Димка усмехнулся.
— Фонарь станционный на железной дороге. Киловаттник. Тени были... ку-уда там китайской туши...
Юрка вздохнул.
— Мне таких фонарей и таких теней не попадалось, к сожалению... А вот лампа на длинном шнуре как-то попалась — её мотало под ветром, и все тени вокруг двигались, довольно жутковато... Ещё бывало, что подходишь к фонарю — а он вдруг гаснет. Или загорается. Или идёшь по двору в темноте, и вдруг слышишь над головой стрекотание, как будто там огромный кузнечик сидит. Голову поднимаешь — а там лампа перегоревшая мерцает мутно-фиолетовым. Тоже было страшновато... — мальчишка широко зевнул. — Ладно, я спать.
Юрка скатился по лестнице и скрылся во дворце. Димка вздохнул, глядя на гаснущий закат. Хотя и знал уже, что делать этого не следует — настроение от этого портилось. И не просто так, а, так сказать, глобально. В голову начинала лезть всякая чушь о тщетности бытия — и мальчишка невольно улыбнулся, увидев, как к нему поднимается Асэт. Одному тут было уже страшновато, а идти спать в сырой склеп дворца не хотелось...
Асэт, однако, к нему не подошёл, остановился возле лестницы. Вид у него был смущённый.
— Что с тобой? — встревожено спросил Димка.
Асэт вздохнул.
— Прости меня. Меня сегодня что-то понесло. Наговорил всякого, поссорил тебя с другом...
— Да фигня, мы с Юркой помирились уже... — Димка тоже смутился. — Знаешь, я всё про Льяти думаю. Я тоже наговорил ему всякого... чего не надо было.
Асэт хмыкнул и вдруг быстро сел рядом с ним.
— Что-то ты слишком быстро передумал... почему?
— Он мне жизнь спас, — буркнул Димка. — Там, на стене. Ну, не жизнь, но без него мы тут не сидели бы... А я его... Как ты думаешь, он меня простит?
Асэт пожал плечами.
— Прощен может быть каждый, независимо от количества грехов. Главное — качество покаяния.
— Вот про это не надо, — буркнул Димка. — Я тебе ни кто-нибудь, чтобы на коленках ползать и прощение вымаливать. Если простит, то простит. Если нет... то значит нет.
Они помолчали. Джунгли зашумели под первым порывом предгрозового ветра, с востока донёсся раскат грома.
— Слушай, а я вообще правильно поступил, когда выгнал его? — с сомнением спросил Димка. — Или нет?
Асэт вдруг упруго поднялся, глядя на него сверху вниз. Выражение его лица уже нельзя было разобрать во мраке.
— Закон Чести очень прост: друзей не предают. Всё остальное — это лишь следствие из этого исходного правила.
Глава десятая:
секреты магии
Песней горна
Начинается рассвет,
Это голос
Пионерских звонких лет.
Снова горном
Объявляется подъём,
С песней горна
Мы в счастливый день идём!
На борьбу,
На бой,
На праздник
Пионеры с песней горна шли.
Песня горна -
Песня солнца,
Песня солнечной земли!
Песней горна
Начинаем все дела,
Этот голос
Горну Родина дала!
На учебу
И на отдых, и на труд
Год за годом
Горны звонкие зовут!
Песня горна
Шире степи, выше гор,
С ней мы гордо
Обойдём родной простор.
Откликайся
На знакомый светлый зов,
Раздавайся
Наш ответ: "Всегда готов!"
М. Садовский.
Сашке Колтакову было страшно. По-настоящему страшно, до озноба. Это злило и бесило мальчишку, но поделать с этим он ничего, к сожалению, не мог. Они уже приближались к логову Поющего Червя, и Сашка не без оснований опасался, что то, что он там увидит, отравит ему весь остаток жизни. А такая вот мысль отнюдь не поднимала настроения...
Мальчишка вздохнул и остановился — чтобы перевести дух и ещё хоть немного потянуть время. Они шли по ущелью, дно которого было завалено рухнувшими сверху разбитыми глыбами, и подниматься в самом деле было тяжело. Особенно с одной рукой. Левая рука Сашки была заключена в лубки и до сих пор нудно, надоедливо болела...
