можете к нам присоединиться, пока кофе будет вариться, я вам расскажу секреты его приготовления.

Скорца вспомнил, как Лера подробно отвечала на вопросы приставу городской стражи Коттора, побледнев, поблагодарил. Опасливо глядя на девушку, сказал, что отведает кофе, сваренный Лерой, и послушает о том, как его готовить, как-нибудь в другой раз, после чего быстренько отбежал от этой сумасшедшей подальше (насколько позволяли размеры корабля). Мирко, глядя вслед почти бегом удаляющемуся венецианцу, спросил у Леры:

— Думаешь, он поверил?

— Не знаю, — пожала Лера плечами и, улыбнувшись, добавила: — А сейчас я с девочками буду готовить кофе, по особому рецепту, на особом песке и таком же угле.

Девушки вынесли эту специальную жаровню с песком и принялись священнодействовать, несмотря на довольно сильный ветер (Трамонтата сменился на Юго, что нетипично для этой поры года) запах кофе чувствовался по всему кораблю, так как ветер дул в корму, а именно там варили кофе. От этого запаха нельзя было нигде укрыться, спрятавшийся от всех на носу Скорца недовольно морщился. А когда с кружкой кофе (обычно, из таких кружек моряки пьют не кофе, а напитки покрепче) пришёл один из его людей, сказав, что вот, сварили на камбузе и угостили, весь экипаж сейчас кофе пьёт, секретарь венецианского консула пришёл в бешенство. Этот запах, запах свежесваренного кофе преследовал Скорца до самой Венеции.

Глава четвёртая. Венеция, дуэль, интриги и необычное задание.

Уже несколько раз Трамонтата менялся на Юго, но "Белая чайка", источая аромат великолепного кофе и демонстрируя свои превосходные качества, ходко шла к своей цели. Давно уже миновали Трогир и Пулу, скоро должен был показаться маяк Сан Николо. Солнце, как и положено в это время года, было ближе к горизонту, а не к зениту, хоть и был уже полдень. На палубе, у кормовой надстройки, в шезлонгах расположились Лера и Франческа. На девушках, в отличие от Винь и Линь (эти были в своих неизменных синих костюмах), были надеты довольно тёплые платья. Они, ожидая, пока сёстры Сунь приготовят кофе, вели неторопливую беседу. Франческа, глядя на маявшегося у носовой надстройки Скорца, говорила подруге:

— А не слишком ли жестоко ты поступила с сеньором Энрике? Он не такой уж плохой человек, чтоб обрекать его на такие пытки.

— Не хочет пить кофе, так его никто и не заставляет, а запах... Ну, что поделаешь, если у кофе такой запах? Если не хочет нюхать, пусть зажмёт себе нос. Глаза тоже закроет, чтоб не видеть. Может, конечно, в свою каюту уйти, но... Там такой дух, что мимо пройти трудно, а не то что там сидеть. Вон он там, на баке, не один, вместе со всеми своими людьми.

— Надо не только заткнуть нос и закрыть глаза, а и заткнуть уши, — добавила повернувшаяся к девушкам Линь. Франческа удивилась:

— А уши-то зачем затыкать? Ими же слушают, а не нюхают!

— Полное отрешение от мира, а именно это позволяет сделать цельное восприятие его, даёт возможность полностью погрузиться в себя, — глубокомысленно, но несколько заумно, произнесла Линь. Винь пояснила, что имела в виду её сестра, почему-то хихикнув:

— Погружение в себя вызывает небывалое просветление! Этого можно достичь не только медитацией, но и единением с природой, недаром же они на палубе спят, несмотря на то, что холодно, для начала хотят достичь полного единения, а уж потом просветления и погружения.

— Да уж, какое тут просветление и погружение, когда так кофе пахнет, — с деланным сожалением вздохнула Лера, а потом, хитро прищурившись, посмотрела на Франческу: — Испытание запахом кофе позволяет укрепить дух и выработать стойкость к мирским соблазнам!

— Какое это испытание? Это пытка, самая настоящая и очень изощрённая, — фыркнула Франческа, принимая поданную ей Винь чашечку кофе. Некоторое время девушки молчали, смакуя божественный напиток, закончившие священнодействовать у турецкого кофейного агрегата, сёстры Сунь тоже с чашечками кофе устроились на шезлонгах, Винь с Лерой, а Линь с Франческой. Лера спросила у Франчески:

— Ческа, посоветуй мне что-нибудь приличное, где можно остановиться, ты же должна знать, где в Венеции что. Команда, те, кто сойдёт на берег, будут жить в одной из припортовых гостиниц, а мне и девочкам там как-то неудобно.

— Лера, зачем тебе идти в гостиницу? Остановишься у меня, у нас, конечно, не палаццо на гранд-канале, но дом большой, места хватит. Мы живём совсем недалеко от набережной Склавони, а это почти центр... — начала предлагать Франческа и запнулась, она вспомнила, что теперь не мы, она осталась одна. На глаза девушки набежали слезы. Лера поняла, что она вспомнила отца и, поменявшись местами с Линь, обняла подругу. Так они и сидели, когда к ним подошли Држезич, Сабович и Мранчич. Подошли с вопросом, что Лера намеревается делать с деньгами, сумма-то ведь огромная. Девушка ответила:

— В Коттор я их везти не собираюсь, сами понимаете почему. Думаю положить их в один из банков Венеции, да, деньги большие, но для местных банкиров вполне нормальные, они распоряжаются гораздо большими суммами. Положу не только свои, но и корабельные. Тратить нам их пока не на что, а в дальнейшем... всё может быть.

— Почему я интересуюсь, — пояснил свой вопрос (и не только свой) Сабович, — моя доля, как боцмана, не маленькая, а такие деньжищи носить с собой как-то не очень удобно. Когда будете договариваться с банкирами, спросите их, могут ли простые моряки хранить у них свои честно заработанные сбережения.

Лера посмотрела на Жданко и Влахо, после чего с некоторым сомнением сказала:

— Поговорить можно, но... вы же ходили на "Чёрной каракатице" а за её капитана венецианцами была назначена немаленькая награда, видно, он им сильно досадил. Не боитесь, что... — Лера сделала многозначительную паузу. Мранчич пожал плечами:

— А чего бояться? Награда была назначена за голову Дорматора, о его корабле речь не шла. Кораблём может владеть: сегодня один, а завтра другой. Корабль за действия своего капитана не отвечает. А команда — это как бы часть корабля. Тем более что она может легко поменяться, полностью поменяться. За поимку команды награду не назначают, но если чем-то таким прославился, то реи не избежать, это в европейских странах, турки на кол сажают. Да, Дорматор грабил всех, но в основном венецианцев, вот они его и не возлюбили. Почему венецианцев? Уж слишком они самоуверенны в водах Ядранского моря, до Коттора считают его своим, а дальше... там уже турки, их Дорматор боялся. Корматор, тот вообще трус, из Котторского залива редко выходит, сидит в Тивате и, как шакал, нападает на тех, кто себя защитить не может, подстерегает у Вериге и...

— А чего же его не поймают? Если знают, где его искать, — удивилась Лера, Жданко пояснил:

— Так я об этом говорил уже, сначала надо доказать, что разбоем занимается. В городе-то он, как добропорядочный гражданин, налоги платит, его даже городская стража защитит, если кто решит обидеть, вспомните Закулича. За вас бы никто не заступился, а как его — того, так сразу пристав прибежал, видно, кто-то из тех, с кем он дела вёл, пожаловался, что его делового партнёра обидели, окончательно обидели. У большинства купцов — рыльца в пушку.

Лера ничего не сказала, хотя хотела возразить, мол, в Котторе не такие уж и плохие люди, но вспомнила слова Мирко, что если у девушки там нет покровителей, то её могут и в рабство продать. А Тиват? Там тоже живут добропорядочные граждане, но пирату, который грабит проплывающие мимо суда, дали приют! Получается, что вполне добропорядочные граждане не менее добропорядочных городов могут давать приют пиратам. Лера вспомнила, о чём как-то говорили её отец и старший брат, а говорили они о выдаче каперских патентов для защиты жизненных интересов торговых домов города. А что такое каперский патент? Это разрешение грабить и захватывать корабли не только враждебных, но и недружественных городов. А какие могут быть недружественные города? Города, где живут конкуренты в торговых делах, пусть это даже соседний город! Вообще-то, если такого капера поймают, то могут его объявить пиратом, заявив, что его каперский патент не действителен. Но это будет в том случае, если поймали того капера, чей патент выдан более слабым городом. Лера задумалась, если она даже не представляла, что будет делать по прибытию в Венецию (помещение денег в банк не в счёт), то сейчас план дальнейших действий у неё уже возник. Будет ли "Белая чайка" кораблём "вольных пахарей" или, как в этот раз, возить небольшие, но ценные грузы (за особый груз венецианским консулом было заплачено так, словно это был груз перца и им трюм был забит под завязку) время покажет. Но что бы Лера не решила делать дальше, каперский патент не помешает, и не чей-нибудь, а венецианской республики! Венеция самое сильное государство на Ядранском море, с ней не сравнятся ни Коттор, ни другие города Котторского залива, ни Трогир, ни Сплит, не говоря уже о Задаре и Риеке, эти города уже давно были под контролем венецианцев. Конкуренцию Венеции составляла Рагуза, но туда Лере сейчас соваться совсем не хотелось.

"Белая чайка" бросила якорь у входа в канал Джудекка, тут уже стояло несколько судов, ожидающих своей очереди для разгрузки. К борту корабля тотчас подвалил гребной катер, и на палубу поднялись несколько чиновников таможенной службы, но сразу приступить к своим обязанностям они не смогли. Их перехватил Скорца, что-то им показав, после чего загрузился со своими людьми и сундуком ценного груза в катер таможенников и уплыл. Лера, и не только она, недовольно поморщилась, ценный груз, сопровождаемый секретарём венецианского консула в Котторе, довольно неприятно пах. Мирко, который проинспектировал свою каюту после отбытия этих пассажиров, недовольно сказал:

— Там такой запах, будто один из них умер, сразу после нашего отплытия из Коттора! Как они там могли находиться! Недаром же они последние ночи на палубе проводили.

— Может, уважаемому консулу потому и не нравился запах кофе? Он предпочитает совсем другие ароматы? — предположила Лера. Потом пригласила начальника таможенников, красавца мужчину, которого нисколько не смутил запах, исходящий от груза, сопровождаемого его соотечественниками: — Сеньор, пока ваши люди осмотрят корабль, не выпьете ли с нами чашечку кофе, заодно посмотрите судовые документы.

Документы были в порядке, груза у "Белой чайки" как такового не было, если не считать дурно пахнущего сундука, который утащили люди, прибывшие с сеньором Скорца, поэтому со всеми формальностями было покончено быстро. Единственный вопрос был задан старшим таможенником Лере, когда ему доложили о золоте, находящемся в трюме:

— Уважаемая сеньора капитан, не скажете ли мне, откуда и куда вы везёте такую огромную сумму? Такие деньги... а вы идёте без конвоя, не опасно ли это?

— Сюда, и уже привезла, а не боюсь ли? Конечно, боюсь, но Матерь Божья, заступница моряков, нам покровительствовала и нам удалось отбиться от турок. А потом происшествий не было, — ответила улыбающаяся Лера. Таможенник вопросительно приподнял бровь, девушка продолжила объяснения: — Видите ли, я богатый человек, но в Котторе или другом городе залива мои деньги не будут в сохранности. Вы спросите, откуда столько, отвечу — это наследство, мой бедный отец был одним из арнаутских князей, но сарацины лишили его этого титула вместе с головой, но он успел малую часть богатств нашей семьи вывезти, поскольку я сопровождала груз, то осталась в живых. Единственная из всей семьи, остальные погибли!

Таможенник поперхнулся кофе, если то золото, о котором ему доложили — малая часть, то каково должно быть всё! Понятно, почему турки (вернее, тамошний бейлербей, а правители провинций весьма алчные ребята) решили этого князя... А откуда богатства у князя? Возможно, ещё со времён древних иллирийцев накоплены, горы там подходят к самому морю и недаром называются Проклетие! В эти труднопроходимые горы из завоевателей мало кто решался заходить. Труднодоступные горы и воинственный народ, их населяющий, отбивали всякую охоту там воевать. Что скрывали те горы, вернее, селения, там расположенные, знали только там живущие, но, видно, о богатстве одного из князей стало известно турецкому наместнику, он организовал туда поход, и князь не смог отбиться от превосходящих сил. А девушка с грустью это подтвердила:

— Воины моего отца сражались как львы, но врагов было слишком много, хотя их полегло в пять раз больше, но... — Леера закрыла лицо руками, изображая горе, но при этом сквозь пальцы внимательно наблюдала за своим собеседником. Тот, изображая сочувствие, не менее внимательно смотрел на девушку, ему о ней было многое известно, но только то, что сумел разузнать венецианский консул в Котторе. О том, что эта девушка наследница одного из горных князей, и то, что она обладательница огромного богатства, ничего сообщено не было. К тому же все бумаги, ею предъявленные, были выписаны на Валерию Бегич, нельзя сказать, что среди далматинцев это очень распространенная фамилия, но не такая уж и редкая. Но среди известных правителей того края не было никого с такой фамилией. Об этом этот не в меру любопытный таможенник и поинтересовался. Лера ответила:

— Да, сеньор Чануто, это не та фамилия, которую я должна носить, но сами понимаете, я не могу открыто назваться своим настоящим именем. Но я надеюсь, что сенат Венеции со снисхождением отнесётся к бедной беглянке (при этих словах сеньор Чануто снова поперхнулся), я надеюсь не только на участие сената, но и на вашу помощь. Я хочу поместить мои деньги в банк Чануто.

Один из руководителей тайной службы при совете десяти понял, что дальше выдавать себя за простого таможенника не удастся. Он поинтересовался, откуда девушка-капитан его знает? Была ли раньше она в Венеции? Лера, слегка склонив голову, словно отдавая дань высокому положению своего гостя, сказала:

— Нет, сеньор Адриано, раньше я не имела такого счастья побывать в вашем великолепном городе, но я много о нём слышала и не только хорошего, надеюсь — в этом я обманулась. И вас я раньше не встречала, мне о вас сказала Франческа.

Только сейчас Чануто обратил внимание на девушку, в платье ещё более скромном, чем у Валерии Бегич, сидевшую как бы в её тени и скрывавшую своё лицо под вуалью, которая не мешала ей пить кофе. Девушка подняла вуаль, и Чануто её узнал, это была Франческа Паоло! Мужчина смутился, занятый проверкой судовых документов и увлекательным рассказом капитана корабля, он совсем не обращал внимания на вторую девушку, сидевшую рядом с сеньорой Бегич. Лицо незнакомки было спрятано под вуалью, но по фигуре и той части лица, что была открыта, ведь можно было определить, что это молодая девушка. К тому же не обращать на неё внимание было ошибкой, ведь Чануто знал, что на этом корабле должна приплыть Франческа Паоло! Воистину — золото слепит глаза! Впечатление от огромной суммы денег заслонило всё остальное! То, что произошло дальше, снова удивило Чануто, две маленькие девушки, варившие кофе, которых он принял за служанок, устроились: одна рядом с капитаном, а вторая — с Франческой! Этих девушек, одетых как турчанки в широкие шаровары и просторные рубашки (для них такую одежду купили в Котторе, и она Линь и Винь очень нравилась), Чануто тоже узнал! Знал он и то, что отец этих девушек погиб при захвате испанского галеона пиратами, поэтому офицер тайной службы, переставший изображать таможенника, выразил свои соболезнования. При этом поцеловал руку Франческе (и делал это немного дольше, чем положено в таких случаях), а вот девушкам из страны Цинь руки целовать не стал, немного поколебавшись всего несколько мгновений, тоже поцеловал Лере руку. После того как поцеловал Лере руку, предложил ей свою дружбу, объявив, что он с сеньорой Паоло старые друзья (Франческа этого не отрицала) и тут же попросил рассказать эту увлекательную историю о том, как был захвачен испанский галеон. Лера начала с того, что корабль, на котором она плыла, утонул при столкновении (если на ботик внимательно посмотреть, то его можно зачислить в разряд морских судов), и ей пришлось перебраться на галеон. Как это произошло, Лера не стала уточнять, как и не стала рассказывать, где в это время было то золото, что сейчас на "Белой чайке". Потом был увлекательный рассказ о её поединке с предводителем пиратов, из которого она вышла победительницей (о событиях, предшествующих этой героической схватке со страшным и кровожадным пиратом, Лера умолчала). Чануто слушал, при этом чуть заметно, но довольно скептически улыбался, Франческа охала, переживая, Линь и Винь слушали с каменными лицами, изредка кивая. Это кофепитие продолжалось довольно долго, вслед за Лерой историю своего спасения рассказывала Франческа. Настоящие таможенники маялись, ожидая начальство, занимающее гораздо более высокое положение, чем своё, ведомственное. Если бы это был их начальник, может, они бы как-то и выразили своё недовольство, а так... собравшись у баковой надстройки, недовольно бурчали, но делали это тихо и с радостными лицами. Только под вечер, вернувшийся после первого рейса, таможенный катер отошёл от "Белой чайки", такое длительное пребывание таможенников на этом корабле многих удивило, наблюдавшие с берега и с других судов теперь гадали — что же таможенники так долго там искали? Чануто предложил Франческе довезти её к дому, но она отказалась, сказав, что оставшуюся ночь проведёт на корабле с Лерой, а потом они вместе поедут в каса Паоло. Франческа сказала то, что говорила раньше, вроде как обращаясь к Лере, но при этом посматривая на Чануто:

— Каса Паоло — это не палаццо на Гранд канале, стоит немного в стороне, но тоже в центре, и он достаточно просторный, нам там места хватит, — девушка теперь уже прямо посмотрела на Чануто и для него добавила: — Я была гостьей у Леры, теперь её пригласила, и она не отказалась, не только она, Линь и Винь тоже приняли моё приглашение.

Чануто посмотрел на сестёр Сунь, сейчас их до этого бесстрастные лица светились улыбками. Он никак не мог понять статус этих девушек, они варили кофе и подавали его, но при этом сидели за столом с Франческой и Лерой как равные. Если они служанки, то сидеть за одним столом с хозяйкой, и не только за столом, но и в одном кресле — это нарушение всех приличий. Но если они равны Лере и Франческе по положению, то почему они варят кофе и подают его? Фактически прислуживают! Франческа их позвала к себе в дом, и они приняли приглашение, значит они ей равны по положению, но почему же тогда... Адриано Чануто потряс головой, его рассуждения уже пошли по кругу, и похоже — этот круг замкнутый! Лера, увидев растерянность венецианского аристократа, мягко произнесла:

— Чтоб вам было понятно, сеньор Адриано, Линь и Винь клиенты моего дома, очень близкие клиенты.

Чануто вздохнул с облегчением — ему стало понятно положение этих двух девушек из страны Цинь. Но остался вопрос, когда они, недавно гостившие в Венеции со своим отцом, стали близкими клиентами Валерии Бегич, но с другой стороны, если такое произошло, то она занимает достаточно высокое положение, чтоб предоставить им такой статус или сделать своими вассалами, что вероятнее. Именно эта догадка младшего Чануто подтвердилась на следующий день, когда к "Белой чайке" подошёл катер торгового дома его отца. Это была не гондола с одним гребцом, в которой может уместиться шесть-семь человек, а многовесельный баркас, предназначенный для перевозки не только пассажиров, но и груза. В катер что-то долго грузили, а что, с пристани разобрать было нельзя, так как корпус "Белой чайки" не позволял это увидеть. Катер зашёл к кораблю, так и не ставшему у пристани, со стороны моря. Когда же катер направился к Гранд каналу, то стало видно, что его осадка значительно увеличилась, хотя из пассажиров там были только Адриано Чануто и четыре девушки. Видно, вёз он что-то очень ценное, так как за этим катером шёл ещё один с охранниками банка Чануто. Этот катер закрыл первый, когда тот подошёл к служебному входу в банк. Служащие банка быстро перетащили всё то, что привёз этот катер, если бы эти мешки (на "Белой чайке" монеты так и оставили в тех же мешках, в которых они были на турецкой галере) увидел Скорца, то он узнал бы их, но он их не видел. В помещении банка Лера, Франческа, Линь и Винь пробыли почти до вечера, а потом отправились в каса Паоло так, как это принято в Венеции — наняв гондолу.

В малом зале для совещаний дворца Дожа Венеции (такой зал был не один, их было несколько), больше похожем на большую комнату, за столом сидело несколько человек, которые, кроме Адриано Чануто, были сенаторами и членами совета десяти. Эти люди только что выслушали доклад Энрике Скорца, после чего один из сенаторов сделал жест, позволяющий удалиться эмиссару тайной службы. Сделавший жест повернулся к Адриано Чануто и чуть поднял бровь. Один из руководителей тайной службы при совете десяти встал и стал докладывать:

— Это очень похоже на правду, упаковка золота соответствует описанию Скорца, вполне возможно, что оно было захвачено на турецкой галере. Но если это так, то эта девушка капитан корабля точно знала, что оно там находится и предприняла соответствующие действия. Не исключено то, что она хотела не захватить, а именно вернуть себе принадлежащее. Со слов Скорца нам известно, что корабль сеньоры Бегич, выйдя из Коттора, не сразу пошёл в Венецию, как это было объявлено, а повернул на юг. Всё было представлено так, будто выбранному первоначально курсу помешал шторм, но "Белая Чайка", так называется корабль сеньоры Бегич, оказался очень близко к берегу, как раз там, где в бухте пережидала шторм интересующая эту девицу галера. А далее, демонстрируя испуг, Бегич стала убегать, наверняка зная, что турки за ней погонятся. А это может быть лишь в том случае, если она хорошо знала бейлербея или того, кто был ответственен за перевозку золота. Мешки, в которых было это золото, имеют клеймо канцелярии арнаутского бейлербея, но монеты там в основном цехины венецианской чеканки. Есть и другие, но их мало. Если бы это была турецкая казна, то там бы преобладали монеты их чеканки. Но я немного отвлёкся. Откуда сеньора Бегич могла знать бейлербея или одного из чиновников его канцелярии? Настолько хорошо знать, что смогла предугадать его действия? Только если она с ними тесно общалась или была близка к тому, кто это делал. А кто это может быть? Если он не турок, то кто-то из местных князей. С большой вероятностью можно сказать, что рассказанное сеньорой Бегич правда, пусть не вся, но правда. В пользу именно этой версии говорит то, что захваченный пиратский корабль был переделан именно для таких действий и команда набрана соответствующая.

— Об этом, сеньор Адриано, расскажите поподробнее, как был захвачен "Синко Льямас". И почему он был захвачен, этого же не должно было произойти! Из донесения нашего консула в Котторе стало известно, что галеон был захвачен пиратами! А потом его отбила эта девица, в придачу захватив пиратский корабль. Хоть в одном польза — пират, бесчинствовавший на наших торговых путях в южной Адриатике, получил по заслугам. За его голову, как и было обещано, выплачено вознаграждение, правда, оно досталось не тому, кто должен был его получить, сеньора фортуна любит пошутить. Так что вам стало известно? Вы долго общались с этой девицей, сеньор Адриано. Вам даже удалось уговорить её поместить деньги в банк вашего отца! — один из сенаторов выразительно посмотрел на сидящего рядом с ним, тот улыбнулся. Младший Чануто, не обратив внимания на подначку, продолжил:

— Да, эта комбинация была задумана нашей тайной службой. Пират, по имени Дорматор, грабил наши суда, но в то же время он был очень осторожен, избегал всех наших ловушек. Капитану "Синко Льямас" было сообщено о награде за голову этого пирата, и он повёл свой корабль именно таким маршрутом, чтоб его корабль прошёл тот район у берега, где бесчинствовал этот пират. А пирату через одного из его друзей намекнули о несметных сокровищах, что вёз галеон. Пират должен был на это клюнуть, так и произошло — он напал. Но каким-то образом его команда сумела одолеть испанцев. Ошибкой их капитана было ещё то, что он не использовал артиллерию своего галеона, намного превосходящую ту, что была на пиратском корабле.

— Естественно, чтоб получить награду, надо было предъявить доказательство гибели пирата, его труп или хотя бы голову. Вот испанец и не стрелял, чтоб не утопить доказательства. На свою голову не стрелял. Признаться, я, и не только я, сразу не поверил, когда пришло донесение от нашего консула в Котторе, — вмешался в рассказ Чануто сенатор, ранее просивший подробнее рассказать. Кивнув, он попросил: — Продолжайте, сеньор Адриано.

— Да, доказательство, которое привёз Скорца, более чем убедительно. Пирата, вернее, его голову опознали три свидетеля. Награда была выплачена вполне справедливо — пират был убит. Сеньора Валерия утверждает, что это сделала она, сеньора Франческа это подтверждает. Она была свидетельницей того поединка. Тут, правда, есть одна неясность — непонятно, как сеньора Бегич оказалась на галеоне, сама она говорит, что корабль, на котором она плыла, погиб, был раздавлен. Если его таранили, то непонятно, как сеньора Валерия и её люди спаслись, хотя... возможно, её корабль погиб от удара о борт галеона, но они успели на него перебраться, а там как раз сражение закончилось, почему-то победили пираты. Как говорила сеньора Паоло, шёл грабёж, её хотели изнасиловать всей командой, но тут вмешалась сеньора Бегич, она бросила вызов пиратскому капитану, непонятно почему он его принял, очень может быть, что его же команда им была недовольна, а девушка не показалась ему серьёзным соперником. Вот он и решил устроить маленькую демонстрацию своей свирепости для поднятия авторитета, а может, людей у Бегич в тот момент было больше, и пират не мог отказаться от поединка. Скорца говорил, что пиратский корабль и галеон с трудом довели до Коттора, настолько там были малочисленные команды. В некоторых из этих моряков он узнал тех, что плавали с пиратским капитаном. Очень похоже, что они перебежали на сторону победителя.

— В этом нет ничего удивительного, у пиратов так всегда бывает. Если их не убили сразу, то они переходят на сторону победителя, — кивнул один из сенаторов и поинтересовался, что сеньору Чануто удалось узнать о дальнейших планах этой, в высшей мере инициативной, девицы. Адриано продолжил свой доклад:

— Как вы уже знаете, сеньора Бегич положила в банк довольно значительную сумму ("В ваш банк", — не смог удержаться от ехидной реплики один из сенаторов, который интересовался, как был захвачен испанский галеон), теперь она хочет купить себе дом в Венеции. Именно дом, а не апартаменты, не дешёвый дом, хоть и не на Гранд канале, но где-нибудь в центре.

— Вот как, — приподнял бровь ещё один сенатор, остальные, кроме старшего Чануто, тоже выразили своё удивление. Этот же сенатор выразил своё одобрение: — Похвально, очень похвально осесть в нашем великолепном городе — это правильное решение. А она ничего не говорила о том, куда она хочет вложить своё золото? Деньги лежать не любят, они должны работать, иначе какой бы не была большой сумма, она исчезнет, развеется как дым. А что она намеревается делать со своим кораблём? По словам Скорца, это неплохой кораблик, быстрый и неплохо вооружённый как для галеаса таких размеров. Если она хочет его продать, то покупатели найдутся быстро.

Сенатор явно намекал на себя, но ответ младшего Чануто был не таким, как ожидал этот и остальные сенаторы, и немного их разочаровал:

— Сеньора Бегич не собирается продавать свой корабль и распускать команду. Очень умело подобранную команду, надо сказать, что люди ей очень преданны. В этом я вижу ещё одно доказательство правдивости её слов, такое отношение может быть у вассалов к сюзерену. Возможно, большинство моряков — люди её отца, хотя и в Котторе было много набрано. Но и в этом случае могли брать только своих. А что касается дальнейших планов сеньоры Валерии... она выразила желание получить каперский патент и просила посодействовать ей в этом.

— Ну что ж, — подал голос до этого молчавший сенатор, остальные, а некоторые хотели что-то сказать, почтительно замолчали. Этот сенатор величаво продолжил: — Если эта молодая особа этого хочет, то вы, Адриано, посодействуйте. Каперский патент, выданный нашей канцелярией ко многому обязывает. Вряд ли она задумала что-то такое, что будет во вред республике.

— Должен вам напомнить, сеньор Бартоломео, она уже нанесла вред республике, захватив испанский галеон, — почтительно произнёс сенатор, которого ранее волновала судьба испанского корабля. Тот, которого назвали Бартоломео, усмехнулся:

— Я в курсе ваших проблем, сеньор Винетти, испанский консул, посетив вас, намекнул, что христианнейший король очень недоволен и требует примерного наказания виновных. Можете консулу сообщить, что виновные наказаны и предъявить ему голову того пирата, думаю, сеньор посол останется доволен, особенно когда эту голову унесут. Она хоть и засолена, но всё же... — дож Венеции, а это был именно он — Бартоломео Орсиенто, пошевелил в воздухе пальцами, словно разгоняя тот запах, что исходил от плохо засоленной головы Дорматора (это же не съедобный продукт, чего на это тратить драгоценную соль? Вот котторский консул сиятельной республики и сэкономил.). Хоть запах от продемонстрированного Скорца вещественного доказательства давно выветрился, сенаторы дружно поморщились. Орсиенто продолжил: — Насколько я понял, эта, в высшей мере инициативная, девица подобрала уже бесхозный корабль, экипажа на нём-то уже не было. А такая находка принадлежит тому, кто первый её нашёл. Эта сеньора ничего не нарушила, и испанцам её не в чем обвинить, а если подсуетятся, то могут выкупить у котторцев свой галеон.

Это совещание ещё долго продолжалось, а поскольку вопрос девушки капитана был не единственный, то участвовавшие в нём разошлись только под утро.

Лера открыла глаза и потянулась, она даже не догадывалась о тех своих хитроумных замыслах, которые столь блестяще осуществила, о которых почти всю ночь говорили сенаторы и дож республики. Девушка потянулась и зевнула, повернувшись на бок, встретилась с такими же чёрными глазами, как у неё. Улыбнувшись, Лера спросила:

— Ческа, я так поняла, это твоя спальня. Большая ванна — это хорошо, это я понимаю, а зачем такая огромная кровать?

Вчера, после посещения банка, девушки отправились к Франческе, пригласившей их всех. Каса Паоло стоял не самой набережной Склавони, а на одном из каналов, уходящих от неё, до площади Святого Марка можно было добраться посуху, сначала по улице-дорожке вдоль канала, а потом по широкой набережной. Набережная Лере очень понравилась — широкая, а из стоящих на ней домов видно море и рейд с кораблями. Лера сказала Чануто, сопровождавшему девушек, что хочет купить дом именно в этом месте. После того как положили деньги в банк (это сделала не только Лера, хотя у неё времени это заняло больше, чем у остальных), любезный сеньор Чануто, не отходивший от девушек, устроил им довольно продолжительную экскурсию по городу. Город показывали Лере, потому что Франческа его и так знала, а Винь и Линь тут жили около полугода и у них было время осмотреть достопримечательности. До каса Паоло добрались, когда уже начало темнеть. Пока нагрели воду для ванны, успели поужинать (за продуктами в ближайший ресторанчик сбегала Имелда, служащая у Паоло). Пока две служанки готовили ванну, Франческа рассказала Имелде, сначала обрадовавшейся быстрому возвращению сеньориты, о своих приключениях, женщина даже всплакнула, когда услышала о гибели сеньора Паоло.

Ванна была не такая большая, как бочка в гостинице Коттора, поэтому девушкам пришлось мыться по очереди, сначала Лере с Франческой, потом Винь и Линь. После ванны Леру, завернувшуюся в простынь, увлекла за собой Франческа, сопровождаемая то ли укоризненными, то ли одобрительными взглядами Имелды. Как оказалось, Франческа потащила Леру в свою спальню и уложила в свою кровать. Но Лере было не до таких мелочей (или приличий), добравшись до кровати, она моментально уснула. Проснувшись, девушка немного полежала, наслаждаясь прикосновением к телу мягких шёлковых простыней, совсем не таких, как полотняные и где-то даже грубые, что были на корабле, а потом начала расспрашивать подругу, лежащую рядом (между девушками могло поместиться ещё три человека):

— Ческа, так зачем тебе такая большая кровать? Только не говори, что ты тут гостей принимаешь, сразу нескольких. Ну признавайся!

— Да ну тебя! — отмахнулась Франческа и попыталась пощекотать Леру, та оказала активное сопротивление.

— Гм, — вошедшая Имелда увидела двух голых девушек (большое одеяло в процессе борьбы упало на пол) кувыркающихся в кровати. Женщина, стараясь привлечь к себе внимание, громким голосом сказала: — Я тут принесла халаты. Ваша одежда, которую вчера постирали, сеньора Лера, ещё не высохла. Вы, сеньора Франческа, можете воспользоваться своим гардеробом, там всё чистое и выглаженное.

Посмотрев на поджавшую губы Имелду, Франческа укоризненно сказала:

— Вот, Лера, своими приставаниями ты меня компрометируешь!

— Интересно, кто это кого компрометирует? Затащила меня в свою огромную кровать, полночи гладила, как будто на корабле мы не рядом спали, а теперь ещё и обвиняешь меня в чёрт знает в чём! — возмутилась Лера и повалила счастливо засмеявшуюся Франческу на кровать. Та заявила, что на корабле такой возможности не было, так как они совсем не раздевались и, вообще, откуда это Лера знает, она ведь всегда крепко спала! Ещё немного повозившись, девушки стали одеваться. Если Франческа надела платье с многочисленными застёжками, завязками и крючочками, то Лере было проще, она накинула халат. Халат был большой и мягкий, девушка аж зажмурилась от удовольствия. Имелда, уже с улыбкой наблюдавшая за девушками, сообщила, что одна из сестёр Сунь, как она сказала, отправилась на корабль за вещами, а вторая сидит внизу, там к сёстрам пришёл молодой человек. Девушки спустились на первый этаж (спальня Франчески была на втором этаже), там, в большом холле-приёмной, в кресле сидел Адриано Чануто и спал! Напротив него сидела Винь и напряжённо смотрела на спящего, словно чего-то боялась, то ли того, что Чануто разбудят, то ли того, что он сам проснётся и безобразничать начнёт. Девушкам сварили кофе и принесли эклеры, девушки не спеша начали завтракать, тихо переговариваясь. Может, молодой человек их услышал, а может, его разбудил запах кофе, он встрепенулся и открыл глаза. Девушки поздоровались, Адриано долго извинялся, потом целовал девушкам руки, если к руке Винь он только прикоснулся, а Лере поцеловал, то к руке Франчески, как потом сказала Лера, надолго припал губами.

— Кофе будете? — спросила у Чануто Лера, после того как закончилось целование рук. Предлагая кофе, Лера честно предупредила: — Кофе не такой хороший, как у меня на корабле, Винь принесла зёрна из ближайшего ресторанчика.

Чануто от кофе не отказался, но после того как выпил, поинтересовался, завтракали ли девушки, и пригласил их в ресторан на площади Святого Марка. Но сразу туда не пошли, подождали, пока Лера переоденется в принесенное Линь с "Белой чайки". Потом долго гуляли по площади, любуясь архитектурным ансамблем и величественным собором Святого Марка. Поднимались и на Кампанилу, откуда открывался великолепный вид на город. Вообще-то, на Кампанилу посторонних не пускают, но для девушек сделали исключение, после того как Чануто поговорил со стражей. Во время этой прогулки за девушками увязалась группа молодых людей, Лера это заметила, но не придала значения — мало ли зевак ходит по площади, а их компания не могла не привлечь внимания.

В ресторане на жительниц страны Цинь удивлённо косились как посетители, так и официант. Просто одетых девушек (в синие брючные костюмы) сразу приняли за служанок, а глядя на Леру, тоже одетую в брюки, решили, что она парень, ухаживающий за Франческой и пользующийся взаимностью, уж очень та бросала красноречивые взгляды на свою подругу. Молодые люди, которые ходили за девушками во время их прогулки по площади, тоже зашли в этот ресторан и заняли соседний стол.

Пока ждали заказа, Чануто говорил, обращаясь к Лере (хотя глазами косил на Франческу):

— Ваша заявка на каперский патент будет рассмотрена в ближайшее время, но сами понимаете — канцелярская волокита, это займёт не меньше пяти дней, но патент вы получите, это я вам гарантирую.

Лера чуть нахмурилась, показывая, что ей хотелось, чтоб эта бюрократическая процедура прошла как можно быстрее, Чануто развёл руками, мол, такой порядок и он его изменить не может. А Франческа не смогла скрыть своей радости, о чём и сказала:

— Ой как хорошо! Лера, погостишь у меня, а через три дня начнётся карнавал, это так замечательно! Ты сама увидишь!

— А сколько длится карнавал? — поинтересовалась Лера и, услышав ответ, расстроилась: — Две недели! А потом сразу Великий пост! Так мы и до Пасхи тут просидим!

— А вы куда-то спешите? — поинтересовался Чануто, Франческа накрыла руку Леры своей, успокаивая расстроенную подругу, а та состроила обиженную рожицу. Всё это не укрылось от компании за соседним столиком, заставив нахмуриться одного из сидящих там. Он поднялся и решительно шагнул в сторону девушек.

— Вот, рекомендую, каракатица в собственных чернилах с полентой, попробуйте, это очень вкусно, — предложил Адриано Лере, показывая на принесенное официантом блюдо. Франческа подтвердила, что действительно это очень вкусно, Лера и сёстры Сунь пододвинули тарелки к себе поближе.

— Ой, извините... хотя перед кем я извиняюсь? — произнёс моложавый человек, якобы проходивший мимо и задевший тарелку Леры. Подлива выплеснулась на её одежду и тёмным пятном расплылась на белой рубашке. А нахал, сделавший это, улыбаясь, продолжил, обращаясь к Чануто: — Не ожидал от вас, Адриано, что вы приведёте в это приличное место простолюдинов. Чтоб впредь подобного не было, я вынужден пометить чёрным...

Человек, как сейчас стало заметно, старающийся выглядеть молодо и очень нарядно одетый, протянул руку к тарелке Леры, намереваясь её схватить. Но девушка его опередила — схватив свою, надо сказать, не маленькую тарелку, вывернула её на голову нахалу. Он попытался что-то сказать, весьма гневное, но Лера не дала ему это сделать, резким ударом руки девушка заткнула рот наглецу куском сползающей из тарелки густой поленты. За соседним столиком, где сидели спутники этого нахала, стих смех. Лера, широко улыбнувшись, сказала в наступившей тишине:

— По-моему, такой головной убор к лицу этому уже не совсем молодому человеку, как и дополнение к его костюму. Одно плохо — теперь на него мухи садиться будут, хотя... мухи обычно на это и садятся.

— Ты!.. Да я тебя!.. Как ты смеешь!.. Ты!.. — наглец, выплюнув кусок поленты, остальное размазал по лицу. Задыхаясь от гнева, он пытался что-то ещё сказать, но Лера не дала ему это сделать, вежливо произнеся:

— Воспитанные люди сначала называют себя, а уже потом плюют кашей в собеседника, но при этом никогда не тыкают, как некоторые уроды, у которых каша изо рта вываливается так, что на собеседника брызги летят!

Мужчина, потерявший свой лоск, очередной раз задохнулся от возмущения и попытался ударить девушку, но та, увернувшись, сместилась в сторону, заставив облитого кашей франта разворачиваться за ней. Лера подпрыгнула, и её колено встретилось с подбородком мужчины, второй удар был нанесён рукой — по носу, удары были не столько сильные, сколько ошеломляющие. Побитый франт отшатнулся, а Лера, воспользовавшись появившимся пространством для замаха, с разворота ударила его ногой в челюсть. Это удар был уже сильный, мужчина упал, при этом опрокинул столик, за которым раньше сидел.

— Уширо маваши гери выполнен плохо, медленно и с длинным замахом. Такой удар можно легко перехватить или увернуться, — невозмутимо прокомментировала действия Леры Линь, Винь согласно кивнула и очень серьёзно добавила:

— Да, это никуда не годится! Придётся Лере ещё работать и работать!

Упавший человек, на котором теперь висели кроме каракатицы и кусков поленты какие-то салатики и макароны в экзотической подливе, поднялся и с ненавистью посмотрел на Леру. Не только он поднялся, пришлось встать и его товарищам, на которых опрокинулся стол, теперь их богатые костюмы были украшены различными изысканными кушаньями. Они с гневом смотрели на девушку, на которой были штаны, широкая белая рубашка и синий жакет. Определить, что Лера девушка, было очень трудно, её маленькую грудь скрывала широкая рубашка с пышными кружевами и жакет, правда, волосы, затянутые в хвост, были длиннее, чем обычно носят мужчины, но это, как говорится, дело вкуса. Скромный костюм дополняла тонкая, чуть изогнутая на конце сабля, простые ножны которой были пристёгнуты к широкому поясу. Если этот невысокий, худенький паренёк (как думали те, кто не знал Леру) хочет походить на девушку — то это его дело, а вот то, что ему оказывает знаки внимания такая красавица, как Франческа, это уже возмутительно! Один из украшенных съестным парней это и сказал. А тот, которого Лера сбила с ног, проревел, что такое оскорбление можно смыть только кровью, и если бы нахальный юнец не был простолюдином, то... Лера, потемнев лицом, сказала:

— Я намного знатнее вас, сеньор Чануто это может подтвердить! Вы же, если судить по вашему поведению, даже не пополан, а люмпен, где-то укравший деньги! А чтоб смыть всё, что на вас висит, вашей крови не хватит.

— Я Адольфо Изеринни! Я...

— Грязный шут, место которого в канале! — быстро закончила фразу девушка, при этом ехидно улыбнувшись. Изеринни налитыми кровью глазами посмотрел на Чануто, тот, пытаясь погасить разгорающийся конфликт, выставив руку ладонью вперёд, произнёс:

— Адольфо, успокойтесь, капитан Бегич действительно очень знатного происхождения.

Если Чануто, назвав Леру капитаном, хотел подчеркнуть её высокое положение, то эффект от его слов получился совсем неожидаемым. Изеринни успокоился и, холодно глядя на Леру, сказал:

— Если это действительно так, то как человек благородный, вы не можете не ответить на мой вызов. Я вас вызываю! Поединок состоится немедленно, посмотрим какого цвета у вас кровь!

— Но, Лера, вы же не можете... — начал теперь уже растерявшийся Чануто, Лера мягко ему сказала, не давая договорить:

— Ну почему же не могу? Это мне вполне по силам, Адриано, не окажете ли мне честь стать моим секундантом?

Чануто хотел возразить или что-то другое сказать, но его руку накрыла своей Линь, отрицательно покачав головой. Точно так же остановила Франческу Винь, при этом своей маленькой ладошкой крепко сжав руку девушки. Лера чуть заметно кивнула своим циньским подругам, показывая, что они всё сделали правильно.

Местом для дуэли стала небольшая площадь, до которой прошли, перейдя по мостикам два канала. Место было не такое уж широкое, с одной стороны — глухая стена какого-то дома, с другой — канал. Дуэлянты встали в центре площади, секунданты под стеной, болельщики за спинами собирающихся драться. Адольфо снял свой камзол, оставшись в когда-то белой рубашке. Лера сняла жакет, её тоже белая рубашка была испачкана, но это не мешало пышным кружевам скрывать грудь девушки, конечно, если присмотреться, то можно было бы заметить небольшие выпуклости. Но до разглядывания ли таких мелочей тому, кто собрался драться насмерть, не только ему, но и тем, кто его поддерживает. Изеринни несколько раз картинно махнул своей длинной шпагой и встал в стойку, стараясь как можно более красиво выглядеть, при этом громко заявив:

— Сеньора Паоло, эту победу я посвящаю вам!

— Этого придурка погонять или убить сразу? — громко поинтересовалась Лера и тихо спросила у Франчески: — Ческа, он тебе дорог или всё-таки его убить?

— Лерочка. Делай с ним всё что хочешь, только...

Франческа не договорила, Изеринни стремительно атаковал Леру, ему так казалось, что стремительно. Лера, только что стоявшая к нему почти спиной, отскочила в сторону и с силой пнула его ногой. Молодой человек, поменяв траекторию движение, полетел в канал.

— Это не по правилам, это не благородно! — возмутился секундант Изеринни, Чануто возразил:

— А атаковать, когда противник стоит к тебе спиной — благородно?

— Да! К тому же в правилах нигде не сказано, что нельзя купать своего противника перед боем. Может, мне с грязным противно драться, — заявила Лера секунданту Изеринни. Тот не нашёлся, что сказать, только смотрел, как друзья вылавливают Изеринни из канала. Лера учтиво спросила, обращаясь к своему противнику: — Вы хорошо помылись? А то от вас, извините, был такой запах, что просто жуть! Как вас в ресторан пустили?

Парень зарычал и пошёл на Леру. Теперь он уже не пытался делать длинные выпады, идя на девушку, он старался нанести рубящий удар, быстро махая своей шпагой сверху вниз и из стороны в сторону. Лера, не пытаясь отбивать эти удары, только пятилась, уворачиваясь, но площадка была маленькая и скоро ей отступать стало некуда. Последовал завершающий удар, Изеринни рубанул сверху вниз, таким ударом нельзя было располовинить своего противника как саблей, но если бы этот выпад достиг цели, он стал бы смертельным для Леры. Казалось, это и произошло, ведь отступать ей уже было некуда! Шпага Изеринни свистнула, опускаясь, а вслед за ней упало и его тело. К распростёртому на земле лицом вниз Изеринни подошёл его секундант и потормошил за плечо, потом перевернул тело, не подающее признаки жизни, вокруг которого увеличивалась лужа крови. На горле Изерини была глубокая рана. Секундант поднял голову и, делая над собой усилие, обратился к Лере:

— Чистая победа, поздравляю.

— Рано поздравлять! — громко, может, даже чересчур громко сказал один из компании Изеринни, с ненавистью глядя на Леру. Этот мужччина выглядел старше, чем остальные из его компании. Девушка с удивление на него посмотрела, а он шипящим голосом произнёс: — Сеньор, я вас вызываю, если вы не трус, то драться немедленно!

— Алонзо, это несколько... — начал Чануто, но вызвавший на дуэль Леру не дал ему досказать:

— Сеньор Адриано, вам не удастся заступиться за этого сопляка, впрочем... если он трус, то может спрятаться за вашу спину.

— Немедленно так немедленно, — равнодушно пожала плечами Лера, Чануто, понизив голос, предупредил её:

— Это Алонзо Изеринни, старший брат Адольфо, его считают одним из лучших фехтовальщиков Венеции!

Лера ещё раз пожала плечами и, попросив Адриано и в этот раз быть её секундантом, встала в стойку и тут же была атакована. На этот раз Лере пришлось фехтовать всерьёз, длинная шпага её противника давала ему некоторое преимущество, которое он и использовал. Его атакующие связки следовали одна за другой, заставляя девушку отступать. Ещё несколько шагов и отступать будет некуда, хоть её группа поддержки и прижалась к стене дома, освободив ей дорогу, но там улица, идущая вдоль канала, станет настолько узкой, что нельзя будет сделать шаг ни вправо, ни влево! Пока Лера избегала ранений или чего более серьёзного, только за счёт своей подвижности, но там где уворачиваться не получится... Противник Леры прекрасно понимал, что загоняет девушку на узкое место, где её подвижность будет бесполезна, и усилил натиск, заставив сделать девушку ещё два шага назад. Лера сделала глубокий вдох, она словно услышала слова своего наставника по фехтованию, говорившего:

— Главный ваш козырь — скорость, не надо особо мудрить, используйте свои способности.

Алонзо Изеринни победно усмехнулся, этому юнцу пришёл конец, последняя атака — и с ним будет покончено. Непонятно, почему ему проиграл Адольфо, недооценил, наверное. Даже жалко этого тщедушного юношу, но он сейчас получит по заслугам! Алонзо улыбнулся ещё шире, атака, даже не атака, а попытка атаки этого сопляка выглядела жестом отчаяния. Прямая, без всяких хитростей, её отбить ничего не стоит, а вот контратака будет... но парировать этот удар Алонзо просто не успел, настолько быстро он был нанесён. Лера не смогла погасить инерцию, и шпага-сабля вошла в грудь её противника по самую гарду! Девушка с усилием выдернула своё оружие из падающего тела, увеличив рану, впрочем, эта рана и так была смертельной.

Лера посмотрела на секунданта своих противников и на оставшихся двух парней той компании, после чего, тяжело дыша, спросила:

— Ещё кто-то хочет меня вызвать? Но учтите, убитых тогда уносить будет некому, так тут лежать и останутся.

Парни переглянулись, и один помотал головой, после чего они и секундант занялись убитыми (они их не несли, а погрузили в гондолу, за которой сбегал один из них). Лера, девушки и Чануто отправились в каса Паоло. Чануто сразу не ушёл, а заказав в ближайшем ресторане кофе, дождался Леру, принимавшую ванну. Глядя на девушку, закутанную в тёплый халат, он сказал:

— Теперь я уверен в том, что пирата убили именно вы, сеньора Бегич.

— А до этого сомневались? — поинтересовалась девушка, молодой мужчина молча развёл руками, показывая, что не совсем верил словам девушки.

— Я не хочу, чтоб сеньору Бегич, наказали. Дуэль была честной, я могу это засвидетельствовать.

— Ну ещё бы... не хочешь, ведь если наказывать эту девицу, то и тебя тоже пришлось бы. Ты ведь был её секундантом! Да, ты рисковал, не предотвратив подобное развитие событий, и я понимаю, почему ты этого не сделал. Любой исход был нам выгоден: деньги Бегич лежат в нашем банке, наследника она не назначила, а если он и появится, то ему это придётся доказать, да и когда он появится; а устранение хотя бы одного из Изеринни, наносит ущерб их дому, а тут... Два старших сына убиты, а главу дома, когда он услышал об этом, хватил апоплексический удар, вряд ли он после этого встанет на ноги. Таким образом, мы избавились от... впрочем, не будем об этом, мы скорбим вместе со всеми и сочувствуем дому Изеринни, такой удар для этого почтенного семейства! А как на это посмотрит дож? Изеринни были конкурентами Орсиенто в большей степени чем кто-либо, к тому же старый, хотя какой он старый — в самом расцвете сил, Изеринни мог претендовать на место дожа, и Бартоломео это прекрасно понимал. Поэтому не волнуйся, против твоей протеже ничего предпринято не будет, разве что пальчиком погрозят и скажут — так больше не делай. Ей собираются поручить весьма важное дело, поэтому её не тронут, вот так-то!

Адриано Чануто коротко поклонился и, понимая, что разговор окончен, вышел из комнаты. Эта комната находилась во дворце дожа, который был не только местом жительства главы сиятельной республики, но и зданием, где находилось правительство и другие службы. Через некоторое время в комнату, которая была кабинетом одного из членов совета десяти, зашёл пожилой мужчина, хозяин кабинета почтительно привстал, приветствуя его. Бартоломео Орсиенто, именно это и был вошедший, спросил:

— Что вы об этом думаете, сеньор Чануто?

— Думаю, что ход развития событий намного благоприятнее, чем мы ожидали, — ответил старший Чануто. Вошедший кивнул, устраиваясь в кресле напротив хозяина кабинета, а тот продолжил: — Эта девица уже нам приносит пользу, без каких-либо указаний с нашей стороны. Всё выглядит самым естественным образом: сначала дуэль, причём вызвавшей стороной является один из сыновей Изеринни. Затем он и его старший брат гибнут на дуэли, безутешного отца хватает удар, от которого он уже не поправится, это сомнению не подлежит.

— Остаётся ещё младший Изеринни, — возразил дож, начальник тайной службы при совете десяти, а именно им и был владелец кабинета, его сын эту должность занимал чисто формально, ответил:

— Альберто не готовился стать главой дома. При двух успешных старших братьях он понимал, что это ему не светит, его удел — офицер флота, и только. Если повезёт — то станет адмиралом, но не больше. Но теперь... Я понимаю, почему он не попытался отомстить за старших братьев, с одной стороны — нежелание за ними последовать, а с другой — он теперь единственный наследник — есть что терять. Кстати, дом Изеринни можно полностью устранить от дел, послав Альберто с этой девицей. Это будет вполне логично — поручить опасную миссию капитану Бегич, а в помощь ей выделить боевой корабль республики, под командой капитана Изеринни, не самый слабый корабль, но такой, какой не жалко.

Дож согласно кивнул и поинтересовался:

— А почему состоялась дуэль? Ваш сын говорил о её причинах?

— Банальная ревность, Адольфо Изеринни давно положил глаз на Франческу Паоло, но пока был жив её отец, только оказывал знаки внимания, теперь же решил перейти к более решительным действиям, но появился кто-то неизвестный, кому сеньорита Паоло не только оказывает знаки внимания, заметные всем, но и пригласила в свой дом. Когда молодой Изеринни увидел этого соперника, то не посчитал его опасным и вызвал на дуэль, предварительно спровоцировав ссору.

— Но это же... эта девица-капитан, она... — удивлённо начал дож, старший Чануто подтвердил:

— Да, это сеньора Бегич, но многие её видели в мужской одежде, но не многим известно, что она капитан корабля. А те, кто знает, что это девица, помалкивают, вот и сложилось мнение о некоем юнце, приплывшем с ней из Коттора и к которому неравнодушна сеньора Паоло.

— Но Изеринни же знал, что это девица, почему он об этом не сказал своему сыну?

— Видно, не посчитал нужным, но, скорее всего, он не одобрял увлечение сына, вот и промолчал на свою голову, я же говорю — всё для нас складывается очень благоприятно.

— А ваш сын, он ведь тоже... — сказал дож и сделала многозначительную паузу, старший Чануто ответил:

— Адриано достаточно взрослый, и если он сделала выбор, то я вмешиваться не буду, такое вмешательство пользы не принесёт ни мне, ни ему. К тому же мы достаточно богаты, чтоб не искать себе выгоды в выборе спутницы жизни.

Шла вторая неделя карнавала, и хотя все продолжали носить маски, уже было известно — кто есть кто. Красавицу Франческу Паоло неизменно сопровождали два кавалера, Адриано Чануто и худенький паренёк, у которого рост был ниже, чем у Франчески (многим было непонятно, что эта красавица нашла в этом заморыше?), мало того, этот субтильный юноша жил в каса Паоло! Но самое странное было то, что гордый Адриано Чануто, оказывающий знаки внимания Франческе, нисколько не ревновал! Наоборот, относился к этому юнцу более чем дружески и обращался к нему, называя именем Лера, а Франческа называла — Лерочкой! К общему удивлению, паренёк нисколько не возражал против такой фамильярности!

За столиком ресторана на площади Святого Марка сидела Франческа Паоло. Как обычно, её сопровождал Адриано Чануто, две девушки из страны Цинь (хотя они были в турецких костюмах, но цвет кожи их выдавал), но маленького юноши в этот раз не было, рядом с Франческой сидела девушка, в одежде жительницы Далмации. Сомнений в том, что это именно девушка, ни у кого не возникло, шнуровка её рубашки была затянута не до конца (вообще не затянута), демонстрируя части тела (а именно — маленькие, но тугие груди), которых у мужчин не бывает. Кто эта девушка, никто не знал, её лицо было скрыто под маской. К ней подошел Энрике Скорца и, поцеловав руку, сказал:

— Я рад, сеньора Бегич, что вы согласились взять меня до Коттора.

— Надеюсь, у вас не будет такого ароматного груза, как в прошлый раз? — с улыбкой ответила девушка. Очень многих интересовало — кто же эта девушка, и многие, делая вид, что заняты своими разговорами, старались подслушать, о чём же говорят за соседним столиком. А Скорца помахал кому-то рукой, и к нему подошёл молодой человек, представленный как капитан галеаса "Святой Фока", который будет сопровождать "Белую чайку".

— А мы знакомы с сеньором Изеринни, правда, нельзя сказать, что то знакомство было добрым, — сказала девушка, снимая маску. Молодой человек, скорее, юноша опешил:

— Вы?! Так вы женщина!

— Девица я, — ответила Лера, кокетливо похлопав ресницами. Видя, что её собеседник впал в состояние столбняка, вздохнув, предложила сесть, а потом задала несколько вопросов: — Да вы садитесь, сеньор Альберто, не стойте, нам с вами идти до Ираклиона, надеюсь, вам это сообщили? Ваш корабль в этом плавании будет сопровождать мой. Вот только я не понимаю — зачем? Мне так и сказали — сопровождать, почти — конвоировать. То есть это будет наш совместный поход, но кто из нас будет главным — не указано, вам не кажется это странным?

Альберто Изеринни сел на свободный стул, но продолжал молчать, собираясь мыслями, это молчание Лера истолковала по-своему и, положив парню на руку свою ладошку, спросила, сделав виноватый вид, даже шмыгнула носом:

— Вы на меня сердитесь? Извините, так получилось, ведь ваши братья сами затеяли ту ссору, пытаясь меня убить. Они ведь именно этого хотели.

— Я на вас? Почему я должен сердиться? — ответил вопросами Альберто и с горечью сказал: — Совсем не сержусь, благодаря вам, я из нелюбимого младшего сына, не имеющего в жизни никаких перспектив, кроме военной карьеры, стал единственным наследником всего состояния дома Изеринни.

— Нелюбимого? — переспросила Лера и высказала своё мнение: — Странно, младших обычно любят, иногда больше чем старших.

— Не всегда и не везде, — грустно ответил младший Изеринни. Ответил и привёл первый пришедший ему на ум пример: — В Рагузе наследуют семейное дело старшие, а младшие считаются бесполезной обузой и их отправляют в монастырь.

— Не совсем так, на младших не смотрят как на обузу и любят их, иногда больше чем старших, но... — ответила погрустневшая Лера, но дальше говорить об этом не стала. Изеринни, занятый своими мыслями, не обратил внимания на слова девушки. А вот Чануто этим заинтересовался, внимательно посмотрев на Леру, спросил:

— Но почему же тогда такая несправедливость к младшим? Ведь они могут делать военную карьеру или как-то по-другому себя проявить.

Лера не стала объяснять почему, просто пожала плечами, она заметила, каким взглядом на неё смотрел Чануто, ожидая ответа. Девушка кивнула Изеринни, предлагая тому продолжать. Альберто говорил долго, все слушатели, кроме Леры, давно потеряли интерес, Чануто это и так всё знал, Франческе и сёстрам Сунь это было неинтересно. Альберто рассказывал о том, что был третьим сыном в семье Изеринни, ребёнком от второй его жены, которая умерла при родах. Возможно, то, что он был сводным братом старшим, а может, то, что он был младшим, сделало его объектом насмешек и шуток (не добрых, скорее, наоборот). Уже повзрослев, затаивший обиду Альберто понял, что в семейном деле ему нет места, поэтому поступил на военную службу. Но в отличие от сыновей из других знатных семейств, ему поддержки родственники не оказывали. Его судьбой было — оставаться вечным вторым помощником, без всякой надежды стать капитаном, разве что совершить что-нибудь выдающееся. И вот ему улыбнулась удача (если так можно назвать гибель старших братьев и неотвратимую смерть отца), к тому же ему дали корабль, пусть не самый лучший, но и не худший. "Святой Фока" сорока двух пушечный галеас был довольно сильным кораблём, такими командовать доверяли не многим выходцам из знатных семей. Всё-таки чтоб командовать таким кораблём — знатности мало, нужно ещё и умение, доказанное умение. Став капитаном "Святого Фоки", Альберто расценил это как аванс и готов был доказать, что он достоин такого доверия.

— Не знаю, совершим ли мы что-то выдающееся, но поход будет достаточно тяжёлым, — сказала Лера, выслушав Альберто. Тот вопросительно посмотрел на девушку, а она пояснила, почему так думает: — Нам предстоит пройти три моря, Ядранское, Ионическое и Критское, греки называют его Эгейским, впрочем, вы это должны знать. Идти вдоль греческого берега опасно, там властвуют турки, придётся прижиматься к итальянскому, это удлиняет путь, но безопасность увеличивает ненамного. А о Критском море говорить нечего, хотя Крит вот уже как столетие — владение сиятельной республики, но добраться туда можно только в составе сильного конвоя. Вот мне и непонятно, почему такое важное дело поручили именно мне? Если думали, что одиночному кораблю будет легче проскочить, то почему решили послать ещё и военный? Чтоб внимание привлечь, но в тоже время показать — кого охраняют, при этом охрана — слабая. Да, слабая, не будете же вы утверждать, что сможете отбиться от нескольких турецких галер и защитить меня? От трёх, согласна, но если их будет больше... да и от трёх — сомнительно, одна свяжет боем вас, а две атакуют "Белую чайку", имея перевес в артиллерии и людях... результат очевиден. Понимаете, без вас я бы ещё попыталась уйти от турецких галер, но ваш корабль они догонят, мне придётся или вас бросить, или принимать бой, результат которого будет не в мою, то есть в нашу пользу. Мне кажется, что именно для этого и посылают ваш корабль, — Лера со вздохом посмотрела на смутившегося Изеринни. Потом перевела на взгляд на Чануто, который хоть и делал вид, что этот разговор его не интересует, но слушал внимательно. У него Лера и поинтересовалась: — Что вы, сеньор Адриано, скажете по поводу моих догадок? Разве я не права?

Чануто смутился и стал оправдываться, что это поручение, вследствие его чрезвычайной важности, дано капитану Бегич непосредственно советом десяти, даже в сенате об этом не все знают, а ему об этом известно только по долгу службы, так как тайная служба должна пресечь всякие слухи. Лера слушала витиеватые оправдания Адриано и только кивала головой. Потом, повернувшись к Альберто, сказала:

— Кто из нас старший в этом походе не указано, но поскольку выполнение поставленной задачи поручено именно мне, то мой корабль будет головным в походном ордере и время выхода назначу я — третий день после светлого воскресенья!

Изерини согласно кивнул, встал и пригласил Леру на танец, они отправились на площадь, где играла музыка и беззаботно веселились люди, подданные сиятельной республики.

Глава пятая. Коварные замыслы.

Лера посмотрела в подзорную трубу на большой галеас, идущий под красным флагом с золотым львом. "Святой Фока", так назывался этот корабль, медленно нагонял "Белую чайку". Лера нашла на капитанском мостике галеаса Альберто Изеринни, капитана того корабля, и подмигнула ему, но, видно, девушке этого показалось мало, и она показала язык. Альберто Изеринни на эти действия капитана "Белой чайки" никак не отреагировал, вряд ли он их вообще увидел, расстояние между кораблями было почти две мили. Скоро должен был показаться пролив Бокка, и "Белая чайка" сбавила ход, чтоб "Святой Фока" мог её догнать. В начале плавания Лера приказала поставить основные паруса, "Белая чайка" так рванула вперёд, что галеас, уже шедший под всеми парусами (дующий в попутном направлении Трамонтата это позволял, так как его сезон заканчивался и северо-западный ветер значительно ослаб), значительно отстал. Увидев, что оторвалась от "Святого Фоки", Лера приказала убрать все паруса, поставив только штормовые, под которыми и был проделан весь путь, но и в этом случае венецианскому галеасу было тяжело тягаться с корабликом берберийских пиратов. Стоящий рядом с Лерой Мирко улыбнулся, глядя на проказы своего капитана. Может, он и не одобрял такое легкомысленное поведение, но замечания не сделал, только сказал, кивнув в сторону корабля, идущего в кильватере "Белой чайки":

— Если бы не этот тихоход, мы бы здесь ещё вчера были! Ждать, пока они пройдут Бокка, не будем, не маленькие не заблудятся. Мы-то легко проскочим, а эти там будут долго маневрировать, если не догадаются сразу на вёслах пойти.

— Думаю, догадаются, Альберто не дурак, поймёт, что галсами ему Бокка не пройти, — ответила Лера.

Так и получилось, если "Белая чайка" легко проскочила пролив, то "Святой Фока", убрав паруса, пошёл на вёслах. Уже на середине залива Тиват Лера увидела, как наперерез её кораблю идут три галеры, одну она узнала, вернее, узнал Мирко и сообщил о своей догадке:

— Вон "Чёрная барракуда", на этот раз Корматор решил подстраховаться, ещё двоих "пахарей" пригласил, одного я хорошо знаю, второй мне мало знаком.

— Мирко, это что? Разве это его корабли, прошлый раз у него была только одна эта "Барракуда", а сейчас ещё две галеры появились, откуда они взялись?

— Я же говорю — позвал, скорее всего, он им пообещал долю от добычи, так, что делать будем? Утопим? Если удерём, то для твоего отставшего венецианского друга будет неприятный сюрприз, он-то нападения не ожидает. Хотя... у него столько пушек, что он эти галеры запросто утопит, — ответил Лере Држезич. Девушка посмотрела в подзорную трубу на вырвавшуюся вперёд пиратскую галеру и сказала:

— У меня появилась идея, конечно рискованная, но попробовать стоит. Идём на абордаж!

— Лера, это плохая идея, у них людей раза в полтора больше, чем у нас, а если с ними сцепимся, то и другие подоспеют, они нас просто массой задавят, — взволновано ответит Држезич, забыв, что к Лере, как к капитану, надо почтительно обращаться. Девушка, улыбаясь, повторила:

— Абордаж! Бьём в скулу, командуй, а я к носовым пушкам!

Мирко хоть и был несогласен, подчинился, и палубная команда забегала, добавляя парусов. Абордажники под командой Жданко Сабовича выстроились за высокой носовой надстройкой (такой надстройки у галеры не было, там абордажники выстроились на палубе ближе к носу), Лера командовала пушкарями. Атака "Белой чайки" оказалась полной неожиданностью для капитана "Чёрной барракуды", удар корпуса о корпус был силён, и если абордажная команда Леры к этому была готова, то на "Барракуде" многие на ногах не устояли. Но они опомнились быстро, а вот на ноги те, кто упал, подняться не успели, а те, кто стоял, застыли, с высокого бака атаковавшего корабля на палубу их галеры, которая была намного ниже, смотрели чёрные жерла четырёх пушек. Высокие щиты не позволяли не то что подстрелить — увидеть пушкарей. Не давая опомниться растерявшимся пиратам, появившаяся в бойнице голова звонким голосом любезно сообщила:

— Картечь, стреляю!

— Не надо! — завопило несколько глоток, юноша (судя по внешнему виду, это был юноша, почти мальчик), появившись в другой бойнице, спросил:

— Ваши предложения? Быстро! У меня мало времени! Стреляю на три! Раз, два...

— Не-е-ет! Сдаюсь! — у кого-то не выдержали нервы, и он бросил саблю, которую держал в одной руке, и абордажный крюк из второй руки. Это послужило сигналом, послышался звон падающего на палубу оружия. Можно идти в бой, когда есть шанс уцелеть, хотя бы один из тысячи, но тут такого шанса не было, да и в бой пойти бы не дали, картечь карронад просто сметёт всё с палубы, даже не дав никому пошевелиться! Но, видно, не все так считали, прозвучал выстрел из кормовой надстройки галеры, метили в Леру и, вполне возможно, что и попали бы, но девушку одернул в сторону Влахо, он в отличие от девушки бдительности не терял и увидел поднимающийся ствол ружья. Второй выстрел из той настройки тоже не причинил вреда, а вот картечь из карронады, выпущенная почти в упор (длина палубы галеры — не расстояние для мощной пушки), прошила ютовую надстройку галеры насквозь. Если выстрел из одной пушки такое сотворил, то картечь трёх оставшихся карронад, наведенных на пиратов, вполне может порвать людей, замерших в испуге после свиста над головой картечи первого выстрела.

Вёсла на галерах, спешивших на помощь "Чёрной барракуде", беспорядочно били по воде, стараясь затормозить, а то и развернуть эти суда. Испуг находившихся там можно было понять, такая лёгкая добыча, как это казалось сразу, показала зубы, почти захватив первую галеру. К тому же на этих галерах, увлёкшись атакой, заметили большой галеас под флагом Венеции, вышедший из-за мыса, только тогда, когда выпущенные им ядра вспенили воду перед самым носом каждой. Но на этом канониры галеаса не остановились, следующими выстрелами они разбили баковые надстройки обеих галер, показывая, что тем следует остановиться. А на палубу "Чёрной барракуды" сыпанули абордажники с "Белой чайки", поднявших руки пиратов сбили в тесную толпу, на палубе находилась почти вся команда галеры, тех, кто пытался спрятаться, быстро выловили и присоединили к остальным.

— Жданко?! — узнал боцмана "Белой чайки" один из пиратов и растерянно добавил: — Как же так? Вас же всех убили с Дорматором, а корабль забрали!

— Как видишь, Желько, все мы живы и с кораблём, — ответил Сабович и сам спросил: — А чего это вы на нас напасть решили?

— Так Корматор сказал, что ваш корабль захватили, Дорматора убили, а вас тоже всех того... на рею, теперь "Чёрная каракатица" корабль охотников за головами и его надо захватить, отомстить за вас, а вы...

— А мы вот они! — засмеялся один из абордажников с "Белой чайки". — Живые и здоровые, мало того, так ещё и с прибылью! С нашим капитаном не пропадёшь!

Моряки с кораблей "Чёрная каракатица" и "Чёрная барракуда" никогда врагами не были, скорее, друзьями. Сейчас они мирно беседовали, одни, опустив оружие, другие, не пытаясь поднять с палубы, куда побросали свои сабли и пистолеты. Человеческая натура такова, что очень хочется похвастаться, когда есть чем, вон команда "Белой чайки" без удержу и хвасталась добычей, недавно взятой, своим капитаном, который не только обеспечил такой успех, но и так всё провернул, что потерь не было. Несколько ранений не в счёт, тем более что раны давно зажили. Моряки с "Чёрной барракуды" слушали и завистливо вздыхали, общее мнение выразил Желько:

— Эх, нам бы такого капитана! А то с нашим в последнее время одни неудачи были.

— Тихо, а то услышит! — зашикали на своего боцмана несколько моряков.

— Уже не услышит, — на палубу положили тело Корматора, один из абордажников "Белой чайки", обыскивающих "Чёрную барракуду", сообщил:

— Вот, в кормовой надстройке он и ещё трое лежали, картечь, да ещё в упор, — штука серьёзная.

— Капитан, помощник и штурман, — сказал Желько, глядя на выложенные на палубе тела, другой моряк растерянно произнёс:

— Куда же мы теперь? Без штурмана-то?

— А зачем вам штурман? Берег-то вон он, без штурмана догребёте, — Жданко показал рукой на виднеющиеся вдали дома Тивата. Это предложения энтузиазма не вызвало, Желько выразил общее мнение:

— А потом что? Куда мы без штурмана и капитана? Конечно, мы можем выбрать самого достойного из нас, нанять штурмана и будем тут в заливе болтаться, может, даже за Бокка выйдем, а потом? Удача давно отвернулась от нас, а это значит, что... — Желько тяжело вздохнул, за ним начали вздыхать остальные моряки. Всем известно, что моряки народ суеверный, и даже очень, и если они решили, что удача покинула их, то они готовы на многое, чтоб её вернуть. Тем более если перед глазами такой пример небывалой удачи! Желько, жалобно глядя на своего старого друга, спросил:

— А может, нам к вам прибиться? Как ты думаешь, примет нас под свою руку ваш капитан? Спроси его, а? По старой дружбе, помоги!

Жданко повернулся и поднял голову, посмотрел на Леру, наблюдавшую из пушечной бойницы баковой надстройки "Белой чайки", после чего спросил:

— Капитан, как вам такое пополнение? Я многих из них знаю, хорошие ребята и бойцы неплохие. Сейчас оплошали, но кто же против вас устоит? Только взглянув, вы можете всех наповал...

— Жданко, ты ещё скажи — какие у меня красивые глаза, — звонким голосом ответил этот юноша, почти мальчик, щёк которого не касалась бритва. Сейчас его хорошо разглядели, раньше не до этого было — смотрели только в дула пушек, ожидая неминуемой смерти. Юноша спрыгнул на палубу галеры, за ним последовали ещё два мальчика в широких синих штанах и рубашках. Юноша был одет в узкие штаны, но это не мешало ему легко двигаться, в синий кожаный колет и белую с кружевами рубашку, с очень ослабленной шнуровкой. В вырезе рубашки были видны полушария женской груди! Грудь была маленькая, но то, что это именно женская грудь, сомнений не вызывало! А девушка (да, это была девушка, а не юноша), кокетливо стрельнув глазами, продолжила: — А если кто не согласен с тем, что у меня красивые глаза, того я...

— Капитан, у вас самые красивые глаза в Далмации! — заверил девушку Жданко, приложив руку к сердцу, а затем повторил свой вопрос. Девушка-капитан критически оглядела удивлённых моряков (или пиратов — это с какой стороны посмотреть) и задумчиво произнесла:

— Вообще-то, у нас хватает людей, хотя... некоторые хотят остаться в Котторе, говорят, что денег у них достаточно, чтоб больше в море не ходить (на эти слова девушки ответом был завистливый вздох). Нам потребуется пополнение, но всех мы взять не сможем, не поместятся, моя "Белая чайка" не такая уж и большая, хотя... есть одна мысль. Жданко, ты можешь сообщить на другие галеры. Чтоб их капитаны и представители команд сюда прибыли. Можешь? Давай зови! Только пусть поднимут белые флаги, а то Альберто их сгоряча утопит. Жданко что-то сказал одному из моряков захваченной галеры, и тот, забравшись на марс грот-мачты, замахал небольшими флажками. Остановившиеся галеры подняли белые флаги и подошли к "Чёрной барракуде", убрали вёсла и с помощью абордажных крючьев подтащили свои корпуса почти в впритык. "Святой Фока", убрав паруса, на вёслах подошёл поближе, при этом пушечные порты у него были открыты и высунувшиеся оттуда жерла орудий, показывали, что готовы начать стрелять в любой момент. На палубу "Чёрной барракуды" перебрались несколько моряков, судя по всему, капитаны галер, их помощники и выборные от команд. Жданко представил Леру и сказал, что его капитан хочет что-то сообщить "вольным пахарям", не все из них удивились, узнав, что эта девушка капитан галеаса. Лера, не повышая голоса, стала говорить:

— Я не буду спрашивать — почему вы решили напасть на мой корабль, это и так ясно, я спрошу — а не надоело ли "вольным пахарям" бесстрашно бороздить воды Котторского залива? Я так понимаю, что не всякая добыча вам по зубам, а та, которую вы можете взять, большой прибыли не приносит, не так ли? Команда "Чёрной барракуды" решила идти под мою руку, я намерена их принять, на каких условиях — скажу позже, хочу предложить вам то же самое.

Капитаны галер переглянулись и один из них поклонился Лере:

— Вы Валерия Бегич, убившая Дорматора, нет, у меня нет к вам претензий, как мне рассказывали — то был честный поединок, но всё же не верилось, что это сделали именно вы. Теперь я вижу, что рассказывали правду, вы действительно капитан, а не подставное лицо. Вам подчиняются Жданко и Влахо, а они умеют выбирать командиров, правда, с Дорматором оплошали, но с кем не бывает.

Лера чуть заметно усмехнулась, у Жданко и Влахо не было другого выбора, они рассказали девушке, на чём их поймал пиратский капитан, заставив пойти в свою команду. Никто из них не мог бросить вызов Дорматору не потому, что боялись, а совсем по другой причине. Чтоб их обезопасить, Лера и направлялась в Коттор (а не только для того, чтоб отвезти туда Энрике Скорца). Да и эта драчка с "вольными пахарями" была затеяна не просто так, "Белая чайка" вполне могла уйти от тихоходных галер или подождать "Святого Фоку" и двигаться с ним в паре, напасть на большой венецианский галеас пиратские капитаны не решились бы. Во-первых, "Святой Фока" — это венецианский корабль, а с венецианцами тут предпочитали не связываться, во-вторых, огневая мощь большого галеаса не оставила бы нападающим никакого шанса. А капитан галеры "вольных пахарей" продолжал:

— Вы сумели прошлый раз уйти от "Чёрной барракуды", а в этот раз сумели её захватить, не потеряв ни одного своего человека. А это говорит, что вы не только умелый командир, но и удачливый!

— Дмитар, ты даже не представляешь насколько умелый и удачливый наш капитан, у меня, когда я ходил под командой Дорматора, редко когда бывало больше сотни дукатов, а в этот раз в Венеции я положил в банк три тысячи цехинов! Вообще-то там разные монеты были, но когда их сумму перевели в цехины, то именно столько их оказалось. Я не только в банк положил, но ещё с собой прихватил, хочу пожертвовать в Госпра-од-Шкрпьела золотую пластину, не серебряную, как обычно, а именно золотую, в две ладони! — сделав полупоклон в сторону Леры, Жданко рассказал добыче взятой в последнем походе и о своих планах. После этих слов на него посмотрели кто с уважением, кто с завистью, а вот на Леру — с уважением, некоторым подобострастием и надеждой. То, что она хочет пополнить свою команду, знали уже все и если к этому до слов Жданко относились скептически, то теперь многие надеялись, что эта девушка-капитан выберет именно его. Лера посмотрела на притихших "вольных пахарей", большинство из них не были закоренелыми преступниками — разбойниками и грабителями, этим промыслом они занялись не от хорошей жизни. Но определить вот так — по внешнему виду, кто из них чего стоит — трудно. На мгновение задумавшись, девушка, стукнув ногой по палубе, высказала то, что она решила:

— Я хочу увеличить свою команду, поэтому возьму всех желающих. Но на "Белой чайке" все не поместятся, мне нужны ещё корабли, если на эту галеру претендентов нет, то я её забираю.

Претендентов на владение "Чёрной барракудой" не оказалось, кто же решится высказать подобные претензии под дулами орудий, да и поступила Лера по обычаю. Владельцем корабля (если это не было оговорено дополнительно) был его капитан, а тут капитан убит, а галера захвачена, и теперь она является призом того, кто захватил, то есть переходит в его собственность. Конечно, команда тоже в доле, но в данном случае — команда "Белой чайки", а с ней должен рассчитаться капитан, то есть Лера, поэтому вопросов ни у кого не возникло. Дмитар Горанич, капитан одной из галер, решил присоединиться к Лере, его поддержала вся команда галеры "Чёрная звезда" (так назывался его корабль, Лера, услышав название, не смогла сдержать улыбки). На второй галере (после бурной дискуссии, временами переходящей в драку) к Лере попросилась половина её команды, остальные вместе с капитаном отказались от предложения девушки. Лера пожала плечами, и галера, с более чем наполовину уменьшенной командой, ушла к берегу.

— Боятся, что вы, капитан, передумаете и решите забрать их галеру как приз, — прокомментировал действие этих "вольных пахарей" Жданко, Лера равнодушно пожала плечами и сказала, вызвав одобрение тех, кто остался):

— Пусть уходят, трусы нам не нужны. Нам нужны смелые люди, не боящиеся рисковать. Ведь без риска добычи не будет, а я рассчитываю не просто на добычу, а на большую добычу!

Вслед за этой галерой Лера отправила в Тиват те две, капитаны которых присоединились к ней. На "Чёрной каракатице" капитаном Лера назначила Желько Мрелича, а штурманом (поскольку старый был убит вместе с Корматором) стал штурман с той галеры, что ушла. Капитанам присоединившихся к ней галер Лера приказала их отремонтировать и через две недели быть готовыми к походу, не дальнему, но за Бокка. Когда галеры "вольных пахарей" ушли, к "Белой чайке" подошёл "Святой Фока", до этого дрейфовавший недалеко и державший галеры под прицелом своих пушек. Приблизился так, чтоб можно было переговариваться, Альберто Изеринни поинтересовался у Леры, уже поднявшейся на капитанский мостик:

— Капитан Бегич, почему вы отпустили пиратов?

