Племя вихреногих-2

Глава первая:

город в Белом Дереве

Прощай, земля, уходим в море,

Дальний путь зовёт!

Весёлый ветер на просторе

Песню нам поёт!

Мы, как один, - морские волки,

Матросы - хоть куда,

А что мы ещё ребята - не беда!

Мы - моряки, моря покорны нам,

Корабль летит, летит он птицей по волнам!

По океанам плыть не просто

Но тот, кто сердцем смел -

Откроет новый остров,

Остров "Пионер"!

Пройдут года, и все мы станем

Капитанами,

И, если надо, по врагам,

Из пушек грянем мы!

Музыка: В. Локтев. Слова: А. Тверской.

Димка стоял у перил "Смелого", глядя на приближающийся остров. Остров Белого Дерева, как его тут называли. В самом деле, где-то в его середине возвышалось громадное, метров в сто высотой, дерево с белой, как у берёзы, корой — но невероятно толстое и разлапистое, похожее на какой-то африканский баобаб. Отсюда оно казалось ещё небольшим, и сердце у мальчишки пело. Тут, на этом острове, ещё никто из Волков не бывал — из-за Морских Воришек — и роль первооткрывателей выпала именно им, отчего он ощущал себя едва ли не седьмом небе...

Мрачные мысли давно оставили его: уже сам возраст подталкивал Димку к оптимизму, да и физически он совершенно поправился. Нет, шрам на боку останется у него на всю жизнь — и на спине, наверное, тоже — но чувствовал он себя изумительно, и ничего мрачного в нём сейчас просто не держалось. Или отходило куда-то совсем на задний план, куда он обычно даже не заглядывал — там хранились воспоминания об дурных снах и разные прочие ненужные в нормальной жизни вещи. Они плыли к острову — и Димка изо всех сил надеялся, что остров окажется обитаемым. Пленные Воришки говорили, что живут на нём вовсе не люди, а какие-то диковинные крылатые существа — но мальчишку сейчас это совершенно не пугало. Напротив, очень хотелось увидеть что-то такое, необычное...

— Хорошо идём, — сказал стоявший рядом Борька, и Димка покосился на него. Сейчас друг стоял рядом с ним в одних трусах, но это совсем его не смущало. День выдался на удивление жаркий, так что в трусах были тут все, даже Аристарх, официально возглавлявший экспедицию. Сейчас правда он возлежал в тени паруса, укрываясь от солнца, и вроде бы дрых, но за это Димка уже не поручился бы. Лисом его прозвали не столько за хитрую физиономию, сколько за пронырливость, и отношения с ним были... сложными. Вернее, у Димки с ним сложными — сам-то Лис относился к нему вполне нормально, только вот слова Игоря не шли у мальчишки из головы. Доносчиков он глубоко презирал — но пока что Лис не давал никаких поводов для презрения: нос не задирал, командовал только по делу, да и вообще ничем не показывал, что он тут вообще-то главный. Без него и его дружков конечно было бы лучше — просто потому, что даже "Смелый" был явно маловат для полутора десятков мальчишек с их вещами и припасами. Но тут уж ничего не поделаешь. Они не на прогулке всё-таки, и если на них налетят вдруг какие-то недобитые пираты, пятеро крепких ребят с луками окажутся совсем даже не лишними...

Пока что, правда, на них никто не налетал. Никто им даже не встречался — но против этого никто не возражал особо. За пять дней плавания они проверили восемь островов и островков — но на них никто уже не жил. Сгнившая лодка и пара развалившихся хижин — вот и все пока находки.

Юрка, помнится, тогда пошутил, что жившие в них давно утопились от скуки, но смеяться никто тут не стал, шутка оказалась совсем даже не шуткой. Такое тут и в самом деле иногда случалось: хочешь попасть в новое место — прыгни со скалы повыше или там утопись, и всё. Это вот Димке не нравилось, но думать на такую тему не хотелось. В конце концов, это плавание оказалось вовсе не таким ужасным, как он навоображал: плыви себе от острова к острову, высаживайся, лезь на скалы, смотри, что тут есть... в общем, живи так, как мечтал, наверное, любой мальчишка. Уха, купания, песни у костра — и знание, что это, вообще-то, навсегда...

Эта мысль Димке тоже не нравилась, не нравилось растущее и растущее в нём желание плюнуть на всё и жить, как жили тут все, — ни о чём особо не заботясь, играть с друзьями, смотреть на закаты, просто мечтать, наконец...

И говорить — в том числе, и с ребятами из ДРУГИХ Союзов, Советских, Народных и даже Демократических. Димка поначалу офигел, когда узнал, что тут, кроме них, ещё пять пионерских отрядов — Волки просто оказались самыми деловыми и ушлыми из них. Но Игорь например и все его ребята, экипаж "Смелого", были из СССР 1955 года — только не из Димкиного. История на родине Игоря пошла очень странно: Советский Союз и Германия заключили перемирие, советские войска остановились где-то в западной Польше, — а вот союзников немцы сбросили в океан, и война формально так и не закончилась. Императорская Япония тоже была вполне себе жива, и даже удерживала северную половину Китая. Ни о каких китайских коммунистах там и не слышали, остатками Китая правил Гоминдан, продавшийся американцам...

Не самый приятный по мнению Димки вариант — Великая Отечественная закончилась в мире Игоря всего десять лет назад, японцы то и дело устраивали провокации, советские войска в Иране и Афганистане упорно отбивались от англичан и их местных союзников. Врагов у тамошнего СССР хватало, и их злоба вовсе не была плодом пропаганды, как уверял его Аристарх. Димка уже много раз говорил с парнями из отряда Игоря — и почти каждый вспоминал о погибших отцах, спокойно, почти без эмоций, но с гордостью, которой Димка сначала не мог даже понять. У них не было, как у тех же Буревестников, почти истеричного преклонения перед ценностью человеческой жизни, но не было и не менее истеричных призывов умереть за Императора, как у японцев в их мире. Отношение к войне и к смерти у них было... совершенно нормальным, наверное, каким бы диким это на первый взгляд не казалось...

Весь мир Игоря был какой-то неправильный — точнее правильный настолько, что даже Димке это казалось ненормальным. Люди там жили бедно — даже по собственным невысоким стандартам, и это им не нравилось, конечно. Но вместо того, чтобы строить хорошую жизнь для себя лично, они строили её для всех — и получалось это у них совсем неплохо. Вот что очень Димке нравилось — так это атмосфера общего дружелюбия, что ли, проступавшая из всех рассказов Игоря и его друзей. Плохие люди в их мире тоже наверное были, и много, как и везде, — но плохое им приходилось скрывать, и зло там умирало бесплодным...

Димка невольно думал, каким стал мир Игоря теперь. Или не стал. Потому что в Союзе Советских Коммун — в том самом, откуда явился Аристарх — как раз шёл уже 1985-й год. Но, несмотря на поразительное сходство с историей и географией его родного, Димкиного СССР, никаким торжеством коммунизма там и не пахло, напротив. К моменту отбытия Лиса в ССК вовсю бушевала какая-то "перестройка", и весь народ требовал возвращения старых, буржуазных порядков...

Неужели и у нас так же будет? — с тоской подумал Димка. Пройдет всего тринадцать лет — и в родной советской стране и советского духа не останется? Бр-р-р... А ведь есть ещё и Народный Союз Демократических Республик, где вообще уже 1999-й год — и на Марс там никто не летает, в стране тоже бушует перестройка с ускорением, а в Кахиристане — чем-то вроде Димкиного Туркестана — идет кровавая и жуткая война с какими-то моджахедами, и мальчишки оттуда не слишком-то хотят домой... С другой стороны Вадим, например, из вполне нормального СССР 1978-го года, где советские войска стоят на Рейне, ещё в 1944 году разбив не только Гитлера, но и переметнувшихся на его сторону англосаксов...

От всего этого голова у Димки просто шла кругом. Он до сих пор не мог понять, почему это история в одинаковых в общем-то мирах пошла столь по-разному — а ведь это было наверное невероятно важно, важнее вообще всего остального...

Вот ещё почему нам до чёртиков надо вернуться, подумал он. Не только чтобы мамы с папами успокоились, нет. Рассказать, что со всеми нами может быть, потому что будущее нашей страны, как оказалось, вовсе не обещает сплошных побед, и совсем наоборот даже... Жутеньким оно может быть. И я, кстати, имею все шансы наяву его увидеть — если, конечно, вернусь. Чёрт, а как здорово было бы взять пару миллионов парней из мира Игоря и отправить их в этот несчастный НСДР, они бы вмиг навели там порядок... Или авианосец из ССНР Метиса к ним, навести шороху на американских стервятников и недобитых японских милитаристов...

С другой стороны, у Ильи, одного из мальчишек из этого самого НСДР, был планшет — толстая, размером с тетрадку, пластина, с одной стороны из серебристого дюраля, с другой из темного стекла, сейчас, конечно, мёртвая. Но мальчишка клялся и божился, что это самый настоящий компьютер, только не работающий из-за севших батареек, которые тут, конечно, негде было зарядить. Димка не очень в это верил. Компьютеры он видел, они занимали целый зал, — а ну как Илья всё же не врёт? Эх, отдать бы эту штуковину учёным — одним махом подвинуть прогресс родной советской электроники на тридцать лет вперёд тоже далеко не плохо...

В голове у мальчишки зрел уже совершенно бредовый проект Союза Советских Союзов — как говорится, пролетарии всех миров объединяйтесь, — и от одних этих мыслей сладко кружилась голова. Не зря всё же они попали в этот странный мир, совсем даже не зря, — если смогут вернуться, конечно...

— Через час, меньше, будем на месте, — сказал Игорь, и мальчишка повернул голову. — Ветер сегодня хороший.

Димка кивнул. В самом деле, ветер, несмотря на жару, дул сегодня ровно и сильно — не совсем в нужном направлении, но и это тоже хорошо. Им же не только туда, но и потом обратно, а против ветра галсами идти замучаешься, это мальчишка уже знал и по своему невеликому пока что опыту...

— О, хорошо, — сказал незаметно подошедший Лис, и Димка невольно вздрогнул. Только что вроде Лис дрых без задних ног, а теперь вот — стоит рядом, словно появился из воздуха. Он был широк в кости и казался полноватым — малоподвижным, медлительным и несколько даже неуклюжим — только вот это впечатление оказалось очень даже обманчивым. "Крокодилы настолько медлительны, что всегда застают человека врасплох", — вспомнил он фразу из какой-то приключенческой книжки, и невольно хихикнул. Сравнение получилось... слишком сильным. На крокодила Лис не слишком походил — хотя, если заглянуть поглубже...

Лис с подозрением посмотрел на него, и Димка смутился. Хихикать без повода, это, как известно, первейший признак дурака, а прослыть дураком ему ну никак не хотелось. Объяснять, в чём тут дело, ему правда хотелось ещё меньше. Вот же жизнь! Вроде бы кругом нормальные ребята, и думать вообще не о чем, — вот только многие из них на самом деле уже очень взрослые дяденьки со своими тараканами, и потому думать всё-таки приходится...

К счастью, Лис не стал к ним приставать, и, вновь подозрительно покосившись на Димку, ушёл в тень паруса, где сейчас отдыхала большая часть экипажа. Мальчишка посмотрел ему вслед и вздохнул. С облегчением, надо сказать. Затевать ссору на пустом месте ему всё же совершенно не хотелось...

— А жаль всё же, что нельзя между мирами путешествовать, — сказал он. — У вас же ребята отличные. Навели бы порядок в этом "Народном Союзе", а то в нём совсем странные все. Вроде бы пионеры — а вроде бы уже и нет. О барахле всяком только и думают, словно буржуи какие-то...

— А мне вот не очень, — буркнул Игорь. — У нас и так врагов дома хватает. И вообще, с чего ты взял, что мы — ну, наш Союз в смысле, должны в каждой бочке затычкой работать? Своим союзникам дома помочь — это да, это святое. А в чужие разборки зачем лезть? Там благодарность, знаешь, очень специфичной быть может — нож в спину или ещё такое что...

— А вдруг там что-то интересное найдётся? — предположил Димка. — Техника та же... она вам не помешала бы. Да и нам тоже, честно говоря. А то Витьке Парамонову родители магнитофон японский привезли — все ходят, дивятся, потому что у нас таких не делают. Обидно так, знаешь...

— Техника... — Игорь скривился, словно раскусил недозрелую сливу. — Ты что — думаешь, что люди от того, что их подарками засыплют, умнее и добрее станут? Да ни фига — напротив, оскотинятся и отупеют, я на таких насмотрелся уже... Гнили в твоём мире куда меньше, чем было в мире Арика в эти же годы — выберетесь и без нашей помощи. Сами.

— А если у нас тоже эта... перестройка случится?

— И что? — Игорь спокойно смотрел на него. — У Метиса дома вообще никакой перестройкой не пахнет, там уж тридцать лет космос осваивают — а какие там людишки, ты сам видишь. Мастера общество в свою личную пользу выворачивать. У нас вот половина городов сгорела, люди до сих пор по карточкам живут — зато живут... как люди. А если всё на блюдечке давать — то будет, как у Ильи дома, говнище, где народ за водкой давится, а больше ему там ничего уже и не нужно...

— У Ильи доме не... — вяло возмутился Димка.

— Что? Рай небесный? — съязвил Игорь. — Да брось, зачем тебе-то врать? Говнище и есть. Хоть вы и не в ту сторону пока идёте, неясно ещё, что получится... А бывает и хуже — Виксены те же из мира, где теперь только ветер мёртвую пыль гоняет. Они там натурально в раю жили — счастье всем, даром, только бы не думали... Вот они и перестали.

Димка нахмурился. О таком вот и он совсем раньше не думал. Теперь однако приходилось — и не сказать, что мысли эти были очень уж приятные. Нет, ему говорили конечно, что мещанство, вещизм — это плохо, но он даже представить не мог, что всё это так... глобально. И что делать с этим — непонятно... Не загонять же всех назад в избы и кормить по карточкам? Он верил в прогресс и считал его безусловным благом — и от всех этих противоречий у него буквально пухла голова. И выбросить эти мысли из неё никак не получалось — они были совсем даже не праздными. Напротив. Наверное, вообще самыми важными, которые к нему только приходили, только вот оформить их не удавалось, хоть все мозги в трубочку сверни.

Эх, вот если бы он закончил школу, а заодно уже и университет, рассуждать обо всём этом было бы не в пример проще. Пока же Димка почти физически чувствовал, как ему не хватает знаний. Только, вот беда, взять их тут совершенно негде. Учебников-то в поход никто не брал, так — пару книжек вечером почитать, да и те были вовсе не научные, а приключенческие, для детей. Для подростков, точнее, — ну а что ещё им в поход брать-то? Не Канта с Шопенгауэром же...

Димка вздохнул. Когда он валялся у Волков в больнице, буквально подыхая от скуки, Метис принёс ему свою "Ветрозёрную страну", — толстая такая (498 страниц, между прочим!) книжка в белой, страшно потрепанной уже обложке из толстого картона, по которой в разные стороны бегут мальчишки. Издательство "Детгиз", 1976 год, — в общем, настоящая книга из будущего. Книга Димке неожиданно понравилась — она как раз была про мальчишек, живущих на берегу такого же громадного озера, про то, как они все дружат, вместе строят яхту, а потом плавают на ней по этому самому озеру, выигрывают гонки, а в самом конце находят на каком-то островке заброшенную совсем хижину какого-то белогвардейского офицера с потайным погребом — в котором, ясное дело, скрывался склад ржавого уже оружия, списки врагов советской власти и самый настоящий клад из золотых червонцев. И иллюстрации Димке понравились тоже. Судя по стилю, их рисовали несколько разных художников, одни — смешные и задорные, другие — черно-белые, но создающие ощущение полного реализма. Дома ему таких книг не попадалось, отчего становилось немного обидно...

Вторую книгу — "Тополиную страну" — Димка прочёл уже во время плавания. Тоже про мальчишку, который приехал на каникулы в прибрежный посёлок, прославленный своими тополями, тоже изданную в 1976 году, и даже написанную тем же автором. Но её дал ему Лис, то есть это была уже книга из совсем другого мира, и различия тут буквально бросались в глаза. "Тополиная страна" была тоньше — 308 страниц — на какой-то сероватой бумаге и с иллюстрациями, уклонявшимися в абстракционизм, по мнению Димки откровенно халтурными. Содержание же её заставило его... задуматься. Вроде бы всё то же — знакомство с компанией местных ребят, лодка, озеро, всякие приключения... Только вот тут по его мнению как-то слишком много места отводилось взаимоотношениям со взрослыми (и ладно бы, но они тут всегда были правы!) а местные ребята, напротив, оказались какими-то хулиганами. То залезут в чужой сад, то на заброшенную водонапорную башню (где, понятно, едва не убьются), то нахамят бабушке героя... А под конец и вовсе попали на своей лодке под теплоход, а потом и в больницу, чего главный герой счастливо избежал, потому что остался дома...

Не то, чтобы вся эта история казалась Димке надуманной — в реальности она вполне могла кончиться куда как похуже — но был в ней такой назойливый рефренчик: сиди дома, радуй взрослых своим послушанием, а не то будет худо. И ведь вроде бы та же история, тот же автор, — только вот мир совсем другой. Притом Лис искренне любил эту книжку и говорил, что в его мире она очень известна — о чём, впрочем, говорил и тираж: миллион экземпляров, восьмое издание... И вроде бы и книжка была вовсе не плоха — читать её было интересно, герои её Димке нравились. Только вот по прочтении оставался такой осадочек, вроде бы и не противный даже, но навязчивый: приключения для дураков.

Не то, чтобы дома Димке не попадались такие вот нравоучительные книжки — напротив, их было большинство, но там они с ходу отпугивали его своей простодырой дубовостью. Эта же походила на торт с протухшим кремом: на вкус вроде бы объедение, а потом посреди ночи прямо морская болезнь навалится, с тошнотой и всем прочим. Пожалуй, одной этой книжки хватило бы, чтобы ССК в мире Лиса подошёл к печальному концу. И ведь автор-то явно ничего такого не хотел, напротив, изо всех сил боролся за мораль подрастающего поколения...

Мальчишка недовольно мотнул головой, выбрасывая из неё мрачные мысли. Остров Белого Древа был уже близко и теперь его хорошо можно было рассмотреть. Он очень походил на парк: редко растущие, явно земные высоченные сосны (такие в его мире называли корабельными) и ещё какие-то странные деревья, тоже высокие, узкие, цилиндрические, с очень плотной листвой, такие идеально ровные, словно каждое непрерывно подстригала целая армия садовников. Смотрелось всё это красиво, словно они оказались где-нибудь в Ливадии. Димка подумал, что тут-то уж наверняка кто-то живёт, — и, конечно, не ошибся.

* * *

Первым заорал впередсмотрящий на мачте — а всего через несколько секунд на берег острова хлынула волна странных... существ, много — наверное, несколько десятков. Светло-голубых, в темно-фиолетовых разводах — они делали их похожими не то на змей, не то на каких-то невероятных двуногих рыб. За спиной у них торчали крылья, как у бабочек, с такими же разводами, и Димка от потрясения едва не сел на попу. Он и представить не мог, что тут может быть что-то... такое.

Существа махали щитами, копьями и луками, и что-то весьма воинственно вопили. Но он, впервые тут, наверное, не мог понять вообще ни слова!..

Одеты туземцы были в стиле Виксенов — в весьма скромные по размеру желтенькие фартучки и бусы, намотанные, наверное, вообще на все места, где они только могли удержаться. Из заплетённых в множество косичек черных волос торчали острые кошачьи уши, морды туземцев тоже очень походили на кошачьи. Глаз их с такого расстояния ещё не получалось разглядеть, но Димке сразу же представилось, что они жёлтые, с узкими тигриными зрачками...

— Назад, назад поворачивай! — закричал опомнившийся Лис. — Они нас сейчас на клочки всех порвут!

— У них лодок нет, — неожиданно спокойно сказал Игорь. — И нападать они не собираются. Так... пугают. Оружие у них, кстати, фиговое.

В башке у Димки словно что-то щёлкнуло. Теперь он как-то вдруг увидел, что луки у туземцев слишком тонкие, явно самые простые — на такое расстояние они, пожалуй, даже не добьют. Копья без наконечников, просто длинные заострённые палки, а плетеные щиты какие-то... ажурные — декоративные скорее. Да не так уж туземцев и много — десятка два-три, никак не больше...

— У них крылья фальшивые, — сказал рассудительный Борька. — Да и сами они плюгавые какие-то...

Димка присмотрелся. В самом деле, для того, чтобы летать на них, крылья туземцев были как-то маловаты, да они и не двигались, просто жестко торчали за спиной. Вот фигуры у них были иногда слишком уж стройными, и в голове у него вдруг промелькнуло некое сомнение...

По причине всеобщего обалдения плотом сейчас никто не управлял и он уже сам по себе довольно быстро плыл к берегу. Едва ли не с каждой секундой воинственно вопящие туземцы становились видны всё лучше и лучше. У половины примерно фигуры оказались явно не мальчишескими — узковаты в плечах, но зато широковаты в бедрах — да и вообще, их очертания были какими-то... слишком изящными. И очень, даже слишком, знакомыми...

Наверное, они всё же повернули бы назад — но вдруг ухо у одного из туземцев как-то нелепо развернулось... и Димка вдруг понял, что это всего лишь воткнутый в волосы лист!