Самое противное, подумал он, что и сломал-то я её как дурак. Прикрылся от удара палкой — и привет. Надо было щит взять, но решил, дурак, что тяжело... А подниматься по этим проклятым камням со сломанной рукой — ещё более тяжело. И болит, зараза...
Правду говоря, поначалу он страшно злился на Димку — ну чего ему стоило послать сюда Борьку или Юрку, или самому пойти, наконец! Раскомандовался тут...
Но с ним в самом деле вызвались пойти четверо местных парней. Бывших рабов. Относившихся к нему очень уважительно — сейчас, в этом походе, ему ничего, можно сказать, не приходилось делать своими руками, и он начал чувствовать себя каким-то Ливингстоном, которого верные негры несут в кресле по Африке, а он только смолит себе сигару, да указывает стеком, чего сегодня открывать. Противно это было, честно говоря. Нет, местных можно, конечно, понять — без них, землян, они до сих пор ишачили бы на Хорунов безо всякой надежды на освобождение. Но он-то, Сашка, в этом почти не участвовал! Ломанулся в ворота вместе со всеми — и почти сразу получил. И не от Хоруна даже, а от какого-то раба...
Надо было сразу по башке его треснуть, мрачно подумал мальчишка. А у меня, дурака, рука не поднялась, понимаешь... А вот у него — очень даже. А вторым ударом он бы мне просто башку расколол, но кто-то из Волков прикрыл меня щитом, а ещё кто-то ткнул раба палкой в поддых и сбил с ног...
Сашка вздохнул и осмотрелся. Вокруг поднимались мрачные серые кручи. Под ними, казалось, должен лежать снег, но на самом деле здесь, в ущелье, было даже душно...
Мальчишка нахмурился. Была уже вторая половина дня — почти безветренного и очень жаркого. По небу плыли тщедушные, какие-то изношенные, мутные облака. И таким же мутным было у него настроение. Идти дальше не хотелось, но и возвращаться ни с чем было просто-напросто стыдно...
— Далеко ещё? — спросил он у Лэйната, главного из здешних парней.
Тот посмотрел на скалы, что-то прикидывая.
— Нет. Осталось шагов сто всего. Потом ЕГО будет уже видно.
Сашка ещё раз вздохнул. С одной стороны, ему хотелось идти ещё дня так три. С другой он был всё же рад, что хотя бы надоевшая пытка ожиданием сейчас кончится. И можно будет повернуть назад, вниз, к друзьям...
— Ладно. Пошли тогда...
* * *
Выбравшись из ущелья, мальчишка удивлённо замер. Здесь оно расширялось в неожиданно просторную котловину, на дне которой лежало небольшое озеро с темной, какой-то маслянистой водой. По её крутым скалистым склонам беззвучно скользили тени облаков. А перед ним... прямо перед ним...
Прямо перед ним, всего-то метрах в ста, неровный склон горы рассекала глубокая расщелина. А из неё росло, медленно, лениво извиваясь...
Больше всего это было похоже на щупальце из какой-то черной, тускло блестевшей, похожей на гудрон массы. Косо торчавшее вверх, под углом где-то в сорок пять градусов. Оно было длиной метров в двенадцать и никак не меньше метра в толщину. И явно бессмысленно изгибалось вверх или вниз, вправо или влево, неравномерно утолщалось или опадало — словно эта смола, или что там такое это было, перетекала туда-сюда внутри "щупальца", но медленно, лениво... Основание его скрывалось в тени, и нельзя было увидеть, где оно смыкалось со скалой...
Сашка сглотнул. До этого мига он надеялся, что рассказы о Поющем Черве окажутся всё же досужими байками — мало ли как ветер может завывать в трещинах скал, мало ли каких виртуозно шипящих змей может в них водиться!..