— Уже не капитан, а адмирал, поскольку под командой Валерии Бегич теперь не один корабль, а три! — вместо Леры ответил Мирко. Изеринни выразил удивление и поинтересовался, а соответствуют ли действия капитана Бегич тем полномочиям, что наделил её сенат Венеции, выдавая каперский патент, к тому же владельцу патента вменяется бороться с врагами республики, а не принимать их на службу. Лера пояснила свои действия:

— Там указано, что набирать команду я могу по своему усмотрению, о количестве людей в этой команде ничего не сказано, то есть количество не ограниченно, кого набирать — это моё дело. Патент выдан мне и не привязан к конкретному кораблю, то есть я могу его поменять. Опять же, в патенте не сказано, сколько у меня может быть кораблей — один, два или больше. А что не запрещено, то разрешено. Вот я и решила несколько поменять свой статус, а то, знаете ли, капитаном быть как-то несолидно, да и скучно, то ли дело — адмиралом! Ну, а по поводу борьбы с врагами республики, сеньор Альберто, принимайте подарок!

Грузовая стрела перенесла на венецианский галеас какой-то запакованный груз, когда свёрток развернули, там обнаружили три трупа! На вопрос Изеринни: — Кто это? — Лера ответила:

— Это пират Карматор, его помощник и штурман, за их головы назначены награды: тысяча, триста и сто цехинов. Предъявите их венецианскому консулу в Котторе, как? На ваше усмотрение, можете целиком, а можете только головы. Как видите, я веду активную и успешную борьбу с врагами республики.

Вслед за оригинальным подарком Леры на венецианский галеас перебрался Скорца, пояснивший своё действие тем, что с капитаном Бегич (тут его Држезич поправил, пояснив, что теперь надо говорить — адмиралом Бегич) опасно плыть. В этот раз Скорца жил не в каюте помощника капитана, а в отдельной, как говорила о ней Лера — гостевой. В Венеции на нижней общей палубе, где моряки подвешивали на ночь свои гамаки, сделали небольшую выгородку. На вопрос Жданко — а не будет ли оттуда вонять, Лера ответила:

— Надеюсь, до этого не дойдёт, а если и будет, то объясните обитателю этой каюты, что если он или его багаж будет вонять, вы его в море прополощите вместе с его грузом.

Скорца слышал этот разговор, но на венецианский корабль перебрался только сейчас, когда до Коттора оставалось всего ничего.

— Чего он это сделать только теперь надумал? — поинтересовался Мирко, наблюдая, как Скорца неуклюже перебирается с "Белой чайки" на "Святого Фоку". Лера ответила:

— Скорца был к нам приставлен как соглядатай, проследить, не надумаем ли мы чего, к примеру — сбежать, не выполнив возложенного на нас задания. Правда, я не представляю — как бы он этому помешал, вполне возможно, что у него была ещё какая-то задача. Вряд ли я решусь разорвать отношения с венецианцами, мои деньги-то у них в банке! А вот они меня могут запросто подставить и, похоже, они это уже сделали.

— Это как? — удивился Држезич, Лера, сделав знак — отойти в сторону, тихо, так чтоб не слышал рулевой, стала объяснять:

— Нам поручено доставить в Ираклион финансовые документы. Это поручения на векселя, то есть я могу по векселю получить деньги на Крите, не только я, но и другие вкладчики венецианских банков. Вроде бы важное и ответственное задание, но почему эти документы не отправили с торговым караваном, что идёт под защитой боевых галер? А? Да, нам как охрану выделили "Святого Фоку", большой и хорошо вооружённый галеас, но уже старый, ты же сам видел — это тихоходный корабль, совершенно непригодный для той миссии, что нам поручена. Почему? Ну, Мирко, посуди сам: вряд ли на нас нападут такими силами, что не сможет справится "Святой Фока", а вот если они нас будут превосходить, то этот галеас будет только обузой. Мы бы могли попытаться уйти, скорее всего, ушли бы, но тогда нас обвинят в том, что мы бросили сопровождающий нас корабль, а отбиться... у нас не получится, "Святой Фока" нашу "Белую чайку" по огневой мощи превосходит втрое, если не больше, понятно? Если он отбиться не сумеет, то куда уж нам! А то, что нас хотят очень подставить... Винь, как оказалось, большая мастерица по таким вещам, открыла сундучок Скорца и достала одно очень интересное письмо, адресованное... кому? А как ты думаешь? Арнаутскому бейлербею! Естественно, я его прочитала, а как же иначе? Девушки очень любопытны и любят чужие тайны. Сенаторы очень самонадеянны — им даже в голову не пришло, что кто-то может заинтересоваться сундучком их эмиссара и вскрыть хитроумный замок. А этот замочек для Винь оказался как детская игрушка, она сказала, что циньские замки намного сложнее, но она и их умеет открывать. А сеньоры из совета десяти настолько самонадеянны, что даже не потрудились зашифровать это письмо, как и второе, не знаю, кому адресованное, я же говорю — оно зашифрованное. А то, что на этих письмах печати вскрыты... так это уже проблема Скорца — надо со своим сундучком бережно обращаться, вот печати на важных документах и не будут ломаться.

Но не это важно, из письма бейлербею мне многое стало понятно. Арнаутскому наместнику Сиятельной Порты, уж не знаю каким образом, стало известно, кто взял его денежки (вернее, не его, а подготовленные к перевозке в Стамбул) и куда они уплыли. Как я поняла, он написал совету десяти и грозил всякими карами, если деньги ему не вернут. Ему ответили, что золото, положенное в банк, может забрать только туда его положивший, то есть я. Банкиры дорожат своей репутацией, если станет известно, что деньги вкладчика они отдали кому-то другому... понятно — их банк перестанет существовать, потому что другие клиенты сразу заберут свои вклады. Но... не знаю, что именно — угрозы или предложения бейлербея заставили совет десяти (не думаю, что данным вопросом занимался весь сенат, слишком уж он скандальный — идти на сделку с врагом) предложить очень интересный вариант решения этого вопроса. Какое решение? Если бейлербей захватит меня, то я буду вынуждена, как выкуп за свою жизнь вернуть золото, как он к этому меня вынудит, если я откажусь? Ну, мне ли тебе рассказывать, есть много разных способов убеждения. Так вот в письме, что везёт Скорца бейлербею об этом и сказано — о договорённости сената с бейлербеем и о том куда и когда будет идти "Белая чайка". Это нападение Корматора не входило в планы господ сенаторов, и то, что я задержусь в Котторе на две недели, нарушает те коварные планы. Скорее всего, Скорца сойдёт на берег раньше, чем мы доберёмся до Коттора, чтоб связаться с посланцем бейлербея, а находись он на "Белой чайке", то это ему сделать было бы очень затруднительно, вернее — невозможно. Вот так он своими действиями полностью подтвердил то, что я узнала из письма.

— А кому предназначено второе письмо? — поинтересовался Мирко, Лера пожала плечами:

— Не знаю, оно же зашифровано, Скорца знает, но он не скажет, да и не буду я у этой змеи что-то спрашивать.

— Лера, а что предложил бейлербей венецианцам?

— Обещал отдать остров Отхоной вместе с крепостью, как он это преподнесёт блистательному порогу — это уже его дело, но потеря острова — дело такое, во время военных действий всякое возможно, а вот не выплатить годовую подать — это потеря головы, — усмехаясь, ответила Лера, Мирко покачал головой:

— Да, сильно припёрло нашего турецкого знакомца. Отхоной находится в самом узком месте выхода из Ядранского моря в Ионическое. Владение этим островом намного облегчит венецианцам там проход их караванов, но... богатства бейлербея не меньше, чем то, что мы увели, мог бы и возместить...

— Из собственного кармана? — засмеялась Лера. — Некоторым людям легче потерять голову, чем залезть в собственный карман! Мирко, теперь тебе понятно, зачем мне столько людей, готовых драться?

— Лера, я не могу поверить, ещё вчера ты была наивной девочкой, которую я в ялике катал по морю, а сейчас ты рассуждаешь как опытный стратег! Откуда это всё у тебя?

— Мирко, не забывай — чья я дочь. Пусть образование давали не мне, а Винко, но я слушала о морских походах, о тактике боёв как на море, так и на суше, а если брату было неинтересно, то интересно было мне и я задавала вопросы. А учителям хорошо видно — кому интересно, а кому нет, вот они и рассказывали не столько для брата, сколько для меня. Я читала труды древних полководцев, и не только древних, мне это рекомендовали учителя, вернее, брату, но и мне тоже.

— Казалось бы — маленькая девочка и взрослый парень... но маленькая девочка, которую-то и в расчёт не брали, научилась больше, — задумчиво произнёс Мирко и внимательно посмотрел на Леру, как будто увидел её только в первый раз. Лера смутилась под этим взглядом, но потом улыбнулась и показала язык, совсем как маленькая шаловливая девочка. Мирко тоже улыбнулся и, став серьёзным, качая головой, сказал: — Да, Лера, я видел, что ты умнее и серьёзнее своих сверстниц, но чтоб настолько! Ты меня удивила!

— Жизнь заставила, — ответила девушка и, тоже став серьёзной, пояснила, что она имеет в виду: — Я не хотела, как остальные, смириться со своей судьбой! И, занимаясь вышиванием и другими женскими делами, только оплакивать свою горькую долю! А для того чтоб с тобой считались, надо много знать и уметь эти знания использовать! Так говорил мой отец, правда, не мне говорил, а Винко, но чем я хуже? Я не хуже и, как говорили учителя — я лучше! Так почему я должна идти в монастырь!

— Да, Лера, тебе бы парнем родиться, ты бы стала... — начал Миро.

— А мне и девушкой нравится, — перебила его снова улыбнувшаяся девушка, — а парнем... я не старшая, так не всё ли равно с какой стороны от твоей кельи фонтан Онофрио? А я туда не хочу! Совсем не хочу! Не в фонтан, конечно! — Лера ещё шире улыбнулась.

"Белая чайка" пришвартовалась к пристани в Котторе уже вечером. Оставив на корабле только дежурную вахту, все разошлись кто куда (в команде было много жителей Коттора). Лера с сёстрами Сунь отправилась в ту гостиницу, где они ранее жили с Франческой. Когда подготовили бочку с горячей водой, Лера, Винь и Линь пошли якобы мыться, закрывшись изнутри на задвижку, девушки выбрались через слуховое окно и, стараясь быть незамеченными, направились к неприметному двухэтажному зданию, благо это было совсем рядом. Дом охраняли четыре дюжих охранника, сёстры Сунь, стреляя из духовых трубочек иглами, смазанными парализующим составом, уложили их так, что те даже не поняли — что с ними произошло. Хотя большинство горожан уже спало, хозяин дома не спал, он сидел в своём кабинете на втором этаже и при свете двух свечей что-то подсчитывал.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровалась Лера, на ней, как и на сестрах Сунь, были надеты венецианские карнавальные маски. Хозяин кабинета попытался встать, но увидев маленькие фигурки посетителей, остался сидеть, только презрительно спросил:

— Кто вы? Что вам надо?

— Не бойтесь грабить вас мы не будем, нам нужны долговые обязательства Жданко Сабовича и Влахо Мранчича, я готова за них заплатить, назовите цену, — ответила Лера из-под маски глухим голосом.

— Нет! Эти долговые обязательства я не передам никому, ни за какие деньги! — ответил окончательно приободрившийся хозяин кабинета, если предлагают деньги, то вряд ли будут грабить, тут можно поторговаться, а можно и выставить покупателя, если продавать не собираешься. К тому же он узнал этих посетительниц, конечно, девицы решительные и неизвестно как прошли в кабинет, минуя охрану (может по крышам? Это трудно, но возможно), но она-то никуда не далась. Охранники прибегут по первому зову хозяина.

— Я понимаю, почему вы не хотите, чтоб я выкупила у вас эти расписки, они дают вам неограниченную власть над семействами Сабовичей и Мранчичей. Эти долговые обязательства получены Дорматором обманным путём и переданы вам, как его подельнику, на хранение. Теперь вы сами решили ими воспользоваться, не знаю как, но я постараюсь, чтоб у вас это не получилось.

Хозяин кабинета, слушая Леру, окончательно успокоился и, криво улыбаясь, заявил, что его решение окончательное, расписки он передавать никому не намерен. Голословные обвинения наглой девки никто слушать не будет, поэтому ночные посетительницы могут выметаться, а не то он позовёт свою охрану и нахалок выкинут из дома, предварительно намяв бока! Лера укоризненно покачала головой и ответила, что охранников звать не надо, они всё равно не услышат, а расписки она получит в любом случае, после чего достала пистолет и ещё раз предложила продать ей долговые обязательства, по хорошему продать. Хозяин кабинета, несмотря на то, что на него смотрело дуло пистолета, возмутился:

— Это грабёж! Вы знаете — на какую сумму эти расписки! У вас денег не хватит!

— Хватит. Или вы надеетесь, что вам удастся такие деньги стребовать с Сабовича и Мранчича? У них никогда таких денег не будет, даже если вы продадите в рабство их и их родственников, близких и дальних, то вы получите меньше сотой части того, что там указанно. Да, вам с Дорматором тогда удалось воспользоваться слабостью Жданко и Влахо и вынудить их подписать эти документы, но... тогда вы им ничем не помогли, а вот они попали к вам в рабство, иначе это назвать нельзя! Дорматора уже нет, и теперь вы надеетесь этими долговыми обязательствами воспользоваться? Лучше отдайте по-хорошему, а то разделите судьбу вашего подельника, — Лера закончила свою речь, многозначительно качнув пистолетом. Но, недаром говорят — если собрались стрелять, то стреляйте, а не ведите долгих душещипательных разговоров. Человечек вскочил из-за стола и с криком "Грабят" кинулся к двери. Лера ничего не успела сделать, настолько он был стремителен, ему удалось почти выскочить из кабинета, но Линь, стоявшая у самых дверей, успела подставить ему ногу, и щуплый мужчина загрохотал вниз по лестнице, как будто был большим ящиком с маленькими коробками. Линь бросилась за мужчиной, а Лера подскочила к массивному металлическому шкафу и, подёргав за ручку его дверь, растерянно посмотрев на Винь, сказала:

— Закрыто! Документы у него там, это точно, а вот как их достать?

— Очень сложный замок, надо много времени, чтоб открыть, — сообщила Винь, после недолгого осмотра. Удостоверившись, что открыть этот замок ей не под силу, предложила: — Давай хозяина попросим открыть, убедительно попросим, я умею так хорошо спросить.

— А не получится, совсем не получится, спросить не получится, — теперь сообщила Линь и пояснила почему: — Бежал быстро, упал сильно, шею свернул.

— Совсем свернул? Или ещё можно его попросить?.. — с надеждой спросила Лера, Линь сначала обнадёжила, а потом разочаровала, невозмутимо сообщив:

— Не совсем, а немного свернул. Но очень мучился и кричать хотел, но никак не мог. Пришлось шею довернуть, теперь ему хорошо — не мучается и не кричит. Так спокойно лежит, даже не дышит.

— Что же нам теперь делать? — растерянно спросила Лера.

— Двери открывать, — ответила Линь показывая ключами на металлический шкаф. Сохраняя невозмутимое выражение лица, девушка пояснила, почему она это предлагает и откуда у неё эти ключи: — Вот, на шее у него висели, он за них всё схватиться пытался, а за что хватаются когда шея уже почти свёрнута, только за самое дорогое, у него этим местом ключи оказались, маленьким таким местом.

— У него самое дорогое — этот шкаф, недаром он железный, — не смогла сдержать улыбки Лера, уж очень у Линь двусмысленно получилось. Старшая из сестёр Сунь невозмутимо пояснила, заставив Леру улыбнуться ещё шире:

— Он не мог за шкаф схватиться — не смог бы дотянуться, поэтому схватился за то дорогое, что у него поменьше.

Шкаф открыли, быстро просмотрев документы, лежащие там, Лера взяла нужные и закрыла массивную дверь. Спустившись вниз, девушка повесила ключи на свёрнутую шею хозяина дома, её циньские подруги повыдёргивали свои иглы-стрелы из неподвижных тел охранников. Вернулись обратно той же дорогой, разделись и залезли в бочку. Перед тем как забраться в эту "ванну", Лера бросила бумаги в топку печки, а Линь проверила что-то на двери, после чего сообщила:

— Волосок не тронут, здесь никого не было.

Девушки посидели некоторое время в бочке и, когда появилась служанка, Лера капризным голосом сказала:

— О нас что? Совсем забыли? Вода уже совсем холодная! Давайте меняйте!

Утром девушки спали долго, мыться-то они закончили далеко за полночь. Ночевали они в одной комнате, в той, где раньше жили Лера с Франческой. Если Лера спала на кровати, то сёстры Сунь устроились на полу на своих ковриках. Лера никак не могла понять, как можно спать не на мягком матрасе, а на жёстком полу (нельзя же коврик считать заменителем матраса, не говоря уже о перине!), да ещё под голову вместо подушки подкладывать деревянный валик! Девушки из страны Цинь так спали и на корабле, но, как ни странно, они высыпались и утром были бодрыми и весёлыми. Утро желтокожие девушки начинали со смеха, вот так они смеялись несколько минут без всякой видимой причины. В этот раз они не изменили своей привычке. Леру это очень удивляло, она спросила подруг:

— Я вот не могу понять, почему вам так весело? Щекочете вы друг друга, что ли?

— Если день начинать с улыбки, то он будет хорошим, а если со смеха, то всё будет удаваться, а беды, печали и неприятные известия обойдут стороной! — ответила Линь, Винь её поддержала.

— Мне бы вашу уверенность, вот так посмеялась утром — и весь день всё хорошо, — немного хмуро ответила Лера. Желтокожие девушки переглянулись и из положения лёжа запрыгнули к Лере на кровать, сбросив одеяло на пол, они начали её щекотать.

Кто-то, постучав в дверь и не дожидаясь ответа, её распахнул, после чего начал говорить:

— Я пристав...

— ...городской стражи! Я это помню, — перебила старшего стражника хохочущая Лера и попыталась ещё что-то сказать, но её снова повалили на кровать и продолжили щекотать. Девушки спали не в ночных рубашках, а в штанах и просторных куртках из плотной ткани — это на корабле, а в гостинице решили немного расслабиться, сейчас на них тоже были надеты широкие штаны (на манер турецких шаровар) и просторные рубашки, шёлковые и полупрозрачные. Пристав и два стражника за его спиной застыли, глядя на полуголых, хохочущих и кувыркающихся на кровати девушек. Стражники растерялись, не зная, как на это реагировать. Наконец Лера перестала смеяться и посмотрела на стражников красных от смущения, но продолжавших смотреть на девушек. Нахмурившись, Лера укоризненно произнесла:

— Очень мило, что вы пришли пожелать нам доброго утра, но не могли бы вы подождать, когда мы оденемся? А то как-то неудобно получается, вы одеты, и даже в сапогах, а мы... или у вас тут так принято — желать доброго утра только неодетым девушкам?

— Какое утро?! Полдень уже скоро! — заорал опомнившийся пристав и, с подозрением глядя на девушек, грозно спросил: — Где вы были сегодня ночью, что так долго спите?

— Ах, какие у вас тут строгие нравы! Вы врываетесь к девушкам, чтоб выяснить — почему они так долго спят. Подозреваете — не гуляли ли они где-то всю ночь. Такая забота о нашей нравственности весьма похвальна, но я вам так и быть скажу, по-секрету скажу, мы очень устали! У нас было долгое и трудное плавание, а мы всё-таки слабые девушки. Вы это сами должны понять, уже как десять минут нас разглядываете. Или у вас куриная слепота и вы днём видите так же, как куры вечером?

Пока Лера это всё говорила, пристав то бледнел, то краснел, в итоге он, пытаясь изобразить строгий вид, сказал, что он пришёл сюда с самого утра и ждал, пока девушки проснутся, но этого не происходило, вот он и пришёл их поторопить и теперь ждёт внизу. После чего пристав и стражники удалились, вызвав у девушек новый взрыв хохота.

Спустившись вниз, девушки увидели стражников, стоящих под стенкой и нетерпеливо расхаживающего пристава, все стулья были заняты. Сидели Држезич, Сабович, Мранчич и хозяйка гостиницы (вообще-то хозяином был один из нобилей Коттора, эта женщина была управляющей). Пристав поморщился, вести допрос полагается сидя, а допрашиваемый должен стоять, робко переминаясь с ноги на ногу. Когда допрашивающий и допрашиваемый стоят, то получается, что они как бы на равных. Вот так морщась, пристав задал первый вопрос:

— Почему, госпожа капитан, так поздно легли спать, что вы делали?

— Во-первых, не капитан, а адмирал! Во-вторых, такой вопрос девушкам задавать неприлично! Но я вам отвечу — мы мылись! Позвольте теперь спросить вас, чем вызван такой ранний визит и почему вы задаёте такие бестактные вопросы?!

— Этой ночью был убит почтенный негоциант Жакомо Меролинни, он подданный венецианской республики, и консул уже интересовался — как ведутся поиски убийцы, — ответил Лере пристав.

— И вы с этим вопросом заявились к нам? И не стыдно беспокоить бедных девушек? Да ещё в такую рань? — искренне удивилась Лера, прищурившись и глянув за окно, тени от домов показывали, что солнце поднялось уже довольно высоко. Может, это действие девушки, а может, её слова разозлили пристава, и он, едва сдерживаясь, произнёс:

— Как только вы появляетесь в Котторе, так кто-то здесь умирает! И это уважаемые граждане города! А Жакомо Меролинни не только был уважаем у нас в городе, он подданный Венецианской республики, и её консул уже интересовался ходом расследования, скоро ли будут пойманы и наказаны совершившие это ужасное дело!

— Позвольте, господин пристав, а мы-то тут при чём, неужели вы думаете, что это мы зарезали вашего уважаемого гражданина?

— Вас не видели, в то время когда произошло преступление, и поэтому...

— Постойте, постойте, — остановила пристав Лера и, показывая на хозяйку, спросила: — А почему нас не видели? Мы в это время мылись, а то, что не видели, так это халатность местной прислуги! У нас даже вода остыла, и пока я на это не указала, никто не пошевелился! Безобразие!

Хозяйка гостиницы начала извиняться, обещая, что такого больше никогда не повторится, виновные будут наказаны, а все желания девушек будут выполнятся ещё до того...

— Как мы об этом подумаем, — благосклонно кивнула Лера и, повернувшись к приставу, спросила: — Так как был зарезан ваш уважаемый гражданин?

— Он не был зарезан, ему свернули шею, его тело нашли под лестницей! — почти выкрикнул пристав, Лера, удивлённо приподняв бровь, спросила:

— Не зарезали, а свернули шею? Прямо под лестницей или на лестнице? А куда смотрели его охранники? Ведь у него же должна быть хоть какая-то охрана?

— Они ничего не помнят, их нашли спящими.

— Вот видите — какой ужас! Их хозяину крутят шею, а они себе спокойно спят! За такое... Винь, что делают за такой проступок у тебя на родине?

— Вспарывают живот, — ответила желтокожая девушка и очень серьёзно пояснила: — Они должны сами себе вспороть живот, как не оправдавшие доверия своего господина. Только так они могут искупить свою вину.

— С этим разобрались, нерадивые охранники вспарывают себе животы. Если им страшно делать это самим себе, то пусть вспарывают друг другу или сделайте это вы, господин пристав, как должностное лицо. Чтоб другим неповадно было спать во время несения службы! Ах да, остаётся ещё убитый, вернее, свернувший шею, вполне возможно, что он упал с лестницы и... хотя возможен совсем другой вариант. Я просто в этом уверена! — Лера посмотрела на пристава, тот быстро спросил:

— В чём вы уверенны?

— Вашему почтенному негоцианту свернула шею коварная лестница. Подло завлекла, свернула, а потом сбросила его вниз! Наверное, ещё и ограбить хотела, они всегда так делают — завлекают и сворачивают, а потом грабят! Арестуйте её и допросите, она во всём признается! Обязательно признается, если её хорошенько допросить, они, вообще-то, трусливые. Вот считайте, что её признание в совершении этого страшного преступления у вас в кармане!

— Кто они? Кого арестовать? Кто признается? — переспросил ошарашенный пристав, который не смог уследить за ходом рассуждений Леры, а та серьёзно ответила:

— Как кого? Лестницу!

Пристав набрал воздуха, чтоб достойно ответить, но ему не дал это сделать вошедший венецианский консул в сопровождении двух секретарей (одним из которых был Энрике Скорца) и двух морских офицеров, Альберто Изеринни и его помощника. Он, игнорируя пристава, учтиво поклонился и поздоровался с Лерой:

— Здравствуйте, капитан Бегич, извините меня, что не поприветствовал вас вчера, но ваш корабль прибыл слишком поздно и...

— Ничего страшного, — ответила Лера, протягивая руку для поцелуя, но тут же с сожалением вздохнула: — Но если бы вы встретили, мне удалось бы избежать тех обвинений, которые мне сегодня предъявляют.

— Вам? Какие же это обвинения? Кто смеет вас в чём-то обвинять?! — грозно нахмурил брови Изеринни. Лера показала на пристава городской стражи и нажаловалась:

— Вот он, этот господин, который пристав! Обвиняет меня в том, что я вчера долго мылась!

— Но ночью был убит Жакомо Меролинни, почтенный негоциант и гражданин Венецианской республики, господин консул сегодня утром настоятельно рекомендовал мне ускорить поимку и наказание преступника, — начал оправдываться пристав, Изеринни, нахмурившись, резко заявил:

— Сеньора Бегич в данный момент выполняет задание, порученное ей сенатом, то есть она на службе республики! Как вам могло прийти такое в голову, что она причастна к тому, что у вас тут происходит! Вы вместо того чтоб заниматься делом, выдвигаете какие-то смехотворные обвинения сеньоре Бегич!

— Действительно, какие у вас могут быть претензии к капитану Бегич? — поинтересовался венецианский консул, Лера его поправила:

— К адмиралу, под моей командой сейчас несколько кораблей, значит я адмирал, а не капитан!

"Белая чайка" в сопровождении "Святого Фоки" вышла из порта Коттора и направилась к Вериге. Две недели прошли быстро, многие из команды "Белой чайки" сходили к Госпра-од-Шкрпьела, острову с одноимённой церковью, расположенному напротив Пераста, там помолились и оставили в дар Богородице кто серебряную пластину, а кто и золотую, потом многие разъехались по прибрежным селениям (не все моряки жили в Котторе). Лера тоже не сразу вернулась в Коттор, а отправилась в Тиват, до этого города было легко добраться — пройти Вериге и немного по заливу, носящему имя города (а может, было и наоборот). Там она проинспектировала подготовку к походу двух галер, экипажи которых признали её своим командиром. Там же состоялся и разговор с Жданко и Влахо. Сначала Лера заявила, что не может отдать им их долговые обязательства, которые забрала у Жакомо Меролинни. Моряки погрустнели, получается, что избавившись от одной кабалы, они попали в другую. Лера, полюбовавшись их траурным видом, показала им язык и сообщила, что отдать не может, потому что эти расписки сгорели в печке. Присутствующий при этом разговоре Мирко укоризненно покачал головой, а вот Жданко и Влахо долго выражали свой восторг, от крепких объятий этих моряков Леру спас только её авторитет адмирала (а может то, что она спряталась за спину Мирко).

Галеры были тихоходнее венецианского галеаса, поэтому отряд Леры (хотя она и назвалась адмиралом, но количество кораблей в её подчинении было слишком малым для эскадры) Бокка прошёл только под вечер и, особо не удаляясь от берега, направился на юг.

Глава шестая. Валерия Бегич — удачливый адмирал и великий колдун.

"Белая чайка" шла впереди, за ней "Святой Фока", потом "Чёрная барракуда" и "Чёрная звезда". Вообще-то, капитаны галер не хотели идти в кильватере венецианца, но Изеринни (не столько он, сколько его помощник) настаивал именно на таком порядке движения. Его поддержала Лера, сказав, что так будет лучше, почему лучше не объяснила, но так глянула на Желько Мрелича, капитана "Чёрной каракатицы", и Дмитара Горанича, капитана "Чёрной звезды", что те не стали возражать. Уже потом, когда венецианцы отбыли на свой галеас, Лера пояснила капитанам присоединившихся к ней галер, почему она согласилась на таком построении отряда:

— Вам всё равно придётся уйти в сторону, вы будете в засаде. Где? Это сейчас решим. Вряд ли нам удастся дойти до Дурреса, на меня засаду должны устроить раньше, в прошлый раз мы оказались южнее только потому, что нас шторм туда затащил. А турки, видно, тоже попали в этот шторм, но успели укрыться в бухтах, а когда увидели "Белую чайку", маленький, одинокий и беззащитный корабль... — Лера сделала паузу, изобразив грусть по поводу беззащитности своего кораблика, чем вызвала улыбки присутствующих. Тоже улыбнувшись, продолжила: — Эту историю вы слышали, можно сказать, тогда нам крупно повезло, но сейчас турки такой ошибки не допустят, они навалятся всеми своими кораблями. Тогда было семь галер, одну мы сожгли, значит, будет шесть, может, больше, хотя вряд ли. Бейлербей не пошлёт все свои силы на нас, как бы ему этого не хотелось, поэтому будем исходить из того, что их будет шесть. И это большие галеры.

— Турецкая каторга может иметь до двухсот человек абордажной команды! А если их будет шесть! То это больше тысячи бойцов! — не смог сдержать эмоций Горанич. Ему возразил Држезич:

— Это максимальное число воинов на каторге, столько бывает, когда флот идёт в бой. Вряд ли сейчас будет больше сотни на каждой. Воинов надо кормить, и не только их, гребцам тоже что-то надо дать поесть, а эти галеры будут в засаде не меньше недели, а то и двух. Бейлербей знает, что мы будем там идти, но не знает когда, поэтому засаду устроят заблаговременно.

— Но если мы пойдём мористее, то перехватить нас не получится, — возразил Мрелич, теперь ответила Лера:

— Почему не получится? Если бы у меня была одна "Белая чайка", я бы так и сделала, но... Мне надо на юг, то есть мой путь будет гораздо длиннее, чем их, когда они пойдут на перехват, а турецкие галеры лишь немного уступают моей "Чайке" в скорости, но я всё равно бы от них убежала, но... сейчас это нам не надо. А как они узнают, что мы вышли? А напротив Бокка, у самого горизонта, две фелуки маячат, вот одна и сообщит, что мы вышли из залива. Основные силы турок пойдут нам навстречу, если поменяем курс — с сообщением об этом отправится вторая, тут всё ясно.

— Адмирал, что же вы задумали? — поинтересовался Мрелич, а потом с грустью расписал расстановку сил: — Даже если будет не шесть галер, а только три, всё равно у них численный перевес в бойцах, у нас-то немногим более сотни на каждой галере, больше взять не получится, перегруз будет, да и взять неоткуда!

— Вот тут-то нам и пригодятся венецианцы. Хотят идти сразу за моим кораблём? Так пусть идут, скорость я буду держать такую, чтоб они едва успевали, а вы идёте в... как вы, Дмитар, сказали? Там где устье реки Буна? Это сразу как пройдём Ульцинь? Там есть бухта, где можно спрятаться? Значит, так и сделаем — вы отстаёте, отстаёте и там прячетесь. Те, кто за нами будут наблюдать, решат, что вы сбежали или вообще не со мной были. Я иду вперёд, венецианцы за мной, потом я разворачиваюсь и быстро убегаю, ветер-то будет попутный, турки за мной гонятся, а я их заманиваю. Тут сыграет азарт охотника, как бы они не старались, а у "Белой чайки" скорость больше, они растянутся, и будем их бить по одному. Надеюсь, вы, Желько и Дмитар, с одной галерой справитесь, а я буду подстраховывать.

"Святой Фока" с трудом поспевал за "Белой чайкой", к тому же идти пришлось галсами — южный ветер дул в правую скулу. Альберто Изеринни с беспокойством смотрел на идущий впереди корабль, он медленно, но верно отрывался от идущего под всеми парусами большого галеаса. Беспокойство капитана выразил его помощник:

— Что эта чёртова девка делает?! Она что? Хочет от нас сбежать?! От нас или своих пиратов? Их уже не видно, так они отстали! Зачем было их брать под свою руку, если вот так от них же удирать, ведь ясно было, что их галеры тихоходные! К тому же, зачем она прижимается к берегу? Шли бы мористее, маневрировать было бы гораздо легче! Что?.. Что они делают?

Крайнее изумление помощника капитана "Святого Фоки" можно было понять, "Белая чайка", пройдя очередной галс, развернулась совсем в другую сторону и пошла почти навстречу венецианскому галеасу. Почему был выполнен это странный манёвр, стало понятно, когда малый галеас разошёлся на контркурсах с большим. За "Белой чайкой" гнались пять турецких галер, неизвестно откуда вывернувшихся. При этом с малого галеаса три раза успели выстрелить из кормовых пушек, стреляли книппелями и по разным галерам, два раза попали. А на мачте уходящего от погони малого галеаса реял красный флаг с золотым львом, точно такой же, как и на "Святом Фоке", поэтому неудивительно, что турецкие галеры открыли огонь по идущему им навстречу большому галеасу! Помощник капитана, глядя на приближающиеся и окутавшиеся облачками белого дыма турецкие галеры, растерялся, хотя был намного старше и опытнее молодого капитана "Святого Фоки", а вот тот закричал:

— Тысяча чертей и одна ведьма! Подготовится к развороту, пушки к бою!

— Точно ведьма! Так нас подставить! Нас же должны были пропустить! Была же договорённость...

Досада помощника Изеринни была совсем непонятна — турки враги и не ясно, почему и кого они должны были пропускать и что это за договорённость, и с кем она была? И почему ведьма (вот тут было понятно, кого он имел в виду) их подставила, она правильно действовала при виде превосходящего противника, атаковать небольшим кораблём пять турецких галер — чистое самоубийство! А вот то, что она сумела две из них повредить — выше всяких похвал. Об этом и сказал своему морщащемуся помощнику Альберто Изеринни.

Потерявшие скорость две турецкие галеры прекратили преследование "Белой чайки", они попытались атаковать "Святого Фоку". Попытались, потому что венецианский галеас, умело маневрируя и обстреливая из своих орудий, не давал им приблизиться для абордажа. Если бы это произошло, то более многочисленные команды галер одолели бы (пусть и с трудом) экипаж венецианского галеаса. Вот так огрызаясь огнём своих орудий (количеством и калибром которых превосходил галеры) "Святой Фока" отходил на север, следом за "Белой чайкой". Помощник Изеринни несколько раз предлагал выйти из боя, поднять все паруса и, пользуясь своим преимуществом в скорости, уйти на север. Теперь Изеринни неодобрительно сказал, недовольно поморщившись:

— Бежать? На юг? Так мы до самой Венеции можем добежать! А как же наша миссия, что мы скажем сенаторам? Сейчас ситуация складывается в нашу пользу, мы держим турок на расстоянии, не давая им приблизиться даже на эффективный выстрел их пушек, при этом уже нанесли их галерам значительный урон! Не верю, что сеньора Бегич так просто бежала. К тому же вряд ли нам удастся уйти от турецких галер, даже если они на вёслах идут.

— Мирко, глянь, вроде отстают, — озабоченно произнесла Лера, глядя на турецкую галеру, вырвавшуюся вперёд. Вперёд вышли две галеры, одна больше, другая меньше, а третья безнадёжно отстала. Мирко посмотрел на паруса ("Белая чайка" шла не под всеми парусами, поставив примерно половину) и отрицательно покачал головой, пояснив, почему не стоит ещё убирать паруса:

— Скоро устье Буны, там довольно узко, а нам нужно будет развернуться. Придётся на вёслах, а это время. К тому же надо будет не просто развернуться, а ещё и разогнаться.

Лера молча кивнула, соглашаясь со своим помощником. Выждав ещё полчаса, Мирко скомандовал поворот, и "Белая чайка", накренившись, повернула в узкий залив. Сколько Лера не всматривалась в берега по обеим сторонам, но разглядеть, где спрятались "Барракуда" и "Звезда", ей не удалось. Руководствуясь какими-то видными только ему приметами, Мирко дал команду убрать паруса и развернуть корабль, задействовав вёсла. Лера ещё раз молча кивнула и направилась на бак, за ней пошли её маленькие подруги. Мирко тоже ничего не сказал, только в спину перекрестил удаляющихся девушек.

Турки, на первой галере, хотя и значительно отстали, но видели манёвры маленького галеаса, похоже, они знали, что река дальше становится непроходимой для кораблей, поэтому то, что преследуемый кораблик развернулся, удивления у них не вызвало. Под ликующие крики своей команды галера устремилась к казавшемуся беззащитным кораблику. На "Белой чайке" сейчас было сто пятьдесят человек, что втрое превосходит численность экипажей подобных кораблей, это должно было стать для аскеров галеры неприятным сюрпризом, но это было не всё! Маленький кораблик (по сравнению с галерой) шёл так, будто собирался своим форштевнем ударить по форштевню галеры, но этого не произошло, с высокого бака этого корабля ударили пушки такого калибра, какой на подобных судах на нос не ставят! Картечь свинцовым дождём обрушилась на турецких канониров, замерших у своих пушек и ожидающих команды — стрелять, на приготовившуюся к атаке абордажную команду галеры. А атакующий галеас как бы притёрся к левой скуле галеры, и хлынувшие на палубу абордажники врезались в тех, кого пощадила картечь. На острие атаки шли, вернее, бежали три маленькие фигурки. Девушка в центре с бешеной скоростью крутила двумя саблями, выглядевшими игрушечными по сравнению с ятаганами турок. У её спутников (определить их пол было трудно, так как и они были в штанах, а их рубашки, в отличие от девушки, были зашнурованы под горло), в руках были странные сдвоенные палки, которыми они крутили с такой же скоростью, как девушка саблями. Но каждый удар оружия этой троицы был смертельным! У самой кормовой надстройки дорогу атакующей троице преградили три темнокожих гиганта с огромными ятаганами, но они успели только замахнуться, двоих из них удары палок опрокинули на землю. Третий же оказался перед Лерой, которая его обошла, ятаган гиганта только свистнул в воздухе, а он сам, получив удар по затылку, повалился на палубу. Эти три темнокожих воина пытались защитить двух турок, одного худого, другого тучного. Если худой ещё как-то пытался сопротивляться, то тучный сразу поднял руки и пронзительно закричал:

— Сдаюсь! Пощады!

Этот крик словно послужил сигналом, если кто из турок и пытался сопротивляться, то тут же перестал. Сдавшегося тучного турка тут же связали, а Лера сквозь большие окна, пушечные порты, глянула на вторую галеру, шедшую в кильватере первой, её атаковали "Барракуда" и "Звезда", зашедшие ей с кормы. Почему так получилось? Может, тихоходные пиратские галеры просто не успели выйти турецкой наперерез, или этому была какая-то другая причина. Но это сыграло вольным пахарям на руку, их атаку не стразу заметили, так как на люди галере (в том числе и канониры кормовых пушек) были увлечены наблюдением за своей первой галерой, преследовавшей "Белую чайку". Теперь на той галере кипел бой, а третьей ещё не было видно. Лера, показывая на вторую галеру, скомандовала:

— Идём туда!

— Для этого нам надо вернуться на "Белую чайку", бросив эту каторгу, — спокойно заметил Мирко и добавил: — Есть идея получше, идём на гребную палубу. Пока туда шли, он быстро рассказал Лере, что за идея у него появилась.

Лера в сопровождении Мирко, Жданко, сестер Сунь и ещё нескольких моряков спустились туда, где находились банки гребцов. Эта галера была довольно большая, так у неё было сорок две пары вёсел, каждое двигали три гребца, кроме этого в специальной выгородке сидело ещё сорок невольников. Между банками-скамьями гребцов проходил специальный мостик-дорожка, на котором под кормовой надстройкой стоял большой барабан, которым задавался темп гребли. С десяток надсмотрщиков, подняв руки, стояли на коленях у этого барабана. Лера, не обращая внимания на этих людей, встала так, чтоб её видели все рабы-гребцы, напряжённо прислушивающиеся к тому, что происходит наверху. Рабы понимали, что если галеру захватили пираты, то в их доле ничего не изменится, возможно, станет ещё хуже! Пираты могут потопить или поджечь галеру совершенно не заботясь о прикованных к вёслам. На девушек внимания почти не обратили, смотрели на чернобородого гиганта — Жданко Сабовича, полагая, что именно он капитан корабля захватившего галеру, тем более что он гаркнул:

— А ну всем тихо!

После этого, немного повысив голос, заговорила Лера:

— Я Валерия Бегич, капитан корабля, захватившего эту галеру. Я освобождаю вас, вы вольны идти, вернее, плыть куда хотите, но, боюсь, далеко не уйдёте. За нами гонятся несколько турецких галер, поэтому я прошу вас об ответной услуге — помогите мне отбиться от них! А сейчас с вас снимут кандалы, что делать дальше — решайте сами.

Как только Лера замолчала, несколько моряков, сопровождающих её начали молотками, найденными у надсмотрщиков, выбивать штифты из кандалов. Этими штифтами кандалы удерживались на руках гребцов-невольников, а сами кандалы крепились к специальными кольцам на вёслах. Вообще-то, гребцы должны быть к вёслам прикованные, но если надо быстро поменять гребца (обессилевшего или убитого во время боя), то расковывать, а потом заковывать — долго. То ли дело такой штифт: забил-выбил, дело нескольких секунд. Обессилевшего или убитого гребца сразу же выкидывали в море (кому он теперь нужен?), а вот кандалы на нём — денег стоят, поэтому их берегли больше чем того, на кого они были надеты. Конечно, такой штифт мог выбить и сам невольник, что иногда случалось, но если проверять надёжность крепления (что надсмотрщики делали каждый день, а то и по несколько раз в день), то освободиться от таких оков было невозможно. Сейчас же гребцы-невольники от своих оков освободились быстро, те, кто уже снял кандалы, помогали это сделать остальным. Лера растерянно посмотрела на Жданко, который поддержал предложение Мирко, немного отставшего, тот, пожав плечами, тихо предложил подождать, мол, сейчас сама увидишь. Радостный гомон освободившихся людей перекрыл чей-то зычный голос, судя по тону, что-то скомандовавший. Язык, на котором говорил этот человек, был Лере незнаком, хотя некоторые слова были понятны. Когда заговорил большой, чернобородый человек (чем-то похожий на Жданко), радостный говор освобождённых невольников стих, они внимательно слушали этого человека. Потом на несколько мгновений гомон возобновился и снова стих, видно, то, что сказал этот человек, одобрили все освобождённые. Чернобородый посмотрел на Жданко, но тот указал глазами на Леру, и человек обратился к ней, на том же языке на котором она, обращаясь к невольникам (девушка говорила по-турецки):

— Мы согласны, капитан, у нас нет другого выхода.

— Тогда определитесь, кто будет на вёслах, а кто в первой волне абордажников, потом в драке примут участие все. Нам надо захватить две галеры, именно захватить, а не утопить, ведь там тоже на вёслах сидят люди и их надо освободить, — не смогла сдержать улыбку Лера. Предложение Мирко было для Леры неожиданным, но оно оказалось более чем удачным, численность её команды (пусть временная и пусть не все рабы-гребцы примут участие в атаке) возросла почти на триста человек, а это намного повышает вероятность выйти из схватки с турецким галерами победителем. Чернобородый гигант кивнул, соглашаясь, только поинтересовался, чем вооружиться? Лера, продолжая улыбаться, ответила, что оружия на палубе более чем достаточно.

Всю эту операцию с заманивание турецких галер в ловушку задумала Лера, задумала, исходя из опыта первой своей стычки с турками. Захватывать турецкие большие каторги она не собиралась — что делать с захваченной турецкой галерой? Где взять людей, в том числе и гребцов, чтоб полноценно эту галеру использовать? Лера хотела просто вывести их из строя, как ту, на которой она взяла богатую добычу. Если не все галеры, то несколько из них, а остальные повредить так, чтоб они не смогли преследовать "Белую чайку". Товарищи-подчинённые, кого Лера посвятила в свой план, должны были бы назвать эту затею — авантюрой, но особо возражать не стали, видно, рассчитывали именно на такое развитие событий — уговорить рабов-гребцов перейти на свою сторону. Турки гребцами на свои каторги брали сильных людей, а это обычно воины, попавшие к ним в плен. Редко кто мог на большой турецкой каторге долго продержаться, но обессиливших на таких галерах не было, не потому, что их берегли, просто часто меняли — на вёслах должны быть сильные гребцы, от этого зависела скорость, следовательно, боевые качества корабля.

Чернобородый отобрал тех, кто должен был идти в первой волне абордажа и с ними поднялся на палубу. Загрохотал барабан, задающий темп, и гребцы налегли на вёсла, галера начала разворачиваться. Лера стояла на капитанском мостике галеры, она с половиной абордажников своего корабля решила остаться здесь, Мирко вернулся на "Белую чайку", с девушкой остались Жданко и Влахо. Чернобородый предводитель гребцов-невольников тоже стоял на капитанском мостике, все смотрели на вторую турецкую галеру, третьей ещё не было видно — похоже, она намного отстала от первых двух. С этой большой каторгой сцепились две галеры "вольных пахарей", которые были меньше раза в два. То ли аскеров на каторге оказалось много, а может, по какой другой причине, но пахарей, сразу ворвавшихся на палубу каторги, теперь оттеснили к бортам, и было похоже, что драка переместится на их галеры. На "Белую чайку" вернулась треть тех, кто принимал участие в абордаже, остальные остались на захваченной галере, Лера решила, что её корабль не будет участвовать в атаке на вторую турецкую галеру. Мирко было приказано отвлечь на себя третью галеру, если она появится, отвлечь пушечным огнём. А захваченная галера, развернувшись, двинулась на помощь терпящим поражение (это уже было видно) "вольным пахарям".

— Адмирал, вы снова хотите возглавить атаку? — поинтересовался у Леры Жданко.

— Да, я иду впереди, галерники идут за нами, мы должны задавить турок, времени у нас в обрез, — девушка кивнула, потом распорядилась, обращаясь к чернобородому на турецком языке: — Вы сразу на гребную палубу, освободите гребцов.

Чернобородый, очень похожий на далматинца, повернувшись к своим, выстроившимся за абордажниками с "Белой чайки", что-то сказал на своём языке, несколько человек сразу побежали на гребную палубу. А мужчина, слегка приподняв бровь, обратился к Лере на далматинском:

— Мы пойдём за вами, а освобождением гребцов займутся те, кто сейчас на вёслах, когда каторги сцепятся, маневрировать не надо будет. Меня зовут Степан Прохоров, я понимаю ваш язык, со мной на весле рядом сидел далматинец, вот я и выучил ваш говор. А вы... там на гребной палубе вы назвались капитаном, а сейчас...

— По привычке, до недавнего времени, я была капитаном, а сейчас... Приготовиться! Вперёд!

Этот разговор вёлся уже на носу галеры, Лера не договорила, потому что каторга подошла к своей цели. Плавно подошла, так как не желая повредить обе каторги, Лера приказала не таранить, и Влахо, сейчас командовавший галерой на капитанском мостике, выполнил команду своего адмирала в лучшем виде. Только слабый толчок показал, что галеры стали нос к носу, увлечённо дерущиеся на корме обратили внимание на то, что их галера атакована только тогда, когда абордажники под командой Леры, пробежали половину палубы. Вообще-то, Лера не командовала, она бежала, намного опередив остальных, рядом с ней бежали сёстры Сунь. Девушки, как потом говорил Прохоров, даже не врубились в обернувшихся на шум турок, как положено бойцам, а вошли как раскалённый нож в масло, разве что не зашипели. Ни Лере, ни сёстрам Сунь сопротивления никто не мог оказать, настолько они быстро двигались. Конечно, девушки всех перебить не смогли бы, противников было слишком много, аскеров смяли набежавшие абордажники.

Лера оглядела стоящие с двух сторон "Белой чайки" турецкие галеры. "Звезда" и "Барракуда", на которых оставили только гребцов и несколько человек команды, скрылись в прибрежных зарослях. Команды этих галер и так потеряли половину своих экипажей, если бы не освобождённые невольники, то с третьей турецкой галерой было бы очень трудно справиться. Она появилась из-за мыса, как только спрятались корабли "вольных пахарей". Галера неспешно двигалась, видно, её капитан решил, что с таким небольшим кораблём, как "Белая чайка" две большие каторги смогут разобраться и без него. Открывшаяся картина это подтверждала: корабль, за которым гнались, стоял между двумя турецкими, стоял со спущенными парусами и флагом, а над галерами гордо реяли красные полотнища со звездой и золотым полумесяцем. Такое могло быть только в случае полной победы, а судя по всему, именно это и произошло. Третья турецкая каторга, ничего не опасаясь, направилась к стоящим кораблям, капитан этой галеры даже не обратил внимания на то, что все три корабля стоят в ряд, не рядом, а так, чтоб не мешать друг другу, если придётся начинать движение, их вёсла опущены в воду и находятся в положении начала гребка (может, и обратил внимание, но не придал этому значения). Когда до турецкой галеры оставалось меньше двух кабельтовых, Лера, в этот раз находившаяся на капитанском мостике "Белой чайки", подала сигнал и все три корабля рванули вперёд. Галеры всё же обогнали малый галеас и приткнулись к атакуемой каторге с двух сторон, не давая подойти "Белой чайке" (места для размаха её вёсел там уже не было), но это и ненужно было, для действенного залпа четырёх носовых карронад такого расстояния было более чем достаточно. Вслед за свинцовым дождём, не давая опомниться, на палубу каторги ринулись абордажники. Не прошло и пяти минут, как и эта галера была захвачена.

"Белая чайка" в сопровождении трёх турецких галер двигалась на юг, поход начался не сразу, этому предшествовали некоторые события.

На третьей галере, как и на первых двух, весь турецкий экипаж был без жалости вырезан, ни "вольные пахари", ни команда "Белой чайки" не вмешивалась. Лера сделала попытку помешать этой резне, но была остановлена Мирко:

— Они долго терпели, и попытаться их остановить — значит и на себя обратить их гнев. К тому же... Лера, как ты думаешь, турки бы нас пожалели? Они бы с нашими экипажами поступили точно так же, а тех, кого не убили сразу...

После учинённой расправы на галерах некоторое время побузили, мнения там разделились. Далматинцы, арнауты (а их было немало среди рабов-гребцов) хотели вернуться домой, но только некоторые, большинство было взято в плен во время разорения их селений, родных у них уже не осталось и возвращаться не было куда. К тому же большинство из них не были моряками, то есть — грести вёслами они ещё могли, а вот куда — не знали. В итоге большинство из них присоединилось к очень поредевшим командам "Каракатицы" и "Звезды", перешедшим на одну из захваченных галер (их прежние корабли хоть ещё могли плавать, но были уже старыми и тихоходными). На двух других галерах разместились соотечественники Прохорова и соотечественники второго вожака бывших невольников с чудной фамилией Пидкова (как сказал Лере один из бывших рабов — они говорили на языках очень похожих), вот там то и возникла буза, один из бывших невольников, габаритами не уступавший Жданко, гулко ударяя себя в грудь, кричал:

— Да чтоб я, наказной атаман Тимофеев, подчинялся какой-то бабе?! Да не бывать этому!

— Уймись, Фома, если бы не она, то ты сейчас у весла так и сидел, — пытался урезонить своего товарища Прохоров. Этот разговор на повышенных тонах происходил на палубе первой из захваченных галер, на капитанском мостике которой стояла Лера, она, конечно, не понимала, о чём говорилось, но ей переводил бывший невольник, который знал язык спорящих. А Фома Тимофеев продолжал возмущаться:

— Где это видано, что казак будет бабе подчиняться и где? В походе!

— Кончился твой поход, Фома. Как и твоё атаманство кончилось, когда ты в плен к туркам попал. Тебя освободили, не всё ли равно, кто это сделал? А подчиняться бабе... если она толковая, то почему бы и нет? — попытался вмешаться в этот спор Пидкова.

— А твой, Петро? Продолжается? То-то я смотрю, ты под юбку спрятаться норовишь! Вы черкасы привыкли за юбки держаться, а у нас донцов бабы своё место знают! Галера наша! Мы можем... — продолжал разоряться Тимофеев, но Лера его не слушала, она сказала стоящему рядом Жданко:

— Пора это прекращать, галера хорошая и терять её жалко, а если так дело дальше пойдёт, то эти орлы попытаются все мои галеры увести, вон видишь, как этого крикуна слушают и, похоже, многие с ним согласны. Сейчас и уведут мои кораблики! А этого допускать нельзя!

— Адмирал, что вы задумали? Это может быть опасно! Они могут просто порвать... — забеспокоился Жданко, но Лера не дала ему высказать свои опасения:

— Жданко. Если я сейчас дам слабину, то очень скоро перестану быть не только адмиралом, но и капитаном. Слабых не любят, а они именно это и решили относительно меня, видишь, сюда и не смотрят, будто нас здесь нет.

Лера легко спрыгнула с кормовой надстройки, перекувыркнувшись через голову, и с разворота ногой ударила Тимофеева в челюсть. Удар был достаточно сильным, и казак упал. В наступившей тишине Лера кивнула Прохорову:

— Если кто не поймёт, переведи, второй раз говорить не буду. Это мои галеры! Если кто не согласен — в лодки, и гребите к берегу, он недалеко. Если же решили остаться, то подчиняться мне беспрекословно, всем понятно?

— Прыгать Лера научилась, а вот уширо маваши гери у неё по-прежнему плохо получается, — прокомментировала действия подруги Линь, она и её сестра напряглись, и в их руках неизвестно откуда появились те странные сдвоенные палки, которыми они дрались в абордажных схватках. Девушки смотрели вниз, на палубу, там могучий мужчина уже встал на ноги и мотал головой, приходя в себя. Наконец у Тимофеева глаза перестали смотреть в разные стороны и он, глядя налитыми кровью глазами на стоящую перед ним девушку, заревел:

— Ты!.. ты!.. Грязная де...

— Не ты, а госпожа адмирал, в отличие от тебя я недавно мылась, — спокойно сказала Лера, при этом хрупкая девушка неуловимым движением ударила здоровяка по колену, тот взвыл от боли. Лера, ласково улыбаясь, как будто говорила что-то приятное, сказала: — Ещё одно такое слово — и я тебя выкину за борт, сама выкину. Или ты предпочитаешь мужскую разборку? Тогда давай! Если ты мужчина, то докажи, что ты сможешь с бабой справиться, а то я в этом сомневаться начала.

Лера медленно вытащила свою саблю, Тимофеев, криво усмехаясь, поднял с палубы ятаган, что выронил, когда его первый раз ударили.

— Фома! Что это ты задумал?! Остановись! — воскликнул Прохоров, но Тимофеев его не слушал, быстро вращая ятаганом, двинулся на Леру. Никто ничего не понял — девушка шагнула вперёд, прямо под удар бешено крутящейся сверкающей полосы стали, и оказалась за спиной мужчины, а тот, сделав шаг вперёд, упал на палубу лицом вниз. Упал, будто споткнулся, а вокруг головы упавшего быстро увеличивалась лужа крови, так бывает, когда рана очень серьёзная. Лера аккуратно вытерла кончик сабли и, посмотрев на притихших бывших невольников, сказала, указав на лежащее тело:

— Я адмирал Валерия Бегич и я командую этими кораблями, если кто этого ещё не понял, ему лучше уйти по-хорошему, берег близко, шлюпки я дам. Если же кто хочет плавать под моей командой, то слушаться меня беспрекословно! Понятно?

Несколько десятков бывших невольников воспользовались предложением Леры. А мнение остальных выразил Прохоров:

— Мы с вами, адмирал! Вы действительно адмирал! Вы это доказали, вам удалось захватить более сильные турецкие галеры, чем те корабли, которые были у вас. Я с вами!

— Только ли в этом причина? — улыбнулась девушка, Прохоров улыбнулся в ответ:

— Не только, мы все хотим домой, но понимаем, что это сейчас невозможно. Можно, конечно, попытаться пробраться на Дон и за пороги, но... морем это не получится, через проливы не пройдёт и сильный флот, посуху... долго, да и опасно, мало кто дойдёт. А с вами... мы попали в плен, когда шли в поход, чтоб бить турка и освободить невольников. Так не всё ли равно, где это делать?

— Только ли бить турка и освобождать невольников? — хитро прищурившись, спросила Лера, Прохоров под общий смех ответил:

— Ну, и за зипунами, как же без этого.

Лера не знала что это такое, но поняла, что имеет в виду казачий атаман и, улыбнувшись, пообещала:

— Без добычи никто не останется, а как вам домой добраться... подумаю, может, что-нибудь и выйдет, но то, что это будет скоро, не обещаю.

Турецкие галеры не пострадали во время их захвата и были готовы к плаванию, даже гребцы остались прежние, только теперь они не были прикованы к вёслам. Бывшие невольники стали командами двух галер, третью Лера отдала поредевшим экипажам "Барракуды" и "Звезды", к ним присоединились освобождённые рабы-гребцы, уроженцы Далмации и княжеств Скадарии и Арберии. Эту галеру хотели привычно назвать "Чёрная звезда", но Лера воспротивилась, заявив, что если они так хотят, то пусть будет "Звездой" но никак не чёрной. Вообще-то, Лера хотела назвать эту галеру "Звёздочкой", но не согласился назначенный её капитаном Желько Мрелич, сказавший, что так называть боевые корабли не положено. Малые галеры "вольных пахарей" спрятали в бухте, они были намного медленнее турецких и были бы обузой, да и людей, чтоб на них посадить не было. Первую захваченную галеру назвали по предложению выбранного её капитаном (и утверждённого Лерой) Петром Пидковой — "Днипро", на этой галере собрались его соотечественники. Вторую, где капитаном стал Степан Прохоров, назвали — "Дон". С оружием и одеждой проблем не было, их позаимствовали у убитых аскеров. Тот факт, что хозяева этого добра — мертвые, а одежда местами в крови и порвана, новых хозяев обеих галер не смутил — дыры можно зашить, а кровь смыть.

Лера с сёстрами Сунь перешла на "Днипро" (можно сказать — сделала эту галеру адмиральским кораблём), эта галера была больше остальных, у неё было сорок две пары вёсел (у остальных было по тридцать шесть, может, потому эта галера и вырвалась вперёд при преследовании "Белой чайки"). Кроме этого, здесь, не считая капитанской, было ещё три больших каюты, которые могли бы называться — адмиральским салоном. Петро (именно так он себя называл) Пидкова, как и Степан Прохоров знали далматинский, поэтому проблем в общении не было. Сейчас они (Лера и Петро) стояли на капитанском мостике и Пидкова отвечал на вопросы своего адмирала:

— Петро, а почему вы и Степан называетесь козоками? Ведь язык у вас отличается, то, что говорите вы и ваши товарищи, я немного понимаю, нет, я и Степана понимаю, но вас лучше.

— Казаками, — улыбнувшись в большие усы, ответил Петро, он успел переодеться и побриться, при этом побрил не только подбородок, но и голову. Поправив чалму и вздохнув — эх, шапки нет, начал объяснять: — Мы казаки, но Степан и его товарищи — донцы, а я и те, которые здесь со мной — запорожцы.

— Ага, — понимающе кивнула Лера и сделала неожиданный вывод: — Вы казаки, но разные. А чтоб вас можно было отличить друг от друга, запорожцы бреются, а донцы нет. Вот вы быстренько и побрились, чтоб не перепутаться, ведь на "Доне" есть запорожцы, а здесь донцы, так? А почему так?

— Да нет, не для того, чтоб не перепутаться, обычай у нас, у запорожцев, такой — брить головы и оставлять на темени прядь волос. Сейчас у меня такого нет, потому что турки срезали. Чтоб не чувствовал я себя вольным. Дурни они, не понимают, что не чуб делает человека вольным, казак и в кандалах о свободе думает. А почему мы так не поделились: на одну каторгу только запорожцы, а на другую донцы? А потому что среди нас много побратимов, а они хотят быть рядом. Знаете, адмирал, что такое боевое братство?

Лера серьёзно кивнула, а вот Линь сделала неожиданный вывод:

— Бритая голова и длинная косица — знак учёности, а обильная растительность на лице — это отличие варваров.

Это замечание заставило Пидкову захохотать, отсмеявшись, он обратился к рулевому, который, судя по бороде, как раз и был донцом:

— Слышь, Иван, что умные люди говорят — борода только у варваров бывает, значит ты настоящий варвар!

— Саблей это махать не мешает, — серьёзно ответил рулевой и, усмехнувшись, добавил: — Зато зимой не холодно.

— Вот правильно Франческа говорила, что в северных странах так холодно, что приходится в банье озеро греть! — теперь вывод сделала Винь и, увидев, что её не поняли, стала рассказывать о том, что она думает о северной бане. Петро и Иван сначала слушали серьёзно, а потом начали хохотать. Веселье прервал донёсшийся издалека звук пушечного выстрела, Лера скомандовала:

— Поднять турецкие флаги, мы их нашли!

"Святой Фока", постепенно уходя на север, успешно отбивался от двух турецких галер. Галеры были больше, чем венецианский большой галеас, и пытались сцепиться с ним, но парусный корабль был более манёвренным, тем более что он уходил под ветер. К тому же галеас был лучше вооружён и своим огнём не давал галерам подойти к нему, а те пытались выполнить этот манёвр в то время, когда перезаряжались пушки. Галеры для своих манёвров использовали только вёсла, они не могли воспользоваться парусами, так как их бегучий такелаж был повреждён. Эта игра могла продолжаться долго: галеры имели преимущество в скорости, а галеас — в манёвренности, при этом значительно превосходя каторги в огневой мощи. При таком положении дел любая ошибка могла стать фатальной.

— Надо оторваться от галер и идти на помощь "Белой чайке", — произнёс Изеринни, напряжённо следя за турецкими судами, не он командовал манёврами галеаса и не он управлял огнём, это делал его помощник, более опытный моряк. Он так ответил на замечание своего капитана:

— Подставила нас эта ведьма, хорошо подставила!

— Почему подставила? — удивился Изеринни и возразил: — Она увела три галеры! Если бы они все на нас навалились... Да и с тремя мы бы не справились!

— Она их не увела, а скорее сбежала! Она-то от них уйти может, а вот мы... кажется, судьба дала нам шанс...

Помощник капитана замолчал, а потом стал отрывисто командовать. Одна из галер вроде как пошла на сближение, но резко затормозила — галеас дал бортовой залп, получив несколько попаданий, не причинивших ей особого урона, каторга отвалила в сторону. При этом галера потеряла скорость и догнать галеас уже не могла, то есть провести абордажную атаку уже не получилось бы. А вот вторая галера, прикрывшись первой, стремительно начала приближаться. Помощник капитана, угадавший такой манёвр турок, скомандовал поворот сразу после залпа. Галеас ушёл под ветер, а приближающуюся галеру скрыло облако дыма, не успевшее развеяться от предыдущих выстрелов, не совсем скрыло, её контуры хорошо просматривались. А вот с галеры манёвр галеаса заметили поздно. Галера приблизилась настолько, что стали слышны частые удары барабана, задающего темп гребцам и радостные крики аскеров, приготовившихся к абордажу. Помощник капитана хищно улыбнулся и бортовой залп в упор остановил галеру, вообще-то, она ещё какое-то время двигалась, набирая воду пробоиной, но галеаса уже достать не смогла. Радостный крик на "Святом Фоке" сменился криком отчаяния — с севера надвигались турецкие галеры, которые сразу не заметили, и они смогли довольно близко подойти. Шли они под парусами, и во время выполнения очередного поворота, когда галеры стали выстраиваться в боевую линию, стало видно, что там четыре корабля, четвёртой была "Белая чайка", занимавшая второе место в кильватерной колонне.

— Вот и всё, — спокойно произнёс помощник капитана и грустно добавил: — От судьбы не уйдёшь, сколько не трепыхайся.

Три галеры, да ещё с наветренной стороны... И Изеринни, и его помощник понимали, что сделать ничего нельзя, тем более что пушки с обоих бортов были разряжены. Но галеры, словно не видя "Святого Фоку", продолжали движение, обойдя галеас с двух сторон. Две галеры взяли на абордаж ту, что была дальше, а одна занялась той, что тонула и, судя по тому, что там творилось, турок совсем не собирались спасать! "Белая чайка" подошла к "Святому Фоке" так, чтоб можно было переговариваться, и Мирко Држезич, стоявший на капитанском мостике, закричал:

— Сеньор Альберто, у вас всё в порядке? Помощь не нужна?

— Всё в порядке, вы как раз вовремя! — ответил помощник капитана "Святого Фоки", а Изеринни обеспокоенно поинтересовался:

— А где сеньора Бегич? У неё всё в прядке?

— Адмирал там, — ответил Држезич, показывая рукой на галеру, стоявшую рядом с тонущей. Турок обманул флаг на приближающейся галере, они и подумать не могли, что их будут не спасать, а брать на абордаж, поэтому и не помышляли о сопротивлении. Абордажа как такового не было, была резня, продолжавшаяся всего несколько минут, если кто и успел спрятаться, то его не искали — всё равно потонет. Потребовалось с десяток минут, чтоб освободить гребцов (тех, кто остался жив после удачного залпа галеаса) и унести всё ценное, после чего "Днипро" отошёл, предоставив тонущую галеру своей судьбе. Так же быстро разобрались и со второй галерой, правда, её не топили, только перебили всех турок, что там были. Потом по команде Леры корабли развернулись и пошли в бухту, что была устьем реки Буна. Туда, где спрятали "Звезду" и "Барракуду".

Пока туда неспешно плыли, Лера решила побеседовать с пленным турком, единственным выжившим, хотя нет, живы остались и его чернокожие слуги, или телохранители? Скорее, телохранители, они ведь были вооружены, Лера и сёстры Сунь их только оглушили, потом связали (не сама Лера, а по её команде). Лера прошла в капитанскую каюту, за ней пошли Линь, Винь, Петро Пидкова и несколько моряков, как сказал капитан "Днипра" — для охраны, а то мало ли что? Лера не возражала, вряд ли турок скажет что-то такое, что надо скрывать от казаков. Турка и темнокожих охранников привели, у этого толстого турка не только руки были связаны, но и рот заткнут, у его чернокожих телохранителей кляпов не было, их усадили у стены. Лера поинтересовалась — почему так?

— Ругался очень, кричал и этим что-то скомандовать пытался, — ответил один из казаков, показывая на чернокожих. Лера вопросительно подняла бровь, казак пояснил: — Эти смирно себя вели, тихо сидели, только глазами вращали.

Несмотря на всю серьёзность предстоящего разговора с турком, Лера прыснула — у чернокожих были большие глаза и когда они переводили взгляд с одного предмета на другой, казалось, что крутятся их белки. Казак выдернул кляп изо рта турка и тот сразу же закричал:

— Я Бойурт Асан-оглы! Тумамирал! Вы будете все посажены на кол! Освободите меня, убейте гяуров! — последние слова турка были адресованы чернокожим. Те дёрнулись, то ли пытаясь разорвать верёвки, то ли так встать и связанными броситься на помощь своему господину, это им даже удалось. Но удары казаков не просто усадили, уложили темнокожих гигантов.

— Очень приятно, эфенди, — улыбнулась Лера и ласковым голосом продолжила, показывая в сторону большого окна, пушечной амбразуры: — Если вы, уважаемый, не ответите на мои вопросы, я не буду вас сажать на кол, ну где я его тут возьму? Вешать тоже не буду, будете висеть и вонять, зачем мне это? Я прикажу вас выбросить в море, не развязывая, вон туда.

Турок посерел и стал рассказывать. Лера узнала, что задачей отряда из пяти галер был захват именно её корабля, венецианский галеас было приказано не трогать. Но он начал стрелять и повредил две галеры так, что они не могли продолжать преследование (Лера улыбнулась — стрелял-то не "Святой Фока", а "Белая чайка"). Поэтому Асан-оглы принял решение оставить их для захвата большого галеаса, раз уж так получилось.

— Почему бы не взять то, что плохо лежит? — хмыкнул Пидкова и пояснил: — Натура у них такая.

Казак ещё что-то хотел сказать, но Лера на него только глянула, и тот замолчал. Это произвело впечатление на турецкого адмирала, и он без понуканий стал рассказывать дальше:

— Приказ выйти в море и захватить "Белую чайку" отдал сам бейлербей. Пять больших галер для захвата такого маленького кораблика? И трёх должно было хватить!

Лера кивнула, туркам, вернее, бейлербею сообщили маршрут и название корабля, на котором она должна была плыть. При этом они не должны были трогать "Святого Фоку", то есть венецианцы не стали бы помогать отбиться, если бы не манёвр "Белой чайки" и не жадность турецкого адмирала. Не важно, кто стрелял по его галерам, это ведь можно использовать как повод и захватить второй корабль, а на маленький галеас хватит и трёх галер, хотя... можно было бы поступить наоборот — для захвата большого корабля оставить три галеры, а две послать в погоню. Но адмиралу приказали захватить именно "Белую чайку", вот он лично и решил это проконтролировать и прихватил с собой три галеры, потому как страшно стало. Лера вспомнила, что прошлый раз встреча произошла с семью галерами, одну сожгли, значит осталось шесть. На её поимку снарядили пять, получается, что в порту Дурреса, где была резиденция бейлербея, осталась одна? Но это вряд ли, как оказалось, там оставили пять галер, две таких же больших, как "Днипро", и три таких, как "Звезда", "Дон" и пока ещё безымянная. В это время очнулись чернокожие гиганты. Леера посмотрела на их большие глаза и снова хихикнула, ей показалось, что они, действительно, крутятся! Одному из чернокожих как-то удалось развязать руки, Асан-оглы это заметил и снова закричал:

— Мумба! Убей их!

Движение темнокожего гиганта было таким стремительным, что казаки не успели среагировать, он почти схватил за горло Пидкову, видно решив, что тот самый главный, но Лера и Линь оказались быстрее. Девушки, понимая, что не смогут остановить такого могучего человека в прямом столкновении, с двух сторон ударили того по ушам. Петро, разминая горло, прохрипел:

— Сейчас я его и этого толстопузого...

— Стой, — приказала Лера, останавливая казака, доставшего кинжал. Девушка обратилась к чернокожему, которого, собираясь снова связать, держали четыре казака:

— Тебя Мумба зовут, и ты бросился выполнять приказ этого, — девушка кивнула в сторону турка, переставшего вопить, ему снова воткнули в рот кляп. Как только Асан-оглы замолчал, Мумба сразу перестал вырываться, остальные темнокожие прекратили попытки разорвать верёвки, которыми были связаны. Лера приподняла бровь, её удивило такое поведение темнокожих — они пытались что-то сделать только тогда, когда слышали команды своего хозяина (в том, что Асан-оглы их хозяин, девушка уже не сомневалась), девушка спросила: — Такая верность своему господину похвальна, но мне непонятно, почему ты сейчас не пытаешься вырваться?

— Бойурт-бей хозяин нашей жизни, он скажет слово — и мы умрём!

— Интересно, такая преданность, но при этом очень странная, — ещё больше удивилась Лера. Обратившись к продолжавшему разминать шею Пидкове (темнокожий его немного зацепил, но и этого оказалось достаточно), девушка спросила: — Петро, вам ничего об этом неизвестно? Может, видели, слышали что? Я понимаю, сидя прикованным к веслу на банке гребной палубы, много не узнаешь, но всё же?

— Видел, — прохрипел казак и с трудом ответил на вопрос Леры: — Турок бил нагайкой, а они, молча терпели, даже не закрывались, а тут за своего хозяина порвать готовы! За борт их, вместе с этим жирдяем!

— Интересно, преданны пока он говорит, а как замолчал, так — полное равнодушие, — задумчиво сказала Лера. От неё не укрылось, что все трое чернокожих смотрят на своего хозяина с плохо скрываемой ненавистью, но при этом подчиняются и готовы за него жизнь отдать. Лера поинтересовалась у Мумбы: — А не скажешь, почему такая странность, не бойся, тебе за это ничего не будет.

— Бойурт-бей хозяин нашей жизни, — повторил Мумба и пояснил, ничего не пояснив: — Амулет власти!

— Интересно, — очередной раз повторила Лера и попросила: — Расскажи, если это не тайна.

— Великий колдун Мугобо-Зубамного наложил на нас заклятие и нашу силу вложил в амулет. Амулет отдал Бойурт-бею, по слову владельца амулета мы можем умереть. Мы служим Бойурт-бею, охраняем его, — рассказал Мумба, Лера удивилась:

— Почему вы не забрали этот амулет, если он для вас так важен? Забрали бы и стали свободны.

— Амулетом может пользоваться только Бойурт-бей! Если кто другой возьмёт его в руки — умрёт! Мы тоже умрём, мы должны охранять...

— Получается — охраняете не его, а амулет, — Лера, не дослушав Мумбу, хотела спросить, где этот амулет, но проследив его взгляд, увидела на шее Бойурт-бея небольшую, но странной формы ракушку и протянула к ней руку. Связанный турок что-то замычал (говорить ему мешал кляп), но Лера, не обращая на мычание внимания, сорвала этот амулет с толстой шеи, шёлковый шнурок, на котором висел этот амулет, остался цел, а вот от ракушки откололся кусочек. Чернокожие в ужасе замерли, даже казаки Пидковы, да и он сам, задержали дыхание, а Лера со словами "Я освобождаю вас" положила ракушку на стол и ударила по ней рукояткой кинжала, обломки смела и выкинула в море. Некоторое время царила тишина, все с испугом смотрели на девушку, а она, улыбаясь, заявила:

— Если я должна умереть, то делать этого не буду, не намерена.

Темнокожий гигант, воспользовавшись тем, что державшие его казаки отвлеклись, вырвался, шагнул к Бойурт-бею и свернул ему шею, после чего опустился перед Лерой на колени и сказал:

— Ты великий колдун! Моя жизнь принадлежит тебе!

Сидящие под стеной связанные чернокожие, продемонстрировав удивительную гибкость, встали на колени вслед за своим товарищем. Лера вздохнула, а потом улыбнулась:

— Только не колдун, а колдунья, если тебе так хочется. Теперь вы свободны, у вас нет больше хозяина, можете идти куда хотите.

— Плывите куда хотите, — просипел Пидкова, Лера, глянув на Винь, попросила её заняться горлом казака. А чернокожие начали в один голос уверять девушку, что они не хотят никуда плыть, а будут верно служить великой колдунье. Лера растерялась, не зная, что ответить, а Пидкова, которому после мази и массажа Винь стало легче, предложил:

— Атаман... то есть адмирал, а почему бы вам не взять на службу этих чёрных парубков? Если вы захватили флот турецкого адмирала, то вполне резонно и его гайдуков к себе забрать, это ничего, что чёрные, ребята-то здоровые!

Глава седьмая. Набег, захват, торжественная встреча.

— В Дурресе знают, что произошло с их эскадрой, посланной для моей поимки. Те фелуки, которые наблюдали за нами, исчезли, когда галеры погнались за "Белой чайкой", но потом появились снова и видели, что произошло с двумя галерами, оставленными их тумамиралом для захвата "Святого Фоки". Думаю, и сейчас они ждут нас где-то на полпути к Дурресу. Незамеченными нам подойти не удастся.

— Что вы предлагаете, адмирал? Я не сомневаюсь, что план у вас есть, — сказал Лука Бодрич, бывший гребец-невольник, а до этого капитан торгового судна из Пулы, а теперь капитан галеры "Ласточка". Лера таки настояла на таком названии, впрочем, поляки — основной экипаж этой галеры, не возражали.

Большинство освобождённых гребцов-рабов примкнули к флоту Леры, податься им особо-то было некуда, а тут было много их соотечественников. Кроме донцов и запорожцев на двух последних галерах оказалось много поляков, это были жолнежи Речи Посполитой, попавшие в плен во время последней войны с блистательным порогом. Туркам удалось окружить и взять в плен несколько хоругвей, всех пленных, а это были крепкие ребята, отправили на галеры. Лера сначала хотела равномерно распределить поляков по всем галерам, так как моряки они были никакие, но рубаки знатные (об этом девушке сказал Петро Пидкова), но они захотели быть вместе. Вот так и получилось, что на "Ласточке" одна смена гребцов, она же абордажная команда, были поляки, а палубная команда и капитан — далматинцы. Конечно, не все освобождённые гребцы-невольники примкнули к Лере, многие итальянцы, далматинцы решили вернуться на родину, им была выделена "Чёрная барракуда", и они отправились в сторону Коттора. Но под командой Леры осталось достаточно людей, чтоб укомплектовать экипажами четыре галеры, на "Белой чайке" и так была полная команда (та абордажная команда, не входившая в экипаж малого галеаса и участвовавшая в захвате галеры, так на этой галере и осталась). Команды комплектовались не по национальному признаку, так на "Днипре" кроме запорожцев и далматинцев были поляки, составляющие почти треть численности экипажа.

После того как бывших невольников распределили по галерам, собрали совещание, на которое явились капитаны галер и их помощники, а также командиры абордажных команд. На галерах таких команд было по две, поскольку они же были и сменами гребцов, вообще-то Лера хотела, чтоб таких команд было три, но людей всё же не хватало. Ещё девушка хотела внести в конструкцию этих галер некоторые изменения (об этом ей в своё время рассказывал Горан Транкович), но времени для этого не было. Сначала Лера решила выполнить задание, порученное ей сенатом Венеции, но перед этим собиралась сделать ещё кое-что, вот об этом она и говорила на собранном ею совещании.

— Да, есть план, — ответила Бодричу Лера. Обведя взглядом притихшее собрание, стала рассказывать то, что задумала: — Мне, а значит и вам, надо сходить на Крит. Это мне поручено венецианцами, это надо выполнить, хоть как я ими сейчас и недовольна, а для этого есть причины, но ссориться с ними мне сейчас не с руки. Да и в дальнейшем с ними надо будет сохранять хорошие отношения. Тем более что сейчас я вызвала их недовольство, как? Нарушила некоторые их планы, сделала я это не нарочно, но по-другому поступить я не могла, тут была поставлена на кон моя свобода, скорее всего и жизнь. Поскольку недовольство всё равно уже вызвано, то я немного отступлю от их задания. Нет, я намерена их поручение выполнить, то есть доставить на Крит порученный мне груз, просто немного сдвину сроки. А для того чтоб добраться до Ираклиона, надо пройти мимо арнаутских владений османов, я уже не говорю о крепости на Отхоное. На этом острове кроме сильной крепости есть ещё удобная бухта, а в ней стоят галеры, которые патрулируют выход из Ядранского моря в Ионическое. Да, согласна, они всё море не перекроют, там не узкий пролив, можно незаметно проскочить, но можно и встретиться с турками. Если бы я шла только на "Белой чайке" то так бы и сделала, но мне навязали ещё и "Святого Фоку", а с этим тихоходом нечего и думать проскочить незаметно. Поэтому сделаем так...

Ночь была безлунной и тёмной, поэтому, как снялись с якоря галеры и как они ушли, на "Святом Фоке" не заметили, это обнаружили только утром. Изерини, вызванный на капитанский мостик своим помощником, не увидел галер в заливе, там, где они ещё вчера были. Их нигде не было! Там, где раньше стояли большие корабли, осталась только "Белая чайка" и, судя по отсутствию суеты на её палубе, там все ещё спокойно спали!

— Похоже, что наш адмирал лишился своего флота, — злорадно заметил помощник капитана. Растерянный Изеринни невпопад спросил:

— Как это?