— Ребята, да это же ряженые! — крикнул опомнившийся Аристарх.

В башке у Димки снова щёлкнуло — словно переключили телевизор. Синекожие пришельцы исчезли без следа. На берегу выплясывала вполне обычная компания ребят и девчонок — только раскрашенных с ног до головы.

"Смелый" тем временем продолжал плыть к ним, и туземцы наконец взялись за луки. В самом деле фиговые — несколько стрел, не долетев, плюхнулись в воду у борта, но намёк был вполне ясен: стоит подплыть ближе, и...

— Ребята, кончайте дурить! — заорал Игорь в свернутый из гладкой коры рупор. — Мы видим, что не фига вы не эльфы!

На берегу вдруг стало очень тихо. Туземцы, как по приказу, перестали прыгать и орать, и теперь просто стояли, опустив оружие. Некоторые повернулись друг к другу, очевидно, что-то обсуждая, — и Димка увидел, что крылья у них в самом деле плетёные, обтянутые ярко раскрашенной кожей. Красивые, надо сказать, но он разочарованно вздохнул. Целую минуту ему верилось, что они тут и впрямь наткнулись на каких-то невероятных синекожих эльфов...

— Мы пришли с миром! — снова заорал Игорь. — Не бойтесь, мы вас не тронем! Честное слово!

Туземцы не ответили, но воинственных танцев начинать всё же не пытались, напротив, даже немного отошли от берега в том месте, где должен был пристать плот. Всего через минуту "Смелый" мощно ткнулся в берег — и Димка, в числе первых, спрыгнул на песок. Туземцы вновь набычились, сбиваясь в кучку. Силы сейчас были примерно равны — если не считать местных девчонок — и начинать драку первым явно никому не хотелось.

— Мы Волки, мы вас не тронем, — повторил Игорь, выходя вперёд. — Морские Воришки разбиты, они больше вас не потревожат.

— Да знаем мы вас! — крикнул один из мальчишек. — Нафиг идите! Это наш остров!

За спиной у Димки недовольно зашумели, и он опять вздохнул. Туземцы явно напрашивались на драку, да и были, вообще-то, в своём праве. Только вот и плыть назад ему сейчас очень даже не хотелось...

— Вот мы сейчас уплывём — а вы так и будете тут киснуть, без новостей, без всего! — крикнул вдруг он. Жилось на этом острове наверняка скучновато, и Димка решил давить на любопытство. И правильно, как оказалось.

— А что за новости-то? — спросил мальчишка, невольно делая несколько шагов вперёд, и Димка улыбнулся. Похоже, что контакт всё же состоялся...

* * *

...Племя Типнаи жило на этом вот острове уже без малого пятьдесят лет — с тех самых пор, как сбежало сюда с побережья, где в те годы ещё властвовали Хоруны. О том, что было раньше, они помнили уже неважно — в основном то, что в их мире было два солнца, а боги были существенно добрее. Обо всём этом гостям поведал Ны`ай`оэг, жрец Высокого Неба — вождя у Типнаев всё же не было. Димку всё время тянуло назвать его Нытиком, хотя нытиком Ны`ай всё же не был. Напротив, он был, так сказать, профессионально оптимистичен, вполне убедительно уверяя, что все они почти уже отбыли срок в чистилище и непременно живьём попадут в рай — причём срок этого отбытия, по сведениям из надёжных источников, уже недалёк.

Димке отчасти было смешно. Он не сомневался, что единственный "надёжный источник" шагает сейчас рядом с ним — но дело своё Ны`ай знал, вверенное ему племя смотрелось вполне бодро, не замшело, чего в такой вот глуши стоило ждать. Сам он, правда, как и все его соплеменники, смотрелся всё же странновато — небольшая голова, широкие скулы, раскосые глаза, крупный нос. Кожа на ладонях, где не было краски, у него была красновато-жёлтая. Чем-то он и всё его племя неуловимо походили на индейцев. Фигуры у них тоже были странноватые — тонкая, удлиненная талия, широкие плечи, длинная шея. В целом, на взгляд Димки, они были как-то даже неестественно стройные, но с хорошо развитой мускулатурой, так что, несмотря на непривычные пропорции, вовсе не казались тощими. Лис сразу же предположил, что гравитация у них на родине была сильно меньше местной — и Ны`ай со вздохом подтвердил, что в самом деле жить в этом мире им поначалу было очень тяжело. И не столько даже в плане дикости, в этом плане для Типнаев вообще ничего не изменилось, — а потому, что всё тут вдруг стало намного тяжелее. Впрочем, всего через пару лет они обросли неплохой мускулатурой и в общем и в целом приспособились. Воздух здесь тоже был гуще, чем на их родине, и это Типнаям как раз помогало — дома им дышалось совсем не так вольно...

Слушая всё это, Димка непрерывно крутил головой. Остров Типнаям достался роскошный, и впрямь чем-то похожий на парк, с округлыми, похожими на валуны кустами и аккуратными тропинками — был даже настоящий замок, правда, уже живописно заброшенный и начавший превращаться в руины...

Димка то и дело задирал голову, глядя на мачтовые сосны — и тридцатиметровые, наверное, свечки тануров, как называли здесь эти цилиндрические деревья. Вблизи они казались ещё более неестественно правильными, хотя Ны`ай и уверял, что ничья рука их не касалась. Землю покрывала густая невысокая трава, там и сям сновали йерики — что-то вроде небольших местных оленей или антилоп, которых Типнаи приручили. Хищников на их острове, ясное дело, давно не осталось вообще — в самом деле рай, да и только...

Дойдя до Белого Дерева Димка запрокинул голову — и замер, ошалело приоткрыв рот. Теперь, вблизи, стало видно, что дерево это не растёт из земли, а как бы парит над ней. Внизу оно расширялось конусом, словно Останкинская телебашня, и это был не сплошной ствол, а корни — исполинские наклонные колонны толщиной в два или в три метра, сплошь обросшие каким-то мхом или лишайником. Просветы между ними перекрывала стена из торчащих во все стороны кольев — даже не стена, а сплошной ощетиненный вал, лезть на который ну совсем не хотелось. А надо всем этим, словно мраморная башня, поднимался белокорый ствол, и, где-то уже на высоте двадцатиэтажного дома, во все стороны звездой расходились исполинские кривые сучья. Диаметр кроны был, наверное, добрых метров сто. Она накрывала всю поляну, словно зелёное облако, и из неё на землю тек глухой мощный шум, похожий на гул ливня, — на ветру шумели бесчисленные листья. Но ещё больше Димка обалдел, когда они вошли внутрь, — ствол колоссального дерева оказался полым, словно внутренность огромной дымовой трубы. Его заполняли бессчётные мостики, площадки, гамаки, лесенки — целый город, уходивший вверх на десятки этажей...

Димка вдруг вспомнил, что уже видел такие вот белокорые деревья — ещё по пути в Ойкумену, в северных лесах. На них росли маути, здоровенные, побольше полуметра, плоды, похожие на громадную, покрытую жесткой синеватой корой клубнику. Только там они были не настолько громадные — или, что скорее, их громадность просто терялась в общей массе исполинского леса. Здесь же это белое дерево росло отдельно, только и всего...

* * *

За прибытием гостей последовал, как и положено, пир. Отнюдь не такой аскетичный, как Димка ожидал. Может, Типнаи и думали, в основном, о спасении души, но постами они себя не изнуряли: парное и холодное молоко (непривычное на вкус, но вполне приятное), сыр, неожиданно похожий на адыгейский, весьма профессионально закопчённое мясо, аккуратно нарезанные ломтики маути — рос он как раз на этом самом дереве, так что Типнаи могли прокормиться, буквально не выходя из дома. Пусть не булки с колбасой, но уж клубникогрейпфруты (такой у маути был вкус), на ветках у них вполне росли, причём в количестве, более чем достаточном для небольшого племени. Росли на их острове и бананы, правда, мало уже похожие на земные, — более короткие и толстые, темно-фиолетовые, неравномерно обросшие желтым пухом, но вполне приятные на вкус, разве что несколько слишком мучнистые по мнению Димки.

Впрочем, как оказалось, их можно запечь, а потом пересыпать жареными и растёртыми орехами — тогда получалось что-то вроде настоящего торта, разве что без завитушек и надписей из крема. К "торту" полагался и вполне натуральный чай в глиняных чашках — то есть, разумеется, не чай, а какой-то совсем другой отвар, терпкий и немного слишком вяжущий на вкус Димки, но хорошо освежающий и вполне бодрящий. Так вкусно его не кормили даже у Виксенов...

Вот застольная беседа оказалась уже вовсе не столь интересной — говорили в основном гости, а хозяева вполне обалдело им внимали. Тоже здорово, конечно, — но мальчишке хотелось узнать, как живёт это странное племя, о котором раньше он даже и не слышал. Вот только сейчас лезть к Типнаям с вопросами было, как минимум, невежливо — сам Димка за такое отвлечение вполне мог бы дать в ухо. Благо, спешить им было совершенно некуда. Никаких конкретных сроков возвращения в Столицу "Алла Сергеевна" им не назначила и даже намекнула, что им лучше бы и не возвращаться, пока они не осмотрят всё хорошенько. Может, это была всё же такая вот своеобразная ссылка, может, обычное девчоночье усердие не по уму... но возражать в данном случае Димка всё-таки не собирался. Так или иначе, но он нутром чувствовал, что другого шанса вольно побродить по этому странному миру у них не будет уже больше никогда...

* * *

После пира гостей — тоже вполне ожидаемо — потащили на экскурсию. Для начала, конечно, все поднялись на Дерево — именно так, с большой буквы, его тут и называли. Дело оказалось не таким уж простым — Типнаи карабкались по верёвочным лесенкам с легкостью необычайной, а вот у гостей они вызывали опасения — треснуться с многоэтажной высоты никому всё же не хотелось. Типнаи же, как оказалось, даже спали здесь, в гамаках из прочных плетёных циновок. Украшавший их орнамент затем повторялся в сложной системе канатов, поддерживающих всю структуру. Смотрелось всё это очень красиво, хотя Димка прикинул, что плетение такого гамака займёт у его хозяина несколько месяцев, а служат они наверняка не так, чтобы очень долго... и спать в них рискованно. Но Ны`ай тут же показал, что на самом деле никакой опасности нет. Каждый гамак сворачивался так, что получалось что-то вроде кокона, полностью охватывающего спящего, после чего застёгивался специальными крючками, так что выпасть нельзя, что бы ни снилось. Димке всё это показалось весьма глупым. Против гамаков он вообще-то ничего не имел, но только пока они не подвешены на такой офигенской высоте. Впрочем, как говорил ему отец, в каждой избушке свои игрушки...

Все эти мысли вылетели у него из головы, когда они, наконец, поднялись наверх. Димка словно оказался в лесу — вверх и в стороны расходились толстенные, словно столетние дубы, ветви, между них шли вогнутые дорожки, засыпанные мягким растительным прахом. Вид отсюда открывался потрясающий — все остальные деревья вокруг были ниже, так что горизонт распахнулся во всю ширь. Любой плот или лодка становились тут видны едва ли не в самый миг отплытия, так что Типнаи имели, как минимум, пару часов, чтобы наложить "боевую раскраску" и вообще основательно подготовиться к встрече...

Отсюда видна была даже Цитадель Хозяев — вернее, её пирамидальная, сияющая на солнце верхушка, до которой, однако, оставалось ещё добрых километров пятьдесят. Ны`ай сразу же сказал, что там и обитает Небесный Хозяин, к которому его племя и обращает молитвы, чая скорейшего вознесения в рай. Димке это показалось смешным и глупым — ему Хозяева представлялись кем-то вроде увешанных гранатами и револьверами буржуев из книжки "Мальчиш-Кибальчиш", во фраках и в рогатых шлёмах, — но смеяться вслух он всё же не стал. Туземцы казались очень милыми — но Игорь как бы невзначай напомнил, что по рассказам пленных Воришек Типнаи знали секрет очень зловредного яда, который не убивал, но вызывал медленно прогрессирующий паралич, лекарство от которого одно: перерождение. То есть, самоубийство, проще говоря. Которое конечно тут лечит от любой немощи — вот только забрасывает вообще в любую часть мира. После него была примерно половина шансов оказаться в диком лесу за пределами Ойкумены (и повезёт, если не в западном, где властвуют охочие до рабов Хоруны...) И столько же шансов очнуться в дикой степи, где опасностей вообще-то нет, но и до родного дома топать тоже не близко — кому неделю, а кому и все три, если забросит далеко на восток, в плавни. Случалось, что воскрешенных выбрасывало в холодное степное озеро, а то и вовсе на необитаемые острова, с которых и сбежать-то можно было лишь утопившись...

Ходили слухи даже о ребятах, которые после смерти пропадали с концами. То ли на самом деле умирали, то ли попадали на совсем уже дальний восток с его таинственным Городом Снов, откуда уже не могли — или не хотели — вернуться. Но об этом, по понятным причинам, никто ничего толком не знал...

Сверху стало видно, что остров Белого Дерева намного больше, чем показалось Димке с низкого плота, — он занимал наверное несколько квадратных километров. Есть, где развернуться, особенно таким дружным коллективом. Недружелюбных соседей Типнаи быстро научились отпугивать — фокус с раскраской и прочий маскарад придумал всё тот же Ны`ай. Впрочем, он уверял, что на его родине и в самом деле жили такие вот существа, причём, огромные, в три метра роста. В это Димка не очень всё же верил, но слушать рассказы о хвостатых гигантах было интересно...

Ещё более интересно было бродить в кроне Дерева. По верхней стороне колоссальных ветвей шли вполне удобные тропинки, вдоль которых, для надёжности, были протянуты канаты. Другие канаты и лесенки соединяли различные ветви. На некоторых даже помещались плетеные из ветвей круглые домики, довольно уютные. Димка даже побывал в одном, хотя и подумал, что жить в таком вот гнезде, которое качается на высоте двадцатиэтажного дома, может только очень большой оригинал. Тем не менее, среди Типнаев находились и такие, кто считал такое вот качание приятным и волнующим, и даже способствующим сну, что и вовсе не укладывалось у Димки в голове. Его в таком домике начало ощутимо поташнивать, и он поспешил спуститься на землю...

* * *

Теперь гостей повели по собственно острову — где нашлись и скалы, и песчаные пляжи, и даже вполне приличное озеро. Нашлись тут и рощи стрелодерева, похожего на какой-то сумасшедший указатель — невысокое, оно имело всего несколько десятков огромных треугольных листьев, торчавших во все стороны. Лис уже успел рассказать, что оно имеет прочную древесину с прямой текстурой, идеально подходящую для изготовления лодок и вёсел. Но никаких лодок Типнаи не делали, только барабаны из полых обрезков упавших стволов, на которых, впрочем, играли очень зажигательно. Нашлась тут и кандея — растение, похожее на пальму, но со сферической кроной из сине-зелёных трубчатых листьев, в которых вырабатывалась смола — постепенно застывая, она падала вниз подсохшими снаружи комками. Смолу можно было использовать как превосходный клей или лепить из неё разные фигурки — застывая окончательно, она превращалась во что-то, похожее на пластик. Ещё она долго и жарко горела, за что ценилась в кухнях и походах — смола кандеи, естественно, не отсыревала, а приготовленная на ней еда приобретала приятный аромат...

Не то, чтобы эти открытия имели какое-то практическое значение — на острове Волков всего этого тоже хватало — но учётный зуд Лиса отчасти передался и Димке. В конце концов, всякие конквистадоры плыли через океан не затем, чтобы полюбоваться рассветом. Людьми они, конечно, были нехорошими, но найти тут золото или драгоценные камни Димка всё-таки не отказался бы. Жаль лишь, что на самом деле ничего такого тут не было. То ли на самом деле, то ли просто никто не искал, потому что пользы в здешней дикой жизни от них никакой не имелось...

Главной достопримечательностью острова — кроме, понятно, самого Белого Древа — оказался замок Бунго Великого, основателя давно уже сгинувшей Империи Оламера, объединившей некогда всю Ойкумену...

Замок, к удивлению Димки, оказался самый настоящий — с крепостными стенами и башнями. Давно, понятно, брошенный — но от того ещё более таинственный...

— Ничего себе... — сказал Борька, измерив взглядом всё сооружение. — Это как вообще тут построили-то?

— Руками, — неожиданно печально сообщил Ны`ай. — Тысячи ребят трудились. Символ будущего, которое так и не наступило...

* * *

Димка невольно поёжился. Миновав примитивный мостик через давно обвалившийся ров, он, вслед за другими, вошёл в замок, в какой-то большой зал. В нём было темно и пахло затхлой плесенью. Зал был очень странным. Его стены были сложены из камня, но подпиравшие потолок деревянные колонны выглядели так, как будто их выточили из песчаника. В центре зала зияло отверстие, в которое можно было пролезть, но слишком маленькое для колодца...

Ны`ай провёл их по всему замку. Димка осмотрел всё, помещение за помещением, и везде было то же самое. Всё похоже на руины, но в каждом помещении нечто необычное. Повсюду коридоры, лестницы, комнаты, которые сделаны из камня или из дерева. Все стены покрыты рисунками, но ни один из них не был похож на тот, который он видел на стенах других комнат. Тут были изображения зверей и птиц, цветов и людей, и ещё странные фигуры незнакомых существ. На других стенах были странные символы, а на третьих — просто странные рисунки, такие, как линии, круги, звезды, квадраты, треугольники и другие фигуры, которые он не мог назвать. И тут было много странных камней, похожих на маленькие статуэтки, — они стояли в самом центре комнат...

Осматривая одну из комнат, Димка наткнулся на маленькую дверь из черного дерева, очень красивую. За ней он увидел лестницу, которая вела вниз, во мрак...

Они зажгли заранее запасенные факелы и стали спускаться по ней. Спускались долго, на самое дно подземелья. Там оказалось очень много разных комнат. Все они были отделаны очень красиво, но было что-то странное в этих комнатах. В них не было дверей, только те же большие черные камни, похожие на статуи. Но в одной из комнат Ны`ай показал дверь, ведущую, как он сказал, в сокровищницу самого Бунго Великого, увы, давным-давно пустую. Дверь была сделана тоже из черного камня.

Димка подошёл ближе и посмотрел на неё. На ней были высечены какие-то непонятные письмена. Он не смог понять, что написано, но решил, что когда-нибудь научится понимать эти письмена, и тогда сможет узнать, что они означают...

* * *

Остров у Типнаев был большой и экскурсия затянулась до вечера. Ну а потом, ясное дело, начался праздник в честь гостей, с песнями, танцами, прыжками через костёр и всем прочим, что обычно бывает в таких случаях, но туда Димка уже не пошёл. Башка и так гудела от избытка впечатлений. Смешно, но он привык уже к здешнему неторопливому ритму жизни, да и музыка Типнаев, все эти дудочки, свистульки и барабаны, была на его вкус не то, чтобы очень мелодичной...

В общем, незаметно улизнув с праздника, он припёрся на пустынный сейчас берег — поглазеть на закат. С ним, правда, тут же увязались неразлучные Борька и Юрка, но против них Димка совсем не возражал. Напротив, с ними было даже лучше...

Закат тут был, конечно, потрясающий — небо затянули удивительно чёткие, словно чеканные, перистые облака, а под ними неспешно плыли обычные, рваные. Низко над горизонтом висело громадное здешнее солнце — сверху желтовато-зелёное, снизу малиновое. На его пылающей поверхности отчётливо виднелись пятна. Других островов дальше к западу не было, и перед ребятами во всю свою ширь раскинулось море. Лишь справа виднелась смутная полоска холмистого берега, а далеко-далеко темнел зубчатый хребет гор. Слева, тоже словно горы, громоздились далёкие облака — низко над морем протянулась мелкокурчавая, золотисто-алая полоса, высоко над ней повисли острые, тонкие плоты — а уже где-то далеко над ними мощно пылал бело-золотой бок грозовой тучи, похожий отсюда на гималайский хребет, невыразимо громадный. Картина была очень чёткая. Димке хотелось взять её в раму и назвать "Простор". Очень уж мощно она подчёркивала безбрежность воздушного океана...

Ветер был слабый, воздух — влажный и теплый, какой-то очень мягкий, как и свет. Невысокие волны, набегая на берег, блестели то золотом, то красным вином — необычное, совершенно неземное сочетание. В них лениво бродили здешние птицы, похожие на земных фламинго, но с двумя парами крыльев и двойными хвостами, а в их больших клювах отчётливо блестели зубы. К счастью, никакого интереса к людям они не проявляли. Димка уже знал, что питаются они мелкой рыбой и в общем совершенно безобидны...

— Красиво тут... — неожиданно грустно сказал Борька. — Прямо курорт. А Типнаи каждый день на это смотрят...

— Никак остаться хочешь? — Димка толкнул его локтем.

— Да не, странные они какие-то... — Борька вздохнул. — Но места у них красивые, да и жить тут удобно.

— А я дальше плыть хочу, туда, — Юрка махнул рукой в сторону заходящего солнца.

— А там ничего интересного нет, — сказал тихо подошедший Игорь, и мальчишки вздрогнули. — Мангровые заросли на много километров, водяные змеи, мерзость всякая... Мы там бывали лет десять назад, когда Морских Воришек в первый раз разбили. Но ничего интересного не нашли, только гадов всяких в музей...