Но Червь БЫЛ. Правду говоря, он ничем не походил на червя, на растение, на гриб — вообще на что-то живое. Нечто такое, для чего у мальчишки не было даже абстрактного определения, и уже поэтому пугавшее до судорог — словно вдруг ожило нечто такое, что никак не должно было ожить...
— Вот он, — сказал Лэйнат с неизмеримой ненавистью. — Гадина...
— А как же Хоруны ему приносят... приносили жертвы? — спросил Сашка.
— Просто посылают вперёд, — Лэйнат показал на каменистую осыпь, окаймлявшую озеро. — Некоторым везёт, они пугаются так, что освобождаются от морока. Другие...
— А... потом? — глухо, как во сне, спросил Сашка. — У него же даже рта нет...
В самом деле, тускло блестевшая поверхность была гладкой — ни рта, ни глаз, ни даже ноздрей. ЭТО не смотрело, не дышало, не жило.
Однако же ело.
— Он к ним... склоняется, — Лэйнат передёрнулся. — И они к нему... прилипают. А потом... ну, как бы впитываются.
Сашку затрясло. Если бы ЭТО прикоснулось к нему — он бы просто свихнулся от ужаса. Полностью и окончательно. И к лучшему, если подумать. Ведь потом... потом...
— Раньше он маленький был, — продолжил между тем Лэйнат. — Раза в три меньше. Это Хоруны его... раскормили. В обмен на его... силу. На возможность красть волю у людей. Сделали его... идола. Червь его... ну, как бы проглотил, а потом выплюнул. Хоруны вокруг него людоедские пляски устроили — аж припадали. А потом у них гипноз появился...
— А жрец? Ну, Олаёец этот?
— Жрец тоже нужен. Без него ты с тем идолом можешь хоть в обнимку спать — и ничего тебе не будет, разве что свихнёшься от кошмаров. Только без идола у жреца тоже не фига не вышло бы. Это ж только кажется, что магом, даже таким вот паршивым колдунишкой, любой дурак стать может. Нет. Даже если кто с тобой своей Силой поделится — её ещё надо постараться в себе удержать. Ну и платить за неё тоже надо, ясное дело. Вот Хоруны и... платили.
— А, — Сашка немного успокоился. Тем не менее, его душила сейчас страшная, испепеляющая ненависть — он и не представлял даже, что вообще способен на... такое.
Самих бы Хорунов скормить этому гаду, — зло подумал он. Всех до единого. Но уже сейчас он понимал, что идея эта призрачная: сами-то Хоруны к своему жуткому божку точно не пойдут, а тащить их к нему силой... Червю же всё равно, кого жрать. Совершенно всё равно...
При этой мысли мальчишка ощутил вдруг неожиданное облегчение — такое сильное, что ослабли ноги. Пронесло, подумал он. Иначе... не по-людски получилось бы, подумал он. Совсем не по-людски...
Но его ненависть к Червю запылала ещё ярче. Он всем сердцем хотел уничтожить эту гадину — только вот понимал, что и это явно невозможно: близко к ней не подойти, а стрелы из их жалких луков эта адская тварь даже не заметит. Вот если бы у них была пушка или хоть гранатомёт...
Медленные движения Червя вдруг прекратились. Верхушка его замерла, повернувшись точно к Сашке. Тот вдруг почувствовал ВЗГЛЯД — физически ощутимое давление, словно кто-то упёрся в лицо холодной и липкой ладонью...
Это не... явление, вдруг понял он. Не какая-то там природная аномалия. У него есть разум. Он чувствует мою ненависть и... боится? Да! Но при этом ещё и ненавидит — страшно, люто, просто за то, что я такой, какой есть...
— Он просыпается! — крикнул Лэйнат, делая какие-то странные знаки руками — наверное, охранительные, подумал вдруг Сашка. Смешно — но ощущение мерзкого липкого взгляда ослабло... — Уходим отсюда, быстрее!..
* * *
— Вот она, крепость Маахисов, — с ненавистью процедил Верасена, выглядывая из зарослей.