— А вот так, пираты и невольники, получившие свободу, просто сбежали. Это сброд, которому доверять нельзя! Наша юная адмирал в этом теперь убедилась, — продолжил злорадствовать помощник капитана "Святого Фоки". Изеринни, обеспокоенный тем, что на палубе "Белой чайки" незаметно движения, приказал подготовить шлюпку и сам отправился выяснять — что произошло? Его помощник тоже решил посмотреть — что же там случилось?

Поднявшись на палубу малого галеаса (всё-таки кто-то там был, если сбросили штормовой трап), Изерини и его помощник увидели двух матросов и зевающего Држезича, у него и спросили — могут ли они увидеть капитана корабля.

— Я капитан, — продолжая зевать, ответил Мирко.

— Где сеньора Валерия! Капитан этого корабля! — почти выкрикнул обеспокоенный Изеринни, заподозривший что-то нехорошее.

— Капитан этого корабля — я! А адмирал Бегич уехала на охоту, — пояснил Мирко, сделав ударение на слове адмирал. Изеринни не понял и растерянно переспросил:

— Как на охоту? Какую охоту?

— Обычную охоту, на зайцев, — невозмутимо ответил Држезич, Изеринни окончательно растерялся, и инициативу взял на себя его помощник:

— Какие зайцы! Как она могла уехать? На чём она уехала?!

— На галерах, на чём же может ещё уехать адмирал? Только на галерах, — с той же невозмутимостью ответил Држезич и пояснил: — Сами понимаете, зайцы — они звери шустрые, бегают быстро, за ними гоняться тяжело. Опять же — загонщикам надо быстро это... загонять, вот для этого все галеры и пришлось задействовать, а как же иначе?

— На галерах за зайцами?! — в один голос изумились венецианцы, Мирко хитро прищурился и сказал:

— Это не простые зайцы — морские, в чалмах!

Большего от Држезича венецианцам добиться не удалось, уже возвращаясь на свой корабль, Изеринни спросил у своего помощника:

— Что вы об этом думает? Что нам теперь делать?

— Ждать, нам остаётся — только ждать! — ответил тот и разъяснил свою позицию: — Похоже, сеньора Бегич ввязалась в очередную авантюру. А свой корабль оставила тут, чтоб показать нам, что она не собирается отказываться от выполнения порученного ей сенатом задания. Именно на это она намекает, оставив здесь свою "Белую чайку". Вы заметили — сколько там человек? Мы видели только двоих и один из них назвался капитаном. Хорошо, если их там будет десяток. Повторю — это намёк нам, мол, я вернусь и посмотрю, как вы сберегли мой корабль. Вот от этого и будет зависеть, как она себя дальше поведёт. Поэтому — ждём и охраняем этот чёртов корабль!

Галеры вышли из бухты Буна и шли всю ночь, стараясь к утру выйти к Дурресу, можно было и быстрее пройти этот путь, но Лера не хотела утомлять гребцов, ведь они же были и абордажной командой. Первой шла галера "Днипро", которая тащила на буксире "Чёрную звезду", своим ходом эта галера идти не могла, на неё не хватило гребцов, да и была она намного тихоходнее остальных, но она не была пустая, а вот людей на ней было совсем мало. У изрядно потрёпанной "Чёрной звезды" была задача, для которой большого количества людей не требовалось.

С капитанского мостика в подзорную трубу Лера рассматривала гавань Дурреса, с ней рядом стояли: капитан галеры и командиры абордажных команд. Петро Пидкова, глядя в такую же подзорную трубу, как у Леры, пробурчал:

— Обманул нас тот толстопуз, там не четыре галеры, а двенадцать! Что делать будем, пани адмирал?

— Возвращаться не будем, действуем по прежнему плану. Галеры стоят у причала, одна возле другой, они не готовились к выходу в море, значит и команды на них нет, а если и есть, то немного. Посигналь на "Ласточку" и "Звезду", что план остаётся прежним — галеры без гребцов жечь без жалости! А мы и "Дон" идём к главному причалу.

Пидкова, выслушав Леру, отдал необходимые распоряжения, а потом поинтересовался:

— Не передумали, пани адмирал, пойдёте во дворец впереди всех?

— Мы пойдём, — усмехнулась Лера, а Петро посмотрел на её свиту, уже выстроившуюся как для атаки: за спиной худенькой и тоненькой девушки стояли миниатюрные жительницы страны Цинь, а за ними чёрными громадами высились обнажённые по пояс Мумба, Мужонга и Трондо. Пидкова поёжился, он не видел в деле эти чёрные горы мышц, а вот как дерутся девушки, он уже знал. А если темнокожие воины так же хороши в драке, как выглядят, то мало кто сможет противостоять этой маленькой команде. Петро обернулся и сделал знак рукой, мол, пора! "Чёрную звезду" отцепили, и то малое количество гребцов, что там были, дружно налегли на вёсла. Галера, немного обгоняя сбавивший ход "Днипро", пошла к берегу, где к самой воде подступали бастионы крепости, прикрывающей вход в залив. "Чёрная звезда" села на мель у самых стен, из неё вырвались языки пламени и повалил густой чёрный дым, закрывая крепость. А от галеры отошли несколько лодок, увозящих временный экипаж от совершившей своё последнее плавание и теперь пылающей "Чёрной звезды".

— Подберёт "Звезда" или "Ласточка", — кивнул на эти лодки Пидкова. Лера озабоченно спросила:

— А не сгорит раньше времени? Успеем пройти?

— Уже прошли, — усмехнулся в усы Петро и скомандовал: — Пли!

Грохнули пушки галеры, стреляли они не прицельно, в облако дыма, но это были не ядра, а картечь. Поскольку "Днипро" находилась довольно близко к крепости, то залп её пушек накрыл всё, что там было не защищено. Пушки крепости были развёрнуты так, чтоб стрелять в сторону моря, а не по проливу. А почему они не стреляли, когда галеры только подходили? Может, потому что решили, что эти галеры — турецкие? На это указывали флаги с полумесяцем и конструкция этих каторг. А может, в форте банально проспали? Кто мог решиться напасть на укреплённый город с многочисленным гарнизоном, защищённый мощной крепостью, да более чем с десятком галер в гавани? Но это произошло! Каждая из четырёх галер эскадры Леры, проходя мимо крепости, разряжала в облако дыма, окутывающее её, свои пушки, может, оттуда бы и ответили, но не видели куда и когда стрелять.

"Днипро" и "Дон" подошли к причалу напротив дворца-крепости и сразу высадили десант. Вернее, почти весь экипаж этих галер, в том числе и гребцы, бросился в том направлении. Впереди бежала Лера, за ней сёстры Сунь, темнокожие гиганты если и отстали, то на несколько шагов. Как быстро бы девушки не бежали, Лера видела, что они не успевают — тяжёлые ворота начали закрываться, а забраться на высокие стены без лестниц, да ещё когда на них стоят защитники (аскеры уже мелькали между зубцами, занимая свои места) было безумием! Но те, кто закрывал ворота, увидев чернокожих слуг Асан-оглы и девушек, бегущих перед ними, решили, что они спасаются от казаков, преследующих их. Это и погубило аскеров на воротах, девушки и темнокожие гиганты продолжили свой бег к дворцу (но теперь впереди бежали мужчины, так как они знали дорогу), а в так и незакрытые ворота ворвались казаки. Они смели со своего пути пытавшихся сопротивляться аскеров во дворе и сбросили со стены тех, кто успел туда подняться.

Не останавливаясь, Лера и её сопровождение добежали до большой комнаты, даже зала, где стояло множество сундуков, а ближе к входу были сложены мешки, такие же, как те, в которых прошлый раз бейлербей вёз джизье. Лера удовлетворённо сказала запыхавшемуся Пидкове, догнавшему девушек:

— Петро, организуйте перенос всего этого на "Днипро", сундуки брать не надо, только их содержимое и сделайте это быстро, пока турки не опомнились, если они атакуют, то сомнут нас!

Пидкова стал командовать казаками, прибежавшими вслед за ним, ему помогал Прохоров, появившийся во главе своих донцов. Наблюдая за тем, как выносят мешки и пакуют содержимое сундуков в большие узлы (мешков для этого не нашли, поэтому использовали скатерти и ковры, как снятые со стен, так и взятые с пола), Прохоров спросил у Леры:

— Адмирал, я, признаться, не поверил словам того жирдяя, что собранная подать и казна провинции хранятся так близко к морю. А вы точно знали, что это именно так!

— А где бейлербею ещё хранить подать и казну, как не в этом дворце-крепости? Кто тут с моря может угрожать? — при этих словах девушки казаки дружно хмыкнули. А Лера продолжила объяснять: — С моря Дуррес более чем надёжно защищён, любой враг мимо крепости не пройдёт, да корабли, что стоят в гавани — немалая сила.

— Но нам-то удалось пройти мимо крепости, правда, не знаю, как пойдём обратно — та галера догорела, пушки турки развернули, получается, что мы в ловушке! — произнёс Прохоров, но в его голосе уныния не было, скорее — боевой азарт. Лера, глядя на продолжающуюся упаковку ценностей, пояснила и это:

— Как сюда вошли, так и выйдем, думаю, Мрелич и Бодрич парочку галер захватят, вот их и сожжём у крепости. А вся казна Арберии здесь, потому, я уже об этом говорила, что с моря нападения бёйлербей не опасался, а вот с гор... Арнауты весьма воинственный народ, если их князья объединятся, а к этому всё и идёт, то туркам не поздоровится. Их выкинут отсюда, разве что узенькая полоска берега останется, которая пушками с кораблей простреливается, да ещё Дуррес, это сильная крепость, её не так легко взять, да ещё с суши.

— Но мы-то взяли, — гордо улыбнулся Прохоров, Лера покачала головой:

— Повезло, если бы успели закрыть ворота, то мы немного бы постучались в них и ушли, быстро так ушли, потому что гарнизон здесь, не во дворце, а в городе, в казармах у стены, которая ближе к горам, это очень многочисленный и сильный гарнизон. Да и команды галер, которые в гавани стоят, в стороне не останутся, а они сейчас на берегу, вот поэтому надо отсюда быстро уносить ноги, да и эти мешки тоже.

Все посмотрели на открытые сундуки и значительно уменьшившееся количество кожаных мешков. Пидкова в своей манере спрятал улыбку в усы, а Прохоров спросил:

— Многовато здесь всего, я даже не ожидал.

— А здесь не только собранные подати, но и обе казны — провинции и бейлербея, он между ними разницы не делает, — с улыбкой пояснила Лера и хотела ещё что-то сказать, но ей не дал этого сделать пронзительный женский крик из соседней комнаты. Лера нахмурилась и быстрым шагом двинулась туда, за ней последовало её женское и чернокожее сопровождение, казачьи атаманы и несколько казаков. Пройдя через три с богатым убранством комнаты, вышли в ту, окна которой выходили в противоположную сторону от моря. Отсюда были видны распахнутые и никем не охраняемые задние ворота крепости и открывался чудный вид на горы, но не эта красота привлекала внимание Леры. Кричала обнажённая девушка, лежащая на ковре и придавленная казаком со спущенными шароварами, его мерные движения не оставляли сомнений в том, что он делал. Над ним стояли два казака, один, с точно также спущенными шароварами, у другого был только пояс развязан. Под стеной, противоположной окну, стояли четыре обнажённых девушки и, закрыв лицо руками, тихо плакали. Ещё десяток, правда, ещё одетых (или уже) сбились в кучку в углу. Судя по убранству этих комнат — это был гарем. Пидкова, глядя на эту роскошь, коротко хмыкнул:

— Самое дорогое этот турок разместил рядом, но, думаю, золото для него дороже, чем эти бабы.

Непонятно к кому относилось это замечание казака. То ли к девушкам, то ли к четырём дородным тёткам, забившимся в противоположный от девушек угол. В отличие от полураздетых девушек, эти тётки были одеты в тяжёлые халаты и увешаны золотыми украшениями (похоже, что частично часть украшений у них уже забрали, так как один из казаков пересыпал золотые цепочки и медальоны из руки в руку).

— Ну вы и жеребцы! — то ли с укоризною, то ли с одобрением сказал Прохоров, остальные казаки смотрели на этих с завистью. Лера, потемнев лицом, кивнула в сторону ухмыляющейся троицы (тот казак, что до этого лежал на девушке, так со спущенными штанами и поднялся) и коротко приказала:

— Повесить!

— Так за что же их так! За каких-то баб?! — возмутился Пидкова, Лера голосом, от которого усы казака чуть в сосульки не превратились, тихо пояснила, показывая за окно на открытые ворота:

— Им было что приказано? Они не выполнили приказ, боевой приказ! Я предупреждала — те, кто пойдёт со мной, мои приказы должны выполнят беспрекословно! Им было поручено наблюдение за воротами, а они... Они подставили под удар не только меня, всех вас!

— Так ничего же не случилось, так за что же хлопцев... — попытался заступиться за казаков Пидкова, Лера тем же тихим голосом возразила:

— А ведь запросто могло, а если не случилось, то это не значит, что не случится, вон смотри!

В открытые ворота тихо стали входить аскеры с обнаженными ятаганами. Девушка, коротко скомандовав: "Уходим, вешать некогда", сделала знак рукой своей чернокожей охране, те, шагнув к казакам, ударили их кулаком по головам. Равнодушно бросив взгляд на распростёртые тела, девушка развернулась и направилась к выходу из комнаты, но сделать это не успела — её за руку ухватила поднявшаяся с пола девушка и быстро заговорила на турецком:

— Я опозорена, господин этого не простит! Меня зашьют в мешок и бросят с башни в море!

— Нас всех бросят! — заголосили остальные девушки, Лера, не оборачиваясь, скомандовала им:

— За мной!

Этот бег к галерам был более стремителен, чем тот, утренний, хорошо, что успели унести всё, что хотели (вернее, всё, до чего дотянулись). Всё же казаки бежали быстрее, чем девушки из гарема, Лера не хотела их бросать, поэтому отстала вместе с ними, а с ней отстали сёстры Сунь и чернокожие воины. Догоняющие аскеры уже дышали в затылок, и Лера уже собралась развернуться и принять бой, когда увидела Тадеуша Скетушского, командира третьей абордажной команды "Днипра" (единственной галеры, где было три абордажные команды), тот закричал, махая руками:

— Ложись!

Лера продублировала команду, падая на землю, при этом сбивая с ног двух девушек, её примеру последовали Линь и Винь, Мумба, Мужонга и Трондо. Громыхнули пушки, и над головами лежащих засвистела картечь. Сразу после выстрела Лера и остальные вскочили и побежали на корабль. Второй залп был сделан, когда галера уже отошла от пристани. Лера, взбежав на капитанский мостик, поблагодарила Скетушского, остававшегося на галере за главного:

— Спасибо, пан Тадеуш.

Поляк склонил голову и щёлкнул воображаемыми шпорами. А Лера у него спросила:

— Сколько?

— Шесть, — ответил поляк и стал объяснять: — Две успели отойти от причала. Может, настороже были и быстро поняли, что происходит, а может, там полные экипажи были. Ещё четыре подожгли, их захватить не получилось, и с них гребцов не смогли забрать, там тоже если не полные команды были, то много аскеров. К тому же комиты стали убивать невольников, видно увидев, что происходит на других галерах, бунта испугались. Вот те галеры и подожгли, вон как горят!

— Сколько подготовили? — опять коротко бросила Лера, Скетушский так же коротко ответил:

— Две!

— Уходим, — скомандовала Лера, повернувшись к хмурому Пидкове, тот кивнул. Лера, прищурившись, продолжила командовать: — Те две галеры вперёд, у крепости поджечь! Первой идет "Ласточка", за ней "Звезда", потом те галеры, что захватили, на них всё гребцам объяснили? Командиров туда поставили? Хорошо, потом уходит "Дон", последними мы, понятно? — Пидкова снова кивнул. Лера, ещё больше прищурившись, повысила голос: — Понятно?

— Да, пани адмирал, — вздрогнув, ответил казак, а Скетушский, стоявший тут же, улыбнулся в усы. Посмотрев на стайку девушек, сбившихся в кучку на палубе перед капитанским мостиком (все эти девушки были более чем легко одеты, а четыре прибежали вообще голые, но кое-какую одежду прихватили и теперь натягивали её на себя), спросил:

— Пани адмирал, вы решили забрать у здешнего турецкого наместника самое дорогое? Я не о золоте говорю, я слышал, что гарем для турецкого вельможи — это...

— Пан Тадеуш, эти невольницы погибли бы, если остались. Бейлербей приказал бы их утопить, — ответила Лера. Пидкова тихо проворчал, но сделал это так, чтоб его все услышали:

— Девок спасла, а трёх справных казаков бросила...

— Ты, пан Петро, хочешь в чём-то обвинить нашу пани адмирала? — сразу подобрался Скетушский, сдвинув брови и положив руку на свою корабэлю. От турецких ятаганов поляки отказались, нехотя вооружившись местными саблями, а их предводитель где-то раздобыл привычное для себя оружие. Лера покачала головой и ответила на упрёк Пидковы:

— Если бы не эти "девки", то мы по вине этих "справных" казаков могли там остаться, не все, но многие. А забрать их у меня не было возможности, да и зачем забирать? Чтоб здесь повесить, как не выполнивших приказ? А девушки из гарема... это такие же невольницы, как гребцы на галерах, а жёны бейлербея — это те дородные тётки, они остались там.

Лера подробно рассказала, что произошло на берегу, её слушал не только Скетушский, но и несколько других офицеров "Днипра", не участвовавших в набеге на дворец, если после слов Пидковы они смотрели на Леру с некоторым осуждением, то теперь таких взглядов удостоился капитан галеры. Пока шёл этот разговор, две галеры, которые направлялись к выходу из залива, были обстреляны из крепости. Эти каторги, не отвечая на огонь, повернули и сели на мель там, где ещё дымился почти скрывшийся под водой остов "Чёрной звезды". Остальные галеры начали выходить из залива, когда пламя и дым закрыли пролив так, что из крепости нельзя было рассмотреть — что же там происходит. Из крепости стреляли по проплывающим мимо галерам, но не попали, мешал огонь и дым. А вот выстрелы с кораблей, пусть там были не такие мощные пушки, как на бастионе, урон нанесли, а если и нет, то распугали пушкарей, по последней галере, а это была "Днипро", уже никто не стрелял.

— Вот именно поэтому я приняла решение идти на Отхоной, — произнесла Лера, оглядев собрание, состоявшее из капитанов галер, их помощников и командиров абордажных команд. Лера собрала этих командиров на галере "Днипро", которую сделала флагманской. На море был штиль, поэтому собранию ничего не мешало, оно, вернее, сообщение Леры явилось полной неожиданностью для всех, кроме Мрелича и Горанича. Лера пришла к решению наведаться в крепость на острове Отхоной, после того как просмотрела документы, прихваченные из кабинета арнаутского бейлербея. Там было то письмо венецианцев, которое Лера читала ещё на "Белой чайке" и несколько вариантов ответа (девушка поняла, что это черновики, которые бейлербей не успел уничтожить), где указывались сроки, когда будут созданы условия для захвата Отхоноя. Кроме этого там было ещё не отправленное письмо в диван при высоком пороге, в котором сообщалось, что неверные хотят захватить крепость Отхоной и были указаны предполагаемое время этого. Вот Лера и решила сделать так, раз об этом бейлербей намеревается известить высокий порог, чтобы это сообщение соответствовало действительности. Была ещё одна причина, о которой Лера не сказала никому: любезные и гостеприимные венецианцы собирались обменять её на этот остров. Так почему бы им не показать, что эта сделка изначально была неудачной и так нужная им крепость будет получена ими из рук той, кого они фактически предали. Показать, что она знает об этой сделке и подобные действия в будущем могут принести торгашам из сената не выгоду, а убытки! Вообще-то, пытаться взять такую крепость теми силами, что были в распоряжении Леры, было чистой воды авантюрой, о чём ей в один голос сказали Пидкова и Прохоров:

— Штурмовать такую крепость — безумие! Там очень сильный гарнизон! В гавани может находиться десять и больше галер, к тому же вход в гавань перекрывается цепью! А что у нас? Да, сейчас — восемь галер, но только четыре могут тягаться с турецкими, а те четыре, что мы захватили, не могут идти в бой, да, на них почти полный экипаж, но из тех людей мало кто сможет нормально сражаться! Да, большинство — это наши соотечественники из северного Причерноморья, но они не казаки — это гречкосеи, крестьяне! Есть и другие, но они тоже — не бойцы, а эти чёрные... не знаю.

Лера улыбнулась, среди гребцов на одной из захваченных галер было много чернокожих, Мумба с ними пообщался (это были не его соплеменники, но языки были похожи) и выяснил, что эти могучие и красивые люди — как раз воины. А на других... Тут Пидкова был прав, вряд ли этих людей можно было послать в бой, аскеры с ними быстро разберутся! Но было одно "но", о чём Лера и сказала:

— Да, Отхоной сильная крепость, но дело в том, что там сейчас ослабленный гарнизон — большинство аскеров были переведены в Дуррес, для того чтоб собрать подати по второму разу, нужна военная сила, большая военная сила! Арберию населяют очень воинственные народы, одни арнауты чего стоят! Их турки так до конца и не покорили, поэтому сбор подати там больше напоминает грабительскую военную операцию. К тому же на Отхоное не знают, что произошло в Дурресе. Когда мы захватили три турецкие галеры в устье Буна, за нами следили две фелуки, обе они ушли и оказались в Дурессе, видно, доложили о произошедшем. Бейлербей готовил более сильную эскадру, чтоб нас наказать. Но мы его опередили. А эти галеры, что были в Дуресе из Отхоноя, и аскеры, усилившие гарнизон, тоже оттуда. Сами видели, какая сила там была, недаром же мы так быстро оттуда убегали, и если бы Зухра не закричала, когда её тот казак... гм, то мы во дворце все бы и остались. Аскеры были в казармах, а казармы находятся на окраине города, той, что ближе к горам, нападение ждут с гор, а не с моря. Бейлербей из дворца именно туда сбежал и поднял гарнизон, теперь Петро тебе понятно, почему я хотела повесить тех справных казаков? Что у вас делают с теми, кто заснул на посту или его покинул? То-то! А фелуки? Одну там и сожгли, другую мы захватили, я её отправила за "Белой чайкой" и "Святым Фокой". А мы воспользуемся тем, что на Отхоное не знают о том, что произошло в Дурресе. Пойдём туда как возвращающиеся турецкие галеры. Да, там остались четыре галеры, но на них не ожидают нападения. Да, на них, скорее всего, полные команды и с ними драться... неизвестно кто победит, поэтому ударим по ним брандерами.

— Другого выхода нет, но надо брандеры так подготовить, чтоб их нельзя было потушить. Команды на галерах набираются не из робких ребят, они, если увидят, что на атакующем их брандере никого нет, могут попытаться потушить огонь или его отцепить, — кивнул Прохоров и грустно добавил: — Гребцов, что будут на этих галерах-брандерах, жалко, погибнут не за понюшку табака. Надо будет набрать добровольцев, готовых умереть ради общего дела.

— Вот вы, Степан, что бы сделали, если бы увидели, что с вашей галерой сцепился брандер, который не просто горит, а вот-вот взорвётся, — хитро прищурившись, спросила Лера. Прохоров вздрогнул и перекрестился:

— Спаси нас Бог от такого!

— Но всё же? — настаивала девушка. Казак ответил:

— А что тут можно сделать? Ноги надо уносить, пока не взорвалось!

— Вот так и сделаем, те четыре галеры, что захватили в Дурресе, таранят каторги в гавани Отхоноя, но не сильно таранят, так чтоб не повредить. На носу каждой из этих галер будет сложена большая куча бочек с порохом, и у каждой из них будет горящий фитиль, не просто горящий, а догорающий! Галеры должны идти быстро, поэтому на весла надо будет посадить полный наряд. Степан, этим вы займётесь, гребцов возьмите из тех, что не бойцы, при штурме крепости от них толку мало будет, только зря погибнут.

— А так не зря погибнут, с пользой значит. Пани адмирал, не подумайте, что я струсил, казак смерти не боится, и если надо, поведу эти брандеры.

— Степан, рано вам о смерти думать, я вам очень важное дело поручаю — освободить всех гребцов на тех галерах, вооружить и захватить порт, надеюсь, вы справитесь, — не дала договорить Прохорову Лера. Казак недоумённо посмотрел на девушку, вроде она только что поставила ему задачу, которая неминуемо приведёт к смерти или к тяжёлому ранению, но при этом продолжает давать указания, которые надо выполнить после того, как брандеры взорвутся. Лера с улыбкой посмотрела на растерявшегося казака (и не только на него) и сказала: — Бочки будут пустыми! Можно — с водой, так чтоб не было видно, что они пустые, понятно?

— Но с водой... они же не взорвутся! Да и зачем тогда к ним фитиль, да ещё горящий? — удивлённо произнёс Прохоров, Лера, продолжая улыбаться, с хитрым видом сказала:

— А вы не говорите туркам, что там вода, пусть думают, что бочки с порохом!

— С водой и зажжёнными фитилями! — захохотал Сабович, к нему присоединились Горанич и Скетушский, последний не удержался от замечания:

— Клянусь, это лучшая шутка из всех, которые я когда-либо знал, пани адмирал! Бочки с водой и зажженными фитилями! Турки при виде этих бочек — в штаны наложат! Ха-ха-ха...

Лера прекратила веселье, ударив ладонью по столу:

— Эта шутка будет хорошей, если она удастся! А это зависит от вас, Степан. Поэтому начинайте подготовку, чтоб эти четыре галеры были готовы к послезавтрашнему утру. К Отхоною подойдём послезавтра на рассвете. За вами, пан Тадеуш и пан Петро, подготовка десанта. Мы должны не дать туркам закрыть ворота. За вами, Жданко и Дмитар, не дать уйти из гавани ни одному кораблю, ну, турки, которые попрыгают с галер в воду и выберутся на берег, я понимаю — людей у вас мало, но ваша задача сделать так, чтоб атакующей группе никто не помешал.

— Чтоб у него чиряк на одном месте выскочил, да продлятся его дни! — эмоционально высказался о бейлербее Арберии трехбунчужный паша Мехмет Саран, комендант крепости Отхоноя. Он стоял спиной к окну своего кабинета, расположенного на верхнем этаже высокой башни, из которого открывался вид на гавань и море. Паша Мехмет Саран проводил утреннее совещание, почтительно внимавших ему офицеров было немного, поскольку по приказу бейлербея Арберии большая часть аскеров, составлявших гарнизон крепости, была отправлена в Дуррес. Туда же ушли десять больших галер, осталось только четыре, сейчас стоявшие на рейде. Такого количества кораблей для полноценного патрулирования не хватало, не посылать же для этой цели малые фелуки, годящиеся только для разведки. Они обнаружат венецианский корабль, но больше ничего сделать не смогут. Венецианцы в последнее время проходили узость, соединявшую Адриатическое и Ионические моря, только большими караванами, и если несколько галер могли отбить от походного ордера корабль, а потом и захватить его, то фелука этого сделать не могла. Четыре галеры — это был тот необходимый минимум, с которым турки решались досматривать венецианские корабли (если те позволяли это сделать). Но галеры не могли постоянно находиться в море, стоящие на рейде корабли только вчера вернулись в порт, и команды частично были отпущены на берег. На борту осталась больше половины экипажа, потому что нельзя корабли совсем оставлять без присмотра, а вдруг понадобится срочно выйти в море? Опять же рабов-гребцов никто на берег не отпускал. Паша Мехмет Саран пребывал в прескверном расположении духа, с тех пор как получил этот странный приказ от бейлербея Арберии. Хотя комендант формально был независимым командиром, но он не мог не подчиниться — бейлербей был выше рангом, да и всё снабжение крепости шло из Арберии, а кормящую руку не принято кусать. Но это не мешало паше Отхоноя говорить о бейлербее всё, что он думал (тем более что тот этого не слышал), вот и сейчас Мехмет Саран отводил душу:

— Этот шелудивый сын дохлой собаки и облезшего верблюда думает, что с оставшимися силами я смогу выполнять возложенные на меня блистательным порогом обязанности? Зачем ему столько аскеров? Он что, совсем спятил? Хочет идти походом в горные районы Арберии? Согласен, этих непокорных арнаутов давно надо прижать как следует. Но тех сил, что сейчас у нас есть, — не хватит! А корабли ему зачем? Этот сухопутный крокодил собирается на галерах по горам ездить?

— О эфенди! Корабли! — воскликнул один из офицеров, он, в отличие от своего командира, стоял лицом к окну, но в глубине комнаты, поэтому не мог сразу разглядеть — что там за корабли, к тому же он боялся помешать плавности речи своего командира. Мехмет Саран схватил подзорную трубу и стал рассматривать первую галеру, приближающуюся к входу в гавань. Разглядывая эту каторгу, идущую под красным флагом с золотой звездой и полумесяцем, комендант крепости Отхоноя прокомментировал увиденное:

— Слава Аллаху! Он вразумил этого шелудивого сына дохлого крокодила и плешивой обезьяны, тот внял голосу разума и решил вернуть на Отхоной эскадру рейса Асан-Оглы! Только почему я не вижу его на капитанском мостике? Там какая-то девица стоит, словно это она командует...

— Что тут непонятного, эфенди гляньте вон туда, — сказал один из офицеров, смотревший на галеру в подзорную трубу, которую достал из украшенного бисером футляра (видно, этот офицер был богат, потому что из всех присутствующих только у него была подзорная труба). Для убедительности этот офицер ещё и рукой указал: — Вон, эфенди, видите — навес, а около него...

— Что он себе думает? — возмутился Мехмет Саран, — мало того, что он свой гарем разместил на боевом корабле, так он его ещё и напоказ выставил! Да ещё его невольницы с незакрытыми лицами! Это верх неприличия!

Действительно, на палубе, перед кормовой настройкой, был устроен навес, нельзя было рассмотреть, что под ним находится. Но из-под этого навеса время от времени выбегали девушки, одетые только в полупрозрачные гаремные наряды. А перед навесом с обнаженными саблями стояли чернокожие невольники амирала-эфенди, что не оставляло сомнений — где с полуобнаженными прелестницами предаётся забавам их хозяин. На морском бастионе тоже узнали флагманскую галеру рейса Асан-оглы и опустили цепь (а может, хотели рассмотреть поближе тех девушек, что были на палубе), преграждающую вход в гавань. Большая галера, как и положено флагманскому кораблю, отсалютовала при входе в гавань, но почему-то это сделала картечью по бастиону, по аскерам у поворотного механизма, поднимающего и опускающего цепь, по канонирам у пушек. Если кто и заподозрил что-нибудь, то преградить вход в гавань остальным галерам уже не получилось бы. Да и обстрелять эти галеры было некому, каждая галера, проходя мимо бастиона, почти в упор стреляла картечью, сметая всех, кто был на стене и на площадках у пушек.

На четырёх галерах, которые стояли в гавани быстро сообразили, что происходит что-то неправильное, там по палубам забегали аскеры и зашевелились вёсла, видно, комиты уже начали командовать гребцами. Но к этим большим галерам устремились четыре каторги поменьше, если они собирались идти на абордаж, то эта затея заранее была обречена на провал, на больших галерах было достаточно людей, чтоб оказать достойный приём наглецам. Абордажники уже выстроились, готовясь не только дать отпор, но и перебраться на атакующие корабли.

— Безумцы! Их атака обречена! Что себе возомнил Асан-Оглы? Или он спятил, если на такое решился?

— Мне кажется, там рейса Асан-Оглы нет! — офицер с подзорной трубой указал на то место, которое прикрывал тент, его сорвало при выстрелах, и там уже не было девушек, там выстроились, судя по виду и вооружению, абордажники — и это не были турецкие аскеры! Рассматривание флагманской каторги рейса Асан-оглы отвлекло имеющих подзорные трубы (этот инструмент позволяет на большом расстоянии разглядеть мелкие детали, но очень сужает угол зрения), и они не увидели, как аскеры с больших галер, бросая оружие, в панике прыгают в воду, стремясь как можно дальше отплыть от своих галер. Это вызвало удивление офицеров, это видевших, но не имеющих подзорных труб. Почему такое происходит, стало ясно из возгласа трехбунчужного паши Мехмета Сарана, в гневе или отчаянии бросившего свою подзорную трубу на пол:

— Шайтан их возьми! Это брандеры! Они загрузили эти галеры порохом под завязку! Даже на палубах там бочки с порохом! Потому-то они так смело и пошли на превосходящего их противника! Сейчас все наши корабли будут уничтожены!

Флагманская галера и шедшие за ней подошли к причалу и оттуда хлынула волна вооружённых людей, их уже было хорошо видно. Один из офицеров, участвовавших в утреннем совещании, побледнев, воскликнул:

— Казаки! Это казаки!

— Казаки? Откуда они здесь? — попытался ему возразить другой, но, тоже побледнев, испуганно добавил: — Ворота! Надо закрыть ворота! Они же могут ворваться в крепость!

Но уже было поздно что-либо предпринимать для обороны крепости, ворота уже были захвачены. Гарнизон крепости, не готовый к такому нападению (большинство аскеров занимались своим обычными утренними делами), был почти весь уничтожен. Те гемиджи и абордажникики, которые пытались спастись с атакованными брандерами галер, в большинстве до берега не доплыли — были расстреляны в воде, а те, кому удалось добраться до берега, были там и зарублены, они сопротивления оказать не могли — так как были без оружия. Турецкие галеры, должны были быть готовыми к выходу в море, поэтому там было достаточно людей, которые могли бы оказать сопротивление и оказали бы в другой ситуации. Но люди, поддавшись панике при виде подготовленных к взрыву брандеров, попытались спастись и были почти полностью уничтожены противником, уступавшим им в численности более чем вчетверо!

Участники утреннего совещания у коменданта крепости Отхоноя так и не вышли из большого кабинета. Нельзя сказать, что они не успевали это сделать, но идти туда, где происходит резня (а по-другому назвать уничтожение гарнизона крепости нельзя было), не хотелось никому из них. Когда в кабинет ворвались казаки, офицеры уже выстроились вдоль стены с поднятыми руками, их не тронули. Через некоторое время в кабинет вошла девушка в штанах, темно-синем кожаном жакете и белой кружевной рубашке, шнуровка которой на груди была до половины распущена. Эту девушку сопровождали ещё две, меньше её ростом, тоже в штанах и высоких сапогах, вообще-то Линь и Винь предпочитали тапочки, но сейчас Лера уговорила их надеть эту обувь, как она сказала — для солидности (кто же воюет в тапочках?). Ещё девушку сопровождали три чернокожих невольника Асан-Оглы! Они, к удивлению турок, подчинялись этой девушке, повинуясь её жесту, чернокожие начали складывать бумаги коменданта в большой мешок. А девушка, глядя на стоящих у стены офицеров, сказала:

— Эфенди, вы мои пленники, поэтому, прошу ваши шпаги... гм, кинжалы.

Знатные турки (а среди офицеров простолюдинов не было) шпаг не носят, зато богато украшенные кинжалы были у всех, у некоторых даже по два. Все они поняли смысл этого действия и с готовностью отдали своё холодное оружие одному из чернокожих, сопровождающих эту девушку, заартачился только комендант, заявивший:

— Никогда! Никогда Мехмет Саран не отдаст своё оружие какой-то девке! Я могу сдаться только равному мне...

— Сеньора Бегич — адмирал, — пояснила Винь на итальянском, турецкий она только начала учить, уже многое понимала, а говорила ещё плохо, то, что говорил комендант крепости, она поняла, но ответила на итальянском. Лера, ехидно улыбнувшись, сказала трёхбунчужному паше:

— Я не настаиваю, уважаемый, но сами понимает — бесхозное оружие я здесь оставить не могу, поэтому его выкинут в окно.

— Как в окно? — растерялся Мехмет Саран и спросил: — А я?

— Вас, уважаемый, вместе с ним, — любезно пояснила Лера и указала на окно, к коменданту двинулись два чернокожих гиганта. Паша закричал:

— Но так же нельзя! Вы не можете!..

— Конечно не могу, — согласилась Лера и пояснила, почему не может и как это произойдёт: — Я вас не подниму, поэтому это сделают Мумба и Трондо. Но вы не волнуйтесь, вашему авторитету не будет нанесён урон, вас не просто выкинут из окна, а далеко забросят, будете лететь долго и красиво. Всякий кто увидит, скажет: — "Какой полёт! Достойный славного паши!".

Комендант крепости Отхоной славный трёхбунчужный паша Мехмет Саран, побледнел и быстро протянул свой кинжал Лере, та, не взяв дорогое оружие, внимательно глядя на ещё больше побледневшего мужчину, чего-то ждала. На помощь паше пришла Винь, нахмурив брови (со стороны казалось — это сделано грозно, а на самом деле — от старания правильно сказать), девушка, тщательно подбирая слова, произнесла на турецком языке:

— Надо искаяться и жалобно попросить милостыню у блистательной, — маленькая девушка замолчала и, наморщив лоб, важно добавила: — Милостыню всю и всем!

— Э-э-э... что? Как? — растерялся Мехмет Саран, а вот его подчинённые поняли всё правильно и в один голос заголосили:

— Сдаёмся на вашу милость! Просим снисхождения, о блистательная адмирал-ханум!

Лера почему-то хихикнула, чем привела пленных в ещё большее замешательство, потом кивнула Винь:

— Займись пленными, заодно и в знании языка попрактикуешься.

Адмирал Романо Консильери стоял на капитанском мостике большого галеаса "Святая Магдалина", флагманского корабля эскадры, которой он командовал. Довольно мощной такой эскадры, состоящей из двенадцати больших галеасов, четырнадцати галер, тоже весьма не маленьких, и полутора десятков кораблей поменьше. Эскадре адмирала Романо Консильери было поручено, ни много ни мало, захватить крепость Отхоной! Сам же Консильери считал, и не без основания, что это будет трудной, можно даже сказать — невыполнимой задачей! Крепость на Отхоное — весьма мощное укрепление с сильным гарнизоном, к тому же там базируется как минимум десять больших галер, а это серьёзный противник! Корабли венецианской эскадры перегружены, вряд ли они в таком виде могут полноценно сражаться! Консильери недовольно посмотрел на генерала Гойко Витрича, далматинца, давно служившего республике, как будто тот был виноват в том, что его назначили командиром десанта. Витрич, разделяя мнение Консильери, согласно кивнул:

— Мне тоже не нравится эта затея, но сенаторы Чануто и Винетти, уверяли, что на Отхоное мы не встретим серьёзного сопротивления — кораблей, которые могут воспрепятствовать нашей высадке там не будет.

— Мне бы уверенность наших сенаторов, — кивнул в ответ Консильери, но сделал это насупившись. Продолжая хмуриться, адмирал эмоционально высказал свою точку зрения: — Подобное кабинетное планирование военных операций никогда не бывает успешным. Всё учесть невозможно, тем более что сейчас мы должны действовать фактически вслепую, у нас есть только та информация, что предоставила тайная служба совета десяти, но и они могут ошибаться, а за эту ошибку заплатим мы! Что значит — не будет противодействия высадке десанта? Даже если там не будет боевых кораблей, остаются ещё бастионы крепости! Насколько я знаю, вход в гавань там защищает очень сильный форт, к тому же этот узкий пролив перегораживается цепью, которую очень легко поднять! Увидели, что корабли чужие или вызывают подозрения — и подняли цепь, и что прикажете делать? В гавань не войти, а высаживаться на берег... там скалы, корабль не подойдёт, да и шлюпкой это сделать весьма проблематично. Вы, генерал, утопите всех своих солдат! А потому что до берега не доберётесь, воевать будет некому!

— Но эмиссар тайной службы, которого мы подобрали у Бокка, утверждает, что высадка на Отхоной не будет тяжёлой, — попытался возразить Витрич, Консильери скептически хмыкнул и у поднимающегося на капитанский мостик человека поинтересовался:

— Сеньор Скорца, мы скоро будем у Отхоноя, думаю, что дальше хранить ваши страшные тайны не имеет смысла, не скажете ли — на чём основывается ваша уверенность, что там мы не встретим сопротивления?

— Видите ли, сеньор адмирал, это не мои тайны и я не имею права разглашать мне известное, тем более что мне не всё известно, — как и положено эмиссару тайной службы уклончиво ответил Скорца, вызвав ещё большее раздражение Консильери, но ему выплеснуть это раздражение не удалось, матрос с марса закричал:

— Корабль! Впереди корабль!

— Идёт нам навстречу? — громко поинтересовался адмирал, матрос ответил:

— Нет, идёт тем же курсом, что и мы, догоняем!

Догнать удалось только через пять часов, когда уже стала видна вершина горы на острове Отхоной. Если сначала казалось, что преследуемый корабль хочет уйти от погони, то потом стало видно, что увидев преследовавших его, он сам убрал паруса, почему он это сделал, пояснил капитан "Святой Магдалины", разглядывавший этот корабль в подзорную трубу:

— Это "Святой Фока", и не один. Он идёт третьим, перед ним ещё два корабля, один... да это же "Белая чайка"! Они вместе недавно отправились на Крит. Третья, та, что впереди — турецкая фелука. Вон смотрите, сейчас хорошо видно, если на "Святом Фоке" красные флаги с золотым львом, то первых двух кораблях — зелёные, с белым крестом. Это флаг капитана Бегич, он, хотя и на службе у нас, но как капер имеет право на свой флаг. Вообще-то странно, почему это ему позволили, свой флаг может быть только у адмирала и поднимается он вместе с венецианским.

— Она, капитан Бегич — девица, и довольно своенравная. Называет себя адмиралом, может, потому её корабль и поднял такой флаг, — жёлчно заметил Скорца. Адмирал Консильери ехидно добавил:

— Может, эта, никому не известная, Бегич решила назваться адмиралом потому, что у неё целых два корабля? Если первый ещё можно назвать кораблём, то второй — всего-навсего — фелука! Хотя... если считать кораблями шлюпки, то будет целая эскадра!

— "Белая чайка", корабль Бегич, идёт к Отхоною, но её же должны были... Неужели бейлербей не выполнил своего обещания и не?.. — начал Скорца и словно понял что-то очень важное, повысив голос, обратился к Консильери: — Адмирал! Прикажите остановить выполнение десантной операции, эскадре лечь в дрейф, похоже, что высадка солдат не удастся!

— Что значит — остановить?! Как вы себе это представляете? Да кто вы такой, чтоб отменить приказ сената? — возмутился Консильери и подозрительно спросил: — Что это за обещание турецкого правителя? Которое он должен был выполнить и не выполнил?

— Да и поздно останавливать эскадру, — произнёс капитан "Святой Магдалины", показывая на приближающиеся турецкие галеры (то, что это турецкие корабли, было видно по их конструкции).

— Одна, две, три... — начал считать Витрич, его перебил Консильери, успевший галеры посчитать раньше (так как у него была подзорная труба):

— Не трудитесь, генерал, их двенадцать.

— Что мы можем сделать? Уйти или принять бой? — поинтересовался генерал, адмирал, как более понимающий в сражениях на море, ответил:

— Принять бой, ничего другого нам не остаётся, у них более быстроходные корабли, уйти они нам не дадут. У нас преимущество как в количестве кораблей, так и в артиллерии, да и в случае абордажа мы выиграем, кроме штатных команд у нас ещё и десант, но корабли у нас перегружены в случае артиллерийской дуэли мы, вернее, ваши люди, генерал, понесём большие потери чем они. Но меня беспокоит другое — эти галеры могут быть не всем флотом, а только передовым отрядом, который свяжет нас боем до подхода основных сил.

— Адмирал, а почему вы думаете, что это только передовой отряд турецкого флота? — поинтересовался генерал, Консильери ответил:

— Уж слишком смело они на нас идут, видят, что у нас численное пре...

Но договорить он не успел, его совсем не почтительно перебил капитан корабля:

— На этих галерах не турецкие флаги, зелёные с белым крестом! И...

Капитан корабля тоже не договорил, с первой галеры выстрелили пушки, на "Святом Фоке" ответили и стали убирать паруса, словно собирались остановиться. Галеры тоже легли в дрейф, капитан "Святой Магдалины" и адмирал переглянулись, не понимая, что происходит. В это время на первой галере подняли сигнальные флажки, на "Святом Фоке" сделали то же самое.

— Ничего не понимаю, — удивлённо произнёс капитан "Святой Магдалины", адмирал Консильери тоже выглядел очень растерянно, генерал Витрич поинтересовался: — Что же такое творится? Тот венецианский галеас, за которым гнались, немного пострелял, а потом что, решил сдаться туркам без боя?

Ему пояснили, что выстрелы из пушек — это был салют! А теперь они, подняв эти разноцветные флажки, приветствуют друг друга. Фелука, что шла впереди "Святого Фоки" и "Белой чайки", подошла к самой большой галере, потом к венецианскому галеасу и направилась к "Святой Магдалине". Пребывающий в растерянности адмирал сказал, что вряд ли эта фелука может представлять опасность для большого галеаса, но капитан ему возразил, предположив, что это может быть брандер. На фелуке, словно угадав опасения капитана "Святой Магдалины", не стали приближаться к венецианскому галеасу, а легли в дрейф в двух кабельтовых, после чего спустили шлюпку. В приближающейся шлюпке, помимо матросов на вёслах было довольно много людей, они даже заняли несколько банок гребцов, поэтому шлюпка двигалась довольно медленно, и её пассажиров стоящие на мостике "Святой Магдалины" хорошо рассмотрели и некоторых узнали. Адмирал Консильери сказал генералу Витричу:

— Вон капитан "Святого Фоки" сеньор Изеринни и его помощник, сеньор Торинелли, похоже, случилось что-то действительно важное, раз он покинули свой корабль, но можно точно сказать — угрозы турецкого нападения нет, иначе они не оставили бы свой корабль на второго помощника.

Шлюпка уже близко подошла к "Святой Магдалине", и тех, кто в ней можно было хорошо рассмотреть, три девушки, находящиеся там, вызвали удивление Витрича, спросившего, кто это такие. Ответил Скорца, поморщившийся так, словно откусил половину лимона:

— Та, которая выше — капитан Бегич, те, что меньше ростом, её подруги, дочери жителя страны Цинь, Сунь Ши Хуа, он погиб вместе с лекарем Паоло по пути в Испанию, когда галеон "Синко Льямас" захватили пираты. Потом тот галеон у пиратов отбила сеньора Бегич.

— Она взяла этих девушек в плен? С сеньоры Паоло потребовала выкуп, а этих, маленьких желтокожих сделала своими слугами или рабами? — поинтересовались Витрич и Консильери. Адмирал, неодобрительно глядя на приближающуюся шлюпку, добавил, что, скорее всего, дочь лекаря Паоло заплатила выкуп, она же сейчас в Венеции. Капитан "Святой Магдалине", что-то вспомнив, рассказал, что сеньору Паоло и эту девушку капитана постоянно видели вместе. Девушку капитана даже принимали за парня, ухаживающего за сеньорой Паоло, они же жили вместе!

— Тут вы совершенно правы, сеньор Федериго, по дороге из Коттора в Венецию, сеньора Паоло жила в одной каюте с этой Бегич и теми двумя желтолицыми девушками, они даже спали в одной кровати! Что говорит о их близости.

— Как все четверо?! — удивился генерал, адмирал пояснил и заинтересованно предположил: — В капитанских каютах всего одна кровать, если, конечно, не поставили вторую. Но тогда тесно будет. Скорее всего, они спали по очереди. Вот только интересно бы выяснить, кто с кем?

Но на этот интересный вопрос никто ответа не знал, тем более что из подошедшей шлюпки на борт "Святой Магдалины" поднялись приплывшие в ней (естественно пассажиры, гребцы так и остались там сидеть). Девушку, о которой только что говорили, представил Изеринни:

— Сеньоры, познакомьтесь — адмирал Валерия Бегич!

После того как девушке адмиралу были представлены все присутствующее на мостике венецианского флагмана, адмирал Консильери спросил:

— Насколько я знаю, каперский патент был выдан капитану Бегич, то есть канцелярия республики признала вас капитаном, но никак не адмиралом! Получается, что это звание вы себе самовольно присвоили, разве это не так?

— Видите ли, сеньор адмирал, каперский патент был выдан на имя Валерии Бегич, а в нём не указано кто я. То есть звание может быть любое как капитан, так и адмирал. Не указано класс и количество кораблей, которые могут находиться под моей командой. Таким образом, я, возглавив эту эскадру, не нарушила никаких правил, — ответила Лера, при этом ехидно посмотрела на стоявшего немного в стороне Скорца, тот, слегка закатив глаза, пробормотал, но так, чтоб слышали все:

— В канцелярии, выдавая такие патенты — пишут: выдан капитану такому-то, то есть два слова. Тут тоже написали два слова — Валерии Бегич, то ли сэкономили своё время, то ли боялись перетрудиться, вписывая лишнее слово! Теперь эта ошибка или небрежность дорого обойдётся!

Впрочем, его не слушали, адмирал задал вопрос, интересующий его в этот момент больше всего остального:

— Эти корабли, несомненно, турецкой постройки, но сейчас они под вашим флагом, сеньора, ведь это ваш флаг? Если вы представляете интересы Венеции, то почему у ваших кораблей не наш флаг?

— Да, это мой флаг. Венецианский каперский патент не даёт право на венецианское гражданство, он показывает, что его владелец на службе сиятельной республики и только. Вот так и получается, что я на службе у Венеции, но могу поднимать над своими кораблями любой флаг, вот я и подняла такой, какой мне нравится, такого больше ни у кого нет. А вам что? Не нравится мой флаг? — ответила Лера, грозно нахмурив брови в конце своего объяснения. Девушку начали убеждать в том, что к её флагу никаких претензий не имеют. Адмирал уточнил — действительно ли эти корабли — эскадра адмирала Бегич, если да, то каким образом они вошли в состав эскадры, то есть в подчинение Леры? Генерал, которого не занимали вопросы флага и то, в чьём подчинении эти корабли, задал интересующий его вопрос, высказавшись весьма витиевато и, по его мнению, очень дипломатично:

— Сеньора Бегич, если это ваши корабли, то не окажете ли вы нам содействие? Адмирал Консильери утверждает, что атака острова и крепости Отхоной будет весьма затруднительна. Но если вы располагаете такими значительными силами, то не присоедините ли их к нашей эскадре для выполнения поставленной сенатом Венеции задачи. Сеньор Скорца утверждает, что возникли определённые трудности, которые могут помещать нашей миссии.

— Сеньор Скорца, совершенно прав, все хитроумные планы, составленные вашим командованием, генерал, накрылись медным тазом! Таким большим медным тазом, с прозеленью, — пояснила Лера, ехидно глядя на обескураженных венецианцев. Консильери, сделав вывод из слов девушки, растерянно спросил:

— Вы хотите сказать, сеньора Бегич, что гарнизон Отхоноя слишком велик и там находятся морские силы значительно превосходящие наши? Выходит наша разведка опростоволосилась? Грубо говоря — села в лужу?

При этом адмирал грозно посмотрел на смутившегося и потупившего глаза Скорца. Тот ничего не стал говорить, только виновато развёл руками. Конечно, в неудаче этой затеи с захватом Отхоноя его вина — минимальна, ведь не он это всё планировал и организовывал, он простой исполнитель воли высоких правителей, но их тут, на "Святой Магдалине", не было, а он присутствовал! От более нелицеприятных высказываний и даже обвинений Скорца спасла Лера, сообщившая:

— Я имела в виду планы вашего командования, составленные на основе тех сведений, что накопала служба, в которой состоит уважаемый сеньор Скорца. Вот они-то оказались не состоятельны, как планы, так и служба, а высаживаться на Отхоной вам никто не помешает, причём это можно сделать прямо в порту, с ваших кораблей. Нет, конечно, вы можете провести десантную операцию по всем правилам, солдаты высадятся на труднодоступном участке, используя шлюпки, но зачем это вам надо? Можно же подойти к пристани и сойти на берег по трапу, как нормальные люди.

— Э-э-э... вы хотите сказать, что... — начал Витрич, глядя на улыбающуюся девушку, та пояснила, почему возможно всё то, о чём она говорила:

— Можете считать, что я вам привезла ключи от крепости, вообще-то, это должен делать комендант, но он не может — сидит под арестом. Я взяла его в плен, но поскольку он мне совсем не нужен, я передам его вам, вместе с крепостью, пушками и разными припасами. Но не всеми, там я кое-что взяла, сами понимаете — мне надо обеспечивать мою эскадру. Да, казну я тоже забрала, я же капер, значит мне полагается брать добычу, вот я её и взяла.

Глава восьмая. Сражение за остров и мальчик из гарема.

Лера стояла у окна кабинета коменданта Отхонойской крепости и любовалась видом на гавань и море. Любовалась не только живописным видом, но и своими кораблями. Эскадра адмирала Бегич уже насчитывала тринадцать кораблей, может, для кого-то это было бы и несчастливое число (хотя кораблей всего было четырнадцать, но не принимать же за боевую единицу небольшую фелуку), но Лера так не считала. Вот девушка и любовалась не только красотами, открывающимися с этой высоты, но и кораблями своей эскадры, представлявшей немалую силу: четыре больших галеры с сорока двумя парами вёсел, шесть галер с тридцатью шестью парами вёсел и две — с тридцати двумя парами вёсел. Это, конечно, не галеасы с их мощной артиллерией, но для абордажных боёв — самое то! Тем более что помимо усиленной абордажной команды (почти вдвое по сравнению со штатной численностью таких команд на турецких каторгах) в бою могли участвовать и гребцы, правда, такие многочисленные команды были не на всех галерах. Лера с гордостью оглядела свой флот, венецианские галеры хотя и были по размерам (не все) больше "Днипра", но имели всего по тридцать пар вёсел, а это значило, что бывшие турецкие каторги, ныне составлявшие эскадру адмирала Бегич, были намного быстроходнее! Это достигалось не только количеством вёсел, но и формой корпуса (у этих венецианских галер был более широкий корпус, так как они являлись транспортными судами), к тому же подводная часть каторг была обшита медью. Да и гребцов у Леры было больше, почти три смены, это если считать абордажные команды, которые, если было надо, тоже садились за вёсла. А вот на некоторых венецианских галерах, как и на всех турецких, гребцами были рабы. Такие венецианские галеры с гребцами-рабами обычно использовались как транспортные, и на них была только одна смена. На других — где гребцами были вольнонаёмные, которые могли участвовать в абордажной схватке, ставили больше пушек, и такие галеры были боевыми, но по конструкции они мало чем отличались от транспортных. По примеру венецианцев Лера поставила на свои галеры (не на все) больше пушек, больше чем было на турецких. Это да и то, что численность команды была почти в два раз больше, чем обычно, вроде должно было перегрузить галеры, но турецкие каторги строились с большим запасом (каторги только не предназначались для грузовых перевозок, но иногда это делали, в отличие от большинства венецианских галер, которые именно для этого были предназначены). Для ведения боевых действий венецианцы использовали галеасы, лучше вооружённые, к тому же галеас, в отличие от галеры, использовал вёсла только для маневрирования, а длительные плавания совершал под парусами.

Лера оглянулась, посмотрев на Консильери и Витрича, изучавших документы, которые она им дала в начале этого совещания. Совещания высшего командования воинских сил, захвативших Отхоной, совещания адмиралов и генералов. Лера усмехнулась — а как же, захвативших! Типа — мы пахали! Вообще-то, хотя остров и крепость захватила именно она, но адмиралом не являлась (хотя так и назвалась). Чтоб иметь право на такое звание, надо получить его официальное подтверждение от правительства какого-нибудь государства, в данном случае — Венеции. А для того чтобы именно так и произошло (чтоб венецианскому сенату не оставалось ничего другого, кроме как признать Бегич адмиралом с сохранением подчинения захваченных девушкой кораблей), Лера решила ознакомить Консильери и Витрича с документами, прихваченными ею у бейлербея Ардарии, и теми, что были у коменданта Отхоноя. Увидев, что адмирал и генерал продолжают внимательно изучать переданные им документы, Лера снова повернулась к окну.

На "Днипре", "Доне", "Звезде" и "Ласточке" уже были поставлены новые мачты и переделан бегучий такелаж. Эти работы выполнялись под руководством Горана Транковича, кораблестроителя-новатора. После переделки "Белой чайки", вопреки его ожиданиям, заказы на постройку новых или переделку старых кораблей у него не появились. Когда же Лера предложила ему должность плотника эскадры (по аналогии с корабельным плотником, так как ничего другого придумать не смогла), Транкович с радостью согласился. Вообще-то Лера планировала слегка переделать "Чёрную звезду" и "Чёрную барракуду", сделав их более мореходными. Но... человек предполагает, а... планы поменялись и Транкович остался без работы, а поскольку он не был бойцом, то его от захвата галер и других военных действий отстранили. Вот так он и ехал пассажиром на "Белой чайке". Уже на Отхоное мающийся от чувства своей бесполезности кораблестроитель-новатор предложил улучшить парусное вооружение галер, найдя всё необходимое для этого на складе в порту крепости. Лера, да и не только она, отнеслась к этому предложению очень скептически, но Дмитар Горанич, который, как оказалось, был с Транковичем хорошо знаком, согласился на такую переделку, Лера дала им на всё пять дней. Уложились в семь, но надо сказать, что работа велась полные сутки. Испытания "Звезды" так впечатлили остальных капитанов галер, в том числе и Леру, и команды, что все захотели такого же усовершенствования. На переделку Лера дала неделю, в неделю не уложились, шёл уже десятый день, но уже почти всё было сделано. На галерах были переустановлены обе мачты и добавлена третья. "Днипро", "Дон", и "Ласточка", переделанные как и "Звезда" в непонятно что, теперь не были похожи сами на себя. Транкович порывался ещё больше нарастить борта, но на такие радикальные переделки не было времени. Люди и так работали, полностью выкладываясь, а Транкович... казалось, вообще не спит. Но при этом мастер судостроитель был счастлив — он был при деле, его знания и умения оказались востребованы, при этом он мог воплощать в жизнь свои новации и никто ему не противился и не критиковал, наоборот, всё воспринималось с восторгом!

Леру от созерцания своих кораблей отвлёк хмыкнувший адмирал, видно, он дочитал документы. Пока его сухопутный коллега собирался с мыслями, адмирал высказал то, что подумал:

— Так вот о какой договорённости упоминал Скорца! Бейлербей Арберии обещал эмиссарам сената отдать Отхоной взамен какой-то услуги с их стороны, но своё обещание выполнять не собирался, наоборот! Намеревался обмануть и ударить моей эскадре в спину тогда, когда мы увязнем в штурме крепости! Интересно, какими силами он располагает или располагал? Я так понимаю, что корабли вашей эскадры, сеньора Бегич, это турецкие, вернее, бывшие турецкие. Не так ли?

— Именно так, все галеры моей эскадры — захвачены у турок. А у бейлербея было шестнадцать каторг, которые бы атаковали вас с тыла, ещё четыре были здесь, — назвала количество кораблей Лера и добавила: — Это кроме тех, что сюда ещё должны подойти. Вы же читали то письмо, вернее, его черновик, что было отправлено в Стамбул. Там бейлербей сообщал, что он заманил значительные силы венецианцев к Отхоною, и просил прислать ещё кораблей к тем, что есть. Думаю, эта эскадра должна вот-вот появиться.

Адмирал задумался, а наконец собравшийся с мыслями генерал задал вопрос:

— Что могли такого предложить бейлербею Арберии сенаторы, что он пообещал отдать такую сильную крепость? Это должно быть что-то очень ценное! Очень! Что бы это могло быть?

— Вы мне льстите, генерал, — улыбнулась Лера и, подавая своим собеседникам ещё несколько листов бумаги, пояснила: — Сенаторы пообещали бейлербею меня. Читайте, вот это я изъяла из личного архива бейлербея.

И снова две головы склонились над листами бумаги, а Лера продолжила любоваться гаванью, прибрежными скалами, крепостью, прикрывавшей вход в порт, над которой развивался красный флаг с золотым львом, ну и своими кораблями, как же без этого. Венецианские военачальники закончили чтение одновременно, но первым снова высказался адмирал, поинтересовавшись:

— Сеньора Бегич, я так понимаю, что вы нам предоставили кроме оригиналов на турецком ещё и их перевод на итальянский, но судя по пометкам на полях и завитушкам на буквах, это писал один и тот же человек. Так неужели при составлении этих писем сразу делались копии на итальянском? Не могу понять — для чего?

— Нет, копии этих писем при их написании, тем более на итальянском, не делались. Они были сделаны совсем недавно, но вы правы — это писал один человек. Сначала — под диктовку бейлербея на турецком, а потом — на итальянском, по моей просьбе. Спросите, кто это? Это — Зухра, наложница из гарема бейлербея, девушка, получившая очень хорошее образование. Как она оказалась в гареме? Это очень любопытная, но длинная история, если вам интересно, Зухра её потом расскажет, если захочет. А использовать свою наложницу в качестве секретаря?.. Бейлербею это показалось хорошей идеей. Наложница никому ничего не расскажет, так как из гарема её не выпускают, она всегда под рукой, на ночь ведь никуда не уходит, а великая мысль, которую надо изложить на бумаге, может прийти в голову в любое время суток. Ну и наложница — это как вещь, она как приложение к перу и чернильнице, своего у неё ничего нет, кроме того, что подарил её господин, но это вместе с жизнью он может отобрать в любой момент. Наложница знает, что если её в чём-то хозяин заподозрит, просто заподозрит, то её ожидает — падение с башни в море, падение зашитой в мешок! Вот так!

— И эта девушка... — начал Консильери, Лера кивнула:

— Да, она при первой же возможности сбежала из гарема, я в этом ей помогла. Теперь Зухра, а она очень грамотная и знающая много девушка, стала моим секретарём.

— Но это же подло! Это же низко! Это же грязно! — вступил в разговор Витрич, высказавшись о том, что прочитал, а не о том, о чём говорила перед этим Лера. Она вздохнула и ответила генералу:

— Это политика, а политика без грязи не бывает. Тем более что это большая политика, а в этом случае грязи будет намного больше, а подлость... ради блага своей страны можно пожертвовать отдельным человеком, а если он ещё и не гражданин республики, то в таком действии нет ничего зазорного. Благо Венеции, следовательно, выгода её нобилей — превыше всего. Я это прекрасно понимаю, поэтому не в обиде на сенат или только совет десяти, кто там принимал это решение, но категорически не согласна с этим. Единственный способ не быть разменной монетой — это заставить с собой считаться. Меня хотели обменять на остров, что же, этот остров республика получила из моих рук, но если эти игры будут продолжаться дальше, то... сами понимаете — со мной лучше дружить! У меня найдутся серьёзные аргументы показать, что это единственно правильное решение. Вот поэтому я и представила вам эти документы, очень надеюсь, что они будут переданы кому надо.

— Да уж, двенадцать боевых галер — сам по себе более чем весомый аргумент! А если учесть то, что вы успели сделать, то этот аргумент находится в более чем умелых руках, способных на очень многое, — задумчиво произнёс Консильери. Внимательно глядя на Леру, адмирал добавил: — Я очень надеюсь, что нам не придётся встретиться как противники.

— Это и от вас зависит, — обворожительно улыбнулась девушка, — постарайтесь пояснить сенату, что как друг я могу много полезного сделать для республики. Как друг, с которым можно долго вести дела. Если же меня снова попытаются в тёмную использовать для какой-нибудь выгодной сделки... сиюминутной сделки, то Отхоной долго не продержится!

— Вы что? Пытаетесь угрожать? Оборона острова построенная надлежащим образом... — набычился генерал, именно он должен стать комендантом крепости, а следовательно, венецианским правителем острова, поэтому и воспринял слова Леры как угрозу. Девушка снова улыбнулась и сказала:

— Не угрожаю, советую. И не забывайте, что я один раз уже взяла эту крепость. Но не беспокойтесь, второй попытки я делать не буду, штурмовать остров будут турки. Я просто не буду им мешать.

Лера улыбалась, Витрич смотрел на девушку из-под грозно сдвинутых бровей, пытаясь сообразить — как же отреагировать на её слова, а Консильери задумался. Адмирал понимал, что если эта девушка станет даже не врагом, а просто обидится, то сведёт на нет все выгоды приобретения Отхоноя. Если генерал думал, как бы более достойно ответить этой обнаглевшей девице, то адмирал пытался сообразить, что же ему сейчас делать? Если бы у этой девушки был один корабль, то можно просто подчинить её своим приказом, как обладатель каперского патента республики, она должна подчиниться, но у неё двенадцать больших галер! Вряд ли она согласится с таким вариантом, а пригрозить ей лишением патента... она может рассмеяться в лицо, заявив, что он ей не нужен! Что тогда делать? Помощь пришла неожиданно — распахнулись двери и в комнату ввалился капитан дозорной галеры, за ним маячила фигура более спокойного капитана фелуки, входящей в эскадру адмирала Бегич. Взъерошенный и запыхавшийся капитан дозорной галеры венецианской эскадры, закричал:

— Турки! Много! Огромный флот! Идут сюда!

Витрич и Консильери переглянулись, они этого ожидали, но всё же эта новость застала их врасплох. Вызвала растерянность даже не столько эта новость, сколько непонимание — что же предпримет Лера, ведь она не была подчинена ни адмиралу, командиру венецианской эскадры, ни тем более генералу, ранее командовавшему десантом, а теперь обороной крепости. Она вполне могла заявить, что сделала свою часть работы (и даже больше), после чего её эскадра просто уйдёт! Лера, приподняв бровь, посмотрела на капитана своего кораблика (фелуки), тот, не дожидаясь вопроса, лаконично ответил:

— Сорок четыре боевые галеры и тридцать восемь транспортных. Уже развернулись в боевой порядок. Идут неспешно, чтоб не утомить гребцов перед боем. У острова будут послезавтра.

Адмирал и генерал, удивлённо смотревшие на капитана фелуки, повернулись к Лере, будто спрашивая, откуда такие точные сведения? Девушка кивнула своему капитану, и тот объяснил:

— Ваша галера, сеньоры, только издали наблюдала, а увидев турок, сразу бросилась наутёк, мы же подошли почти вплотную к их кораблям, даже поговорили с теми, кто находится на транспортной галере, как нам это удалось? Мы, пользуясь тем, что наше судёнышко довольно быстроходное, зашли турецкой эскадре с тылу, кто подумает, что догоняющий кораблик — вражеский лазутчик? Мы подняли турецкий флаг и, догнав галеру, идущую последней, предложили её капитану купить у нас рыбу. Вот так и поговорили. Заодно их корабли посчитали и увидели то, что они уже перестроились из походного порядка в боевой.

— Тридцать восемь транспортных... — задумчиво произнесла Лера и, немного помолчав, высказала свои соображения: — На каждой не меньше двухсот аскеров, а может, и больше. Это около восьми тысяч, их цель отбить остров, следовательно, не столько морское сражения, сколько — десант! Значит, надо показать, что основную задачу будет очень трудно выполнить, или вообще невозможно это сделать!

Консильери и Витрич смотрели на девушку, не понимая, что она имеет в виду, а та, словно была их командиром, начала ставить задачи:

— Вы, генерал, не должны допустить появления на острове большого количества турок как аскеров, так и гемиджи. Не высадки, я постараюсь этого не допустить, а тех, которые, спасаясь, сами приплывут. Можете, конечно, брать их в плен, но что потом делать с таким большим количеством пленных? Вот поэтому, генерал, постарайтесь распределить свои силы так, чтоб контролировать береговую линию. Вам, адмирал, удаляться от крепости не стоит, у турок значительный перевес в силах, они постараются связать... да что постараются — именно так и сделают, связать боем ваши корабли с тем, чтоб вы не смогли воспрепятствовать высадке десанта. На побережье в районе крепости высаживаться не будут, здесь сильная артиллерия, а вот прорваться в порт... — Лера задумалась и, улыбнувшись, сказала: — Именно это они и будут делать, об этом я позабочусь. Но делать этого не будут, пока, адмирал, не отгонят вашу эскадру, поэтому старайтесь не удалятся от входа в порт. Не столько атакуйте, сколько угрожайте атакой, не допускайте абордажа, используйте своё преимущество в артиллерии. А те их корабли, что пойдут на прорыв... я, сеньор адмирал, вам уже советовала, что делать. Именно так и следует поступить, в этом можете рассчитывать на меня и моих людей, мы поможем.

Генерал не понял и в очередной раз растерялся, он сразу не нашёл, что ответить, а вот адмирал, уже посвящённый в план Леры, сразу ухватил суть, но поинтересовался:

— Ваше, сеньора Бегич, предложение обороны Отхоноя не лишено смысла, пожалуй, в сложившейся ситуации — это наилучший вариант. А вы? Что хотите предпринять вы? При участии в сражении ваших, гм, новых, да и остальных кораблей, преимущество турок не было бы столь значительным!

— У меня только четыре галеры готовы, к работе на остальных ещё не приступали. Они ничем не отличаются от турецких, разве что численностью команды, да и то — не все. Это может быть преимуществом при абордаже один на один, а во время столкновения эскадр... их общее численное преимущество сыграет свою роль, к тому же уверенна, что у турок — увеличенные команды, их боевые галеры, скорее всего, тоже десант везут, — ответила Лера. Увидев, что адмирал ещё что-то хочет спросить, девушка ответила на этот невысказанный вопрос: — Нет, в общем сражении мои галеры участия не примут, у них будет другая задача. Вам я тоже советую не использовать галеры, используйте только галеасы. Галерами, пусть не всеми, — придётся пожертвовать. Я же вам уже об этом говорила. Ваши галеры к тому о чём мы договаривались, готовы? Если так, то извините — время поджимает!

С этими словами Лера выбежала из кабинета, генерал, так и не проронивший ни слова, теперь спросил у адмирала:

— Сеньор Консильери, вы поняли хоть что-нибудь? Что она собирается предпринять? И почему она командует? Что делать нам?

— Сенат или совет десяти, кто там принимал решение, очень ошиблись, недооценив эту девушку. Боюсь, что ещё одну такую ошибку она не простит! А как противник эта юная, но такая деятельная особа может доставить очень много неприятностей, это обязательно надо донести до наших сенаторов, — не отвечая на вопрос Витрича, негромко произнёс Консильери, размышляя вслух. Генерал не понял, о чём говорит его коллега, командующий эскадрой, и повторил свой вопрос, повысив голос:

— Так что же нам делать?

— То, что нам предложила эта девица, — ответил адмирал и пояснил, почему он так считает: — В данном случае — это наиболее разумное решение, не просто разумное, а единственно верное! Мы не сможем противостоять туркам в морском сражении, слишком неравны силы, нам под силу только оборона, но не просто оборона — активная оборона! Турки попытаются связать боем наши корабли и прорваться в гавань, что же, облегчим им эту задачу. Используем опыт и советы этой милой девушки, сделаем вот что... — адмирал не договорил, заявив, что план будущего сражения изложит на общем совещании. Это совещание проходило не в кабинете коменданта крепости, а большом зале, двумя этажами ниже, где собрались все капитаны кораблей и командиры сухопутных сил. В зале тоже были окна, из которых была видна гавань, происходящее там привлекло внимание одного капитана, не сумевшего сдержаться и воскликнувшего:

— Смотрите! Они уходят!

Галеры "Днипро", "Дон", "Звезда" и "Ласточка" вышли из гавани на вёслах, а потом, поставив паруса, куда-то направились, быстро исчезнув за горизонтом, скорость хода этих кораблей поразила всех присутствующих. Тот же капитан с горечью добавил:

— Ушли! Всех бросили, а сами сбежали!

— Ушли только четыре корабля из двенадцати, вряд ли они бросили своих, — попытался возразить другой капитан, первый ему возразил:

— Каперы — это те же пираты, понятие благородства им неведомы. Неведомо это и их предводительнице, она бросила не только нас, но и своих!

— Сеньора Валерия Бегич из княжеского рода! И не вам судить, насколько благородны её поступки! — заступился за Леру Изеринни. Капитан, обвинивший Леру в том, что она всех бросила, попытался ещё что-то сказать, но ему не дал это сделать адмирал Консильери:

— Сеньоры! Прекратите! Сейчас не время спорить! В том, что сеньора Бегич делает всё правильно, я не сомневаюсь, она уже доказала то, что она умелый командир, и если она не довела до вашего сведения свои планы, то на это есть причины!

Адмирал Консильери строго посмотрел на капитанов своей эскадры, им совсем не надо было знать, каков весь план обороны крепости, как и не надо было знать, зачем сейчас ушли четыре галеры адмирала Бегич.

Уже потом, после того как был осуществлён план обороны крепости, предложенный Лерой, Консильери поклонился девушке и, поцеловав ей руку, сказал:

— Я восхищён, сеньора адмирал! Вы действительно достойны этого звания!

Генерал Витрич тоже поцеловал Лере руку, после чего выпрямился и отдал честь, даже не как равному, а как старшему начальнику.

Турецкая эскадра появилась перед островом только на пятый день после того совещания, что проводил адмирал Консильери и отплытия четырёх переделанных галер Леры. На остальных галерах (не всех) работы по их переделке в непонятно что продолжались с прежней интенсивностью, как будто угрозы турецкого вторжения не существовало. Поэтому никто из людей Леры, к сильному возмущению генерала Витрича, не принимал участия в мероприятиях по укреплению сухопутной обороны Отхоноя. Турок ждали ещё два дня назад, но они по неизвестной причине задержались, когда же их эскадра появилась перед островом, то для его защитников это не стало неожиданностью, к обороне всё было готово. Вход в гавань преграждала цепочка из восьми галер, связанных между собой. Все пушки этих галер были переставлены на тот борт, который был обращён к морю. Перед галерами, прикрывая их от абордажной атаки, а следовательно, от захвата, выстроились двенадцать галеасов, шесть развёрнутыми правым бортом в сторону моря, шесть — левым. Боевые каторги турецкой эскадры выстроились полумесяцем, рога которого были направлены в сторону острова, транспортные галеры плотной группой держались за центром этого построения, готовые войти в порт, как только туда будет расчищен проход.

Атака турецкого флота началась, как и было ожидаемо, после утренней молитвы, обязательной для правоверных, вроде только звучали голоса муэдзинов, призывающих правоверных на молитву, как уже ударили барабаны, задающие темп гребцам. Полумесяц турецкого флота двинулся вперёд, но если центр это делал медленно, то его края-рога сразу же вошли в огневой контакт с венецианскими галеасами. Но в основном стреляли венецианские корабли, турки же, лишь огрызаясь, больше маневрировали. Пользуясь своим численным преимуществом (каждый галеас атаковало две галеры), каторги старались сцепиться с венецианцами, взяв их на абордаж. Чтоб избежать такой атаки, галеасам пришлось активно маневрировать, а для манёвра нужен простор (использовали паруса, а не вёсла), и галеасы, сломав линию обороны, ушли мористее, оставив линию галер без артиллерийского прикрытия.

На капитанском мостике флагманской каторги турецкого флота стояло двое богато одетых людей. Адмирал Селим-паша и красивый молодой человек — Арслан-заде. Адмирал обратился к принцу:

— Вот, Арслан-заде, полная неспособность организовать оборону будет стоить неверным поражения. Вместо того чтоб плотно забить галерами пролив, они их поставили в цепь по одной, выдвинув в море.

— Селим-паша, они выдвинули в море только часть своих галер, там их восемь, а по донесению нашего агента всего у гяуров их четырнадцать. Оставшиеся шесть они могут расположить так, как вы сказали.

Седой турок снисходительно выслушал молодого. Снисходительно улыбнувшись, пожилой объяснил:

— По донесению одного из людей Саран-паши, сумевшего сохранить свободу, механизм, поднимающий цепь, перегораживающую вход в порт, сломан, цепь лежит на дне. Значит, вход в порт свободен. Длинные пушки форта, представляющие опасность для наших каторг, выведены из строя. Мелкокалиберные картечницы опасны только для шлюпок, каторгам они не страшны, вот поэтому мы не будем высаживать десант на берег. После уничтожения этой хилой преграды из их галер, наши транспорты войдут в порт, прямо к причалам. Пролив на Отхоное настолько широк, что шести оставшихся у этих гяуров галер надёжно перегородить его не хватит. Если бы они там устроили завал из всех тех галер, что у них имеются, утопив несколько и посадив остальные на корпуса затопленных как на мель, то, да, это была бы серьёзная преграда. Чтоб её убрать, да ещё под огнём пушек берегового форта, пусть и мелкокалиберных, нам пришлось бы очень постараться. Мы потеряли бы несколько дней и много аскеров, но Аллах отнял разум у этих гяуров, и они выбрали наихудший вариант обороны.

Адмирал Селим-паша, увидев, что венецианские галеасы уже довольно далеко ушли от преграды из галер, перегораживающих вход в пролив, махнул белоснежным платком, и тотчас заиграли трубачи, сигнал атаки подхватили на других галерах в центре турецкого построения. Грозно зарокотали барабаны, задающие темп гребцам (вообще ритмичные удары этих барабанов трудно было назвать грозным рокотом, но Арслану именно так показалось), вёсла вспенили воду, и двадцать шесть каторг устремились к венецианским галерам, стоявшим в ряд. Эту атаку увидели с маневрирующих галеасов, но прийти на помощь своим галерам не успевали, да и не спешили. К тому же, турецкие каторги, ранее атаковавшие венецианские корабли, не дали бы это сделать, хоть две из них, получив значительные повреждения, вышли из боя, но численности абордажных команд на оставшихся двадцати было более чем достаточно, чтоб захватить галеасы, если дело дойдёт до рукопашной. А это неминуемо бы произошло, если бы галеасы пошли на помощь своим галерам.

Когда атакующие каторги приблизились к венецианским галерам на расстояние выстрела, оттуда начали беспорядочно, но часто стрелять. Это было вполне ожидаемо, поэтому абордажные команды укрылись за специальными щитами, установленными на носу. Эти щиты защищали от пуль, картечи и даже от тех ядер, которыми стреляли мелкокалиберные пушки, обычно, устанавливаемые на галерах. Но эти щиты не позволяли увидеть, что делалось по курсу быстро идущих галер, впрочем, рассматривать цель атаки и не нужно было, на таком расстоянии невозможно промахнуться, тем более что стоящие в ряд галеры были связаны между собой. С венецианских галер стрельба велась настолько интенсивно, что они окутались густыми клубами дыма, не только белого, но и чёрного. Но при такой интенсивной стрельбе, как ни странно, каторги никакого урона не понесли, но в горячке атаки, на это внимания не обратили.

— Селим-паша, а из чего стреляют эти венецианские гяуры? Если из пушек, то чем они их заряжают? Почему такой чёрный дым? — поинтересовался молодой человек у старшего, тот пожал плечами, показывая, что это ему неизвестно и мало интересует, но внезапно закричал:

— Трубач! Сигнал отступления!

Трубачи заиграли, но вряд ли их услышали на атакующих каторгах, которые уже достигли своей цели. Сначала раздался треск если не проламываемых бортов, то очень хорошего удара. Этот звук ломающегося дерева заглушил рёв пошедших в атаку абордажников, но это рёв сразу же захлебнулся, сменившись истошными криками людей, которым очень больно. Дым, который до этого окутывал венецианские галеры, устремился вверх или рассеялся, а его место заняло пламя! Галеры пылали как огромные костры, поджигая приткнувшиеся, да ещё и притянутые абордажными крючьями, турецкие каторги, но это было ещё не всё! С галер на палубы каторг летели странные большие снаряды, некоторые из них падали и взрывались (иногда взрывались и в воздухе), а другие, падая, разбивались и растекались легковоспламеняющейся жидкостью.