— А, — Юрка разочарованно вздохнул. — Я-то думал, острова всякие, новые земли, всё такое...

— Это тебе на восток надо плыть, — сказал Игорь и Димка невольно повернул голову. Но моря там сейчас видно не было, только редко, словно в каком-то крымском парке, торчали цилиндрические, идеально правильные кроны тануров, да мощно пламенела розовым гладкая кора Белого Дерева.

Картина тоже была впечатляющая — не дерево, а целая зелёная гора, и при мысли, что они будут в ней ночевать, в душе у Димки становилось как-то странно, страшновато и вместе с тем... интересно. Очень хорошо, в общем...

— На восток я не хочу, там одна степь, я на неё насмотрелся уже, — возразил Юрка. — Я хочу в город, в нормальный, где можно в ванной вымыться и колбасы поесть. И телевизор посмотреть, а то тут у меня от скуки мозги в трубку свернутся.

— На востоке, как раз, говорят, город есть, — сказал Димка. — Настоящий, с электричеством и всем таким. Только никто тут в нём не бывал, слухи ходят только.

— Есть такой город, — подтвердил Игорь. — Куницы говорили, а они в таких вещах не врут. У них шаман, знаешь, сила... Только вот попасть туда... Степь, потом пустыня, да и просто далеко очень... Да даже если и дойдёшь, то не войдёшь — вокруг города стена без ворот. Ну, говорят так.

— А почему без ворот? — спросил Юрка. — Как же они тогда выходят?

— А никак. Сидят там и сны смотрят.

— А едят тогда что? Снами-то сыт не будешь.

— Да не знаю я, — Игорь пожал плечами. — Говорят, там еда прямо в прилавки магазинов сыплется, но в это я не верю.

— А там есть магазины? — удивился Борька.

— Да не знаю я, — Игорь вновь пожал плечами. — Никто же там не был, вот и говорят всякое. И что там каша готовая прямо из кранов специальных идёт, и что там вертолёт по утрам летает и сдобные булочки разбрасывает...

— А что, неплохо было бы, — вздохнул Юрка. — Я сдобных булочек давным-давно не видел, с тех пор, как мы тут... кстати, а сколько мы тут?

Блин, а я же уже этого не помню, вдруг с ужасом понял Димка. Не помню, сколько мы тут дней, какой сейчас день недели, какое число... блин, да я даже месяца уже не помню!.. Июнь всё ещё — или уже июль? Приплыли...

— Не помню, — буркнул Борька. — Месяц или около того. Здесь же сутки в полтора раза больше наших, это всё путает.

— Я тоже не помню, давно уже, — вздохнул Игорь. — Год только, да и то примерно...

— А как вы тут годы считаете? — спросил Димка. — У вас же тут ни осени, ни зимы нет, одно вечное лето.

— А по Таллару. Как его макушка пропадает — два месяца долой. Шесть затмений прошло — Новый Год. Мы специально считали, как раз почти земной год выходит. А у всех тут год тоже почти как земной, потому все так считают.

— Как это пропадает? — удивился Димка.

— Полярная ночь там наступает, — пояснил Игорь. — Потому её становится не видно. У него же тоже ось вращения наклонена, как у Земли, а наша планетка как раз в плоскости его экватора вращается. Так-то год — в смысле, оборот вокруг солнца — тут короткий. Два месяца, и всё. Ны`ай кстати рассказал, что они на такой же планете жили — в смысле, на спутнике планеты-гиганта. Но у них там жарко было — всякие вулканы, да и солнце вспыхивало — раз, и за несколько секунд в два раза ярче. Сразу адова жара, а потом гроза страшная и наводнение. Нам тут хотя бы в этом повезло...

— А что ж они тогда жалуются, что дома боги добрее к ним были? — удивился Борька.

— А дома у них полярные сияния были офигенские, днём и ночью. Круглый год. Ну и взрослые там, понятно, были — кормили их и всё такое. А тут-то всё самим — и еду добывать, и защищаться. Ну и гравитация тут тоже побольше.

— А, — Юрка вздохнул.

Солнце заходило, весь мир вокруг стал сочным и малиновым, словно в каком-то детском сне. Горбушка солнца таяла в волнах — а потом вдруг полыхнула чистым зелёным огнём. Дома Димка тоже не раз видел на море зелёный луч — но сейчас это была не вспышка, а мощное сияние, которое длилось, наверное, минуту...

— Офигеть, — выдохнул Борька, когда всё закончилось.

Сейчас над их головой пламенели высокие перепутанные облака, освещенные снизу огнём уже ушедшего за горизонт солнца, такие чёткие, что глаз просто тонул в бесчисленном множестве огненных волокон, — а в просветах между ними совершенно другим, зеленовато-белым, неземным каким-то светом на фоне темно-синего неба сияли перистые облака. Под облаками, то ныряя в них, то снова появляясь, кружила пара хрустальных драконов. Сейчас они сверкали, как рубиновые, и Димка вновь замер, затаив дыхание. Картина была неправдоподобно красивая, словно он наяву оказался во сне...

— Может, всё же останемся здесь? — неуверенно предложил Юрка. — Красиво же тут, как вообще нигде...

— А родители как? — спросил Димка. — Дом, Родина? Предлагаешь забить?

— А вдруг мы и в самом деле двойники? — неожиданно сказал Юрка. — И дома нам вообще делать нечего, потому что мы уже там?

— А всё равно надо вернуться — хотя бы рассказать, что тут... и что с нами быть может. Со всей страной.

— А потом что? — спросил Юрка. — Вот ты вернулся, рассказал — а потом-то как жить? К самому себе домой проситься? Или сразу в детдом сдаваться идти?

— Да ну, фигня всё это, — буркнул Димка. — Никто не знает же, двойники мы тут или нет.

— Никто не знает, что двойников нет, — мгновенно парировал Юрка. — Но всё логично же. Если бы ребята пропадали с концами, целыми отрядами, у нас дома знали бы.

— А тут все из разных миров. А даже если и из одного, то из далекого прошлого уже, которое никто толком не помнит. Так что не надо тут всякую схоластику разводить.

— Ага, лучше думать, как дома родители с ума сходят, — уже зло сказал Юрка.

— Лучше да, — не менее зло ответил Димка. — А то домой мы не вернемся вообще никогда. Будем, как Типнаи, бегать с расписными крыльями, да завывать, пугая чужаков.

— А будто кто-то вернулся, — буркнул Юрка. — Нет, ну что мы здесь можем-то? Тут до нас пять тысяч лет ребята не хуже нас надо всем этим бились — и что?

— Ага, дикари всякие и недобитые буржуи.

— Мы вот тоже бились, — неожиданно хмуро возразил Игорь. — Так, как никто, наверное, до нас.

— И что? — спросил Димка. Настроение у него вдруг испортилось. Он сам понимал, что говорит что-то не то, но остановиться уже не мог. В основном потому, что сам готов уже был сдаться и плюнуть вообще на всё...

— А то. До нас тут фигово, знаешь, было — Хоруны в Столице сидели, все вокруг им или дань платили или по лесам отсиживались. Мы им эту малину поломали, хотя и дорого это нам далось...

— Ну а что дальше-то? — уныло спросил Димка. — Ну, выгнали вы этих гадов, сели на их месте — и сами мхом покрылись. А у вас дома, может, чёрт знает что творится.

— У нас-то, наверное, как раз в порядке всё, — вздохнул Игорь. — А вот как у других — не знаю. У Ильи дома уже война шла — а это, знаешь, пятнадцать лет назад было. У Арика съезд народных депутатов собрали, как после революции, только наоборот. У Метиса дома тоже не всё слава богу — войны, к счастью, никакой нет, но гонка вооружений такая, что народ там живёт хуже прежнего — ну, так родители говорили ему. Хотя как по мне, они все там зажрались...

Димка вздохнул. О своей счастливой жизни Метис ему уже рассказывал — своя комната в четырехкомнатной квартире, дача, машина (всё это, понятно, у родителей), каждый год — самолётом на юг, на курорты... Правда, и семья у него была непростая: мама — начальник отдела в каком-то совсекретном институте, папа — чиновник в исполкоме... Но свой личный цветной телевизор и магнитофон с кучей кассет у него всё же был, хотя, конечно, дома...

— Дурацки всё как-то выходит, — сказал Юрка. — У одних народ разуверился во всём, хочет назад, в капитализм. У других, у Метиса того же, народ в шовинизм какой-то скатился, как французы при Наполеоне. Нацменов своих гнобят, те им, конечно, той же братской любовью отвечают. А такого, чтобы везде коммунизм и дружба народов, вообще нигде нет.

— Да ну, тут наших ребят не так много же, — сказал Димка. — Статистически недостоверно, как мама говорит. Да мы и не знаем же, что чем у кого кончилось. Может, хорошо всё.

— А может, и нет, — сказал Игорь. — У Метиса вон — такая борьба за мир шла, что всю Землю на сорок раз взорвать хватило бы.

Димка вздохнул. И про это Метис тоже рассказывал, правда, больше в оптимистическом ключе — про стратегическую оборонную программу "Щит", в ходе которой одних боевых космических станций с лазерным оружием было запущено более восьмидесяти. Правда, обходилось это дорого — не только народ стал жить хуже, но и сухопутные войска и флот, переведённые в разряд "второстепенных", подверглись масштабному сокращению. Все силы были брошены на развитие ядерных "сил сдерживания" и противоракетного оружия, включая космическое. Димка же привык к тому, что его родная советская страна на самом деле борется за мир, и гордость Метиса сильнейшим в мире ядерным потенциалом была ему, мягко говоря, непонятна...

— Ну вот, тем более, — сказал Юрка. — Вернёмся домой — а там атомная война, как у Виксенов...

— Типун тебе на язык, — буркнул Димка.

Разговор совсем уже перестал ему нравиться. Облака над головой тоже погасли, стали зеленовато-синими, хмурыми, лишь в просветах между ними ещё алела полупрозрачная сеть, да на западе, над темной полосой туч, пламенели разлетавшиеся перья. Зрелище было, честно говоря, страшноватое — он словно смотрел на невероятно огромный взрыв за горизонтом, и медленно, едва заметно плывущие к нему облака казались пылающими, разлетающимися обломками...

— А всё же странно выходит, — сказал Игорь. — Там, где отношения с Западом хуже некуда, с идеологией нормально всё. А там, где сплошная разрядка и содружество — там непременно разложение и гниль.

— Может, потому и разрядка, что гниль, — буркнул Димка. — У нас вот ничего такого нет, напротив, американцев разбили во Вьетнаме...

— Ага, сейчас нет, — буркнул Юрка. — А лет через двадцать чёрт знает, что будет.

— Вот чтобы не было, нам и надо вернуться, — сказал Димка.

— Ага, а как? Был бы выход где-то там, — Юрка махнул рукой на юг, в сторону цитадели Хозяев, — всё просто было бы: построить корабль, собрать армию, побить роботов этих тупых — и всё, вперёд и с песней. А тут как в сказке — пойди туда, не знаю, куда, найти то, не знаю, что...

— Ну а что ты предлагаешь-то? — спросил Димка. — К Типнаям в племя записаться и на берегу в боевой раскраске плясать? Так через месяц на стенку полезешь, от скуки.

— Типнаи же не лезут, — сказал Юрка. — Песни вон поют.

Димка вздохнул. Пели Типнаи и в самом деле хорошо — на несколько голосов, по очереди, с одной мелодией, но с различными тембрами и ритмом. Получалось странновато, но и в самом деле красиво, да и песен они знали много...

— Ага, им Ны`ай всяких занятий навыдумывал, — сказал Игорь. — Гамак тот же истрепался — хозяин с друзьями долго шарится по острову, собирая материал, потом вместе плетут, потом праздник в честь работников, потом старый гамак торжественно сжигают на церемониальном костре, а потом снова праздник с танцами... Так вот и живут.

— Ну и что? — сказал Юрка. — Мы вот дома модели всякие клеили, хотя никакой пользы от них. Тебе не всё равно, по какому поводу с друзьями собираться?

— Мне — нет, — сказал Игорь. — Только что ты предлагаешь-то? Тут жить остаться?

— Нет, зачем? — Юрка смутился. — Просто поживём тут дня два-три, посмотрим всё, песни их послушаем... Всё равно, спешить нам некуда же. И "Алла Сергеевна" нам за усердие такое спасибо только скажет.

— Игорь? — спросил Димка. В конце концов, он капитан, решать это ему...

Игорь лишь пожал плечами.

— На несколько дней тут вполне можно задержаться — кормежка же за счёт хозяев. Дома-то нас всё равно не слишком сильно ждут...

Слово "дома" больно резануло Димку — и, наверное, лишь поэтому он не согласился. Сам он Столицу домом не считал — и считать отнюдь не собирался.

— Нет. Нечего нам тут делать. Переночуем, а завтра поутру домой.

— А там что? — сразу же спросил Юрка. — По дрова ходить или ещё куда, куда нас "Алла Сергеевна" пошлёт?

— А там будем ребят на войну с Хорунами поднимать, — зло сказал Димка. — Нет, ребята, в самом деле, мы тут в парке торты жрём, а там уроды какие-то рабов избивают. Наших же ребят, советских, в том числе. Нельзя же так...

— Хоруны же их гипнотизируют, так что они там и не страдают уже, — буркнул Юрка. — Даже рады прямо им служить.

— И ты им служить рад был бы? — уже зло спросил Димка.

Юрка отвернулся.

— Так я не против же, — наконец сказал он. — Но что мы можем сделать-то? Никто воевать не хочет же. А оттого, что мы втроём туда припрёмся, пользы никакой не будет. Только сами в рабство попадем, и всё.

— Ну, я-то не против похода и ребята мои тоже, — усмехнулся Игорь. — Можем хоть завтра на запад отплыть.

— Ага, а Лиса куда с его ребятами? — спросил Юрка.

— Ребята не его, а Метиса, из его отряда, — ответил Игорь. — Вернее, из армии — ну, из тех ребят, которые у нас караульную службу несут.

— Ага, ещё круче, — буркнул Димка. План Игоря в самом деле ему нравился — плюнуть на всё, рвануть на запад — а там будь, что будет. Только вот... — Они же с нами не пойдут — приказ мол, и всё такое. И что делать? Бунт на корабле поднимать? Пиратский флаг с черепом и костями?

— Зачем? — хмыкнул Игорь. — Ночью тихо собраться, отплыть... и всё. Лодок-то тут нет. Арик с компанией тут и застрянет, пока ещё кто из Столицы не приплывёт по нашу душу, а это недели через две, никак не раньше. Мы за это время не то, что на запад сгонять успеем, но и назад.

Этот план Димке очень понравился — именно этого ему и хотелось — но что-то всё равно царапало его, и он задумался. А ведь Метис, сволочь, наверняка этого и ждёт, вдруг подумал он. Что мы психанём, плюнем на всё, рванем на запад — а там или сгинем (ну, не повергнем же мы Хорунов вдесятером?) или превратимся в мятежников, в пиратов, словам которых грош цена... Нет, тогда зачем посылать с нами верных ребят с личным помощником во главе? Что же ему от нас надо? Чтобы мы убрались из Столицы на несколько дней? А смысл? Всё равно вернемся же. Нет, чушь какая-то...

Димка уже захотел плюнуть на все эти размышления — пользы от них всё равно не было — но тут его, как молния, пронзило вдруг воспоминание: Метис лежит на скале, рассеянно глядя на них... и говорит... бездумно так... "Надо не испортить снова всё. Знаю я этого Верасену — ему лишь бы мечом помахать, ни своих, ни чужих не жалко... Если ваши на него наткнутся — снова буча большая может быть... Надо..."

Надо послать отряд и перехватить Макса с Верасеной, пока опять не натворили чего, закончил Димка фразу. А чтобы вы, дураки, под ногами не путались — послать вас в интересное путешествие под присмотром надёжного человечка. И дать ему полдесятка крепких ребят на случай чего... ой, блин! Мы же уже шестой день тут плаваем, и до Столицы нам ещё дня два плыть, против ветра-то... а за это время отряд Метиса учешет так, что не догонишь... блин, блин, блин, как же он нас провёл-то... и не сделаешь ведь уже ничего...

На миг Димка ощутил сильнейшее желание плюнуть на всё, на всю жизнь остаться на этом проклятом острове — чтобы никто из друзей не видел его глупой предательской рожи — но тут же волна паники исчезла, смытая гневом.

Обманывали его уже не раз — но обман всегда рано или поздно раскрывался, и обманщику приходилось отвечать — своей рожей в том числе, вот что самое забавное-то... Сейчас ему очень хотелось задать Метису пару вопросов — всего пару, не больше, — и это желание перевесило.

— Ну как, решили? — спросил Игорь. — Рванём на запад?

— Нет, — ответил Димка. — Домой поплывём. Завтра же.

— Чего так? — хмыкнул Игорь.

— Ты велел мне хорошенько думать — вот я и думаю, — буркнул Димка.

— И до чего додумался?

— Ты разговор с Метисом помнишь? — спросил Димка. — Как он там говорил, что нехорошо может быть, если Макс с Верасеной встретится? И что надо... а что надо — не сказал.

— Помню, — хмыкнул Игорь. — Веселый был разговорчик... И что?

— А то, что нас потом услали. Сюда вот. А Метис наверняка отряд послал, чтобы Макса перехватить — и того...

— Ты на пиру грибов явно перекушал, — хмыкнул Юрка. — Или башку тебе на солнце напекло.

Борька лишь присвистнул. Игорь задумался.

— Нет, это вряд ли, — наконец сказал он. — Куда Макс с Верасеной пошёл — никто не знает же. Да даже если и знал — то далеко чесать же. Если там могла буча начаться — то уже и началась. Да и кого посылать-то на такое грязное дело? Вадима разве что — так он от "Аллы Сергеевны" ни ногой, да она его и не отпустит. Так что это мимо кассы.

Димка вздохнул. Вот всегда так — кажется, что всё понял, а потом скажешь кому-то — и...

— Тогда зачем нас сюда послали-то? — спросил он.

— А потому, что под руку попались, — хмыкнул Игорь. — Меня и ребят из моего Союза "Алла Сергеевна" не любит, это факт. Вот и посылает... буквально. То туда, то сюда...

— А что ж вы тогда идёте-то?

Игорь усмехнулся. Невесело.

— Так по делу же вроде посылает, а не лесом. А мы что? Зачем на ровном месте волну гнать? Ну, гоняет по делам — так мы не против же. И нам польза, и ей удовольствие.

— А как вы дошли до жизни такой? Боевые ребята же. А позволяете девчонке какой-то собой рулить.

Игорь вздохнул.

— Боевые. Но нас всего пятнадцать тут — вместе с девчонками. Семеро парней — вот мы все... А у Волков сюда целый класс попал — тридцать пять гавриков. Восемнадцать парней, семнадцать девчонок. Тоже боевой вполне. И на год старше нас. И "Алла Сергеевна", знаешь, не дура. Она людей хорошо убалтывать умеет. Она же не сама Председателем себя назначила, её все туда выбрали. Триста восемнадцать голосов "за", пятьдесят девять "против", двадцать семь воздержались... это на последних выборах только. А их восемь раз проводили уже — и всегда почти одно и то же.

— А что, никого лучше не нашлось?

Игорь вновь вздохнул.

— Димка, у вас же выборы в совет отряда и дружины были, председателей их тоже... Ты сам говорил, как это всё проходит — кто больше всех обещает, тому и ура. А я вот просто так обещать не умею. Да и обещателей таких у нас дома не водилось. Мы делом занимались, семьям погибших на фронте помогали и всё такое. Времени не было хвост на собраниях распускать. А у Волков как раз было. "Алла Сергеевна" там здорово наловчилась мозги пудрить. Ты вот, когда споришь, с самых сильных аргументов начинаешь же?

— Ну да, а как иначе-то? — удивился Димка.

— Ну вот. А она нет. Она нарочно начинает с самых слабых. И повторяет без конца, пока оно само в мозгах не пропечатается. Но не просто так, а каждый раз добавляет что-то новое, так что выходит уже как бы не повтор.

— И что?

— А то, что она как бы прямо на твои мысли отвечает — а это на людей знаешь как действует? Они же думать начинают, что перед ними прямо гений сидит. А даже если ты и против — то не успел ещё толком возражение придумать, как в нём уже и смысл пропал. И снова так, и ещё, — пока сам не умаешься их придумывать и не плюнешь. А тут как раз голосование — и сам честно руку "за" тянешь.

— Да ну, чушь это, — буркнул Димка. — Не на всех же это действует.

— Не на всех. Но на большинство действует — а ничего больше и не надо. Большинство за — а тем кто против говорят, что Морские Воришки шалят, Буревестники разжигают, и вообще надо всем сплотиться — и что тут возразишь?..

— Но теперь-то никаких Воришек нет... в смысле, угрозы от них больше нет.

— Вот потому-то мы и тут, — вздохнул Игорь. — Как раз есть время гаечки подтянуть... А потом — большой восточный поход для особо активных. Это на полгода, если не на год. А там, глядишь, ещё что придумают... Сами не справятся — Ны`ай подскажет. У него большой опыт в таких делах есть.

— А ты что, на восток не хочешь? — удивился Юрка. — Я вот хочу этот Город Снов увидеть, и вообще...