Максим тоже выглянул. Но ничего такого жуткого не обнаружил. Ему представлялся целый Черный Замок — с черным дымом из труб и гниющими на кольях вокруг черепами. Правду говоря, пресловутую крепость Маахисов и крепостью-то назвать было нельзя — просто круглый глиняный вал высотой в рост взрослого человека. Над ним поднималась связанная из жердей сторожевая вышка высотой метров в десять и просторный помост, попутно игравший роль навеса — с него свисали какие-то циновки. Стояла крепость на просторной поляне, там, где в небольшое озеро впадал бурный ручей. Но окружающий её лес — могучие деревья с красной, словно сафьян, корой, оплетённой толстыми темно-зелёными лианами и гроздьями разнокалиберных пузырей удивительно густого темно-фиолетового цвета вместо листьев — придавал местности совершенно сюрреалистический вид. Словно они оказались где-то на Венере — не современной, а той, о которой писали в старых книжках...
Он покосился на стоявшего рядом Вайми — тот, конечно, тоже высунул свою золотую физию из зарослей и сейчас буквально поедал крепость своими синющими гляделками.
— Вай, ты уже бывал здесь? — их дружеские отношения дошли уже до того, что они обращались друг к другу по таким вот сокращённым именам.
Вайми вздрогнул и повернулся к нему. Теперь уже вздрогнул Максим — глаза у Вайми были... слишком яркие. И тот страшный их взгляд было трудно забыть...
— Бывал, конечно. И не один раз. Даже тогда, когда никаких Хорунов тут ещё не было... — он отвернулся, разглядывая крепость.
Максим вздохнул. Ему хотелось подружиться с Вайми — таких необычных парней он ещё не встречал. Но что я о нём знаю? — подумал вдруг мальчишка. Внимателен, очень любопытен, обожает мечтать. Скрытен. А я очень не люблю скрытных людей, потому что хорошие вещи не скрывают. С другой стороны, родители Вайми погибли, когда ему было семь лет — ещё задолго до того, как их племя попало в Ойкумену. Было от чего стать замкнутым...
— В крепости никого нет, — вдруг сказал Верасена и с досады хватил кулаком по стволу. Максим вновь вздрогнул — для обычно сдержанного вождя Воронов такое вот поведение было... нетипично.
— Может, они все просто на охоту ушли? — немедленно предположил Вайми.
Верасена мгновенно повернулся к нему, буквально прожигая пылающим взглядом.
— Нет. Только не когда твои соседи — Хоруны.
Он задумался — и его лицо буквально почернело.
— Маахисы — не путешественники. Мы отучили их... шариться по миру, — по его лицу на миг скользнула свирепая усмешка. — Уйти они могли лишь по одной причине. Если ваши принесли им Ключ.
Максим невольно выдохнул. Услышав это, он испытал громадное, просто неземное облегчение — не только потому, что друзья живы и на воле, но и потому, что у них уже (наверное...) есть Ключ, — и значит сложная и безусловно смертельно опасная операция по его добыче отменяется...
— Ну и куда они пошли? — спросил он.
— В мир, — хмуро сказал Верасена. — Искать... восприимца. И знаете что? Хоруны вовсе не выслеживали нас. Они гнались за ними. Гнались за Ключом. А мы их задержали! А потом ещё потратили целую неделю, мотаясь в Безвозвратный город и обратно. Теперь у них, как минимум, неделя форы.
— Делать-то что будем? — спросил Максим. Мысль, что за его друзьями гонится самое злодейское во всей Ойкумене племя... не радовала. Честно говоря, она пугала до чёртиков.
— Сегодня — уже ничего, — Верасена взглянул на позолоченные закатом верхушки деревьев. — Пошли в крепость. Ночевать будем там.
* * *
Выбравшись из зарослей, они осторожно вышли ко рву глубиной в рост взрослого мужчины и шириной метра в четыре. С роскошной, черной, жирной грязью на дне. Всякой фигней вроде подъёмного моста Маахисы не озаботились — на валу был вбит толстый кол, здесь, по эту сторону рва ещё один, а между них, очевидно, когда-то была натянута верёвка. Как говорится, и дёшево, и сердито...