— Что это?! — испуганно спросил молодой человек, старший, ударив кулаком по ограждению капитанского мостика галеры, зло ответил:

— Брандеры! Только не они атаковали наши корабли, а мы сами в них врезались!

— Что там падает на палубы, Селим-паша?

— Это, Арслан-заде, бочки с порохом и земляным маслом, они верёвками привязали их к мачтам, отвели назад и отпустили. Каким-то образом сделали так, чтоб эти связки, качнувшись вперёд, отрывались от верёвок и падали на палубу каторги! — почти выкрикнул седой адмирал, его молодой товарищ, показав рукой вперёд, сказал:

— Но не все они отрываются. Некоторые возвращаются наза... — Арслан не договорил, на каторги начали падать горящие мачты галер, к которым тоже было привязано что-то горючее. Из огненного ада удалось вырваться только трём каторгам, причём одна горела так, что вряд ли её смогут потушить. Две других тоже горели, но, похоже, там с огнём удавалось справиться. Воспользовавшиеся замешательством противника, галеасы вывели из строя ещё пять галер, две вообще утопив, заставив остальных отступить к значительно поредевшим основным силам турецкой эскадры. Но на этом беды османов не закончились, со стороны моря подкрались четыре странных корабля (если судить по корпусу — то каторги, а если по парусам — то галеасы или даже галеоны) и открыли огонь по транспортным галерам. Стреляли только из двух носовых орудий, но судя по дальности и калибру — это были длинные пушки! Такие на каторги не ставили, слишком они были тяжёлыми и, откатываясь, могли что-нибудь разрушить! Такие пушки ставили на береговых бастионах. Именно с бастиона крепости Отхоноя Лера их и позаимствовала, а специальные платформы, позволяющие таким пушкам стрелять с корабля, изобрел Транкович. Эти четыре корабля довольно долго обстреливали транспортные галеры и утопили восемнадцать. Если бы это были обычные ядра, то, может, результат был бы не столь впечатляющим, но стреляли брандскугелями, конечно, не все они попадали в цель, но и одного попадания было достаточно, чтоб вызвать пожар, а если таких попаданий было несколько... Адмирал Селим-паша вынужден был развернуть все свои оставшиеся каторги с тем, чтоб отогнать эту нахальную четвёрку. Догнать эти корабли не удавалось, они держали безопасную для себя дистанцию, при этом продолжая стрелять! Как оказалось, на корме у них тоже было по две длинных пушки. Эта погоня стоила турецкой эскадре ещё четырёх кораблей, но на этот раз это были каторги. Эта погоня прекратилась только тогда, когда начало смеркаться, эти четыре странных корабля увеличили ход и исчезли в сгущающихся сумерках. Может, испугались того, что ночью к ним могут подкрасться и взять на абордаж, а может, у них кончились боеприпасы.

На флагманской галере Селим-паша нервно ходил по просторному адмиральскому салону, при этом говоря скорее не своему собеседнику, а самому себе:

— У нас осталось пятнадцать каторг, из которых пять получили повреждения различной тяжести, транспортных галер у нас осталось двадцать, это тяжёлые потери, но не катастрофа. На Отхоное, по утверждению человека Саран-паши, каторг не было, все они ушли с тумамиралом Асан-оглы в Дуррес, если наши эскадры объединить, то Отхоной мы возьмём! Наши силы значительно превосходят то, что есть у венецианцев, и второй раз их хитрость не сработает! Мы будем начеку!

— Но, Селим-паша, те четыре странных корабля стоят целой эскадры, они могут безнаказанно... — попытался высказать свои опасения Арслан-заде, адмирал отмахнулся:

— Их козырь — длинные пушки! Они каким-то образом умудрились их установить на свои корабли, если мы тоже так сделаем... пушки возьмем в форте крепости Дурреса. Да, такие пушки на каторги не ставят, но эти же как-то поставили! Озадачим наших плотников, и если им дороги их головы — то найдут способ, как установить такие пушки! На все корабли ставить не будем, достаточно четырёх-пяти. Если бы у венецианцев было таких кораблей много, они бы их все кинули в бой, а так... значит решено — утром идём в Дуррес! Разговор между адмиралом Селим-пашой и Арслан-заде закончился далеко за полночь (вернее, не разговор, а длительный монолог седого флотоводца, потому что говорил он, а его молодой товарищ только слушал). Но разойтись они не успели, в просторную каюту заглянул зевающий вестовой и сообщил, что к галере подошла фелука с гонцом от бейлербея Арберии и тумамирала Асан-оглы, капитан спрашивает: — "Что делать?". Селим-паша, пребывающий не в лучшем расположении духа, вспылил: — И этот сын ослицы спрашивает — что делать?! Немедленно посланца сюда! Немедленно!

Вошедший удивил и адмирала, и шах-заде, это был юноша, ещё совсем мальчик, о чём свидетельствовали тонкие черты лица и телосложение, хотя на щеках и над верхней губой этого молодого человека присутствовала синева, свидетельствующая о том, что он уже бреется. Его сопровождали три темнокожих невольника Асан-оглы, как и положено невольникам — невооруженных, эта четвёрка низко поклонилась, и юноша передал адмиралу запечатанный конверт. Селим-паша сделал знак охране удалиться (только выйти и занять места у входа в каюту) недовольно ворча, что, мол, бейлербей и тумамирал здесь совсем зажрались — отправлять посланцами к нему, полному адмиралу, невольников и евнуха из гарема! На то, что этот мальчик — евнух, намекал его голос, уж слишком высокий для юноши, который уже начал бриться. На то, что этот паренёк — евнух, и не просто евнух, а обитатель гарема, удовлетворяющий некоторые пристрастия, недвусмысленно намекала чистота его бритья, так бреются те, кто хочет походить на женщину (не только походить, но выполнять эту роль!). Продолжая недовольно ворчать, Селим-паша сломал печать и принялся читать послание, при этом узнав почерк секретаря бейлербея. Печать была подлинной, а то, что она позаимствована Лерой вместе с другими предметами канцелярии и секретарём бейлербея, адмирал, естественно, не знал. Как не знал он, что секретарь, пишущий донесения и ведущий всю переписку бейлербея (почерк этого секретаря знали многие высокопоставленные лица при высоком пороге), — наложница из гарема. Чем дальше читал адмирал, тем мрачнее становилось его лицо и тем более неодобрительные взгляды он кидал на этого смазливого евнуха. Шах-заде, которому надоело смотреть на всё больше и больше хмурившегося адмирала, тоже разглядывал этого красивого мальчика. Арслан тоже хмурился, его раздражало то, что этот мальчик ему нравился всё больше и больше! Шах-заде никогда раньше не замечал за собой какого-либо интереса к красивым мальчикам, но сейчас он смотрел и не мог отвести взгляд. А этот паршивец, заметив, как на него смотрит красивый и богато одетый осман, совсем по-женски кокетливо похлопал ресницами и улыбнулся! Что это была за улыбка! У Арслана перехватило дыхание и сердце пропустило два удара!

— Арслан-заде! Вы только послушайте, что пишут эти дети вонючей гиены и беззубого крокодила! У них нет возможности послать эскадру к Отхоною! Сначала эту эскадру, которая должна базироваться здесь, этот сын ишака и свиньи, бейлербей Арберии переводит в Дуррес, при этом пишет высокому порогу, что им задумана хитрая комбинация с целью заманить и разгромить венецианский флот! Можно подумать — венецианцы такие дураки — пошлют в ловушку весь свой флот! Они послали только одну эскадру, да и то не самую сильную, но что получилось в итоге? Отхоной — потерян! Бейлербей бейлика Арберии, который составил этот хитрый план, вопит о помощи!.. — адмирал ещё хотел что-то сказать, его негодование было столь велико, что он совсем забыл об окружающих, возмущенно размахивая руками, и привлёк внимание шах-заде. Воспользовавшаяся тем, что на неё и её чёрных спутников не смотрят, Лера (а это была именно она) кивнула им головой. Получив удар кулаком по голове, адмирал и шах-заде потеряли сознание и аккуратно поддерживаемые опустились на ковёр, в который и были замотаны.

— Слушаю и повинуюсь, мой адмирал! — громко произнесла Лера условленную фразу, выждала некоторое время, после чего осторожно выглянула из каюты, там Линь и Винь, одетые слугами, уже вынимали из лежащих охранников иглы своих духовых трубок. Закончив, маленькие девушки, ни слова не говоря, двинулись к фелуке, пришвартованной к борту каторги. По пути они точно так же обезвредили вахтенных, а поскольку была ночь, то таковых было немного. Приняв на борт девушек, Мумбу, Мужонгу и Трондо с их ценным грузом, фелука тихо отошла от каторги и исчезла в ночной темноте.

Капитан адмиральского корабля турецкой эскадры смотрел на выстроившихся перед ним матросов и охранников адмирала Селим-паши. Их всех обнаружили спящими! Как это произошло, они не помнили, проснулись только утром, когда их начали усиленно будить. Капитан каторги повернулся к Бахатар-паше, тумамиралу эскадры, принявшему командование на время отсутствия полного адмирала Селим-паши. Тот с многозначительным видом покивал головой, он хоть и пытался быть невозмутимым, но тоже не представлял — что делать в такой ситуации. Вряд ли Арслан-заде, а тем более Селим-паша сбежали, бросив эскадру, да и как они могли это сделать? Разве что на той фелуке, на которой прибыл посланец бейлербея Арберии. Но если это так, то зачем они это сделали? Мысль о том, что адмирал и принц могли это сделать не добровольно, пришла капитану флагманской каторги и тумамиралу одновременно, но обменяться мнениями по этому поводу они не успели, помешали звуки выстрелов. Стреляли длинные пушки, таких в османской эскадре не было! Это начали обстрел транспортных галер снова появившиеся те странные корабли! Хорошо (хотя что тут хорошего, когда в тебя стреляют?), что этих кораблей было только три. Они опять стреляли с дистанции, не позволяющей им хоть как-нибудь ответить, и снова стреляли по транспортным кораблям. Свой огонь они сосредоточили на одной галере и били до тех пор, пока она не пошла ко дну, потом перенесли его на следующую. Когда утонула вторая галера, тумамирал Бахатар принял единственно верное решение — атаковать эти корабли! Каторги пошли в атаку, транспортные галеры за ними, они не атаковали, а боялись остаться без прикрытия, поэтому старались не отставать. Эта вынужденная погоня продолжалась до наступления темноты, и турецкая эскадра ушла далеко на юг. Утром этих странных, но таких опасных кораблей нигде не было видно. Принявший командование эскадрой тумамирал Бахатар-паша, понимая, что у него осталось мало сил, чтобы пытаться самостоятельно атаковать Отхоной, но страшась гнева султана, не стал возвращаться, а прижимаясь к берегу пошёл в Дуррес, надеясь там соединиться с эскадрой тумамирала Асан-оглы.

Новый хозяин кабинета коменданта крепости Отхоной смотрел на Леру, стоящую вполоборота у большого окна, смотрел не только генерал Витрич (именно он был теперь комендантом крепости), смотрел адмирал Консильери, они оба ожидали, что скажет девушка. Только что был выслушан доклад Прохорова, капитана галеры "Дон", назначенного Лерой командиром отряда, сначала преследовавшего, вернее отгонявшего от острова турецкую эскадру, а потом наблюдавшего за её движением в Дуррес. Теперь венецианские военачальники ждали, что скажет адмирал Бегич. Именно адмирал, так как в праве Леры носить это звание никто уже не сомневался. План обороны острова был предложен Лерой (как и план заманивания турецких каторг в огненную ловушку), если возможность выполнения этого плана у адмирала сразу вызвало сомнение (генерал сразу не был в этот план посвящён), то теперь они почтительно ждали — что скажет девушка. Лера не стала испытывать терпение венецианских военачальников, улыбнувшись, она рассказала о том, что намерена делать дальше:

— Некоторое время я буду вашей гостей, сеньор Витрич, надо внести некоторые исправления в те переделки, что сделал Транкович. Устранить, так сказать, выявленные недостатки, а потом мне надо сходить в Ираклион, задание высокого сената, мною полученное, никто не отменял, его надо выполнить. Я пойду на "Днипре". Сопровождать меня будут "Дон", "Звезда" и "Ласточка". Почему только эти четыре галеры? Вести боевых действий я не собираюсь, поэтому остальные корабли эскадры останутся здесь. Транкович займётся переделкой некоторых из них, думаю, к моему возвращению он закончит, тем более что изменения будут не столь радикальны как у первых кораблей. Вот таковы мои планы на ближайшее будущее.

— А что вы намерены делать с пленниками? — поинтересовался Консильери, Лера с деланным равнодушием пожала плечами:

— Сеньоры, давайте их поделим — адмирала вам, принца мне. Его я возьму с собой, что с ним делать, решу потом. А адмирал... мне он не нужен, но без него турецкая эскадра вряд ли предпримет активные действия. По словам пленных, не адмирала и принца, — улыбнулась девушка, — тумамирал Бахатар-паша не столь решителен и умел, как Селим-паша, да и если вздумает что-либо предпринять, вряд ли сможет как-то угрожать Отхоною тем, что осталось от турецкой эскадры. Да, соединившись с кораблями Асан-оглы, его эскадра значительно усилилась бы, но... той эскадры больше нет, как нет и самого Асан-оглы. В Дурессе достаточное количество аскеров, чтоб штурмовать вашу крепость, генерал, но как они сюда доберутся? Разве что сами приплывут.

Венецианские генерал и адмирал улыбнулись, сделав это с некоторым облегчением. Эта девушка могла бы потребовать гораздо большего, чем один из высокопоставленных пленников и проведение работ на верфях и в мастерских Отхоноя, ведь взятие крепости — целиком её заслуга, да и в обороне участие её самой и её людей весьма значительно! Ведь в засаде на галерах-брандерах были только моряки из эскадры адмирала Бегич, именно их умелые действия стали залогом успеха этой необычной засады! А сама Бегич, эта хрупкая с виду девушка, не просто задумала, а с блеском провела похищение командующего эскадрой и принца, окончательно похоронив попытку османов вернуть Отхоной! Кроме этого, экипажи восьми галер, что останутся на острове на время её отсутствия, значительно усилят его гарнизон, ведь адмирал Консильери собирался вернуться в Венецию, оставив для обороны острова всего шесть галеасов. Здесь оставались ещё и все уцелевшие галеры, но это же не боевые корабли, а транспортные! Ни адмирал, ни генерал не поинтересовались, для чего Лере османский принц, скорее всего, девушка хочет получить за него выкуп, всё-таки она капер и должна соответственно себя вести, иначе её могут не понять её же подчинённые. Да, за принца можно получить выкуп больше, чем за адмирала, но в данной ситуации адмирал более ценный пленник. Принц если вернётся к своей эскадре, то вряд ли что-нибудь предпримет, а вот адмирал... пусть пока побудет пленником. Эти соображения одновременно появились на лицах у Витрича и Консильери, причём настолько явно, что не заметить этого нельзя было, Лера улыбнулась и, сказав, что если возражений нет, то принца она забирает сейчас, вышла из кабинета.

Но девушка не сразу пошла за пленником, сопровождаемая темнокожими гигантами немного побродила по коридору, вышла на стену и остановилась, задумавшись. Для чего ей османский принц она и сама не знала, да, за него можно получить выкуп, и немалый, но этому будут предшествовать длительные переговоры, а как их вести и с кем, Лера не представляла, да и не хотела. К тому же ей почему-то не хотелось, чтоб турецкого принца выкупали из плена. Лера дала команду Мужонге и Мумбе, чтоб те пошли и разыскали младшего пленника. Адмирала и принца не держали взаперти, они были слишком важными персонами, чтоб так с ними обращаться, хотя с верхних этажей крепости не выпускали. Они пользовались относительной свободой, если это можно было так назвать. Темнокожие воины отправились выполнять приказ, а Трондо замер сбоку, отступив на шаг назад, словно не хотел мешать размышлениям своей госпожи. Лера настаивала, чтоб её называли адмирал или хотя бы командир, но эти могучие люди упрямо величали девушку госпожой. Преданность этих чернокожих великанов поражала, Лера подозревала, что если она прикажет им умереть, они это с улыбкой сделают. В чём причина такой необычайной верности, девушка так и не смогла разобраться, Жданко, попытавшийся это объяснить, сказал:

— Что с них возьмёшь, дикари, им обязательно надо кому-то поклоняться, вот они вас, адмирал, и выбрали. Никуда от этого теперь не денетесь, принимайте это как должное.

Арслан-заде не сиделось в комнате, выделенной ему и Селим-паше. Их нынешнее положение мало напоминало заточение, хотя... из комнаты выходить можно, но спускаться на нижние этажи — нельзя! Стража не пускала, а вот подниматься наверх, в том числе и на стену, можно. Конечно, и на верхних этажах было много мест, куда пленников не пускали, но было где гулять. Но на прогулки ходил только Арслан-заде, Селим-паша сходил один раз, посмотрел со стены на море, чистое до самого горизонта, и больше из комнаты не выходил, пребывая в мрачной задумчивости. Видно, адмирал так и не смог смириться с такой резкой переменой своего положения: ещё недавно он был командующим могучей эскадрой, а теперь стал пленником! А вот Арслан-заде почти всё время бродил по доступным для этого этажам крепости, не потому, что искал возможность сбежать (это можно было бы сделать, бросившись вниз со стены, но принцу этого не хотелось), он надеялся встретить того юного похитителя. То, что его и адмирала похитили именно венецианцы, было ясно, но как же дерзко они это сделали! И не последнюю роль в этом сыграл тот мальчик, которого ещё раз хотел увидеть Арслан-заде.

Обычно здесь никого не было, стражники ходили ниже, а наблюдающие за морем находились в башне, гораздо выше. Но сейчас у зубца стены, стояли двое: темнокожий гигант и тоненькая фигурка, длинные чёрные волосы которой слегка шевелил ветер. Что-то в этой фигурке было даже не столько знакомое, сколько притягивающее к себе, да и темнокожий невольник, один из тех, что сопровождали в прошлый раз того юношу, стоял рядом, но при этом отступив на шаг назад, показывая своё подчинённое положение. Обладатель (скорее всего, он был мужского пола, так как был в штанах и с двумя саблями в ножнах, закреплённых за спиной) длинных чёрных волос, услышав шаги принца, обернулся — и у Арслан-заде перехватило дыхание. Принц замер, утонув в больших чёрных глазах. Из оцепенения его вывел толчок в спину и голос, произнесший:

— Вот, госпожа Лера, мы его нашли!

— Вы нашли? — улыбнулась девушка, а в том, что это девушка, не было никаких сомнений, хоть она и была одета в брюки и синий кожаный колет, но не до конца зашнурованная на груди белая с кружевами рубашка эту грудь приоткрывала. Женскую грудь! Девушка улыбалась, и эта улыбка заслонила Арслан-заде всё пейзажные красоты, открывавшиеся со стены крепости. Девушка, продолжая улыбаться, спросила:

— Вы сюда тоже полюбоваться пришли? Не правда ли, отсюда открывается чудесный вид?

Юноша ничего не ответил, только быстро закивал, но смотрел при этом только на девушку. Хоть она была тогда одета, как одеваются мужчины, но эта была именно она! Теперь на её щеках не было никаких признаков бритой растительности и голос её звучал не так низко, как тогда, но не узнать её было невозможно, принц собрался духом и немного невпопад спросил:

— Тогда, это были вы?

— Когда тогда? — продолжила улыбаться Лера, Арслан-заде, оглянувшись на продолжавших стоять у него за спиной темнокожих гигантов, уточнил:

— На флагманской каторге?

— Ну, если я скажу, что не я, вы же не поверите. Поэтому я признаюсь — да это была я, — не стала отрицать девушка. Принц снова задал вопрос не столько для того, чтоб узнать ответ, сколько, чтоб продолжить разговор:

— А зачем?

— Вы мне поверите, если я скажу, что только для того, чтоб с вами познакомиться? — вопросом ответила Лера, чисто по-женски стрельнув глазками. Радость Арслан-заде тут же была стёрта воспоминанием о его нынешнем положении, ведь он пленник! А эта девушка... кто она такая и чем занимается, принц даже себе представить не мог — с одной стороны, она выполняла весьма опасное задание, но не одна, а с тремя невольниками Асан-оглы. Вроде как они ей подчиняются, но от неё не отходят, похоже на то, что они её не только охраняют, но и стерегут!

Глава девятая. Выкуп и добыча.

Арслан-заде проснулся и потянулся, нельзя сказать, что он спал долго, но солнце уже поднялось довольно высоко. Такому крепкому сну способствовало то, что он впервые за последний месяц заснул счастливым! А случилось это потому, что замечательная девушка, взяв его за руку, так и шла с ним из крепости в порт, а потом на эту каторгу. Вспомнив о том, где он сейчас находится, Арслан-заде непроизвольно нахмурился. Сделал он это не потому, что так и остался пленником, хотя его и увели из крепости, а потому, что вернулись те мысли, терзавшие его всю дорогу до этой каторги. Когда он шёл к кораблю, то ни о чём не мог думать, кроме той девушки, что держала его за руку, но всё же... Да, они шли держась за руки, но сзади топали трое чернокожих: то ли охранники, то ли конвоиры, всё-таки, скорее, конвоиры! Пришли на корабль поздно, так как шли не торопясь, беседуя ни о чём. Больше рассказывал Арслан, о своей жизни во дворце Топкапы, о том, чему его учили, девушка больше слушала, задавая вопросы, чем показывала, что ей это интересно. Уже подойдя к кораблю, Арслан-заде увидел, что это один из тех кораблей, что обстреливали эскадру Селим-паши, теперь юноша разглядел, что это переделанная каторга. У неё было три мачты, а не две и высокие массивные носовая и кормовая надстройки, делающие этот корабль похожим даже не на галеас, а на испанский галеон, в общем это был незнакомый принцу корабль. А вот сейчас Арслан узнал каюту, это была капитанская каюта флагманского корабля эскадры тумамирала Асан-оглы! Когда-то Арслан побывал на этом корабле, тогда его удивила роскошь отделки именно этой каюты. И вот сейчас, когда Арслан-заде проснулся, его снова одолели чёрные мысли. Если девушка его привела на корабль Асан-оглы в сопровождении его темнокожих рабов, но при этом сам принц — пленник венецианцев, то получается... Предательство! Тумамирал Асан-оглы переметнулся на сторону венецианцев! Почему он это сделал — другой вопрос, важен сам факт предательства! К тому же у тумамирала явно есть какие-то замыслы, в которых ему, Арслан-заде, отведена определённая роль! Ведь недаром же его поместили в эту каюту, якобы оказывая наивысшее уважение! Хотя какое уважение может быть к пленнику? С такими мыслями Арслан вышел из каюты, к удивлению принца, его никто не задержал, да и охраны у каюты не было, хотя... если он пленник, то его должны хоть как-то сторожить! Арслан огляделся и направился на капитанский мостик с твёрдым намерением сказать Асан-оглы, когда того встретит, всё, что думает о его предательстве!

Как принц и ожидал, на корабле османов не было, встретившиеся ему люди не были турками. Но при этом Арслана никто не задерживал, на него вообще не обращали внимания! Принц поднялся на капитанский мостик, расположенный выше, чем у такого типа каторг. Там стояли трое мужчин: один одетый так, как одеваются далматинцы, второй — в широких шароварах и жилетке на голое тело, голова у него была бритая, только на темени был клок волос, судя по их длине — только недавно начавших отрастать, а третий, судя по одежде, был поляк, а его сабля... такими вооружаются кавалеристы, но никак не моряки! Они наблюдали за стайкой девушек, прыгающих и выгибающихся на участке палубы перед капитанским мостиком. Среди этих девушек была и та, которая привела принца на корабль. Троица чернокожих находилась там же, но стояла немного в стороне от прыгающих и кувыркающихся девушек. Принц не удержался от вопроса, что делают эти девушки. Человек с бритой головой, усмехнувшись, ответил:

— Гарем адмирала развлекается.

Услышав этот ответ, Арслан похолодел, получается — его догадка верна! Эта, так понравившаяся ему, девушка в гареме тумамирала Асан-оглы! Вряд ли на этом корабле может быть ещё один адмирал! А этот похотливый козёл, мало того, что изменил своей стране, так ещё и вопреки всем приличиям выставляет на всеобщее обозрение своих наложниц! Но высказать своё возмущение принц не успел, на мостик поднялись ещё три человека. Двое, судя по одежде, далматинцы и один, одетый как бритоголовый, но при этом чернобородый, как тот далматинец, что уже стоял на мостике. Одна из девушек, которая нравилась османскому принцу, увидев поднявшихся на мостик, тоже туда забралась, сделав это не пользуясь лестницей, а вскарабкавшись, как кошка, по отвесной стене ютовой надстройки, довольно высокой стене. Несмотря на прыжки перед этим и только что проделанные усилия, эта девушка не запыхалась, остановившись перед мужчинами, она произнесла так, словно командовала:

— Докладывайте!

Мужчины начали по очереди что-то говорить, Арслан-заде не понял, о чём они говорят, разговор вёлся на далматинском, но по тону девушки понял, она что-то приказала этим мужчинам и они начали по очереди перед ней отчитываться. Хоть разговор вёлся на непонятном принцу языке, но слово "адмирал" было узнаваемо и, что самое странное, мужчины произносили это слово, обращаясь к девушке! Выслушав этих мужчин, несомненно ей подчинённых, девушка, что-то приказав (если судить по тому тону, каким это было сказано и по реакции мужчин, это были команды), их отпустила, после чего сказала принцу:

— Арслан, вы не против, если я буду вас так называть? Идёмте завтракать.

Растерявшийся принц пошёл за девушкой в одну из больших кают, где уже был накрыт стол, за которым сидели те, с кем она недавно прыгала. Девушки, сидящие за столом, уже завтракали, никого не дожидаясь, что отличалось от распорядка, царившего при правящих дворах, который старались копировать все власть имущие, в том числе и адмиралы, командовавшие эскадрами. За столом сидело шесть девушек: две желтокожие, две турчанки и ещё две, внешность которых говорила о том, что они с Кавказских гор (принц уже сталкивался с обладательницами такой внешности). Одна из турчанок обратилась к девушке, пришедшей с Арслан-заде:

— Лера! Ну сколько тебя можно ждать! Всё же остынет!

— Зухра, ты же знаешь, там пришли Прохоров, Мрелич и Бодрич, они должны были доложить о готовности своих кораблей, — ответила Лера и стала представлять друг другу Арслана и девушек, сидящих за столом:

— Зухра и Дениз — ваши соотечественницы. Наиля, Румани, они раньше жили в стране, что находится на севере Эвксинского понта, или Чёрного моря, в горах Кавказа. Линь и Винь, они из далёкой страны Цинь. А это Арслан-заде — мой гость.

— Там, на мостике, мне сказали, что эти девушки — гарем адмирала, — растерянно произнёс Арслан, обращаясь к Лере. Девушки заулыбались, а Зухра пояснила:

— Можно сказать и так, нас всех, кроме Линь и Винь, Лера похитила, но на самом деле — спасла из гарема бейлербея Арберии. Почему спасла? Вряд ли после того, что произошло, нас оставили бы в живых. Вообще-то нас было больше, но другие решили вернуться к своим семьям, остались только те, которым теперь некуда возвращаться. А гаремом адмирала нас называют моряки эскадры адмирала Бегича. Так называют, потому что мы девушки.

— Значит, вы всё же гарем! Гарем этого адмирала... Бегича! — сделал вывод насупившийся Арслан, ему было неприятно и даже больно, что понравившаяся ему девушка в чьём-то гареме. Принц очень расстроился и это было так заметно, что вызвало новые улыбки на лицах девушек, серьёзной осталась только Лера. Зухра, которая поняла, что так расстроило гостя Леры, сделав скорбный вид, но при этом с некоторым ехидством пояснила, в конце своего пояснения показав на Леру:

— Да это так, мы все в гареме строгого, грозного и даже страшного адмирала Бегич! Вот познакомьтесь — адмирал Валерия Бегич! Ужасная владелица гарема! Она, наверное, вам так и не назвала своё имя, да?

— Вы! — выдохнул принц и, удивлённо глядя на девушку, произнёс: — Вы адмирал?! А как же гарем? Разве у вас... вы же девушка, как у вас может быть гарем?! Зачем вам гарем?!

— Они мои подруги, могу же я иметь подруг? К тому же им некуда податься, вот они и остались со мной. А гарем... они же девушки, вот их в шутку и прозвали моим гаремом, — пояснила улыбающаяся Лера. А Зухра с тем же ехидством продолжила:

— Да, мы подруги великого и ужасного адмирала Бегича, которая самолично вас взяла в пле... гм, в гости!

Лера показала кулак захихикавшей Зухре, но на ту это не произвело никакого впечатления, она продолжила хихикать, к ней присоединились и остальные девушки. Принц посмотрел на вздохнувшую Леру, как-то не верилось, что она — великий и ужасный адмирал, да и, вообще, в то, что она адмирал не верилось. Адмиралы не позволяют такого по отношению к себе, турецкие так точно!

Четыре галеры, которые уже были не совсем галерами, покинули Отхоной только на десятый день после того, как Арслан-заде перебрался из крепости в капитанскую каюту "Днипра". Лера поселила туда принца не потому, что хотела оказать какие-то почести, просто больше было некуда, не выгонять же из каюты кого-нибудь из своих офицеров, тем более что на всех кают и так не хватало и некоторые из них жили в кубриках команды. Сама же адмирал перебралась в каюту к своему "гарему", занимавшему адмиральский салон (самое большое помещение на корабле).

Пока стояли в порту, свободу Арслан-заде не ограничивали, хотя недвусмысленно намекнули, что подниматься к длинным пушкам, установленным на баке и юте, не надо. Впрочем, принцу было не до этого, ему вполне хватило того, что ему не запрещали ходить за Лерой. А у девушки были очень напряжённый распорядок дня, она наблюдала не только за работами на "Днипре", "Доне", "Звезде" и "Ласточке", но и на ещё на одной каторге, до других, видно руки не дошли, а может не хватало для работ людей и материалов. Все уже привыкли, что за их адмиралом кроме трёх чернокожих (как уже Арслан понял — это не конвоиры, а охранники) ходит ещё один человек, не многие знали, что это османский принц, а те, кто знал — помалкивали. Пидкова как-то спросил у Сабовича, командира первой абордажной и палубной команды "Днипра", мол, почему наша адмирал так привечает этого турка. На что Жданко многозначительно ответил:

— Наша адмирал ничего не делает просто так, если она так относится к этому турку, значит относительно его у неё есть какие-то планы.

А у Леры никаких планов не было. Просто ей было приятно общество этого юноши, она не только позволяла ему за собой ходить, но и участвовать в "гаремных" трапезах. Девушки, подруги адмирала, улыбались, глядя на серьёзных Леру и Арслана, но ничего не говорили. Хоть юноша и старался постоянно быть рядом с предметом своей симпатии, но толком поговорить с девушкой ему не удавалось, она была постоянно занята, а во время завтраков — это было не совсем удобно, там же был весь "гарем", при остальных заводить разговор принц стеснялся. В обед это было сделать ещё более затруднительно, обедала Лера где придётся, и тоже не одна, а ужин... ужинала девушка тоже со своим "гаремом", но не всегда. Забот и дел было много, и Лера так выматывалась, что часто, придя на корабль (обычно это было уже после ужина), сразу засыпала. Арслану поесть оставляли, поэтому он голодным не ходил, но эти поздние приёмы пищи его смущали: Лера уже спала, а остальные девушки, украдкой наблюдая за принцем, сочувственно вздыхали. Переживания Арслана для них не были тайной, и девушки всеми силами старались ему помочь, но как тут поможешь, если Лера весь день в бегах, а придя на корабль, сразу же начинает обниматься с подушкой.

Наконец корабли были готовы к походу, к острову Крит должны были идти всего пять кораблей, значительно переделанные турецкие каторги и "Белая чайка". Лера решила плыть на "Днипре", как самом большом корабле, к тому же здесь можно было разместить весь её "гарем", в который вернулись ещё четыре девушки. Это были гречанки, которые, узнав, куда собирается Лера, попросили взять их с собой: две девушки попросились высадить их где-нибудь на побережье Греции, а две были из Ираклиона, что на острове Крит. Как оказалось, две гречанки были из города Патры, одна из этого города и была дочерью богатого купца, а вторая — из селения в его окрестностях. Поговорив с Исмем, дочерью богатого патрийского купца Канаматриса, Лера решила зайти в Патры. Это было по пути, к тому же просто высадить девушек на побережье (даже в одном из селений), значило подвергнуть их опасности снова быть захваченными и проданными в один из гаремов, девушки были очень красивы, что делало их лакомой добычей работорговцев.

В день накануне отплытия Лера вернулась на корабль раньше чем обычно, поужинав вместе со всеми, девушка вышла на кормовой балкон-галерею. Адмиральский "гарем" проявил удивительное единодушие — вытолкал принца на балкон к Лере, а сам полным составом ушёл гулять на палубу.

Арслан растерянно замер, глядя на тоненькую фигурку, опирающуюся на перила: Лера то ли о чём-то думала, то ли просто любовалась морем, скалами и крепостью. Юноша растерялся, хотя он и был последнее время постоянно рядом с девушкой, но вот так наедине ещё ни разу не оставался. Арслан замер, не зная, что делать: ему очень хотелось подойти, но он боялся нарушить уединение Леры — вдруг ей это не понравится и она рассердится?

— Ну что ж вы там встали? — спросила девушка, не оборачиваясь. Принц продолжал молчать, а она продолжила: — Закат очень красивый, я люблю такие закаты, правда, в последнее время мне не часто удаётся вот так — полюбоваться. Закат мне нравится больше, чем рассвет. Может, это потому, что там, где я жила, чтоб встретить рассвет, приходилось взбираться на высокую гору. А ночью это сделать очень проблематично, вот и приходилось для этого подниматься на горы вечером и там ночевать. Да и восходящее из-за гор солнце — не очень красивое зрелище, не знаю, многие в этом что-то находят, но мне не нравится. То ли дела — восход в море! Но такими восходами мне раньше любоваться не доводилось, да и сейчас тоже... А вот закатами я любовалась часто, для этого надо было лишь подняться на стену. Но меня этого хотели лишить! Запереть в... — с какой-то горечью произнесла последние слова Лера. Так показалось Арслану, и он решился — подойдя к девушке, встал рядом и положил свою ладонь на руку, лежащую на широком ограждении балкона. Принц ожидал, что девушка с негодованием сбросит его руку или как-нибудь резко ответит, Но Лера прижалась к принцу, словно ища у него зашиты от тех, кто хотел её когда-то обидеть. Арслан замер, замерла и Лера, так они стояли некоторое время, а потом принц спросил:

— Кто? Кто хочет вас обидеть? Я не дам этого сделать!

— Уже никто. Меня сейчас очень трудно обидеть, — ответила Лера и вопреки своим словам теснее прижалась к Арслану. Так они стояли некоторое время, а потом Лера призналась, показывая на уже почти севшее солнце:

— Меня хотели лишить этого всего: моря, неба, ветра, закатов. Но я не стала ждать, пока это произойдёт, я убежала. Вот так вот, я простая беглянка, которой очень повезло, не принцесса и не дочь князя. Вы спрашивали, зачем мне гарем. Это не гарем, это мои подруги, можно сказать — мои сёстры, моя семья. Любой человек хочет иметь друзей и близких, на моей эскадре много людей, которых я могу назвать друзьями, они не просто друзья, они мне преданы настолько, что пойдут на смерть по моему слову, но... действительно близких — очень мало.

— А ваша настоящая семья, они что? Вас не любили? — поинтересовался принц, эта девушка, решительный и где-то беспощадный командир, открылась перед ним совсем с другой стороны. Лера немного отстранилась от Арслана и, посмотрев ему в глаза, ответила:

— Почему не любили? Любили, даже очень, но не настолько, чтоб пойти против традиций и законов. А по этим традициям и законам я должна была покинуть этот мир, нет, не умереть, но для меня это было бы хуже смерти! Не знаю, поймете ли вы? У вас, наверное, всё по-другому.

— Шах-заде, — с горечью произнёс Арслан и пояснил: — Это титул наследника престола. Но если таких наследников больше десятка, то кому достанется престол? И что должны делать остальные?

— Помогать тому, кто взойдёт на престол, ведь это старший из всех, он же должен наследовать корону. Остальные могут быть военачальниками, правителями провинций, чиновниками, наконец, — ответила Лера, продолжая заглядывать в глаза Арслану, тот грустно улыбнулся:

— У нас нет короны, а султаном, по завету Мехмеда, ставшему законом, становится тот, кто опередит остальных...

— Это как? — удивилась Лера и поинтересовалась: — У вас, что? Наследники бегут к трону, и кто раньше добежит и на него сядет, тот и станет султаном?

— Опередить, это значит всех... — начал Арслан и, недосказав, пояснил: — Султаном становится тот, кто останется в живых, единственный из всех! Вот такой закон. Из всех наследников останется только один, но к этому готовят всех. Султан посылает сыновей участвовать в боевых действиях, смотрит, кто как себя проявит, кто заслужит одобрение в армии и флоте. Ведь понятно, что будущего султана должны поддержать и кто это должен сделать. А после успеха в сражении, неважно каком — морском или на суше, претендент на трон должен заручиться поддержкой гвардии — янычар. Вот я и был послан на это дело с адмиралом Селим-пашой, должен был командовать я, но... мои способности в военном деле оказались таковы, что командовали Селим-паша и Бахатар-паша, а я... участвовал как зритель. Не больше. Меня как наследника во внимание не принимают, тем более что я сын не жены султана, а наложницы! Султан признал меня сыном, хотя мог этого и не делать. Но признав меня одним из наследников, а это значит — султан включил меня в число претендентов на трон, вернее, на...

Лера смотрела на замолчавшего Арслана широко раскрытыми глазами, то, что он рассказал, и то, что было уготовано ему как одному из претендентов на трон, не шло ни в какое сравнение с той судьбой, что была предназначена ей. Всё-таки ей хоть и собирались ограничить свободу и заставить всю оставшуюся жизнь соблюдать очень строгие правила, но ведь эту жизнь не намеревались отнять, а тут... гарантированное лишение жизни! И что больше всего поразило Леру, что Арслан о своей неотвратимой смерти говорит абсолютно равнодушно, как будто это его не касается! Теперь уже Лера обняла Арслана, словно хотела его защитить. Так они стояли некоторое время, а потом девушка, услышав шум над головой, увела принца с балкона. Проводив Арслана в выделенную ему каюту, Лера отправилась к своему "гарему".

Шум над головой выдал Лере присутствие зрителей, наблюдавших за происходящим на балконе-галерее с верхней площадки (там, где установлена платформа длинных пушек). Это были капитан "Днипра" — Петро Пидкова, командир палубной команды — Жданко Сабович, командир второй абордажной команды (она же две смены гребцов) — Ермолай Тимохин, Тадеуш Скетушский — командир третьей команды абордажников. Последний и кашлянул, создав тот шум, что услышала Лера, теперь он спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— А не кажется ли вам, панове, что наша адмирал слишком много внимания оказывает этому сарацину?

— Он парубок видный, гарный, то почему бы и не помиловаться с ним? От него не убудет. А наша адмирал, уверен, головы не потеряет, и сдаётся мне, что она это не просто так делает, — высказал своё мнение Пидкова.

— Арслан-заде — османский принц, если Лера оказывает ему какие-то знаки внимания, то поверьте, это неспроста! — то ли поделился своими соображениями Сабович, то ли тоже заступился за Леру.

— Тьфу! У сарацин всё не как у людей — прынца они задницей называют, а сараем — дворец! Одно слово — нехристь! — Тимохин тоже не остался в стороне и показал своё отношение к происходящему, хотя своего адмирала и её гостя прямо не упомянул. Пидкова заступился за турок:

— Ермолай, это у татар сарай — дворец, а вот принц у них называется калга-султан.

— Всё равно не по-христиански! — не сдавался Тимохин, Сабович прекратил этот спор, вернувшись к основной теме:

— Наша адмирал, на моей памяти, делала много странных дел, но как оказалось, всё, что бы она не затевала, приводит к успеху. Так что не будем ей мешать охмурять османского принца.

По пути до Патры Лера ещё три раза любовалась закатом (рассветами любоваться не получалось, их не было видно с кормового балкона-галереи, да и времени на это по утрам у Леры не было), и каждый раз в обществе Арслана. Специально за ними не наблюдали, но без присмотра это не оставалось. И в третий (последний) раз, Сабович, чья очередь была нести вахту, наблюдал, как на балконе-галерее не только обнимались, но уже и целовались! Жданко только хмыкнул, скорее, одобрительно, чем осуждающе и об увиденном никому ничего рассказывать не стал, как и об услышанном.

А разговор между Арсланом и Лерой был интересный. Принц не жаловался девушке, просто рассказывал о том, что его ни трон, ни военная карьера никогда не прельщали, он хотел быть учёным, изучать звёзды, природу и необычные явления. В Стамбуле Арслан, посещал занятия, что давал известный мудрец и учёный Гусейн Аль-Багдади. Арслан, единственный из всех османских принцев, ходил на эти занятия, а остальных это не интересовало, естественно, что женщины, в смысле — дочери султана, к этим занятиям не допускались. Хотя одна девушка, переодетая в мужскую одежду, на этих занятиях присутствовала, это была дочь мудреца. Её имени Арслан не знал, и когда Аль-Багдади умер, его дочь куда-то исчезла. А сейчас эта девушка в "адмиральском гареме", как она в него попала, принц не представляет, но узнал дочь мудреца, хотя виду тогда не подал, похоже, его тоже узнали. Лера, внимательно слушавшая Арслана, согласно кивнула, это могла быть только Зухра, очень отличающаяся от остальных девушек из гарема, и если тем было куда вернуться, то дочь Аль-Багдади осталась совсем одна, как и вторая девушка турчанка — Дениз, защитить их в этом суровом мире было некому. Поэтому девушки и остались с Лерой, и не прогадали. Арслан и Лера одновременно улыбнулись и кивнули, видно, они оба пришли к одному и тому же выводу. Но у принца улыбка быстро сошла с лица, а девушка, продолжая улыбаться, сказала:

— Арслан, а почему бы тебе не отказаться от своего титула? Заявить, что ты никаким образом не претендуешь на корону или чалму падишаха, что у вас там вместо короны?

— Лера, это невозможно! — возразил принц девушке (они перешли на "ты" на второй день, вернее, вечер плавания). Лера решительно заявила:

— Почему невозможно? Если очень захотеть, то невозможное становится возможным! Я тебе это докажу!

К городу Патры шли четыре дня, хотя путь от Отхоноя до этого греческого города можно было проделать гораздо быстрее, но Лере (как она сказала капитанам своих кораблей) лишний день нужен, чтоб провести разведку и уладить кой-какие дела. Вперёд ушла "Белая чайка", и только на рассвете следующего дня, после возвращения своих разведчиков, Лера приказала войти в порт. Четыре больших и один маленький корабль шли под зелёными флагами с белым крестом, это вызвало оживление на батареях форта, прикрывавшего гавань, но стрелять оттуда не стали, салют с кораблей эскадры Леры показал, что слабые земляные укрепления, гордо именуемые фортом, будут легко срыты огнём корабельной артиллерии. Корабли не стали подходить к причалам, замерев на внутреннем рейде, расположившись так, чтоб их пушки держали под прицелом как форт, так и город. Как только были сброшены якоря, к самому большому кораблю устремилась большая лодка, опередив портовую стражу, там замешкались, не зная, что предпринять. Как только эта лодка остановилась у корабля, на его палубу поднялись несколько греков, поднялись и нерешительно остановились, глядя на вооружённых моряков и трёх чёрных гигантов, как будто охранявших стайку девушек. Одна из этих девушек, не обращая внимания на стоящих рядом обнаженных по пояс темнокожих воинов, с криком "Отец!" бросилась к высокому худощавому греку. Тот обнял девушку и прижал к себе, словно показывая, что будет защищать её, чего бы это ему не стоило. За этой девушкой к греку шагнула другая, в штанах и с саблями в наспинных ножнах (кроме неё в штанах были ещё три девушки), улыбаясь, она поздоровалась с греком:

— Здравствуйте, господин Канаматрис.

Грек, не выпуская свою дочь из объятий, настороженно посмотрел на эту девушку (ему рассказали, что командует именно эта девушка) и спросил:

— Госпожа адмирал, ваши люди, посетившие меня вчера вечером, сказали, что условия возвращения дочери будут мне сообщены сегодня.

— Ну что вы, какие условия? Вам не совсем точно передали мои слова, это просьбы, и их всего две, — ответила девушка, улыбаясь. Грек как-то сжался, ожидая, что станет просить эта девушка, она или тот, от чьего имени она говорила, ну не может же столь юная особа быть командиром такого количества вооруженных людей!. Девушка, видно, поняла, чего опасается Канаматрис, сурово сдвинув брови, высказала свои просьбы:

— Первое — это обязательное к выполнению, вы забираете Исмем и Кирк (хотя мне не хочется с ними расставаться), Кирк вы доставите в её селение, к родным. Второе — это не обязательное, если у вас есть возможность, то я бы купила у вас необходимые мне припасы.

Девушка, одетая так же как адмирал, шагнула к купцу и передала ему лист бумаги. Грек быстро пробежался глазами по списку и растерянно спросил:

— Это всё?

Лера улыбнулась:

— А разве этого мало? Да, вот, что ещё — у Исмем и Кирк должна быть хорошая охрана, чтоб не допустить повторного похищения, это моё требование выполните сами и передайте родным Кирк.

Отец Исмем ещё более растерянно посмотрел на свою дочь и на девушку в традиционной греческой тунике, шагнувшую к нему. Исмем, тоже улыбающаяся, отошла от отца и, обняв Леру, сказала:

— Лера моя подруга, она спасла меня из гарема, куда я была продана. Лера пообещала отвезти меня домой, к тебе.

А Лера, продолжая удивлять греческого купца, не оборачиваясь, движением руки подозвала к себе одного из вооружённых людей и сказала ему:

— Петро, договоритесь с господином Канаматрисом о времени, когда он доставит всё, что нам надо. Согласуйте это с остальными капитанами. Желательно всё сделать как можно быстрее.

— Всё сделаем в лучшем виде, пани адмирал! — ответил бритоголовый, судя по одежде и оружию, не последний человек на этом корабле. Хотя это было произнесено на далматинском, грек понял, понял не только он, один из людей, сопровождающих купца, стал ему что-то тихо говорить. Канаматрис выслушал этого человека, а потом обратился к Лере на далматинском, почему-то говоря о девушке в третьем лице:

— У меня есть просьба к госпоже адмиралу, если она готова её выслушать, то я хотел бы, чтоб этот разговор был конфиденциальным.

Лера усмехнулась, почему Канаматрис так заговорил, было вполне понятно — на палубу отдуваясь, поднялся тучный турецкий чиновник, сразу же начавший визгливым голосом предъявлять претензии:

— Почему не спущен парадный трап? Это неуважение к представителю власти, коим являюсь...

Что это неуважение не просто к представителю власти, а именно к этому чиновнику было и так понятно, о чём тихо сказал Пидкова:

— Этот басурман сначала испугался, решив, что у нас военные корабли, а когда увидел, как сюда подплыли греки и с ними тут мирно беседуют, решил, что у нас торговое судно, вот и поспешил с таможенной проверкой, вернее, за мздой.

— Арслан, объясни эфенди всю степень его заблуждения, а я пока побеседую с господином Канаматрисом, — сказала Лера османскому принцу. Если раньше на этого юношу, скромно стоящего в стороне, внимания не обратили, то теперь его узнали: и портовый чиновник, и греческий купец. Несколько месяцев назад в порт заходила мощная турецкая эскадра, вернее, не вся эскадра, а только несколько кораблей. Своё глубокое почтение грозному адмиралу Селим-паше поспешило высказать всё местное начальство, прихватив с собой и представителей купечества (самых именитых). Естественно, что почтение высказывалось не только на словах, но и в виде богатых подарков, которые должны были предоставить эти купцы. Канаматрис растерянно смотрел на Леру, не понимая — кто же главный? Турецкий принц или эта девушка, которую величают адмиралом. А девушка, сказав одному из моряков, находившихся на палубе, мол, помоги Арслану, пригласила греков пройти с ней:

— Прошу в каюту, там нам никто не помешает поговорить.

В каюте с роскошным убранством (адмиральский салон на этой каторге был даже шикарнее, чем адмиральская каюта) уже был накрыт стол, хотя там были только сладости и кофе. Увидев удивлённые взгляды патрийских купцов, Лера, чуть насмешливо глядя на своих гостей, пояснила:

— То, что вы со мной захотите поговорить, было предсказуемо, ведь мои люди не только передали письмо Исмем её отцу, но и послушали, о чём говорят в городе, а я сделала соответствующие выводы. Поэтому можете не рассказывать подробно, сразу скажите — что вы от меня хотите?

— Госпожа адмирал, я не смею надеяться, но если это будет в ваших силах, то не могли бы вы... — несколько косноязычно начал Канаматрис, Лера его перебила:

— Вы хотите, чтоб я защитила ваш город от Ватзана? Не так ли? Вы собрали потребованный им выкуп, но боитесь, что ему этого покажется мало и он разрешит своим людям заняться грабежом? Как это было прошлый раз, так? Ага паша Патры опять закроется в крепости, а пираты Ватзана укрепления штурмовать не будут, да и зачем? С горожан можно много взять, помимо того выкупа, что они уже собрали, не так ли? И насколько мне стало известно, этот пират прибудет в город за выкупом через три дня, следовательно, тогда же ожидается и большой грабёж, да?

— Да, всё будет именно так, — подтвердил спутник Канаматриса и представился: — Веримелос — старшина купеческой гильдии Патры.

Лера поклонилась, сказав, что её господа купцы уже знают. Веримелос поклонился в ответ и сделал неожиданное предложение:

— Я слышал, какое второе условие вы высказали господину Канаматрису, я хочу предложить вам поставить всё вам необходимое бесплатно...

— Если я разберусь с Ватзаном, не так ли?

— Да, но это не всё, мы готовы отдать вам все деньги, собранные как выкуп, но...

— При условии, что я навсегда избавлю Патры от набегов этого пирата, так? — опять Лера не дала досказать Веримелосу, тот утвердительно кивнул. Девушка задала вопрос: — Сколько кораблей у Ватзана? И какие?

— Восемнадцать, малые галеасы, похожие на тот, что у вас, — ответил старшина купеческой гильдии Патры, имея в виду "Белую чайку". Лера кивнула:

— Берберийские пираты, что и следовало ожидать. Далеко же они забрались в поисках добычи, хотя... в прошлый раз они здесь особого сопротивления не встретили, а взяли много, деньгами, и не только. Вот и решили ещё раз посетить такое "хлебное" место. А если повадятся сюда ходить постоянно, а, судя по всему, к этому всё и идёт, то вам не позавидуешь, грабить будут часто. Исмем и Кирк ведь захватили во время грабежа, что был два года назад, кроме них были ещё девушки, но тем повезло меньше, их продали на рынках Стамбула и Каира.

— Вы очень хорошо информированы о делах берберийских пиратов, видно, вы хорошо знаете... — Канаматрис, начав говорить, попытался Лере сделать комплимент. Но видя, что это у него получается как-то неуклюже, смущённо замолчал. Лера кивнула и пояснила:

— В этом знании моей заслуги нет, мне подробно об этом рассказали Исмем и Кирк. А вот о том, где сейчас прячутся корабли Ватзана, мне надо знать, и чем быстрее, тем лучше!

— Тут секрета нет, южнее есть закрытая бухта, она, правда, маловата для того количества кораблей, что есть у Ватзана, но хорошо защищена как от непогоды, так и от нападения с моря, — начал подробно рассказывать Веримелос. Лера внимательно выслушала старшину купеческой гильдии Патры и попросила его уточнить, почему он считает, что та бухта хорошо защищена. Услышав, что в ту бухту ведёт узкий пролив и подход туда весьма сложный из-за обилия скал и рифов, девушка попросила купцов из Патры прислать кого-нибудь, кто знает — где та бухта и сможет провести к ней корабли. Лера также скомандовала одному из своих чернокожих охранников позвать Пидкову и передать ему, чтоб он вызвал на "Днипро" остальных капитанов каторг её эскадры. На вопрос Веримелоса, что Лера собирается делать, девушка ответила:

— Атаковать пиратов, атаковать немедленно, сейчас они этого не ждут. Скорее всего, им известно, что мои корабли здесь, они постараются атаковать нас сами, пользуясь своим перевесом в количестве кораблей и бойцов, мнимым перевесом. Им же неизвестна численность команд моих кораблей, если исходить из того, какова она обычно на турецких каторгах — то это в три раза меньше. Можно, конечно, подождать этого Ватзана здесь и преподнести ему неприятный сюрприз, но это значит — отдать инициативу в руки пирата, прямое столкновение может привести к потерям, а я этого не хочу! Не хочу терять своих людей!

Канаматрис и Веримелос переглянулись, то, что сказала эта девушка, вызывало уважение и показывало, что она хороший командир, но как она собирается атаковать пиратов и при этом не допустить потерь в командах своих кораблей? Это было совершенно непонятно! В это время в каюту стали заходить капитаны кораблей эскадры этой удивительной адмирала. Один из них одетый не так, как остальные, и вооружённый кавалерийской саблей (это был Тадеуш Скетушский, который не был капитаном, но купцы этого не знали), имея в виду портовых чиновников, почтительно обратился к Лере:

— Пани адмирал, а что делать с турками? Они мне уже надоели!

— Попросите их покинуть корабль, — рассеянно ответила девушка, её мысли уже были заняты предстоящим делом. Поляк с той же вежливостью переспросил:

— А если они не захотят?

— Выкиньте всех турок за борт, — небрежно отмахнулась Лера, Скетушский уточнил;

— Всех выкинуть? Принца тоже?

— Нет, Арслана оставьте, — встрепенулась девушка, с пана Тадеуша станется — при всём своём гоноре он весьма дисциплинированный и точно выполнит приказ. Купцы многозначительно переглянулись — эта девушка действительно адмирал, если может отдать такой приказ — выкинуть турецких чиновников и османского принца за борт!

"Днипро", "Дон", "Звезда" и "Ласточка", идя не под парусами, а на вёслах, приближались к заливу, указанному лоцманами, выделенными патрийскими купцами, это были несколько человек из тех, кто их сопровождали, поэтому ни за кем посылать не пришлось. Корабли шли строем фронта, едва не соприкасаясь вёслами. Залив был действительно маленький и узкий, как бы вытянутый вглубь скального массива. Со стороны суши подобраться к стоящим в этом заливе кораблям не представлялось возможным, мешали отвесные склоны нависающих гор, да и со стороны моря, не зная прохода между скалами, которые не только во множестве торчали из воды, но и под ней скрывались, было весьма затруднительно. Вход в бухту загораживали три корабля, развёрнутые бортом к морю, остальные заняли почти весь залив, почти прижимаясь бортами друг к другу. Пидкова поинтересовался у лоцмана грека, мол, чего они так испугались? Вроде же собирались сами нападать? Грек ответил:

— Они появились через три недели после того, как прошла большая турецкая эскадра, какое-то время выжидали, а потом Ватзан, удостоверившись, что ему ничего не грозит, сообщил нам условия, при которых не будет разорять город...

— Но прошлый раз он выкуп взял, но всё равно жителей грабил, похоже, он решил точно так же поступить и в этот раз, — не удержалась от замечания Лера. Посмотрев на Пидкову, она пояснила тому: — Этот пират шёл за турецкой эскадрой, скрытно шёл, уж не знаю, как это у него получилось. А почему? Потому что для Селим-паши собрали весьма значительные силы, а значит на остальные направления у османов сил не осталось, а если и остались, то они будут прикрывать более важные города, чем Патры. Этот Ватзан всё правильно рассчитал. А сейчас спрятался, потому что испугался наших кораблей, ведь неизвестно — это отдельный отряд или авангард более значительных сил. Вот пират и решил выждать, посмотреть, но далеко не ушёл. Скорее всего, он бы атаковал город даже если бы наши корабли оттуда не ушли. Слишком уж неравными выглядят наши силы. У нас четыре каторги (пусть и сильно изменённые, но размеры-то остались прежние), а это, если исходить из штатной численности абордажных и палубных команд, размещаемых на таких кораблях, не больше двухсот аскеров и геминджи. То есть на наших кораблях — около тысячи бойцов, а у Ватзана восемнадцать корабликов, пусть это и малые галеасы, вернее, корабли на них похожие, но на каждом из них не меньше двухсот человек, а то и больше, ведь гребцы там тоже участвуют в абордажной драке. Получается — около четырёх тысяч, к тому же их корабли весьма манёвренны, а это при их количестве... в общем — множество быстро двигающихся целей, с которыми будет очень трудно разобраться. Вот потому-то я и решила атаковать этот пиратский флот, пока он не может маневрировать! Петро, команда тебе и остальным кораблям — останавливаемся и начинаем обстрел! — закончила свои объяснения Лера приказом капитану своего корабля.

Если бы стоянку кораблей Ватзана атаковали такие же галеасы, как и у береберийских пиратов, или турецкие каторги то его позиция была неприступной: узкий пролив, прикрывался пушками трех кораблей. Подойти к входу в залив мог один корабль (в лучшем случае два — большему количеству мешало обилие как подводных, так и надводных скал), а подошедших встретили бы бортовые залпы трёх кораблей, пусть имеющих пушки среднего калибра! Атакующие же не смогли бы развернуться, чтоб ответить таким же огнём — рифы мешали. Единственным недостатком позиции в этой бухте было то, что там нельзя долго находиться в осаде, да и то — это только в случае малых запасов продовольствия. Но и это была не беда, ведь можно попытаться прорваться, а если сделать это ночью, то неизвестно, чем бы всё кончилось для блокирующих. А судя по тому, что пираты укрылись именно в этой бухте, кто-то из них хорошо знал расположение подводных скал, разбросанных перед входом в этот заливчик.

— Могут вести огонь не только эти три кораблика, но и ещё шесть стоящих за ними, остальным эта девятка закрывает секторы обстрела. Все корабли у них берберийской постройки, и хоть это будет не совсем точно — их можно классифицировать как лёгкие галеасы, — отметила Лера, блеснув знаниями полученными в разговорах с Транковичем. Глядя в подзорную трубу на бухту, можно сказать, плотно забитую пиратским кораблями, девушка, улыбнувшись, добавила, обращаясь к Веримелосу (он тоже отправился с выделенными эскадре Лере лоцманами): — Но даже если бы они могли стрелять со всех своих кораблей, это их не спасёт. Они сами себя загнали в ловушку, но ещё не понимают в какую!

Веримелос хотел спросить — почему? Ведь у восемнадцати кораблей пушек намного больше, чем у четырёх, пусть каждая из этих четырёх каторг больше раза в два, к тому же они не смогут атаковать одновременно! Но тут по команде Леры открыли огонь носовые орудия. Стреляли длинные пушки, стреляли с дистанции, где их огонь был уже эффективным, а вот карронады, которыми были вооружены пиратские корабли, достать каторги эскадры Леры не могли. Пираты быстро поняли, что их просто избивают, не давая возможности ответить, попытались выйти из залива. Но с ними сыграло злую шутку их же построение: три корабля, перегораживающие вход в залив для тех, кто попытался бы в него войти, теперь перегородили выход старающимся выйти. Эти корабли уже горели, впрочем, ни пламя, ни дым не мешали канонирам Леры вести точный огонь, не прошло и часа, как горели уже десять пиратских галеасов. После очередной команды "Днипро", "Дон" и "Звезда" двинулись вперёд. Некоторые из пиратских галеасов, непострадавших от обстрела книппелями из пушек кораблей Леры, попробовали огрызнуться огнём своих карронад, но эта попытка была сразу же подавленна картечью, выпущенной из длинных пушек. Картечь из таких пушек крупнее той, которой стреляют карронады малых галеасов, да и летит она дальше. А сейчас носовые длинные пушки каторг Леры стреляли именно такими снарядами. Корабли Леры не стали подходить близко, обстрел вёлся с безопасного для них расстояния, нескольких десятков залпов хватило, чтоб смести мачты и часть надстроек у всех пиратских кораблей. Стреляли не только по верхним палубам, но и по гребным, по указанию Леры делали это так, чтоб не утопить пиратские корабли. Видя этот безнаказанный расстрел, пираты решили не ждать когда их галеасы пойдут ко дну, прикрываясь корпусами своих кораблей, погрузились в шлюпки и направились к берегу. Но у берега шлюпки лишились той защиты, что давали корпуса кораблей, пираты это поняли и сделали попытку хоть как-то укрыться, но узкая песчаная полоска у отвесных скал не позволяла это сделать. Даже далеко уйти от воды у пиратов не получилось.

— Вам нужны пленные? — поинтересовалась Лера у Веримелоса и, получив отрицательный ответ, дала команду стрелять по высадившимся на берег. Ещё полчаса стрельбы — и узкая прибрежная полоса превратилась в кровавое месиво, мало кто смог укрыться от картечи, разве что те немногие, что упали ничком, прикрываясь телами своих товарищей. Оставшиеся на плаву пиратские кораблики были обысканы и с них быстро сняли всё ценное, после чего их подожгли. Каторги (а корабли Леры сейчас напоминали именно эти большие галеры, так как шли на вёслах) осторожно, чтоб не напороться на подводные скалы стали уходить. Веримелос, впечатлённый устроенной расправой, глядя на поднимающийся густой дым от горящих пиратских кораблей, спросил:

— Стоило устраивать эту бойню, может, надо было бы проявить милосердие? Проявить христианское милосердие, а не уподобляться этим нечестивцам.

— Если бы мы оставили этих пиратов в живых, они нашли бы способ отсюда выбраться, у потом бы вернулись и взяли то, что не смогли взять сейчас, но уже гораздо больше, — ответила Лера. Посмотрев на растерявшегося грека, пояснила, почему она приказала поступить именно так: — Проявлять милосердие можно к тем, кто сам это готов сделать. А эти пираты... Спросите у дочери вашего товарища, что они делали с ней и что сделали с другими девушками, которым повезло не так, как Исмем и Кирк, а ведь их захватили уже после того, как получили выкуп, думаете, сейчас они поступили бы по-другому?

Веримелос промолчал, понимая, что Лера права, но всё же... хладнокровное избиение тех, кто не может сопротивляться, и уничтожение их имущества вызывало у старшины купеческой гильдии Патры, нет, не жалость, скорее, чувство упущенной выгоды. Об этом он и сказал:

— Можно же было взять с них выкуп, забрать корабли, а потом их с выгодой продать.

— Вряд ли за этих пиратов кто-то бы заплатил выкуп, тем более что мы и так забрали всё, что у них было, — Веримелосу возразил Сабович, так как Лера промолчала. Он, как и остальные офицеры "Днипра", стоял на капитанском мостике и не только слушал, что говорил старшина купеческой гильдии Патры, но и переводил Пидкове, Тимохину и Скетушскому, которые греческого языка не знали. Если поляк никак не выразил своё отношение к произошедшему, то казаки одобрительно закивали, мнение своё и товарища выразил Пидкова:

— А чего их басурманов жалеть? Да и где искать тех, кто за этих розбышак выкуп даст?

— Вот именно, — поддержал капитана "Днипра" командир первой абордажной команды. Веримелос вопросительно на него посмотрел, и Сабович перевёл слова Пидковы, после чего продолжил на греческом: — Эти пираты слишком далеко забрались, чтоб получить за них выкуп, надо идти к берегам Магриба, а там... скорее всего не выкуп предложат, а постараются отбить, при этом захватив тех (и их корабли), кто хочет получить этот выкуп. Оставлять на воле такое количество бандитов весьма опасно, а это именно бандиты, умеющие только грабить и убивать. Так что с ними делать? К тому же вы отказались их брать в плен, то есть поучаствовать в их судьбе, вот поэтому адмирал имела полное право поступить с ними по своему усмотрению, что она и сделала, а это было единственно правильное решение!

Веримелос посмотрел на Леру, изучающую горизонт в подзорную трубу и делающую вид, что её совсем не интересует этот разговор. Эта молодая девушка, но уже адмирал, командовала операцией по уничтожению пиратов, похоже, что она сама эту операцию и спланировала. Поскольку собрав капитанов своих кораблей, адмирал Бегич не проводила военный совет, то есть выслушивала бы мнения своих подчинённых, а только приказывала — что и как делать! А то, как была разгромлена пиратская флотилия, говорило о многом: сначала пираты были обращены в бегство, им дали понять, что их корабли не будут брать на абордаж и захватывать, их просто уничтожат огнём пушек. Понятно, что все находящиеся на кораблях попытались спастись, выбравшись на берег, но это им не помогло — они все были безжалостно перебиты, может, кому-то и удалось уцелеть, но это уже было неважно. А с оставшихся без экипажей кораблей забрали всё, что имело хоть какую-то ценность. Старшина купеческой гильдии Патры видел, что и сколько забрали с этих корабликов, стоящих в глубине бухты. Было очень похоже на то, что разграблению уже подверглись несколько городов, а корабли, на которых была добыча, Ватзан поставил так, чтоб их было трудно достать пушечным огнём с моря, то есть — в глубине бухты. Но как говорят — любой хитрец рано или поздно встретит кого-то, кто хитрее его! Так и случилось, матёрого пирата обхитрила (и можно сказать — ограбила!) юная девушка! Недаром же её признали адмиралом и подчиняются ей люди гораздо старше её!

Глава десятая. Планы, коварные и не очень, очередное колдовство Леры. Ночной гость и кровавая клятва.

"Гарем" адмирала Бегича священнодействовал — варил кофе. Арслан-заде хоть и вдыхал этот божественный аромат, но смотрел совсем в другую сторону — на капитанский мостик, где собрались капитаны и командиры абордажных команд "Днипра", "Дона", "Ласточки", "Звезды" и "Белой чайки". Обычно Арслану не запрещали ходить за Лерой, в том числе и подниматься на капитанский мостик. Но в этот раз намекнули, что присутствие там османского принца нежелательно не потому, что там было и так тесно, а потому, что обсуждаемое там нежелательно было слушать посторонним — командиры эскадры адмирала Бегич решали, что делать дальше. Арслан о себе не волновался — вряд ли там решалась его судьба, да и Лера его в обиду не даст, он переживал, что не может находиться рядом с девушкой. Арслан не ошибался, но лишь отчасти, о нём тоже был разговор.

— А может, ну его? Этот поход на Крит? Ваше обязательство перед венецианцами, можно сказать, аннулировано, ими же и аннулировано! Ведь те письма, что попали к вам в руки, недвусмысленно показывают, что венецианцы вас хотели продать, вернее, обменять на Отхоной! Значит, они и не расчитыали, что вы доберётесь до Крита! — очень эмоционально говорил Држезич, он был в курсе несостоявшейся сделки венецианских сенаторов и бейлербея Арберии. Остальные капитаны хотя не знали таких подробностей, но были с ним согласны. Мирко, чувствуя поддержку своих коллег, продолжал уговаривать Леру: — Отсюда в Ираклион путь не близкий, всё может случиться, при всём том, что у нас есть, наш отряд довольно слабый, к тому же... не слишком ли опрометчиво идти в такую даль, имея то, что...

Држезич не договорил, за него это сделал Пидкова:

— Да, уже часть балласта пришлось заменить. Если бы мне кто сказал, что буду использовать так золото и серебро, то ни за что бы не поверил! Может, не стоит его с собой везти, а...

— Где-нибудь закопать? — улыбнулась Лера и спросила у казака: — Думаешь, так будет лучше? Кто тебе даст гарантию, что твои помощники в создании тайника не покажут это место кому-либо или сами же не выкопают клад. Нет, я не сомневаюсь в честности тех, кого ты выберешь в помощники, но бывают разные обстоятельства... Вот поэтому нет никакой гарантии, что ты найдёшь клад на месте. Положить в банк надёжнее! Чтоб не возить с собой, можешь так и сделать, можешь — здесь, а можешь — на Крите. В Ираклионе есть филиалы венецианских банков, если боишься потерять своё золото или не хочешь возить его с собой, оставь всё там, обменяв его на вексель. А уже в Венеции получить звонкую монету, или где в другом месте. Векселя венецианских банков принимают везде, даже в Турции. Но я предпочитаю положить золото в банк именно в Венеции!

— Адмирал, а не возьмут ли венецианцы в этом случае каперский процент? Ведь они имеют на это право, вот вы решили положить свои кровные в их банк, а они их переполовинят!

— Вы, Мрелич, правы, за каперский патент я должна отдать четверть добычи, от этого мне никуда не деться, — ответила Лера капитану "Звезды". Этот ответ вызвал некоторое оживление у присутствующих на мостике, девушка улыбнулась и разъяснила: — Но не обязательно этот процент отдавать золотом, ведь это редко когда бывает добычей. А если добыча — это груз кофе? Полный трюм большого корабля и не одного, то как поступить в этом случае? Отдать зёрнами или смолоть и сварить? Если много кофе, то долго всех им поить придётся!

— Кофе продать, а каперский процент — выплатить деньгами, — улыбнулся в ответ Држезич. Хитро так улыбнулся, потому что догадался, что у Леры есть ответ, и он не ошибся, девушка пояснила свою точку зрения:

— Да, можно отдать деньгами, но нигде об этом не сказано, что именно деньгами! В договоре говорится о том, что я должна отдать двадцать пять процентов от добычи, но не сказано как — это будет кофе или это что-то другое, товар они тоже брать готовы. Такая постановка вопроса оставляет мне некоторое пространство для манёвра. Вот эти двадцать пять процентов я добычей и отдам!

— Ловко! Золото оставим себе, а им эти самые проценты и отдадим! Пусть забирают, не жалко! — захохотал Пидкова. Прохоров был согласен со своим товарищем, но как более опытный и осторожный поинтересовался у Леры:

— Адмирал, конечно, золото лучше оставить себе, но вот мне хотелось бы знать — что такое эти самые проценты? Может, их тоже стоит оставить себе, а торгашам из Венеции ничего не давать? А?

— Степан, проценты — это часть доли. Один процент — это сотая часть, а двадцать пять — это четверть, — засмеялась Лера, уж больно забавно выглядел казак. Тот покивал с важным видом, показывая, что, дескать, понял, но всё же возмутился:

— Это же с какого бодуна отдавать столько? Аж четверть! Почему бы их не послать? Послать на...

Прохоров сказал куда послать, сказал это на своём языке, поэтому мало кто понял. Мрелич даже переспросил, куда казак собрался послать венецианцев, тот охотно повторил. Пидкова, Скетушский и Пшеминский захохотали. Лера поинтересовалась у них — что может быть такого смешного в том месте, куда, по мнению Прохорова, должны идти венецианцы? И что это за место? Вопросы Леры вызвали новый взрыв хохота у казаков и поляка, а Држезич, который не смеялся (только улыбался, видно, тоже понял, что это за место), тихо сказал Лере, что потом объяснит смысл того, что имеет в виду Прохоров. Лера кивнула и продолжила:

— С каперским патентом я и моя команда как бы на службе у Венеции. Каперский патент выдан на моё имя, и там не указана численность моей команды и тип корабля, как не указано количество этих кораблей, основной акцент сделан на проценты от прибыли, то есть — какую долю от добычи я должна отдать. Очень подробно указано, венецианцы очень опытны в торговых делах и своего не упустят, но при этом стараются сделать так, чтоб и их партнёр не остался в убытке, то есть был заинтересован в долговременном сотрудничестве. Достигается это не только некоторым покровительством республики, но и денежной заинтересованностью, понятно? Ну, если я отдаю товаром, то они предложат хорошую цену, но при этом кроме каперского процента примут во внимание такие вещи, как торговая скидка за опт, комиссионные.

— Уж больно мудрено, — почесал затылок Пидкова, Прохоров к нему присоединился, всем своим видом показывая, что и он не совсем понял, Лера объяснила:

— Если нам нужен будет порт для ремонта или чтоб спрятаться, нам позволят это сделать в Венеции или одном из городов, входящих в республику (естественно, это в том случае, если мы не наступим на мозоль кому-нибудь из могущественных союзников республики, испанцам, например). Кроме этого — если переданная Венеции добыча больше той доли, что я должна отдать, то разницу мне выплатят звонкой монетой с учётом того, о чём я уже говорила.

— Это как? — снова не понял Пидкова, Лера, улыбнувшись, снова пояснила:

— Вот если я захватила корабль с грузом кофе, то четверть всего груза должна отдать. Вообще-то отдам всё, остальное венецианцы как бы купят, заплатив мне, повторюсь, за остаток груза деньгами. Но остаётся ещё и сам корабль, я должна отдать четверть его стоимости. А если у меня нет таких денег, то что?..

— Что? Что тогда? — повторили Прохоров и Пидкова.

— Тогда я отдам корабль, но теперь венецианцы должны будут выплатить мне три четверти его стоимости, как ранее заплатили за груз.

— А как будет определяться стоимость этого корабля? Это ведь сделают сами венецианцы, их оценочная комиссия. Понятно, что они себя не обидят и хорошо, если будет заявлена хотя бы половина его реальной стоимости, — высказался Горанич, остальные капитаны далматинцы его поддержали. Лера, продолжая улыбаться, согласно кивнула:

— Да, так и будет, корабль оценят едва ли в треть его стоимости, но это не имеет значения. Каперский процент я отдала турецкими каторгами поштучно, как? Ну вот смотрите: нами захвачено двенадцать кораблей, так? Три каторги как раз и будет четверть захваченного. Вот я эти корабли и отдала Консильери, а сколько они стоят, уже не имеет значения.

— Атаман, вы отдали три каторги венецианцам?! — то ли удивился, то ли возмутился Пидкова, Прохоров его поддержал (подержал молча — удивлённо поднятыми бровями). Лера ответила на этот вопрос так:

— Эти каторги ещё очень даже ничего, и они вполне могут ещё плавать, но меня их состояние не устраивает, к тому же нет людей, чтоб на них собрать полноценные команды. Освобождённых с каторги гребцов на полноценную команду для такой галеры не хватает, к тому же многие решили вернуться домой. А на Отхоное осталось восемь захваченных нами больших галер. Три я отдала Консильери как каперский процент, осталось ещё пять, но укомплектовать экипажами я смогу только две или даже одну. Вот поэтому Транкович занимается переделкой только одной каторги, остальные пока не трогает.

— Адмирал, я понял ваши слова так, что к нашим "Днипру", "Дону", "Ласточке", "Звезде" вы хотите добавить ещё одну галеру и всё? — спросил Бодрич, этот вопрос интересовал и остальных капитанов, поддержавших капитана "Ласточки". Лера подтвердила, что именно так она и планирует. Оставить себе пять галер, две из которых большие и имеют сорок две пары вёсел, ещё три — по тридцать шесть, а остальные передать венецианцам. То есть все эти корабли не будут проданы, а пойдут в счёт каперской доли, мало того — крепость Отхоной ведь тоже добыча и она передана Венеции. Кое-что, а именно: длинные пушки и боеприпасы к ним из крепости забрали (не все пушки, примерно половину), взяли ещё различные припасы, в том числе и казну, но это мелочи по сравнению со стоимостью крепости. А цена крепости состоит не только из неё самой, но и месторасположения, а Отхоной находится в очень хорошем месте! Бодрич, выслушав Леру, сделал вывод: — Получается, что не мы должны венецианцам, а они нам!

— Именно так и получается, — за Леру ответил Држезич, — наша адмирал поступила очень мудро, что не просто впустила венецианцев в захваченную ею крепость, а ещё и предала им от неё ключи. Конечно, это был чисто символический жест, но он показал, кем была захвачена крепость. Кому они за неё должны.

— Да, именно так, — подтвердила Лера и очередной раз пояснила свои действия: — Отхоной стоит дорого, очень дорого, но для нас это не имеет значения. Мы его продать, а тем более удержать, не смогли бы. В сенате это прекрасно понимают. Но условия, на которых мне выдан каперский патент, написаны ими... ну, не ими, а в канцелярии, где ведают подобными делами, но она же подчиняется непосредственно сенату. Отхоной Консильери принял, а он для меня представитель правительства республики, получается, что я выполнила условия, прописанные в каперском патенте, и передала даже больше, чем четверть добычи.

Некоторое время все молчали, осмысливая сказанное их адмиралом, первым высказался Прохоров:

— Хитро! Получается, атаман... извиняюсь, адмирал, вы их обвели вокруг пальца! Так? Отдали ненужную вам рухлядь, в смысле — крепость и корабли, а золото забрали себе.

— Я поступила честно, хотя после того как они... но не будем об этом, — начав отвечать, Лера, недоговорив, замолчала. Казак, кивнув в сторону маявшегося внизу Арслана, озабоченно задал следующий вопрос, высказав при этом свои предположения:

— А что вы хотите делать с тем турком? За него же тоже можно взять выкуп, а это значит получить хорошие деньги, венецианцы и тут могут потребовать свою долю.

— Обязательно бы потребовали, они своего не упустят, — согласилась Лера. Тоже посмотрев в сторону османского принца, чему-то улыбнувшись, девушка сказала: — Но мы честно поделились трофеями: мне принц, а венецианцам — адмирал, комендант крепости и ещё десяток офицеров знатного происхождения. Если сеньоры сенаторы захотят, то пусть за Селим-пашу и остальных берут выкуп, а я не буду вести переговоры о выкупе за Арслана, он мой гость! А гостями не торгуют! Брать за него выкуп я не собираюсь, он может покинуть корабль в любой момент, в любой удобный для него момент!

В большом кабинете, или малом зале, где собрался совет десяти сиятельной республики, некоторое время царила тишина. Сенаторы осмысливали полученную информацию. Были зачитаны письма адмирала Консильери, генерала Витрича и капитана Бегич (в своём письме называвшейся адмиралом), кроме этого сенаторы ознакомились с письмами бейлербея Арберии, захваченными Лерой, и заслушали доклад Скорца, доставившего все эти письма. Нарушил тишину сенатор Чануто, многозначительно посмотрев в сторону сенатора Винетти:

— Да, сеньоры, можно сказать, всё задуманное нами выполнено самым лучшим образом, но совсем не так, как мы планировали, изначально задуманная комбинация привела бы к большим потерям, а поставленная цель не была бы достигнута. То, что всё удалось — целиком и полностью заслуга сеньоры Бегич! Да что я вам рассказываю, вы сами всё слышали и ознакомились со всеми предоставленными нам документами и, надеюсь, сделали соответствующие выводы.

— Это возмутительно! Эта девчонка самовольно назвалась адмиралом! По какому праву! Ведь этого звания ей никто не присваивал! — изобразил, вернее, попытался изобразить гнев Винетти. Чануто спокойно ответил:

— По праву сильного, мне ли вам объяснять, что это за право? Когда, командуя кораблём, она назвалась капитаном, вы не возражали, теперь она командует эскадрой из шести кораблей, а это уже выше чем капитан. И заметьте, Бегич могла бы командовать большим их количеством, но она сделала жест доброй воли — отдала семь кораблей адмиралу Консильери. Смею заметить, больших кораблей и в хорошем состоянии.