— Я тоже хочу, — вздохнул Димка. — Но, понимаешь, в чём тут дело... Вон там, — он показал на запад, — кучка мразей две сотни ребят в рабстве держит. Вон там, — он показал на юг, — засели уроды, которые не спросив загнали нас сюда, отняли дом, родителей, Родину, наконец... И я хочу покончить и с теми, и с другими. Раз и навсегда, окончательно. А город — это интересно, конечно... но совсем в другую сторону, понимаешь?

Юрка насупился, но возражать всё же не стал, хмуро глядя на запад. Закат уже почти погас, лишь над горизонтом ещё пылала широкая полоса зелёного, совершенно неземного сияния — и на её фоне чернели бесконечно длинные, тонкие полоски облаков. На юге то и дело вспыхивали розовато-белые зарницы, но сюда не доносилось ни звука, слышался лишь бесконечный шум волн...

— Так что нам делать-то? — наконец спросил он.

— Назад пошли, — усмехнулся Игорь. — Спать пора.

* * *

Забравшись в гамак, Димка развернул ажурную, похожую на вершу крышку и тщательно застегнул её костяными крючками. Высота была метров сорок и это нервировало — под спиной сейчас не было ничего, кроме циновки. Пусть прочной, надежно растянутой на верёвках, всё равно...

Мальчишка вздохнул и откинулся на спину, честно пытаясь заснуть. Очень хотелось в Столицу — но плыть ночью всё равно не стоило, Игорь сказал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Значит, придётся ждать до утра, а лучше не ждать, а просто спать. Только вот никак не засыпалось. До одеял и подушек Типнаи так и не додумались, к тому же в полом стволе Дерева, словно в трубе, тянуло снизу сквозняком, легко проникающим через плетение циновки. Здорово в жару, но сейчас, как назло, оказалось прохладно...

Димка вздохнул и перевернулся, глядя вниз. Живот сразу же свело от страха, но не сильно, скорее, даже приятно. Огня в Дереве не жгли, опасаясь пожара, но темно тут всё же не было. Роль фонарей, как и у Виксенов, играли высушенные и сшитые кожаными шнурками желудки йериков, натянутые на каркасы из прутьев, — изнутри их обмазывали мёдом, привлекающим местных светляков. Светили они все неярко, но жёлтый мерцающий свет смотрелся романтично и таинственно. Таких фонарей тут было много и висели они совсем не для красоты — чтобы спешащие ночью по нужде не переломали себе шеи. Димке это казалось нелепым и смешным, но выглядело это созвездие мерцающих шаров красиво, словно целая галактика в живом дереве. Всё же, не так плохо, наверное, тут жить, подумал он. И заснул.

* * *

Выйдя на середину улицы Димка остановился, сунув руки в карманы, с наслаждением вдыхая свежий, морозный воздух и осматриваясь. Сейчас он чувствовал себя довольно странно. Одеваться ему страшно не хотелось, так что он ограничил свой костюм тем, без чего уже никак не получалось обойтись — то есть, теплыми штанами, курткой и ботинками. Под ними совсем ничего не было, так что он ощущал себя голым, да и пробиравшийся под одежду ветерок его беспокоил — казалось, что по телу скользят чьи-то неощутимые, но холодные пальцы...

Он пошевелил пальцами ног — сквозь толстые подошвы к ним тоже пробивался холод — потом вздохнул, поёжился и снова осмотрелся. Солнце ещё не взошло, но над восточным горизонтом стояла туманная серебристая заря и рассвело уже почти совсем. Сама улица была такой широкой, что напоминала скорее поле. Это впечатление ещё усиливалось покрывающей её замерзшей грязью в глубоких колеях, на дне которых белел лёд. Среди темных облетевших деревьев кое-где поднимались трёхэтажные краснокирпичные дома с железными крышами. Их дворы окружали простые ограды-решетки высотой метра в полтора. Интересно, что это за место, подумал мальчишка... и проснулся.

* * *

Блин, так и знал, что замерзну, подумал Димка, вспоминая сон. Во сне он свернулся в клубок, подтянув коленки едва ли не к носу, так что ноги, конечно, затекли — а едва он растянулся, его уже откровенно начала бить дрожь.

Тем не менее, подниматься не хотелось — в основном потому, что путь вниз предстоял непростой и неблизкий. И, к тому же, прямо поутру придется плыть в Столицу, а мне туда не хочется, понял он.

Эта мысль удивила мальчишку и он всё же приподнялся, осматриваясь. В нескольких гамаках ещё дрыхли засидевшиеся допоздна Типнаи, но в соседних никого уже не было. Волки уже встали и сейчас, наверное, как раз решали, возвращаться ли им в Столицу или задержаться тут ещё на пару дней... ну и славно. Без него не уплывут же, а решать ему совершенно ничего не придётся...

Димка вздохнул и задумался. В Столицу, честно говоря, никто не рвался. Здесь-то они гости, а там опять придётся вкалывать, слушаться "Аллу Сергеевну", да и другие девчонки со своими прихотями не отстанут. Да и он сам тоже... Нет, Метис, конечно, гад — но он никуда не денется ведь!..

Блин, да я боюсь же, понял Димка. Словно стоит мне только вылезти из гамака — и события понесутся, словно горная река, до самого конца, и никаких тихих заводей уже не будет. И что в том конце — родная гавань или водопад и бездонная пропасть — сказать никак нельзя.

А стоит мне полежать тут ещё несколько минут — всё рассосется само собой, и мне останется только плыть по течению. И если что пойдёт вдруг не так, всегда можно будет сказать себе, что я мог просто проспать эти несколько минут, и от меня тут вообще ничего не зависело... ну уж нет!..

Димка повернулся и решительно дёрнул за крючки.

* * *

Своих он нашел на поляне у основания Дерева — не всех, половина команды "Смелого" ещё спала, но Борька с Юркой уже были здесь... и Лис тоже.

— ...в принципе, я согласен, — говорил он. — Товарищ Председатель не назначила нам никаких сроков. Более того, она подчеркнула, что данное нам задание чрезвычайно важно и его надлежит выполнить со всей тщательностью. Тем более, тут мы видим очень интересный пример общественной работы. Религия, конечно, опиум для народа, но это не значит, что вместе с водой мы должны выплеснуть и ребёнка...

Ага, этого я и боялся, мрачно подумал Димка. Только Ны`ай`оэга в роли советника "Аллы Сергеевны" нам и не хватало. Нет уж!..

— Привет, — стараясь выглядеть весёлым сказал он. — О чём спор?

— Решаем, что делать, — сказал Игорь. — Лис за то, чтобы задержаться тут на пару дней и лучше познакомиться с местными. Я против — у нас и дома дел хватает.

— Я тоже, — сказал Борька. — Тут весело, конечно, — но нас в Столице девчонки ждут, и вообще, не то как-то тут...

— А я за, — упрямо сказал Юрка. — Пара дней ничего не решит же. А праздник вчера был хороший и Ны`ай обещал сегодня вечером ещё один устроить, с пиром. А ты как?

Димка вздохнул. Вот так и знал же, что сразу поутру будет такой спор... и какой-то минутки не хватило, чтобы всё тут обошлось без меня... а теперь всё так сложилось, что как раз мой голос тут решающий... и как хочется просто махнуть рукой и поплыть по течению... но нельзя. Нельзя. Раз отступишь — во второй никогда не решишься...

— Я против, — сказал он. — Ребята в Столице работают — а мы тут на чужих харчах пируем.

Лис как-то странно взглянул на него, но аргумент сработал — возражать он не решился. Не совсем искренний аргумент, чего уж там, — но вот теперь от Димки на самом деле ничего не зависело, решать тут уже не ему...

— Ну что ж... — вздохнул Лис. — Димка прав вообще-то. Давайте ребят собирать. Позавтракаем — а там и отплывём. Ветер сегодня попутный, как раз к вечеру будем в Столице...

Димка вздохнул. Смешно — но сейчас он и впрямь чувствовал себя так, словно прыгнул в бурную реку, текущую неизвестно куда...

* * *

Когда "Смелый" вошел в бухту Столицы, Димка сидел уже как на иголках. Само плавание выдалось на удивление спокойным — и тем сильнее его терзали предчувствия. В голову лезла и лезла всякая чушь, которую упорно приходилось разгонять. Полезных мыслей от этого, правда, больше не становилось. Это в книжках всё просто — приехал Ленин, залез на броневик, сказал речь — и вот она, революция. Но он-то, Димка, далеко не Ленин, броневика у него нет, да и партии тоже. Друзья есть — но всего двое, да и то, Юрка до сих пор сомневается, что они поступают разумно...

Впрочем, едва он бросил взгляд на берег, все неприятные мысли испарились. Вообще все мысли, честно говоря. Там собралась целая толпа — в основном из девчонок, которых "Алла Сергеевна" не гоняла по делам и которые обычно и работали прямо тут, в Столице. Их девчонки тоже были здесь — в том числе, естественно, и Машка. Одетая вполне по-местному — то есть, в куцую, честно говоря, юбочку из домотканой ткани и что-то вроде полотенца, обвязанного вокруг груди. Вот, собственно, и всё — если не считать болтавшихся на шее бус. Заметив его, она завопила что-то бодрое, махая руками и даже подпрыгивая от радости, — и Димка ощутил, как горячая волна толкнулась в грудь и мягко прошла вокруг сердца. Ждала, ждала — весёлая, никем не охмурённая, и на этом вот фоне всё отошло далеко на задний план...

Когда "Смелый" ткнулся в берег, девчонки с радостным писком ломанулись на борт. Машка буквально налетела на него — Димка и опомниться не успел, как крепко обнял её и закружил вокруг себя, наслаждаясь её радостным визгом и тем, какая она вся горячая, нагретая на солнце. Едва он поставил девчонку на землю, она схватила его за руки и замерла, глядя на него огромными сияющими глазами. У Димки закружилась голова и в какой-то миг он даже испугался, что сейчас грохнется в обморок от счастья...

* * *

Лишь через несколько минут Димка сообразил, что Метиса нигде тут не видно, хотя на таком событии, как возвращение "Смелого", он точно должен появиться. На миг у него промелькнуло в голове, что Метис как-то догадался о его планах и сбежал, но это уже точно был бред...

— А Метис где? — наконец спросил он. Сейчас они уже сидели на краю второй платформы Столицы, болтая босыми ногами в воздухе и глядя на закатное море.

— А, так он пошёл Хорунов бить. Давно уже. На другое утро после того, как вы на разведку уплыли.

— Что, один? — удивился Димка.

— Нет, почему? Он тридцать парней с собой взял — всех, которые тут в армию входили. Раньше-то нельзя было, потому что Морские Воришки, но теперь-то вы их разбили, теперь можно. Вот Алла Сергеевна их и отправила.

Димке захотелось завыть — оправдались самые худшие его опасения — но на глазах у Машки он не мог сделать даже этого...

* * *

— Ну и что делать будем? — спросил Юрка ещё через несколько минут, когда они все собрались на берегу, обсудить ситуацию. Вся их новая "Банда Четырёх" — Борька, Юрка, Игорь и он сам, Димка.

— А что тут думать-то? — удивился Борька. — Руки в ноги — и вперёд. Надо ребят предупредить.

— Я за, — сразу же сказал Юрка. Ну, с ним-то всё ясно, — куда Борька, туда и он...

— А ты что думаешь? — спросил Димка Игоря.

Тот хмуро прикусил губу.

— Метис всерьёз за дело взялся. Я не ждал даже, что он сам пойдёт — он же из Столицы ни ногой вот уже десять лет как. А теперь вон как припекло его... В общем, надо идти. Хотя бы ребят предупредить. Они же и не знают даже ничего, думают, что если кто к ним и придёт, то на помощь...

Того же самого хотелось и Димке. Очень даже хотелось. Более того — всё в нем буквально вопило, что друзья в опасности и что надо бежать их спасать. И от немедленного и полного согласия его удержало нахлынувшее вдруг сомнение — именно сомнение, не страх. За последнюю неделю он только и думал о том, как поступить правильно, — и вот теперь эти сомнения нахлынули вновь. Друзей надо спасать, ясное дело, — но спасать наверняка, а не попасть вместе с ними в какую-то безвыходную ситуацию. Раньше Димка никогда не думал о таких вещах — а вот теперь приходилось. Это оказалось совсем не легко и не приятно, но выбора у него, увы, не было. Рвануть в погоню за мерзавцем и предателем — что, казалось бы, тут более честного?..

Мы-то рванём, вдруг мрачно подумал мальчишка, — но ведь здесь так всё и останется. Две сотни ребят — а если с девчонками брать, то и все четыре! — так и будут киснуть тут, в Столице, под бдительным присмотром "Аллы Сергеевны". И не в этом даже дело, а в том, что они тут сила, способная решить вообще всё — смести к чертям поганым Хорунов, смести даже Хозяев, если взяться за дело с умом...

— Ну, как ты? — нетерпеливо спросил Борька.

Было видно, что он-то готов отплывать хоть сейчас... и все другие тоже. И я тоже готов, подумал вдруг Димка. Но не могу, вот ведь в чём дело... И их тоже отпустить не могу, потому что без них я тут вообще никто, ноль без палочки. А дело, хочешь, не хочешь, делать всё равно надо...

Блин, как же мне не хочется это говорить... но ведь придётся, потому что все уже смотрят на меня с недоумением, и решать надо прямо вот сейчас... а, была, не была...

— Нет. Я не поплыву, — сказал он, словно бросаясь в пропасть, — ощущение у него сейчас было именно такое.

— Испугался, что ли? — хмыкнул Юрка.

— Нет, — зло уже сказал Димка. — Просто отряд Метиса ушел уже неделю как. Нам его не догнать, даже если мы круглые сутки бежать будем. Да даже если догоним — то что? Нас трое, ну — десяток с Игорем и его ребятами. У Метиса три десятка, самых тут отборных. Да и вообще, это не вариант — со своими драться, даже с такими уродами вот...

— А что ты предлагаешь-то? — тоже зло спросил Борька. — На крыльях полететь? Вертолёт на дом вызвать?

Димка мотнул головой.

— Нет. Сами по себе мы тут никто и ничего не сделаем, только совсем растеряем друг друга в походе этом. Надо Волков поднимать. Вообще всех. Иначе ничего у нас не выйдет.

Борька присвистнул. Юрка откровенно покрутил пальцем у виска. Игорь смотрел напряженно и хмуро.

— Я-то не против, — наконец сказал он. — Но как? Народ собрать и речь толкнуть? Так пошлют тебя нафиг, вот и всё. В лучшем случае, десяток-другой ребят с нами пойдёт, а с этого нам пользы особой не будет.

Димка зло прикусил губу. Вот как поднять Волков, он и в самом деле не знал. Но сдаваться ему всё равно не хотелось.

— Так давайте думать, как. Больше-то тут всё равно некому.

— Метиса тут нет, и его армии тоже, — вдруг сказал Игорь. — Всего полдесятка наших бывших конвоиров осталось во главе с Ариком — но он не вояка совсем. Ну, и ещё сама "Алла Сергеевна" с гвардией своей — но это же девчонки, их можно вообще не считать. А нас тут десяток...

— Переворот хочешь провернуть? — хмыкнул Димка. Эта идея ему нравилась.

— Переворот провернуть вполне можно, — Игорь посмотрел на верхнюю платформу Столицы, на которой стояла всего лишь одна большая и прочная хижина — резиденция "Аллы Сергеевны". — Арика и Вадима связать, королеву нашу самозваную тоже... минут пять, наверное, продержимся, когда весь народ на нас с копьями попрёт.

Димка от злости хватил кулаком по песку. Поганое это всё же чувство — знать, что ты прав... и что больше никто тебя правым не считает.

— Делать-то нам что? — спросил он. Снова со страшной силой захотелось плюнуть на всё и рвануть в погоню за Метисом — но это выходила уже капитуляция перед "Аллой Сергеевной" и её клевретами, а на это мальчишка согласиться не мог.

— В лужу эту Аллу посадить, что, — сказал вдруг Юрка. — Все увидят, что она дура, и перестанут её слушаться.

— Юрк, ты гений, — ядовито сказал Димка. — Вот прямо сейчас пойдём и посадим. Надо только лужу побольше подобрать.

— Может сработать, — вдруг сказал Игорь. — Не натуральная лужа, конечно, а дурой её показать. И трусихой. Раньше-то она страсть как какой решительной была, а теперь забронзовела, думает только о том, как бы не вышло чего. И не всем тут это по нраву. Ой, совсем даже не всем...

— Так мы в погоню поплывём или нет? — нетерпеливо спросил Борька.

Димка вздохнул. Сейчас он сам чувствовал себя последней предательской свиньей — но страх ошибиться и завалить всё дело был всё-таки сильнее.

— Нет, Борь. Сейчас не поплывём. Одни. Пока всех ребят тут не поднимем.

— Ага, а как? — сразу же спросил Юрка. — Алла эта нас самих поднимет и перевернёт.

— Ты же сам сказал, как, — усмехнулся Димка. — Глупо она себя ведёт, да и подло, честно говоря. Вот и надо сделать так, чтобы все тут это поняли. Причём, быстро.

— Агитацией предлагаешь заняться? — хмыкнул Борька. — Не боишься в итоге на остров необитаемый поплыть?

— Боюсь, — честно сказал Димка. — Но трусом не хочу быть. Понятно?

— Понятно, что тут непонятного, — Борька вздохнул. — Я, знаешь, мечтал в детстве в семнадцатый год попасть, в революции поучаствовать. Сбылась мечта идиота...

— Не хочешь? — без труда перевёл Димка.

— Не хочу, — спокойно согласился Борька. — Не по нутру мне это, все эти интриги, подпольные кружки и прочее. Или в погоню плывём — или давайте прямо всё им скажем.

— Ага, и все сразу нафиг нас пошлют, — сказал Юрка.

— Мне тоже это всё не по нутру, — хмуро сказал Димка. — Но там две сотни ребят мучаются в рабстве — а тут две сотни лбов гадов в музей собирают и груши хером околачивают. И наши личные хотелки тут параллельны уже. Есть дело, его надо делать. Если кому это не по нраву — выход свободный.

— Круто берёшь, — не менее хмуро сказал Юрка. — Никак сам на место "Аллы Сергеевны" метишь?

— А хотя бы и так, — спокойно сказал Димка. — Раз она дурью мается — пусть подвинется тогда.

— Димк, ты того... в Наполеона не играй, — хмуро предупредил Борька. — Мы тут не затем, чтобы ты корону нацепил.

Димка вздохнул. Борька, конечно, его друг, — но сейчас это здорово мешало. Будь на его месте кто другой — он бы дал ему в морду, а тут приходилось подбирать слова...

— Ребята, — наконец сказал он. — Там наши в рабстве мучаются. Вы просто себя на их месте представьте. И как мы тут всякую чушь обсуждаем, вместо того, чтобы делом заняться. Да, может быть, мы ошибаемся. И будем за это отвечать. Перед собой, прежде всего. Но у нас долг есть. И его надо исполнять, нравится нам это или нет.

— Да понимаю я, — буркнул Юрка. — Надо. Только как?

— А вот на эту тему, — Димка усмехнулся, — мы и будем сейчас думать.

Он перевёл взгляд на ухоженный "дворец" "Аллы Сергеевны" — и неожиданно даже для себя пропел:

Ладно, ладно, детки,

Дайте только срок -

Будет вам и белка,

Будет и свисток!

Глава вторая:

подгорные кошмары

На уснувшей поляне,

Между тёмных озёр,

Тихо светит в тумане

Следопытский костёр.

Над седым редколесьем

Догорает закат,

И военные песни

Издалёка летят.

Убегает дорога

В непроглядной ночи,

Из далёка-далёка

Нам трубят трубачи.

Через годы былые

В несмолкающий бой

Трубачи полковые

Всё зовут за собой.

У цветной незабудки

Ты спроси про войну,

Ты прислушайся чутко

И услышь тишину.

Пусть годами укрыта

Эта слава в гранит,

Но "Ничто не забыто

И никто не забыт"!

Где над старым окопом

Колокольчик звенит,

Утром снова по тропам

Ты уйдёшь, следопыт.

Будет даль голубою

Или ветер в лицо,

Ты возьми их с собою,

Песни наших отцов.

Музыка: Т. Попатенко. Слова: И. Лешкевич.

— Йэ-э-э-э! — спускаться со склона было слишком долго и Антон, не долго думая, съехал с него на спине, оседлав настоящую лавину снега. Вальфрид посмотрел на него подозрительно. Он уже говорил, что в горах такие вот фокусы могут стоить им всем жизни, но повторять это не стал. Как и всегда. Да и смысла уже не было — этот снежный склон был последним. Дальше, спускаясь прямо в озеро, лежала каменистая осыпь. Ещё сверху Антон увидел, что обойти его никак нельзя: скалистые, почти отвесные склоны долины обрывались прямо в воду. В длину же Тегернзее (он уже знал, что так называлось похожее озеро в Германии) было добрых километров пять и переплыть его не вышло бы: вода в него стекала прямо с ледника и наверняка была смертельно холодна. То есть, вплавь не вышло бы — теперь же мальчишка увидел, что на каменистом берегу лежит плот. Неожиданно просторный — как раз впору им четверым. Всё же основательный народ эти немцы: даже просто срубить и обтесать столько бревен тут непросто. А уж затащить их потом на полкилометра вверх, да по завалу из чудовищных глыб...