— Она должна была это сделать, ведь согласно условиям, по которым получен каперский патент, двадцать пять процентов добычи принадлежит стороне, выдавшей этот... — начал возражать Винетти, Чануто, не дав ему высказаться, неодобрительно покачал головой и сказал:

— От двенадцати, а именно столько кораблей она захватила, двадцать пять процентов — будет три. Передано же семь, то есть более пятидесяти процентов, к тому же не забывайте, что взятие крепости Отхоной целиком её заслуга, не только взятие, но и оборона при попытке турок отбить крепость. Похоже, вы невнимательно читали письмо адмирала Консильери, он пишет, что без помощи адмирала Бегич удержать эту твердыню было бы маловероятным! Кроме того, Консильери называет Бегич адмиралом, тем самым признав за ней это звание. А вы знаете, насколько наш строгий и требовательный флотоводец скуп на похвалы, если уж он признал талант этой девушки, оценив её заслуги, то... — теперь не договорил Чануто, его перебил собравшийся с мыслями Винетти, начавший гневно излагать свои аргументы:

— Её талант выражается не только в военном и морском деле, она утаила значительную часть добычи! Вы, сеньор Винсенте, напрасно меня упрекали, что я был невнимателен! Сеньор Скорца в своём докладе указывает на богатую добычу, что взяла капер Бегич в Дурресе и на Отхоное! Эти ценности никем не были учтены! То есть она утаила то, что должна была передать в пользу республики! Вы закрываете на это глаза и даже пытаетесь оправдать эту девицу, потому что это золото будет, как и в прошлый раз, положено именно в ваш банк! Со стороны нашей канцелярии и вашей службы большое упущение, что к капитану Бегич не был приставлен комиссар, отслеживающий все получаемые поступления! Вы можете дать гарантию, что она всё задекларирует и ничего не утаит?

— Вы, сеньор Джузеппе, противоречите сами себе, — спокойно возразил Чануто и пояснил, почему он так считает: — Если сеньора Бегич поместит всё, что сумела приобрести в этом походе в банк, то это будет лучшей декларацией. А если вы уверенны, что ваш банк больше подходит для размещения капиталов сеньоры Бегич, то почему бы вам самому с ней не переговорить? Не предложить ей более выгодные условия, нежели банк "Чануто и сыновья"? Ах, вы не уверены, что она согласится после того, что ей стало известно? Что вели переговоры с бейлербером Арберии именно вы? И что инициатором того соглашения с ним были именно вы? Кстати, наша служба предупреждала вас, и не только вас, о том, что вероятность обмана со стороны бейлербея весьма велика, но вы настояли на своём! Не знаю, какие гарантии дал вам этот хитрый турецкий чиновник, но как выяснилось — ваши договорённости не стоят и выеденного яйца!

Багровый от гнева Винетти несколько раз порывался прервать Чануто, но тот, каждый раз повышая голос, не давал ему это сделать, когда же руководитель тайной службы при совете десяти замолчал, свою точку высказал другой сенатор:

— Всё это так, как вы рассказали, сеньор Винсенте, но всё же... такая стремительная карьера, как у этой Бегич, очень настораживает. Очень не хотелось бы, чтоб её кипучая энергия нанесла бы какой-то вред республике. Мне видится два пути достижения этого: привлечь эту девушку на свою сторону или нейтрализовать.

— И как вы, сеньор Фэратто, это видите? Именно — нейтрализовать? — поинтересовался председательствующий на этом собрании. Фэратто ответил:

— Довольно смутно, сеньор Орсиенто, как показали недавние события, полностью нейтрализовать её не удастся. Можно попытаться это сделать частично, ну, хотя бы лишив её захваченных ею кораблей. Не отбирать, а создать такие условия, чтоб они сами, вернее их экипажи от неё ушли. Ушли вместе с кораблями или без, тогда она будет вынуждена передать нам оставшиеся у неё галеры, как это уже произошло. Насколько я понял, она передала те четыре каторги, что не были каперским процентом, только потому, что у неё для них нет команд, при этом представив это как жест доброй воли. Так почему бы её не вынудить поступить так и с оставшимися у неё кораблями? Сеньор Чануто, что вы на это скажете? Можно ли сыграть на разношерстности личного состава эскадры этой адмирала Бегич? Из доклада сеньора Скорца я понял, что личный состав эскадры этой девицы составляют представители разных национальностей. Вот на этом можно и сыграть: на том, что там люди разных национальностей и вероисповеданий! Те же поляки, они же католики! Так каково им быть в одной упряжке с теми, кого они называют схизматиками, да ещё с этими... чёрными дикарями? Воспользоваться этим и вызвать недовольство поляков, это может привести если не к открытому бунту, то хотя бы к их неповиновению этой самозваной адмиралу.

— Неужели вы считаете, что мы не рассматривали подобный вариант? — Чануто несколько обиженно поинтересовался у Фэратто. Выдержав небольшую паузу, руководитель тайной службы республики с некоторой снисходительностью сообщил: — Этот вариант был рассмотрен в первую очередь, но... большая вероятность снова допустить ошибку заставила отнестись к полученной информации со всей серьёзностью и рассмотреть другие возможности решения этого вопроса. То, что вы предложили, сеньор Фэратто, как первый вариант, лежит на поверхности и кажется наиболее быстрым и верным решением проблемы по имени Бегич. Вернее, если мы попытаемся осуществить такой или подобный план, то сами создадим эту проблему!

— Поясните, что вы имеете в виду, — предложил дож республики. Начальник тайной службы кивнул и принялся подробно объяснять:

— Да, команды на кораблях Бегич многонациональны, мало того, они собраны в отряды или абордажные команды, они же смены гребцов, которые состоят из соотечественников. Есть исключения, но они довольно редки, таким образом, ни одна национальная группа не преобладает ни на одном из кораблей отряда Бегича. Капитаны кораблей или их помощники, они же штурманы, — это далматинцы или уроженцы городов Котторского залива. А это бывшие тамошние пираты, почему-то поддержавшие эту девицу, мало того — они ей по-настоящему преданы. Может, тут дело в её удачливости, а вы знаете — насколько моряки суеверны, может, что-то другое, но эта девушка пользуется у них большим авторитетом, если ни чем-то большим. Кроме далматинцев есть ещё большая группа людей, родом с северных берегов Эвксинского понта, или, как они его называют, Чёрного моря. Это довольно воинственные люди, можно сказать — настоящие сорвиголовы, называющие себя казаками. А то, что их эта девушка освободила из плена, и то, что она дала им оружие и предоставила возможность отомстить туркам ... Понятно, почему они её признали своим атаманом. Они будут её поддерживать, тем более что им довольно трудно вернуться на родину, а Бегич пообещала как-то этому поспособствовать...

— Может, на этом стоит сыграть? Пообещать им немедленное возвращение домой? — недослушав Чануто, предложил Винетти. Начальник тайной службы ехидно предложил:

— Вот вы, сеньор Винетти, этим и займитесь, если у вас получится, то вы покажете, что ваша предыдущая неудача не более чем досадная случайность, если же нет... тогда мы получим довольно многочисленную группу вооружённых и злых людей у наших границ, а возможно, и на территории республики. К тому же, сеньор Винетти, эти казаки не католики, они придерживаются греческого обряда, поэтому отнесутся к вашему предложению с большим недоверием. Вам, если вы возьмете переговоры на себя и отправитесь к ним, надо будет быть очень убедительным, очень! Это люди весьма суровые, могут и повесить или на кол посадить.

— Почему вот так сразу на кол?! К тому же это грубо и совсем не гуманно! — немного опешил Винетти. Чануто, чуть заметно улыбнувшись, пожал плечами:

— Я же вам говорю — это люди суровые, где-то даже грубые, но если вы их хорошо попросите, возможно, они вас пожалеют и гуманно повесят или утопят. Поэтому давать им невыполнимых обещаний не стоит! А переправить такую большую группу людей домой, вряд ли будет вам по силам.

— Но там же не только эти казаки, но и поляки! А они просвещённые люди! Истинные католики! Если им пообещать не только помощь в возвращении на родину, но и денежную компенсацию. Можно пообещать значительную денежную компенсацию! Тогда с ними...

— Сеньор Винетти, вы считаете, что истинных католиков можно обманывать? А если вы думаете, что просвещённые люди вас пожалеют, когда обман раскроется, то вы глубоко ошибаетесь. То, что вы не сможете выполнить свои обещания, в этом сомнений у меня нет! — ехидно заметил начальник тайной службы.

Винетти набычился, Чануто был прав, возможности выполнить обещания действительно не было. Судя по лицам остальных членов совета десяти, выплачивать денежную компенсацию неизвестно за что, у них желания не было. А из собственного кармана делать это Винетти не собирался, но сенатор не намерен был так просто сдаваться и предложил ещё один, как ему казалось, действенный вариант укрощения девушки-адмирала, при этом возложив ответственность за возможную неудачу на начальника тайной службы:

— Сеньор Скорца докладывал, что в эскадре этой девицы более четверти от числа бойцов бывшие чернокожие невольники. А что если спровоцировать их бунт. Как это сделать? Ну, не знаю, поручим это начальнику нашей тайной службы, пусть покажет, что недаром его службе выделяются такие деньги, вот пусть его люди и подсуетятся.

— Сеньор Винетти, вы слушали доклад сеньора Скорца? Или спали в это время? К тому же у меня такое впечатление, что вы не ознакомились с письмами адмирала Консильери и генерала Витрича. Они специально указали на то, что эти чернокожие абсолютно преданы, повторю — абсолютно преданы этой девице, уж не знаю причины этого. Мне совершенно непонятно, как она сумела этого достичь!

Эти слова Чануто заставили сенаторов на некоторое время задуматься. Действительно, об этом особо сообщали командующие венецианской эскадрой и сухопутными силами, Скорца и некоторые другие лица, не принадлежащие к тайной службе республики, но регулярно информирующие сенаторов (подобные частные службы были у всех присутствующих, и о факте почти собачьей преданности чернокожих воинов было особо сообщено). Общее недоумение выразил Орсиенто:

— Действительно, сеньор Чануто, чем вы можете объяснить этот факт? Хотя эти чернокожие и были рабами на галерах, вряд ли такая их беззаветная преданность будет благодарностью за своё освобождение, здесь должно быть что-то другое. Надо попытаться выяснить причину этого.

Чануто пожал плечами, сказав, что этот вопрос тоже заинтересовал его агентов. Но им так и не удалось выяснить, что послужило причиной такой верности чернокожих дикарей девушке, о которой до своего освобождения они не знали и увидели её только недавно.

А причина была довольно проста. Чернокожего воина нельзя заставить что-либо делать без его желания, он предпочтёт смерть плену или рабству. Но на турецкие галеры нужны были рабы-гребцы, и у турецкого правителя возник коварный план, как легко пополнить число невольников. Отважных воинов заманили в ловушку, и шаманы-колдуны привязали жизненные силы этих могучих воинов к специальным амулетам, которые отдали туркам. А что делать людям, которых могут лишить не просто жизненной силы, но и самой души?! Только подчиняться владельцам этих амулетов и послушно грести вёслами. Об этом рассказали Лере Мужонга, Мумба и Трондо, рассказали, с надеждой глядя на девушку. И вот на рассвете, на пустынном берегу, перед Лерой были выстроены все чернокожие, обречённо ожидающие смерти, ведь они были уверены, что их бывшие хозяева (те, кто владеет амулетами) поступят именно таким образом — лишат жизненной силы и убьют всех! И сделают это в ближайшее время. Линь и Винь из большой корзины торжественно высыпали на землю ракушки — амулеты, в которых была заключена сила чернокожих воинов (подруги Леры собрали эти ракушки накануне вечером), и Лера, творя заклинание, решительно уничтожила все амулеты! Вообще-то, понимая торжественность момента, девушка спела одну из молитв, которые выучила как будущая послушница, при этом сплясала на ракушках что-то вроде темпераментного танца. Молитва была длинная, и ракушки были раздавлены все. Закончив танец, Лера подняла руки к небу и выкрикнула на языке племени, к которому принадлежали чернокожие воины (этой фразе её научил Мумба):

— Я освобождаю вас, ваша сила и души к вам вернулись!

Некоторое время чернокожие воины от ужаса даже не дышали, но ничего не происходило, никто не умер, а потом все они почувствовали, что действительно — их сила и души к ним вернулись! Ведь не важно, откуда у этой девушки амулеты силы, важно то, что она с ними сделала!

Настоящий воин никогда не встанет на колени, эти воины тоже не встали, они только склонили головы, потом о чём-то быстро переговорив, громко закричали, и выступивший вперёд воин о чём-то горячо заговорил на своём языке. Лера растерянно посмотрела на Мумбу, тот перевёл, вернее, коротко, но при этом очень торжественно пояснил, о чём говорит этот чернокожий:

— Ты спасла их от смерти, но настоящий воин смерти не боится, ты спасла их от большего: от потери себя и бесчестья! Поскольку они оторваны от своего народа, они просят тебя принять их в своё племя. Обещают быть тебе верными и умереть, если это будет надо. Ты освободила их души, и теперь, если погибнет тело, душа улетит в леса вечной, счастливой охоты!

Лера растерянно оглянулась на капитанов своих кораблей и командиров абордажных команд (они все, не желая оставлять своего командира наедине с такой толпой чернокожих, пошли за девушкой на это мероприятие, и не только они, но и многие их подчинённые), те одобрительно закивали. Трудно сказать, поверили ли они в то, что только что проделала Лера, но на многих это произвело впечатление, даже не само действо, а его результат. Потом даже возникли споры — что это было на самом деле: колдовство или нет (моряки народ суеверный и вполне могли поверить в волшебство), конец спорам положил Скетушский, заявивший:

— Пани Лера читала молитву, а это не может быть колдовством! Она освободила этих чернокожих силой молитвы! А такое не каждый может сделать! Только тот, к кому благоволит Матерь Божья и сам Создатель!

Скетушскому, как и остальным полякам, импонировало то, что Лера (как почти все жители Рагузы), в отличие от большинства котторцев, была католичкой. Это тоже было одной из причин, по которой поляки признали Леру своим командиром, но основной причиной было то, что девушка пообещала помочь с поисками родных большинства жолнежей, бывших жителями Подольского края. Во время одного из набегов татар был захвачен и разграблен городок, его жители угнаны в Крым, где были проданы на невольничьих рынках. Хоругви Скетушского и Пшеминского, преследовавшие татар (в этих хоругвях было много жителей того городка), вошли в Крым, где и попали в засаду, вот так поляки и оказались в плену.

Агенты венецианской тайной службы всего этого не знали, поэтому этого не было в их докладах, а следовательно, не знал этого и начальник венецианской разведки, вот поэтому это не стало известно и совету десяти. Глянув на пожимающего плечами Чануто, Орсиенто продолжил:

— Надеюсь, вы найдёте ответ на этот вопрос в ближайшее время, но принять решение мы должны сейчас! Сеньор Чануто, вы и Фэратто говорили о ещё одном варианте, не будете ли так любезны поведать нам о нём?

— Я исхожу из того, что если мы не можем изменить неблагоприятное развитие событий или хоть как-то на них повлиять, то почему бы не использовать сложившуюся ситуацию к своей выгоде? В данном случае нам не остаётся ничего иного, как признать Бегич адмиралом...

— Но позвольте! Разве может быть адмиралом девица! К тому же она не на службе у республики! Как вы себе это представляете?! Что скажут те капитаны, да и адмиралы, которые честно делали карьеру во флоте республики и добились своих званий долгой и беспорочной службой! — возмутился Винетти. Чануто покачал головой:

— Сеньор, я понимаю ваше возмущение, но вы высказали его, недослушав меня. Мы признаём де-факто то, что уже произошло. Эта девица объявила себя адмиралом? Так пусть она им и будет, но в тех рамках, в каких она это сделала, то есть — в её подчинении будут те корабли, которые она заполучила. Ими она и будет командовать как адмирал, и только ими, то есть её адмиральские полномочия не будут распространятся на корабли флота Венеции, вот так!

— А если она захватит ещё? — спросил один из сенаторов, до этого молчавший Чануто очередной раз пожал плечами:

— Значит, у неё появятся ещё корабли, но она уже будет адмиралом Венеции, следовательно, служить она будет республике, и её корабли тоже. Но присвоив ей адмиральский чин, оставим каперский патент, а это подразумевает, что свою эскадру она должна содержать сама, такое условие не располагает к увеличению количества кораблей в её эскадре, что мы уже видим. Бегич, об этом уже говорилось, отдала сверх положенного по каперскому проценту ещё четыре корабля, сама она представила это как жест доброй воли, но мы же знаем, что причина здесь в другом.

Начальник тайной службы замолчал, ожидая новых возражений, но их не последовало, может, у его оппонентов уже не было нужных аргументов, а может, они ожидали, что своё мнение выскажет кто-то другой. Дож республики прервал затянувшуюся паузу:

— Сеньоры, если других мнений нет, то предлагаю согласиться с предложением сеньоров Чануто и Фэратто — утвердить Бегич адмиралом с сохранением каперского патента. Сеньор Винетти, вы не согласны? Ну что ж, вы в подавляющем меньшинстве. Решение принято: отныне сеньора Бегич — контр-адмирал с каперским патентом.

Отряд адмирала Бегич (всё-таки пять кораблей трудно назвать эскадрой) находился в плавание уже пятый день. Вот-вот должны были показаться берега острова Крит. Ничего особенного не происходило, всё было спокойно, если не считать того, что в "гареме" адмирала Бегич появился ещё один человек, и это был мужчина. Жил он вместе с османским принцем, а появился он вечером накануне отплытия из Патры, как он появился, никто не понял и не заметил. Лера и Арслан, как обычно, любовались закатом и задержались на кормовом балконе. Уже давно стемнело, ночь была безлунная, целовавшихся на кормовом балконе заметить было трудно, тем большей неожиданностью для Леры стал чей-то тихий голос. Незнакомец произнёс по-турецки:

— Мой господин, я пришёл освободить вас. Мне известно, что вас держит в плену адмирал Бегич, я убью его и помогу вам бежать.

— А? — не столько испугалась, сколько удивилась Лера и поинтересовалась у юноши, с которым только что целовалась: — Арслан, кто это?

— Это Кара, он служит мне, но я не могу назвать его слугой, — ответил османский принц. Лера, глядя на этого человека с обычной внешностью (на таком, если он в толпе, взгляд не остановится), поинтересовалась у него:

— А не слишком ли вы Кара самонадеянны? Адмирала здесь хорошо охраняют и подобраться к нему очень трудно.

Мужчина не ответил, только чуть заметно улыбнулся, и было понятно почему — его появление на корабле никто не заметил, хотя вахтенные не спали и было их достаточное количество. Арслан теснее прижал Леру к себе и сказал:

— Кара, я приказываю тебе — не трогать адмирала Бегич, а не то что думать о его убийстве!

— Мой господин, но почему?! Почему вы за него заступаетесь? — Кара не смог скрыть изумления, Арслан пояснил:

— Кара, ты так спешил мне на помощь, что не выяснил — кто адмирал Бегич. Это на тебя совсем не похоже. А трогать адмирала я тебе запрещаю, потому что я её люблю!

— У меня не было времени выяснять — кто адмирал Бегич, мне надо было подготовить всё для вашего освобождения. Лодка ждёт, нам надо спешить... — начал говорить Кара, то ли оправдываясь, то ли сообщая, что делать. Начал говорить, и тут до него дошло, что сказал принц, человек растерянно переспросил: — Вы любите адмирала, держащего вас в плену? Её?! Адмирал — она?!

— Адмирал Бегич — это я, — ответила Лера, а Арслан несколько сумбурно, но решительно заявил, увеличивая растерянность своего необычного слуги:

— Я люблю Леру! Я не допущу, чтоб ей причинили вред! Если её убьют, я тоже умру! Я приказываю тебе, охранять её так, как и меня!

— Вы адмирал? — теперь растерялся Кара, как-то не вязался вид этой тоненькой, хрупкой девушки с тем, что рассказывали об адмирале Бегич, вернее, о делах этого адмирала. Лера, ещё больше вызывая смущение слуги принца, кивнула. Кара посмотрел на обнявшихся юношу и девушку, обречённо вздохнул: — Что же теперь делать, я же должен вас спасти, Арслан-заде! Вызволить из плена!

— А я не в плену, — заявил Арслан. Лера добавила, что принц её гость, может покинуть корабль и отправиться, куда пожелает, в любой момент, мало того, она готова доставить его в любой порт, куда тот захочет. А принц заявил, что доставлять его никуда не надо, ему и здесь хорошо. Кара оторопело смотрел на обнявшихся Арслана и Леру, он спешил вызволить из плена своего господина, а оказалось — никого спасать не надо! Мало того, Арслан совсем не хочет, чтоб его куда-то увозили от этой девушки, и, похоже, это взаимно! И что в таком случае можно сделать? Кара не был простым слугой, его обязанности были несколько шире, он быстро сориентировался — поставленную ему задачу можно будет выполнить наилучшим образом, если войти а доверие к этой девушки, ещё лучше будет подружиться с ней! Кара опустился перед этой парочкой на одно колено, склонил голову и произнёс, обращаясь к Лере:

— Мой долг — защищать моего господина, а он избрал вас! Клянусь, я буду и вас защищать! Защищать так, как и Арслан-заде! Прошу вас принять мою клятву верности!

Эту картину увидели, а также и услышали слова мужчины ворвавшиеся на балкон Пидкова, Скетушский, Тимохин в сопровождении Трондо, Мумбы, Мужонго и ещё десятка вооружённых моряков. Пидкова закричал:

— Атаман, с вами всё в порядке? Мы тут...

— Наверное — там, вас тут не было. Вы были там и долго непонятно чего ждали, если хотели показать своё служебное рвение, то вам это не удалось, — перебила Лера капитана "Днипра". Повернувшись к продолжавшему стоять на одном колене мужчине, девушка торжественно произнесла: — Я принимаю вашу клятву, Кара...

— Кара Кюрт, моя госпожа, и не надо обращаться ко мне на "вы", я всего лишь ваш слуга, — тихо произнёс Кара, опустив голову. Лера чуть усмехнулась, глядя на простого слугу, вооружённого двумя короткими саблями в наспинных ножнах, двумя кинжалами у пояса, но, похоже, это было не всё, скорее всего, ножи ещё были в скрытых ножнах в рукавах и за голенищами сапог. Девушка повторила:

— Я принимаю твою клятву, Кара Кюрт. Принимаю твои услуги и отныне ты под моей защитой!

— А чем ты, басурман, можешь подтвердить, что твоя клятва не ложна? — недоверчиво поинтересовался Пидкова, остальные его поддержали глухим ропотом. Кара Кюрт сделал неуловимое движение, и в руке у него появился нож, которым он надрезал себе запястье, всё это было проделано так быстро, что никто даже шевельнуться не успел. Когда кровь натекла на ладонь, Кара поднял сжатый кулак и, обращаясь к Лере, произнёс:

— Клянусь, я буду вас оберегать и защищать! Да будет моя кровь подтверждением нерушимости этой клятвы! Призываю солнце и луну в свидетели!

— Знаешь, Лера, этот Кара не простой слуга, и он не турок, — сказала Дениз, когда "гарем" укладывался спать. Это происходило уже далеко за полночь, в этот раз было так поздно, потому что предшествующие события нарушили привычный распорядок. Дениз поддержала Зухра:

— Да, он не турок и не правоверный, а только им притворяющийся. Его клятва... так клянутся жители восточных окраин, а там ещё много тех, кто поклоняется солнцу, луне и огню. Этот Кара курд, хотя, нет, на курда он совсем не похож, может, белудж?

— Кто он и кому поклоняется не столь уж важно, а то, что он не простой слуга, это мне стало понятно сразу, — задумчиво произнесла Лера. Кивнув каким-то своим мыслям, девушка пояснила, почему она так считает: — Он обвешан оружием так, как будто собрался выступить в одиночку против всей команды "Днипра". Но и это не всё, он сумел пробраться на корабль так, что этого никто не заметил! А вахта не дремала, служба у меня хорошо поставлена.

— Но потом же заметили, подняли тревогу, да и мы... — начала немного смутившаяся Румани, Лера, улыбнувшись, её поправила:

— Именно вы! Вы увидели и подняли тревогу, а увидели только потому, что подглядывали за мной! И не стыдно подсматривать?

— Стыдно, — согласно кивнула Румани и, нисколько не смущаясь, пояснила, почему девушки это делали: — Но интересно же!

— Интересно, — задумчиво кивнула Лера и, глянув на Зухру, спросила у той: — Ты ведь видела этого слугу Арслана и раньше, так?

— Да, видела, он всегда сопровождал принца, когда тот приходил на занятия к отцу. Мне кажется, что этот Кара сопровождал Арслана везде, как тень сопровождал. Были ещё слуги, но ни у одного из них не было столько оружия. Да и ты должна была слышать об этом человек, разве Арслан о нём тебе не рассказывал?

— Рассказывал, но я не обратила внимания, напрасно не обратила! Этот Кара, скорее, не слуга, а телохранитель, приставленный к одному из принцев, только вот кем приставленный? И почему так старательно изображает из себя слугу? Чтоб никто не догадался о его истинной роли? А то, что у него оружия много — так это может быть от большой любви к этим железкам. Если не демонстрировать умение обращаться с этим арсеналом, то такое количество блестящих цацек вызовет только улыбку. Уверенна, что Кара специально выставляет своё оружие напоказ, при этом не показывая своё умение с ним обращаться. А ещё я уверена, что это не всё, многое спрятано, — выслушав Зухру, стала вслух размышлять Лера. Зухра, вопросы высказанные Лерой были вроде ей адресованы, не ответила, только многозначительно покивала. Высказалась Румани, при этом поёжившись:

— А не ассасин ли он? И его клятва ничего не стоит? О них рассказывают страшные вещи!

— Ассасин подобной клятвы не давал бы, уж очень большие обязательства налагают такие клятвы, и кара высших сил будет страшная и неотвратимая! — на вопросы Румани ответила Дениз. Лера и Зухра одновременно и презрительно фыркнули, услышав о каре высших сил. Зухра ещё ехидно добавила, глянув на почему-то захихикавших Винь и Линь:

— Лера — великая колдунья, она сама может призвать высшие силы, которые лишат кого угодно души и силы, в том числе и мужской. Надо только колдовство приготовить соответствующим образом, а Линь и Винь Лере в этом помогут, у них хорошо получается!

Румани, Наиля, Дениз и две девушки-гречанки (которых Лера обещала отвезти в Ираклион) со страхом посмотрели на Леру. Они хотя и знали, что ракушки, в которых была заключена жизненная сила темнокожих воинов, сёстры Сунь собрали на берегу вечером накануне того колдовства, однако же Лере удалось освободить такое количество душ пленённых чернокожих воинов! С лёгкостью освободить, без обязательных в таких случаях кровавых жертв! Лера вздохнула, посмотрев на испуганно сжавшихся девушек, хотя они и считали Леру своей старшей подругой, но некоторая благоговейность в их отношении к ней была очень заметна, вздохнула и вернулась к интересовавшей её теме:

— Если Кара принёс мне такую страшную, с его точки зрения, клятву верности, то почему он это сделал? Его же никто не заставлял, он же видел, что я его не прогоню и не дам обидеть. И ещё один момент — девочки, вы говорите, что когда его увидели, подняли тревогу, а вот когда вы его увидели? Ведь тревогу вы не сразу подняли.

Девушки задумались, за всех ответила Зухра:

— Как он появился, мы не поняли, увидели его, когда он с тобой заговорил, и очень испугались. Всё-таки люди с добрыми намерениями так не подкрадываются, а он... Увидели и услышали его, когда даже не он, а Арслан тебе говорил о том, что...

— Не надо рассказывать, что говорил Арслан, я это уже слышала, — улыбнулась Лера и, став серьёзной, сказала: — Как подкрался — не увидели и не услышали. Но не позвали охрану сразу, интересно стало — о чём мы говорим? Да?

Девушки смутились, все, кроме сестёр Сунь. Пояснила ситуацию Линь:

— Мы его увидели ещё тогда, когда он перелазил через борт, у него что-то похожее на технику ниндзюцу, похожее, но не такое. Движения, дыхание... это долго объяснять, но мы его увидели, и если бы он попытался что-нибудь сделать... — Линь замолчала, и сёстры Сунь одновременно показали свои духовые трубочки. Лера кивнула, что-то подобное она и ожидала, маленькие жительницы страны Цинь были готовы прийти на помощь в любой момент. Но не сделали этого, почему? Линь пояснила: — Он не собирался причинять тебе вред.

— Он собирался убить адмирала Бегич, — криво улыбнулась Лера, теперь ответила Винь:

— Он не успел бы ничего предпринять, совсем не успел бы. Прежде чем его убивать, мы хотели выяснить его намерения. Мы решили, что это убийца, подосланный к Арслану, но не были в этом уверены — убийца ли это, вот и решили посмотреть... но ты не волнуйся, повторю — этот человек ничего не успел бы сделать.

Лера кивнула, в способностях и уменьях сестёр Сунь она не сомневалась и ожидала чего-то подобного. То, что девушки её "гарема" за ней подглядывают, она знала, и это её нисколько не смущало, как оказалось, в этом подглядывании есть определённая польза. Все уже заснули. А Лера всё пыталась найти ответы на мучившие её вопросы, но так ничего и не придумав, решила утром расспросить Кара, всё-таки его клятва обязывала быть хоть как-то откровенным с той, которой он эту клятву принёс. Но утром это сделать не удалось — отряд Леры отправился к конечной цели своего маршрута — в Ираклион, а это сопровождалось обычной в таких случаях суетой. Уже ближе к обеду Лера освободилась и отправилась в свой "гарем", вернее, в большую каюту, занятую девушками и которая им служила спальней и столовой (можно сказать, ещё и салоном). Там они все и собрались в ожидании обеда, там же был Арслан и Кара. Мужчина занял место за левым плечом принца, как бы обозначая свой статус. Увидев это, Лера покачала головой и громко сказала:

— Девочки, этого скромника, что прячется за спиной Арслана, зовут Кара Кюрт, вы это уже слышали. Но можете обращаться к нему просто Кара и на "ты". Внешне мужчина не подал вида, что его несколько шокировало заявление Леры, ведь говорить ему "ты" может только та, которой он принёс клятву верности, но никак не эти пигалицы, которые младше его раза в два! Только сощурившиеся глаза выдали реакцию Кара на слова Леры, девушка это заметила и, чуть усмехнувшись, продолжила: — Можете не только говорить ему "ты", но и показывать ему язык. Это было уже слишком, и Кара набрал воздуха, чтоб сказать нечто гневное, но открылась дверь и вошёл один из чернокожих, обычно ходивших за Лерой. Этот чернокожий нёс огромный поднос с несколькими котелками, судочками и тарелками, за этим чернокожим вошёл ещё один с таким же подносом. Подносы были поставлены на большой низенький столик, Лера поблагодарила принесших еду и посуду:

— Спасибо, Мумба, спасибо, Мужонга.

Те, ответив, что им приятно быть полезными прекрасной госпоже, удалились. Зухра, проводив темнокожих гигантов взглядом, сказала, что вот так всегда — еду приносят всем, а комплименты говорят только Лере. Лера ответила, мол, так ей говорят потому, что она самая красивая и всегда прекрасно выглядит. Зухра стала возражать, заявив, что одежда у Леры мятая и волосы растрёпанные и никакой косметики на лице, какая уж тут красота? Кара смотрел на препирающихся девушек, забыв, что хотел ответить на дерзость этой, пусть адмирала, но фактически ещё легкомысленной девчонки! А она, словно подтверждая это мнение, увлечёно спорила с другой девушкой (Кара её узнал, это была дочь учёного мудреца Аль-Багдади). Пока эти две девушки спорили, остальные накрыли стол, накрыли не так, как это делают слуги, а как хозяйки, успев перепробовать все принесенные блюда. Расставив тарелки, кастрюльки и судочки, девушки, не ожидая разрешения старшей, начали себе накладывать и есть! Это было неслыханное нарушение этикета! За такую дерзость при дворе султана, да что при дворе, у любого из адмиралов или генералов могли не то что руки отрубить — голову снести! Арслан, увидев замешательство своего слуги (или телохранителя), кивнул тому, мол, привыкай, здесь всегда так, после чего опустился на мягкую подушку у стола, тотчас же, как будто этого ждала, рядом с ним уселась Лера. Кара ничего другого не оставалось, как устроиться рядом с Зухрой, по крайней мере, он знал эту девушку как вежливую и учтивую, от остальных можно было ожидать всего, чего угодно, даже то, что в чужую тарелку залезут! При этом ещё и язык покажут!

События следующего утра вызвали ещё большее изумление Кара. Корабли шли кильватерным строем со скоростью, превосходящей скорость хода галер подобного типа (то, что это переделанные каторги, Кара уже разобрался), но не это было удивительным! В ранней побудке не было ничего необычного, и то, что разбудила Арслана одна из сестёр Сунь, за которой принц безропотно пошёл на палубу, тоже не выглядело слишком странным, всё-таки эта девушка входила в свиту адмирала Бегич, и та вполне могла послать её за принцем. Ошеломило телохранителя то, что он увидел, когда последовал за принцем. На палубе прыгал весь "гарем" (кроме гречанок) адмирала Бегич! Не просто прыгали, а выполняли определённые упражнения, а потом, разбившись на пары, начали фехтовать! Только у жительниц страны Цинь не было сабель, их оружием были два комплекта палок, соединённых между собой. Кара знал, что это грозное, в умелых руках, оружие называется — нунчаки. А по тому, как эти нунчаки крутились в руках желтокожих девушек, владели они ими виртуозно! Другие девушки махали одной или двумя саблями. Кара отметил, что большинство аскеров султанских войск проиграли бы поединок любой из этих девушек, но больше всего его удивил Арслан-заде, ранее никогда не интересовавшийся воинскими дисциплинами, его больше привлекала высокая наука, а тут... принц старательно выполнял команды девушки-адмирала, постигая науку фехтования. Вообще-то принца этому обучали, но успехи обучения прежде всего зависят от желания учиться, а у юноши к этому совершенно не было интереса! А тут почему-то появился! Хотя причина была, и она стояла перед Арслан-заде, крутя двумя саблями. Кара внимательнее присмотрелся к девушке, у неё, несомненно, был хороший учитель, многому её обучивший, к тому же было видно, что она нарочито медленно выполняет все приёмы. Это заинтересовало Кара, и он, подойдя к этой паре и подождав — когда на него обратят внимание, вытащил свои клинки и, поклонившись, спросил у девушки:

— Не окажете ли мне честь, адмирал-ханум?

Лера согласно кивнула и встала в стойку. Кара сразу атаковал, его атаки следовали одна за другой, не давая девушке передышки. Лера, пытаясь перейти в атаку, взвинтила темп, но это не принесло никакого результата, слуга-телохранитель османского принца продолжал атаковать. Нельзя сказать, что Лера уступала своему сопернику в скорости, может, даже немного и превосходила, но атакующие связки Кара были довольно замысловаты и непредсказуемы. Одну из них, наиболее хитроумную, девушка не сумела отбить, и её сабли зазвенели, упав на палубу. Кара, эффектно закончив поединок, не стал наносить Лере удар (или показывать, что сделал это), он просто выбил оружие у девушки из рук. Неуловимым движением Кара забросил свои чёрные сабли в наспинные ножны, вызвав завистливый вздох (она так не умела) у Леры, кусающей от досады губы. А мужчина поклонился и сказал:

— Благодарю за доставленное удовольствие! Вы великолепно фехтуете, но если вы не разгневаетесь на меня, я бы сделал несколько замечаний.

— Всё-таки я не очень хорошо фехтую, раз у вас есть замечания. К тому же вы... — Лера шмыгнула носом как расстроенный ребёнок. Кара ещё раз поклонился:

— Ваша манера фехтования идеальна для шпаги, но не совсем подходит для парных киличи. У вас не они, но похожи. Если вы изъявите желание, то ваш покорный слуга покажет вам эту технику.

Лера, не раздумывая, изъявила такое желание и остаток времени до завтрака (Лера и Кара так увлеклись, что его попустили) изучала технику боя на парных киличи. Ветер был попутный (относительно), поэтому никаких манёвров совершать не надо было, корабли шли довольно ходко, а Лера и Кара, к неудовольствию Арслана, увлечённо занимались фехтованием, не обращая внимания на наблюдавших за ними, а таковых было предостаточно. За фехтующей парочкой наблюдал не только "гарем" Леры, свободные от вахт абордажники и гребцы, но и капитан "Днипра", и все командиры абордажных команд.

— Сдаётся мне, этот слуга турецкого прынца не так прост, и он совсем не слуга, — глубокомысленно заметил Тимохин. Скетушский согласно кивнул:

— Ты совершенно прав, пане Ермолай, слуга так не может драться на шаблях, это конечно не корабэля, но чтоб так махать даже этими ножиками, надо учиться, долго и хорошо.

— А эти ножики, кстати, они называются — киличи, очень непростые. Я не об остроте говорю и закалке, вон как Лера (вообще-то к Лере обращались — адмирал, но за глаза называли по имени) с этим стучат, у нашей адмирала уже и зазубрины на лезвиях сабель появились, а эти как будто только что наточили. Но я не об этом, посмотрите на их цвет! — высказал своё мнение Мранчич. Некоторое время все разглядывали мелькающие клинки, Лера и Кара двигались очень быстро, так вращая саблями, что они превратились в сверкающие круги у Леры, у Кара это были чёрные круги. Влахо продолжил, указывая на соперника Леры: — Сначала я думал, что он клинки себе зачернил, ну понятно, шёл ночью на дело, всё могло бы быть. В таких случаях лучше оставаться незаметным, блеск железа может выдать даже при свете звёзд! Но сейчас... заметили?

— Матерь Божья! Влахо, ты хочешь сказать, что этот пся крев — ночной убийца? Ассасин? — темпераментно высказался Скетушский, ответил ему Пидкова:

— Это вряд ли, об этих песьих детях узнаёшь, когда они уже сделали своё дело, а так их мало кто увидеть может. Да, этот парубок пробрался на корабль так, что его никто и не заметил, но потом долго говорил о чём-то с нашей атаманом. Если он хотел бы убить... но, нашу дивчину так просто не возьмёшь. Опять же — клятва, мне Зухра говорила, что это очень серьёзно, хотя... если то, что об этих ассасинах рассказывают, хотя бы наполовину правда, то они любую клятву могут принести, лишь бы своего добиться! Ну чисто тебе иезуиты!

— Пан Петро, чем тебе не нравятся отцы иезуиты, это достойные люди! Они верно служат делу Господа нашего! — Скетушского возмутило такое уничижительное упоминание о иезуитах, и он попытался вступить в спор, живописуя добродетельность последователей святого Игнатия, но увидев, что его никто не собирается поддерживать (Пидкова, Прохоров и Мранчич были православными), замолчал. Внизу поединок закончился поражением Леры, что немного расстроило всех на мостике, ведь многие приёмы боя абордажными саблями ей показали именно они. Поединщики о чём-то поговорили, и Лера, подняв сабли, снова бросилась в бой, но на этот раз всё происходило не так быстро. Поединщики время от времени замирали, обменивались несколькими словами и повторяли ранее сделанные движения. Через некоторое время стало понятно, что это не поединок, а учёба, мужчина учил девушку, показывая ей разные приёмы, а потом их отрабатывая. Видно, это было настолько увлекательно, что Лера и её учитель пропустили завтрак, опомнились они только к обеду, тем более что им никто не мешал, хотя зрителей было более чем достаточно.

Как ни странно, это вошло в традицию, и теперь Лера посвящала подобным тренировкам всё время до обеда. Девушка похудела (вместо завтрака у неё, как и у Кара, был лёгкий перекус), но тренировок она не прекращала, они нравились не только ей, но и её учителю, как он сам сказал — талант сам по себе ничего не стоит, как любой драгоценный камень он требует огранки. Этим занятиям никто не мешал, тем более что плавание проходило спокойно и скоро должны были показаться берега Крита.

Лера и Арслан по-прежнему любовались закатами, держась за руки, но теперь только изредка обнимаясь. Больше они не целовались, а как же тут целоваться, когда за тобой наблюдает более десятка пар глаз? Скрытно наблюдает, но Лера да и Арслан знали, что это именно так. Последний вечер перед прибытием на Крит не отличался от предыдущих, но вот ночь... Нет, Арслан, как и девушки из "гарема" адмирала Бегич, спал, не спала только Лера, далеко за полночь она тихонько поднялась и вышла на кормовой балкон. Девушка скорее почувствовала, чем услышала, что на балкон тоже кто-то вышел, этот человек подошёл и встал рядом. Некоторое время стояли молча, а потом человек сказал:

— Спрашивайте, госпожа. У вас много вопросов, я не обещаю, что отвечу на все, но постараюсь удовлетворить ваше любопытство.

— Кара, почему вы принесли мне эту клятву и какие обязательства она на вас налагает? — задала вопрос Лера. Кара ответил:

— Это позволило мне остаться рядом с принцем, ведь в противном случае это было бы затруднительно. А какие обязательства?.. Защищать и оберегать вас, вы дороги принцу, и я даже боюсь представить его реакцию, если с вами что-то случится. К тому же вы не хотите его смерти и постараетесь этого не допустить, я тоже не хочу смерти Арслана, тут наши желания совпадают. И прошу вас обращаться ко мне как к простому слуге — на "ты".

— Кара, ведь вы не простой слуга, вы меня старше, если я не ошибаюсь, почти вдвое. К тому же вы меня учите, и хорошо учите, а я привыкла относиться к своим учителям с почтением. Вот поэтому я не могу говорить вам "ты". Вот об этой учёбе у меня второй вопрос — зачем вы это делаете? Ведь то, чему вы меня учите, мало кому известно. Как сказала Линь, а она в этом хорошо разбирается, это неизвестная школа сабельного боя! А такие секреты хорошо хранят! Вы же на виду у всех раскрываете их мне, получается, что не только мне.

Мужчина кивнул и улыбнулся, Лера этого не увидела, но догадалась, что Кара улыбается, эта улыбка чувствовалась в его ответе:

— Нет смысла учить бегать того, кто не умеет ходить, сколько ему не объясняй, он не поймёт. Всё, чему я вас учу и что показываю, смогут повторить только ваши желтокожие подруги, да и то — не полностью. Для остальных эти знания бесполезны, ведь надо не только знать как, но надо и суметь это сделать. Увиденное, то есть теоретические знания, надо подтвердить практически, а если этого не получается, то знания отметаются как ненужные и забываются. Вот вам один из ответов — почему я взялся вас обучать. Учить вас — удовольствие для меня, вы идеальный ученик, то, что вы девушка, значения не имеет.

Теперь кивнула Лера и для себя отметила, что Кара не похож не только на слугу, но и на мечника-виртуоза, носителя умений одной из тайных школ. Рассуждения мужчины больше подошли бы мудрецу, а не воину, пусть очень искусному воину! Лера кивнула и задала следующий вопрос:

— Вы сказали — один из ответов, значит, есть ещё, возможно, и не один, не поделитесь?

— Ещё не время, — уклонился от ответа Кара. Лера высказала предположение Дениз и Зухры, быстро задав следующий вопрос:

— Девочки решили, что вы родом из восточной Анатолии, что вы курд или белудж, это так?

— Белуджи живут не в Турции, а в стране восточнее Персии, там не совсем страна, но ваши подруги почти угадали, да я родом из той страны, я пуштун. Но я покинул родину ещё ребёнком, почему и как, не спрашивайте, не стоит ворошить прошлое. Надо думать о будущем, особенно мне и вам, нам надо очень постараться, чтоб Арслан не умер, как обычно это происходит с принцами.

Лера внимательно посмотрела на Кара Кюрта, скорее всего, это не настоящее его имя, и не в силах одного человека предотвратить то, что уготовано принцам, претендентам на трон. А именно на это был недвусмысленный намёк, когда зашла речь о том, чтоб не допустить смерть Арслана. А Кара именно на это намекал, значит, за ним кто-то стоит. Тот, кто распознал в мальчике из далёкой страны талант будущего мечника-виртуоза, воспитал и обучил этого мальчика (Лера понимала, что при всех её талантах, ей до Кара очень далеко). Или это не один человек, а целая организация, похожая на тех же ассасинов, но это точно не они. Вряд ли эти высококлассные убийцы будут брать кого-то под защиту, пусть это и один из османских принцев. К тому же их орден давно разгромлен, они не имеют того влияния, что было раньше. Сейчас это наёмные убийцы, не ставящие перед собой высокие цели. А Кара... он не ассасин, хотя... это тоже какая-то тайная организация, а вот какая? Лера кивнула своим мыслям — а стоит ли искать ответы на эти вопросы? Да и вряд ли Кара расскажет больше, чем уже рассказал. Лера решила больше об этом не говорить, но вопросы задавать не перестала:

— Вы охраняете принца, но как же вы допустили его похищение? Тогда, у Отхоноя.

— Человек не может всё предусмотреть, тогда не было видимой опасности, вот я и расслабился. Мне ведь тоже надо иногда отдыхать. Да, это моя вина, я попытался исправить свою оплошность, но сейчас вижу, что всё произошедшее — к лучшему! Это была рука высших сил! — произнёс Кара, Лера улыбнулась (хоть её улыбку собеседник не видел) и вернула комплимент:

— Да, действительно, это была рука высших сил, ведь если бы вы тогда охраняли Арслана, я никогда бы с ним не познакомилась!

Девушка ещё хотела что-то сказать, но промолчала, сказано было и так слишком много, а ещё Лера отметила, что Кара сказал — воля высших сил, а не воля Аллаха, как это бы сделал правоверный мусульманин.

Глава одиннадцатая. Остров Крит, и проблемы с ним связанные, и не только с ним.

Франческо Морозини досадливо поморщился, его послеобеденный отдых был прерван грохотом орудий. Самый лучший отдых — это смена рода деятельности, вот и отдыхал губернатор острова Крит, просматривая отчёты критских контор торгового дома Морозини. А отдыхать от множества служебных дел, хотя бы иногда, ему было надо, ведь сеньор Франческо был не только главой торгового дома, он ещё был талантливым полководцем и флотоводцем. Именно поэтому его и назначили губернатором острова, дав неограниченные полномочия, ведь положение венецианцев в этой части Мидетеранского моря становилось всё хуже и хуже. Мало того, что усилив гарнизон крепости Отхоной, турки сделали весьма затруднительным сообщение венецианской колонии на Крите с метрополией, так они ещё и угрожают самому острову! Разведка (а ей генерал-адмирал Морозини уделял немалое внимание, так как считал, что информированность о силах и возможных действиях противника — это залог победы) докладывала о готовящемся десанте турецких войск в районе одного из городов: Кандии или Ла-Канеу, или Ретимно. Понятно, что точные планы османов были неизвестны. Город Кандия был хорошо укреплён, особенно с моря, Ла-Канеу и Реттимо — тоже сильные крепости, но вот побережье прикрыть нечем! Ведь войска можно высадить на берег где угодно и осадить любой город с суши, дополнив осаду морской блокадой. А чем такую блокаду прорывать? Кораблей едва ли хватит прикрыть только Кандию! Всё это вызывало постоянное беспокойство, никак не способствовавшее плодотворному послеобеденному отдыху. Вот и сейчас — кому-то зачем-то вздумалось устроить орудийную пальбу. Эта стрельба не очень обеспокоила Морозини, стреляли длинные пушки, а такие на кораблях не ставили. Подобные орудия были установлены в крепости "Морская скала", или как её ещё называли — Кулес, крепость была вынесена далеко в море и прикрывала порт (прикрывала не только сама крепость, но и длинный мол, который к ней вёл). Да и судя по интенсивности — это не могло быть штурмом или подготовкой к нему, стреляли редко, да и быстро прекратили. Губернатор острова снова поморщился — с этим ретивым офицером, устроившим такие показушные учения, надо будет разобраться! Обязательно разобраться! Но это можно будет сделать позже...

— Ваше превосходительство! Там стреляют! Какие-то корабли! Стреляют! — закричал вбежавший в кабинет адъютант. Морозини поморщился, судя по всему, стреляли длинные пушки, а не карронады, то есть салютовала крепость! Именно салютовала — стреляли-то редко! Хотя если судить по количеству выстрелов, приветствие более чем серьёзное! Как будто приветствуют королевскую особу! И кто же это мог быть, если вопреки всем морским традициям, увидев какие-то корабли, салютовать начинают с берега? Губернатор не стал всего этого говорить адъютанту, он взял подзорную трубу и, подойдя к окну (кабинет губернатора хоть и не был в крепости, а в городском здании, но оттуда хорошо просматривалась акватория), стал рассматривать четыре странных корабля, замерших у входа в порт. Орудия крепости могли безнаказанно достать эти корабли (если бы там были обычные корабельные пушки), но и на кораблях, как оказалось, были длинные пушки, на это Морозини сразу обратил внимание, выходит — положение обеих сторон равное! Традиция не была нарушена, салютовали с кораблей, при этом показывая, что им не жалко боеприпасов и если что, то стрелять могут долго! Морозини ещё раз поморщился, понятно, зачем стреляли и как стреляли, это не нападение, это салют, вот такой салют — уважительный, но с намёком, мол, можем и ядрами пушки зарядить, а зачем же тогда для салюта использовать длинные пушки? Достаточно было простых карронад, да и продолжительность этого салюта... вряд ли на этих кораблях думают, что здесь особа королевской крови, да ещё и правящая! А с кораблей больше не стреляли, там спускали две большие шлюпки. Для десанта этого было мало, да и кто будет высаживаться на берег у самой крепости? Под дулами её орудий? Морозини, продолжая глядеть в подзорную трубу, так и не перестал морщиться — его адъютант очередной раз истерически высказался:

— Посмотрите! Флаги! У них зелёные флаги! А под ними красные, это берберийцы или турки! Пираты! Они сейчас нападут! Что нам делать? Мы не готовы к этому, нас застали врасплох, надо срочно подымать гарнизон и выводить галеры из гавани! Галеасы выйти не успеют!

— Вам надо выйти на пристань и встретить тех, кто плывёт сюда на лодках. Да, именно вам! Выяснить их намерения и доложить! — немного раздражённо ответил Морозини и пояснил, почему он так распорядился (в подзорную трубу губернатор разглядел, что за флаги на тех кораблях): — Ваша паника неуместна, у берберийцев на зелёном фоне — белый полумесяц, а здесь крест. А на красных флагах — золотой лев! Вам без подзорной трубы этого не разглядеть.

— Так это венецианские корабли? Но почему там ещё и зелёные флаги? И почему они выше чем?.. — растерялся адъютант, губернатор ответил на эти вопросы:

— Вот поэтому вы, Фабио, и отправляйтесь на пристань, выясните и доложите! Выполняйте!

— Слушаюсь, ваше превосходительство! — вытянулся адъютант, а потом почти выбежал из кабинета. Морозини облегчённо вздохнул, Фабио Винетти был хорошим, исполнительным адъютантом, но семейный характер иногда прорывался наружу, а ведь особо на этого младшего отпрыска семейства Винетти не накричишь. Хотя ну очень хочется, но не стоит, всё-таки его папаша такой же влиятельный сенатор, как и сам Франческо Морозини, или более влиятельный, ведь недаром же он остался в Венеции и заседает в сенате, а его, Франческо, направили (можно сказать, сослали) сюда, на Крит, пусть и важную для республики провинцию, но всё же провинцию!

Губернатор посмотрел вслед Фабио Винетти, быстро удаляющемуся в сторону пристани, адъютант почти бежал в ту сторону, но не один, а в сопровождении больше чем взвода солдат. Вряд ли такое количество солдат он прихватил с собой для почётного караула, чтоб оказать должные почести прибывающим, скорее — для того, чтоб обезопасить себя. Морозини усмехнулся и навёл подзорную трубу на приближающиеся лодки, теперь можно было хорошо разглядеть тех, кто там сидел. В первой лодке кроме гребцов и офицера на руле находились ещё три чернокожих гиганта, судя по всему — чья-то охрана, ещё два места там занимали четыре девочки! Они сидели тесно прижавшись друг к другу, на них Морозини сразу не обратил внимания, решив, что это какие-то малолетки, но приглядевшись, увидел, что это девушки, одна из которых ещё и вооружена! Во второй лодке пассажирами были мужчины, одетые странно, не так, как обычно одеваются венецианцы или турки, там было ещё несколько греков. Увидев, что лодки уже почти достигли берега, губернатор стал рассматривать корабли. Эти корабли, четыре больших и один малый (его сразу было не разглядеть — большие заслоняли), одновременно были похожи и непохожи на те типы судов, что знал Морозини — корпус и вёсельные палубы — как у турецких больших галер, а надстройки и бегучий такелаж — как у галеаса, или галеона, но не совсем. Это было у больших кораблей, малый был очень похож на корабли берберийских пиратов, но и там были отличия, довольно значительные. Вообще-то турецкие гребные суда были быстроходнее таких же венецианских, но парусным в скорости проигрывали, здесь же... Обводы корпусов, подводная часть которых обшита медью, говорили о турецком происхождении этих судов, следовательно, о их скоростных качествах при ходе на вёслах, а развитое парусное вооружение было европейским, значит скорость этих кораблей под парусами не уступала венецианским, а может, и превосходила!

Рассматривая корабли, Морозини как-то потерял из виду тех, кто на этих кораблях приплыл и теперь направлялся в резиденцию губернатора. Из окна высоко расположенного кабинета было видно порт, внешний рейд и пристань, а вот дорогу из порта к резиденции губернатора разглядеть было нельзя — ну как увидеть тех, кто идёт по узким улочкам? В Кандии (греки называли этот город — Ираклион) в последнее время шло активное строительство, особенно в той части, что прилегала к порту. На площадь с фонтаном, носящим имя губернатора города (и построенного на его деньги), вышел Фабио Винетти, рядом с ним шла одна из девушек, что приплыли на лодке. За ней шагали её подруги (или кто там они ей?), над девушками возвышались три темнокожих гиганта, отсекая идущих впереди своих хозяек от солдат почётного караула (или охраны?). Морозини усмехнулся, кто бы ни была эта девица, она сумела обеспокоить, даже напугать, Винетти, он оказался один в окружении её сопровождающих, и если что, то солдаты вряд ли сумеют прийти ему на помощь. Хотя вряд ли эта девица задумала что-то нехорошее, при любом раскладе с ней и её сопровождающими солдаты быстро расправятся. И тут Морозини понял, что его удивило: кроме темнокожих, среди подходивших сейчас к резиденции губернатора в сопровождении Винетти — не было мужчин! А ведь во второй лодке они были! Почему они остались на берегу? Неужели поручили вести переговоры с губернатором этой юной особе, вернее, особам? Из сопровождающих девушек чернокожих вряд ли кто-то мог быть главными, уж слишком явно они демонстрировали своё подчинённое положение, скорее всего, командовала та девушка, что шла рядом с Винетти.

Морозини, решив показать свою занятость, сел за стол, но потом передумал — ведь принимать даму сидя, кем бы она ни была, невежливо — и вышел на средину кабинета (не забыв взять со стола толстую книгу — молитвенник), сделав это очень вовремя. Вошедший Винетти, смущаясь, доложил:

— Ваше превосходительство! К вам адмирал Бегич!

Адъютант отступил в сторону, и вперёд вышла девушка, что шла рядом с ним. Девушка, в брюках и высоких мягких сапогах, голубом жакете, белоснежной рубашке с кружевами, слегка приоткрывавшей грудь и двумя саблями в наспинных ножнах! Морозини слегка поморщился — оружие полагалось сдать внизу, при входе в здание. Девушка поняла, что вызвало недовольство губернатора, улыбнувшись, расстегнула жакет и развела его полы в стороны, в районе подмышек в небольших кобурах у неё было два пистолета, выглядевших как игрушки, но... из этих "игрушек" убить можно было запросто, тем более с такого расстояния! Губернатор побледнел и приподнял молитвенник, который держал в руках, понимая, что два заряда, пистолета замаскированного под толстую книгу, ему не помогут, если это организованное турками покушение, то оно вполне удалось! Ведь кроме этой девушки в кабинет вошло ещё три, вполне возможно, тоже вооружённых! Если бы это были мужчины, то их на входе в здание вежливо попросили бы сдать оружие, а в случае неповиновения обыскали бы и обезоружили, но кто же посмеет обыскивать дам? Девушка, видно догадавшись, чем вызвана такая реакция губернатора, с некоторым ехидством (так показалось губернатору) посмотрела на молитвенник и произнесла:

— Ваше превосходительство, если бы я хотела устроить на вас покушение, то не демонстрировала бы так своё оружие. Поверьте мне, чтоб кого-то убить, совсем не обязательно рубить саблей или стрелять из пистолета, и смею вас уверить — мои подруги не вооружены, — тут Лера слукавила, пояса и другие украшения у девушек были из метательных звёздочек. Отведя руку назад, Лера повелительно произнесла: — Зухра!

Девушка, очень похожая на турчанку, до этого стоявшая за спиной говорившей, по команде своей предводительницы открыла большую папку, которую держала в руках, и подала толстый конверт, который был передан Морозини с просьбой — ознакомиться с находящимися там документами. Губернатор понял, что девушка от него именно этого ждёт, быстро пролистал бумаги, не забывая настороженно поглядывать на посетительниц, и удивлённо сказал:

— Это копии документов, доставленных быстроходным курьером почти месяц назад. Мало того, здесь многого не хватает, не понимаю, зачем было это дублировать, да ещё и посылать для доставки этих копий столь сильный отряд? Непонятно для чего так сделали, не проще ли было отправить все документы с вами, хотя... понимаю, вы отвлекали от курьера турок на Отхоное, в последнее время мимо этой крепости очень трудно пройти. И поясните мне, почему у вас такой странный флаг? И почему он выше венецианского?

Лера передала Морозини ещё один документ, тот прочитал его более внимательно и, подняв брови, поинтересовался:

— Вы, представляясь, назвались адмиралом, но в этом каперском патенте ничего о вашем звании не сказано! Насколько мне известно, каперские патенты адмиралам не выдаются, только капитанам. Не поясните ли мне это несоответствие?

— Этот патент действительно выдан мне, а почему там звание не указано — вопрос не ко мне. Видно, те, кто выдавал патент, предвидели дальнейшее развитие событий, подобная прозорливость весьма похвальна. Как видите, я командую отрядом из пяти кораблей, значит, могу такое звание — адмирал — носить по праву, — пояснила Лера. Морозини возразил:

— Но это же отряд, а не эскадра, в этом случае у вас должно быть звание командора, но никак не адмирала!

Лера со словами "Вот письмо адмирала Консильери, ознакомьтесь, пожалуйста" передала Морозини ещё один пакет. Губернатор острова Крит вскрыл пакет и стал читать письмо, его брови снова поползли вверх. Прочитав, он внимательно посмотрел на девушку, та кивнула, поинтересовавшись у Морозини: двенадцать — достаточное ли количество кораблей, чтоб командующий такой эскадрой мог носить звание адмирала? Если да, то почему бы ей не претендовать на это звание? А почему сейчас всего четыре больших корабля и один маленький? А потому, что один в ремонте, а семь были переданы адмиралу Консильери, ему они будут нужны больше, ведь ему и генералу Витричу надо оборонять Отхоной. Морозини, внимательно слушая Леру, не менее внимательно перечитал письмо Консильери ещё раз, дочитав, поднял глаза на девушку и произнёс:

— Взятие Отхоноя — весьма отрадная новость! Романо пишет, а не верить ему у меня нет причин, что Отхоной захватили именно вы! А потом его успешная оборона — во многом ваша заслуга! Я восхищён! Примите, сеньора адмирал, мои поздравления, вы действительно достойны этого звания.

Губернатор Крита был не только военачальником, но ещё галантным и красноречивым кавалером, он говорил ещё минут двадцать, не только комплименты, но и сделал множество намёков. Лера слушала Морозини, время от времени благосклонно улыбалась (девушка поняла, что имеет в виду губернатор и чего он хочет), когда же губернатор выдохся, сказала:

— Ваше превосходительство, принять участие в обороне острова — это мой долг! Но мне надо пополнить некоторые запасы... сами понимаете, боевые действия, в которых принял участие мой отряд, и долгий переход несколько истощили... — девушка замолчала, многозначительно посмотрев на губернатора. Тот понимающе кивнул и глянул сначала на девушку, а потом в окно на порт и корабли, стоящие на рейде. Увиденное несколько удивило Морозини: от четырёх кораблей, стоящих на рейде, отошло больше десятка гружёных лодок, но в них кроме гребцов никого не было. Лера, пожав плечами, пояснила:

— Попутный груз, вы же понимаете, что я, как капер, должна сама содержать свой корабль, а если у меня их несколько? Вот и приходится вертеться, конечно, боевой корабль — это не транспорт, много не возьмёт, но с другой стороны... взять можно небольшой, но ценный груз, для транспортов его перевозящих требуется охрана, то есть сопровождение боевыми кораблями. А тут я совместила перевозку и охрану, груз взяла в городе Патры и подрядилась его доставить в Ираклион.

Морозини согласно кивнул (хотя и поморщился, девушка назвала Кандию греческим именем), сам он поступил бы точно так же, ведь кроме того, что он был адмиралом и губернатором Крита, он был ещё и главой торгового дома. Кивнул и поинтересовался:

— Надеюсь, сделка была выгодной?

— Достаточно выгодной, но пополнение припасов, особенно боевых, обязательно! Думаю, что вопрос о том, что и в каком количестве, обсудят мой секретарь и ваш чиновник, ведающий вопросами снабжения.

Лера недвусмысленно намекнула, что к остальным вопросам вернётся тогда, когда будет решено с пополнением запасов. На этом первая встреча Морозини, командующего войсками и губернатора острова Крит, с адмиралом Бегич завершилась, следующая встреча состоялась только через восемь дней.

Морозини не то что бы был параноиком, просто очень опасался за свою жизнь, стараясь не делать ничего такого, что могло бы поставить её под угрозу. Но на флагманский корабль отряда адмирала Бегич, со странным, даже языческим, названием — "Днипро", губернатор острова прибыл лично. При этом к этому кораблю подошли два венецианских больших галеаса, кроме того, было известно, что больше половины команды этого "Днипра" в это время на берегу, можно сказать, что в данный момент численный перевес венецианцев был подавляющим.

Одетого как на парад губернатора и венецианского военачальника адмирал Бегич встретила по-домашнему: в пушистом, цветастом халате и таких же тапочках. Единственным минусом такой одежды (а может, её плюсом) было то, что этот халат был очень коротким, примерно на две ладони выше колена! В такой же одежде была стайка девушек, окружавшая адмирала Бегич. Девушки, о чём-то весело щебеча по-турецки, расположились прямо на палубе, на мягком ковре, и пили кофе, при этом короткие халатики открывали гораздо больше, чем если бы девушки стояли. Но надо отдать им должное, девушки вскочили и поприветствовали губернатора стоя, после чего приняли прежние, можно сказать, соблазнительные позы. Стоять осталась только адмирал Бегич, громко скомандовавшая одному из своих чернокожих телохранителей:

— Трондо! Кресло для генерал-адмирала Морозини!

Кресло оказалось совсем не таким, как ожидал Морозини, это было кресло-качалка, более подходящее не для боевого корабля, а для загородного дома! Видя замешательство Морозини, Лера виновато развела руками:

— Другого здесь нет, обычно я с девочками, чтоб сидеть, пользуюсь коврами, видите, какие они мягкие! Очень удобно, а в кресле сижу на мостике, всё-таки с кресла лучше видно, чем с ковра. Очень удобно! Вы сами увидите, если попробуете. Уверена, вам понравится!

— А-а-а... ммм... — не нашёлся что сказать Морозини, представивший себя, командующего эскадрой во время боя, сидящем на мостике в кресле-качалке в коротком халатике и мягких тапочках с помпонами! Да ещё и с чашечкой кофе в руке, с оттопыренным мизинцем, именно так держала свой кофе Бегич и остальные девушки. На помощь растерявшемуся губернатору пришла Зухра, поинтересовавшаяся у того:

— Сеньор Морозини, вам как кофе сварить: по-турецки или так, как это делают монахи францисканцы в капюшонах?

— Давайте по-турецки, — махнул рукой Морозини и, плюнув на свой парадный вид, устроился на ковре напротив Леры, скрестив ноги под стать тому кофе, что выбрал. Одна из девушек сняла джезву с жаровни и, перелив ароматный напиток в чашку, подала его Морозини, при этом тщательно выговаривая слова по-итальянски, но с сильным турецким акцентом:

— Вот ваш кофе, сеньор губернатор.

Морозини отпил кофе и негромко произнёс:

— Вы так настоятельно меня приглашали на свой корабль, сеньора Бегич, чтоб в такой непринуждённой обстановке угостить кофе? Хотя должен отметить, кофе у вас превосходный! Как и ваше окружение.

— Я рада, что вам понравилось, Дениз великолепно его готовит, кроме неё, так никто не умеет, — улыбнулась Лера. Посмотрев на свиту Морозини, мявшуюся в стороне, и толстый молитвенник, который губернатор положил рядом с собой, продолжила так, будто вела светскую беседу о погоде: — Я вас пригласила для того, чтоб поговорить без свидетелей. Последнее время вас преследуют неудачи, турки словно знают, что вы задумали, а вот вам о них мало что неизвестно. Не кажется ли вам это странным? Вас тут преследуют неудачи и это при том, что вы, не примите это за лесть, самый лучший военачальник Венеции! Отсюда можно сделать только один вывод — обо всех ваших планах противник узнаёт заранее. А это может быть лишь в том случае...

Лера многозначительно замолчала, Морозини согласно кивнул и стал оправдываться:

— Да, это несомненно так! Кто-то сообщает туркам обо всём, что мы задумали. Но кто это, выяснить у меня не получилось, с одной стороны — я не хочу оскорблять недоверием своих офицеров, они все честные и благородные люди из почтенных семей, с другой — не знаю, кому доверить поиски предателя! Ведь именно ему это могу поручить! Я просто в отчаянии! Это может быть кто-нибудь и из местных, но это мало вероятно, никто из греков, здесь живущих, в наши планы не посвящается, однако же...

— Вот поэтому я вас сюда и пригласила, — снова улыбнулась Лера и, глядя на недоговорившего губернатора, похлопав рукой по ковру на котором сидела, добавила: — На свой корабль и на этот ковёр. Здесь нас не подслушает никто из ваших подчинённых, тем более из местных.

Морозини согласно кивнул, этот разговор вёлся вполголоса, его свита, маявшаяся у борта и не решавшаяся подойти ближе (мешали ковры, расстеленные на палубе, не топтать же их сапогами, а губернатор, принимая приглашение Леры, снял свои туфли) не могла услышать — о чём идёт речь. Со стороны беседа губернатора и девушки-адмирала выглядела как любезный разговор кавалера и дамы, пьющих кофе. Но вот девушки, тоже расположившиеся рядом на мягком и пушистом ковре, могли (а скорее всего, так и было) всё слышать. Губернатор не стал ничего говорить, только многозначительно посмотрел на девушек, щебечущих о чём-то своём. Лера поняла намёк и пояснила, почему она не скрывает от своих подруг разговор с Морозини:

— Да, две из них турчанки, а две — жительницы гор, расположенных на окраине Османской империи, но им я доверяю полностью. То, что я вам сейчас расскажу, узнали Дениз и Румани, узнали рискуя жизнью!

То, что в этом отчаянном предприятии участвовал ещё один человек, Лера не стала рассказывать. Он и принц спрятались в каюте и на глаза губернатору не показывались. Кара и две девушки под видом торговцев побывали на турецкой эскадре, там Кара, пока девушки отвлекали внимание, используя свои связи, узнал планы турок и численность их кораблей. А где находится турецкий флот, приготовившийся к вторжению на Крит, Лера узнала от местных рыбаков. Хотя турки вроде как угрожали всем, местные не спешили делиться тем, что знали с венецианцами. Местные были христианами греческого обряда, а венецианцы — католиками, они притесняли греков, жителей Крита, отбирая их храмы и стараясь навязать католическую веру. А религиозные разногласия иногда отодвигают все другие проблемы, как бы те ни были важны в данный момент. На кораблях Леры католики составляли едва ли пятую часть от общей численности (жители Котторской бухты в большинстве — православные, но при этом очень толерантно относятся к католикам, в очень почитаемой церкви Госпра-од-Шкрпьела проводятся службы обеих конфессий). К тому же Лера привезла вызволенных из неволи девушек, дочерей местных весьма влиятельных лиц, кроме этого из Патры был доставлен достаточно большой груз в сопровождении нескольких тамошних купцов. Всё это способствовало благосклонному отношению местных жителей. Но Лера не стала обо всём этом рассказывать Морозини, сообщив только то, что узнал Кара. Губернатор сразу же поинтересовался, откуда это всё девушке известно, Лера ответила:

— Откуда это мне стало известно, сейчас не важно, но уверяю вас — это точные сведения. Сорок каторг, пятнадцать малых галер и ещё до полусотни транспортных галер стоят в бухте острова Милос. Стоят уже давно, для аскеров на берегу разбит лагерь, понятно, что так долго на кораблях жить неудобно, но они готовы погрузиться на галеры в любой момент, и, думаю, что это произойдёт очень скоро. Расстояние от Милоса до Крита они преодолеют за день, таким образом, о высадке османских войск вы узнаете тогда, когда она завершится или будет к этому близка. Да, теперь вы знаете — где сосредоточены силы вторжения, но наблюдение за ними ничего не даст, известие о том, что турки пошли на Крит (как и корабль, везущий эту весть), достигнут острова одновременно с ними. Береговая линия тут слишком длинна, чтобы эффективно её оборонять, прикрыть все города, куда может быть направлен удар, у вас просто не хватит сил.

Морозини слушал девушку и улыбался, Лера, высказывая столь неприятные для губернатора вещи, тоже улыбалась, со стороны могло показаться, что разговор идёт о чём-то очень приятном для обоих собеседников. Беспокойство губернатора выдавали только чуть прищуренные глаза, люди, обсуждающие что-то приятное, так не смотрят. Когда Лера замолчала, Морозини, не переставая улыбаться, тихо сказал:

— Если ваши сведения верны, а я уверен, что они верны, воспрепятствовать вторжению турок можно только одним способом — нанести упреждающий удар. Я так понимаю — у вас есть план и вы хотите им со мною поделиться, не так ли?

— Есть, ваше превосходительство, — согласно кивнула Лера и стала рассказывать о бое (если это можно назвать боем) с отрядом пирата Ватзана у города Патры. Нечто подобное девушка и предложила. Морозини внимательно выслушал, а когда девушка замолчала, сказал:

— Хороший план, но... — губернатор острова, он же генерал-адмирал, командующий сухопутными отрядами и флотом, базирующимися на острове, пояснил, какие изъяны имеет план Леры: — Гавань Милоса довольно большая, и вряд ли там корабли стоят так скучено, как вы мне рассказывали о бое у Патры. К тому же вы сами об этом сказали, там сорок каторг, скорее всего, они готовы к выходу в море, если не все, то достаточное количество, чтоб обеспечить численный перевес, ведь у вас всего четыре корабля. Кроме каторг есть ещё малые галеры, не уступающие в скорости вашим кораблям, а может, и превосходящие, они вас легко догонят и свяжут боем, а потом подоспеют и остальные. Опасность подобного развития событий заставит вас быстро прекратить обстрел, вы просто не успеете нанести хоть какой-то урон стоящим в гавани кораблям, ведь вы собрались стрелять по транспортам, а они стоят в глубине бухты. А ваша атака покажет османам, что нам известно об их приготовлениях, они могут поспешить начать военные действия, высадив десант там, где мы этого не ожидаем. Воспрепятствовать этому мы не сможем, у нас всего двадцать пять кораблей, из них только четырнадцать — галеасы.

Лера опустила голову, она хотела использовать приём, что принёс ей победу у Патры, но не учла того, что противник в этот раз у неё будет совершенно другой как количественно, так и качественно. Атакой своих четырёх кораблей она даже не напугает турок, только насторожит и вынудит именно к тем действиям, о которых сказал Морозини. Губернатор, видя растерянность девушки, улыбнулся и предложил свой план, в котором нашлось место и отряду Леры, она очень внимательно слушала Морозини, немного покраснев при этом. Ей было очень стыдно — её план выглядел как замысел самоуверенного дилетанта! Да так оно и было, кем была адмирал Бегич? Именно самоуверенной девчонкой, которой необычайно везло, ведь как иначе можно объяснить все её победы над гораздо более сильными, да и опытными противниками? Только необыкновенной удачей! А госпожа Удача весьма ветреная особа, она может изменить в любой момент, и тогда... Лера совсем по-детски шмыгнула носом. Губернатор острова, улыбнувшись, сказал:

— Ну, ну, не стоит расстраиваться, вы ещё очень молоды, поэтому неопытны, но то, что вам уже удалось сделать, говорит не только о немалых способностях, но и о том, что госпожа Удача к вам благоволит. А может, не только она, но и ваш ангел-покровитель опекает вас особо тщательно, а это, поверьте мне, иногда стоит гораздо больше, чем богатый опыт. Его можно с годами приобрести, а вот если удачи нет, то... сами понимаете, эта ветреная сеньора может и не проявить внимания, сколько её не проси. А к вам она... ну, это я повторяюсь, но смею вас уверить — вы талантливы, а опыт придет с годами.

Апаслана Батукан-пашу, полного адмирала, носившего прозвище "непобедимый морской лев", разбудили выстрелы. Стреляли длинные пушки, это опытный Батукан-паша определил сразу, стреляли не с его эскадры, таких пушек на каторгах, а тем более на транспортных галерах, не было, да и стреляли они, судя по звуку, с моря. Вообще-то в это время Батукан-паша уже был на ногах, но в это утро позволил себе поспать немного подольше, потому что вчерашнее совещание затянулось далеко за полночь. Это было последнее совещание перед началом большой войсковой операции — десанта на Крит, можно сказать, это было подведением итогов подготовки и окончательные инструкции исполнителям. Адмирал быстро оделся и выскочил на палубу, увиденное его скорее раздосадовало, чем разозлило. У входа в залив горели две малых галеры дальнего охранения, скорее всего, они слишком поздно поняли, какую угрозу несут четыре корабля, сейчас обстреливающие стоянку османского флота. Эти малые галеры пытались предупредить основное охранение, но по какой-то причине не успели этого сделать, не сумели оторваться от этих четырёх наглецов! А как ещё можно назвать тех, кто столь малым количеством атакует намного превосходящие силы! Кроме малых галер была повреждена каторга ближнего охранения, она потеряла ход и заблокировала движение четырём другим кораблям, стоящим вне бухты. А эти, судя по силуэту кормовых надстроек, галеасы или даже галеоны (корабли отряда Леры выстроились в линию, развернувшись к гавани кормой) стреляли из своих кормовых пушек, длинных пушек! А такие мощные орудия обычно ставят на береговых укреплениях! Но в данном случае это позволяло совершено безнаказанно обстреливать турецкий флот, оставаясь вне досягаемости орудий его кораблей!

Батукан-паша удовлетворённо кивнул — корабли ближнего охранения, а это четыре больших галеры, (повреждённую каторгу уже оттянули в сторону) двинулись к тем наглецам. Адмирал приказал подать себе кофе, после чего скомандовал сигнальщику передать команду эскадре амирала Тэзэр-паши, состоящей из быстроходных галер, присоединиться к галерам, нёсшим сторожевую службу, и догнать наглецов, посмевших устроить такую наглую диверсию против турецкого флота. А там, видно, поняли опасность своего положения и попытались уйти. Но ветер им не благоприятствовал, и эти галеасы были обречены, быстроходные галеры их догонят и, пользуясь своим численным преимуществом, утопят или возьмут на абордаж. К удивлению Батукан-паши, на тех кораблях появились вёсла в количестве соответствующем каторге, а не галеасу, и они начали быстро уходить. Но всё же их скорость была меньше, чем у галер эскадры Тэзэр-паши. Кроме этого, в погоню пусть и не так быстро, как галеры, пошли ещё восемь каторг. Батукан-паша отпил ароматный, обжигающий кофе и удовлетворённо улыбнулся — ещё до обеда этих наглецов захватят и он узнает, чем вызваны их дерзкие, но такие безрассудные действия. Но предположения турецкого адмирала не оправдались — быстро догнать наглецов не удалось, как беглецы, так и те, кто за ними гнался, скрылись за горизонтом. До обеда посланные в погоню корабли не вернулись, хотя, судя по отдалённому гулу артиллерийской канонады, ту четвёрку странных кораблей догнали. Но уж очень продолжительной и интенсивной (если судить по доносящимся звукам) была стрельба.

Не вернулись ушедшие в погоню корабли и к заходу солнца, а утром четыре странных корабля появились снова и повторили обстрел.

Лера стояла на мостике "Днипра", идущего последним, и смотрела на медленно догоняющие её отряд турецкие галеры. Если она и беспокоилась, то никак этого не проявляла, спокойными были и остальные, находящиеся на мостике. Вообще-то она должна была командовать, но понимала, что в данном случае это лучше сделает Горанчич, имеющий опыт управления большими парусными кораблями, это понимал и Пидкова, поэтому он тоже молчал. Смотревший вперёд Сабович произнёс:

— Дмитар, они поворачивают.

Действительно, "Дон", "Ласточка" и "Звезда" уходили в сторону, совершив поворот "все вдруг". Этот вроде как бессмысленный манёвр, ведь он позволял догоняющим турецким галерам приблизиться, помогал поймать ветер — на кораблях отряда Леры ставили паруса.

— Ну что ж, нам тоже пора, — кивнул Горанчич и, прищурившись, произнёс: — Стрельнём напоследок.

По его команде рявкнули длинные пушки, давно державшие на прицеле первую догоняющую галеру, та, получив ядро в левую скулу, сразу сбавила ход.

— Потонет. Вон как разворотило, — удовлетворённо произнёс Пидкова, он был капитаном корабля, но сейчас, как и Лера, был зрителем. Действительно, пробоина в турецкой галере была большая, и это судёнышко начало тонуть. Это не испугало остальных преследователей, скорее — раззадорило, и те начали стрелять из носовых пушек, но особого вреда кораблям отряда Леры не причинили, во-первых — далеко было, во-вторых — на турецких галерах (это всё-таки не каторги) были мелкокалиберные пушки. Орудия преследуемых кораблей молчали, мало того, эти корабли резко сбавили скорость и попытались укрыться за одним из двух островов, между которыми был хотя и широкий, но довольно длинный пролив. Понятно, что этот манёвр только усугубил положение пытающихся спастись таким образом — они потеряли ход.

Амирал Тэзэр-паша усмехнулся и приказал поднять сигнал "Увеличить скорость" на всех турецких галерах, барабаны, задающие темп гребцам, загрохотали в бешеном темпе. Каторги постарались не отставать от малых галер, и турецкая эскадра почти нагнала беглецов. Увлеченные погоней турки не посчитали странным, что преследуемые корабли, уже почти вышедшие из пролива, совсем остановились, выстроившись в линию так, чтоб их корма была обращена к преследователям, хотя что в этом странного — убегали, убегали и не смогли убежать, поэтому решили остановиться и принять бой. Но принять бой при таком соотношении сил — полное безумие или жест отчаяния! Что это не так стало ясно, когда четыре турецкие галеры, получив бомбы, выпущенные из длинных пушек и разворотившие им нос, стали тонуть. Длинные пушки, установленные на корме кораблей отряда Леры, успели сделать ещё два выстрела, каждая, отправившие на дно восемь галер. Если для огня карронад дистанция была велика, то для длинных пушек вести стрельбу с такого расстояния было не затруднительно. Тонущие турецкие галеры стали преградой для остальных турецких кораблей, они сбились в кучу и представляли великолепную мишень. Хотя теперь стрельба кораблей отряда Леры была не столь эффективна, но ещё две галеры отправились на дно. Но всё же четыре оставшиеся галеры эскадры лёгких сил амирала Тэзэр-паши сумели приблизиться к неподвижно стоящим кораблям и сцепиться с ними. Конечно, абордажная атака галеры на корабль размером с каторгу — не совсем удачное (даже разумное) действие. Но горящий гневом Тэзэр-паша рассчитывал, что ему на помощь придут следующие за ним десять каторг, а это была сила! Но этим надеждам не суждено было сбыться, турецкие каторги были атакованы венецианскими галеасами, ранее скрывавшимися за одним из островов и воспользовавшимися тем, что всё внимание турок было обращено вперёд, на преследуемые корабли.

На венецианских галеасах не было длинных пушек, но и имеющиеся были не малого калибра и было их достаточное количество, к тому же венецианцам удалось развернуться и накрыть каторги бортовым залпом. Стреляли по гребным палубам и по серповидным перьям рулей, стараясь обездвижить каторги, это получилось! Неизвестно, что больше сыграло роль: умение канониров или удача, впоследствии её приписали тому, что в этом сражении присутствовала Лера. А чем же ещё можно объяснить такую необычайно удачную стрельбу? Из двенадцати каторг восемь потеряли способность не только маневрировать, но и двигаться. Эти большие галеры, кроме того, что сами были обездвижены, так ещё и заблокировали остальные. Венецианцы сполна воспользовались этой крайне удачной для них ситуацией, увеличив интенсивность обстрела (именно эту канонаду и слышал Батукан-паша), они сумели вывести из строя и остальные каторги. Это был не бой, это было избиение, не прошло и двух часов, как все турецкие корабли были потоплены, кроме тех четырёх (в том числе и флагманской галеры Тэзэр-паши), так неосмотрительно сцепившихся с кораблями Леры. Там тоже всё закончилось быстро, численность, да и умение драться, команд "Днипра", "Дона", "Звезды" и "Ласточки" не шло ни в какое сравнение с экипажами так опрометчиво попытавшимися взять их на абордаж турецкими галерами.

— Я много сражений выиграл, да и проиграл тоже, на море и на суше, но подобного этому не было! Полный разгром довольно-таки сильной эскадры в столь короткое время и с такой лёгкостью! Турки словно в поддавки играли! Я могу это объяснить только тем, что капризная сеньора Удача к вам, сеньора Бегич, испытывает особое благорасположение! — восторженно говорил Морозини, очередной раз целуя руки Леры. Она и несколько офицеров её отряда присутствовали на вечернем совещании командного состава венецианской эскадры, проводимого адмиралом Морозини на галеасе "Святой Илия", флагманском корабле его эскадры. Вообще-то "гарем" Леры и чернокожие телохранители тоже присутствовали на этом корабле, но в кают-компанию не пошли, а расположились на палубе, вызывая повышенный интерес (девушки, а не темнокожие гиганты) как офицеров корабля, так и матросов. Лера благосклонно выслушала генерал-адмирала и вернула ему комплимент:

— В этой победе моя заслуга невелика, ведь я действовала по вашему плану и под вашим командованием, сеньор генерал-адмирал, по вашему, я не побоюсь это сказать, гениальному плану!

— Планы очень редко удаётся выполнить полностью, а очень гениальные — тем более! Мне ли это не знать! — отрицательно покачал головой Морозини, но при этом довольно улыбнулся — его главенство эта девушка не оспаривала, мало того, она так восторженно смотрела на Морозини, что не заметить этого нельзя было. Это видели и офицеры венецианской эскадры, которые вполне понимали, что эту победу во многом обеспечили действия отряда этой девушки. Многие из них были из знатных семей сиятельной республики и на месте Леры не стали бы преуменьшать своих заслуг, скорее — наоборот, постарались бы подчеркнуть успешность своих действий! Морозини, скрывая улыбку, смотрел на Леру и своих подчинённых, он понимал, что любой из них, в отличие от этой девушки, постарается любую его ошибку использовать в своих целях. Мало того, среди них был ещё и тот, кто сообщал туркам планы будущих военных операций, ведь каким бы гениальным не был полководец, он должен на кого-то опираться, то есть делиться тем, что задумал. В данном же случае — всё знала только эта девушка, для остальных выход в море венецианской эскадры был внеплановым учением. Событием не очень приятным (многих отрывали от важных, с их точки зрения, дел на берегу), но в целом довольно обыденным — их самодур командующий довольно часто устраивал своим знатным подчиненным такие неприятности. Поэтому у большинства венецианских офицеров, хоть они это и пытались скрыть, вид был слегка недовольный и это несмотря не одержанную блестящую победу! Это было трудно не заметить, Морозини это прекрасно видел, и тем более ему была приятна восторженность Леры. А она, очередной раз высказав восхищение талантами командующего, жалобно на него глядя, начала жаловаться на большой расход боеприпасов, что может воспрепятствовать осуществлению дальнейших планов. Жалобы Леры вызвали волнение некоторых офицеров, которые поняли, что боевые действия ещё не окончены и возвращение в ближайшее время не предвидится. Морозини выслушал Леру и, важно кивнув, сообщил:

— Транспорт с боеприпасами для пушек ваших кораблей должен подойти до захода солнца, это немного нас задержит, поэтому атакуем основные силы турецкого флота не ночью, как я изначально планировал, а на рассвете. Надеюсь, от этого ничего не изменится, турки ещё будут спать, мы застанем их врасплох и уничтожим! На этом, думаю, наше совещание можно закончить. А вас, сеньора Бегич, я приглашаю на чашечку кофе, надеюсь, вы и ваши подруги не откажитесь.

— Я не откажусь, а подруги... не знаю, — ответила Лера, принимая приглашение. С ней осталась только Румани, остальные вернулись на "Днипро". Если бы кто услышал разговор, что вели так и не прикоснувшиеся к кофе генерал-адмирал Морозини и адмирал Бегич, то очень бы удивился.

— Надеюсь, сеньора Валерия, ваши подчинённые его перехватят, — сказал Морозини, обращаясь к Лере. Та ответила:

— Я тоже на это надеюсь. Сеньор Франческо, тот, кто сообщает туркам о ваших планах, обязательно постарается использовать ту фору, что вы ему дали, назначив атаку на утро. Мирко — опытный капитан, а "Белая чайка" — быстроходный корабль, тем более что она два часа назад ушла, она намного опередит любое из малых судёнышек, сопровождавших вашу эскадру. Но скажу вам, что мне не совсем понятно — почему вас сопровождает такое множество этих судёнышек? Понятно, когда одно-два, это быстроходные посыльные кораблики, применяемые и для разведки, но столько?.. Зачем? У меня уже возникли сомнения — не напрасно ли я передала вам две захваченные галеры, ведь у вас и так переизбыток мелких судов!

— Понимаете, сеньора Валерия, это частные суда, принадлежащие старшим офицерам эскадры, — вздохнул Морозини. Лера удивлённо подняла брови, высказавшись, что она вполне понимает этих офицеров, желающих иметь под рукой средство для отступления, проще говоря, бегства. Но ведь это очень плохо для эскадры, так как снижает боеспособность — при неблагоприятных обстоятельствах эти офицеры думают не о том, как исправить положение, а как унести ноги! Девушка поинтересовалась — как такое может быть и как с этим мирится командующий эскадрой? Морозини согласно кивнул, вздохнул и сообщил, что многие из высших офицеров из благородных венецианских семей, а там очень заботятся о своей безопасности. Но подобное сопровождение боевой эскадры, скорее, дань традиции, чем средство спасения, никто из этих очень благородных попытки сбежать не сделает, так как при каждом офицере состоит человек, который при попытке к бегству убьёт этого офицера. Теперь кивнула Лера, сказав, что это, несомненно, действенное средство для поднятия боевого духа отдельных командиров, но ведь такого человека можно и самого убить или подкупить. Командующий венецианской эскадрой, улыбнувшись, пояснил:

— Не у всех офицеров есть возможность содержать такой кораблик, только у представителей больших торговых домов, большинство офицеров — честные и отважные люди, и среди них вполне можно найти такого человека, который может выполнить такое ответственное и щекотливое поручение.

При этих словах Морозини Лера хмыкнула и спросила:

— А как же это соотносится с ранее сказанными вами словами о том, что вы не хотите обидеть недоверием достойных людей? Ведь если об этом знают если не все, то многие. Не оскорбляет ли это самых достойных людей?

— Доверяй, но проверяй — сказал один мудрый человек, — серьёзно ответил Морозини. Увидев, что его собеседница не совсем поняла, что он имел в виду, генерал-адмирал пояснил: — Тех, у кого нет даже мыслей о бегстве, это не оскорбляет. Они понимают, что им нечего бояться, а вот те, кто задумал поступить недостойно, поостерегутся. К тому же те, кому поручено наказать трусов, — очень честные и беззаветно храбрые люди!

— Несомненно, только очень честные и отважные люди готовы, не испытывая сожаления, прибить своего командира, — серьёзно сказала Лера. А потом ещё раз повторила ранее сказанное: — Но всё же, они могут рассказать о своём поручении, так сказать, объекту, за которым им поручено присматривать. Рассказать, надеясь на соответственное вознаграждение.

Морозини согласно кивнул и продолжил пояснения:

— Могут и подкупить или устранить, или даже предложить предоставить место на своём кораблике для совместного бегства. Это вполне может быть, но только в том случае — если будут знать, кто этот человек. Ведь это может быть любой из команды корабля, о нём знают, что он есть, и больше ничего!

— А он есть? — тихо спросила Лера, чуть приподняв бровь, губернатор на этот вопрос не ответил, заговорщицки прищурившись, приложил палец к губам. Не ответив, Морозини спросил совсем о другом:

— Вы уверены, что ваши люди перехватят...

— Абсолютно, — слегка пожала плечами Лера и пояснила, почему она в этом уверенна: — В команде "Белой чайки" много контрабандистов, бывших, естественно. Теперь это добропорядочные моряки, находящиеся под моим командованием, а следовательно, под защитой. Их прежний образ деятельности предполагал много ночной работы, а ночью, как вы знаете, темно. Вот поэтому среди них довольно много людей с ночным зрением. Понятно, что таких "специалистов" надо беречь и если использовать, то только по назначению. Поэтому "Белая чайка" не принимает участия в боевых действиях, а только в... — Лера замолчала, Морозини понял, что хотела сказать эта такая непростая девушка, она не только была удачлива, но и предусмотрительна. В отличие от многих пиратских капитанов, да и адмиралов тоже (а капер — это тот же пират, только принятый на службу), у неё была не только ударная сила, но и отряд для спецопераций, с хорошо подготовленными и умело подобранными людьми. Ведь не всякие способны выполнить такое задание — перехватить корабль ночью, да ещё и в зоне действия патрулей неприятеля, а ведь поймать курьера, везущего сведения туркам, можно только там! Морозини согласно кивнул и сказал:

— Что ж, тогда ко второй части нашего плана (он так и сказал Лере — нашего, хотя план был полностью его) завтра и приступим. Думаю, пороха у вас хватит, а нужные снаряды для длинных пушек есть на одном из транспортов, сопровождающих эскадру, я уже распорядился, чтоб их вам дали. После завершения погрузки выдвигаемся к Милосу, к утру мы там будем.

— Даже раньше, — улыбнулась Лера.

В дальнее охранение была выделена только одна из каторг, так как все галеры эскадры адмирала Тэзэр-паши ушли в погоню за теми четырьмя наглецами, и вот эти негодяи появились снова и безнаказанно открыли огонь! Почему о их появлении не стало известно до того, как они заняли позицию, Батукан-паша понял, разглядев две каторги, что были в ближнем охранении, над этими большим галерами развевался точно такой же флаг, как над кораблями ведущими обстрел! Эти каторги были ночью захвачены неприятелем! Это смогли сделать так, что никто ничего не заметил! А ведь две каторги ближнего охранения стояли не так уж и далеко от основных сил! Как это произошло, Батукан-паша понял, когда увидел четыре малых галеры из эскадры Тэзэр-паши, стоявших рядом с захваченными каторгами. Видно, эти галеры были захвачены раньше, а потом ничего не подозревающие капитаны каторг позволил им подойти, а дальше... что было дальше, было понятно. И вот теперь турецкую эскадру снова безнаказанно обстреливают! Причём стреляют не по каторгам, а по транспортным судам, три из которых уже горят! Первой мыслью Батукан-паши было: всеми подчинёнными ему кораблями выйти из гавани и атаковать наглецов, этого же потребовал и командир аскеров:

— Выйти всеми бастиментами в море и примерно наказать наглецов!

Этого же мнения придерживались и офицеры его сопровождающие, а вот офицеры штаба Батукан-паши угрюмо молчали. А он сам пояснил, почему этого не надо делать:

— Они захватили каторгу охранения, захватили, обманув её командира, видите, около неё стоит флагманская галера Тэзэр-паши? На каторге решили, что адмирал возвращается и позволили подойти этой и другим галерам, на каторгах не были готовы к нападению, и их захватили! И настолько быстро это сделали, что оттуда не успели подать сигнал о нападении! Но это не всё, вон, мористее, видите корабли? Это галеасы венецианской эскадры, а это значит, что те, кто были посланы в погоню за обстреливающими вчера нас наглецами — уничтожены! Или захвачены, может, и не все, а только часть, а это говорит, что противник выставил против нас значительные силы! Скорее всего, те корабли, что мы видим, это не всё, демонстрируя их, венецианцы хотят нас выманить под удар своих основных сил!

— Но что же нам делать? Ведь они безнаказанно перетопят все наши бастименты! — закричал командир аскеров, Апаслан Батукан-паша спокойно ответил (хоть это спокойствие ему не легко далось):

— Мы можем спасти корабли, только выйдя из этой гавани. Но не для боя с венецианцами, а попытавшись прорваться и уйти. Это мы и сделаем. Приказываю, всем кораблям через полчаса построиться в походный ордер и начать движение!

Приказ был отдан адъютантам, которые побежали кто куда: кто к сигнальщикам, кто отправлять посыльных. Заволновавшемуся командиру аскеров адмирал довольно резко сказал:

— В данной ситуации первоочередная задача — уберечь корабли! Грузить войска некогда, да и вряд ли венецианцы задумали высаживать тут десант, нет у них таких сил. За аскерами можно будет и потом вернуться, усилив эскадру! А сейчас надо спасать корабли!

Батукан-паша не напрасно волновался — горело уже шесть транспортных кораблей. Когда его объединенная эскадра пошла на прорыв, то она недосчиталась восьми транспортных галер. Ложная атака турецких каторг немного отогнала четвёрку наглецов, но, попав под плотный огонь венецианских галеасов, османы вынуждены были отступить. Но эта демонстрация серьёзных намерений позволила уйти основному флоту, хотя... Та четвёрка странных кораблей продолжила преследование, обстреливая турецкую эскадру с дальнего расстояния. Им даже удалось повредить одну галеру и одну каторгу, они отстали от основных сил и стали добычей венецианцев. Захвачена была галера, на которой уходил командующий турецкими аскерами, поручивший своему заместителю командование сухопутными силами, оставшимися на Милосе. Возможно, стреляли именно в эту галеру, потому что она была самым большим транспортным судном, следовательно, самым тихоходным (на самом деле стреляли, потому что знали, какой это корабль и какой там груз). Когда об этом доложили Батукан-паше, он только пожал плечами, заносчивого, самоуверенного, но при этом трусоватого командующего сухопутными силами мало кто уважал, а тем более любил. Единственное, что расстраивало — это было то, что за полчаса этот человек успел погрузить на эту галеру казну сухопутного контингента и другие ценности, изрядно перегрузив галеру. Возможно, это и было причиной, что она немного отстала, что позволило её захватить. Конечно, казны было жалко, но задержка с целью оказания помощи этой галере могла привести к большим потерям.

— Неплохая добыча, адмирал, странно, что они так много золота везли на одном корабле. Странно и то, что они не попытались его как-то защитить, — произнёс Мрелич, докладывавший Лере о взятых трофеях. В атаке на эту галеру "Днипро" не участвовал, она была осуществлена силами "Звезды" и "Ласточки". Корабли эскадры Леры некоторое время преследовали уходящих турок, беспокоя их огнём, а потом сосредоточили его на большой галере, немного отстающей от остальных, что это за галера было известно из доклада Кара Кюрта, как и то, что там может быть. Абордаж осуществили "Ласточка" и "Звезда", "Днипро" и "Дон" в абордаже не участвовали, а продолжали преследование уходящей турецкой эскадры и вели беспокоящую стрельбу по уходящим османам. Делали это не столько, чтоб нанести какой-то урон, сколько чтоб показать серьёзность своих намерений — мол, не сможете убежать, будем гнаться, пока всех не утопим!

Венецианские корабли в преследовании участвовали недолго, они вернулись к Милосу и стали безнаказанно обстреливать оставшиеся на берегу турецкие войска, не нанеся тем особых потерь, но только в живой силе (аскеры отошли вглубь острова на безопасное расстояние или укрылись в лесу). А вот лагерь на берегу был полностью уничтожен. Мало того, под прикрытием огня пушек со своих кораблей венецианцы, вопреки утверждению Батукан-паши, высадили десантную группу, но целью десанта были не скрывшиеся в горах и лесу аскеры, а целью было оставшееся на берегу имущество! Уничтожено было всё: палатки, припасы, оружие, личные вещи. Что не смогли унести — ломали и портили. Как сказал потом Лере Морозини:

— Туркам, если не вернётся их эскадра, грозит голод. Вряд ли они смогут разжиться чем-то у здешних жителей, за время своего предыдущего пребывания на острове они наверняка грабили местное население. Греки попрятались сами и спрятали припасы, а с тем оружием, что осталось у турок, даже если обнаружат кого-то из местных, много не добудешь. Жители острова неплохо вооружены и безоружным или слабо вооружённым мародёрам смогут дать отпор.

Лера, выслушав губернатора острова Крит, улыбнулась, похоже, у него был опыт столкновений с местным греческим населением, оно оказалось совсем не робким и умело давать отпор любым захватчикам, будь то турки или единоверцы христиане (правда, католики, а не православные). Но это было позже, уже на Крите, во время подведения итогов проведенной операции. А сейчас Лера слушала доклад капитана "Звезды", Желько Мрелича, который говорил:

— Всё, что было ценного, мы перегрузили на "Звезду" и "Ласточку", хотя сама галера не очень-то и пострадала. Ремонт, конечно, нужен, но так — по мелочам. А что делать с пленными? И не только с ними?

— Пленных передадим Морозини в счёт каперского процента, пусть сам с этим разбирается — за сколько их турки выкупят и выкупят ли вообще, — ответила Лера. И сама задала вопрос: — А кто там может быть ещё?

— Да вот, — ответил Мрелич и сделал знак кому-то на "Звезде", которая стояла с "Днипром" бок о бок. Оттуда по мосткам перевели трёх девушек, осторожно перевели. То, что это девушки, было видно по их фигуркам, хоть и хорошо закутанным, к тому же они не удержались от взвизгов, когда шли по узким доскам. Желько, глядя на осторожно шагающих и замотанных во что-то похожее на одеяло девушек, немного косноязычно пояснил: — Мы с Лукой решили, что негоже этих девушек оставлять у нас на кораблях, всё же они женского пола, а у нас... Ну вы сами, адмирал, знаете кто, сами понимаете, что... как и куда... к тому же они не совсем одетые были, а они красивые. Всякое может случиться, а вы потом этого не одобрите, в смысле — после того, как их того, сердиться будете. Так вот, мы быстренько завернули их в эти одеяла, а потом решили, что лучше они пусть будут в вашем гареме, адмирал. У вас же в гареме — девушки, вроде как.

— Вроде как — девушки, — улыбнулась Лера. После чего ехидно поинтересовалась: — Вы решили их сюда отправить тогда, когда в одеяло заворачивали? Или раньше, когда рассматривали красивых и не совсем одетых девушек? Долго рассматривали? Кстати, в одеяло завёрнута — только одна, две другие — в скатерти.

— Ну, что там было, то и взяли... — смутившись, начал оправдываться Мрелич, но не договорил, в этот момент одна из девушек, чего-то испугавшись, вскрикнула и произнесла несколько слов на своём языке. Стоявший недалеко Скетушский сорвался с места и подхватил уже почти шагнувшую на палубу девушку, подхватил и быстро заговорил, как поняла Лера, на понятном для девушки языке. Та сначала, испугавшись, хотела оттолкнуть поляка, а потом, прижавшись к нему, начала отвечать на задаваемые ей вопросы.

Глава двенадцатая. Берег африканский, город Аль-Искандерия и его окрестности. И немного о женских украшениях.

Скетушский закончил говорить и посмотрел на Леру, а та посмотрела на Кара, который вместе с Арсланом сидел по правую руку от неё. Её "гарем", как и две девушки, которых нашли на захваченной турецкой галере, расположились за её спиной. Третья освобождённая девушка, у которой на глазах блестели слёзы, сидела рядом с Скетушским, за её спиной стоял молодой парень, эти трое с надеждой смотрели на Леру, понимая, что от её решения сейчас зависит очень многое, но та ждала, что скажет Кара. Тот, кивнув каким-то своим мыслям, стал говорить:

— Задача очень непростая, в Аль-Искандерии сильный и многочисленный гарнизон, с налёта — ничего не получится.

— Но нам не надо захватывать город, надо только... — попытался возразить Скетушский. Кара его перебил и ещё раз, кивнув, начал объяснять:

— Верно, нам надо только освободить ваших соотечественниц, а если учесть, что невольничий рынок там находится в центре города, то захват Аль-Искандерии был бы наилучшим выходом. Но, к сожалению, для этого нужны такие силы, которыми мы не располагаем, вряд ли губернатор Крита, при всём его благосклонном отношении к нашему адмиралу, ей поможет, но даже если бы он на это решился, всё равно людей бы у нас не хватило! В Аль-Искандерии сильный гарнизон, и штурм города приведёт к большим потерям. Внезапное нападение тоже не даст желаемого результата, ведь надо знать — куда идти, а мы ударим вслепую. К тому же, как стало известно из рассказа вашей соотечественницы, эфенди Тадеуш, многих девушек успели продать, Беата-ханум тому пример. Их вызволить будет очень трудно, так как они уже попали в гаремы, которые очень хорошо охраняются. Беата-ханум, расскажите ещё раз.

Кара посмотрел на девушку, та на ломаном турецком (весь разговор вёлся на турецком, который в той или иной мере знали все) сказала:

— Меня продали тому толстому турку, а Марылю и ещё трёх девушек купил другой. Такой важный в большой белой чалме с бриллиантом, вокруг которого были драгоценные камни поменьше, остальные мои подруги остались там, в том страшном месте! Зося услышала, что их продадут на больших торгах, через две недели, она об этом успела мне рассказать.

— Женщина останется женщиной, даже тогда, когда её саму сделали товаром, — усмехнулся Кара и пояснил, почему он так считает: — Она бриллианты заметит всегда, как бы плачевно не было её положение.

— Так вы хотите сказать, что вызволить девушек не удастся? Вы хотите сказать, что это невозможно?! Что за это и браться не стоит! — повысив голос, хмуро спросил Скетушский. Кара отрицательно покачал головой:

— Нет ничего невозможного, я хочу сказать, что это будет очень трудно, очень. Помещение, где содержатся девушки, подготовленные для продажи, очень хорошо охраняется, как и сам невольничий рынок. Но вызволить оттуда ваших соотечественниц можно, если знать куда ударить и внезапно напасть, чего никто не ожидает, а потом быстро уйти, то... А вот тех девушек, что продали бейлербею Египта, а вашу дочь именно ему продали, вызволить будет очень трудно. Его дворец — настоящая крепость, так просто туда пробраться не получится, а если штурмовать... это займёт много времени и, скорее всего, окончится неудачей. Но мы не будем его штурмовать, туда можно проникнуть, если...

— Притвориться евнухом? — вскинулся Скетушский. Кара, отрицательно покачав головой, не скрывая ехидства, поинтересовался:

— Как вы себе это представляете? Представившись евнухом, вы должны будете предъявить доказательства этого, вы к этому готовы? Но даже если вы это сможете сделать, я имею ввиду — доказать, что вы — евнух, продемонстрировав все необходимые признаки, это не откроет перед вами двери гарема. Евнухов, в отличие от дервишей, бродячих не бывает. Так что из этой затеи ничего не выйдет.

— Но как же туда проникнуть? Как туда пробраться?! — растерялся Скетушский.

— Очень просто, надо, чтоб туда привели, они сами это и сделали, — ответил Кара и, улыбнувшись, спросил: — Кого приводят в гарем, в большинстве делая это против их воли?

— А кого туда приводят? Евнухов? — ещё более растерянно переспросил поляк и с тем же видом продолжил: — Но вы же сами говорили, что даже евнуху попасть в гарем невозможно!

— Я говорил, что чужому евнуху попасть в конкретный гарем невозможно, но ведь гарем предназначен не для евнухов, — продолжая улыбаться, ответил Кара и пояснил, что он имел в виду: — В гареме живут жёны и наложницы, понятно?

Скетушский так же растерянно продолжал глядеть на Кара, а Лера спросила, обращаясь сразу к Арслану и его телохранителю:

— Что вы можете сказать о бейлербее Египта? Что он за человек?

— Я не знаком с Беркер-оглы, только о нём слышал. О нём говорят как об умном и коварном человеке, но при этом как о большом сластолюбце. Его слабость — молодые красивые девушки, красивые и экзотические... — начал отвечать Арслан и, глянув на сидящую рядом девушку, запнувшись, воскликнул: — Лера! Это очень опасно! Об этом даже думать не!..

— Другого выхода не вижу, — перебив принца, сказала Лера, на которую после слов Арслана о красивых девушках посмотрели все. Арслан попытался ещё что-то сказать, но Лера не дала ему это сделать, продолжив: — Да, другого выхода не вижу и не потому, что считаю себя самой красивой, а потому, что кроме меня это никто не сделает, я лучше всех подготовлена к такому.

— Лера, мы идём с тобой! — в один голос заявили сёстры Сунь, а почему они так решили, пояснила Линь: — Тебе одной будет трудно. Мы с Винь подготовлены не хуже тебя, к тому же у нас довольно экзотическая внешность, а мы ещё добавим необычности. Если этот местный правитель не заинтересуется тобой, то нами уж точно!

Лера согласно кивнула, в словах Линь был резон. Повернувшись к Скетушскому и сидящей рядом с ним девушке, Лера попросила ту:

— Расскажи поподробнее, как всё было: о том, как вас схватили, не рассказывай, только о том, что произошло на невольничьем рынке.

— Да, Беата, расскажи, людоловы обычно приводят бранцев в Кафу. А уже оттуда покупатели их развозят по всей османской империи, а вы почему-то попали аж в Египет, минуя Стамбул и другие рынки, где можно живой товар продать с не меньшей выгодой, — попросил Скетушский.

Девушка кивнула и начала рассказывать:

— Из Кафы нас повезли на корабле, в закрытой комнате. Это была большая комната...

— Такая комната называется каюта, — поправила Беату Лера и сделала вывод — если большая, значит и корабль был большой

— Там не было тесно и кормили нас хорошо, — продолжила Беата. Больше её не перебивали, внимательно слушали, девушка рассказывала дальше: — Только вот этот турок, что нас увёз с невольничьего рынка, несколько раз нас заставлял раздеваться и осматривал, даже зачем-то ощупывал, особенно долго он осматривал и щупал Марылю. При этом улыбался и говорил, что это всё — очень хорошо, что значат его слова, я узнала позже, тогда ещё не понимала.

При этих словах Беаты Скетушский побагровел и выругался на своём языке. Кара невозмутимо объяснил поведение того турка:

— Это владелец рынка. Он поехал в Кафу за товаром, ваши соотечественницы, Тадеуш эфенди, имеют довольно экзотическую внешность для Египта. Уверен, что не ошибусь, если сделаю предположение: девушки — блондинки. А эта девушка, вызвавшая такой интерес у владельца невольничьего рынка Аль-Искандерии, должна быть очень красивой, ведь недаром же он не мог ею налюбоваться. Кто она вам?

— Марыля моя дочь! Она — красавица! Я убью этого... — начал Скетушский, стоявший за спиной Беаты парень выкрикнул:

— Этот турок умрёт! А тот, что её купил, если её... будет умирать долго и мучительно!

— Пан Збышек, а кто вам эта девушка? — поинтересовалась Лера у молодого поляка, тот ответил:

— Невеста! Я её люблю! Я готов ради неё на всё! Но если её...

— Пан Збышек, вы готовы ради неё на всё, я вас правильно поняла? Но если она потеряла невинность не по своей воле — вы, что, её разлюбите? — холодно поинтересовалась у молодого поляка Лера. Тот начал горячо уверять, что подобного у него и в мыслях не было и он будет любить Марылю вечно! Зухра, хмыкнув, тихонько, так чтоб слышала только Лера, сказала, что все мужики собственники и приходят в ярость, если кто-то покушается на то, что они считают своим (в том числе и на девичью невинность), но всегда при этом винят в случившимся не себя, а ту, которая стала жертвой. Зухра сказала это очень тихо, но Кара услышал и тоже хмыкнул. Лера нахмурилась и попросила Беату продолжить её рассказ. Девушка рассказала, что по прибытию в город (что это за город, она не знала, но там было очень жарко) пленниц куда-то привезли, где и заперли. Комнаты были больше, чем на корабле, и более роскошно обставлены. Кормили хорошо, даже разрешили помыться — в том здании было что-то похожее на баню.

— Это всё понятно, кто же будет портить товар? Его надо беречь, мало того, подготовить к продаже так, чтоб он выглядел наилучшим образом, — заметила Зухра. Лера кивнула Беате, чтоб та продолжала.

— Потом турок, который привёз нас, привёл двух важных господ в чалмах с драгоценными камнями. Нас всех снова раздели и долго рассматривали и ощупывали, это было очень унизительно и неприятно! Закончив нас щупать, турки принялись ссориться, при этом сердито кричали друг на друга, ругались и так размахивали руками, что казалось, они вот-вот подерутся! А тот, который нас привёз, вопил, что очень продешевил, мол, я его разорила и из-за меня ему придётся отдать своих детей в рабство, а потом обвинил меня, что я отбираю у них последний кусок хлеба! Я очень испугалась, думала — сейчас он за это начнёт меня бить, а я его детей не трогала, я вообще их не знаю!

Поляки слушали свою соотечественницу, нахмурив брови, а вот Лера, её "гарем", принц со своим телохранителем начали хохотать. Отсмеявшись, Кара сказал:

— Беата ханум, вы не обижайтесь, но ничего забавнее вашего рассказа я до сих пор не слышал. Это была не ссора, они так торговались, при этом получали удовольствие. А владельца невольничьего рынка вы неправильно поняли, и произошло это от плохого знания вами турецкого языка. Он говорил, что отдавая вас за такую цену, он разорится. А дети... у него вообще их нет и быть не может, так как он евнух, бывший служитель султанского гарема.

Лера сначала обратилась к Беате, а потом к Кара:

— Насколько я поняла, тебя, Беата, купил командир аскеров, готовясь к боевым действиям. Вот такая подготовка к важному делу — приобрести себе наложницу, ну, чтоб не так скучно было воевать. А дочь пана Скетушского купил местный бейлербей. Вот к нему мы должны наведаться, к нему и на невольничий рынок. Кара, вы лучше всех нас знакомы с порядками в Аль-Искандерии, что бы вы предприняли, если бы перед вами стояла такая задача — освободить девушек.

— Тут с налёта не получится, надо провести тщательную разведку. Но если начать интересоваться — кого и куда успели продать, это может вызвать подозрения. Знатные турки очень ревностно относятся к неприкосновенности своих сералей, да и остальные стараются оберегать от посторонних половину своего дома, называемую — гаренлик. Разговор об этом, а тем более расспросы, сразу вызовет сильную настороженность. Хотя... есть мысль. Если будет интересоваться женщина, делающая покупки...

— Кара, у вас уже есть план, не так ли? — поинтересовалась Лера у Кара и попросила: — Если можно, расскажите поподробнее.

Аль-Искандерия, столица бейлика Египет, была очень большим городом. Порт был под стать городу — большой, удобный и хорошо защищённый, в нём всегда было много разных кораблей, появление галеота берберийских пиратов особого удивления не вызвало. Берберийцы тоже подданные блистательной порты, а если платят портовый сбор, то — какие к ним могут быть претензии? Изумило не появление этого корабля, а его внешний вид, он значительно отличался от тех судов, что использовали берберийцы. Но интерес к этому кораблику быстро пропал — в порт Аль-Искандерии заходило множество кораблей разных типов, иногда переделанных их владельцами самым причудливым образом. Численность команды и количество гребцов на этом кораблике была больше обычной для таких судов, но и это не удивило портовых чиновников, так как это было вполне объяснимо. На пиратских кораблях всегда были большие команды, это обеспечивало численный перевес над теми, кого такой кораблик атаковал. А чтоб обеспечить быстроходность надо иметь отдохнувших гребцов, вот поэтому их двойное количество. А то, что их на гребной палубе как селёдок в бочке и им там тесно, так кто будет обращать внимание на то — удобно ли рабам? Скорее всего, тех невольников, кто уже не мог грести в прежнем бешеном темпе, пираты просто выбрасывали за борт. Было понятна и цель визита: пираты хотели продать свою добычу, в том числе и красивых невольниц.

Появление двух быстроходных галер эскадры Тэзэр-паши, сопровождавших транспортную галеру, тоже удивления не вызвало, тем более что галеру узнали: это была галера командующего сухопутными силами при эскадре Батукан-паши. Недавно этот достойный бей тут уже был и сделал много дорогих покупок, в том числе купил нескольких невольниц для своего гарема. На этих кораблях тоже была увеличенная численность гемиджи, аскеров и гребцов. Ещё портовых чиновников немного удивила дисциплина на этих трёх кораблях и на пиратском галеоте, если на галерах это ещё можно было как-то объяснить (особой строгостью начальства), то для берберийца — это было просто невозможно! У пиратов, конечно, был порядок, но только в море, в походе, а в порту... Обычно на берег сходила вся команда, на корабле оставались только те, кто не мог сам ходить — больные и раненые. А тут... утром на берег уходило не больше десяти человек, которые вели себя на берегу очень смирно (не пьянствовали, драк не устраивали), возвращались на корабль задолго до захода солнца. Вообще-то, правоверным не пристало пьянствовать, но берберийских пиратов правоверными было назвать трудно, тем большее удивление вызывало их поведение.

Но потом всё встало на свои места — на шестой день с корабля берберийцев под сильной охраной на невольничий рынок привезли трёх девушек. Хотя они были закутаны в плотную ткань, не позволяющую разглядеть кто же это, но потому, как забегали приказчики и сразу был отправлен в резиденцию бейлербея гонец, стало понятно — что это девушки если не очень красивые, то довольно необычные. Всем же известно, что Беркер-оглы большой ценитель женской красоты и экзотичности и он может дать за таких невольниц хорошие деньги, иногда даже большие, чем можно выручить на больших торгах, которые должны скоро начаться. Вообще-то, он может и на торгах купить, но сам в них никогда не участвует, только через своих доверенных. Эти евнухи хорошо знают вкусы своего хозяина, но девушка, выставленная на торги, как бы теряет свою эксклюзивность, ведь её уже многие видели. А настоящий ценитель женской красоты всегда выберет не только то, чего нет у других, но и то, что никто не видел. И, видно, это действительно было что-то очень необычное — бейлербей Египта на невольничий рынок Аль-Искандерии прибыл незамедлительно!

Как говорится, шила в мешке не утаишь, и несмотря на все предосторожности, слухи о том, кто эти невольницы, которых увёз Беркер-оглы в закрытой повозке, стало известно многим. Это была княжна из Арберии или Скадарии, девушка неземной красоты! Её идеальную фигуру (конечно, каждый день посвящать тренировкам) пусть и с немного узкими, но упругими бёдрами дополняли золотистые, как лучи солнца, волосы, перламутровая, словно светящаяся изнутри кожа. Алые губы, такие же соски на идеальной формы груди — всё остальное у этой девушки было как у райской гурии, призванной дарить неземное наслаждение настоящему мужчине только одним своим видом! А потом и всем остальным, что женщина может дать мужчине! В общем, Винь и Линь хорошо потрудились над Лерой, используя все свои немалые знания, да и сами они выглядели под стать своей госпоже. Сёстры были представлены бейлербею как служанки княжны, захваченные пиратами вместе с ней, и без которых избалованная девица не может прожить и дня. Беркер-оглы, глядя на экзотическую внешность этих девушек (Винь и Линь над собой тоже поработали), облизывался, предвкушая то наслаждение, которое они втроём ему подарят!

Это событие отвлекло всех от девушек, которые прибыли на большой транспортной галере и, как только галера бросила якорь, сразу же сошли на берег. Эти три галеры флота Батукан-паши, как и корабль берберийских пиратов, стояли не у пристани, а на рейде. Девушки в сопровождении ещё двух чернокожих слуг и десяти охранников пошли на базар, где накупили много дорогих вещей. Как они выглядят, так никто и не узнал, так как их лица были закрыты, но это не мешало им темпераментно торговаться. Чернокожие слуги выполняли роль носильщиков, а сопровождающие воины явно скучали, но в разговор ни с кем не вступали. А девушки щебетали, рассказывая обо всём — кто они, откуда, что хотят купить и сколько, в общем вели себя так, как должны вести себя легкомысленные покупательницы, но при этом почти не ограниченные в средствах. Девушки, а это оказались наложницы из гарема адмирала, но непростые, а любимые (об этом они с охотой рассказывали), делали массу покупок, торгуясь исключительно для вида. Ну как тут не поговорить с такими щедрыми покупательницами, любой торговец будет рад поболтать, при этом не забывая расхваливать свой товар. Знакомства заводились не только с торговцами, но и с покупателями, понятно, что в основном — женского пола. А как известно, женщины любят поделиться новостями, поговорить, посплетничать о своих заботах, о том, что происходит в гаренликах тех домов, где они живут, и гаренликах соседей. С мужчиной об этом не поговоришь, а вот с женщиной... Вот они и делились последними сплетнями, и не только, надо же показать столь приятным собеседницами, которые так много интересного рассказывают, что и здесь жизнь интересная и насыщенная разными событиями. Чтоб узнать то, что девушки выведали за пять дней, мужчинам понадобилось бы не меньше месяца, а может, и больше, да и такие расспросы вызвали бы подозрения, а девушки подозрений не вызывали, им рассказывали всё и сразу. Вот так Зухра, Дениз, Румани и Наиля (всегда ходили три девушки, но постоянно — только Зухра, остальные менялись) узнали, где находятся девушки-полячки, которых успели приобрести местные беи для своих гаремов. Сопровождающие девушек охранники тоже каждый раз менялись, хоть они и молчали, делая скучающий вид, но дорогу к нужным домам запоминали. Как оказалось, многие полонянки ещё находились в здании невольничьего рынка, а те, кого успели купить, пределов города не покинули. Когда это всё было выяснено, приступили ко второй части плана — проникновению в резиденцию бейлербея Египта, находившуюся за городом. Вот тогда-то Леру и её циньских подруг привезли на невольничий рынок, конечно, был риск, что Беркер-оглы девушками не заинтересуется, на этот случай был другой вариант действий, но всё произошло так, как было изначально задумано.

В этот день, вернее, вечер на берег было отпущено достаточно большое количество аскеров и геминджи с транспортной галеры и малых кораблей её сопровождавших. А вот береберийские пираты ушли, их уход во многом успокоил портовую стражу, ведь проблем ожидали именно от них. А аскеры и геминджи вели себя прилично, не шумели, даже переговаривались между собой шёпотом, может, потому, что с ними были и их командиры? От них неприятностей не ожидали, хотя они и засиделись в припортовых чайханах (где подавали не только чай) за полночь.

Операция, под кодовым названием "сераль", началась, когда пробили третью склянку. Запоздалых посетители в тех чайханах, где пили чай отпущенные на берег геминджи с кораблей якобы флота Батукан-паши, уложили лицом на пол и оставили под охраной нескольких аскеров, остальные, организованные в отряды, отправились по указанным адресам. Самый большой отряд пошёл к зданиям невольничьего рынка. О том, что всё хорошо продумано и организовано, свидетельствовало то, что вся операция заняла не более получаса, ещё полчаса отряды с освобождёнными невольницами возвращались на свои корабли. Эти галеры так и не подошли к пристани, но сразу после того как на них вернулись те, кто был в увольнении на берегу, они двинулись к семи боевым каторгам, стоявшим тоже на рейде. Понятно, что на каторгах был не весь экипаж, кто ж будет держать всю команду на борту корабля в своём порту? Три каторги были сразу захвачены, но нападающие замешкались, освобождая невольников-гребцов, и на других кораблях заподозрили неладное, но сопротивление смогли оказать только на последней большой галере. Её не стали захватывать, оттеснив защитников этого корабля от входа на гребную палубу, освободили гребцов, после чего каторгу подожгли, подожгли артиллерийским огнём ещё с десяток разных кораблей, как стоящих на рейде, так и у причалов. Зажгли ещё три из шести захваченных больших галер. Зажгли так, чтоб перегородить выход из гавани, так как там кроме тех, что стояли на рейде, было ещё четырнадцать каторг у причалов. Стрелять по ним было неудобно из-за того, что стояли эти каторги довольно далеко и их закрывали другие корабли. Скорее всего, на них были неполные команды, но даже в этом случае несколько каторг могли представлять опасность для перегруженных галер и для захваченных каторг, где были гребцы и минимум палубной команды (перераспределять людей на кораблях не было времени).

Беркер-оглы почти бежал по коридору, шесть тучных евнухов-охранников едва за ним поспевали, бейлербей Египта спешил к наложницам, которых сегодня купил на невольничьем рынке Аль-Искандерии. Беркер-оглы не терпелось, как он сам сказал, вкусить наслаждение от общения с нежным цветком, девушкой с чудными золотыми волосами, перламутровой кожей, гибким станом, ну и всем остальным, что у неё есть. А шесть дюжих евнухов будут этому способствовать, как показало недавнее общение с белокурой красавицей, купленной ранее, два евнуха — мало. Хоть они и держали полячку, пока Беркер-оглы наслаждался "общением", та сумела, как-то извернувшись, укусить бейлербея, хорошо хоть не за то место, которым он "общался", но всё равно было очень больно! Поэтому, как говорит пословица, на Аллаха надейся, но ишака привязывай, может, эта красавица будет более смирной, чем полячка, но пусть её держат четыре евнуха. А ещё двое — тех двух очень экзотически выглядевших девушек (эти маленькие девушки не выглядели опасными, и дюжий евнух один без труда удержит такую), ими Беркер-оглы займется позже, когда получит удовольствие от "общения" с золотоволосой красавицей. То, что при этом "общении" будут присутствовать евнухи (и даже принимать некоторое участие — удерживая тех, с кем общается бейлербей), Беркер-оглы нисколько не смущало. Идя по коридору, хозяин дома (хотя какого дома — это был дворец-крепость) с удовлетворением посмотрел на четырёх евнухов-стражников, стоявших у дверей в сокровищницу. Там, за массивной дверью, ключи от хитроумного замка, запирающего её, были только у Беркер-оглы, хранилась его личная казна и часть казны (довольно значительная) всего бейлика. Почему часть? Потому что средства на текущие расходы были в другом месте — в здании канцелярии бейлербея в Аль-Искандерии, тоже надёжном месте. А почему большая часть казны находилась во дворце бейлербея? А потому что здешнее хранилище было намного надёжнее — сераль охраняли не только дюжие евнухи-охранники, но и особо преданные аскеры — по наружному периметру (понятно, что сюда им хода не было). К тому же многие правители (почти все!) не делают разницы между личными деньгами и государственными, Беркер-оглы не был исключением.

Коридор, являвшийся как бы большой прихожей, упирался в тяжёлую дверь, закрывающую вход в помещения и бывшие сералем. Беркер-оглы и его сопровождающие вошли в большой зал с множеством дверей, ведущих в помещения, где жили жёны и наложницы. Сейчас они все под присмотром четырёх евнухов (не таких могучих, как те, что сопровождали бейлербея) находились в этом зале. Почти ворвавшийся в это помещение Беркер-оглы указал на золотоволосую красавицу и на экзотических малышек, сидевших в стороне от других наложниц, евнухи, сопровождающие его подхватили девушек и вошли в одну из комнат внутренних покоев. Заплаканная блондинка проводила златовласку сочувствующим взглядом, она знала, что сейчас должно произойти. Но её немного удивило спокойствие золотоволосой и тот изучающий взгляд, которым та на неё смотрела.

По команде Беркер-оглы евнухи развели в стороны руки золотоволосой и замерли, удерживая её в этом положении. Бейлербей, рыча от вожделения, стал срывать с девушки одежду. Та, на секунду замерев, пнула вспотевшего от похоти турка, чувствительно пнула! Беркер-оглы это только раззадорило: сопротивляющаяся девушка его возбудила ещё больше, трясущимися руками он стал развязывать пояс своего халата, сделав знак ещё двум евнухам — взять девушку и за ноги, что те незамедлительно и сделали, совсем обездвижив эту извивающуюся дикую кошку. Евнухи, удерживающие маленьких девушек, ничего не опасаясь (а что могут сделать эти малявки здоровякам, превосходящим их в росте почти в два раза и раз шесть в толщину), невозмутимо за этим наблюдали. Удерживаемая за руки и поднятая вверх златовласка, с которой уже сорвали одежду, видно, поняла, что сопротивляться тому, что должно сейчас произойти — бесполезно. Девушка перестала дёргаться, безвольно обмякнув. Евнухи, державшие её, так и решили — девушка смирилась со своей участью и ослабили хватку, а золотоволосая резким движением выдернула из захватов свои ноги и, встав на пол, склонилась в глубоком поклоне. Возможно, если бы девушка попыталась сделать что-то другое, то евнухи снова бы её схватили (попытались бы это сделать), но такое показательное проявление почтительности к их повелителю остановило их. А низко склонившаяся девушка, немыслимо изогнувшись, ударила Беркер-оглы ногой, ударила из-за своей спины! Удар был такой силы, что вмял немаленький нос бейлербея, сломав кости и хрящи. Беркер-оглы некоторое время стоял, а потом упал, этих мгновений хватило девушке, чтоб, используя как опору замешкавшихся евнухов, так и не выпустивших её руки, перевернуться вниз головой и повторить этот страшный удар, только теперь обеими ногами и в разные стороны. Евнухи повалились на пол точно так же, как до этого их господин, девушка, продолжая движение, перевернулась и замерла на согнутых ногах, выставив вперёд одну руку, готовая встретить вторую пару евнухов, но те уже лежали на полу, а над ними стояли две маленькие желтокожие девушки, выдёргивая из их шей элементы украшений своих поясов, с которыми до этого ни за что не хотели расставаться. Та пара евнухов, что их до этого удерживала, тоже лежала на полу с перерезанным горлом и неестественно вывернутыми головами.

Золотоволосая удовлетворённо кивнула, наклонилась над Беркер-оглы и сняла у него с шеи связку с ключами, после чего вытянула руку в сторону двери. Одна из маленьких желтокожих девушек аккуратно приоткрыла её и, указав на евнухов, тихо сказала:

— Вон тот твой, Лера, а тот — твой, Винь, а я беру на себя этих.

Никто не удивился, когда дверь в комнату, где должен был развлекаться Беркер-оглы открылась, не вызвало удивления и стремительное появление девушек — владелец гарема решил отдохнуть после тесного "общения" со своими наложницами и выставил их из той комнаты. А то, что одна из этих девушек была лишь прикрыта обрывками одежды, никого не удивило, все наложницы и жёны хорошо знали повадки своего господина. Одна из жён открыла рот, чтоб поинтересоваться — почему так быстро, но ничего сказать она не успела, настолько быстро всё произошло, четыре евнуха, следившие за порядком, лежали на полу с сильно запрокинутыми головами, такое бывает, когда сильным ударом (Лера и её подруги били ногами) свернуть шею! Та жена бейлербея, что так и не закрыла рот, попробовала закричать, но так же, и как три другие, но не сумела этого сделать — шеи свернули и им. Линь на своём ломаном турецком, от этого её слова звучали крайне угрожающе, сообщила замершим наложницам, что с ними будет то же самое, если они попытаются закричать. А Лера подошла к девушке со светлыми волосами, которая неотрывно смотрела сквозь распахнутую дверь в другую комнату, и сказала:

— Марыля Скетушская, твой отец, пан Тадеуш, и жених, пан Збышек, хотят тебя видеть, я пришла за тобой.

Хоть это было произнесено на далматинском, но с польскими словами (что и как говорить — показал Скетушский), девушка поняла. А её реакция на слова и на увиденное была такова: схватив со стола нож, которым срезала кожуру с какого-то фрукта одна из жён бейлербея, Марыля бросилась во вторую комнату и там, наклонившись над Беркер-оглы, вогнала ему этот нож в глаз, по самую рукоятку. Лера кивнула то ли одобрительно, то ли осуждающе и, посмотрев на притихших невольниц, строго произнесла:

— Сидеть здесь, не кричать, ждёте, когда мы вернёмся. Марыля, это уже было лишнее, пошли с нами.

— А мы? — одновременно спросили несколько девушек по-польски и что-то быстро залопотали. Лера не поняла, только махнула им рукой, мол — идём. Но в коридор вышли не сразу и не все, пошли только Лера и сёстры Сунь. После того как расправились с евнухами-охранниками у второй комнаты, Лера позвала девушек-полячек и заперла их в сокровищнице, остальных заперла в помещениях гарема. У выхода из этого коридора стояли уже не евнухи, а обычные охранники. С ними справились быстро и легко, эти аскеры охраняли гарем от нападения снаружи, совсем не ожидали, что их атакуют — изнутри. Забрав оружие стражей, девушки двинулись к надвратной башне.

Лера и её подруги старались идти так, чтоб их никто не заметил, это было сделать довольно легко, так как час был поздний, да и во внутренних помещениях постов охраны не почти не было. Две пары аскеров упали, они так и не поняли, что происходит — почему к ним идёт полуголая невольница в сопровождении ещё двух, чего их бояться? Ведь эти маленькие и хрупкие девушки безоружны! А вот на выходе девушки столкнулись с патрулём, обходившим дворец и двигавшимся между стеной дворца и внешней оградой, представлявшей собой капитальное сооружение. Если девушки были готовы к такой встрече, то аскеры растерялись, этой заминки хватило, чтоб уложить трёх из шести патрульных (может, это был и не патруль, а смена караула). С тремя другими пришлось повозиться, подняв при этом шум, а это было очень плохо, так как до ворот было рукой подать, а там, в сторожке, наверняка были охранники. Так и оказалось, навстречу девушкам снова выбежали шесть аскеров (видно, та первая шестёрка шла на смену этой), и эти застыли в изумлении, увидев почти обнажённую золотоволосую красавицу с двумя саблями (Лера уже успела вооружиться). Двум аскерам эта заминка стоила жизни, продолжая движение к воротам, Лера метнула сабли во вторую пару охранников, особого вреда это действие им не причинило, но на мгновение задержало. Этим воспользовались сёстры Сунь, их высокий прыжок, как и удар ногами, был настолько стремительным, что аскеры, не успев даже понять, что произошло, были сбиты с ног. Но третья пара охранников, выскочившая из дверей (эти двери позволяли пройти только двоим, поэтому аскеры выходили парами) караульного помещения, успела обнажить свои сабли. Сабля была только у Линь, Винь была безоружна, но она, отпрыгнув назад, успела подхватить с земли камушек и запустить им в одного из аскеров (девушка решила не рисковать, метая сюрикен, так как на стражниках были кольчуги с капюшонами, закрывавшими шею). Камень, звонко цокнув по шлему, отскочил в сторону, не нанеся охраннику никакого ущерба, но внимание отвлёк, не только его, но и его товарища, отвлёк всего на мгновение. Этого мгновения оказалось достаточно для того, чтоб Линь нанесла удар. Оставшиеся в живых охранники (с земли поднялись те, которых повалили сёстры Сунь), попятились — уж слишком быстро эти три хрупкие девушки (две были совсем маленькими по местным меркам) смогли расправиться с обученными и умелыми (как они сами считали) воинами. Линь и Винь не атаковали, только делали вид, что они собираются это сделать, но так продолжалось недолго, опомнившиеся аскеры, хоть и осторожно, но пошли вперёд. Сёстры Сунь медленно отступали к воротам, где Лера, сразу туда подбежавшая и трижды прокричавшая чайкой, теперь с трудом отодвигала засов — большой и толстый брус. А на лестнице, ведущей с надвратной башни вниз, слышался грохот шагов — оттуда спускались аскеры, услышавшие шум у ворот. Получив в подкрепление ещё троих, наседавшие на сестёр Сунь аскеры с удвоенной силой навалились на бешено вращающую саблей Линь, Винь помогала Лере отодвинуть массивный брус-засов. Несмотря на все свои усилия, Линь отступала и скоро почти коснулась спиной спины сестры. В этот момент толстый засов был окончательно сдвинут и девушки потянули створку ворот на себя, вернее, хотели потянуть, но ворота распахнулись, отбросив девушек в сторону, а на турок обрушился вал казаков. Скетушский, находившийся в первых рядах атакующих, подхватил Леру на руки и посадил себе на плечо, с Линь тоже самое проделал Пшеминский, а Винь посадил себе на плечо Лотонский, жених Марыли. С высоты своего положения Лера скомандовала:

— Команды Скетушского и Пшеминского за мной, остальным — казарма! Пан Тадеуш — вперёд!

Три команды абордажников ринулись на аскеров, выбегающих из здания казармы, стоявшего в стороне, а поляки помчались во дворец, сметая попытавшуюся оказать сопротивление стражу. Во дворце с охранниками разобрались быстро, с теми, кто был в казарме, провозились дольше (понятно — там аскеров было намного больше), но и с ними было покончено (в отличие от тех, что несли службу, эти были без кольчуг). На женской половине никто не оказывал сопротивления, там вообще никого из евнухов не было — все они попрятались. Открыв дверь в сокровищницу, Лера выпустила спрятанных девушек-полячек, которые сразу начали обниматься со своими соотечественниками (не со всеми, только с родственниками). Пшеминский, увидевший содержимое хранилища сокровищ, присвистнул, на что Линь, продолжавшая сидеть у него на плече (Винь, как и Лера, уже была на земле, Скетушский и Лотонский обнимали плачущую Марылю), деловито заметила:

— Забрать надо будет не только то, что здесь, но и всё из гарема, да и по дворцу неплохо бы пробежаться, так что работы много, расслабляться некогда!

— Налёт на Аль-Искандерию этой Бегич будет иметь далеко идущие последствия! Османы такой дерзости так просто не оставят! Бегич не только их ограбила, но и посягнула на самое дорогое — их гаремы! Боюсь, что...

— А вы, друг мой Фабио, не бойтесь, хуже не будет, — перебил младшего Винетти Морозини. Губернатора Крита немного забавляли горячность своего адъютанта, с которой тот высказывал своё мнение о действиях Валерии Бегич, и то упрямство, с которым он называл её исключительно по фамилии, не упоминая то, что она командир отряда кораблей. Винетти растерянно замолчал, а Морозини, немного ехидно улыбаясь, пояснил: — Неужели вы думаете, что турецкий флот и сухопутные силы, недавно находящиеся на Милосе, были там на прогулке? Что им не удалось совершить то, для чего их собрали, во многом заслуга адмирала Бегич, да, я не боюсь этого признать! А то, что она натворила в Аль-Искандерии, нам только на руку! Теперь турки озабочены укреплением обороны не только города, но и всего африканского побережья своей египетской провинции, им теперь не до Крита. По результатам того, что адмирал Бегич (Морозини сделал ударения на слове адмирал) там сделала, османы предполагают, что совершившие ту диверсию располагают значительными силами. Турки думают, что это была разведка боем и после того, как была обращена в бегство их эскадра, мы намерены предпринять очень решительные действия, вплоть до высадки в Египте или на Кипре, а мы не будем их в этом разубеждать! Наоборот, мы всеми силами поддержим это заблуждение. Пусть укрепляют оборону и не думают о наступлении! Вот так-то, друг мой Фабио.

Винетти, слушая своего начальника, только кивал — доводы Морозини были весьма убедительны, но всё же попробовал возразить, зайдя с другой стороны:

— Но добыча! Бегич взяла очень богатую добычу! Как капер она должна отдать четверть! А это немалые...

— Друг мой, — снова перебил своего адъютанта губернатор (подобного разговора Морозини не допустил бы ни с одним из своих подчинённых, но Винетти не был просто адъютантом, он был глазами и ушами одного из великих семейств Венеции, глава которого был более чем недружественен к дому Морозини) — контроль тех, кому сенатский комитет выдал каперские патенты, не входит в обязанности как провинциальных администраций, так и лиц их возглавляющих. Вот поэтому я даже не интересовался той добычей, что взяла сеньора Бегич в Египте, пусть этим занимается соответствующий сенатский комитет, к которому я, как губернатор Крита, не имею никакого отношения.

Вообще-то Морозини мог и имел право это сделать как губернатор провинции, командующий её армией и флотом, и как сенатор, коим он был, хотя на данный момент не заседал в сенате, но как-то давить на Леру не хотел. Не хотел вступать в конфронтацию с командиром сильного отряда, формально ему не подчиняющегося. Была ещё одна причина, о которой Винетти знать не нужно было: если бы Морозини назначил комиссию, которая должна была учесть ценности, захваченные в походе на Аль-Искандерию, то всплыло бы одно обстоятельство, бросающее тень на самого губернатора. По возвращению в Кандию Лера посетила Морозини и преподнесла ему довольно дорогие подарки из захваченной добычи (а именно: дорогую посуду, вазы и ковры), а это тоже было бы необходимо учесть в перечне трофеев. Тогда, из резиденции бейлербея Аль-Искандерии, под руководством хозяйственной Линь сделали пять ходок, унося из дворца египетского бейлербея всё мало-мальски ценное. По прибытии в Ираклион, под руководством Линь, которой активно помогали Винь, Зухра, Дениз, Румани и Наиля, была устроена грандиозная распродажа награбленного. Распродажа — это не значит продавали дёшево, девушки упоённо торговались, явно получая от этого удовольствие, поэтому выручена была немаленькая сумма. Это действие девушек "гарема" Леры получило одобрения капитанов её кораблей и командиров абордажных команд, как сказал Прохоров, выражая общее мнение, мол, звонкая монета, всегда предпочтительнее рухляди — места меньше занимает. Естественно, Морозини об этом знал, чего нельзя было сказать о его подчинённых, среди которых было много соглядатаев не только сената, но и крупных венецианских торговых домов, возглавляемых патрициями, представителем одного такого семейства и был и Фабио Винетти. Конечно, молодой Винетти не был слепым и глухим и как достойный сын своего отца — умел делать выводы, но одно дело — ничем не подкреплённые догадки и совсем другое — аргументированные доказательства. Адъютант губернатора, понимая, что ничего не может доказать, соответственно, и настоять на проверке капера Бегич, разве что не скрипел зубами. Морозини, это понимая, с улыбкой посмотрев на своего подчинённого, сказал:

— Да, сеньора адмирал взяла в Аль-Искандерии богатую добычу, в этом нет сомнения, только две больших турецких галеры чего стоят! Кстати, эти каторги, как и все ранее ею захваченные корабли, сеньора Бегич передала нам. Передала без всяких условий, а за припасы, что попросила, сполна рассчиталась. Как видите, с рейда в Египет сеньоры адмирала мы тоже имеем пользу, и не малую, мы получили несколько боевых кораблей и уверенность в том, что османы в ближайшее время, а это может быть несколько лет, к нам не сунутся! А если у вас, мой друг, к сеньоре Бегич есть какие-то вопросы или просьбы, вы сможете к ней обратиться, её отряд в ближайшее время отплывает в Венецию, но не забывайте о субординации — она выше вас по званию. Сеньора сейчас должна ко мне зайти.

— Ну как же она передала корабли без всяких условий?! — возмутился Винетти и начал объяснять причину своего возмущения: — Вы же их официально приняли по соответствующему акту, согласно описи, теперь стоимость этих кораблей будет учтена при окончательном расчёте каперского процента! Получается, что эти корабли переданы нам не даром, а на определенных условиях!

— Друг мой, не горячитесь так, — улыбнулся Морозини и поинтересовался: — Неужели вы думали, что она нам подарит эти корабли? А если бы она так сделала, то мы должны были бы сделать ответный жест, не менее щедрый. В данный момент мы не располагаем такими возможностями, разве что... какой-нибудь меценат поспособствовал это сделать, если вы от имени вашего дома готовы дать гарантии выплаты... — после второй многозначительной паузы Морозини побледневший Винетти энергично замотал головой, сказав, что он не уполномочен на такие действия. Губернатор удовлетворённо кивнул и весьма поучительным тоном подвёл итог: — Любое ваше решение обязательно должно быть исполнено, если этого не произойдёт вы не просто потеряете лицо, вы утратите авторитет! А это значит, что исполнители не будут считать ваши распоряжения обязательными к исполнению! Вам понятно, мой друг?

Винетти промолчал, не зная, что ответить, Морозини, ничего не говоря, смотрел на своего адъютанта и ехидно улыбался. А тот, молодой и честолюбивый, старший сын патриция, продолжал угрюмо молчать, понимая, что эта затянувшаяся пауза является как бы свидетельством его некомпетентности в вопросах, в которых он должен разбираться как по должности, так и вследствие своей принадлежности к одному из великих торговых домов республики. Выручил молодого человека секретарь, доложивший о прибытии сеньоры адмирала Бегич, которая ожидает в приёмной. Секретарь добавил, что сеньора адмирал прибыла со свитой. Строгий взгляд Морозини заставил замолчать Винетти, попытавшегося высказать колкое замечание в адрес Леры и её сопровождающих. Впрочем, в кабинете губернатора адмирал Бегич появилась только в сопровождении своего секретаря, уже знакомой Морозини девушки по имени Зухра. Вид девушки адмирала поразил губернатора, а его адъютанта заставил и вовсе застыть с открытым ртом. Лера была не в привычном для них брючном костюме и с саблями, а в роскошном восточном платье, подчёркивающим прелести её девичьей фигуры, но не это удивило мужчин: ранее у девушки была довольно короткая причёска, а сейчас роскошные золотистые волосы доставали до пояса! Морозини выронил из рук толстый молитвенник, с которым никогда не расставался, книга упала на пол, и раздался сдвоенный выстрел, на удивление удачный: пули попали в одну из напольных ваз, стоящих в кабинете. Лера, поглядев на осколки, спокойно заметила:

— Я польщена тем, что вы встречаете меня таким салютом, а что-то разбить — это к счастью. Не расстраивайтесь, у меня есть ещё одна такая ваза и я прикажу её вам доставить.

Опомнившиеся мужчины витиевато поприветствовали девушек, после чего Винетти, глядя на осколки, с сожалением, но невпопад поинтересовался у Леры, если она отдаст такую же, то как она теперь будет без такой дорогой вещи? Разве можно так легко относиться к таким потерям? Можно сказать — легкомысленно их терпеть? Лера улыбнулась, она знала, что о второй вазе известно как губернатору, так и его адъютанту, известно и то, что эту вазу девушка намеревалась в Венеции продать, а Винетти намеревался написать отцу, чтоб тот купил эту прекрасную вещь. Улыбаясь, Лера ехидно поинтересовалась:

— Вы думаете, что мне и моим подругам будет тяжело без этой вазы в нашем долгом пути до Венеции? Не вытерпим? Не волнуйтесь, для этих целей у нас есть другая посуда, приспособленная именно для таких целей.

Пока Лера любезничала с его адъютантом, Морозини поднял толстый молитвенник, который оказался совсем не книгой, а замаскированным под неё двуствольным пистолетом, и зарядил его, после чего немного смущённо пояснил Лере:

— В наше опасное время надо быть постоянно начеку! Благодаря этой уловке я удачно пережил два покушения — успел выстрелить раньше. А вы... я вижу вы и ваша подруга безоружны, остальные девушки, вас сопровождающие, как я понял, тоже не вооружены! Вы не боитесь?

— Чего мне здесь бояться? — Лера сделала вид, что удивилась, и пояснила, почему она так считает: — Это же венецианский город. Здесь нет турецких солдат, или всё-таки есть? — девушка хитро прищурилась и, окончательно смутив Морозини, сообщила, что она и её подруги совсем не безоружны, после чего это продемонстрировала, сняв с пояса украшение в виде блестящей восьмиконечной звёздочки. Губернатор и его адъютант с удивлением смотрели на это безобидное украшение, всем же известно, что женщины, особенно девушки, любят украшать себя разными блестящими штучками, но как можно защищаться украшением? Но это оказалось совсем не украшение! Лера, резко взмахнув рукой, отправила эту звёздочку в полёт, и та с хрустом вошла в центр узора на одной из деревянных панелей, которыми были обшиты стены кабинета. А в руках у Леры уже была ещё одна звёздочка, повертев её в пальцах, девушка предложила губернатору выбрать цель, куда она метнёт своё, такое опасное, украшение. Побледневший Морозини сказал, что он верит в меткость Леры, и попросил больше не портить стены. Хотя губернатор старался говорить спокойно и ровным голосом, было заметно, что он напуган — ведь такие пояса (и не только пояса, но и нагрудные украшения) были у всех девушек из свиты адмирала Бегич! А Лера только что показала, что это очень опасное оружие и им она владеет великолепно! И можно предположить, что её свита столь же умела в обращении с этими "украшениями"! Даже зная об этом оружии, защититься от него практически невозможно! Пусть пистолет, замаскированный под толстую книгу, может выстрелить два раза (пистолет имеет два ствола), но ведь надо ещё и прицелиться! За это время вторая девушка (адмирала Бегич всегда сопровождает как минимум одна подруга) сможет метнуть свою "звёздочку", а как продемонстрировала своё умение обращаться с этим оружием Лера, то "звёздочек" может быть несколько! Вон их сколько у каждой из девушек! Лера, видевшая смущение и даже испуг Морозини, повторив его слова, пояснила:

— В наше опасное время надо быть постоянно начеку! Вот у вас есть замаскированное оружие, но у него есть довольно существенный недостаток — ваш пистолет может сделать всего два выстрела, а если тех, кто покушается на вашу жизнь, будет больше? Или вы промахнётесь? Чтоб перезарядить ваше оружие уйдёт слишком много времени, вам его просто — не дадут! А вот наши сюрикены лишены этого недостатка — я за пять ударов сердца могу метнуть все пятнадцать, что есть у меня, и всеми попаду в цель. К тому же никто и не подумает, что это — оружие, поэтому маловероятно, что их у меня отберут, перед тем как пустить куда-нибудь или к кому-нибудь.

Морозини, выслушав Леру, кивнул:

— Вы опасный противник, в этом мог убедиться не только я, но и те, кто был против вас. Я рад, что мы не враги! Не только как командиры подчинённых нам людей, но лично — вы и я!

Лера изобразила женский придворный поклон (этому её учили дома, хотя непонятно — с какой целью этому обучали будущую монахиню) и сообщила:

— Ваше превосходительство, мне приятна ваша похвала, но я пришла не за этим, как и не для того, чтоб показать — чем я вооружена. Я хочу сообщить, что в ближайшее время я намерена отплыть из Кандии в Венецию, если вам требуется туда что-то передать или доставить какой-нибудь груз, то мои корабли к вашим услугам. Морозини кивнул и, чему-то улыбнувшись, обратился к Винетти:

— Мой друг, обстоятельства требуют незамедлительно информировать сенат о текущих событиях, что здесь происходят. Я, конечно, напишу об этом, но... мой доклад будет более весомым, если о том, что здесь происходило, доложит кто-то принимавший в этом участие. Вы единственный, кто способен сделать это наиболее убедительно! Поэтому вам надлежит с этим докладом отправиться в Венецию. Представившуюся оказию было бы грех упустить, поэтому, друг мой Фабио, поедете вы! Сами понимаете, я не могу доверить эту важную миссию кому-либо другому! Поэтому, друг мой, прошу вас не терять времени и заняться подготовкой к отплытию.

Винетти, не скрывая радостной улыбки, откланялся и покинул кабинет, а Лера поинтересовалась у Морозини:

— Сеньор Франческо, а не опрометчиво ли с вашей стороны посылать этого... сеньора, поручая ему такое задание? Не боитесь, что он гм... несколько своеобразно изложит сенату здесь происходящее?

— Сеньора Валерия, я просто уверен, что всё именно так и произойдёт. Отец Фабио давно копает под меня, его сынок регулярно сообщает своему папаше обо всём, что здесь происходит, если бы в сенате поверили хоть одному из этих донесений, то я бы давно не был губернатором острова, а ожидал своей очереди пройти по мосту вздохов. Но в сенате понимают, что, кроме меня, здесь никто не справится, вот поэтому я губернатор и командующий как сухопутными войсками, размещёнными на Крите, так и флотом, что здесь базируется. Фактически — я хозяин острова, с неограниченными полномочиями. А это многим в сенате не нравится, в частности Джузеппе Винетти, вот он и сделал всё, чтоб приставить ко мне своего старшего отпрыска. Вообще-то Фабио — очень неглупый парень и понимает реальное положение дел, а именно то, что он здесь лишний и многое от него скрывают. Он этим сильно тяготится и не прочь вернуться в Венецию, а тут такая возможность. Повторю — он умён, поэтому с ним держите ухо востро! Я вас предупредил, а хотел вас я попросить вот о чём... — просьба Морозини носила частный характер, и его беседа с девушкой затянулась надолго, Лера вернулась на "Днипро" только вечером. А через три дня отряд адмирала Бегич покинул Ираклион.

Глава тринадцатая. Не рой другому яму...

В кильватерной колонне первым шёл "Днипро", "Дон" был вторым, за ним — захваченная в Аль-Искандерии каторга, потом "Звезда" и "Ласточка", "Белая чайка" шла далеко впереди, но в пределах видимости с головного корабля. Колона шла довольно быстро, и это притом, что поставили не все паруса. Можно было бы двигаться ещё быстрее, но безымянная галера не позволяла отряду адмирала Бегич развить большую скорость, ход этой каторге обеспечивали вёсла, так как во время боя у неё была повреждена мачта. Это случилось, потому что галеры в Аль-Искандерии захватывать не планировали, их хотели сжечь, чтоб заблокировать выход из порта, но корабли, которые использовали для рейда в Египет были и так перегружены, куда же было деть освобождённых невольников-гребцов? Не топить же их в море? Вот и пришлось увести три каторги, на которых кроме призовых команд (надо сказать — весьма малочисленных) разместили освобождённых невольников (довольно большое количество!). Большинство освобождённых в Аль-Искандерии (как мужчины с галер, так и девушки из гаремов) остались на Крите, а тех, кто выразил желание как можно быстрее вернуться домой, удалось разместить на одной каторге, освобождённых разместили не только на этой галере, на других кораблях тоже. Правда, вышло тесновато, но получилось аж по пять гребных команд на каждом корабле. Освобождённым рабам Лера сказала, мол, если хотите как можно быстрее попасть на родину, то придётся потрудиться — будете грести, причём чем интенсивнее, тем быстрее доберётесь домой. На эту, пока ещё безымянную, каторгу загрузили только различные припасы, которые по мере надобности перегружали на другие корабли, тот груз, что Морозини попросил доставить в Венецию, равномерно разместили на "Ласточке" и "Звезде".

"Гарем" Леры не увеличился, хотя... чтоб разместить на "Днипре" всех девушек, взятых с собой, пришлось освободить все каюты, в том числе и капитанскую. Освобождённые из гаремов девушки, а тут были далматинки, гречанки и итальянки, не захотели уходить с "Днипра", видно, когда они вместе и рядом с Лерой, то чувствовали себя в безопасности. Лера пообещала доставить этих девушек в родные края. Арслан и Кара, как и остальные офицеры, перебрались на ту палубу, где ночевали абордажные команды. Впрочем, ночевали там не все, Арслан, взяв одеяло, спал на верхней палубе. Конечно, это не совсем удобно, да и лежать жёстко, но что делать, если почти до рассвета, а иногда и встречая рассвет, он находился на кормовом балкончике корабля, и не один, а вместе с Лерой. Потом, под присмотром верного Кара, старался урвать несколько часов сна, где-нибудь в укромном уголке — на бухте каната или в другом подобном месте. Команда смотрела на турецкого принца, незлобно посмеиваясь, он никому не мешал (работы было мало, так как ветер был попутным, хоть и слабым), к тому же отношение Леры к этому парню не было ни для кого секретом, тем более что всё делаемое (уже всеми любимой адмиралом) всегда приносило удачу.

Лера и Арслан привычно расположились на кормовом балкончике, любуясь закатом и ожидая наступления темноты, всё-таки целоваться, когда за тобой наблюдает столько глаз, не совсем удобно. Кара уже не ходил за Арсланом, но гарем Леры, да и некоторые девушки-пассажиры, подсматривали, при этом завистливо вздыхая (только девушки-пассажиры, а не из "гарема" Леры). Но на этот раз относительное уединение адмирала и принца было нарушено, на балкончике появилась вторая парочка — Румани и Фабио. Если молодой Винетти смущённо молчал, то Румани, глядя на Леру, с вызовом заявила:

— Мы тоже хотим полюбоваться закатом!

— Любуйтесь, вам никто не запрещает это делать, а я буду только рада, — с улыбкой ответила Лера. Увидев удивлённый взгляд Румани (видно, та не ожидала, что не будет никакого сопротивления со стороны Леры вторжению на её территорию, а на кормовой балкон в это время старались не выходить), пояснила: — Теперь не только за нами подглядывать будут, но и за вами — за тобой, Румани, и сеньором Винетти, если вас это не смущает — целуйтесь.

Если Арслан удивился, Лера только улыбнулась, Румани растерянно замерла, то Фабио покраснел. Хотя уже было довольно темно, Лера это увидела и, продолжая улыбаться, сказала венецианцу:

— А вы как думали, сеньор Винетти? Это корабль, в отличие от крепости, даже маленькой, здесь нет укромных уголков, всё на виду, если собрались целоваться, а вы с Румани именно для этого сюда пробрались, так будьте готовы, что об этом завтра будут знать все.

— О чём? — немного невпопад спросил Винетти и, показывая, что сам знает ответ на свой же вопрос, добавил: — Но это же неблагородно — подглядывать. И как можно вот так под этими нескромными взорами?..

Лера не ответила, она потянулась губами к губам обнимавшего её Арслана, и для них перестало существовать всё окружающее их. Фабио удивился, но ненадолго, к его губам прильнули губы Румани. Обе пары, забыв обо всём, целовались довольно долго, но всё когда-нибудь заканчивается, а хорошее намного быстрее, чем хотелось бы.

— Смотрите! Раз уж вы опоздали увидеть закат, смотрите сейчас! — сказала Лера, обнявшимся Румани и Фабио, а её обнимал Арслан. Две пары застыли, глядя на поднимающуюся луну, даже не на неё, а на дорожку, протянувшуюся от владычицы ночи к кормовому балкончику корабля. Румани восхищённо выдохнула:

— Как красиво! Я никогда раньше такого не видела!

Арслан и Фабио промолчали, они лунную дорожку уже видели, но тогда ни у кого из них в объятиях не было красивой девушки. Лера, улыбаясь, сказала:

— Да, не видела, конечно, наблюдать как кто-то целуется — интересно, но это быстро надоедает, вот вы и, не дожидаясь восхода луны, шли спать. К тому же у вас в горах такого не увидишь.

— В наших горах очень красивые рассветы и закаты! — возразила Румани и добавила: — В наших горах, горах Ичкерии, очень красиво! Моя страна — это зелёные долины, быстрые реки с чистой, прозрачной водой, которая не только может утолить жажду, но и исцелить многие болезни! А над долинами высятся каменные исполины, увенчанные снежными шапками, белыми, но в то же время искрящимися на солнце, как драгоценные камни! Нет ничего прекраснее наших гор! Нет ничего прекраснее моей родной Ичкерии!

— Согласна, рассветы и закаты в горах очень красивы, но на море они просто великолепны! — не стала возражать Лера, но пояснила, почему она осталась при своём мнении: — Но, как видишь, на море есть не только они, но и ещё кое-что, чего нет в горах. Если бы я умела рисовать, то только бы и рисовала эту красоту! А горы... у нас тоже есть горы, пусть не такие большие, как в твоей стране, но тоже величественные! К тому же у нас есть море! Тёплое и ласковое море, по красоте с ним ничто не сравнится! Моя страна — Далмация и нет прекрасней страны на свете!

— У нас тоже есть море, — немного обиделась Румани, но при этом голос девушки дрогнул, а она сама стала грустной, видно, с морем у неё были связаны не очень хорошие воспоминания. Лера кивнула, она знала, что родина Румани далеко от моря (не так уж и далеко, но от моря она отделена могучим горным хребтом) и оттуда девушку увезли по морю, девушку вольнолюбивую, как и любой представитель её народа, фактически увезли в рабство. Румани загрустила, видно вспомнив дом, да и луна поднялась высоко, лунная дорожка погасла, а с ней исчезло ночное волшебство, и все отправились спать.

Утром, как всегда, была тренировка под руководством Кара, который сделал Румани замечание. Сказав, что девушка невнимательна и пропустила несколько ударов. Получила замечание и Лера за отсутствие активности, она была в паре с Румани и старалась не очень наседать на сонную подругу. Лера была уже привычна к такому ритму, к тому же ей хватало нескольких часов, чтоб выспаться. А вот Румани выглядела уставшей, Кара, от которого ничего не могло укрыться, чуть заметно усмехнувшись, сказал, что для этих двоих сегодняшняя тренировка окончена, но он надеется, что завтра они будут в лучшей форме. Лера, воспользовавшись разрешением Кара, утащила подругу на кормовой балкон. Фабио, наблюдавший за Румани, хотел за ними последовать, но его удержал Арслан, который понял, о чём Лера хочет поговорить со своей подругой. Первой начала Румани, возмущённо заговорившая:

— О чём ты хотела со мной поговорить? Если собираешься в чём-то упрекнуть, то это бесполезно! Я люблю Фабио, а он любит меня! Да, ты можешь возразить, что бывшая наложница из гарема не пара блестящему офицеру и он может отвернуться от меня, но Фабио знает обо всём, что со мной было! Он сказал, что его это совсем не смущает и без меня он не мыслит жизни, и сделает всё, чтоб я была счастлива! Он обещал, что всё сделает для этого!