Антон усмехнулся, вспомнив, как тогда, при первом взгляде, его удивил сам факт озера в горах — горы же!.. Потом-то он понял, что Тегернзее похоже на знаменитое озеро Сарез в Таджикистане. Когда-то тут рухнула целая гора, перегородив долину, и за косой громадиной завала постепенно собралась вода...

— Не ушибся? — насмешливо спросил Сергей.

— Не-а, — Антон поднялся, отряхиваясь. Снега с ним сошло, наверное, несколько тонн. В других обстоятельствах могла бы сойти и настоящая лавина, но здесь, внизу, снега было уже не так много. — Когда ещё тут будет шанс с горки съехать...

— Если нам повезёт, то уже никогда, — неожиданно хмуро сказал Андрей. Весь этот поход сильно изменил его. Болтливый и чего уж там, самоуверенный мальчишка сделался молчаливым и мрачным, почти как сам Вальфрид. Неудивительно конечно — на морозе не особо поболтаешь, особенно когда воздуха еле-еле хватает на просто дышать, — но и Антону, честно говоря, веселиться не особенно сейчас хотелось. Предстоящая им встреча с немцами не слишком его радовала. Вальфрид, пусть и неохотно, признал, что они — никакие не туристы из братской ГДР, а самый настоящий отряд гитлерюгенда, готовившего, как известно, будущих убийц и оккупантов. Здесь, конечно, никого убить было нельзя, но это служило слишком слабым утешением...

Сам факт, что этот отряд ещё БЫЛ, несказанно возмущал мальчишку. А при мысли, что с ним... с ними придётся ещё как-то общаться, его едва не выворачивало. Оба деда Антона погибли на фронте — а под немецкими бомбами погиб и пятилетний мальчишка, который мог бы стать его дядей. Пусть война и завершилась за много лет до его рождения, она оставалась делом очень личным. Хорошо ещё, что сам Вальфрид ни в чем таком замешан всё же не был. Война для него кончилась в Дрездене, во время бомбардировки союзников, хотя о деталях он до сих пор избегал говорить...

Антон недовольно мотнул головой, стараясь выбросить из неё все эти мысли — к слишком уж тревожным выводам они его вели. Андрюха же наверное был прав — если им повезёт, сюда вот они уже никогда не вернутся. И то, что они сейчас видят, они видят в первый и в последний раз...

Эта мысль тоже была новой и тревожной — но уж к таким-то мальчишка за время путешествия привык. Так или иначе, но им пока везло — всего за день они вышли из зоны снегов. Спускаться, конечно, это не подниматься вверх, часто они просто соскальзывали на верёвке с таких круч, на которые по полдня взбирались бы. Но горы есть горы, шанс попасть под обвал или лавину есть всегда. Умереть тут не страшно — но есть шанс потерять при воскрешении Ключ. А тогда им и в самом деле останется лишь пожалеть, что они сами не умерли, потому что в таком случае их ждёт бесконечное заключение в этом мире. Шансы на возвращение были призрачные — а так их вообще бы не осталось...

Осмотревшись, они быстро пошли вниз, прыгая по камням. К счастью, в этом у них появился уже кое-какой опыт. Иначе даже этот спуск, на первый взгляд такой простой, имел все шансы затянуться на добрую пару часов...

— А здорово всё же, что Вальфрид смог туда залезть, — сказал Андрей уже на берегу.

Антон оглянулся. В самом деле, отсюда, снизу, снежная круча казалась уже неприступной. Горы вздымались зеленовато-белыми массивами, закрывая добрую треть неба. У него болели глаза, когда он смотрел на них. Дыхание перехватывало, казалось, эти необозримые громады, рассёченные сине-зелеными ущельями теней, совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Острые зазубренные гребни, крутые, заснеженные склоны вздымались на немыслимую высоту. Казалось совсем невозможным представить, что они как-то поднялись туда — а потом спустились сюда, в эту долину. Без Вальфрида у них ничего бы не вышло, это точно...

— В Долину Тумана нельзя подняться без ключей, — сказал Вальфрид, не оборачиваясь. Слух у него оказался отличный. — Снизу, я имею в виду. Пришлось идти в обход.

— А как вы узнали, что там есть город? — удивлённо спросил Антон. — Снизу его не видно же.

— Мы не знали, — спокойно сказал Вальфрид.

— Тогда зачем же ты туда полез?

— А ты бы не полез? — немец вдруг быстро повернулся к нему. — Просто потому, что можешь?

— Я бы полез, — сказал Сергей. — Да ведь и полез. Мы ж в этот лес проклятый тоже не за пирогами пошли...

Вальфрид только хмыкнул и пошёл дальше.

* * *

Переплыть озеро оказалось непросто — на четверых здоровых мальчишек плот рассчитан всё же не был. Он низко осел в воду и при каждом неловком движении подозрительно покачивался, угрожая попросту перевернуться. Антона это не на шутку пугало. Вода и в самом деле оказалась страшно ледяной, опущенная в неё рука сразу немела. Свалишься с плота — и через минуту, околевший, пойдёшь на дно. Даже просто смотреть в эту воду было страшно — кристально прозрачная и чистая, она казалась совсем черной, что говорило об ужасной глубине. Мальчишке всё время казалось, что оттуда вот-вот высунется такое же черное, мохнатое щупальце, схватит за горло и утащит в бездну, где...

Хорошо ещё, что Вальфрид обошёлся без ожидаемых в такой вот ситуации россказней об гигантских спрутах, акулах, пираньях и тому подобном. Похоже, что и он чувствовал себя тут не в своей тарелке. К счастью, погода стояла на удивление тихая и озеро оставалось спокойным. Даже при небольшой волне их геройский заплыв кончился бы быстро и плохо.

Хотя гребли все четверо (и очень усердно, чего там...) плавание заняло добрых часа два. Несмотря на все усилия, плыл плот всё-таки небыстро. Разговаривать никому не хотелось. Тишина вокруг была очень уж недружелюбной, а берега — очень уж далёкими. Антон очень даже хорошо представлял, ЧТО с ними станет, если поднимется хотя бы небольшой ветерок, и нарушать эту тишину не хотелось. Есть места, которые вообще не предназначены для человека, — теперь мальчишка понимал это очень хорошо. И не собирался задерживаться здесь даже на миг дольше, чем необходимо, ведь тогда... кто знает, что будет тогда?..

На берег мальчишки выбрались совершенно измученными — сами того не сознавая, они гребли, как безумные, но в какой-то миг Антону показалось, что они совсем не движутся — хотя до берега оставалось всего-то метров сто. Вальфрид что-то прошептал и наваждение исчезло... но оно было очень уж... отчётливым. Словно какая-то сила, насмехаясь, схватила их за шиворот, размышляя, а стоит ли вообще отпускать столь незваных гостей, или...

Об этом "или" не хотелось даже думать. Мальчишки вытащили плот высоко на берег, потом уселись у огромной глыбы, греясь на солнце и переводя дух. Отсюда озеро уже не пугало — но всё равно, казалось жутковатым. Антон совершенно отчётливо понял, что ни за какие коврижки не согласится опустить в его воду хотя бы палец — не говоря уж о том, чтобы опять через него плыть. Сергей открыл было рот, чтобы спросить — но, наткнувшись на мрачный взгляд Вальфрида, тут же и закрыл его. И, наверное, не потому, что боится, что немец ничего не ответит, вдруг подумал Антон. Как раз в точности наоборот...

Он закрыл глаза, расслабился. Ощущать несокрушимую твердь тёплой скалы под собой было неожиданным, невероятным наслаждением — на зыбком плоту он ощущал себя так, словно балансирует на жердочке над пропастью. Но тут же порыв неожиданно холодного ветра толкнул его в лицо. Антон открыл глаза — и словно ниоткуда взявшаяся волна плеснула на берег. Вода зло зашипела на камнях, тщетно пытаясь дотянуться до мальчишек сотнями прозрачных щупалец, и они невольно вскочили на ноги. Намёк был совершенно ясен — и они, переглянувшись, быстро полезли наверх...

* * *

Подняться на завал тоже оказалось непросто, хотя с этой стороны он был высотой всего-то метров в пятьдесят, да и сами разбитые глыбы составляли как бы ступеньки исполинской лестницы. Только вот они оказались очень уж велики: не до верха всякой и допрыгнешь. Приходилось подниматься зигзагом, постоянно уклоняясь то вправо, то влево, — привычно уже, но всё равно утомительно. Хорошо ещё, что сами глыбы оказались громадные и лежали мёртво. Сверху, с гор, завал казался ненадёжным — казалось, вот-вот воды озера опрокинут его и гигантской волной хлынут вниз. Но сейчас стало ясно, что завал, наверное, надёжнее самой могучей земной плотины — несколько сот метров в толщину. Он поднимался к правому склону долины, в котором зияла колоссальная брешь — казалось, что какой-то великан смахнул тут целую гору ударом сапога.

— Что тут было-то? — спросил Сергей, ловко взбираясь по глыбам. — Гора как будто взорвана. Смотрите — там слои камня изнутри выломаны. Это не обвал.

— Я не знаю, — хмыкнул Вальфрид, тоже взбираясь наверх. — Когда мы сюда пришли, тут всё так уже было.

— Чем её можно так взорвать? — удивился Антон. — Тут же кубический километр скалы обвалился, наверное.

— Водородной бомбой, разве что, — сказал Андрей. — Да и то, пришлось бы целую шахту в горе пробивать. Ладно бы ГЭС какую построить, так ведь тут даже реки нет.

— Хозяева наверное постарались, — предположил Антон. — А может, что-то ещё хотели сюда притащить, но у них криво пошло. Я в книжке какой-то читал, что если при телепортации два предмета совместятся, то страшный взрыв будет, потому что атом в атом втиснет. Вот, наверное, и тут.

— То есть, оно ещё и радиоактивное? — нервно уже спросил Андрей.

— Нет, — Сергей усмехнулся. — Смотрите — глыбы уже выветрились, тут не одна тысяча лет прошла. Если что радиоактивное и было, то давно распалось всё...

Антон невольно вздрогнул. Ему вдруг подумалось, что долину затопили нарочно, чтобы скрыть под водой... что?..

Ему вдруг представился колоссальный колодец в каменистом дне озера — бездонный, но в его глубине горел страшный извивающийся свет какого-то противоестественного, невозможного оттенка, и мальчишка яростно помотал головой. Даже думать о таких вещах не стоило, это он понимал уже совершенно отчётливо. Есть вещи, которые можно впустить в голову, — но которые уже нельзя убрать оттуда...

Антон оглянулся. Над озером, словно летающая тарелка, висело странное, круглое, полупрозрачное облако, и мальчишка только вздохнул — ещё одна зловещая местная загадка, которую вряд ли уже выйдет разгадать...

* * *

Поднявшись на завал, они замерли. Неровный каменистый склон спускался на несколько сот метров вниз, а под ним лежала уже самая обычная долина, с горной речкой, бурлящей по камням, живописно заросшая невысокими деревьями, — не лес даже, а какой-то горный парк. Красивое место — Антон даже невольно пошарил взглядом в поисках какого-нибудь санатория, которого тут, разумеется, не было...

— Хорошо устроились, — довольно-таки обиженно сказал Андрей. Вальфрид быстро повернулся к нему.

— Скоро вам придётся встретиться с... моими. Не то, чтобы я этого хотел, но без этого, к несчастью, уже никак не выйдет обойтись. Что бы вы ни увидели — ради вашей же пользы молчите. Говорить буду я. Постарайтесь понять, что война давно кончилась. Сейчас, по крайней мере, у нас общий враг и общее дело.

Андрей обиженно надулся — но возразить что-то так и не смог.

* * *

Всего через час они спустились в долину. Здесь было гораздо теплее, чем в горах, и ребята избавились от зимней одежды, просто бросив её на камнях. Ветер уже доносил снизу запах леса — сырую растительную гниль — и плечи Антона невольно передёрнулись. Идти туда ему совершенно не хотелось. Он вспомнил, как смотрел на лес с гребня завала. Далеко впереди долина обрывалась в пустоту — должно быть, там был очень крутой склон, — а дальше, до самого смутного горизонта, лежали бесконечные застывшие волны темно-зелёного океана, заросшие глухим лесом холмы...

Тамошние подлесные пейзажи очень уж напоминали пейзажи дна моря, а то и вовсе какого-то глубокого заросшего пруда. Да и дышалось там, честно говоря, не намного легче... Вот только выбора у них, к сожалению, не имелось. Немцы, естественно, народ запасливый, но никакого секретного дирижабля у них тут явно не было, да если бы и был, их к нему не подпустили бы ни под каким видом...

Мальчишки встревожено оглядывались по сторонам — но вокруг пока что никого видно не было. Местность вообще выглядела так, словно тут никогда не ступала нога человека. С ветки на ветку перепархивали пёстрые здешние птицы, иногда в отдалении мелькали какие-то некрупные косули или козы. Там, где земля была более-менее ровной, поднималась густая высоченная трава. Рай, да и только...

— Ваши-то где? — наконец спросил Сергей, утирая пот, — солнце давно перевалило за полдень и здесь, в безветренной теснине, стало уже жарко.

— Дома, — усмехнувшись, ответил Вальфрид. — Или в дозоре. Здесь мы редко бываем. А теперь будь добр, замолчи.

Так, в молчании, они шли ещё час или больше. Антон уже устал, ему хотелось есть — но Вальфрид не собирался делать привалов. Похоже, что и ему всё это дело не доставляло никакого удовольствия, и он собирался покончить с ним побыстрее...

Звонкий свист заставил его вскинуть голову. На скале над ними стоял мальчишка лет тринадцати, голый по пояс. Через плечо у него висел длинный лук, но другого оружия видно не было. Антон невольно вскинул своё копьё, но тут Вальфрид так же звонко свистнул в ответ. Мальчишка ловко и быстро, всего в несколько прыжков, слетел со скалы и остановился шагах в пяти, откровенно разглядывая их — рослый, крепкий, круглолицый, с внимательными пристальными глазами и русой короткой стрижкой. Совсем не похожий на немца, честно говоря. Но смотрел он на них... недружелюбно. Не так, как мальчишки обычно смотрят на чужаков в своём дворе, а совсем иначе. По-взрослому. Без ненависти, но как-то напряженно. Так, наверное, капитан смотрит на пробоину в корпусе своего корабля, вдруг подумал Антон.

— Хоруны пришли к подножию Косой Лестницы, — неотрывно глядя на них сказал мальчишка. — Они требуют выдать им этих чужаков. Или они войдут сами.

Вальфрид оскалился и Антон невольно вздрогнул — зрелище было... неприятное.

— Ты сказал им, чтобы они шли в задницу?

Мальчишка опустил глаза — на мгновение, не больше.

— Годи, они говорят, что чужаков требует Червь.

Лицо Вальфрида дёрнулось так резко, словно через него вдруг пропустили ток. Будь у него в глазу монокль — непременно выпал бы, вдруг подумал Антон. Пердимонокль. "П`эрдит монокль" — "упал монокль", так, вроде, говорят французы. Но это было совсем не смешно. Это было страшно.

Вальфрид повернулся и тоже посмотрел на них — расчётливо-безжалостно. Под этим взглядом Антон мысленно поёжился. А ведь ему уже лет сорок, вдруг подумал он. Бодрый такой дяденька... который сейчас носил бы форму капитана вермахта или даже эсэсовский мундир, сложись всё иначе. В голове сразу же всплыла фраза из какой-то книги про войну: "Что делать с пленными, герр штурмбаннфюрер? — Всех расстрелять, у нас нет времени с ними возиться!"

Теперь Антон не на миг не сомневался, что Вальфрид и впрямь мог отдать такой приказ.

* * *

Он не знал, что тут было бы, продлись безжалостный взгляд немца дольше этой бесконечной секунды. Наверное, бой — настоящий, насмерть. Сейчас он почти наяву видел, как в голове Вальфрида, словно в арифмометре, крутятся колёсики мыслей. С бешеной быстротой крутятся — всего через секунду эта мыслящая машина щёлкнула и выдала итог:

— Возвращайтесь за тёплой одеждой. Потом сюда. Я буду вас ждать.

— Зачем? — спросил Сергей. Просто спросил, без всей этой игры интонаций и ударений, которую так любят взрослые.

— Нам не пройти там, — Вальфрид махнул рукой на восток. — Никак не пройти. Нужно идти на север. Через горы.

На этот раз Сергей просто кивнул.

* * *

Развлечение оказалось то ещё — целый час тащиться по уже пройденной дороге назад, за так глупо брошенной ими одеждой, а потом с ней же, свернутой в большие неудобные узлы — обратно. Вальфрид с мальчишкой, который не удосужился им даже представиться, двинулся в другую сторону — к селению своего племени или к пещере, или где они там жили.

Наверное, и к лучшему, что всё так получилось, подумал Антон. Встречаться с настоящим отрядом гитлерюгенда ему совершенно не хотелось. С другой стороны Вальфрид запросто мог вернуться с подкреплением и забрать у них Ключ. Прямо и непосредственно. И, что самое противное, сделать ничего нельзя. Самим им никогда не выбраться из этой милой долины — ни на север, ни на юг. Придется довериться Вальфриду. А доверять ему совершенно не хотелось. Даже без мыслей о том, кем он раньше был...

Он не знал, что стал бы делать, ожидай их весь отряд немцев — но Вальфрид был один. Он сидел на большом плоском камне, очень спокойно глядя на них. Без лука и без колчана — но рядом с ним на камне лежали два "шмайссера", точно таких же, как в кино — вороненые, тускло блестевшие. Рядом с ними лежали длинные подсумки из рыжей свиной кожи, тоже знакомые по фильмам. Антон сразу заметил, что лишь два из шести длинных гнезд заняты. Из-за голенища сапога Вальфрида, тоже очень узнаваемо, торчала граната на длинной деревянной ручке. Смотрелось всё это... внушительно.

— Ого, — только и смог сказать Сергей, подходя ближе. На автоматы уставились все — их вид буквально гипнотизировал мальчишек. — Откуда это?

— Остатки былой роскоши, — буркнул Вальфрид, легко спрыгивая с камня. — Если бы ты только знал, какого труда стоило мне сохранить эти штуки...

— А сейчас они зачем? — спросил Серый.

— Время пришло, — коротко сказал Вальфрид. Ребята молча смотрели на него, и он неохотно пояснил: — Червь знает, что вы взяли Ключ. Он жаждет его больше всего на свете. А Хоруны боятся его до ужаса. Они сделают всё, что он хочет, лишь бы он... не пел.

— А зачем ему Ключ? — спросил Антон.

— Чтобы освободиться, — мрачно сказал Вальфрид. — Получив Ключ, Червь сможет выйти из скалы, к которой он сейчас прикован. А потом просто... проползёт через весь мир. К Надиру. Пожрёт его. И всему этому миру придёт конец. А может, и не только ему. Так предсказано.

— Отлично. Постреляем Хорунов, и... — Андрей осёкся под хмурым взглядом Вальфрида.

— Тут всего четыре магазина, — холодно сказал немец. — Их не хватит. Хоруны выродки — но они, к сожалению, не трусы. Мы положим половину, остальные задавят нас кучей и схватят. И поднесут Червю.

— И что теперь? — спросил Сергей.

Вальфрид коротко взглянул на него. Потом так же коротко ткнул рукой на север.

— Там, за хребтом, — Долина Троллей. По ней можно подняться к Ледяному Озеру. На его дне, в пещерах, есть вход в туннель, такой же, как тот, по которому вы попали в Долину Тумана. Он ведет далеко на север, в Багряный Лес. Туда Хоруны ходить не любят. Пыльца Багряного Леса лишает их колдовской силы, там они не могут управлять замунгами.

— Вот и хорошо, — сказал Сергей.

Вальфрид вновь коротко взглянул на него.

— Там, на дне озера, живут тролли.

— Настоящие? — вырвалось у Антона.

Вальфрид повернулся к нему.

— Нет. Но они ростом с дерево. И страшные.

— И автоматы помогут? — спросил Серый.

— Нет. Не против троллей. Но там есть ещё кобольды. Мелкие, но чудовищно злые. Избежать встречи с ними у нас вряд ли получится. А над их пещерами — ещё город никсов...

— Кого? — спросил Андрей.

Вальфрид вздохнул.

— А как ещё их назвать, если они живут на дне озера? Чудовищно мерзкие твари — но, к счастью, трусливые и занятые исключительно внутренними разборками. В тот раз они меня не тронули — но кто знает, что будет в этот?..

Антон ошалело помотал головой. Такие вот новости никак в ней не укладывались. В первые дни здесь ему казалось, что он попал в сказку... но теперь она слишком уж быстро становилась страшной.

— Расклад очень паршивый, — признал Вальфрид, всё ещё глядя на него. — Но другого пути нет. Через горы мы до Багряного Леса и за неделю не доберемся. Если нас не перехватят в долинах. Хоруны тоже, знаешь, не дураки. Да и без них там... неспокойно. Особенно теперь. Мир вокруг становится всё более враждебным. Всё более темным и холодным, всё более полным пробудившегося зла. А мы впустую тратим те силы, которыми ещё располагаем, на эту лишенную всякого смысла войну.

Антон вспомнил Долину Тумана и поёжился. Встречаться с чем-то таким ещё раз ему совершенно не хотелось.

— Ну, дойдем мы до этого Багряного Леса — и что дальше? — между тем спросил Серый. — Век в нем сидеть?

— Там, в крепости у озера, живут Маахисы, — Вальфрид поморщился. — Самовлюбленные мерзавцы — но отличные бойцы. Вряд ли они вам помогут — но среди них есть один русский. Может, он хотя бы проведёт вас через лес. На севере через него пройти проще, чем здесь.

— Нас? — удивленно спросил Серый. — А ты разве с нами не пойдёшь?

— Моё племя здесь, — коротко сказал Вальфрид. Он немного помолчал и пояснил: — Моя встреча с Маахисами кончилась паршиво. Со мной они вас даже слушать не станут. А так... может быть шанс. — Он ещё немного помолчал, потом бросил один "шмайссер" Сергею. — На. Стрелять умеешь?

— Да. Отец показывал.

— Гут. Всё, хватит. Пошли.

* * *

Поднявшись наконец на гребень, Антон замер, переводя дух, жмурясь и осматриваясь. Впереди, на десятки, наверное, километров тянулась заснеженная равнина, окруженная зубчатыми хребтами гор, смыкавшихся где-то далеко впереди. Он даже не сразу понял, что это — всего лишь огромное замерзшее озеро. Идти по нему, правда, было бы совсем не просто — его покрывал глубокий снег, превращенный застругами в гребенку. Но это, к счастью, и не требовалось — всего метрах в сорока справа, у склона низкого скалистого отрога, во льду зияла огромная черная дыра, из которой непрерывно вырывался и тут же расхлестывался на ветру пар. При мысли, что им придётся туда спускаться, мальчишку передёрнуло и он невольно повернулся назад.

Ничего интересного там, правда, не было — неровное скалистое ущелье, заваленное камнями, между которых кое-где лежал снег. Вальфрид очень удачно вывел их в долинку, которая косо поднималась к северу, так что спускаться с перевала почти не пришлось. Долины Троллей они даже не увидели — наверное и к лучшему, учитывая, что как минимум патрули Хорунов уже могли быть и там...

Несмотря на всё это, путь оказался очень трудным. Подъём к снеговой линии занял почти два дня. Ночь между ними они провели в какой-то расщелине, прижавшись друг к другу и дрожа от холода. И от завываний ветра, в которых иногда прорезалось что-то осмысленно-злобное. Словно проклятия на незнакомом языке, который вовсе не хотелось понимать...

Разводить костер тут было не из чего, да и незачем, ничего, что можно печь или жарить, у них всё равно не осталось. К счастью, Вальфрид прихватил с собой несколько банок консервированной колбасы, сохранявшейся немцами как раритет и память о родине — или НЗ на какой-то невероятный случай, который всё же наступил. Есть эту более чем четвертьвековую древность было откровенно страшновато, но на вкус колбаса оказалась очень даже ничего, только жутко жесткая — её прессовали, чтобы больше вошло в банки. Выбирать, впрочем, было не из чего — собственные их запасы давно подошли к концу, и без этих музейных реликвий им пришлось бы попросту голодать. Такой аукцион невиданной щедрости показался Антону столь странным, что он даже спросил об этом Вальфрида. Немец вздохнул и долго молча смотрел на него. Потом всё же ответил:

— Понимаешь, я всегда мечтал творить историю. Ещё там, дома. Там Судьба жестоко посмеялась надо мной. И здесь тоже. Сначала мы думали, что попали в настоящий рай. Мир, по которому можно путешествовать, враги, с которыми можно сражаться... Но жизнь здесь — бесцельна. История — бесцельна. Она идёт по кругу, снова и снова. Вы разорвали этот круг. Я не ждал, что этот день настанет, — он пожал плечами. — Но я верил в него. Рыскал по миру, спускался в самый ад в надежде, что где-нибудь найдётся выход. И хранил остатки нашего... наследия в надежде, что когда-нибудь они смогут всё изменить. Надеюсь, не напрасной.

* * *

Антон мотнул головой, очнувшись от воспоминаний. Андрюха и Серый тоже поднялись вверх. Заснеженный склон был очень крут и эти последние метры оказались самыми трудными. Бьющий в лицо ледяной ветер тоже вовсе не облегчал задачу.

Скользя по застругам, они подошли к дыре. Даже эти сорок метров оказались чистым мучением. Теперь стало видно, что они стоят у начала уходящей куда-то вниз пещеры. Дно её было каменным, но неровный свод — ледяным. Ледяное Озеро оказалось никаким не озером, а ледником, застывшим в огромной котловине. Над ним, низко над горами, застыло огромное расплывчатое солнце, вверху зеленовато-бронзовое, внизу фиолетовое. Картина была страшноватая и странная, словно во сне.

Клуб поднявшегося из пещеры пара хлестнул по лицам мальчишек. Он был неожиданно холодный — и пахнущий... даже не зверинцем, а чем-то, похожим на террариум. Прокисший, ядовитый запах, от которого все волоски на теле Антона встали дыбом. Тролли, сразу вспомнил он. Ростом в дерево. Против которых бессильны автоматные пули. До этой минуты рассказ Вальфрида казался ему просто страшилкой — в самом деле, что эти гиганты могут жрать в своих ледяных пещерах? — но запах был очень даже реальным. Чуждый, страшный запах — так не могло пахнуть, наверное, ни одно земное существо. Сама пещера выглядела как натуральный вход в преисподнюю. В девятый круг ада, где вмерзли в вечный лед самые худшие грешники. И где живут самые настоящие бесы. Проще говоря, спускаться туда не хотелось.

— Это единственное место, куда мы можем пойти, на самом деле, — сказал вдруг Вальфрид, но как-то нерешительно, словно старался убедить прежде всего себя. — Единственное, в которое Хоруны не смогут за нами последовать, даже если узнают, что оно вообще тут есть.

— Ты думаешь, они за нами гонятся? — спросил Андрей.

Лицо Вальфрида вновь дёрнулось, на миг.

— Червь чувствует Ключ. Всегда чувствовал. Куда бы вы ни пошли — он будет это знать. Вам нужно как можно быстрее убраться из леса. Наверное, это не поможет, но так у вас хотя бы будет шанс... — он замолк и сказал уже обычным своим тоном: — Надеюсь, у вас есть фонарик?

* * *

Фонарик у них, к счастью, был — хромированный, с ползунком на три положения и кнопкой. Сергей прятал его под шубой, чтобы не замерзли батарейки. Теперь он вытащил из-под неё длинный рифленый цилиндр. В нём помещались три больших круглых батарейки — но Антон не представлял, насколько их хватит. Фонариком они пользовались часто — очень удобно было иметь свет, который загорается просто от нажатия кнопки. Теперь же об этом оставалось лишь жалеть...

— Как глубоко уходит этот туннель? — отрывисто спросил Сергей. Похоже, страшно было и ему...

— Метров триста, — безмятежно ответил Вальфрид. — Или больше. Эта пещера длиной где-то километра в два. Дальше... есть свет.

— Откуда? — спросил Антон.

— Не знаю, — так же безмятежно сказал Вальфрид. — Не было времени присматриваться, знаешь. А туземцы не спешили с объяснениями. Ну что, пошли?..

* * *

Спуск оказался вовсе не таким трудным, как представлялось мальчишке — пещера была неожиданно просторная, без разветвлений, хотя и извилистая. Ну и идти под уклон было легко. Сначала, по крайней мере. Потом каменный пол исчез подо льдом и пещера превратилась в неровную трубу, извивавшуюся в ледяной толще. Кое-где они просто соскальзывали по гладким склонам. Подъем по ним, правда, стал бы чистым мучением — но Антон искренне надеялся, что возвращаться не придется. Двухдневный подъем в гору основательно вымотал его. Повторить его, даже частично, он бы наверное уже не смог. Сейчас же ему казалось, что всё это происходит во сне — только это позволяло справляться с противным, подступающим к горлу страхом. Мерзкий чуждый запах с каждой минутой, казалось, становился всё сильнее, а несущий его слабый, но неизменный ветер необъяснимо раздражал, словно нагло дующий прямо в лицо вентилятор. Свет фонарика прыгал по мутным ледяным стенам, не давая ничего толком разглядеть. К счастью, крупных неровностей или вмерзших в лед камней тут всё же не было. Напротив, внутренность пещеры казалась странно выглаженной, словно здесь когда-то текла вода. Антон попытался представить, как она вообще смогла здесь возникнуть, но не смог — в ледниках он не разбирался совсем. К тому же, свет фонарика ощутимо слабел и это очень его беспокоило. Спускаться в темноте по этой бесконечной горке было слишком рискованно, шанс сорваться с незаметного сверху уступа и сломать что-нибудь был вполне реален. Оставалось лишь подгонять себя, спускаясь всё быстрее.

Они не говорили — ни сил, ни просто времени на это уже не было, был слышен только шорох и тяжелое дыхание. Но даже эти скудные звуки причудливо дробились во тьме, и Антону всё время казалось, что за ними кто-то крадется или даже шепчется — нетерпеливо и злорадно. Этот звук назойливо лез в уши и мальчишка то и дело мотал головой, пытаясь избавиться от него, но напрасно. Казалось, вокруг вьются какие-то невидимые, но надоедливые насекомые...

Фонарик тускнел всё быстрее, его свет стал красноватым и уже почти ничего не освещал. Вдруг Антон заметил впереди другой свет — отчётливо зеленоватый, какой-то подводный. Это было так неожиданно, что он замер... все они замерли, напряженно глядя вперёд. Сергей быстро погасил фонарик, словно его мог заметить кто-то внизу. Падавший оттуда свет сразу стал отчётливей. Сначала Антон подумал, что этот свет электрический... но его оттенок был каким-то... колдовским. Никакая известная ему лампа не смогла бы дать столь странного света.

— Что... это? — очень тихо спросил Андрей. Его лицо в этом призрачном свете тоже казалось зеленоватым, словно у залежалого утопленника.

— Город никсов, — так же тихо сказал Вальфрид. — Пошли.

Спрыгнув с невысокого уступа, они заскользили по последнему склону, оказавшемуся неожиданно длинным — мягко и быстро, как с горки. Антон ощутил острый прилив паники, поняв, что вернуться назад они уже не смогут — для этого нужны были ботинки с кошками и ледорубы. Но тут их вынесло на новый просторный уступ и паника исчезла, смытая глубоким удивлением.

Колоссальная, залитая ярким бело-зеленым светом пещера напоминала зал кинотеатра — её дно покато опускалось вниз. Впереди была отвесная ледяная стена, поднимавшаяся на высоту ста, наверное, метров. Перед ней дно пещеры прорезало глубокое ущелье, похожее сверху на оркестровую яму. Почти всё остальное дно в самом деле занимал город, криволинейные ряды ледяных домов, похожих на творения сумасшедшего абстракциониста — какие-то перекошенные углы, кривые стены, нелепо согнутые, словно размягченные шпили... Один вид этого города, в котором не было ничего человеческого, бил по глазам и Антон, зажмурившись, недовольно помотал головой. Потом посмотрел ещё раз.

Странные дома походили на небольшие замки — высотой всего в несколько метров, с глухими, без окон, стенами, окруженные оградами где-то в человеческий рост. Там ничего не двигалось, но рептильный, мерзкий запах буквально висел в воздухе. Если бы не мороз, вонь, наверное, была бы натурально убийственной. Мальчишку едва не вывернуло от этого воздуха, уже прошедшего через множество чужих легких, и он невольно посмотрел вверх, стараясь понять, откуда же падает свет.

Никаких ламп тут не было. Казалось, что светился сам лед, но как-то неравномерно, словно в воду плеснули светящейся краски и она тут же застыла. Свет этот был холодным — иначе лед просто растаял бы. Антон испуганно втянул воздух — но озоном не пахло. Значит, это и не радиация... наверное. Колдовство какое-то...

Вальфрид деловито сбросил "шмайссер" с плеча, щёлкнул затвором. Так же поступил и Сергей.

— Наша цель там, — немец коротко указал на ущелье. — Наша задача — пройти город максимально быстро, ни во что не ввязываясь. Держитесь вместе и не лезьте ни в какие закоулки. Ну — пошли...

* * *

Они соскользнули с невысокого выступа и быстро двинулись вперёд, к скопищу перекошенных зданий. Сердце Антона прыгало уже где-то у горла и лишь острое ощущение нереальности происходящего не давало ему испугаться до икоты. Хорошо, что Вальфрид уже бывал здесь, подумал он, когда они нырнули в изгибавшуюся улочку. Лед здесь был грязный и истоптанный, с примерзшим к нему мусором — скорее, объедками. Вмерзшие в лед мослы, куски хрящей, не опознаваемые уже клочья чего-то... несмотря на мороз, вонь тут стояла стеной и мальчишка невольно начал дышать через рот. Но мерзкий воздух забивался в глотку и его начало поташнивать. Всё вокруг вызывало острое чувство гадливости, словно он забрался в логово каких-то гиен или шакалов. От одного взгляда на искажённую геометрию стен начинала кружиться голова. Очень хотелось закрыть глаза — но как раз это тут делать не стоило...

Улочка круто изогнулась вправо — и мальчишки замерли, глядя на лежавшее поперек неё длинное тело. Антон догадался, что это, наверное, и есть никс. По размеру и общим очертаниям — две ноги, две руки, голова — это был человек... но на этом всё сходство и кончалось. Неровная хрящеватая плоть никса была синевато-белесой, с какими-то темными жилками. Голова напоминала кочан капусты — какие-то изогнутые складки и выступы, без любых знакомых очертаний. Ни рта, ни носа, даже глаз. Живот твари был распорот и за ней тянулись белесые, полупрозрачные, словно бы рыбьи внутренности, но крови не было видно совсем.

Антон подумал, что его сейчас должно вывернуть — и как-то отстранено понял, что не ощущает сейчас НИЧЕГО. Ни отвращения, ни страха. Все отведенные для чувств места в его голове переполнились и внутрь уже ничего не проникало. Наверное и к лучшему. В своей прежней жизни — на поверхности, всего-то час назад — он бы наверное на месте сошёл бы с ума, от одного вида этого чудовищного трупа.

— Р-разборки, — почти прорычал Вальфрид, оглядываясь сразу нервно и зло. — Когда же они все друг друга перебьют...

— Как же они здесь живут? — спросил Андрей. Голос его звучал дергано, почти истерично. — Он же голый!..

А здесь минимум градусов десять мороза, закончил за него Антон. Всегда. И нет никаких дымовых труб, запаха дыма — ничего, что говорило бы о печках. И на этой мёртвой твари нет никакой одежды, меха, ничего нет...

Лицо Вальфрида вновь дёрнулось — слабо, едва заметно.

— Никсы не живут. И не умирают. Пошли!..

Кто перешагнув, кто перепрыгнув, они миновали чудовищный труп и пошли, скорее побежали дальше. Улица постоянно виляла то вправо, то влево, ветвилась, но заблудиться тут к счастью было нельзя — достаточно просто бежать под уклон...

Похоже, что тут и в самом деле прошли какие-то... разборки, на бегу подумал Антон. Стены оград и домов кое-где разломаны — и недавно, на льду ещё лежит крошка, везде какой-то странный хлам, словно выброшенный при погроме...

Почти сразу они наткнулись на живого никса — увидев их, он издал мерзкий скрежещущий звук и исчез в очередном проломе. Наверное, с их стороны мы тоже выглядим мерзкими чудищами, отстранено подумал мальчишка. Они нас боятся, это хорошо...

Скрежещущие крики послышались со всех сторон и Антон едва не сбился с шага. Их вторжения к счастью не заметили, но теперь поднялась тревога...

Из переулка впереди выскочили ещё несколько никсов и преградили им путь.

* * *

Эти никсы явно были настроены решительно — они выстроились в ряд, угрожающе наклонив короткие копья, вроде бы костяные, собранные из отдельных кусков, склеенных каким-то темным веществом.

Антон невольно подумал, откуда они взяли тут кость... и тут же выбросил эту мысль из головы. В руках у него тоже было копьё, но он не успел им воспользоваться. Вальфрид поднял ствол "шмайссера" и выстрелил в воздух один раз. Из ствола метнулось бледное рыжее пламя, звук выстрела резко ударил по ушам. Никсы испуганно присели. Кем — или чем — они бы ни были, страх был всё же им знаком.

Ещё секунду ничего не происходило, потом от свода отделилась здоровенная — со стол, наверное — глыба льда. Она беззвучно полетела вниз, сначала странно медленно, потом всё быстрее и быстрее — и вдруг за крышами взметнулся фонтан ледяных осколков, как от взрыва. Ещё миг царила неестественная тишина... потом по ушам ударил резкий треск и по пещере гулко загуляло эхо.

Никсов наконец проняло — побросав копья, они с мерзкими звуками исчезли в переулке. Вальфрид тут же бросился вперёд, остальные — за ним.

Всё же, нам повезло, подумал Антон, на секунды закрывая глаза, чтобы не свихнуться от мелькания перекошенных стен. Повезло, что Вальфрид каким-то чудом сохранил оружие, повезло, что не протухли патроны, повезло, что пуля отколола такой здоровенный кусок льда. Иначе...

Город как-то вдруг остался позади. Мальчишки отчаянно затормозили, чтобы не улететь сходу в открывшуюся пропасть. Ледяной каньон был огромен, с замерзшей рекой на дне и неровными стенами. Слева он замыкался отвесной стеной пещеры, но в ней зиял бесформенный провал, казавшийся совершенно темным. Справа, впрочем, тоже.

На ровном дне ущелья стояло несколько аэросаней, очень неуместных здесь, в таком месте. Вернее, как раз очень даже уместных — только Антон никак не мог представить, откуда они взялись здесь, на дне натуральной преисподней...

— И как мы туда спустимся? — отрывисто спросил Серый. Как и все, он запыхался от бега и его голос сейчас больше походил на лай.

Хороший вопрос, подумал Антон. Глубина ущелья была метров пятьдесят. Сани на его дне казались игрушками. Склон его оказался не отвесный, но крутой и обрывистый — в самый раз, чтобы кубарем полететь вниз, ломая руки и ноги...

Сзади волной накатился мерзкий скрежещущий визг и мальчишка судорожно обернулся. Из переулка толпой валили никсы и теперь их было много. Десятки. Или больше. Оружия у них не было — но Антон подумал, что умрет от отвращения, если эти твари только прикоснутся к нему...

Вальфрид тоже оглянулся на никсов — глаза в этот миг у него были уже совершенно безумные — потом закинул автомат за спину и сиганул вниз с высоты трёх, наверное, метров. Здесь вдоль стены шел косой выступ — немец приземлился на него, не удержавшись плюхнулся на задницу и быстро заскользил вниз, упираясь руками в кожаных перчатках.

Мальчишку вдруг словно что-то подтолкнуло в спину. Не давая себе задуматься, он дико заорал для смелости — и тоже сиганул вниз.

* * *

Испугаться Антон, к счастью, не успел. Лед больно ударил его по ногам, потом по заднице. Мальчишка опрокинулся на спину, приложился затылком так, что на миг потемнело в глазах. Тут же понял, что быстро скользит вниз... судорожно приподнялся...

Вальфрид вдруг подскочил в воздух, перелетев через трехметровую, наверное, расщелину, приземлился на продолжение уступа и заскользил вниз ещё быстрее. Антон сжался, но скорость проделала всё за него. Толчок, полёт, удар — и он снова скользит вниз, отчаянно упираясь рукой, чтобы не полететь с воплем в пропасть...

Уступ впереди кончался относительно ровной площадкой. Вальфрид ловко притормозил каблуками, используя скорость скольжения для того, чтобы вскочить на ноги, побежал вперёд — прямо на выступ стены... спружинил руками, останавливаясь, тут же повернулся, спрыгнул на уступ внизу...

Антон изо всех сил старался не думать — просто повторял все движения немца. Двигался тот потрясающе — словно проделывал всё это далеко не в первый раз... наверное, так оно и было.

Прыжок, прыжок, ещё прыжок... здорово, что Вальфрид подобрал им всем ботинки с шипами — иначе они давно улетели бы в пропасть, лед был жутко скользкий...

Мальчишка наотмашь побежал вниз по безумно крутому склону, тут же плюхнулся на спину, отчаянно тормозя каблуками, спружинил ногами об крохотный выступ, вскочил, замахал руками, как вентилятор, чтобы не навернуться с высоты — его вынесло на самый край обрыва — снова развернулся, побежал направо, прыгая через расщелины... голова у него кружилась, сейчас он почти ничего не соображал... и вдруг понял, что стоит, согнувшись, пытаясь протолкнуть внутрь хоть немного обжигающего, как огонь, воздуха, держась за какую-то изогнутую трубу. Каркас аэросаней, как он вдруг понял. Дно ущелья — но он совсем не помнил, как сюда попал. Ныло всё тело, особенно дико болели почему-то пятки. Наверное, отбил при прыжках, как не про себя подумал он. Впрочем, сейчас даже боль ощущалась как-то смутно...

Немного отдышавшись, Антон выпрямился, осматриваясь, всё ещё держась за трубу. Невероятно, но они, все четверо, были здесь, живые и, похоже, вполне целые. Лишь Сергей сжимал левой запястье правой руки — и лицо у него было бледное.

— Что с тобой? — спросил Антон и сам не узнал своего голоса — сейчас он был похож на какое-то хриплое карканье.

— С... сломал. Наверное, — выдавил Сергей. — Автомат забери.

Антон бездумно стянул с плеча друга "шмайссер", потом так же бездумно посмотрел вверх. Отсюда, с дна ущелья, обрыв казался совершенно неприступным, и ощущение реальности окончательно покинуло мальчишку. Он совсем не помнил, как спустился сюда — то ли треснулся обо что-то башкой так, что пару последних минут просто вышибло из памяти, то ли его словно подхватили чьи-то невидимые руки...