— Румани, я не собираюсь тебя ни в чём упрекать и, как твоя подруга, я буду только рада, если ты найдёшь своё счастье. Но как твоя подруга, я хочу тебе кое-что рассказать. Ты знаешь, кто такой Фабио Винетти? Он один из старших офицеров флота республики, но он, как ты заметила, не командует кораблём, а занимается штабной работой. Как ты думаешь, почему? Фабио — единственный сын Джузеппе Винетти, сенатора республики, не просто сенатора, а члена совета десяти и главы одного из великих домов Венеции. Не думаю, что твой Фабио сможет пойти против воли своего отца, а тот вряд ли одобрит такой выбор своего сына. Понимаешь, люди их круга редко когда заключают браки по любви, обычно это делается по расчёту: для приумножения капитала семьи или повышения своего статуса, то есть берут в жёны девушку с титулом, ради этого самого титула, — высказав своё мнение, Лера, глядя на растерявшуюся подругу, замолчала. У Румани выступили на глазах слёзы, но она упрямо сжала губы, собираясь что-то сказать, но Лера её опередила: — Ты хочешь сказать, что Фабио сделает всё, чтоб вы были вместе? Скорее всего, так и будет, но не всё зависит от него, Джузеппе не позволит своему сыну взять тебя в жёны, в лучшем случае ты будешь любовницей-содержанкой, да и то, только до тех пор, пока отец не подыщет Фабио невесту. В худшем случае, от тебя избавятся... нет, не прогонят. Ты просто исчезнешь. Если старый Винетти решит освободить своего сына от обязательств перед тобой — тебя убьют, и если за это возьмутся серьёзно, то я не смогу тебя защитить. Да, у меня уже есть в Венеции определённый вес, но я не настолько влиятельна, чтоб спорить с главой великого семейства.

— Но что же мне делать? — растерянно спросила Румани. Лера ответила так:

— Думать надо, думать! Мне в первую очередь! А то я что-то расслабилась. Приданое я тебе дам, но для брака по расчёту этого будет мало, хотя... может, и достаточно. Нет, всё же мало, тут надо зайти с другой стороны. Румани, а давай мы тебя княжной сделаем? А?

— Княжной из гарема? Гарема не султана, а всего лишь бейлербея? Кто в такое поверит? Кто поверит, что княжна... — начала возражать Румани, Лера махнула рукой, отметая эти возражения:

— В гарем не по своей воле попадают, в жизни всякое случается, а от шуток судьбы никто не застрахован. В гарем может и принцесса попасть, вот мы и сделаем вид, что ты княжна.

— Но это же не правда! В нашем роду не было князей! Мы бедные люди! Я не хочу обманывать Фабио!

— Так, тяжёлый случай, — покачала головой Лера и предложила: — Давай зайдём с другой стороны. У тебя в роду князей не было, но род твой знатен? В горах не знатных нет, так и скажем: твой род знатен, хотя и беден. Ладно, землю вы сами обрабатываете, крепостных, а тем более рабов у вас нет. А тебя не захватили в плен или каким-то другим образом похитили, а твои родственники сами продали, чтоб хоть как-то остальным детям, и не только им, выжить. Об этом рассказывать не будем, — Лера ещё раз покачала головой. Вздохнув, продолжила: — Да, действительно — тяжёлый случай. Но мы в таком ключе о земле ничего говорить не будем, разве что будто невзначай сообщим — твой знатный род владеет землями. Вот на этом и заострим внимание, мол, ты знатная, но очень скромная, остальное твой Фабио додумает сам. Ах, он не твой? Ещё не твой... да-а-а... действительно тяжёлый случай, ладно, я сама с ним поговорю. Никуда он не денется.

Фабио стоял ближе к корме у высокого борта и сквозь прорезь пушечного порта смотрел на море, обычно после своих утренних тренировок Румани подходила к нему. Конечно, день не ночь, всё на виду, тем более на верхней палубе целоваться не совсем удобно, вернее — совсем неудобно. Но можно взяться за руки и так стоять! Стоять с любимой девушкой! Думая о Румани, Фабио не заметил, как к нему подошла другая девушка и пристроилась рядом у прорези в борту. Фабио, увидев — кто к нему подошёл, вздрогнул. Хотя эта девушка с некоторых пор относилась к нему хорошо, но это была грозный адмирал, которая вполне может запретить одной из своих подчиненных общаться с человеком, вызвавшим её неудовольствие, а такое вполне может быть, после того как Румани уговорила его пойти на кормовой балкон. Вполне возможно, Бегич рассердилась, но той, кого называет своей подругой, этого не показала, а сейчас выскажет своё неудовольствие ему, Фабио Винетти! Выскажет сыну сенатора Венеции как одному из своих подчинённых! Девушка заговорила, и худшие опасения влюблённого юноши вроде как стали оправдываться:

— Я хотела бы поговорить с вами, сеньор Винетти, о моей подруге Румани, не буду называть имя её рода, оно слишком известно в тех краях, где она живёт. Не удивляйтесь, Румани не простая селянка, она младшая дочь... впрочем, не будем об этом, я хотела бы узнать, сеньор Винетти, насколько серьёзны ваши отношения?

— Наши отношения — это только наши отношения, и я не намерен их обсуждать с посторонними! — отвечая на вопрос, Фабио гордо расправил плечи, показывая, что он не собирается перед кем-либо отчитываться, пусть это будет адмирал и княжна одного из скадарских княжеств. Всё-таки он сын сенатора, главы торгового дома, единственный его наследник, а такие люди равны по знатности горным князьям, а по богатству многих из них превосходят. Лера улыбнулась и, примирительно выставив ладони вперёд, спокойно, даже доверительно сказала:

— Видите ли, сеньор Винетти, Румани мне не чужая, она моя подруга, близкая подруга. Мне не хочется, чтоб она снова страдала, на долю этой хрупкой девушки и так выпало слишком много испытаний, больше я этого не допущу и если я увижу, что вы хотите её обидеть, я вас убью.

— Э-э-э... как убьёте? — растерялся Винетти и, вспомнив, что случилось с Адольфо и Алонзо Изеринни, поинтересовался: — Вызовете меня на дуэль?

— Нет, Фабио, вызывать вас на дуэль не буду, — Лера взяла юношу за руку и тем же доверительным тоном, ласково улыбаясь, сообщила: — Я прикажу Мумбо или Мужонга тихо вас придушить и выкинуть за борт. А в Венеции скажу, что вы были очень неосторожны и вас волной смыло, или что-то другое придумаю.

Лера замолчала, выжидательно глядя на молодого Винетти, тот тоже молчал, не зная, что сказать. В этот момент к ним подошла обеспокоенная Румани, почувствовавшая что-то неладное. Лера, продолжающая ласково улыбаться, взяла свою подругу за руку и вложила маленькую девичью ладошку в ладонь юноши. Румани и Фабио растерянно смотрели на Леру, а та торжественно произнесла:

— Я не против, я очень даже за! Надеюсь, вы пригласите меня на свадьбу? А если ещё и подругой невесты, то я буду счастлива! Так как, пригласите?

Румани и Фабио переглянулись и одновременно кивнули.

Лера поднялась на капитанский мостик, куда её срочно вызвал Пидкова, не дожидаясь вопроса "К чему такая срочность", хмуро сказал:

— С "Ласточки" передали — нас догоняют, и это довольно большая эскадра. Похоже — нам не уйти, галера, захваченная в Аль-Искандерии, не даст этого сделать. Перегрузить с неё груз и снять людей, тоже не успеем.

— Петро несколько сгущает краски, скоро Отхоной, там сможем укрыться и посмотреть — что это за эскадра, — сказал Горанчич. Лера ничего не ответила, да и что можно сказать — с "Днипра" догоняющую эскадру ещё не было видно. Горанчич продолжил: — Это турки, я передал на "Чайку", чтоб шли к Отхоною и сразу входили в бухту, остальные пойдут следом.

Лера снова промолчала, только согласно кивнула — Дмитар Горанчич был опытным капитаном, знал и умел намного больше, чем молодая девчонка, волею случай ставшая его командиром. Промолчал и казачий атаман Пидкова, великолепный боец и бывалый морской волк, но только ходил он на быстроходных "чайках" (малых судах или больших лодках), опыта вождения больших кораблей у него не было, поэтому он полностью полагался на своего помощника. Через пять часов турецкие галеры стало видно и с "Днипра", идущие за ним корабли не закрывали обзор, так как эскадра Леры уже шла "уступом", подготовившись скрыться от преследовавшей эскадры в бухте Отхоноя. Первой в бухту вошла "Белая чайка", но шедший за ней "Днипро" этого сделать не смог — подняли цепи, перегораживающие вход в порт. Подняли почти перед самым форштевнем галеры, едва успевшей сбавить ход. Остальные корабли, последовав примеру "Днипра", тоже тормозили (там вовсю заливались боцманские дудки и гребцы налегали на вёсла, гася скорость). Корабли эскадры адмирала Бегич спешно разворачивались, вёсла снова вспенили воду, но время было потеряно. Что дало возможность преследователям значительно сократить расстояние.

— Они, что? С ума сошли? Так боятся турок, что совсем разум потеряли? — закричал Пидкова, при этом добавив ещё несколько слов, которые заставили Леру покраснеть. Покраснели и сопровождавшие девушку Линь и Винь, они хоть ещё и не знали как следует язык большинства команды "Днипра", но того, что поняли, оказалось вполне достаточно.

— Сигнальщик! Команда остальным кораблям — строй фронт! — теперь закричал Горанчич, видя, что ни Лера, ни Пидкова не знают, что делать. Им Дмитар пояснил своё решение так: — Мы не сможем уйти от турок на вёслах, убрав паруса, мы, собираясь входить в гавань, потеряли ход. А такой строй позволит задействовать кормовые пушки всех кораблей.

— Да, будем драться, — хмуро сказал Пидкова, сказал не только это, снова заставив покраснеть девушек. Выразив свои чувства капитан "Днипра", уже спокойно добавил: — Коли суждено погибнуть, так сделаем это весело, жаль только всего того, что у нас в трюмах, утопим ведь! Да и вас, атаман жалко... вам и другим девушкам жить да жить.

— Приказываю — поднять цепи! Генерал, скомандуйте! — произнёс тучный человек, вытирая платком пот со лба. Ранее белоснежный платок уже стал жёлтого цвета, что свидетельствовало о его длительном использовании или о том, что его владелец обильно потел, постоянно вытирая лицо.

— Но позвольте, сеньор сенатор, остальные корабли ещё не вошли в порт, а это... — начал возражать второй человек, одетый в генеральский мундир.

— Я приказываю! Выполняйте! Немедленно поднять цепи, дайте сигнал! — побагровел сенатор, генералу ничего не оставалось, как отдать соответствующее распоряжение, и после сигнала с центральной башни крепости, цепи были подняты. В порт успел войти только головной корабль — небольшой галеас, а галерам пришлось разворачиваться и уходить от нагоняющих их преследователей. Глядя на удаляющиеся корабли под зелёным флагом с белым крестом, генерал угрюмо сказал:

— Мы поступили бесчестно! Я не испытываю особого расположения к сеньоре Бегич, но после всего того, что она сделала для республики вы, сеньор Винетти, не должны были...

— Ваше мнение, сеньор Витрич, это ваше мнение и только. Я же, прежде всего, пекусь о благе республики! А пират останется пиратом, как бы он не старался показать обратное. Эта эскадра укомплектована бывшими пиратами и рабами и рано или поздно их сущность проявится! И тем разрушительнее это будет, чем большую силу этот сброд наберёт. Для республики это будет крайне не желательно, поэтому — чем быстрее с этими пиратами будет покончено, тем лучше будет! А эта девица, Бегич... к ней у меня нет никаких претензий, просто ей не повезло, она оказалась в неподходящее время и в неподходящем месте. Мне её даже жалко, такая молодая и красивая... талантливая и так закончить свою короткую... надеюсь, что её не убьют, возможно, она попадёт в гарем. Прискорбно, но что поделаешь, такова её судьба, — сенатор посмотрел вверх, изобразив скорбь. Но это длилось всего несколько мгновений, на лице сенатора появилось хищное выражение, и он приказал: — Генерал, вошедший в гавань корабль захватить, команду арестовать, а капитана сюда! Сейчас вы сами убедитесь в том, что пираты остаются пиратами, какой бы они флаг не поднимали.

Увидев поднявшиеся цепи, Држезич понял — надо готовиться к худшему, и его опасения полностью оправдались. Не успел якорь "Белой чайки" коснуться грунта (Мирко не стал подводить корабль к причалу, а остановил его в центре бухты), как к ней устремилось несколько лодок с солдатами. Глядя на них, Држезич сказал своему помощнику:

— Что бы не произошло, корабль не покидайте, сделайте вид, что в трюме течь и надо воду откачивать. Понятно?

Помощник кивнул и побежал выполнять распоряжение капитана. Были задействованы все помпы, для этого всасывающие рукава спустили за борт через орудийные порты, замаскировав их разным хламом, а вот рукава, из которых потоками лилась вода, выставили так, чтоб их нельзя было не заметить. Когда поднявшийся на борт офицер приказал команде построиться на палубе, Мирко, сокрушённо разведя руками, сообщил, что это невозможно, так как если прекратить откачивать воду, то корабль сразу утонет, поэтому у помп сейчас вся команда.

— Пока шли сюда, изрядно набрали воды, я не мог как сейчас поставить всех к помпам, ведь надо и с парусами управляться. Несколько пробоин в бортах таковы, что еле дошли сюда, думал — не дойдём, отправимся к морскому царю, но Господь помиловал, дошли!

Офицер посмотрел на мощные струи воды из рукавов, торчащих из пушечных портов и решил не оставлять на этой посудине солдат, а вдруг действительно потонет? Забрав с собой Држезича, лодки с солдатами ушли к берегу. Капитана "Белой чайки" под конвоем повели в крепость, но не в тюремную камеру, как он сразу думал, а на один из верхних этажей, в кабинет губернатора. Там были генерал Витрич и десяток офицеров, некоторых из них Мирко знал, а некоторых, франтовато одетых, видел впервые. Похоже, эти франты были свитой важного сеньора, весьма тучного и с багровым лицом, этот сеньор, обращаясь не столько к Држезичу, сколько к присутствующим в большом кабинете офицерам, ехидно сказал:

— И что вы скажите в своё оправдание, подлый пират?

— Почему я должен что-то говорить в своё оправдание? — удивился Држезич и пояснил, почему ему не в чем оправдываться: — Я не пират, я капитан одного из кораблей эскадры адмирала Бегич, имеющей каперский патент, выданный канцелярией венецианского сената, можно сказать, я нахожусь на службе у сиятельной республики!

— И где же этот патент? Предъявите его, — ещё с большим ехидством сказал тучный сеньор. Држезич пожал плечами и, показав рукой в сторону удалявшихся турецких галер, сказал:

— Патент выдан нашему адмиралу и находится на его корабле. Не понимаю, почему кораблям нашего адмирала не позволили укрыться в бухте. Как вы видите, это было необходимо, нашу эскадру преследуют превосходящие силы противника. А при таком соотношении кораблей принять бой — значит потерпеть поражение!

— Что ж, хотя турки наши враги, но сейчас они выполнят нашу работу — уничтожат подлых пиратов, прикрывающихся именем республики, — ехидно улыбнулся сенатор. Држезич повторил:

— Мы не пираты! Если бы вы не приказали понять цепи (Мирко понял, чей это был приказ), вы бы убедились, что это не так! Это подтвердил бы и представитель генерал-адмирала Морозини, старший офицер его штаба и адъютант губернатора сеньор Винетти! Он находится на флагманском корабле, и его жизнь вы поставили под угрозу, думаю, его отец сенатор Винетти ваши действия не одобрил бы, очень не одоб...

— Что? Что ты сказал? Фабио там, на одном из этих кораблей?! — взревел сенатор, становясь багровым. Схватившись за сердце, он просипел: — Фабио, сынок, я...

Договорить сенатор не смог, так как начал падать на пол. От падения старшего Винетти удержали офицеры его свиты, удержали и в растерянности замерли — сенатор только сипел, а потом по его телу прошло несколько судорог и он затих. Несколько офицеров разом закричали: — Лекаря, лекаря! Тот пришёл через несколько минут, осмотрев сенатора, сообщил:

— Апоплексический удар, сердце не выдержало.

Корабли эскадры адмирала Бегича открыли огонь по приближающимся турецким галерам. Выстроенные Горанчичем в линию, корабли открыли огонь из кормовых орудий. Бомбы (пусть и не все, но попали в цель), выпущенные из длинных пушек, серьёзно повредили четыре турецких корабля, вырвавшихся вперёд. Командующий турецкой эскадрой сделал выводы, и галеры перестроились, растянувшись большим полумесяцем, стремящимся охватить корабли Леры и прижать к берегу. Глядя на эти манёвры турецких галер и приближающийся берег, Пидкова поинтересовался у Горанчича:

— Постреляв в турок, мы их не остановили, но оттянули время, когда они смогут взять нас на абордаж. А именно это они и хотят сделать, их численное преимущество таково, что они нас просто задавят, даже если мы утопим десяток их кораблей. А ты поступил умно, решив выбросить наши корабли на берег. Что? Разве не так? Что ж, у нас появился шанс уцелеть, если не всем, то хоть девушек спасём. Понятно, что мы все успеем перебраться на берег, но это нам не очень-то поможет, турки нас догоняют! Что ж, панове-браття, повеселимся напоследок!

Последние слова Пидкова адресовал Скетушскому, Тимохину и Сабовичу, присутствующим на мостике. Горанчич не ответил, отдавая команды сигнальщику, Сабович похлопал Пидкову по плечу и подмигнул:

— Петро, не спеши умирать, сдаётся мне — заупокойную мессу по нам не скоро отслужат, по крайней мере не в этот раз. Дмитар знает, что делает, конечно, одной галерой придётся пожертвовать, только галерой, людей с неё снимем.

Пидкова посмотрел на Леру, та молча пожала плечами, показывая, что она полностью доверяет тому, что делает помощник капитана "Днипра". Горанчич снова что-то скомандовал сигнальщикам, и корабли эскадры Леры, вытянувшись в линию, вошли в узкий залив, который трудно было разглядеть издали, мешал густой лес, подступавший в этом месте к самой кромке моря. Сабович пояснил, почему здесь такие густые заросли:

— Это не совсем залив, здесь в море впадает речка, довольно полноводная, здесь пресная вода, вот деревья и растут у самого берега.

— Уйти вверх по речке? Но мы далеко не уйдём! Перестраиваясь, мы потеряли скорость, да и вверх по узкой речке не разгонишься. А что помешает туркам, вон они как к нам приблизились, сесть нам на хвост? Они высадят десант и догонят тех, кто уйдёт с кораблей, а те, кто тут останутся, их не задержат, эх, надо было встретить турок у берега, а не лезть в эту узкую бутылку! Эх, если бы последней шла не та каторга, что мы взяли в Аль-Искандерии, с неё ведь не постреляешь как с наших, турок не задержишь, пушки-то там слабые! — раздосадовано произнёс Пидкова, глядя на то, как уменьшилось расстояние между кораблями. Галеры шли на вёслах, шли очень медленно, почти касаясь друг друга (нос галеры чуть ли не упирался в корму идущей впереди), к счастью, река была не настолько узкая, чтоб нельзя было грести. Пидкова продолжал сокрушаться, пока галеры шли вверх по речке, так продолжалось несколько часов (уже начало темнеть). Когда достигли довольно узкого места, где корабли почти скребли по дну, по команде Горанчича последнюю галеру (ту, которую захватили в Аль-Искандерии) развернули поперёк течения. Река в этом месте была настолько узкая, что нос и корма этой галеры почти упёрлись в берега. Все люди с этой галеры перебежали на другие корабли, за исключением небольшой группы, занятой проделыванием довольно больших отверстий в днище и борту. Рубили так, чтоб эти пробоины не видели турки, их первая галера уже приблизилась на расстояние выстрела своих пушек. С "Ласточки" тоже открыли огонь, и первая турецкая галера загорелась, всё-таки огонь длинных пушек на таком расстоянии намного действеннее, чем тех, что обычно ставят на галеры. Горящая турецкая галера остановила преследователей, они решили её не тушить, а подождать, пока она совсем сгорит. Бомбы, выпущенные из длинных пушек, вызвали сильный пожар на этой галере. Вот поэтому её и не стали тушить, посчитав это бесполезным, проще потом растащить обломки и двигаться дальше, ведь преследуемым пиратам деться-то некуда. А продырявленная галера, стоящая поперёк течения, быстро заполнилась водой и села на дно реки, но не полностью утонула, часть борта и верхняя палуба осталась над поверхностью. Эта галера, довольно большая, стала импровизированной запрудой. Конечно, она не перекрыла полностью реку, но с одной стороны этой необычной плотины вода поднялась, с другой её уровень стал меньше, пусть немного и кратковременно, но некоторые турецкие галеры сели на мель, что вызвало панику их команд. По команде Горанчича на кораблях эскадры Леры гребцы налегли на вёсла и двинулись вперёд, через несколько сот метров река раздваивалась, и Дмитар показал, куда нужно повернуть, там было более узкое русло.

— И чего мы этим добились? Только глубже влазим в эту бутылку, надо бросать корабли и уходить в лес! Так есть шанс, что можем оторваться от турок. Конечно, всё добро пропадёт, его очень жалко, но наши головы дороже, надо их спасать! — продолжал брюзжать Пидкова. Но поскольку Лера не возражала против того, что делал Горанчич, он не решался прямо критиковать своего помощника, хотя не переставал бурчать: — Вон — уже вёсла берега цепляют, скоро совсем остановимся, тогда турки нас тёпленькими и возьмут!

— Петро, не бойся, не возьмут. Уже не возьмут, самое узкое место мы прошли, — улыбнулся Дмитар и спросил, ни к кому конкретно не обращаясь: — А вы заметили, что сейчас мы идём по течению, а не против?

Действительно, раньше, чтоб преодолевать течение, требовалось прикладывать значительные усилия, а сейчас можно было вообще не грести, только удерживать галеры по центру реки. Это вызвало удивление всех находящихся на мостике, не удивился только Сабович, он, как и Горанчич, улыбался, он знал, что проделал Дмитар, а тот объяснил и остальным:

— Эта речка имеет два устья, одно большое, известное всем, в него мы и вошли. Там где мы повернули, от речки отходит рукав. О нём мало кто знает, потому что он не пригоден для прохода корабля, разве что — на лодке можно пройти, да и до него дойти на средней галере невозможно — речка довольно мелководна. Но раз в году, в сезон дождей, по этому рукаву корабль пройдёт, а сейчас как раз... вы же видели насколько полноводна эта речка. Да и сделав запруду из той галеры, мы чуть-чуть подняли уровень воды, ненадолго, но нам хватило, скоро мы выйдем в море, нет, турки нас не увидят, это второе устье от основного закрывает скальная гряда, да и совсем стемнеет скоро. В общем — тихонечко уйдём. Откуда я знаю об особенностях этой речки? В бытность мою капитаном "Чёрной звезды" был у меня помощником один грек, бывший контрабандист, вот он мне и показал, как по этой речке уходить от погони. Если честно, то я сомневался, сумеют ли наши корабли проделать этот трюк, всё-таки "Чёрная звезда" была поменьше, но как видите — всё получилось.

— Ну что ж, если всё вышло так удачно, то не будем продолжать испытывать судьбу, уносим ноги, вернее, вёсла, — со смешком сказал Пидкова. Лера ему возразила:

— Пожалуй, этого делать не будем, турки когда поймут, что мы их обманули, снова погонятся за нами. Не знаю, сможем ли мы укрыться на Отхоное, слишком уж там нас недружелюбно встретили, фактически отдали туркам. А после перехода из Ираклиона люди устали, да и запасы нам пополнить надо, боюсь, что драку с турками мы только отсрочили. Избежать столкновения с ними, нам не удастся. Поэтому мы займёмся ими сейчас, пока они не ожидают от нас такого хода.

— Адмирал, вы хотите сделать что-то наподобие того, что было проделано у Патры? Но скоро будет совсем темно, тучи, идущие со стороны гор, закроют небо. Они нас не увидят, но и мы их тоже. А при их численном перевесе они нас задавят! — теперь попытался возразить Горанчич, а вот Пидкова теперь был на стороне Леры:

— Атаман дело говорит, если мы их сейчас не прищучим, то они нам житья не дадут! То, что темно, будет не беда, фонари-то они не будут гасить, чего им опасаться? От кого прятаться? Они думают, что сейчас они охотники, а мы дичь. А мы поменяемся местами!

— Так и поступим, наши корабли подойдут к устью речки с моря, кормой вперёд. Откроем огонь, а там видно будет. Если они к такому готовы и попробуют за нами погнаться, быстро уйдём, если же сразу не поймут, что происходит, то тем хуже для них! Будем стрелять, сколько можно будет или пока заряды не закончатся! — предложила Лера. Ей не возражали, и корабли направились в море, чтоб обогнуть скальный массив, разделяющий устья этой интересной реки. К Лере, спустившейся с мостика, подошёл Кара, судя по тому, что он сказал, он был в курсе задуманной диверсии (стоя недалеко от мостика, он слышал всё, что там говорили). Кара сказал:

— Если вы, адмирал-ханум, не возражаете, то я бы хотел предложить некоторые дополнения к вашему замечательному плану.

Лера удивлённо подняла брови, хотя Кара говорил серьёзно, но уж очень насмешливо это получилось. Кара продолжил:

— Подойти к вражеским кораблям (Лера отметила, что турецкие галеры, Кара назвал вражескими кораблями) надо как можно ближе, но огонь сразу не открывать, стрелять начнёте, когда загорится их флагманская каторга.

— И почему она загорится? — спросила Лера, уже догадываясь, почему это произойдёт, Кара с той же серьёзностью ответил:

— Её подожгут. Это сделаю я, Булут и Гючлю. Мы пойдём туда на малой шлюпке. Но потом нам нужна будет помощь, чтоб быстро уйти оттуда, лучше всего — это будет большой баркас. Почему большой? Когда много гребцов, лодка идёт быстрее, к тому же этот баркас будет гружёным. Он должен будет подойти по нашему сигналу, какому? Это мы оговорим с теми, кто будет в баркасе, вашими, адмирал-ханум, темнокожими друзьями. Почему с ними, а не с соотечественниками Пидковы-эфенди? Нужны не бойцы, а хорошие гребцы, к тому же, если они не будут сверкать зубами, то чернокожих в темноте почти не видно.

Лера задумалась, то, что предлагал Кара, очень смахивало на авантюру, ведь появление неизвестных людей на турецкой флагманской каторге вызовет подозрение. Действительно, откуда могут взяться посторонние на корабле, пусть он и стоит на якоре недалеко от берега. Появившиеся ниоткуда неизвестные могут быть только теми, кто собирается сделать диверсию! В том, что Кара и два его товарища смогут незаметно пробраться на вражеский корабль, Лера не сомневалась, ведь такое уже было. Лера улыбнулась, вспомнив свою первую встречу с Кара, который появился на кормовом балконе "Днипра" никем не замеченный. Она потом проверила, тогда вахтенные не спали, да и на палубе было много народа. Кроме этого, её "гарем" за ней и Арсланом подсматривал, а девушки обнаружили Кара даже не тогда, когда он с Лерой заговорил, а только после того, как тот сам решил им показаться. А тут сразу трое проникают на чужой корабль, хотя... Булут и Гючлю присоединились к команде Леры в Аль-Искандерии, привёл их именно Кара, сказавший, что это очень хорошие бойцы и он ручается за них. Действительно, эти двое оказались великолепными бойцами, с которыми никто из команды "Днипра" сравниться не мог. Булут чем-то напоминал Кара, такой же сухощавый и подвижный, Лера освободила этого угрюмого мужчину от гребной повинности, предложив ему вместе с Кара тренировать её "гарем". А гигант Гючлю (чьё имя как нельзя больше ему соответствовало) влился в одну из гребных (они же и абордажные) команд. Если угрюмый и вечно чем-то недовольный Булут ни с кем близко не сходился, то весельчак и балагур Гючлю, быстро стал своим среди моряков. Вообще-то Лера догадывалась, что этих двоих Кара не на улице нашёл и привёл с какой-то определённой целью (скорее всего, увеличить охрану Арслана), поэтому отнеслась к Булуту и Гючлю с недоверием, но телохранитель принца поклялся на мече, что ни от него, ни от этих двоих вреда Лере и её подчинённым не будет.

Пятеро мужчин, в чалмах, украшенных драгоценными камнями, склонились над картой, один из них сказал:

— И всё же я не понимаю, почему этот гяур старается укрыться в этом месте? Река через несколько миль становится настолько мелкой, что их каторги не пройдут, застрянут. Благодаря своей хитрости он смог от нас оторваться, но высаженный десант их нагонит по берегу, если они тоже высадятся, то попадут прямо в руки Тезер-ага. Думаю, он не оплошает.

— Тезер-ага опытный командир, он если уже не захватил гяуров этого пирата Бегича, то обложил его корабли так, что никто не уйдёт. Это было правильным решением — высадить десант, вашей прозорливости можно только позавидовать, Савас-заде! А вы, почтенный Батукан-бей, что скажете?

До этого молчавший адмирал поморщился, мало того, что его фактически отстранили от командования эскадрой, так ещё и этот придворный лизоблюд пытался унизить его, преуменьшая его титул! Вряд ли это было сделано случайно, придворные такого уровня подобных ошибок не совершают! Адмирал хмуро произнёс:

— Я бы не надеялся на лёгкую победу, этот Бегич весьма хитёр и изобретателен. Он грозный и опасный противник. Как бы его поспешное бегство не оказалось ловушкой!

— Вы, уважаемый Батукан-бей, называя этого презренного пирата грозным и опасным противником, пытаетесь оправдать своё поражение у Милоса. Если судить по тому, как этот презренный пират от нас бежал и забился в какую-то нору, то он трус! Да, да, трус! — ехидно, но при этом сделав скорбное лицо, произнёс вельможа из свиты принца. Адмирал, скрипнув зубами, сказал:

— О том, какой это противник, вам, эфенди, мог бы поведать бейлербей Египта, но... после встречи с этим презренным пиратом, о котором вы так уничижительно отзываетесь, он не может этого сделать. Да и бейлербей Арберии не может отправить в Стамбул налоги уже третий год, а причина этого — трусливый пират, не дающий по морю увезти собранное, не так ли уважаемый Бахтар-паша?

— Не могу не согласиться с вами, уважаемый Батукан-бей, — изобразил поклон тумамирал Бахтар-паша. Это вызвало презрительную усмешку Савас-заде, который пренебрежительно (непонятно кого имея в виду — адмирала Бегича или адмиралов Батукан-бея и Бахтар-пашу) сказал:

— Вы слишком высокого мнения об этом презренном пирате! Этому ничтожеству просто повезло, что он не встретил достойного противника, но теперь всё будет иначе, мы будем обедать и смотреть — как этот презренный пират умирает на колу! Я не задерживаю вас, эфенди, можете вернуться на свои корабли.

Хмурые Батукан-бей и Бахтар-паша молча поклонились и вышли, Савас-заде, продолжая кривиться, посмотрел им вслед, потом поинтересовался у одного из оставшихся мужчин:

— Что вы можете сказать об этом пирате? То, что я уже слышал, весьма противоречиво, говорят, что этот гяур с северных берегов Караден-гиза, он один из тех, которые называют себя казаками, а выжившие свидетели нападения гяуров на резиденцию египетского бейлербея говорят о поляке, командовавшем пиратами. Ещё говорят, что во время атаки у него на плече сидела девушка, очень красивая. Совсем непонятно — для чего это было проделано? Приятно, когда тебя сопровождает красавица, но идти в атаку с сидящей на плече девушкой? Это или большая глупость, или непомерная самонадеянность!

— Вполне возможно, что этим пират хотел показать, что он абсолютно уверен в своём превосходстве, показать свой презрение к врагу, демонстрируя такое живое знамя. А ещё ходят слухи, что этот презренный пират часто притворяется девушкой, очень красивой, надо сказать. Хотя, непонятно зачем ему это надо, ведь у этого пирата есть постоянно пополняющийся гарем... — начал говорить один из сопровождающих принца, но тот не дал ему договорить:

— Это ерунда! Зачем притворяться девушкой тому, у кого есть гарем! Кто ему поверит? Это глупость — притворяться девушкой! Да и как это у него получится? Свидетели нападения утверждают, что мужчина, командовавший нападением, широк в плечах и высок ростом! А если там и было несколько девушек... к тому же мне рассказывали, что некоторые из этих девушек проникли в гарем египетского бейлербея, а потом открыли ворота его резиденции-крепости пиратам, потому-то тем и удалось с такой лёгкостью захватить эту дворец-крепость. Вряд ли этот Бегич так смог притвориться девушкой, что заинтересовал старого сластолюбца, имевшего один из самых больших гаремов. Это действительно должна была быть очень красивая и необычная девушка. Да и кто сам решится рисковать своей головой, идя на такую авантюру, а вот послать невольниц из гарема... им-то придётся выполнить волю своего господина, пусть это и будет угрожать их жизни. Невольницам-то никуда не деться, если они ослушаются, то их ждёт неизбежная смерть, и она лёгкой не будет!

Советники принца дружно закивали (у Савас-заде, как первого сына и наиболее вероятного наследника султана, уже были советники), показывая, что они полностью согласны с шах-заде. Тот надменно улыбнулся и приказал одному из советников:

— Присмотрите за нашими адмиралами, что-то мне не нравятся их настроения.

Этот советник вышел, а второй, поклонившись, произнёс:

— Вы, шах-заде, как всегда правы! И благодаря вашему мудрому руководству эскадрой, мы завтра увидим истинное лицо этого пирата Бегича.

— Эти два старых придурка, Батукан-бей и Бахтар-паша, возражали против высадки десанта, да они и против преследования кораблей пиратов по реке тоже возражали! Мол, в узости реки невозможно маневрировать! Они хотели неизвестно чего подождать, мол, пиратам некуда деться, разгрузить свои корабли и уйти посуху они за ночь не успеют, а не забрав награбленное — не уйдут. Но своя жизнь дороже, чтоб её спасти, можно бросить всё: и сокровища, и гарем! От презренных пиратов можно всего... — Савас-заде не договорил, говорить с ножом в горле невозможно. Советник тоже его уже не слушал, трудно что-либо услышать с ножом в глазнице, хотя уши не заткнуты.

— Жаль, что лодки адмиралов успели отойти, — сказал один из метнувших нож, второй возразил:

— В их шлюпках слишком много гемиджи было, тихо убрать такое количество собранных в одном месте людей трудно, они могли бы поднять шум, а нам, Булут, этого не надо.

— Кара, да кто бы услышал? Всех вахтенных мы убрали. Кубрики команды заблокировали, никто бы ничего...

— Булут, как бы ты резал геминджи, сидящих в шлюпке? Тут не спрячешься, это тебе не по палубе передвигаться. Да и эти адмиралы — не наша цель, пусть живут. Подай сигнал баркасу, мы должны всё быстро погрузить, — Кара пока говорил, сноровисто увязывал дорогую посуду и другие ценные вещи в скатерти.

— Кара, общение с адмиралом Лерой на тебя дурно повлияло! Мы не должны оставлять следов. А эти вещи укажут на причастность их нового владельца к...

— Если и укажут, то не на нас. Тут Кара прав, а потом — почему бы и не сделать подарок милой девушке? А если кто и узнает что-то из этих вещей, то пусть думает, как они попали к новым хозяевам: были захвачены или у кого-то перекуплены. А эта каторга всё равно утонет. Казну эскадры тоже прихватим — зачем добру пропадать?

— Как скажешь, Гючлю, ты старший, тебе виднее, — не стал возражать Булут, и они втроём сноровисто загрузили узлы и сундуки в подошедший баркас. Уходящий последним Кара погасил все лампы, кроме одной, и разлил из них масло по каюте. Уже прыгая в отходящий баркас, забросил последнюю лампу в масляную лужу.

— Хорошо горит, — удовлетворённо сказал Гючлю. Глядя на разгорающийся пожар, он сказал чернокожим гребцам: — Дружнее на вёсла налегайте, нам надо отойти подальше, пока нас с других галер не увидели.

— Огонь по каторгам, стоящим около загоревшегося корабля! — скомандовала Лера, и на всех её кораблях рявкнули кормовые пушки. Как и планировала Лера, её корабли, подошедшие близко к турецкой эскадре, были готовы к поспешному отходу, потому заранее развернулись. С такого расстояния промахнуться было невозможно и все бомбы попали в цель. Баркас с Кара и его товарищами подошёл к "Днипру", когда было сделано семь залпов. Пока разгружали баркас, успели сделать ещё семь выстрелов.

— Атаман, уходим? — задал вопрос Пидкова, с удовлетворением глядя на сундуки, сложенные на палубе (тюки с посудой и другими подобными вещами девушки из "гарема" сразу потащили в свою каюту). Лера, пожав плечами, ответила:

— Зачем? Постреляем ещё.

— Можно и пострелять, — покладисто согласился Пидкова и пояснил, почему он с этим согласен: — Почему бы и не пострелять, когда тебе не отвечают.

Один из узлов был очень тяжёлым и его, чтоб не тащить целиком, развязали. Там был специальный набор для варки кофе: жаровня с ёмкостью, в которую насыпают песок, в него ставят джезвы, сами джезвы, кофейные чашки и ложечки. Арслан, увидев всё это, удивлённо сказал:

— Этот набор принадлежит Савас-заде! Он всегда его таскает с собой, говорит, что хороший кофе получается только тогда, когда пользуешься этой жаровней.

— Принадлежал, — сделала вывод Лера. Прищурив глаза, посмотрела на невозмутимого Кара и сказала: — Если этот набор здесь, то он принадлежал. Думаю, многие знают, чьи это предметы. Дениз, Наиля, занесите это в каюту и спрячьте так, чтоб никто не видел, мы этим пользоваться не будем и никому не покажем.

— Молодцы, Кара, Булут и Гючлю! Вы правильно сделали, что всё это забрали и не дали ему потонуть вместе с турецкой каторгой. А я-то думал — зачем вы пошли на такой риск! А оно вышло наилучшим образом, — продолжал восторгаться Пидкова, рассматривая выложенные на палубу богатства (восторгался не столько посудой и другими предметами роскоши, сколько количеством сундуков, два из которых открыли).

— А то! Зачем же добру пропадать? Его же забрать можно и никто не будет знать, что оно не утонуло! — хохотнул Гючлю, Пидкова одобрительно похлопал его по плечу. Пока все были заняты рассматриванием сундуков, Лера поинтересовалась у Кара:

— Я так понимаю, что целью вашей авантюры были не эти богатства? Их вы прихватили попутно, можно сказать — для отвода глаз. Не доверяете, так?

— Ну почему авантюры, никакого риска не было, для нас это была обычная прогулка. А её основная цель — пусть для всех останется секретом, вы же ни с кем не поделитесь своей догадкой, так? — улыбнувшись, ответил Кара, Лера вернула ему улыбку:

— Обычная прогулка? Ну да, обычная для вас. Что же, так и будем считать, но зачем вы взяли предметы, по которым можно...

— Лера-ханум, вы правильно сделали, что спрятали те предметы, их можно будет использовать. А как? Об этом поговорим позже.

Корабли эскадры Бегич ушли только на рассвете, расстреляв почти весь запас бомб. В результате этого боя, вернее, безнаказанного избиения турецкая эскадра потеряла почти четверть кораблей, ещё четверть была серьёзно повреждена. Людские потери тоже были значительны как среди офицеров, так и среди простых гемиджи. Но самое страшное, что во время этого вероломного нападения погиб Савас-заде! Кроме принца погибли оба его советника и полный адмирал Батукан-бей, чей корабль находился рядом с большой каторгой Савас-заде и тоже попал под обстрел, одним из первых попал! Уцелел Бахтар-паша, лодка которого не успела добраться до его корабля. Когда началась стрельба, Бахтар-паша приказал править не к своей галере, а в сторону, туда, где было темно, посчитав, что там безопаснее всего.

Аскеры под командованием Тезер-аги вернулись только к вечеру следующего дня. Тезер-ага доложил Бахтар-паше, тот, как самый старший начальник, принял командование, о том, что пираты ушли, воспользовавшись подъёмом воды в речке. Один из уцелевших офицеров из эскадры Батукан-бея опознал в обстреливающих турецкую эскадру, а потом уходящих кораблях, те самые, что преследовали эскадру после неудачи у Милоса. Это были корабли, которые накануне преследовала объединённая эскадра и которые так бездарно упустила! Каторга Савас-заде сгорела дотла, а то, что самого принца не обнаружили среди тех, кто спасся (а таких было немного), позволило сделать вывод, что он погиб вместе со своим кораблём.

Осторожный Бахтар-паша не стал преследовать эскадру адмирала Бегич, побоявшись очередного "сюрприза", на которые был так щедр этот пиратский адмирал. Починив на скорую руку те корабли, что можно было быстро отремонтировать, и взяв на буксир галеры, что требовали более основательного ремонта, поредевшая турецкая эскадра отправилась в Дуррес, понятно, что "чёрным" вестником, который сообщит султану о гибели его старшего сына, никто не хотел быть. Не сообщили и о том, что попал в плен или где-то пропал Арслан-заде (если о выкупе за адмирала Селима и бывшего коменданта Отхоноя Сарана велись переговоры, то о принце никто даже не заикался).

Рассказ Кара о том, кого турки считают адмиралом Бегич (Кара и его товарищи некоторое время слушали, о чём беседовал турецкий принц и его советники), развеселил Леру, которая сказала:

— Обидно, когда тебя принимают за другого, но опровергать мнение турок я не буду, да и как это сделать? Не посылать же им мой портрет с соответствующими объяснениями? Самой мне тоже ехать и рассказывать о себе не хочется, хотя... кто знает, может, и придётся съездить — показать, как они ошибаются.

— Указать на их ошибку длинными пушками, — хохотнул Пидкова, Тимохин поддержал товарища:

— А если не смогут увидеть свою ошибку, то зажечь несколько их кораблей, чтоб подсветить,

На этот раз цепи не поднимали и корабли Леры беспрепятственно вошли в бухту Отхоноя. Корабли не стали швартоваться, встали так, чтоб под прицелом изготовившихся к стрельбе пушек держать береговые укрепления и стоящие в бухте корабли. Конечно, всем угрожать было невозможно — пушек было мало, а целей — много. Но сам факт готовности к открытию огня — наведенные на цели пушки и канониры около них, а также лёгкий дымок от фитилей и печей для каления ядер показывали, что адмирал Бегич шутить не намерена. Ну и то, что с кораблей, застывших в готовности неизвестно к чему, на берег никто не спешил (что было более чем необычно, всегда после захода в порт большая часть команды сходит на берег), очень настораживало. Командующий эскадрой, который ниже по рангу коменданта крепости, должен был отправиться с визитом вежливости к старшему начальнику, но этого не происходило. Мало того, с эскадры не было полагающегося салюта, хотя было ясно видно, что пушки на кораблях готовы к стрельбе. Три часа корабли и крепость настороженно молчали, а потом от пристани отошёл баркас под флагом коменданта крепости. Поднявшийся на палубу "Днипра" генерал Витрич остановился перед девушкой-адмиралом, за спиной которой стояли её подруги, а за ними команда галеры. Все они молча смотрели на коменданта крепости Отхоной и офицеров, его сопровождавших. Вообще-то, по этикету первым должен приветствовать коменданта крепости командующий эскадры, базирующейся в порту крепости или вошедшей в него, но эта девица-адмирал молчала. Не выдержав, первым заговорил генерал, заговорив, он начал оправдываться:

— Вы сами понимаете, у вас на хвосте была турецкая эскадра и турки могли ворваться в порт на ваших плечах. Я должен был... тем более что мне приказал это сделать представитель сената, имеющий самые широкие полномочия. Я не мог не подчиниться, сами понимаете, приказ старшего начальника, а...

— Кто? — выдохнула Лера, и её тёмные глаза потемнели ещё больше. Генерал Витрич быстро назвал имя:

— Член совета десяти, сенатор Винетти.

За спиной девушки адмирала послышался не то глубокий вздох, не то всхлип. Одна из девушек, стоявших около Леры, побледнела, а адмирал на мгновение обернулась и коротко бросила:

— Я хочу с ним поговорить!

— К сожалению, сеньора адмирал, это невозможно, сеньор Винетти скончался, апоплексический удар, лекарь ничего сделать не смог...

Всхлип за спиной девушки повторился, и шагнувший вперёд молодой человек сказал:

— Лера, мне надо срочно на берег!

— Сеньор Винетти, позвольте выразить вам соболезнования, — склонил голову генерал Витрич, узнавший этого молодого человека. Выдержав полагающуюся в таких случаях паузу, Витрич предложил:

— После переговоров с адмиралом Бегич я буду рад предоставить вам возможность отбыть на берег на моём катере, я...

— Лера! Мне надо на берег, немедленно! — закричал Винетти, девушка-адмирал кивнула и скомандовала:

— Петро! Спускай шлюпку! Пусть Фабио доставят на берег побыстрее.

— Спасибо, Лера, — поблагодарил Винетти и, уже не скрываясь, громко всхлипнул.

— Лера, я поеду с Фабио, — решительно заявила одна из девушек свиты адмирала Бегич, та снова кивнула:

— Хорошо, Румани, поезжай, ты там лишней не будешь.

Генерал Витрич отметил, что молодой Винетти и адмирал Бегич называют друг друга по имени, как хорошие друзья. Получается, что эти двое, по крайней мере, сейчас в очень хороших отношениях, а если учесть, что Фабио Винетти единственный сын, то теперь глава дома он. А тот факт, что у этой девицы адмирала хорошие отношении с домами Чануто и Изерини, то получается — не стоит с ней ссориться. Хоть генерал Витрич не был политиком и старался не участвовать в различных интригах, но Венеция такое место, что будешь втянут эту кухню независимо от своего желания! Поэтому надо быть крайне осторожным, тем более что Витрич добился своего положения не по протекции, а потом и кровью. Если кого-нибудь из имеющих отношение к великим семействам рассердить, то не исключено, что можно лишиться должности губернатора и звания генерала, а эта девица, похоже, имеет связи. Никакие прошлые заслуги не помогут избежать такой судьбы! Витрич вздохнул и решил не возражать этой выскочке, чего бы она не потребовала.

Глава четырнадцатая. Случайные закономерности, странности "пополнения" "гарема" Леры и выяснение некоторых вопросов.

Эскадра адмирала Бегича задержалась на Отхоное почти на три недели, надо было пополнить запасы (в том числе и бомб), провести ремонт кораблей (пусть повреждения и незначительные, но они были). Но это не означало бездействия Леры и её подчинённых, тем более что к возвращению эскадры на Отхоной была готова к выходу в море та галера, переоборудованием которой занимался Горан Транкович. Времени для воплощения в жизнь всех его кораблестроительных задумок и новаций было более чем достаточно, и он развернулся в полной мере. Эту галеру теперь было невозможно узнать, из сорока двух банок для гребцов осталось только двадцать, как сказал Транкович, вёсла — это прошлое, парус и только парус, именно парусам принадлежит будущее. Вот поэтому на галере появились три мачты с развитым парусным вооружением, превосходящим даже то, что было на испанских и английских галеонах. Фок и грот мачты несли прямые паруса, дополненные лиселями, а бизань — косые, эти паруса и обеспечивали ход корабля, а вёсла предназначались для маневрирования. На усиленных носовой и кормовой площадках разместили не две, а три длинные пушки, по пять пушек меньшего калибра (не такого малого, какие обычно ставят на галерах, а более крупного) поставили вдоль бортов. Большой киль позволял использовать нехарактерное для галер парусное вооружение, да и сама галера стала шире. Кораблестроитель-новатор то ли приделал новые борта поверх старых, то ли раздвинул старые, что и как сделано, он подробно объяснял Лере, но та так и не поняла — что и как. Девушка и не старалась понять, уж слишком мудрёные были объяснения, но результат сделанного её удовлетворил. Посоветовавшись с Мирко, Лера решила назвать новый корабль — "Рагуза", сказав, что если есть корабли, названные в честь рек, на берегах которых живут люди из её команды, то почему бы не назвать корабль именем её родного города? Никто не возражал, только Жданко, который знал, кто такая Валерия Джунтович, поинтересовался:

— Лера, а не станет ли это подсказкой тем, кто захочет выяснить кто ты и откуда?

— Сначала пусть выясняют, что общего у меня и у тех рек, что на севере от Эвксинского понта, ведь корабли с таким названиями есть в моей эскадре, — ответила Лера, вот так и стал этот корабль носить такое название — "Рагуза". На него Лера вместе со всем своим гаремом и переселилась, сделав "Рагузу" флагманским кораблём своей эскадры.

Лера стояла на капитанском мостике "Рагузы" и с наслаждением вдыхала морской воздух. Пока "Дон", "Днипро" и "Ласточка" ремонтировались, Лера решила опробовать ходовые качества "Рагузы", проверить — не напортачил ли Транкович в своём стремлении создать идеальный корабль. "Рагуза" шла, неся только половину парусов, что можно было поставить, при этом "Звезда" (Лера не решилась идти в море только на одном корабле, не имея страховки от всяких неприятностей) едва поспевала за флагманом, и это при том, что на ней были поставлены все паруса! Это был первый, можно сказать — испытательный, поход "Рагузы", и далеко от Отхоноя уходить не собирались, но увлеклись. Убедившись в отличных мореходных качествах корабля, Лера собиралась дать команду — лечь на обратный курс, как с мачты раздался крик:

— Турецкие галеры впереди!

Оказалось, что это большие галеры и "Рагуза" их догоняет. Лера приказала добавить паруса, и корабль стал быстро нагонять турецкие галеры. Дмитар Горанич, ставший капитаном "Рагузы", поддержал решение Леры, заметив:

— Подойдём поближе, посмотрим — что и как. При таком преимуществе в скорости хода, как у нас, мы можем пройти вдоль их колоны на безопасном расстоянии, их мелкие пушки до нас не добьют.

— Не такие уж они и мелкие, но ты прав — не добьют, а вот наши... почему бы и не пощипать безнаказанно, — добавил Берк (его фамилию мало кто знал, да и как Берк, он был никому неизвестен, его уже знали под фамилией Бегич, к тому же он сменил не только фамилию, но и имя), первый помощник капитана.

А стал Берк Бегичем сразу после ухода Леры из Аль-Искандерии. Он хоть и имел турецкое имя, по национальности не был османом, да и на турка он был мало похож. Лера подозревала, что он из того же народа, что и Кара, ведь именно он рекомендовал его. Берк появился вместе с Гючлю и Булутом, но проделал это очень незаметно и в отличие от них внимания к себе не привлёк. Скромный, тихий и совсем незаметный, тем не менее он оказался не только умелым бойцом, но и хорошо знал все премудрости кораблевождения. Рекомендуя этого человека, Кара сказал, что Лере необходим кто-то, кто будет рядом с ней и будет её охранять. Лера очень удивилась и напомнила Кара, что у неё есть её гарем, кстати, тренированный им самим, есть ещё абсолютно ей преданные Мумба, Мужонга и Трондо. На что Кара возразил:

— Лишние глаза и не только глаза (что имел в виду Кара, стало понятно позже) не помешают, к тому же Мужонга сейчас не с тобой, он командует своими соплеменниками. Берк будет тебе не менее предан, чем чернокожие воины, он принесёт тебе клятву верности кровью на мече. Для нас такую клятву нарушить невозможно.

Лера отметила это "для нас", но спросила Кара о другом:

— В чём причина того, что он хочет это сделать? Ведь как я понимаю, это его решение, никто не принуждает Берка это сделать. А, насколько я знаю, клятва крови на мече — это на всю жизнь! Так почему он хочет это сделать?

Вместо Кара ответил Гючлю, который присутствовал при этом разговоре, (Кара не возражал, Лера тоже не стала, она давно уже подозревала, что весельчак и балагур Гючлю не так прост, как хочет казаться):

— Ты хочешь знать — какова причина этого решения Берка? Это Арслан, он очень много значит для нашего народа, можно сказать, он наша надежда. Мы не допустим, чтоб с ним что-то произошло, а он очень к тебе привязался, если не сказать — гораздо больше, чем привязался. Если что-то произойдёт с тобой, то это очень отразится на нём, насколько? Об этом трудно судить, но он очень расстроится, настолько расстроится, что это подставит под сомнение реализацию наших планов, а следовательно, и надежды нашего народа. Какого народа и кого нас? Тебе лучше этого не знать, пока не знать, потом, может быть... Хотя если всё пройдёт так, как это задумано, ты узнаешь всё! А пока, у меня есть одно предложение, турки думают, что адмирал Бегич — это мужчина, вот пусть и дальше так думают, при случае мы им это покажем и будем это постоянно подтверждать. Кого покажем? О Берке мало кто знает, вот его и будем показывать.

— Мне кажется, это будет очень трудно сделать, меня многие видели и многие знают, что Бегич — это именно я, — улыбнулась Лера. Она не стала возражать Гючлю, уж очень неожиданно выглядело его предложение, оно только позабавило девушку. Но командир Кара и Булута (в этом Лера уже не сомневалась) очень серьёзно продолжил:

— Тем, кто знает, что ты Бегич, мы ничего говорить не станем, а вот те, кто не знает, поверят. Да и те, кто сомневался, тоже поверят. Ведь девушка — адмирал, это более чем необычно, а вот то, что за её спиной кто-то стоит, кто не хотел раньше времени себя обнаруживать — это очень правдоподобно. Люди охотно верят в то, что им кажется правдоподобным, а не в то, что есть на самом деле. А если им в этом ещё немного помочь, то они поверят во что угодно. Вот и будем представлять Берка как Бегича. Хотя имя Берк в данном случае не очень подходит, какое имя лучше взять, чтоб это ни у кого не вызывало лишних вопросов. Твоё имя — Валерия, пусть он будет Валерием, а что, неплохо звучит: Валерий Бегич, а то, что он всегда при тебе, вернее, ты при нём, так это можно представить так, будто ты его дочь... нет, лучше племянница. Те, кто начнут охоту на адмирала Бегича, а они обязательно так поступят, могут попытаться взять дочь как заложницу, а нам это не надо. В их глазах ты не должна иметь ценность как заложница. Ну что? Я тебя убедил?

— Убедил, — улыбнулась Лера и, подумав — сочинять, так сочинять, предложила: — Для тех, кто знает — кто я такая, пусть Берк, вернее, Валерий будет моим дядей, скажем, двоюродным братом моего отца — князя из рода Бегич. А что на турка он немного похож, так, скажем, его мать была знатной турчанкой...

Берк засмеялся, сказав, что Лера точно угадала — так оно и было. После этого разговора Берк держался в немного в стороне, но так, чтоб всё время Лера была у него на глазах. На Отхоное начатый у Аль-Искандерии разговор Лера продолжила, предложив:

— То, что Берк всё время меня сопровождает, может показаться странным, поэтому стоит во всеуслышание объявить о нашем "родстве" и, по-родственному, назначу его помощником капитана "Рагузы", думаю, он справится, ведь знания, а скорее всего, и опыт у него есть, конечно, обязанностей и хлопот у него прибавится, но что делать — легенда должна быть наиболее правдоподобной. Так как дядя Берк, ой, Валерий, ты согласен занять должность помощника капитана?

Вот так Берк стал Валерием Бегичем. То, что Лера в Аль-Искандерии нашла и спасла своего дядю, никого не удивило. Раз она признала его дядей, а он её племянницей, значит так оно и есть, тем более что этот дядя по имени Валерий опекал Леру, как очень любящий отец опекает свою дочь. В остальном всё осталось по-прежнему: Кара Кюрт — телохранитель и опекун Арслана, Гючлю и Булут — бойцы одной из абордажных команд, как и положено, обращающиеся к Лере и её дяде, первому помощнику капитана, на "вы". Валерий влился в гарем Леры как равный: он тренировал девушек, так как бойцом был не хуже, а может, и лучше, чем Кара, участвовал в ежедневных кофепитиях (знал множество забавных историй и развлекал девушек). Но при этом добросовестно и грамотно выполнял свои обязанности помощника капитана, чем заслужил уважение команды "Рагузы".

Вот и сейчас Валерий Бегич находился на мостике рядом с Лерой и Гораничем. Разглядывая турецкие галеры в подзорную трубу, он увидел балдеру бейлербея Арберии:

— Никак уважаемый эфенди куда-то собрался, раз поднял свой штандарт. Не ошибусь, если скажу, что он везёт что-то очень важное, очень хочется посмотреть — что это?

— Первый раз это были деньги, собранные как подать, и почтенный бейлербей вёз их в Истанбул. Второй раз он их даже не успел на корабль погрузить, мы успели это сделать раньше, правда, погрузили на другой корабль. Вполне возможно, что и сейчас у него в качестве груза что-то подобное, — ответила Лера и, вздохнув, сказала: — Если второй раз всё было хорошо подготовлено, то в первый нам просто повезло. Бейлербей решил поохотиться и погнался за нами, но увлёкся и далеко оторвался от своей охраны. Но сейчас их слишком много, аж девять, и они идут достаточно кучно, нападать на них даже с нашими длинными пушками — безумие! Пусть мы одну утопим, ну две-три, остальные нас массой задавят! Вообще-то, мы можем подойти на расстояние выстрела, нашего выстрела, несколько раз по ним выпалить и, когда они перестроятся, чтоб нас атаковать, уйти. Оторваться от них мы сможем, они на вёслах, мы на парусах, поэтому идем гораздо быстрее, но какая нам будет польза от этой атаки?

Дмитар ничего не сказал, только пожал плечами, Лера высказала то, что и так было ясно, так зачем что-то ещё добавлять? Валерий как-то хитро улыбнулся и сказал:

— Это всё верно, но всё же, почему бы нам не выяснить на что способна "Рагуза" и её длинные пушки? Когда ещё такой случай представится? Если мы, как я уже предлагал, пользуясь своим преимуществом в скорости, пройдём вдоль их колонны и, используя наши дальнобойные пушки, немного постреляем? А если они попытаются нас атаковать, сразу уйдём, не подпуская эти галеры к себе на расстояние выстрела их пушек. Но можно сделать и по-другому, их адмирал, или кто там командует этими кораблями, допустил ошибку, выбрав такое построение, видите, как растянулся строй их кораблей? Этим мы и воспользуемся: подойдём к последнему кораблю и утопим его, ну, может, не утопим — хорошо повредим, да, именно повредим — топить долго, а потом посмотрим — что предпримут остальные.

Лера, Горанич и Скетушский (он перешёл на "Рагузу" и командовал здесь обеими абордажными командами) вопросительно уставились на Валерия, а тот продолжил:

— Всё зависит от того, кто командует тем отрядом, если кто-то из адмиралов, то он развернёт корабли, чтоб дать отпор наглецам, посмевшим напасть на конвой. Если же сам бейлербей, то он даст команду — уходить как можно быстрее, сам же постарается сразу уйти, прикрываясь остальными кораблями, можно сказать, бросив их. Вот мы и устроим бучу, когда же галера бейлербея уйдёт далеко вперёд, догоним её и... нет, захватывать не будем — это долго и опасно, остальные подоспеют ей на помощь, а сделаем так, как однажды поступила Лера: перегрузим к себе всё ценное и...

— Уйдём с добычей, — усмехнулся Горанич. И продолжая широко улыбаться, кивнул: — Я сам не участвовал, слышал от Држезича, как тогда облапошили бейлербея и как до самой Венеции угощали того хитрого венецианца кофе. Что ж, господин Бегич, вы предложили, вы и командуйте, — Горанич хитро посмотрел на Валерия, мол, сейчас и посмотрим, какой из тебя командир. Многих, в том числе и Горанича, удивило внезапное появление дяди Леры, а вот в том, что она назначила его помощником капитана своего нового флагманского корабля, ничего удивительного не было. Для всех не было, но только не для Дмитара Горанича, который хоть и не был другом Мирко Држезича, но знал его раньше и неоднократно бывая в Рагузе, видел там Валерию Джунтович. Горанич знал, что хоть Лера не из простых, но никак не княжна Бегич, следовательно, у неё не может быть никаких таких родственников. Но с другой стороны, этот Валерий, подобранный в Аль-Искандерии, как раз мог быть каким-то родственником князя Бегича, попавшим в плен к туркам и который решил подыграть Лере, руководствуясь какими-то своими целями. Какими? Это Горанича интересовало в последнюю очередь, но вот то, что человек, которого он не знал, стал его помощником, немного, да что там немного — довольно сильно напрягало. А тут появился случай проверить способности этого отпрыска княжеского рода: если всё будет хорошо — то это вполне достойный человек, если же что-то пойдёт не так, то всегда можно будет вмешаться.

"Рагуза" просигналив на "Звезду" чтоб та отстала и ушла в сторону, но при этом оставалась в пределах видимости, догнала последнюю турецкую галеру, сместившись немного в сторону так, чтоб было видно, кто напал на турецкий конвой, и открыла огонь из носовых пушек. Горанич поинтересовался: мол, не слишком ли близко подошли к туркам? Ведь остальные могут развернуться и прийти на помощь атакованной галере. На что Валерий ответил:

— Вот это и надо проверить, от того, как поступят остальные, зависят наши дальнейшие действия. Я не могу планировать атаку, так как не знаю, что они предпримут в ответ, вот сейчас и посмотрим.

Длинные пушки — грозное оружие, но слишком тяжёлое и громоздкое, вот поэтому на корабли их не ставят, если заряжать их не намного дольше, чем обычные, которые устанавливаются на кораблях, то вес и отдача после выстрела — рано или поздно разрушат палубу. Горан Транкович, кораблестроитель-новатор, о котором с уверенностью можно сказать — гений, опередивший своё время, не только особым образом укрепил площадки, где этих гигантов установили, но ещё придумал систему противовесов и компенсаторов, гасящих отдачу и позволяющих быстро наводить пушки на цель. Ещё одно изобретение Транковича ускоряло довольно трудоёмкий процесс заряжания этих пушек, что позволило увеличить темп стрельбы.

С турецкой галеры успели сделать три выстрела, впрочем, ядра до "Рагузы" не долетели, а вот её длинные пушки дали четыре залпа, хотя не все ядра попали в цель, но у галеры была полностью разбита корма. Лишившаяся руля, неуправляемая каторга, набирая воду, не просто потеряла ход, она совсем остановилась. А "Рагуза" перенесла огонь на следующую галеру, та продержалась дольше, для того, чтоб вывести из строя и её, потребовалось шесть залпов. Конечно, для того чтоб утопить турецкие каторги, пришлось бы потратить больше ядер, а может, ещё и бомбами стрелять. Но задача была не топить галеры (это отняло бы время, позволившее остальным галерам перестроиться для отпора), а только, разбив рули (естественно, корму тоже), лишить возможности маневрировать. Турецкий адмирал, или кто там командовал османами, поступил так, как и предполагал Валерий, он приказал увеличить скорость, о чём свидетельствовали участившиеся удары барабанов, задающих темп гребцам. Мало того, на галерах ещё и паруса поставили. Глядя на эти действия турок, Валерий сказал:

— Что и следовало доказать: их корабли растянулись ещё больше, чем раньше и если мы атакуем какую-нибудь галеру, остальным будет трудно прийти ей на помощь, они могут просто не успеть. А мы им ещё больше усложним эту задачу. Канониры! Бейте калёными ядрами! Будем надеяться, что огонь перекинется на паруса.

Выполняя команду Валерия, длинные пушки "Рагузы", идущей параллельным курсом с турецкими галерами, начали стрелять калёными ядрами. Расстояние было достаточно велико, и не все ядра попали в цель, несколько даже не долетело, уж очень большое было расстояние, да и стрелять старались так чтоб ядра попадали на палубу а не по корпусу. Но и тех, что попали, хватило, чтоб паруса на всех галерах загорелись, на некоторых каторгах не только паруса, а у одной калёное попало в крюйт-камеру, что вызвало взрыв уничтоживший эту галеру, что изрядно напугало остальных. Нет ничего страшнее на море, чем пожар, разве что тогда, когда корабль уже тонет. Напуганным туркам уже не было до корабля, быстро идущего вдоль колонны их конвоя. "Рагуза", нагнав первую галеру, не стала её обстреливать (был дан только один залп — картечью вдоль палубы), а сразу пошла на абордаж. Как только усиленный форштевень "Рагузы" ударил турецкую галеру в корму, на палубу каторги посыпались абордажники Леры. Раньше всех, грозно размахивая саблей и вращая глазами, на турецкую галеру прыгнул Валерий. За ним, чуть приотстав, Гючлю и Булут (эти трое смели тот десяток аскеров, что находился на юте галеры), за ними под командой Скетушского первая команда абордажников вооружённых, по совету Валерия, восемью пистолетами (два в руках, остальные в специальной перевязи). Частая стрельба из пистолетов заставила отшатнуться аскеров, которые укрывшись за кормовой надстройкой, не попали под картечь. Но надо отдать аскерам должное, те, кто уцелел, яростно атаковали ворвавшихся на их корабль. К этим аскерам присоединились их товарищи поднявшиеся с нижней палубы, в ход пошли сабли. Пока шла схватка на палубе, вторая абордажная команда, командиром которой был Платон Васин, проникла в помещения кормовой надстройки и те, что были под ней. Находящиеся там воины (а судя по оружию и кольчугам на них надетых, это были непростые аскеры), были хоть с трудом, но перебиты, и бойцы второй абордажной команды перекрыли проход на корму. Абордажники из третьей команды (командир Северин Качка) в бою не участвовали, они были заняты переноской на "Рагузу" того, что было в кормовых каютах. Тут командовала Лера, вернее, даже не она, а Зухра, Дениз и Наиля. Румани, Линь и Винь в этом не участвовали, они остались на Отхоное.

Румани не могла оставить Фабио наедине с его горем, а Линь и Винь готовили тело (бальзамировали особым способом) Джузеппе Винетти к перевозке в Венецию. Фабио хотел похоронить отца в фамильном склепе, поэтому надо было довезти тело до Венеции, что в жарком климате сделать довольно трудно, так как путь занял бы не меньше недели. Вот Линь и предложила забальзамировать тело сенатора, теперь она с сестрой этим занималась. Остальные девушки, вызволенные из гаремов в Аль-Искандерии, тоже остались на Отхоное, не пожелав участвовать в ходовых испытаниях "Рагузы". Вот так и получилось, что из всего "гарема" Леры её сопровождали только Зухра, Дениз и Наиля. На "Рагузе" не успели как следует оборудовать помещение "гарема", вообще-то, Горанич об этом позаботился, и адмиральским салоном была самая большая каюта с выходами на кормовой балкон, к этой каюте примыкали ещё две, поменьше. То есть — помещение было, но не обставлено соответствующим образом, вот девушки и гребли с турецкой галеры всё подряд, вернее, показывали, что брать, носили-то не они. Но если девушек в первую очередь интересовали ковры и посуда, то Лера уделила больше внимания большим кожаным мешкам. Когда забирали последний мешок (девушки успели утащить всё им понравившееся раньше), Лера свистнула. Тучный турок, который сразу поднял руки (он и ещё четверо, все богато одетые) и всё это время стоявший, прижавшись к стене, не выдержал и закричал:

— Неверные! Аллах всё видит и накажет вас, а султан велит казнить! Жестоко казнить! Будете смерти как милости просить!

— Аллах всё видит, но редко вмешивается. Вот поэтому — на Аллаха надейся, но ишака привязывай, а мешки потуже завязывай, в смысле — прячь, — произнёс чернобородый мужчина, появившийся в каюте, он туда зашёл через широкий проём, одновременно служивший окном и пушечным портом. Обращаясь к Лере, спросил: — Закончили уже? Гарему понравилось?

— Да, мой адмирал! Гарем доволен! — вытянулась Лера, подмигнув мужчине. Тот, тоже подмигнув девушке и напустив на себя строгий вид, сказал:

— Вот, как я говорил, так и получилась. Князь Бегич дурного не посоветует. Если у вас всё, то уходим.

Лера незаметно кивнула в сторону стоящих у стены турок, словно спрашивая — что с ними делать. Валерий тоже незаметно покачал головой, показывая, чтоб их не трогали. Лера преувеличенно почтительно поклонилась, но подмигнуть не забыла. Ещё раз поклонившись, девушка сказала:

— Да, князь! Вы как всегда правы! Надо уходить!

Мужчина улыбнулся и оглушительно свистнул, подождав пока все уйдут из большой каюты, тоже её покинул. Но прежде чем перепрыгнуть на начавший удаляться корабль, погрозил пальцем богато одетым туркам, стоящим у стены с поднятыми руками.

Самый тучный и очень богато одетый турок, увидев, что корабль напавших на его галеру удаляется, разразился бранью, впрочем, руки он не опустил и говорил хоть и темпераментно, но негромко. Второй, худощавый, опустил руки и, глядя на удаляющуюся "Рагузу", тихо произнёс:

— Брань в адрес этого пирата не спасёт от шёлкового шнурка, уж слишком велика провинность — третий раз потеряно джизье, собранное с провинции. Для Высокого порога важно то, что деньги не поступили в казну, а по какой причине это произошло — совсем не интересно.

— Что вы там говорите? — раздражённо произнёс тучный турок, опуская руки. Худощавый, чуть улыбнувшись, ответил:

— Я говорю, что теперь известно — кто такой этот адмирал Бегич. Слухи о том, что это девушка, оказались только слухами. Непонятно — почему они возникли и почему им верили, ведь было же известно о гареме этого пирата, а это неоднозначно указывает на то, что он мужчина. Да, девицы из этого гарема — непростые девушки, это видно по тому, как они держатся: лица не закрывают, одеты по-мужски. Да и вооружены они получше, чем многие наши аскеры. Я склонен думать, что это не только гарем этого Бегича, но и такая оригинальная охрана. Неудивительно, что одну из этих решительных девиц и принимали за главаря этих пиратов. Но теперь-то мы знаем, что и как. Это знание надо как можно быстрее донести до капудан-паши, с пиратством этого Бегича надо решительно покончить! И сделать это как можно быстрее!

— Да, да, непременно, Буртум эфенди! — вскричал тучный турок и, обращаясь к худощавому, с жаром продолжил: — Обязательно о художествах этого Бегича надо доложить капудан-паше! Не только ему, опасность продолжения деятельности этого пирата надо донести до высокого дивана! Надо это всё как можно более убедительно изложить! Мы вернёмся в Дуррес и подготовим соответствующее послание!

— Да, эфенди, вы совершенно правы, об этом надо сообщить как можно быстрее! — поддержал тучного турка худощавый и, продолжая улыбаться, добавил: — Но возвращение в Дуррес и подготовка послания займёт довольно много времени, к тому же его надо ещё доставить в Истанбул, а это тоже не быстро. Не лучше ли будет, если вы, эфенди, сами доложите всё это не только высокому дивану, но и самому султану. Попутно объясните — почему в вашем бейлике до сих пор не собран джизье. Ведь вы постоянно докладываете о трудностях, возникающих при его сборе. Нам удалось выяснить — джизье регулярно собирается, но каждый раз бывает вами потерян, как это происходит, мы увидели. Джизье собирается, но не поступает в казну. А это свидетельствует о некомпетентности или халатности, если не больше, правителя бейлика!

— Джизье собран в полном объёме! Деньги и другие ценности везли в Истанбул, но... вы же сами, казаскер Буртум, были свидетелем того, что...

— Был, видел и меня очень удивило то, что подобное происходит третий раз. Если два таких происшествия можно считать случайностью, то три — это уже закономерность. Очень настораживающая закономерность! — худощавый турок, перестав улыбаться, не дал высказаться бейлербею Арберии. Тот попытался возразить и что-то приказать капитану галеры, но появившиеся три аскера, повинуясь взмаху руки казаскера, увели бейлербея, заломив тому руки за спину. Повернувшись к одному из своих спутников, до сих пор молчавших, но уже давно опустивших руки, казаскер произнёс:

— Да, мы идём в Истанбул, таково моё решение. Пусть бейлербей Арберии объяснит высокому порогу — почему джизье, собранный в его провинции, до сих пор не доставлен. Если не сможет это сделать... что ж, на всё воля Аллаха. Конечно, судьба этого пройдохи будет решаться не столь высоко, но думаю, что он получит по заслугам.

— Мне кажется, эфенди, что вы несправедливы к несчастному бейлербею, ведь он не по своей воле не смог вовремя доставить собранный джизье. Подобная неудача может случиться с каждым, — произнёс один из сопровождающих казаскера.

— Вы слишком добры или не в меру доверчивы, — покачав головой, казаскер Буртум объяснил, почему он так считает: — Три раза его постигает подобная неудача! Согласен, такая неудача может постичь любого, но три раза! Три раза подряд! Причём последний раз это произошло у нас на глазах! Как такое может произойти, что пират точно выходит на наши бастименты? Как будто хорошо знает о нашем грузе. И не просто выходит, а хорошо подготовленный для атаки! А уважаемый, а может, уже не уважаемый бейлербей принимает командование на себя и делает всё, чтоб облегчить пирату захват транспортируемых денег. Зачем было отрываться от остальных кораблей, пытаясь уйти? То, что наш бастимент не стали захватывать, тоже говорит о многом. Вполне вероятно, что наши аскеры одолели бы пиратов, но те не стали доводить дело до решительной схватки — забрали золото и сразу ушли! Да и то, что бейлербея не тронули, а только заставили поднять руки, говорит о многом!

— Но нас ведь тоже не тронули, Буртум эфенди, — возразил один из спутноков казаскера, тот криво улыбнулся и, задав вопрос, тут же на него ответил:

— А как вы думаете, эфенди, почему так произошло? Вот я тоже задался этим вопросом, было время подумать, пока с поднятыми руками стоял.

— И к какому же вы, эфенди Бутурум, пришли выводу? — почтительно поинтересовались у казаскера. Тот кивнул и пояснил:

— Этот пират, называющий себя князем и бейлербей Арберии знакомы! Не просто знакомы, а хорошо знакомы! Почему я так думаю? А вот смотрите — если этот Бегич — арберийский князь, то его владения находятся в Арберии, а это значит, он не мог не пересекаться с бейлербеем, то есть они должны друг друга знать! Не просто — знать, а хорошо знать! Настолько хорошо знать, что смогли затеять эту хитрую игру, сначала изгнание этого арберийского князя, которому ничего не остаётся, как податься в пираты, а потом... ну, что потом вы прекрасно знаете: собранное в провинции джизье с лёгкостью захватывается этим князем и происходит это три раза подряд! Это не могло не насторожить баш-дефтердара, и он потребовал выяснить — что происходит. Султан, да продлятся годы его жизни, поручил это лично мне, румелийскому казаскеру!

— И вы, Бутурум-ага с этим блестяще справились! Вы не побоялись рискнуть своей жизнью, но вывели нечистого на руку и в помыслах бейлербея Арберии, не хочу осквернять слух его презренным именем, на чистую воду! — кланяясь, произнёс один из подчинённых казаскера. Тот кивнул льстецу и продолжил:

— Да, это пришлось сделать, рискуя жизнью, вполне могло произойти, что бейлербей решился бы подать знак своему сообщнику: избавиться от всех нас как от нежелательных свидетелей. Но Аллах милостив и этого не допустил! Теперь презренный предатель, именно предатель, я более чем уверен, что он готовил заговор, понесёт заслуженное наказание! Почему предатель? За ним числится не только троекратная потеря джизьё, но и сдача неверным крепости Отхоной, а также — пленение Арслан-заде, о котором до сих пор ничего неизвестно.

Эскадра Леры уже давно вышла из гавани Отхоноя, когда во время очередного кофепития в "гареме" (большой каюте, на других кораблях именуемой — адмиральским салоном), Лера поинтересовалась у Валерия, почему он не советовал трогать тех турок. Если до остальных ей не было дела, но там же был и бейлербей Арберии, довольно жестокий человек, принесший много горя этой стране. К тому же князь Бегич должен иметь на бейлербея большой зуб, ведь его лишили владений и уничтожили всю его семью. Валерий (Берка теперь только так все называли) ответил:

— О князе Бегиче до сих пор никто не слышал, о нём узнали только тогда, когда он, вернее, такая княжна, появилась на просторах Ядранского моря. Поэтому погибла ли княжеская семья, да и была ли она вообще, никто не знает. А вот дела князя, или княжны, Бегич всем уже хорошо известны. Да и то, что налоги бейлика Арберии этим князем или княжной уже два раза были захвачены, уже не секрет. Так почему бы подобное не проделать третий раз? Да, в этот раз это была случайность, нам очень повезло, но почему бы эту случайность не представить как хорошо подготовленную операцию? Ну не представить — а намекнуть на это тем, кому надо, а кому? Там был казаскер Бутурум-ага вместе с чиновниками своего ведомства. Откуда я их всех знаю? Не будем об этом, вернёмся к казаскеру. Бутурум-ага верховный румелийский судья, занимающийся как духовными, так и светскими делами, а если он появился здесь, да ещё в компании бейлербея Арберии, то можно сказать, что последний под очень большим подозрением. В чём его подозревают? Да это уже не важно, под пытками он во всём признается, абсолютно во всём! Теперь понятно, почему я посоветовал не трогать тех турок?

— Валерий, вы страшный человек! — сказала Зухра, мужчина, состроив зверское лицо, произнёс страшным голосом:

— Да, я ужасное чудовище! Я ем судей и других чиновников на завтрак! У-у-у-у!

Девушки захихикали, а Винь серьёзно поинтересовалась:

— На завтрак — судей, а кем вы обедаете и ужинаете? Чиновниками?

— Только на завтрак их ем. У меня диета. Надо беречь фигуру, поэтому остальное время я соблюдаю очень постную диету, вот кофе пью. Тем более что сейчас пост, — ответил Валерий, вызвав уже не хихиканье, а взрыв смеха. Зухра, отсмеявшись, снова немного с подковыркой поинтересовалась (она ведь знала, кто такой этот мужчина, какое имя носил раньше и как он стал дядей Леры):

— Валерий, я видела, как вы крестились перед боем, не скажете ли какого обряда вы христианин — западного или восточного? Арберийцы — восточного, хотя среди них много мусульман, а вот Лера — западного, так какого вы?

— В зависимости от местности, — серьёзно ответил Валерий, это не вызвало улыбок, вопросы веры — очень серьёзные, ими не шутят! В гареме Леры девушки были разных вероисповеданий и такие вопросы старались не поднимать, тщательно их избегая. В командах кораблей эскадры сложились такие же отношения, ведь там были: католики, православные, магометане (как шииты, так и сунниты), а чернокожие поклонялись не одному богу, а сразу нескольким. Не желая развивать тему своего вероисповедания, Валерий, посоветовав "гарему" не скучать без него, допил кофе и, сообщив, что пойдёт на мостик, ушёл. Девушка, тихонько сидевшая (она была найдена совсем раздетой на галере бейлербея Арберии и ушла оттуда вместе с девушками "гарема" Леры), всхлипнув, спросила по-турецки (разговор вёлся на турецком языке):

— Это и есть наш хозяин? Это тот страшный адмирал Бегич, о кровожадности и беспощадности которого говорят? Да?

Этот вопрос вызвал взрыв хохота остальных девушек, развернувшихся к Лере, а та, чуть приподняв брови, попросила новенькую:

— А ну-ка, Айсу, расскажи, что такого ужасного ты слышала об адмирале Бегиче? И от кого. Заодно и о себе расскажи, кто ты, откуда? И как попала в гарем к бейлербею.

Молоденькая девушка, одетая как турчанка (её по быстрому одели в одежду прихваченную на галере бейлербея и ещё не успели переодеть) почти девочка, сжалась и заплакала. Лера обняла эту девочку, очень красивую, с необычным для турчанки цветом волос (рыжими) и глаз (ярко-зелёными) и стала утешать, говоря, что она никому не позволит её обижать. Та, немного успокоившись, стала рассказывать, что её похитили из родного дома и отвезли бейлербею, а он её хотел сразу... тут девочка зарыдала, и к Лере, старавшейся успокоить девушку, присоединились все её подруги. Как оказалось, бейлербей не успел попользоваться этой девочкой, так как к нему приехали важные гости, а потом все они поплыли на большом корабле. Бейлербей заставил Айсу перед этими гостями танцевать без одежды, пригрозив, что если она этого не сделает, а потом не пойдёт с её выбравшим, выбросить за борт! Но выбрать её никто не успел, так как гостям бейлербея сообщили о корабле, догоняющем турецкий отряд. Важные турки забеспокоились, им стало не до Айсу, а потом в каюту ворвались люди адмирала Бегича, очень напугав девушку. Но потом появились они (Айсу показала на Зухру, Дениз и Наилю) и одна из них приказала аскеру Бегича перенести перепуганную девушку на пиратский корабль, при этом сказав, что этот цветочек заменит какую-то Румани, покинувшую гарем. Айсу дрожащим голосом спросила, что сталось с этой Румани? Может, кто-то из подруг Леры и хотел пошутить по поводу гарема и Румани, но не успел. Лера, строго глянув на подруг, спросила у Айсу:

— Ты меня не боишься?

Молоденькая турчанка отрицательно помотала головой и сильнее прижалась к Лере, а та, погладив девочку по голове, тихо сказала:

— Бегич — это я.

— Ты — любимая жена адмирала? Главная в гареме? — тоже тихо спросила Айсу, но не только Лера, остальные её тоже услышали и не смогли сдержаться — кто-то улыбнулся, а кто-то и захихикал. Лера улыбнулась и пояснила:

— Адмирал Бегич — это я!

— А он кто? — удивилась Айсу и пояснила: — Этот чернобородый, он же говорил — что адмирал он!

— Он не говорил, что именно он адмирал, сказал, что князь. Он и есть князь, он мой дядя, а я княжна Бегич, адмирал и командую этой эскадрой.

— А он? Кто он тогда? — Айсу никак не могла понять — кто этот чернобородый князь. Лера, продолжая улыбаться, сказала:

— Князь Валерий Бегич, помощник капитана на моём флагманском корабле. Он командовал абордажем турецкой галеры, а если кому-то хочется думать, что адмирал именно он, разубеждать не стану.

— А гарем? Все эти девушки, кто они? Этот чернобородый, который не адмирал, но князь, сказал же вам всем, чтоб его гарем не скучал, получается, что... — Айсу никак не могла разобраться, кто есть кто и каковы их взаимоотношения.

— Это мои подруги и сёстры, — сделав широкий жест рукой, Лера терпеливо продолжила объяснять: — А гаремом их называют в шутку, ведь они девушки. Ну, сама подумай, разве у меня может быть гарем? Тебя никто насильно удерживать тут не будет, и если бы я знала куда, то отправила бы тебя к родным, но ты сама не знаешь — где твой дом. Я могу дать тебе денег, чтоб ты могла поселиться в одном из городов на берегах Ядранского моря, но боюсь, что из этого ничего хорошего не выйдет, одинокая и беззащитная девушка — лакомая добыча. Я могу обеспечить твою безопасность, но сделать это могу только тогда, когда буду рядом, — Лера на мгновенье задумалась: молодая очень красивая, но при этом одинокая девушка, и даже если её обеспечить деньгами, то она всё равно будет в опасности. Из создавшегося положения Лера видела только один выход, его она и предложила: — А хочешь быть моей подругой?

Утром, как обычно, у "гарема" Леры была тренировка. Айсу, делая большие удивлённые глаза, смотрела на девушек не только не закрывающих свои лица, но и одетых в очень откровенные наряды! Мало того, что они были в шароварах, таких, какие носят только в гаремах, так эти полупрозрачные штаны ещё были так обрезаны, что открывали колени! А сверху на девушках были надеты полосатые мужские нижние рубахи, какие носят моряки, мало того, эти рубахи были стянуты в узел на животе, что если не выставляло грудь на всеобщее обозрение, то очень хорошо её подчёркивало. Айсу одели точно так же, хоть грудь у ней была маленькая, но девушка всё равно стеснялась А вот Беата, у которой каждая грудь была размером с хорошую дыню, нисколько не смущалась. Эта белокурая красавица (поскольку она не знала, уцелел ли хоть кто-то из её родных при нападении татар) решила присоединиться к гарему Леры. Беата, заметив смущение Айсу, сказала:

— У тебя грудь хоть и маленькая, но красивая, это даже под рубашкой видно, ты должна не стесняться, а гордиться!

— Но на меня же смотрят! — Айсу кивнула в сторону абордажников, наблюдавших за тренировкой девушек, Беата пожала плечами:

— Они и на море смотрят, так что ж — ему высохнуть?

— Так это же море, у него же нет... — Айсу замолчала, скосив глаза себе на грудь. Беата улыбнулась:

— Вот видишь, у него нет того, что есть у тебя, значит ты лучше его, красивее...

Но договорить девушка не успела, последовал окрик Кара, проводившего занятия:

— А ну, не отлынивать! Отжиматься хотите, да?

— Вот кто гораздо страшнее Валерия, сущий зверь! — прошептала Беата, имея в виду Кара. Хоть как тихо Беата ни говорила, Кара услышал и погрозил девушке пальцем. Айсу с нескрываемым ужасом (это было очень хорошо заметно) наблюдала за тренировкой остальных девушек, она-то делала упражнения полегче, при этом она пыхтела, изо всех сил показывая, как ей тяжело. Как оказалось, это была только разминка, потом началось такое... Айсу забыла о своём смущении и страхах, с интересом глядя на то, что вытворяли девушки под бдительным присмотром строго инструктора. Никому поблажек не было, в том числе и Лере, она тренировалась наравне со всеми! Когда это истязание, называемое тренировкой, закончилось, девушки, весело щебеча, рванули купаться. Купались в море, в опущенном за борт парусе, образовавшем что-то наподобие большой ванны. Купались, совсем раздевшись, под присмотром нескольких чернокожих, не позволявших остальным морякам (те всё равно умудрялись подсматривать) смущать девушек нескромными взглядами. Айсу не стала раздеваться. Она хотела только умыться, но Зухра и Наиля, под хохот остальных, опрокинули скромницу в воду.

Когда девушки расположились в адмиральском салоне, туда заглянули Валерий Бегич и Дмитар Горанич. Капитан корабля доложил Лере:

— Я приказал убрать часть парусов, мы быстро идём, остальные за нами с трудом поспевают. К тому же если мы будем идти с прежней скоростью, то будем в Венеции ночью, думаю, туда прийти лучше утром, так чтоб там уже проснулись, а то мы своим салютом всех перебудим.

— Скорее напугаем, — хмыкнул Валерий. Затем Дмитар и Валерий заговорили с Лерой на совсем неинтересные для остальных девушек темы, а именно: какие запасы надо пополнить, какой ремонт выполнить в первую очередь и тому подобное. Девушки "гарема" Леры некоторое время слушали, а потом ушли, кто на палубу, кто в другие каюты, вслед за ними ушёл и Горанчич, остались только Валерий, Зухра, Линь и Сунь. Осталась и Айсу, она старалась держаться ближе к Лере. Лера попросила Айсу рассказать о себе, понятно, что девушка слишком молода, поэтому воспоминаний у неё почти нет, но всё же. Айсу посмотрела на Леру и на остальных с таким видом, чтоб те поняли, что она решила ничего не скрывать. К удивлению слушателей, её рассказ не был коротким.

— Я ничего не знаю о своём происхождении, но могу сказать, что я не из семьи земледельцев, — начала рассказывать Айсу. Слушавшие её дружно кивнули, действительно, кожа у этой красивой девушки была нежная, не такая, какая бывает у тех, кто много времени проводит под лучами солнца, занимаясь крестьянским трудом. Нежными были и маленькие руки, такие руки не могут быть у того, кто хоть немного занимался тяжёлым трудом, но при этом эти маленькие ручки не были руками ничего никогда не делавшего неженки. Айсу продолжила: — Я жила в большом доме, там ещё был большой сад. Я любила гулять в этом чудесном и ухоженном саду. Но я ни разу не видела людей, что работают в этом саду, я вообще там не видела никого, хотя... несколько раз, когда я подходила к высокому забору, появлялась строгая женщина и прогоняла меня в дом! Вот так я поняла, что если хочу гулять в саду, то нельзя подходить к забору. Если я буду так делать, то мне запретят в саду гулять, а мне так редко удавалось выходить из дома.

— А что ты в этом доме делала? Если даже в саду тебе не позволяли долго гулять, — поинтересовалась Лера. Айсу ответила:

— Училась, а чему. Учила языки, я много их знаю (Лера, и не только она, кивнула — эта рыжая девушка, почти девочка, уже успела всех удивить, она знала почти полтора десятка европейских языков и с десяток азиатских). Хорошим манерам, которые приняты при разных королевских дворах как европейских, так и тех, что в Азии. Учила родословную не только правящих династий (каких династий, Айсу не стала уточнять), но и вельмож, достаточно подробно учила. Довольно подробно изучала богословие и молитвы, в основном христианские, хотя исламу и другим религиям тоже уделялось внимание, но если христианское учение преподносилось как непреложная истина, то остальные религии, особенно мусульманство, очень пренебрежительно. Ещё учила географию, историю, училась играть на разных музыкальных инструментах, рисовать — тоже училась. Вообще-то, мне эти занятия — музыка и рисование — нравились. Меня учили не только мужчина и женщина, которые постоянно жили в доме, но ещё много других людей, они только приходили, а потом уходили.

— Очень интересно, — сказал Валерий и, внимательно глядя на девушку, словно в чём-то её заподозрив, спросил: — А драться тебя не учили? Хотя чего я спрашиваю, я же видел, что нет, не умеешь даже на базовом уровне. А вот — яды ты, случайно, не изучала?

Получив отрицательный ответ, Валерий, качая головой, несколько раз произнёс:

— Странно, странно.

А Лера поинтересовалась — были ли эти мужчина и женщина родителями Айсу и как она попала к бейлербею Арберии, ведь судя по тому, чему её учили, эти люди не были мусульманами. Айсу ответила, что эти строгие люди не были её родителями, своего родного отца она не помнит, а вот маму... очень смутно — нежные руки и такой же нежный голос. Лера, покачав головой, сделала предположение, что Айсу — это не то имя, которое должна носить девушка. А Валерий спросил, как её называли те люди и тоже попросил рассказать — как она попала к туркам. Айсу ответила:

— Там меня называли Доменика, но мне это имя не нравилось, ведь мама меня называла по-другому, только я уже не помню как. Имя Айсу мне дали турки, тот толстый турок сказал, что я буду Айсун, ("Прекрасная как луна", — кивнула Зухра). Но просто Айсу мне больше нравится ("Лунная вода", — опять вполголоса прокомментировала Зухра и, улыбнувшись, добавила: — "Вода, переливающаяся в лунном свете — тебе это подходит"), вот, я же говорю — это мне больше нравится. А как я попала к туркам? Однажды ночью я проснулась от того, что меня схватили и зажали рот, а потом куда-то потащили. Долго несли, а потом куда-то вели, по каким-то горным тропам. Привели к тому толстому турку, он меня долго осматривал (тут Айсу покраснела), а когда узнал, что я ещё ни с кем не была, сказал, что это очень хорошо и я буду звездой его гарема, достойной заменой его утрат, буду дарить ему неземное наслаждение, — Айсу, вспоминая, брезгливо передёрнулась. Лера погладила девушку по рыжим волосам и, глянув на Валерия, спросила у того:

— Что думаешь по поводу всего этого?

— Думаю, что пусть лучше у неё будет нынешнее имя, тем более что оно ей нравится. То имя, что она носила до похищения, лучше забыть, как и то, где она была. Конечно, за турчанку её выдать очень трудно, хотя... девушка, воспитанная в гареме — этим вполне можно объяснить её знания и умения. Турецкий язык она знает в совершенстве, а остальные её знания и умения... в гаремах ведь учат играть на различных музыкальных инструментах, это как и то, что она много знает и хорошо рисует, можно объяснить прихотью её прежнего владельца, — как-то рассеянно высказал своё мнение Валерий, словно думая о чём-то другом. Потом внимательно посмотрев на Айсу, спросил: — А танцевать умеешь? Нет? Странно, что тебя этому не учили. То, что это ты не умеешь — плохо, в гаремах танцевать учат в первую очередь, но ничего, девочки научат, в танцах они мастерицы. Ладно, твоя экзотическая внешность поможет многое объяснить — подобрали, купили, украли — это не столь важно, как ты в гарем попала, девочку с необычной для османов внешностью и воспитывали как усладу будущего её повелителя, а как потом она оказалась в другом серале? Обычное дело — перекупили, украли. Вот так, Айсу, всем и говори. Конечно, у тебя очень необычная, привлекающая внимание внешность — рыжая, белокожая красавица с большими зелёными глазами, один раз увидев, трудно забыть. Так то, что тебя долго прятали — это хорошо, это только нам на руку. Твоё происхождение и национальность сейчас трудно определить, а наши девочки немного поработают с твоей внешностью и никто не узнает, что та малышка — это ты.

Валерий замолчал и, глянув на Леру, легонько качнул головой. Та, прикрыв глаза, тоже молчала, они оба о чём-то задумались, остальные поняли, что эти двое хотят поговорить без свидетелей. Зухра, Линь и Сунь вышли, уведя с собой и Айсу. Лера после некоторого молчания, произнесла, обращаясь к мужчине:

— Ты ведь не всё сказал, не так ли?

— Не всё, — согласился Валерий. Внимательно глядя на Леру, он начал тихо говорить: — Эта девочка умеет драться, хорошо умеет, но тщательно это скрывает. Не знаю почему, но она не хочет, чтоб об этом знали, думаю, и танцевать умеет, если не те танцы, каким в гаремах обучают, то европейские — точно! Меня очень насторожило то, что она на утренней тренировке изо всех сил изображала неуклюжесть, но понимаешь, умение правильно двигаться скрыть нельзя, как ни старайся, это уже выше тебя. Ты и твои подруги давно тренируетесь, вы уже многое умеете, но вам ещё до сестёр Сунь далеко, очень далеко, ведь эти девочки начали учиться с детства. А этот рыжий ангелочек где-то на их уровне, её не только географии и на музыкальных инструментах играть учили. Ещё и тем знаниям. Которым обучают в Европе, а на тренировке... заметила? Эта учёная девушка усиленно изображала из себя скромницу мусульманку с которой сняли чадру. Линь и Винь видят её насквозь и недаром от неё ни на шаг не отходят. Может, она не врёт — танцевать не умеет, но это не беда, увидишь, быстро научится. То, что она жила и училась вдали от людей, это чувствуется, есть у неё какая-то скованность в общении. Жила она где-то в глуши, если она об этом сказала правду, большой сад не может быть в городе, да и в населённой местности тоже, кто-нибудь обязательно за забор заглянуть бы попытался, Люди любопытны, и запрет не всегда является причиной не проявлять это любопытство. Айсу — девочка наблюдательная и это обязательно бы заметила, появление незнакомого человека было бы для неё событием, ничем ей не грозящим, она об этом обязательно упомянула бы. Всё-таки при всей её подготовке она ещё очень молода.

— Если всё так, как ты говоришь, то для чего её готовили? И как с такой подготовкой её смогли захватить? Почему она потом не убежала?

— Знаешь, Лера, я бы сам хотел знать ответ на первый твой вопрос. А как захватили? Она же рассказывала — во сне. Скорее всего, это было спланированное нападение именно на то место, где Айсу обучали. Там всех просто перебили, ведь Айсу не видела у турок никого из тех, кто её учил, а её саму прихватили в качестве приза — красивая молоденькая девушка, она опасности не представляет, а стоит дорого. То, что её хотели продать, уберегло её девичью честь, я больше чем уверен, что у бейлербея, перед тем как её купить, очень хорошо проверили — был ли у неё кто-то, вспомни — как она смутилась и покраснела. Потом тоже не тронули, ведь она уже как бы принадлежит бейлербею, он её тоже не трогал, не успел, иначе она его убила бы, тогда отношение к ней было бы совсем другое. А то, что бейлербей хотел её подложить под кого-то из своих "гостей", скорее всего, под казаскера, тоже понятно — этим он хотел расположить того к себе.

А почему Айсу не сбежала от бейлербея? Сразу убежать она не могла: из хорошо охраняемого дворца (а ты же там была, видела — это настоящая крепость) просто так, не зная его планировки, не убежишь. Айсу умная девочка, она решила выждать, но потом её перевезли на галеру. А там... сама понимаешь, в море с корабля деться некуда, разве что — утопиться.

Лера, слушая Валерия, кивала, вроде соглашаясь с тем, что он говорил, но определённое недоверие к словам Валерия у неё всё-таки было, хотя она и не высказала своё мнение, мужчина это заметил и добавил:

— Эта невинная с виду девочка — остро заточенный кинжал, предназначенный для какой-то цели. Какой? Я даже предположить не могу, хотя... если судить — как Айсу готовили к выполнению этой миссии — эта цель весьма высокая, чтоб к ней подобраться, недостаточно обладать красивой внешностью, надо ещё и многое знать, чтоб заинтересовать...

— Валерий, ты хочешь сказать, что Айсу готовили как убийцу? — Лера высказала предположение, не дав Валерию договорить, тот кивнул и продолжил говорить эвфемизмами:

— Да, именно так! Она должна была подобраться к своей цели, не вызвав ни малейшего её подозрения. Это кто-то весьма высокого полёта и очень хорошо охраняемый. Скажем так — эта цель настолько важна для тех, кто готовил Айсу, что они не считались с затратами, выковывая оружие, предназначенное для одноразового использования. Да, именно так! Девочка вряд ли выжила бы, выполнив свою миссию. Хотя... трудно делать предположения, не обладая полной информацией. Вполне возможно, что ей бы обеспечили прикрытие, всё-таки хорошее оружие надо беречь.

— Валерий — ты параноик, я заметила, что ты во всём видишь какой-то подвох, даже злой умысел, — покачала головой Лера. С укоризной глядя на мужчину, она высказала своё мнение об Айсу: — Может, её и готовили к чему-то этакому, но девочка осталась чистой, неспособной на такой поступок, как хладнокровное убийство незнакомого человека.

Валерий пожал плечами:

— Лучше быть живым параноиком, чем умереть от излишней доверчивости. Я считаю, что если кто-то взял в руки кинжал, то он не хлеб собрался резать. Кинжал — это оружие и предназначен не для хозяйственных нужд! Я тебе высказал своё мнение, думаю, вывод ты сделаешь сама.

Лера вывод сделала, но совсем неожиданный для Валерия и поинтересовалась у него:

— Послушай, Валерий, я вот тебя послушала и думаю, что ты если не параноик, то очень осторожный и всех подозревающий тип. Что многое, если не всё, что ты делаешь — делаешь неспроста! Всё имеет какую-то цель, не только явную, но и скрытую. Вот хочу тебя спросить — зачем вся эта затея с заменой меня тобой, мол, мы оба Бегичи и адмирал — это ты. Ведь многие знают, что это не так, в Венеции уж точно! Да, может, кое-кто в это поверит и если, как ты говорил, начнётся охота за Бегичем, то в первой целью будешь ты, это даст мне время принять ответные меры или спрятаться. То есть — в первую очередь это выгодно мне! А тебе какая от этого польза? Только не говори, что ты и твои товарищи пекутся о душевном равновесии Арслана, вы могли меня охранять без подобных ухищрений. А у меня складывается впечатление, что вы обо мне заботитесь больше, чем о нём! Это мне совсем непонятно, если это не ваш большой секрет, объясни, пожалуйста, — почему так?

— Заметила? — улыбнулся Валерий и, хитро глядя на Леру, сказал: — Считай — это одна из причин, почему. Ведь если я скажу, что всё это делаю потому, что ты мне симпатична, не поверишь. Если скажу, что относительно тебя у нас далеко идущие планы, может, и поверишь, но начнёшь выяснять — какие. Поэтому этого говорить не буду. А относительно Айсу я тебя уже предупредил, ты умная — думай сама, что делать.

Лера не стала задавать новых вопросов, понимая, что Валерий уйдёт от прямого ответа, а догадки она и сама может строить. А чтобы выяснить всё непонятное, что касается Айсу, Лера решила просто расспросить девушку, но не сейчас, а в Венеции.

Глава пятнадцатая. Венеция, признания и предложения

Как и было запланировано, эскадра Леры подошла к Венеции ближе к обеду, хотя "Белая чайка", вырвавшись далеко вперёд, прибыла в город ещё вечером предыдущего дня. Поэтому их ждали, и когда корабли, не доходя до Кастелло, встали на якорь, к ним устремились больше десятка грузовых лодок. Там были не только лодки банков домов Чануто, Морозини и Винетти (Лера решила не вносить все деньги в один банк), но и лодка для траурной церемонии. В эту лодку погрузили гроб с телом сенатора Джузеппе Винетти, туда же сел его сын со своей невестой — девушкой по имени Румани, что это его невеста, которую он нашёл во время своей службы на Крите, в городе уже знали. Знали, что эта красивая девушка из довольно знатного и богатого рода из далёкой горной страны за Евксинским понтом. На лодке, пришедшей за Фабио и телом его отца, приплыли младшие сёстры Фабио, громко плачущие Федерика и Теофила, но столь показательное выражение горя не мешало им настороженно смотреть на Румани. Они-то до "Рагузы" добрались без труда, а вот вернуться той же лодкой им не удалось. Места девушкам в возвращающейся лодке не хватило (а может, они не захотели в ней плыть обратно), и Лера пригласила их в адмиральский салон, подождать, пока за ними придёт гондола, возвращаться в город в грузовых лодках банка Винетти девушки тоже не захотели. Вообще-то, приглашение погостить на этом, явно не торговом, судне они не приняли бы, но ведь предложила им задержаться девушка, и была она тут не одна, девушек тут было много и, похоже, они на этом корабле не были гостями, скорее — хозяйками. Задержаться сёстры Винетти решились ещё и потому, что на борт этого корабля поднялась Франческа Паоло в сопровождении Адриано Чануто, а их Федерика и Теофила знали хорошо. Адриано церемонно поприветствовал Леру: поклонившись, поцеловал ей руку. А Франческа просто с ней обнялась и делала это довольно долго, а потом она обнималась с Линь и Винь. Когда объятия закончились, Лера стала её знакомить с остальными девушками своего "гарема". Затем все прошли в адмиральский салон и сёстры Винетти оценили как богатство его убранства, так и вкус тех, кто тут наводил порядок, а оценив, выразили своё восхищение. Теофила заметила, что такой красоты нет даже во дворце дожа, мол, там убранство богаче, но не так гармонично. А Федерика высказала предположение, что подобное можно увидеть только в императорском дворце, что только там над этим работают настоящие мастера своего дела — самые выдающиеся художники и скульпторы. Дениз, которой была приятна похвала, ведь это она в основном занималась оборудованием и украшением салона, сказала, что не претендует на звание мастера подобных работ, а просто повторила то, что обычно сделано в гаремах высокопоставленных османов. Тут вмешалась, до этого скромно молчавшая, Айсу, заявившая, что она не знает, как там в гаремах восточных вельмож (хотя она один такой гарем видела, но не стала это вспоминать), а в императорском дворце не так красиво и уютно, как здесь, в "гареме" адмирала Бегича. Лера, услышав об императорском дворце, многозначительно посмотрела на Валерия, тот ответил ей не менее красноречивым взглядом. Но этого переглядывания никто не заметил, так как внимание к себе привлекла Федерика, испуганно воскликнувшая:

— Здесь, в гареме адмирала Бегича? Это гарем?! Здесь гарем?!

Этот возглас вызвал всеобщий смех. Испуганные сёстры Винетти, с ужасом смотревшие на чернобородого Валерия (Арслан почему-то страха у них не вызывал), уж очень забавно выглядели. Федерика так посмотрела на Адриано Чануто, сидевшего рядом с Франческой Паоло (окружающей обстановке сходства с гаремом восточного владыки добавляло отсутствие мебели — все сидели на пушистых коврах, расстеленных вокруг низкого столика), словно просила его вызволить из этого такого уютного, но страшного места. Теофила отнеслась к известию, что это гарем, более спокойно, она, как старшая и более рассудительная, понимала, что ей и сестре мало что может угрожать на этом корабле, стоящем напротив набережной Склавони, всё-таки это уже в городе. Да и присутствие молодого Чануто и уже хорошо известной лекарки Паоло успокаивало. Наконец, отсмеявшиеся подруги Леры стали наперебой объяснять, почему их девичий коллектив называют гаремом:

— Нас много и мы девушки, все мы при адмирале, а это вызывает определённые ассоциации: если при адмирале столько девушек — то это точно гарем. А то, что адмирал — сама девушка, во внимание уже не принимается. Понятно?

— Валерия Бегич — адмирал, — пояснил Адриано, Франческа подтвердила, что это именно так: раньше Лера была капитаном, а потом стала адмиралом.

— Но как же так? Говорят, что адмирал — это мужчина и его зовут Валерий Бегич, — никак не могла поверить в ранее сказанное Федерика. Валерий встал, незаметно подмигнув Лере, церемонно поклонился и сказал:

— Валерий Бегич — это я, прошу любить и жаловать. Но я совсем не адмирал, я всего лишь старший помощник на "Рагузе", флагманском корабле эскадры грозной адмирала Бегича. Я дядя Леры и хоть я и называю себя князем, но не могу наследовать титул князя, так как не являюсь прямым наследником. Лера, после гибели всей нашей семьи, единственная кто имеет право на титул княгини.

— Так вы кто? — поинтересовался Чануто, его заинтересовало: если этот человек только старший помощник капитана, то почему он здесь? И почему он носит такое имя? Валерий пояснил более подробно:

— Я двоюродный дядя Леры, вы, наверное, слышали её историю, мне повезло меньше — я попал в плен. Нет, я не сдался, я сражался как лев, я убил всех врагов, но меня смогли захватить только тогда, когда я совсем лишился сил. Счастливому случаю было угодно, чтобы Лера меня нашла и освободила.

— Да, я же не могла не спасти своего дядю от уготованной ему незавидной участи, — серьёзно сказала Лера, изо всех сил скрывая улыбку и чуть заметно подмигнув Валерию. Впрочем, это перемигивание не укрылось от внимания одного из руководителей тайной службы при совете десяти, Адриано столь же серьёзно, как и Лера, непонятно что имея в виду, сказал:

— Что ж, это в высшей степени разумно, и ошибка сеньоры Федерики тому подтверждение. Но мне одно непонятно — как вас, сеньор Бегич сумели захватить в плен, если вы убили всех врагов?

Валерий Бегич развёл руками, словно показывая, что и сам этого не знает, потом кивнул Адриано. А девушки, захихикав, пропустили мимо ушей непонятное высказывание Чануто о ошибке Федерики, хотя некоторые понимающе переглянулись. Это были Арслан, Зухра, Линь, Винь и, как ни странно, Айсу. Тем более что Чануто начал рассказывать, как выполнено то, что поручила Лера Франческе:

— Поскольку у сеньоры Паоло нет опыта в подобных делах, я взял на себя смелость выполнить вашу просьбу, сеньора Бегич. Надеюсь, вы, Лера, останетесь довольны моим выбором, посмотрите, вон на тот дом. Он ничем не уступает палаццо на Гранд канале, ни размерами, ни убранством. А предметы меблировки мы приобретали вместе с сеньорой Франческой, сам я на такое ответственное дело не решился. Нет, ковры мы не покупали, — Чануто повернулся к Дениз, задавшей вопрос об этих обязательных предметах обихода обеспечивающих уют, та удовлетворённо кивнула, сказав, что ковры надо уметь выбирать, абы какие не подойдут. Чануто, улыбнувшись, кивнул в ответ, после чего продолжил, обращаясь к Лере: — Этот особняк, пока ещё безымянный каса, расположен так, как вы хотели — на самом краю Кастелло, можно сказать — от стоящего на якоре корабля до набережной — рукой подать. Вы, сеньора Лера, можете прямо сейчас туда отправиться. Все необходимые документы для вступления во владение домом мы можем оформить позже, если хотите, можем и сейчас, я их захватил с собой.

— Думаю, стоит назвать его "каса Бегич", — предложила Франческа. Лера хотела возразить, но, оставшись в меньшинстве, сдалась. Ещё выпили кофе и ещё немного поговорили о всякой всячине, о которой говорят в таких случаях, а вообще-то — ни о чём. Время за этой содержательной беседой пролетело быстро, и начало смеркаться. Гондола за сёстрами Чануто так и не пришла, Лера пригласила их погостить на "Рагузе" до утра, а там она поедет осматривать своё новое жилище и доставит девушек на берег. Захотела остаться в гостях у Леры и Франческа, Адриано (Федерика и Теофила с ним ехать не захотели) ничего другого не оставалось, как откланяться и отправиться в город, его-то не пригласили остаться на "Рагузе".

В этот вечер Лера и Арслан не любовались закатом, да, в Венеции закаты тоже красивы, но совсем не то, что в море, к тому же на "Рагузе" были гости, и хозяйке как-то неудобно оставить их одних, не уделить им внимания. Вот Лера и просидела до поздней ночи, беседуя с Франческой, Федерикой и Теофилой, девушек интересовало буквально всё, и они, открыв рты, слушали о приключениях адмирала Бегич. Слушали не только гостьи из Венеции, тут же сидела Айсу, с горящими глазами ловившая каждое слово Леры. Валерий Бегич, на правах родственника, тоже присутствовал, изредка дополняя рассказ Леры красочными подробностями, довольно удачно дополняя, что делало рассказ очень увлекательным. Посиделки закончились далеко за полночь, все отправились спать, а Лера вышла на балкон, тянувшийся вдоль кормы. Она хотела просто подумать, а не полюбоваться ночной Венецией, хотя и ночью этим городом можно любоваться. И днём Венеция (особенно со стороны набережной Склавони) красива, но при полной луне освещённая фонарями набережная приобретает особый шарм. Облокотившаяся на перила Лера, услышав, что на балкон ещё кто-то вышел, не оборачиваясь, поинтересовалась:

— Ты что-то хочешь, Айсу?

— А как вы поняли, что это я? — тихо спросила девушка, ответив вопросом на вопрос. Лера пожала плечами:

— Ты на меня весь вечер смотрела так, будто хочешь о чём-то спросить, потом пошла за мной, я слышала твои шаги. Потом стояла тут за дверью, я твоё взволнованное дыхание слышала, так что же ты хочешь мне сказать?

— Я хочу остаться с вами, очень хочу! С вами и со всеми остальными, с вашими подругами, хочу так же!.. Вы мне это сами предлагали, а потом... — сумбурно высказалась Айсу, но потом у неё задрожали губы, выступили слёзы и она замолчала. Лера внимательно на неё посмотрела и как можно мягче, пытаясь подобрать нужные слова, сказала:

— Ты сказала — с подругами, а они мне больше, чем подруги, они мои сёстры! Пусть не кровные, но это не важно, важно другое, что они готовы ради меня на очень многое, не потому, что они считают меня старшей, хотя по возрасту я самая младшая. А потому что я ради них тоже готова на многое! Понимаешь, что это значит? Ты видела: мы — одна семья, а в хорошей семье нет секретов, мы ничего не скрываем друг от друга. Может, я не очень хорошо объяснила, но, думаю, ты должна понять, что я хотела тебе сказать.

Айсу ничего не сказала, только кивнула. Когда она ушла, около Леры, словно ниоткуда, возник Валерий. Этой своей способностью — вот так бесшумно появляться он, Кара и их товарищи постоянно удивляли Леру. При этом внезапном появлении Валерия девушка вздрогнула, а тот, показывая, что он слышал весь разговор, тихо произнёс:

— Немного запутанно, но убедительно, я имею в виду твоё высказывание. Думаю, девочка сделала соответствующие выводы, если нет, то обязательно сделает, какие? Утром — увидим.

Во время обычной утреней тренировки (хотя корабль стоял, можно сказать, в городе, Лера не стала менять обычный распорядок) Кара, успевший переговорить с Валерием, поставил Айсу в пару с Лерой. Та ожидала от Айсу, что та, как и в прошлый раз, будет изображать неумелого человека, неуклюже делающего показываемые ему гимнастические и другие упражнения. Но в этот раз всё было по-другому — рыжая девушка, почти девочка, решительно пошла в атаку! Если сначала Айсу только имитировала удары, показывая своё умение, то потом перестала это делать. Лера, уже давно не новичок в боевых искусствах, даже не пыталась атаковать, а только ставила блоки и уворачивалась. Этот поединок привлёк общее внимание, Леру, отодвинув в сторону, заменила Линь. Теперь не только силы, но и умения оказались равны и эти две маленькие хрупкие девочки привлекли всеобщее внимание. Двое зрителей, Северин Качка и Платон Васин (один — запорожский казак, другой — донской, командиры второй и третьей абордажных команд), в один голос произнесли, один сказал: — Боевой гопак! Другой: — Бойцовый пляс! Горанчич удивлённо посмотрел на Скетушского, тот пояснил, ничего при этом не объяснив:

— Это такие танцы у запорожских и донских казаков. Только почему их назвали боевым и бойцовым?

Действительно, если экономная, но при этом рваная манера Линь двигаться при ведении поединков была знакома, то размашистые с высокими подскоками движения Айсу напоминали какой-то очень энергичный и необычный танец. Внимательно наблюдавшая за этим поединком Винь пояснила:

— Многие танцы содержат элементы боевых искусств. Там, где определённым слоям населения власть имущие запрещают носить оружие, появляется искусство драться голыми руками или подручными средствами. А как развивать подобные навыки? Ведь те, кто запрещает носить оружие, совсем не дураки и быстро поймут — что к чему. А если кто-то просто танцует, то в чём его можно обвинить? Ну, подпрыгивает высоко, машет руками и ногами, что тут такого?

— Холопская придумка, нет ничего надёжней честной стали корабэли, оружия настоящего воина! — положив руку на эфес своей сабли, презрительно скривился Скетушский. Качка и Васин ничего не сказали, лишь заулыбались в усы, и эта улыбка была красноречивей любых слов. А Винь укоризненно покачала головой:

— Не все могут открыто учиться владеть саблей или другим оружием воина, вот и приходится учиться защищать свою жизнь только руками. А тот, кто овладел искусством такого боя, может противостоять вооружённому воину или даже нескольким.

— Да, умеете вы драться руками, ногами и всем тем, что под рукой окажется... видели, как это у вас получается, — хмыкнул Горанчич, и, покачав головой, сказал: — Только эта ваша наука, пожалуй, посложнее будет, чем научиться саблей махать. Видим же эти ваши тренировки, уж очень они... гм.

— Любая наука тяжело даётся, — согласно кивнула Винь, на её лице не отражалось никаких эмоций, хотя она внимательно следила за поединком своей сестры и рыжей девочки. С тем же бесстрастным выражением Винь добавила: — Мужчины, научившись правильно держать саблю, уже думают, что научились ею владеть, они полагаются на силу, а сила — не главное, многие из вас сильней меня или сестры, но никто не сумеет нас победить, какое бы оружие ни выбрал.

Горанчич не нашёл, что сказать в ответ — Винь была права, она и её сестра, да и остальные девушки "гарема" Леры уже могли дать фору любому абордажнику, как бы силён он ни был. В этот момент Линь, проведя какой-то приём, опрокинула Айсу, но в последний момент, подхватив, не дала той упасть на доски палубы. С той же бесстрастностью, как её сестра, Линь прокомментировала поединок:

— Очень хорошо — есть все данные стать хорошим бойцом. Реакция великолепна, а вот с растяжкой надо ещё поработать, да и с координацией движений. Стиль ведения боя тоже очень интересный, надо будет внимательно его изучить.

— На сегодня довольно, — прекратил занятия Кара. Он, Валерий, Булут и Гючлю выглядели довольными, хоть и скрывали это. Лера, хорошо уже изучившая мужчин, видела их чуть заметные улыбки и решила при первой же возможности выяснить у Валерия, что ему так понравилось. И не только это, были и другие вопросы, но всё как-то не удавалось их задать. Да и поговорить с Айсу надо бы, девочка, показав своё умение, явно намекала на разговор. Такая возможность Лере представилась только через три дня, когда она сама и её "гарем" перебрались в дом на набережной Склавони. Раньше у Леры это никак не получалось, хотя сам переезд и обустройство взяли на себя её подруги. Сама же Лера вместе с Зухрой занималась решением финансовых и организационных вопросов, связанных как с её эскадрой, так и с нею самой. Наконец Лера решила уделить время отложенными делами, а именно поговорить с Валерием и Айсу.

Когда хлопоты с переселением "гарема" адмирала Бегича в большой дом (уже не один, было куплено ещё два соседних здания) на набережной были закончены, а все проблемы, требующие безотлагательного выполнения, были решены и выпала свободная минутка, даже не минутка, а целый день, Лера, попросив принести ей кофе, устроилась на крыше дома. Здесь, как и во многих других домах города, была устроена специальная небольшая площадка для отдыха, кто-то из горожан отдыхал на такой площадке, любуясь окрестностями днём, а звёздами ночью, а кто-то просто сушил бельё. Лера же решила, что здесь можно спокойно поговорить, не опасаясь чужих ушей и не вызывая подозрений: ну решили люди отдохнуть и выпить по чашечке кофе, да ещё у всех на виду, ну кто может подумать, что они секретничают? Действительно, почему бы не посидеть на свежем воздухе, любуясь городом, "Рагузой" и "Белой чайкой", стоящими на рейде перед набережной, тем более что погода была хорошей. Лера приказала вынести на эту высоко расположенную веранду кресла и столик. Устроившись в одном из кресел, она не спеша пила кофе, глядя на Валерия, расположившегося в другом кресле и безмятежно разглядывающего соседние крыши. Наконец Лера, продолжая начатый на "Рагузе" разговор, поинтересовалась:

— Валерий, почему ты меня при других называешь княгиней?

— А как же иначе? Ты единственная, кто спасся из княжеского рода Бегичей, я не в счёт, ты ведь прямая наследница титула и земель княжества, поэтому — княгиня, а не княжна, — отвлекаясь от своего занятия, пояснил Валерий. Лера возразила:

— Но ведь такого княжества нет! Княжеского рода Бегичей ведь тоже нет и никогда не было! Я это всё придумала! Даже Чануто я когда-то сказала, что моя княжеская фамилия не Бегич, а другая.

— А кто знает, что такого княжества и рода им правившего нет? Арберия — маленькая страна, но малоизученная — горы ведь, княжеств там множество, больших и маленьких. Если в существовании княжества ещё как-то можно было усомниться, то княгиня Бегич — вот она, передо мной! И пусть кто-то попробует возразить, что такой княгини нет, живо голову оторвём! — улыбаясь, закончил пояснять Валерий. Продолжая усмехаться, он добавил: — А фамилия... Ну, скажешь, что тогда ты с перепугу назвала свою настоящую фамилию, а потом старалась отвертется. Он человек умный, поймёт.

— Но... — начала Лера, Валерий решительно пресёк попытку возразить:

— И никаких "но", ваше сиятельство! А княжество... если есть княгиня, то почему бы ей не заиметь княжество? Кто сможет этому помешать? Кто посмеет усомниться в законности прав княгини Бегич на её владения? Даже если найдётся такой смельчак, то это будет последнее, на что он осмелится! Только так и не иначе! У княгини обязательно должно быть княжество!

Лера, немного ошарашенная напором Валерия, всё же смогла его остановить и задать давно интересовавшие её вопросы:

— Ну хорошо, я буду княгиней, может, даже не безземельной, а с владениями, но тебе-то от этого какая польза? Тебе и твоим товарищам? Не буду отрицать — ты сам и твои знания очень мне помогают, но я не могу понять мотивов оказания такой действенной, а главное — бескорыстной помощи. Вряд ли это причина того, что ты называешься князем Бегич, ты же сам везде утверждаешь, что твоё происхождение даже на титул даёт лишь формальное право, так зачем тебе это? И каково твоё настоящее имя? Почему ты его скрываешь? Ведь то имя, которым ты сразу назвался, имеет к тебе такое же отношение, как и нынешнее. А эта клятва крови на мече? Кара говорит, что для вашего народа нет выше клятвы, зачем ты мне её дал? Или это было не по-настоящему? И к какому народу вы принадлежите? Какому богу поклоняетесь? Или богам? Когда ты появился, ты был правоверным последователем пророка Мухаммеда, уверена — ты молился в мечети так же истово, как сейчас в церкви, сейчас ты не пропускаешь ни одну мессу и, как мне кажется, порядок их проведения и другие тонкости богослужения ты знаешь не хуже священника! Так кто же ты? И какие у тебя цели?

— Очень много вопросов, на некоторые я ответить не могу. На другие отвечу, надеюсь, этого будет достаточно, чтоб удовлетворить твоё любопытство и завоевать окончательное доверие, — улыбнувшись, кивнул Валерий. При этом, как показалось Лере, улыбка его была искренняя и очень тёплая. С той же улыбкой Валерий продолжил: — Начнём с имён, ты права, Берк такое же выдуманное имя, как и нынешнее Валерий, одно ничуть не хуже другого. Таких имён у меня много, я не говорю — было, я говорю — есть. Какому Богу поклоняюсь? Один мудрец сказал: "Вера — это огонь, религии — цветные стёклышки в светильнике вокруг него. Неважно, через какое стёклышко вы смотрите, главное — видите ли вы тот огонь". Я согласен с таким утверждением и уверен, Бог — един, молиться ему можно где угодно: в мечети, в церкви, на капище твоих чернокожих друзей, но молитва должна быть искренней и тогда Бог её услышит. Если же лукавить, то ни пышность храма, ни одежд служащих там, ни богатые дары не помогут, Бог видит всё! — последние слова Валерий произнёс с жаром, очень удивившим Леру. Переведя дыхание и успокоившись, Валерий продолжил: — Теперь о клятве кровью на мече — это высшая клятва и давший её становится тенью того, кому её дал. Смерть не освобождает от этой клятвы, если умирает тот, кому её принесли, то должен умереть и тот, кто клятву давал, как не сумевший её выполнить. Такую клятву Кара дал Арслану, а я тебе, поскольку вы... не будем об этом, но надеюсь, я ответил почему. Не совсем понятно? Ещё один мудрец сказал — если не можешь что-то победить или ему противостоять, а очень надо, то возглавь это, а кто возглавляет как не султан? Он решает — что и как, но решение ему советники подсказывают. А кто становится первым советником султана? Вот я как раз об этом. Но это не всё — любимую жену султана надо оберегать и она не может быть простолюдинкой, хотя бы — княжной, а ещё лучше княгиней. Арслан тебя любит и от тебя не откажется ни при каких условиях, даже если это будет стоить ему трона. Что? Арслан не имеет прав на трон? Это как сказать, всё меняется и права могут появиться совершенно неожиданно. А ты стала помехой достижения этой цели, а помехи надо устранять, вот я и устраняю так, чтоб это удовлетворило всех, в первую очередь Арслана. Если умрёшь ты, не знаю, захочет ли дальше жить Арслан, а нам этого не надо! Мы должны это предотвратить любой ценой! Кто мы? Ты уже спрашивала, повторю — об этом ещё рано говорить, но обещаю — придёт время — ты узнаешь всё!

Лера задумалась, пытаясь осмыслить только что услышанное. Валерий понял молчание девушки как приглашение к дальнейшим действиям, поэтому предложил:

— Кажется, самое время позвать Айсу, бедная девочка совсем извелась и уже не то что созрела для разговора, даже перезрела. Звать?

Задумавшаяся Лера рассеянно кивнула, и Валерий отправился звать Айсу. Они появились на террасе через несколько минут, видно, Айсу была где-то недалеко, ожидая, что её пригласят для разговора. Валерий предложил девушке то кресло, где только что сидел, а сам встал за спиной Леры. Поскольку на эту террасу на крыше вынесли не только кресла, но и всё необходимое для приготовления кофе, Лера этим и занялась. Делала она это не спеша, украдкой поглядывая на Айсу. А та молчала, видно, не решаясь начать разговор первой. Наконец Лера сделала кофе, предложила по чашечке Айсу и Валерию, после чего взяла себе. Лера сделала глоток и, чуть прикрыв глаза, наблюдала за Айсу, та маялась, искоса поглядывая на Валерия, видно не решаясь начать разговор при нём, наконец, не выдержав молчания, выпалила:

— Лера я хочу в ваш гарем!

— В мой гарем? — удивилась Лера (сделала вид, что удивилась) и, с некоторой укоризной, пояснила: — Это не гарем, ты же знаешь — так в шутку называют моих подруг. Моих подруг, которые мне ближе сестёр, я тебе об этом уже говорила. Если что нас и связывает, то это дружба, настоящая дружба. Любая из девушек моего "гарема" свободна и может уйти, куда захочет и когда захочет. Я не буду её удерживать, наоборот, я ей помогу устроиться там, куда она собралась уйти. Ты же видела Румани, она... да что я буду тебе рассказывать, ты и так уже всё знаешь, ведь у нас секретов нет, так что ты должна была слышать, что о ней говорят. Видишь, от тебя мы ничего не скрываем, а вот о тебе мало что известно, этого недостаточно, чтоб тебя мы считали своей.

Лера, закончив говорить, поднесла к губам чашечку с остывающим кофе, Айсу, которая к своей чашечке и не притронулась, начала говорить:

— Меня зовут Айсидора, так меня назвал один человек, а мама не возразила, поэтому я думаю, что именно это моё имя, хотя так меня назвали всего один раз, и я ненавижу это имя. Мама всегда звала меня Айси! — девушка начала говорить, спокойно, но при упоминании своего полного имени начала волноваться. Успокоившись, Айсу продолжила тем же ровным голосом, каким начала рассказывать: — Мы с мамой жили в небольшом домике в большом саду, возле какого-то дворца. У меня была нянечка, она жила с нами, а ещё были две служанки, которые приходили и уходили, в саду были ещё какие-то люди, я их из окна видела. Редко их видела, а к нам в дом они не заходили. Когда мы с мамой гуляли к нам никто не подходил, мне казалось, что когда мы выходим гулять, все эти люди прячутся. Однажды мама сказала, что нам надо сходить в гости. Я так поняла, что это кто-то очень важный, потому что мама оделась в красивое платье и меня одела, а ещё причесала и вставила в волосы гребень с блестящими камушками. Потом мы пошли во дворец, там кого-то ждали в большом зале, там было много людей, они разговаривали друг с другом, но с мамой никто не говорил. Из разговоров этих людей, одетых в очень пышные одежды, я поняла, что все ждут выхода императора. Императора Фердинанда, так они говорили. Когда вышли трубачи и начали дуть в свои медные трубы (надо сказать, что звук был ужасный!), все выстроились в две шеренги. Все старались как можно ближе встать к тем дверям, откуда должен был выйти император, при этом толкались, хотя распорядитель церемонии и его помощники каждому указывали место, куда встать. Мы с мамой оказались в самом конце этого строя приглашённых, мама и не старалась, в отличие от остальных, встать так, чтоб оказаться на виду у императора. Когда вышел император Фердинанд, высокий, красивый, все начали кланяться, а он шёл, не останавливаясь, небрежно кивая, иногда роняя несколько фраз. Но около нас с мамой остановился, я поклонилась, немного присев так, как меня учила мама. Мама тоже так присела и замерла, а император взял меня за подбородок и, посмотрев в лицо, сказал: — Так вот ты какая Айсидора. Ненавижу это имя! Ненавижу императора! — почти выкрикнула Айсу и замолчала, губы её задрожали, лицо исказила злобная гримаса, а в глазах полыхнула ненависть, это было очень заметно, но так неожиданно. Лера и Валерий многозначительно переглянулись, после чего мужчина спросил:

— Высокий и красивый мужчина, но тебе очень не понравился, почему?

— Он приказал отравить мою маму! — прошипела Айсу, сжимая кулаки. Лера и Валерий снова переглянулись, и от Валерия последовал новый вопрос:

— Откуда ты это знаешь? Тебе об этом кто-то рассказал?

Айсу насупилась, при этом её начала бить мелкая дрожь, Лера поднялась с места, обняла девушку и, успокаивая её, стала гладить по рыжим волосам, при этом тихонько говоря:

— Не бойся, тут тебя никто не тронет, я этого не позволю.

— Её не тронут, но как бы она сама кого не тронула, наделав при этом глупостей, — тихо произнёс Валерий. Он, когда Айсу немного успокоилась, попросил продолжить рассказ.

— Через три дня, после того визита к императору, я проснулась ночью от того, что мне стало страшно, очень страшно! Я выбежала из комнаты и побежала к маме, споткнувшись о свою нянечку, она почему-то легла спать под дверью моей комнаты. Я об неё сильно споткнулась, но она не проснулась, а я чуть не упала, на чём-то поскользнувшись. Но я не стала останавливаться, а побежала к маме, там были какие-то люди, которых я раньше не видела, они не хотели меня пускать в мамину комнату, но я всё равно туда вошла! Мама лежала на кровати и не спала, её глаза были открыты, она смотрела куда-то вверх. Я бросилась к ней и схватила её за руки, они были тёплыми, но мама не дышала, а лицо её было очень бледным, даже с какой-то синевой! Один из тех людей, которые меня не пускали, сказал, что мама умерла и если я не хочу тоже умереть, то немедленно должна пойти с ними. Я кричала, вернее, хотела закричать, что не хочу, что останусь с мамой, но меня схватили, зажали рот и потащили, потом долго везли в закрытой карете, несколько дней везли, останавливаясь в лесу или там, где никого не было. Привезли меня в тот дом, о котором я уже рассказывала. Те люди, что меня везли, сказали, что там я буду теперь жить, потому что меня хотят убить, как убили мою маму. Это мне сказала и строгая женщина, а ещё она как-то обмолвилась и не один раз, что маму отравили по приказу императора, а меня успели спасти друзья, что за друзья, я так и не поняла.

— Как одеты были эти друзья, что тебя спасли? — поинтересовался Валерий, когда Айсу сделала паузу в своём рассказе. Но девушка не могла что-либо сказать об этих людях, помнила только то, что они были одеты в серые одежды, похожие одна на другую. Они всё время менялись, в карете постоянно был только один. Валерий недоверчиво хмыкнул, ведь по словам Айсу, её везли несколько дней, почему же она не смогла как следует рассмотреть своих похитителей? Лера заступилась за Айсу, сказав: — Много ли может запомнить маленькая испуганная девочка? — После чего, поинтересовалась: — Сколько Айсу тогда было лет? Оказалось — всего пять. На вопрос Валерия, почему она знает, что пять, девушка ответила:

— Мой день рождения был за неделю до этого, на торте, что мне принесли, было пять свечей.

— Сколько же тебе сейчас? — спросил Валерий, Айсу ответила, что недавно исполнилось пятнадцать. Кивнув, мужчина продолжил расспрашивать:

— Ты говорила, что драться не умеешь, но как оказалось, делаешь это очень неплохо. О чём ты ещё умолчала? Яды, фехтование?

— Да, с ядами и их применением я знакома, кроме того, умею определять, есть ли они в предлагаемых напитках или еде. Не все яды, но большинство. Кроме того, о чём я уже рассказывала, меня учили драться ножами, метать их. Ещё меня учили танцам, разным, не только европейским.

Лера кивнула, со слов Линь она знала, что Айсу великолепно управляется сразу с двумя ножами и отлично их метает, когда же ей показали метательные звёздочки, девушка пришла в восторг и очень быстро научилась ими пользоваться. А вот фехтовать чем-то размером больше кинжала девочка не умеет. Это только кажется, что если умеешь фехтовать ножом, то саблей или шпагой тоже получится, но это совсем не так. В общем, эта девочка умела делать очень многое на очень приличном уровне. Выслушав Айсу, Лера поинтересовалась у Валерия:

— Ну, что ты об этом думаешь? Ты говорил, что её к чему-то специально готовили, но мне даже в голову не приходит — к чему? Её учили десять лет, делали это очень интенсивно, она многое знает и умеет, но всё это как-то не стыкуется с твоими словами о кинжале, который хотят только один раз использовать. Так что ты скажешь?

Вместо ответа, Валерий посмотрел на Айсу, продолжавшей, словно ища поддержки, прижиматься к Лере, и задал уже ранее прозвучавший вопрос:

— Скажи мне, пожалуйста, почему ты уверена, что именно император приказал отравить твою маму?

Девушка, не задумываясь, ответила:

— А кто же ещё мог приказать такое сделать? Кто?!

— Ты говорила, что те люди, которые тебя потом увезли, сразу не хотели тебя пускать к маме, но ты всё же прорвалась в её комнату. Пятилетнюю девочку не смогли остановить трое сильных мужчин... даже четверо. Не кажется ли это странным? Ну и потом нянечка, о которую ты споткнулась, выбегая из своей комнаты, почему она легла под дверь? Разве она там всегда спала? Нет? Так почему в этот раз поступила именно так? Ещё могу предположить, что споткнувшись, ты её сильно ударила, если бы она была жива, то хоть какая-то реакция была бы. Почему думаю, что эта женщина уже была мертва? А скажи-ка, Айсу, обувь тебе меняли, перед тем как посадить в карету?

— Да, а вы откуда это знаете? — ответила девушка вопросом и обиженно добавила: — У меня были такие красивые туфельки, мне их мама на день рождения подарила! А они их забрали! Сняли, когда меня несли! Потом другие дали, некрасивые, большие и неудобные!

— Женщина останется женщиной, даже если она маленькая, как бы не спешила, а обувь наденет. А ребёнок старается не расставаться с любимой вещью, не удивлюсь, что она спала в этих туфельках, — хмыкнул Валерий. После чего поинтересовался куда-то в сторону, повторив заданный ему Лерой вопрос: — Что скажете?

— Ты был прав, девочку готовили к чему-то очень серьёзному, а к чему? Не трудно догадаться к чему, ей настойчиво внушали, что её маму приказал отравить не кто иной, как император, хотя для императора — это слишком мелко. Нет, он, конечно, может приказать отравить, но это будет проделано более элегантно. К тому же, девочка, твою маму не отравили, а задушили и, похоже, это сделали те люди, что потом тебя увезли. Они же зарезали твою нянечку, ты в кровь вступила, могла их карету испачкать. К тому же кровь — это улика, а улики всегда уничтожают. Вот и твои, Айсу, красивые туфельки не выбросили, а сделали так, чтоб они пропали без следа, — произнёс неизвестно откуда появившийся Гючлю, был он не один, его сопровождал Булут, Лера, гневно сдвинув брови, поинтересовалась:

— Подслушивали, и давно?

— Да нет, вот мимо проходили, услышали голоса и решили зайти на кофе, — хохотнул Булут, видя, что Лера начинает закипать, стал оправдываться: — Гуляли мы тут недалеко, услышали знакомые голоса и решили заглянуть, пожелать хорошего дня.

— Гуляли тут?! По крышам? — громко прошипела девушка, Гючлю тихо произнёс:

— Остыньте, ваше высочество, похоже, вы вляпались в высокую политику, а это более чем смертельно опасно.

— Я адмирал! У меня эскадра, абордажные команды, и я не боюсь каких-то...

— Остыньте, — повторил Гючлю, голос он не повысил, но это было так сказано, что Лера замолчала и растерянно посмотрела на Валерия, тот только развёл руками. Гючлю продолжил: — Вам не помогут ни пушки, ни абордажные команды, ни многочисленная охрана, как бы надёжна она ни была, однажды вы просто не проснётесь. Надо спокойно подумать, как выпутаться из сложившегося положения, наилучшим выходом было бы, если эта девочка исчезнет, потому что спрятать её будет очень трудно, почти невозможно.

— Нет! Никогда! Ни за что! — почти выкрикнула Лера, прижимая Айсу к себе, растерянно глядя на Валерия, попросила: — Придумай что-нибудь! Не верю, что ты этого не можешь!

Валерий снова развёл руками и указал на Гючлю, тот кивнул и тем же ровным голосом продолжил:

— Этого следовало ожидать, а думать будем вместе, я сказал — почти невозможно, вот и используем это почти.

— Откуда вы знаете, что мою маму задушили? — спросила насупившаяся Айсу, Гючлю ответил:

— Я не знаю точно, это моя догадка. По всем признакам, а ты их точно описала, её именно задушили. А если судить по той поспешности, с какой тебя увезли, они очень торопились, похоже, что-то пошло не так, нарушив планы этих людей. Да и то, что именно так убили твою нянечку, тоже говорит о спешке и нарушение их планов. Может, тебя хотели просто похитить, не знаю и догадок строить не хочу, тем более — это дело прошлое. Да, прошлое, но это прошлое может больно зацепить, вот поэтому надо от него как можно быстрее избавиться. Сейчас надо решать — что дальше делать, быстро решать, завтра уже может быть поздно. Тем более что тобой, девочка, заинтересовались братья из ордена святого Игнатия, а это очень серьёзно!

Валерий вопросительно посмотрел на Булута, а этот человек, который никогда не переставал балагурить, став очень серьёзным, сказал:

— После того как я написал отчёт и передал в командорство региона, мне назначили встречу, не знаю, касается ли это... — Булут кивнул в сторону Айсу и продолжил: — Но принять меры необходимо. Хорошо спрятать её уже не получится, остаётся один выход — надо сделать так, чтоб Айсу исчезла, вернее, Айсидора исчезла, чтоб никому в голову не пришло её здесь искать. Чтоб никто не смог даже подумать, что Айсу может быть той девушкой.

Булут многозначительно замолчал, Айсу испуганно прижалась к снова обнявшей её Лере. Лера всем своим видом показала, что она будет защищать эту рыжую девочку, она чувствовала необъяснимую симпатию к Айсу, может, потому что та напоминала ей Злату, хотя совсем на неё не была похожа. Было видно, что и Айсу испытывает подобные чувства к Лере. Булут, глядя на девушек, чуть усмехнулся:

— Это не то, что вы подумали. Мы не будем Айсу прятать, наоборот — всем её покажем, но это будет другая девушка с тем же именем.

— Но ты же сам говорил, что... — начала Лера, её перебил Гючлю:

— Булут прав, если надо что-то спрятать, то надо это положить так, чтоб все его видели, тогда никому не придёт в голову, что именно это они ищут. Ведь то, что хотят спрятать, не выставляют на всеобщее обозрение, понятно?

— Не совсем, — ответила Лера. Она уже поняла, что у товарищей Валерия есть какой-то план, только не могла понять — в чём же он заключается? Гючлю продолжил пояснения:

— Надо эту девочку выдать за кого-то известного, но не очень известного до сих пор.

— Что-то я не поняла, как это — за известного неизвестного, — приподняла бровь Лера. Она поняла, что вопрос с Айсу не собираются решать радикальным способом и стала выяснять — что же хотят предложить Гючлю и Булут. Гючлю стал объяснять:

— К примеру — Айсу сама по себе никому неизвестна, но является представительницей известного рода и вынуждена до сих пор где-то скрываться, нет, лучше даже так — попавшей в какую-то беду, скажем, в плен и спасённой волей счастливого случая. И вот теперь Айсу незачем скрываться и она старается наверстать упущенное, положенное ей по статусу. Начинает посещать балы, приёмы, сама принимать гостей, в общем — старается быть на виду. Теперь понятно?

— Да, кивнула, — Лера и задумчиво произнесла: — Только вот за кого нам выдать Айсу? Это должен быть кто-то очень знатный, не меньше чем княжеского рода. Тогда её будут подозревать в чём угодно, но только не в том, что Айсу — эта та девочка, что... Постойте-ка, княжеского рода!

Лера замолчала, обдумывая и оценивая пришедшую ей в голову мысль, мужчины многозначительно переглянулись, а Валерий тихонько кашлянул, привлекая к себе внимание. Лера посмотрела на него и, чуть отстранившись от Айсу, которую продолжала обнимать, спросила у той:

— Айсу, хочешь быть моей сестрой? Вообще-то у меня есть родные сёстры, но они не Бегич и теперь как бы не совсем сёстры, а ты будешь...

— Бегич, — продолжил за Леру улыбающийся Валерий. Гючлю, одобрительно кивнув, внёс поправку в предложение Леры:

— Айсу не похожа на Леру, вряд ли кто поверит, что они родные сёстры, хотя в жизни всякое бывает. А вот если Айсу будет кузиной Леры, вопросов ни у кого не возникнет. Если знатные девушки дружны и утверждают — что они сёстры, то так оно и есть. Если у княгини Валерии Бегич, есть двоюродный дядя, то почему бы не быть двоюродной сестре? Будет у Леры двоюродная сестра, но не дочь уже имеющегося дяди, Валерий, ты не обижайся, но Айсу на тебя совсем не похожа. Мне кажется, что это замечательный выход из создавшегося положения!

— Замечательный выход, — согласился Валерий и с серьёзным видом продолжил, вызвав смешки мужчин и хихиканье девушек: — Да, пусть будет племянницей. Молод я ещё, чтоб иметь такую взрослую и красивую дочь, тем более что моя дочь была бы Лере троюродной сестрой, а вот быть дядей — в самый раз. Договорились, буду тебе, княжна Айсу, любящим дядей, отгоняющим от тебя ухажёров.

— Имя вам, княжна Бегич, надо бы сменить. Какое выбрать? Тут решать вам, но позвольте, ваше высочество дать вам совет: Айсидора — не совсем обычное, вернее, совсем необычное имя для жителей Арберии. Это имя лучше забыть, тем более что вам оно не нравится и может вызвать ненужные нам ассоциации. Имя Айси, которым вас называла матушка, вообще уникальное и подобное совпадение, может послужить причиной возникновения подозрений, поэтому — его тоже забудем, так как и имя Доменика, это имя даже рассматривать не будем. А вот Айсу, довольно распространённое имя на востоке, в том числе и в Арберии, оно не вызовет никаких подозрений, к тому же вас уже знают под этим именем. А Бегичи — именно арберийский княжеский род, поэтому предлагаю это имя оставить, — произнёс, обращаясь к Айсу, Гючлю. При этом несколько раз церемонно поклонился, показывая тем самым на изменившийся статус девушки, он и Лере говорил "вы", если это происходило в присутствии кого-то. Ещё раз церемонно поклонившись, Гючлю произнёс, обращаясь к Лере и Айсу: — Для меня и моего товарища большая честь беседовать с вами, ваши высочества!

Лера величественно наклонила голову, хоть и хихикнула при этом, а вот Айсу удивила, она только чуть кивнула и сделала это как королева, принимающая одного из своих подданных, но, не удержавшись, тоже хихикнула и показала язык Валерию, который вполголоса заметил:

— М-да, кровь она себя проявит, как это не скрывай, особенно голубая.

— И всё же, поясните мне, даже не мне, а Айсу, почему император Фердинанд не приказывал отравить её маму, — попросила Лера. Ответил Гючлю:

— Начнём с того, что матушка Айсу не была отравлена, как ей это всё время рассказывали, указывая на императора как на того, кто отдал такой приказ. Если подумать — то зачем ему это надо, ведь Айсу и её матушка и так были в полной его власти. Он мог их просто отправить в ссылку или, как вариант, в темницу. Из рассказа Айсу я сделал вывод, что её матушку задушили, предварительно или после того зарезав нянечку, как нежелательного свидетеля. Это всё говорит о том, что заговор, вернее, похищение Айсу готовилось давно, но что-то нарушило планы заговорщиков-похититетелей и они вынуждены были торопиться.

— Если они торопились, то почему потом держали в таком оригинальном заточении Айсу аж десять лет? Почему сразу не использовали? — поинтересовалась Лера, посмотрев на Айсу, притихшую и ловившую каждое слово Гючлю. Тот пожал плечами:

— Я только могу предполагать. Как можно использовать пятилетнюю девочку? Только как заложницу или предмет шантажа. А если тот, кого собираются шантажировать, не дорожит этим предметом? Другое дело, подсунуть повзрослевшую девушку, это вызовет хоть какой-то интерес, захочется на неё хотя бы посмотреть. А если эта девушка соответственно подготовлена, вы же, княгиня, слышали — чему обучали Айсу, кроме владения ножами и умения обращаться с ядами, то захочется познакомиться с ней поближе. А девушка-то не просто хорошо воспитана и образована, но соответствующим образом ещё и подготовлена. Обучена что-то сделать такое, чего от неё никак не ожидают, а ещё и морально к этому готова, и даже сама очень хочет это сделать! У Айсу целенаправленно вызывали ненависть к императору Священной Римской Империи германской нации, он же курфюрст Баварский Фердинад Второй. Уже больше десяти лет назад он высказывал своё одобрение идеям реформации, а сейчас является её горячим сторонником. Вот, ваши высочества, делайте выводы сами — кому, что выгодно.

Побледневшая Лера снова обняла Айсу и тихо той сказала:

— Ну и вляпались мы с тобой, сестрица. Но я тебя не брошу и в обиду не дам! — посмотрев на Гючлю, спросила: — А вы откуда это всё знаете? Вроде как это не входит в сферу ваших интересов, вы же против великой Порты хотите что-то предпринять.

— Вы, ваше высочество, ошибаетесь, против Порты мы ничего не собираемся предпринимать, так, кое-что немного подправить и только. Не отрицаю, основной наш интерес касается именно Османской империи, но она же не существует отдельно от других стран, в той или иной мере происходящее там касается и её. И чтоб какая-нибудь досадная случайность не нарушила наши планы, приходится быть в курсе всех событий.

— Гючлю, Булут упоминал, что его пригласили на встречу с представителями ордена святого Игнатия, а это же... — испуганно произнесла Лера. Гючлю кивнул, а затем указал на Булута:

— Да, это именно они, а брат Бенито имеет честь состоять в этом ордене. У него было особое задание во владениях Османской империи.

— А вы? — тихо поинтересовалась Лера, Гючлю пожал плечами:

— Я не имею такой чести, у меня несколько другие задачи и имя, к ним прилагающееся, тоже есть.

— Но мне лучше его не знать, я обо всём узнаю в своё время, так? — поинтересовалась Лера и, показав на молчащего Валерия, спросила у Гючлю: — А он? Если, конечно, это не секрет, который тоже мне знать не следует.

— А он, потому Валерий Бегич, что до этого нигде не был засвечен. Под другим именем его знали очень далеко отсюда, к тому же он настолько изменился, что его вряд ли узнают, если кто-нибудь из тех, кто его знал раньше, увидит.

— Хорошо, не буду больше ни о чём спрашивать, — кивнула Лера и тут же поинтересовалась: — Вы можете ответить на один вопрос, не имеющий к вам отношения? Почему Айсу учили драться таким необычным стилем?

— Я могу только высказать свою догадку, но она вполне может оказаться правдой. Как вы знаете, ваше высочество, в Европе нет школ рукопашного боя без оружия. Драться руками — считается недостойным дворянина, вспомните, как отозвался об этом Скетушский. Настоящий воин использует шпагу или саблю, хотя в кабацких драках они машут кулаками, надо сказать, очень увлечённо, но довольно бестолково. Поэтому для Айсу нашли учителя, довольно хорошего, даже отличного, там, где так драться умеют. Для чего её такому учили? От безоружной девушки никто ничего подобного не ожидает, а она может уложить мужчину, и не одного, гораздо более сильного, чем она. К тому же этот стиль могут узнать, как узнал Скетушский, а это как бы след, ведущий куда? Туда, где нет влияния ордена святого Игнатия, скорее, наоборот, братьев из общества Иисуса там очень не любят. То есть никто и не подумает, что в этом хоть как-то замешаны братья из ордена. Где-то так. Если вопросов больше нет, то, наверное, следует разойтись, а то наш длительная беседа может кого-нибудь заинтересовать, и он попытается выяснить — о чём мы тут так долго говорили?

— Скажем, вы нам сказки рассказывали, страшные сказки, — улыбнулась Лера, но эта улыбка была какая-то кривая. Гючлю очередной раз развёл руками, мол, какие знаю, такие и рассказываю, после чего они с Булутом удалились, не исчезли, чего Лера и Айсу ожидали, а неторопливо спустились по лестнице. Валерий, проводив их взглядом, сказал, что тоже пойдёт, так как надо ответить на письмо, что принесли из канцелярии дожа. Лера, которая всю деловую переписку, и не только её, поручила Валерию и Зухре, поинтересовалась, что там. Оказывается, это было приглашение к дожу на приём, в честь какого-то местного праздника. Отказаться никак нельзя было. Лера сказала:

— Хорошо, я туда пойду, вернее, пойдём. Будут княгиня и княжна Бегич, в сопровождении своего дяди, девочек тоже возьмём.

Булут пришел в указанное место, оказавшееся маленьким ресторанчиком, на десяток минут раньше назначенного срока, но его уже там ждали. За столиком, вынесенном на улицу, сидел мужчина, одетый как житель Венеции среднего достатка, он и подал условный знак. Булут, не торопясь, прошёл к этому столику, поинтересовался — свободно ли, после чего присоединился к этому человеку, не спеша потягивающему вино. Булут заказал то же самое, после чего поднял на своего соседа по столику глаза, тот сказал:

— Приветствую тебя, брат Бенито.

Булут не ответил, только вопросительно поднял бровь, ожидая, что его собеседник представится, тот, покачав головой, тихо сказал:

— Моё имя тебе неизвестно, и его не стоит называть.

— Однако же ты, брат, знаешь моё, — так же тихо ответил Булут. Человек, чуть склонив голову, произнёс ещё тише:

— Я назвал твоё, чтоб ты убедился, что пришёл на встречу именно со мной, брат.

— Я выполнил предыдущее задание и поспешил вернуться, как было мне приказано. По прибытию в Венецию я об этом незамедлительно доложил, — сообщил, чуть шевеля губами, Булут. С равнодушным видом подняв бокал и полюбовавшись цветом вина, после чего немного отпив, добавил: — Так чем теперь я могу быть полезен ордену?

Сидящий напротив него ответил:

— То, что ты прибыл сюда с отрядом княгини Бегич (тут Булут улыбнулся — задумка Гючлю удалась как нельзя лучше, если даже в ордене Леру считают княгиней) — большая удача. Для отряда Бегич есть задание, и ты должен поспособствовать, чтоб княгиня взялась за его выполнение. В выполнении этого задания заинтересован непосредственно святой престол, если этому посодействует орден, то пошатнувшийся авторитет общества Иисуса в глазах Папы будет восстановлен! Кроме этого, нас интересует всё, что ты знаешь о рыжей сестре княгини. Когда и как она появилась, и вообще, сестра ли она княгине?

— Хоть я прибыл в Венецию на флагманском корабле адмирала Бегич, но никакого влияния на неё или кого-то из приближённых к ней не имею, я простой матрос. Если орден заинтересован в том, чтоб Бегич что-то сделала, то следует выйти на неё непосредственно, она добрая католичка и не откажется послужить престолу святого Петра. Что же касается сестры княгини, девушки по имени Айсу, а это её настоящее имя, то, как мне удалось узнать, она была захвачена в плен, когда по приказу бейлербея Арберии было разгромлено княжество Бегич. Почти все представители этого рода, в том числе женщины и дети, погибли. Айсу пощадили, увидев, насколько она красива. Её вывезли в Аль-Искандерию, чтоб там продать, ведь там за девушку с такой внешностью можно взять наибольшую цену. Княгиня Бегич, она же адмирал, под началом которой отряд кораблей, узнав, что её родственники находятся в Аль-Искандерии, провела туда рейд и вызволила их, это мне доподлинно известно, я присоединился к людям Бегич именно там. В моём отчёте об этом и о том, почему мне надо было срочно уходить оттуда, подробно описано.

— Не прибедняйся, брат Бенито, тебя неоднократно видели в обществе княгини Бегич и её дяди, да и с её рыжей сестрой ты несколько раз разговаривал. В командорстве региона надеются на тебя, ты должен показать себя не хуже, чем раньше. В командорстве, ознакомившись с твоим отчётом, признали твою работу в Османской империи более чем удовлетворительной, а сведения, тобой собранные, весьма важными. Без награды ты не останешься.

— К вящей славе господней, — ответил Булут, осенив себя крестом, после чего добавил: — Не ради наград, ради укрепления веры!

В большом кабинете во дворце дожей собрался совет десяти, почти в полном составе, не хватало только Джузеппе Винетти, отсутствующего по весьма уважительной причине. Бартоломео Орсиенто кивнул Алонзо Орнари, главе казначейства, чтоб тот продолжал свой доклад, и глава перешёл к последнему пункту:

— Каперский процент, внесенный в казначейство адмиралом Бегич, составляет миллион сто тысяч двести тридцать два дуката...

— Вы, сеньор Орнари, уверены, что эта ушлая девица ничего не утаила? — перебив главного казначея, чуть скривившись, спросил сенатор Фэрато. Тем же скрипучим голосом, что выдавало его крайнее раздражение, он предположил: — Уж слишком большая сумма, больше чем капитал некоторых великих домов, а это только чуть больше двадцати процентов от того, что эта девица награбила! Надо бы организовать тщательную проверку, не утаила ли чего эта особа.

— Это уже сделано самым что ни на есть тщательным образом, сеньор Фэрато, — поднялся Винсенте Чануто, чуть насмешливо посмотрев на сенатора, продолжил: — Всё проверено до последнего сольдо, или вы думаете, что моя служба спит и ничего не делает? Все ценности, не только деньги, захваченные адмиралом Бегич, учтены и со всего взят полагающийся процент! Деньги положены в банки домов Чануто, Морозини и Винетти, причём в последний — больше половины всей добычи адмирала Бегич, что утроило капитал этого банка. Сеньора Бегич не просто положила деньги в этот банк, она стала его совладелицей, не младшим партнёром, а равноправным, если не старшим! Сами понимаете, ей нет смысла что-либо утаивать, поскольку наши фискальные службы теперь работают и на неё.

— Я имел в виду, сеньор Чануто, не это, она, по примеру остальных пиратов, могла часть награбленного где-то спрятать. Закопать где-нибудь, а потом откопать и...

— Положить в свой банк, — усмехаясь, перебил сенатора руководитель тайной службы. Фэрато неодобрительно поджал губы, а Чануто, качая головой, укоризненно произнёс: — Вы излишне подозрительны, сеньор Фэрато, обладатель подобного капитала не будет закапывать его в землю. Это, как вы заметили, удел обычных пиратов, а сеньора Бегич — адмирал и уважаемый гражданин нашей республики, попрошу вас это учесть. Её капитал вводит сеньору Бегич в число патрициев. Если она решит, что вы её как-то оскорбили, то может вызвать вас на дуэль, результат которой может быть далеко не в вашу пользу.

— Вы её защищаете? — возмутился Фэрато, Чануто, улыбнувшись, едко ответил:

— Никоим образом, сеньор Фэрато, я стараюсь удержать вас от фатальной ошибки. Сеньора Бегич не только адмирал и княгиня, она теперь ещё и совладелец крупного банка, обладающая состоянием, которое превышает ваше. А что касается вашего вопроса — закапывала ли она что-то в землю, отвечу — нет! Мне это доподлинно известно, откуда? Неужели вы думаете, что на эскадре сеньоры Бегич не было моих людей? Да, я допустил ошибку, когда оставил без должного присмотра её корабль, но тогда мне казалось, не имеет смысла внедрять своего агента на такое маленькое судно, тем более что команда там уже была и они друг друга хорошо знали. Когда же у сеньоры Бегич появились и другие корабли, я исправил свою ошибку и многое из того, что происходило, если не всё, знаю. Поэтому могу вас, сеньоры, заверить, из захваченной добычи ничего утаено не было. Правда, определяя то, с чего брать процент каперских выплат, княгиня Валерия Бегич, князь Валерий Бегич, её дядя, и сеньора Зухра Аль-Багдади, казначей отряда, яростно торговались за каждый цехин, да что там за цехин, за каждый сольдо!

— Я при этом присутствовал, вернее, этим и занимался, — с укоризной посмотрел на Чануто Орнари, видимо решив, что руководитель тайной службы намеревается присвоить себе заслуги главы казначейства, ведь именно это ведомство занимается финансовыми вопросами, а едино разовый доход более чем миллион цехинов весьма значимое достижение. Глянув на Чануто, не собиравшегося присваивать себе чужие заслуги, Орнари успокоился и высказал своё мнение: — Сеньора и сеньор Бегич проявили удивительную твёрдость в этом вопросе. Они отстаивали каждый сольдо, но делали это настолько грамотно, что у меня закралась мысль — они занимаются коммерцией давно или хорошо изучали подобные вопросы, это можно сказать и об их помощнице, сеньоре — Зухре Аль-Багдади. Я бы не возражал, если бы эта сеньора, очень толковая и много знающая, работала в моём ведомстве.

Чануто не стал больше ничего говорить, промолчали и остальные сенаторы, а что говорить — если и всё и так ясно. Со своего места поднялся Орсиенто и подвёл итог:

— Если вопросов больше нет, то разрешите на этом и закончить.

Сенаторы, входящие в совет десяти, покинули кабинет, а Чануто задержался, Орсиенто, задумчиво постучав пальцами по столу, спросил:

— Друг мой, вы послали приглашение сеньоре Бегич? Да? И что она ответила?

— Ответила, что обязательно придёт, с сестрой, дядей и подругами.

— Когда она здесь первый раз появилась, то дяди у неё не было, да и сестры тоже. Откуда они могли взяться? — дож республики недоуменно посмотрел на начальника тайной службы, тот стал объяснять, рассказав, что Лера их вызволила из плена, совершив для этого налёт на столицу Египта. Дож, покивав, сказал, что родственники княгини Бегич очень удачно попали в плен, спасая их, она и о себе не забыла, значительно увеличив своё состояние. Чануто ответил, что и остальные её операции приносили ей немалую выгоду, и не только ей, Отхоной ведь тоже она захватила, да и отстоять помогла.

— Вот надо сделать, чтоб так было и впредь. Эта Бегич, несмотря на свою молодость, удачливый и талантливый командир, очень не хотелось бы, друг мой Винсенте, чтоб она стала нашим, даже не врагом, недоброжелателем! — высказался Орсиенто. Чануто, почтительно склонив голову, но улыбнувшись при этом, сказал:

— Не думаю, что это может произойти — она умная девушка, к тому же у неё очень грамотные советники: её дядя и эта турчанка — Аль-Багдади. Они положили деньги в наши банки, а это значит — им не выгодно с нами ссорится. Меня не смущает даже то, что вокруг княгини, она уже приняла этот титул и к ней все так обращаются, крутятся братья из ордена святого Игнатия. Одного мои люди узнали, это некто Бенито. Кто там ещё — выясним в ближайшее время.

Дож, выслушав начальника тайной службы, озабоченно произнёс:

— Мне это очень не нравится, что кардинал Росинелли, а он, как вы знаете, друг мой, является главой венецианского командорства ордена, хотя и не афиширует это, выразил желание присутствовать на приёме после богослужения в честь обретения Венецией мощей святого Марка, я не мог отказать. А на этот приём мы пригласили и княгиню Бегич, и на богослужении она тоже будет присутствовать. Если там Росинелли переговорить с ней будет затруднительно, то помешать этому на приёме никак не получится.

— Я уже думал об этом, — сказал Чануто. Дож вопросительно поднял бровь, а начальник тайной службы рассказал, что он решил предпринять: — Помешать этой встрече мы не можем, но почему бы нам не подготовить к ней Бегич? Соответственно настроить? Бегич будет не одна, к ней и её подругам, а их не так много в этот раз, присоединится сеньора Паоло, а с ней будет мой сын. Конечно, воспрепятствовать этой встрече он не сможет, но не думаю, что его попытаются удалить от сеньоры Паоло, а она от сеньоры Бегич не отойдёт. Мы будем в курсе всего, что предложит Росинелли, и если что, постараемся оказать противодействие. Это в том случае, если что-то будет замышляться против республики, если нет... возможно, даже поможем.

— Хорошо, так и поступим, — кивнул Орсиенто и как-то двусмысленно добавил: — Я на вас, Винсенте, очень надеюсь, очень.