Сейчас впрочем было не место — и точно не время обо всём этом размышлять. Наверху, вдоль кромки обрыва, выстроились никсы. Много. Наверное, уже несколько десятков. Сверху доносились их скрежещущие крики — словно над головой кружилась целая стая ворон. Или, скорее, стервятников. Спускаться, к счастью, твари не пытались.

Наверное, спуститься по этому обрыву можно только вот так, подумал Антон. Бегом, используя скорость для того, чтобы перескакивать через расщелины. Никсы, похоже, просто недостаточно сумасшедшие для этого...

— Куда... дальше? — выдавил Сергей.

— Поедем вот на этом, — Вальфрид похлопал по стальной раме саней.

Антон повернул голову. Сани были чрезвычайно примитивны — просто сваренная из стальных труб грубая рама с подобием сидений — скорее, их каркасов, сваренных из всё тех же труб. Спереди из неё торчал руль с управляющей лыжей, сзади на трубчатых стойках поднят звездообразный, как на старинных аэропланах, мотор с большущим, деревянным почему-то пропеллером. Под ним помещался большой железный ящик — то ли бак, то ли багажник, то ли всё сразу. Всё хотя бы на вид казалось целым. Похоже, что никсы так и не нашли способа спуститься сюда, вниз, и испортить сани...

Вальфрид, между тем, уже полез к мотору, повернул несколько каких-то кранов, потом быстро заработал ручкой насоса, похожего на велосипедный. Потом вдруг улыбнулся. На бледном, разукрашенном свежими синяками лице улыбка смотрелась жутковато.

— Держите сани. Когда я заведу мотор, сразу же прыгайте в них. Учтите, тормозов здесь нет.

Мальчишки уперлись ногами в лед, а руками — в грубый каркас саней. Вальфрид изо всех сил крутанул двухметровый, наверное, пропеллер. Он провернулся пару раз, мотор чихнул, выплюнул облачко дыма и заглох.

— Дьявол...

Вальфрид снова крутанул винт. В этот раз мотор даже не чихнул. Вопли никсов наверху превратились в настоящее крещендо. Добраться до них они, к счастью, не могли, но поняли, что добыча ускользает. Вальфрид ещё раз крутанул винт — резко, отчаянно. Мотор снова чихнул и заглох. Сверху полетели куски льда, разбиваясь о дно ущелья, словно бомбы. Осколок одной больно ударил Антона по и так ноющей ноге. Минута такого обстрела — и они все тут лягут...

— Помоги! — заорал Вальфрид.

Мальчишка обежал сани, ухватился за лопасть винта.

— Берись за конец! — крикнул Вальфрид, словно он стоял чёрт знает где. — Дёргай изо всех сил, резко, резко! Ну — раз, два!..

Они дёрнули вдвоем, так яростно, что едва не упали. Мотор наконец плюнул огнем и заревел.

* * *

Винт почти сразу слился в мерцающий круг, в лицо ударил ветер такой силы, что Антон плюхнулся на задницу. Андрюха и Серый напряглись, удерживая сани на месте. Лицо у Сергея было совсем белое. У него же рука сломана, вспомнил Антон. Как же он...

Ещё одна глыба льда разбилась прямо перед носом. Осколки звонко ударили в металл и глухо — в руки. Рукава шубы помогли, но всё равно по предплечьям словно стукнули палкой. На полметра ближе — и его бы перешибло пополам, как мышь в пружинной мышеловке...

Вальфрид бросился вперед, плюхнулся в водительское кресло. Антон на четвереньках, не вставая, пополз за ним... винт почти ударил его по голове, сорвал шапку. Мальчишка шарахнулся назад, потом, не вставая, пополз по какой-то нелепой дуге, огибая сани. Перед глазами вспыхивала тьма, в голове свистело и ухало. Глупая смерть прошла совсем рядом и это было... страшно. Очень страшно.

Он ухватился за каркас, кое-как взобрался на сидение. Тело было отвратительно ватное, словно чужое, и он ухватился за трубы, чтобы не упасть. Мотор ревел, казалось, прямо в голове.

— В сани! — заорал Вальфрид.

Мальчишки шарахнулись в стороны, ухватились за раму и запрыгнули в два последних кресла. Сани с треском тронулись с места. Вальфрид направил их к пролому, выжал до предела газ — и сани рванулись вперёд с такой силой, что Антона ощутимо вдавило в спинку. Впереди быстро вырастало черное жерло пролома. Они уже на полной скорости неслись туда и мальчишке вдруг страшно захотелось зажмуриться. Ему казалось, что они мчатся прямо в бездонную пропасть.

Он не знал, что стало бы с ним через секунду — наверное, он на полном ходу спрыгнул бы с саней или просто заорал бы не своим голосом — но тут же заметил впереди смутные выступы стен и ровный лед замерзшей реки, по которой они сейчас мчались. За проломом был вовсе не провал в бездну, а всего лишь уходящая куда-то в темноту пещера. И всего через секунду они на полной скорости влетели в неё.

* * *

Антону казалось, что всё это происходит во сне. На самом деле пещера вовсе не была темной — её наполнял призрачный зеленоватый свет, падавший, казалось, ниоткуда. Оглушительно ревущие сани мчались слишком быстро, не давая рассмотреть его источника.

Мальчишка обернулся. Ущелье осталась далеко позади, превратилось в неровный туннель, тоже огромный — наверное, метров двадцать в поперечнике. Он вел прямо вперёд, как стрела. В стенах то и дело мелькали провалы, ведущие куда-то в непроглядный мрак. Похоже, там, во тьме, по обе стороны туннеля, скрывался целый лабиринт огромных темных залов, но они проносились мимо раньше, чем Антон успевал что-то в них разглядеть. Наконец он увидел, что туннель впереди кончается изогнутой стеной и не сразу понял, что здесь он поворачивает вправо.

Вальфрид сбросил скорость, чтобы вписаться в поворот, — и Антон заметил здесь, у стены, множество никсов, но каких-то плоских, словно из них выпустили воздух. Он не сразу понял, что это снятая с них кожа. Похоже, её просто сбрасывали сюда — и периодически проносившийся по туннелю ураганный ветер гнал её до ближайшего поворота, где она наконец замерзала, намертво пристывая к выступам льда. Картина была жуткая и ирреальная, словно в кошмарном сне, но она промелькнула перед ним за секунды и быстро осталась за спиной...

За поворотом туннель был ниже и темнее. Впереди он раздваивался, уходя куда-то в темноту, — и здесь на льду тоже лежали белесые тела никсов, только невероятно раздутые. Толстые. Разожравшиеся до какого-то уже совершенно неприличного состояния. Антон догадался, что это итог предыдущего переворота и невольно задался мыслью, сколько ещё следов жуткой местной истории им придется тут встретить.

Из темного бокового провала наперерез саням высыпало с дюжину небольших существ — похожих на подростков, но со стёртыми, неопределимыми очертаниями лиц, зеленовато-белого цвета — впрочем, в здешнем тусклом свете всё казалось зеленовато-белым. Двигались они невероятно быстро и Антон не успел толком их разглядеть. Наверное, это и есть кобольды, подумал он.

Пара штук оказалась прямо перед санями — но рука Вальфрида не дрогнула. Он не затормозил, не попытался повернуть, и твари с глухим стуком перелетели через окружавшую сидения трубчатую раму. Но впереди, на ровном ледяном дне, лежало что-то громадное и немцу пришлось всё же рывком свернуть влево. Они пронеслись мимо чудовищного — метров в десять длиной — тела и Антон вновь ошалело моргнул. Наверное, это и был тролль... уже, к счастью, мёртвый. Он и представить не мог, как что-то подобное могло жить и двигаться... но разглядеть толком чудовищную тушу ему не удалось. Её покрывали бесформенные черные пятна — то ли остатки одежды, то ли какая-то жуткая плесень...

За тушей тролля промелькнул вход в громадную пещеру — там, высоко, на какой-то террасе горели странные сиреневые огни, но и их рассмотреть он тоже не успел. Туннель впереди кончался, упираясь в ровную, тускло светящуюся стену. Она казалась такой же древней, как стены вокруг.

Вальфрид резко развернул сани, тормозя тягой винта. Расчёт его оказался точен и они остановились возле самой стены. Здесь, слева, в скале был проём с распахнутыми настежь большими дверями. Самыми обычными — Антон не удивился бы, встретив их в родном городе, на каком-нибудь складе. За ними начинался длинный коридор — темный, но где-то далеко горел обычный жёлтый электрический свет.

Ни говоря ни слова, Вальфрид ловко спрыгнул с саней и помчался туда, заглушив на ходу двигатель. Антон бросился за ним. При каждом шаге пятки пробивало дикой болью и бежать пришлось на носках, словно какой-то сумасшедшей балерине. Проскочив в проём, он попытался закрыть двери, но Вальфрид грубо рванул его за руку.

— Они примёрзли, глупая трата времени!

Они изо всех сил помчались вперёд. Коридор был широкий, но низкий, с множеством других дверей. Впереди виднелась какая-то перегородка — и добежав до неё Антон остановился. Боль в ногах поднималась волной, сил бежать дальше просто не было. Кобольды семенили к нему, издавая какой-то писк и стрекот, словно чудовищные насекомые. Очень, очень быстро — Антон понял, что убежать не успеет. Закрыть дверь — тоже.

— Стреляй, дурак! — заорал Вальфрид, сдёргивая с плеча "шмайссер". — У них когти ядовитые, одна царапина — и всё!

Не думая — времени на это не осталось — Антон сорвал со спины автомат, вскинул к плечу. Очередь ударила, казалось, сразу по всему телу — в плечо, в глаза, в нос, в уши — но из ближайшего кобольда выбило неожиданно яркие зелёные светящиеся облачка и он свалился на пол.

Антон мгновенно прицелился в следующего и вновь нажал на спуск. Сейчас он ни о чем не думал — целился и стрелял, стрелял и целился. Кобольды бежали и бежали вперёд со страшным механическим упорством. Последний свалился всего метрах в двух, окутавшись облаком светящегося пара — и Антон, шарахнувшись назад, захлопнул тяжелую дверь. Вдыхать эту гадость ему совершенно не хотелось.

Переводя дыхание, он покосился на Вальфрида. Немец ловко выщелкнул пустой магазин, бросил его прямо на пол, достал из подсумка запасной — и не менее ловко вогнал на место. Ну да, он-то и покончил с кобольдами, кисло подумал Антон. А я, вроде, завалил только первого, да и то...

Немец быстро взглянул на него — и бросил ему последний магазин. Тут же за спиной испуганно вскрикнул Андрей.

Антон рывком развернулся, одновременно перезаряжая автомат. Впереди тоже были кобольды — где-то с полдюжины. Но стрелять из темноты на свет было проще, да и расстояние было больше — вдвоем с Вальфридом они покончили с ними за считанные секунды. Зеленоватый пар быстро оседал на пол, покрывая его маслянистыми пятнами, и Антон с облегчением перевёл дух. Он понятия не имел, что с ним сталось бы, если бы он вдохнул эту светящуюся дрянь, но точно ничего хорошего...

— Что это за место? — спросил Серый.

В самом деле, подумал Антон. Сейчас они были словно в какой-то больнице — по крайней мере коридор был похож на коридор их областной больницы, и мальчишка ошалело помотал головой. Менее всего он ожидал найти здесь, на дне замерзшего озера, вот это. После страшных ледяных пещер переход был слишком резким — недолго и спятить от такого...

— Не знаю, — спокойно сказал Вальфрид. Голос его был равнодушным, почти пугающим. — Может, это построили Хозяева.

— Тогда где они? Почему тут только эти твари?

— Не знаю, — равнодушно повторил немец. — Может, это место просто бросили. Или эти твари их сожрали. Всех.

Идея была невёселая и разговор угас. Над полом призрачно клубилась, оседая, зеленоватая гадость. За закрытой дверью что-то скреблось. Тем не менее, несмотря на опасность, они ещё пару минут не двигались, настороженно глядя вперёд, чтобы дать пару окончательно осесть.

К счастью, за всё это время новых кобольдов так и не появилось, но из темной глубины коридора впереди доносились уже знакомые стрекочущие звуки и Антон вдруг почувствовал, что за ними наблюдают. Но кем бы — или чем — не были эти... существа, страх, определённо, был знаком им: показываться на глаза они больше не решались. Что было, безусловно, очень хорошо: патронов у них, по сути, не осталось. Запасных магазинов уж точно.

Антон попытался прикинуть, сколько патронов в последнем, примкнутом магазине, но не смог, — выходило где-то от десятка до нуля. Снимать же его и выщелкивать патроны для проверки опредёленно не стоило, и эта неопределенность изрядно тревожила его. У Вальфрида, похоже, дела обстояли не лучше. Но он, как всегда, опомнился первым. Мотнув головой, он быстро пошел вперёд, Антон — за ним. Серый и Андрюха потянулись следом.

Коридор оказался очень длинным, ярко освещенным. Многие двери настежь распахнуты, на полу какой-то хлам — кобольды здесь изрядно порезвились. Со всех сторон слышались приглушенные стрекочущие звуки, и с каждым шагом напряжение нарастало. Антон почти физически чувствовал, как гнев и алчность тварей быстро вытесняет охвативший их страх. Далеко тут они бы точно не ушли — но всего через минуту он увидел боковое ответвление, неосвещенное, но не совсем темное — в него падал свет из коридора. Оно упиралось в серую металлическую перегородку с большой дверью. Возле неё горел резкий красный огонек.

Вальфрид, облегченно выдохнув, буквально бросился к ней. Антон однако не двигался — отступив в эту нору, он потерял бы обзор, кроме того, это почти наверняка спровоцировало бы кобольдов на атаку. Он чувствовал, что нить его жизни сейчас натянулась до предела, и малейшая ошибка могла тут же оборвать её...

Из-за спины донеслось ритмичное попискивание. Антон испуганно дёрнулся — но тут же понял, что звук был другой, электронный. Вальфрид нажимал кнопки на кодовом замке. Код он, к счастью, знал. Всего секунд через десять что-то глухо лязгнуло, потом донеслось резкое шипение.

Обернувшись наконец Антон увидел, что дверь неторопливо открывается. За ней было совершенно темно, но почти сразу же сработало реле и вспыхнул яркий свет. Ничего потрясающего, впрочем, он не осветил — лишь пустой серый шлюз с второй такой же дверью. Вальфрид тут же проскользнул в него и помахал рукой мальчишкам, подзывая их.

Андрюха и Серый проскользнули внутрь, но Антон медлил, буквально кожей чувствуя десятки злобных чужих взглядов. Стоит ему только двинуться — и...

Набрав воздуха, словно перед прыжком в воду, — напряжение вокруг стало уже невыносимым — Антон бросился в шлюз. Коридор был длиной всего метров в десять, и он проскочил его за считанные секунды. Споткнулся об высокий порог двери, едва не упал, но тут же выпрямился. Рывком обернулся назад. Вальфрид уже стоял у стены, нажимая кнопки на маленькой панели, но дверь, однако, продолжала открываться. Похоже, система управления тут была очень примитивной и новая команда не могла быть принята до полного исполнения предыдущей...

Из коридора донёсся топот быстрых когтистых ног. Дверь всё продолжала открываться. Антон крепче сжал автомат. Не может же всё кончиться так глупо, подумал он. Или может?..

Из-за поворота выскочили кобольды — немного, всего штук пять. Вальфрид быстро щёлкнул чем-то и вновь вскинул автомат, стреляя на сей раз одиночными. Кобольды падали один за другим, словно кегли. Один. Два. Три.

Автомат Вальфрида замолк, выплюнув последний патрон. Антон вскинул свой "шмайссер". Короткая очередь — и ещё один кобольд грохнулся на пол. Четыре.

Мальчишка замер, чувствуя, что пол словно провалился под ним. Дурак, дурак, какой же он дурак!..

Вальфрид вдруг прыгнул через порог, выхватив нож. Он встретил кобольда страшным ударом сапога. Тварь отлетела назад, грохнулась на пол. Немец вновь прыгнул вперёд. Прижал её ногой, нагнулся, занося нож...

Тонкая, как плеть, трехпалая лапа взметнулась и ударила его по лицу.

* * *

Всё остальное словно выпало из времени — Антону казалось, что всё происходит очень быстро, и, в то же время, невероятно медленно. Немец вскрикнул — коротко, яростно. Его нож мелькнул как молния, по рукоять входя в грудь твари. Кобольд отвратительно дёрнул ногами — раз, другой... и замер. Вальфрид тоже замер... потом выпрямился — невероятно медленно — и повернулся к ним. Его лицо наискось рассекли три глубоких царапины — и Антон с ужасом увидел, что кожа вокруг них прямо на глазах чернеет и расползается...

Дверь, наконец, открылась до упора и замерла на миг. Тут же что-то щёлкнуло и она, помедлив секунду, начала так же неторопливо закрываться...

Злобный стрёкот в коридоре взметнулся волной, затем волной же накатился топот. Теперь он был похож на шум прилива.

На лице Вальфрида вдруг расцвела сумасшедшая улыбка. Нагнувшись, он осторожно, как хрустальную, вытащил из-за голенища гранату. Дверь продолжала закрываться и Антон невольно шагнул вправо, чтобы видеть его.

— Запомни, русский, — только стены делают соседей хорошими друзьями! — вдруг крикнул Вальфрид.

Из-за поворота хлынули кобольды — сплошная волна, десятки, может быть сотни.

— Хороший конец, — задумчиво сказал немец. Он рванул запальный шнур гранаты и держа её перед собой, как факел, пошел навстречу кобольдам. Те на секунду замерли, словно ошалев от такой наглости, потом вновь хлынули вперёд — но их волна раздалась, обтекая Вальфрида...

Всё остальное уложилось в три удара сердца.

Раз. Волна кобольдов сомкнулась за спиной Вальфрида. Антон уже совсем рядом видел безглазые сморщенные личики и тонкие черные когти на концах длинных пальцев. Зеленовато-влажные от стекающего по ним яда.

Два. Дверь с лязгом закрылась.

Три. В глухую сталь молотом ударил взрыв.

* * *

На какую-то страшную, бесконечную секунду повисла абсолютная тишина. Потом за спиной Антона что-то глухо лязгнуло и он едва не подскочил от испуга. Внутренняя дверь начала открываться, так же неспешно, как и наружная. За ней было длинное, просторное помещение — темное, но тут же вспыхнул бледный, голубоватый свет. Вдоль зала, в глубокой прорези, шли темные рельсы, на них стоял маленький, похожий на игрушку вагон — всего на пять мест. Антон тупо смотрел на него, пока дверь шлюза не начала закрываться.

— Внутрь, живо! — вдруг крикнул Сергей.

Очнувшись наконец, Антон перебрался через высокий порог. За ним последовал Андрей. Дверь закрылась, что-то глухо лязгнуло. Стало очень тихо. Лишь над головой словно бы недовольно жужжали длинные лампы. Воздух тут был холодный, чистый и свежий. В дальней стене зала зияло черное отверстие туннеля — в него убегали рельсы.

— Он же не умер, — с непонятным ожесточением вдруг сказал Андрей. — Не умер!

— Да, — мрачно сказал Серый. — Но я теперь знаю, на что это было похоже.

— Что? — спросил Антон.

— Война. С... такими вот.

Антон недовольно помотал головой. Теперь он тоже примерно это представлял. Здорово всё же, что война давно закончилась, вдруг подумал он. И мы победили.

Но тут же ему стало вдруг очень стыдно. Раньше рассказы про героев войны казались ему... несколько преувеличенными. Теперь он понимал, что всё в них — правда. До последнего слова...

— Вот же гадство, — сказал вдруг Андрей. — Сначала Льяти, потом Вальфрид...

— Никто не умер, — повторил его слова Сергей.

— А мы? — спросил Антон. На душе у него тоже было сейчас на удивление гадко. Словно он предал кого-то...

— Не волнуйся, наш черед тоже придёт, — буркнул Сергей. — А теперь пора валить отсюда.

Они забрались в вагон. Очень узкий — всего один ряд кресел, так что внутри оказалось довольно-таки тесно. Сергей сел в переднее кресло. Едва все устроились, он начал нажимать кнопки на маленьком пульте. После нескольких неудачных попыток вагон с грохотом двинулся в непроглядную темь, сначала медленно, но потом всё быстрее.

Ехали они довольно-таки долго — наверное всего минут десять, но Антону они показались часами. Наконец, вагон остановился, выскользнув в темное пространство, казалось, лишенное стен. Выбравшись наружу, Серый взял его за руку, Антон взял за руку Андрея — чтобы не потеряться. Фонарик ещё тлел, но уже так тускло, что почти ничего не освещал.

— Линия здесь кончается и нам придётся идти дальше пешком, — угрюмо сообщил Сергей, осмотревшись. — Надеюсь, что недалеко. Не расслабляйтесь. Подгорных тварей тут уже не должно быть, но рисковать не следует. Пошли!

Здесь явно не было ни души, но слышались какие-то непонятные звуки, и Антону стало неуютно. Он невольно жался к товарищам, каждую секунду ожидая, что на них вдруг бросится нечто невообразимо страшное. Хотя у всех мальчишек были ножи, шансов на то, что удастся отбиться от кобольдов, окажись они здесь, было очень мало.

К счастью, у Андрюхи осталось копьё, но одна острая палка тут мало что меняла. Фонарик уже почти погас. Антон не видел тут ни зги и не представлял, как Серому удаётся находить здесь дорогу. Наверное, он вёл их просто наугад, ориентируясь по едва заметному здесь сквозняку...

Они повернули направо, потом налево. Едва впереди показалась лестница, Антон невольно ускорил шаги — и едва не споткнулся на ступеньках, хотя Серый и предупредил его...

Лестница оказалась длинной и ломаной, но вела прямо на поверхность, и выбравшись наверх мальчишка ошалело замер. Перед ним раскинулось какая-то темная, мощно шумящая масса. В нос ударили несчётные запахи леса. Над головой мерцали бесконечно высокие звезды. Они вошли в самый ад — и вернулись.

Глава третья:

именем Революции

Я это сделать должен,

В этом судьба моя.

Если не я, то кто же?

Кто же, если не я?

Ветер горячий бьёт по лицу,

Пули свистят, и однако,

Кто-то встаёт, и навстречу свинцу

Первым шагает в атаку!

Я это сделать должен,

В этом судьба моя.

Если не я, то кто же?

Кто же, если не я?

Я не устану, не уступлю,

Не испугаюсь, не струшу.

Всё я сумею, смогу и стерплю,

Клятвы своей не нарушу!

Светят и дразнят звёзды вдали,

Ждут океаны героев -

Самые сложные тайны Земли

Я непременно открою!

Станет планета вновь молодой,

Будет планета добрее.

Жажду морей утолю я водой,

Север далёкий согрею!

Если на землю хлынет беда,

Злая от крови и гари,

Родину я не отдам никогда,

Буду сражаться с врагами!

Музыка: Игорь Шамо.

Слова: Роберт Рождественский.

— Навались, навались!..

Димка изо всех сил налёг на шест — и ствол, наконец, с треском рухнул. Полезная штука стрелолист — но вот валить его чистое мучение. Древесина у него твердая, сам ствол имеет воздушные корни-подпорки, к тому же, ещё и обросшие длинными и острыми отростками, похожими на колья. Хочешь сделать плот или лодку — подруби сначала их (хотя штуки эти не вполне бесполезные — они шли на дротики и остроги для ловли рыбы), потом эти корни, а потом и сам ствол. А потом свали его, да не себе на голову, а куда надо...

Димка с вздохом перевёл дух. На этим работа вовсе не закончится. Надо обрубить огромные треугольные листья (тоже непростое дело — черешки у них жутко колючие) которые идут тут на миски, но не только. Они покрыты тонким слоем воска, который тут плавят, а потом покрывают те же лодки, а также, ясное дело, делают из него свечки. А потом надо распилить и разделать сам ствол — тоже не сахар, учитывая, что сок стрелолиста, делающий его не гниющим, вообще-то ядовит. Грызть его, понятно, никто тут не собирался, но руки вполне можно обжечь, а с рукавицами тут туго...

В общем, нелёгкое дело лесоповал — но, к сожалению, нужное. После их победы над Воришками население Столицы одним махом выросло на сотню человек, и всем им надо где-то жить. "Алла Сергеевна" повелела построить для новичков посёлок, чем все сейчас и занимались. В том числе и бывшие Воришки. Они работали для себя, но как-то без особого энтузиазма. Местные на них покрикивали, и Димка каждый раз морщился. Нет, кнутами тут никто, разумеется, не щёлкал — но бывшие Воришки каждый раз вздрагивали и вжимали головы в плечи. А ведь многие из них даже рабами не были — просто так их зашугали в племени. Да и тут хватало желающих покомандовать — вроде бы и по делу, всё равно... Конечно, лучше уж так, чем просто бездельников кормить или самим жировать на дармовом труде рабов, но Димку возмущала и наглость старожилов, и то, что "Алла Сергеевна" давным-давно могла с этим рабством покончить. При воспоминании о словах Метиса, что рядом с врагами, мол, не так скучно жить, в душе у него всё кипело. Вот уж кому точно самое место в рабах! Посидит так век-другой — может, и поймёт, что не так уж хорошо это!..

Димка вздохнул. Собственная злость сейчас тоже раздражала его. Ведь мог же рвануть в погоню вместе с ребятами — так нет же! Сам остался и их уговорил. А теперь отважно изничтожает гада в мечтах, вместо того, чтобы взяться за дело. Вот что действительно изводило его — мысли о том, что он на самом деле просто струсил. Очень легко ведь сказать себе, что не надо поддаваться на провокации, надо сохранять выдержку и так далее — тем более, что именно это всегда твердят взрослые. Ещё проще придумать себе суперважное задание, ради которого нужно прикинуться шлангом, чтобы в нужный момент... только вот момент никак не наступал. Они уже третий день в Столице — и не продвинулись пока что ни на шаг. Просто некогда было. "Алла Сергеевна", словно что-то пронюхав, всё время гоняла их то туда, то сюда. Теперь вот загнала уже на лесоповал...

Правду говоря, против этого Димка совсем не возражал. Если бы не постоянная тяжелая работа от рассвета до заката, он, наверное, уже просто свихнулся бы от всех этих мыслей. Выбор-то, тот самый, о котором так любят писать в книгах, как оказалось, сделать очень просто. Только вот потом за него приходится отвечать, и перед собой, и перед друзьями. Игорь хмурился, Борька шипел, Юрка мало что ядом не плевал в его сторону, — и от всего этого Димке становилось так тошно, что хотелось сбежать куда глаза глядят. Или, рванув рубаху на груди, полезть на баррикады. Вот только и это добром точно не кончилось бы. Как ни крути, но советских ребят среди Волков всего четверть, да и те из шести разных всё же Союзов. Остальные — кто из своего средневековья, кто вообще из рабского строя или дикости. Здесь им хорошо, они и рады. Нет, идейно их, конечно, обработали, да только суть, похоже, прежняя осталась: своя рубашка ближе к телу...

С берега донеслись крики и мальчишка обернулся, приложив ладонь к глазам. В бухту Столицы входил плот — "Бойкий", пару дней назад отправленный к Горгульям с дружеским визитом. Ничего особо интересного от его возвращения не ждали, но сейчас на его палубе было как-то явно слишком людно. Уплывал десяток, вернулось два. И этот второй десяток смотрелся откровенно странновато. Невысокие, худенькие, с золотисто-коричневой кожей, лысые, не одетые — только в каких-то портупеях, с небольшими луками...

Только Квинсов нам тут и не хватало, подумал мальчишка... уже на бегу.

* * *

Как всегда бывало в таких случаях, у пристани мгновенно собралась толпа — друзья и девчонки возвращавшихся парней и просто любопытные. Такие вот морские экспедиции служили тут единственным источником новостей, обычно весьма скудным, но всё же...

Но не сейчас. Неповторимый облик Квинсов, как оказалось, и тут был хорошо знаком — по толпе волной прошел шум. Такого вот визита тут никто не то, что не ждал, но не мог даже и представить. Впрочем, Димка сразу же забыл о них, заметив на плоту Сашку. Только его — ни Максима, ни Эдика рядом с ним не было, и сердце Димки ёкнуло. Впрочем, Сашка совсем не выглядел потерянным. Напротив, заметив его, он запрыгал на месте и завопил едва ли не громче всех прочих. Едва плот ткнулся в берег, Димка бросился к нему.

— Димка! Ребята! Привет! — Сашка был так рад, что даже бросился обнимать их.

— Привет. Макс с Эдиком где? — спросил Димка выворачиваясь из объятий.

— Макс с Верасеной пошел Хорунов бить, а Эдик Куниц поднимать двинул, чтобы тоже шли Хорунов бить. А я вот сюда, Волков поднимать. И мы узнали, как Хозяев побить! Знаешь, есть такая Драконова Флейта...

— Да знаю я, знаю, — буркнул Димка. — Я с ребятами у Певцов уже это узнал.

— А, — Сашка разочарованно вздохнул... и тут же отвлёкся: — Что это там?..

Димка обернулся. Квинсы тоже сошли на берег — и сразу же оказались в не слишком дружелюбно настроенном кольце. Народ шумел в основном вспоминая различные вещи, которых им пришлось по их милости лишиться. Квинсы сбились в кучку и смотрели довольно испуганно.

Димка вдруг понял, что не чувствует к ним какой-то особенной ненависти. Слишком уж они были худенькие, да и без своей боевой раскраски они выглядели совсем не так пугающе, как в тот, первый раз. Тогда Димка на какой-то миг поверил, что на них и впрямь напали какие-то зеленокожие пришельцы...

— Откуда они тут? — спросил он.

— А, это я их сюда привёл, — Сашка усмехнулся. — Их Нурны из родного леса выгнали, они на берег подались. Меня вот встретили, ограбить хотели, а потом надругаться по-всякому. А я их переубедил, сказал, что лучше честно жить. Вот они и стараются.

В самом деле, Квинсы доставали из кармашков своих "портупей" какую-то мелочь и раздавали, видимо, хозяевам. Негодующий шум вокруг них начал понемногу стихать.

— Ничего себе... — Борька ошалело почесал в затылке. — Как это тебе удалось-то?

— Да я ничего, — Сашка смутился. — Просто надоело им голыми по лесам бегать, а тут как раз я...

— Раньше что-то не надоедало, — хмыкнул Юрка. — Ты у нас герой прямо.

Сашка смутился ещё больше и отчетливо покраснел. А ведь он и в самом деле герой, подумал вдруг Димка. Я бы Квинсов тоже, наверное, не испугался. Но разговаривать с ними точно не стал бы, вернее стал — но совсем не так. Ребра бы пересчитал... если бы догнал. Блин... блин, как же хорошо, что я не рванул с друзьями в степь, остался здесь...

От облегчения в голове у Димки зашумело, ноги ослабли, он даже испугался, что сейчас позорно сядет на зад. При мысли, ЧТО тогда могло бы быть, его словно варом опалило. Сейчас мы, как бараны, мчались бы по степи, подумал он. В никуда, на самом-то деле. А Сашка был бы здесь — один, ничего не понимающий, в полной власти этой самозваной коронованной дуры... И быстро попал бы в ссылку на остров или на лесоповал, как вот я — а Макс с Верасеной попали бы в засаду банды Метиса, и на этом всё кончилось бы...

На берег, между тем, явилась и сама "Алла Сергеевна" — к счастью, без флага, но зато с "гвардией королевы" и Вадимом. Смотрелась она, правда, довольно обалдело. Должно быть, не ждала от нас такого вот сюрприза, с усмешкой подумал Димка.

— Семенов, это ЧТО? — обратилась она к капитану "Бойкого", веснушчатому, рыжеволосому мальчишке. Он был из одного отряда с Вадимом — но вовсе не такой угрюмый.

— Это Квинсы, Алла Сергеевна! — бодро отрапортовал мальчишка. — Раскаялись и явились с чистосердечным признанием!

Чистосердечное признание облегчает участь, но удлиняет срок, подумал Димка и невольно хихикнул.

Квинсы вдруг тоже смутились — в основном наверное потому, что ничего, кроме "портупей", на них не было, а девчонок вокруг собралась уже едва ли не сотня — и все вполне бесстыдно смотрели на пришельцев. Оказаться на их месте Димка сейчас точно не хотел бы...

"Алла Сергеевна" нахмурилась. По её лицу было видно, что ей до смерти хочется повелеть высечь наглых Квинсов прямо на месте, а потом и в самом деле подвесить их за пальцы на ногах, где-нибудь над выгребной ямой, — но это, так сказать, не соответствовало текущему политическому моменту. Дурой она всё же не была и потому размышляла недолго.

— Племя Квинсов отныне упраздняется, — наконец постановила она. — Все его члены принимаются в племя Волков, — было видно, что говорить это ей совершенно не хочется, но и сказать что-то другое в такой вот ситуации было уже совершенно невозможно. Она помолчала и всё же добавила: — с испытательным сроком в три месяца. В случае любого нарушения виновные понесут всю предусмотренную законом ответственность, — она посмотрела на Сашку, очевидно вспоминая, как его зовут. Аглая тут же сунулась к ней и что-то зашептала на ухо. "Алла Сергеевна" кивнула. — Александру Колтакову за проявленную инициативу и мужество объявляется благодарность перед строем.

— Я здесь не затем, чтобы благодарности получать, — неожиданно хмуро сказал Сашка. Было видно, что и ему страшно не хочется говорить дальше, но и промолчать он уже тоже совершенно не мог... — Я здесь потому, что нам всем нужна ваша помощь. Максим и племя Воронов во главе с Верасеной пошли бить Хорунов и освобождать рабов. Эдик пошел к Куницам, поднимать их на войну. Неужели вы все останетесь в стороне?

Брови "Аллы Сергеевны" удивлённо приподнялись — верно, такого вот демарша она никак не ожидала. Впрочем, растерянность её длилась недолго.

— Мы уже направили отряд из тридцати наших лучших ребят во главе с моим первым заместителем, Антоном Палановым, на борьбу с Хорунами, — наконец заявила она. — Ещё неделю назад.

Сашка удивленно заморгал. Верно и он такого вот не ожидал услышать, — а потом на его лице возникло вдруг явное выражение обиды. В самом деле, мало радости спешить, не жалея ног, чудом избежать расправы со стороны разбойного племени, чтобы узнать, что всё, ради чего ты проделал этот вот путь, все эти подвиги, уже давно сделано, подумал Димка. Да только ни черта тут ни сделано — и даже совсем наоборот... Именно эта обида на лице друга и послужила тем камешком, который сорвал всю лавину...

— Врёшь, дура! — неожиданно даже для себя заорал он. — Ты хахаля своего не ребятам помогать послала, а Хорунов своих любимых спасать! — Димка понимал, что его, как говорится, "понесло", но поделать ничего уже не мог. Все его мучительные бесконечные размышления, весь гнев, всё отвращение к местному крючкотворству, к интригам, прорвались в этом крике. — Потому, что ты дура, дура и трусиха, тебе надо только, чтобы все тут тебе в пояс кланялись, а на ребят, которые мучаются в рабстве, тебе плевать, плевать, плевать!.. — Димка захлебнулся гневом и замолк.

Как писал про один похожий случай Гоголь, наступила немая сцена. Все молча уставились на Димку с выражением крайнего потрясения на лице. Глаза самой "Аллы Сергеевны" начали буквально лезть на лоб — похоже, что такого вот ей не приходилось слышать за всё время своего правления. А может, и вообще никогда. Тишина становилась оглушающей, звенящей, убийственной. Все ждали, что в ней прозвучат какие-то оправдания, объяснения, извинения...

Но они не прозвучали.

* * *

Мне конец — не подумал даже, а совершенно точно понял Димка. Но страшно ему сейчас не было. Напротив, он ощущал едва представимый восторг. Блин, какое же это счастье — знать, что ты поступил ПРАВИЛЬНО, как-то уже совсем отстранёно, словно и не о себе даже, подумал он. И наплевать, что она со мной сделает... а ЧТО она со мной теперь сделает? Выговор перед строем влепит? На остров какой-то сошлёт? Ну-ну, пусть только попробует...

Между тем, лица собравшегося на пристани народа пока что не выражали никакого революционного восторга — только полное и окончательное обалдение. Девчонки из "гвардии королевы" сунулись вперёд. Видно было, что они ждут только приказа, чтобы показательно отлупить наглеца. Лицо Вадима почернело, его рука, лежавшая на рукояти тесака, кинжала или как там эта штука называлась, побелела.

Ну-ну, подумал Димка. Давай, попробуй. Это тебе не пуделем домашним бегать, не кофе в постель этой дуре подавать, не запугивать местных баранов такими вот копеечными трюками и страшным выкатыванием глаз...

Тем не менее, Димка чувствовал себя сейчас, словно Остап Бендер в шахматном клубе — он понимал, что сейчас его будут бить, и, возможно, ногами. Спасти его могло только чудо.

И оно случилось.

* * *

Над водой вдруг вспыхнуло фиолетовое электрическое пламя. Димка ещё успел заметить сияющие очертания человеческой фигуры, потом его глаза рефлекторно зажмурились. По ушам ударил резкий треск, потом что-то большое шумно бултыхнулось в воду. Мальчишка замер, ослеплённый. В глазах плавали радужные пятна, но уши его пострадали всё же меньше и он услышал, как кто-то, отфыркиваясь, выбирается на берег. По толпе пронесся коллективный "ах!", и Димка осторожно приподнял ресницы. И тут же замер, словно его с размаху треснули по лбу.

На берегу, отряхиваясь, стоял ни кто иной, как Льяти — весь мокрый, растрёпанный, но в остальном вполне комплектный, с луком, копьём и сумкой на боку. Вид у него был тоже обалделый. Он растерянно моргал, словно не веря своим собственным глазам, потом схватил себя за правый бок, посмотрел на него, глубоко вздохнул и выпрямился.

Димка начал, наконец, понимать, что случилось. Он уже видел, как исчезают тут убитые, а теперь вот увидел, как появляются воскрешенные. Эффектно появляются, честно говоря. Льяти между тем ошалело помотал головой, очевидно, стараясь окончательно прийти в себя, и осмотрелся. При виде обалдевших Квинсов глаза его удивленно расширились. Потом он очень даже бодро потянулся за стрелой. Удивлённый или нет, но соображал он тоже быстро.

— Нет, нет! — крикнул Сашка. — Квинсы — теперь друзья!

— Как это? — лицо у Льяти снова стало обалдевшим.

— Что случилось? — перебил Димка. Сейчас всё решали буквально секунды — и тратить их на лекции не стоило...

— Хоруны, суки, меня убили, — мрачно сказал Льяти, снова щупая свой бок — совершенно целый, насколько видел Димка. — Стрелой в печень. Ребят в долину успел вывести — и всё, ласты склеил. Чуть Серой Хозяйке не попался, боялся, что меня вообще чёрт знает куда теперь забросит — а повезло так, что и представить себе нельзя. А у вас тут что?

— "Аллу Сергеевну" свергаем, — деловито сказал Димка. — Она, сука, Метиса своего на помощь Хорунам отправила, чтобы Макса с Верасеной перехватить. Войны ей, понимаешь, не хочется. Пусть две сотни ребят и дальше в рабстве гниют, лишь бы ей сладко елось и спалось.

— Да как ты только смеешь!.. Да я тебя, урода!.. — опомнилась наконец "Алла Сергеевна".

Димка быстро подошёл к ней — и, широко размахнувшись, влепил оглушительную пощечину. Такую сильную, что Алла глупо плюхнулась на попу, схватилась за щеку, испуганно глядя на него. Спесь мгновенно слетела с неё, она превратилась просто в испуганную девчонку. Нагнувшись, Димка вырвал у неё из руки лук — без стрел, служивший Алле чем-то вроде скипетра — и с треском сломал об колено. Потом швырнул обломки в воду.

— Всё, хватит, — выдохнул он. — Свободна.

Вадим наконец-то опомнился. Выхватив свой тесак, он бросился на мальчишку с яростным рёвом.

Сейчас меня, кажется, убьют, подумал Димка. Ну и наплевать, главное я уже сделал. Что бы потом тут ни случилось, но королевой "Алле Сергеевне" уже не быть. Точно не после этого её убийственного, оглушительного молчания...

Над плечом Димки свистнуло копьё, воткнулось в грудь Вадима. Тот замер, остановленный силой удара, выронил свой тесак, схватился за древко. На его лице возникло вдруг выражение крайнего удивления. Потом он начал падать... но упал уже не здесь — ещё не коснувшись земли, его тело исчезло в ослепительной вспышке. В воздухе осталось лишь нелепо висящее копьё, но и оно тут же упало в пыль.

* * *

Димка машинально оглянулся, — по напряженному лицу Игоря стало понятно, что именно он бросил копьё, — потом обвел взглядом толпу. На площади царила сейчас страшная тишина — все были столь потрясены, что буквально превратились в статуи.

Мальчишка быстро нагнулся и схватил тесак Вадима. Теперь стало ясно, что это, скорее, короткий меч, вроде скифского акинака или римского гладиуса, толстый, плоский клинок с глубокими долами и кинжальным остриём — таким вполне можно и колоть, и рубить. Рукоять, вполне старинная по форме, была, однако, отлита из дюраля, с какими-то непонятными узорами, с тонкими резиновыми кольцами, очень удобная. Непонятно, где и кому пришло в голову сделать такую вот штуку, но здесь и сейчас она оказалась очень даже к месту...

Крепко сжимая в руке меч, Димка обвел взглядом толпу. Остановил взгляд на Лисе — но тот вовсе и не рвался в бой, стоял себе болванчиком и лупал обалдело глазами. Его ребята и "гвардия королевы" тоже растерянно застыли. Похоже, что мгновенное превращение надменной "Аллы Сергеевны" сначала в подлую трусливую интриганку, а потом в самую обычную хнычущую уже девчонку просто заклинило их примитивные мозги. Почти все остальные смотрели на мальчишку... с интересом.

— Ребята! — крикнул Димка. — Я иду бить Хорунов. Все, кто не мрази, — за мной! Отплываем через час.

* * *

— Нет, ну ни фига же себе... — в тысячный уже наверное раз сказал Юрка, но Димка, конечно, не ответил. Сейчас он стоял на палубе "Смелого", с наслаждением глядя на окружающую его армаду — в ней были, собственно, вообще все плоты, которые нашлись в гавани. На них плыло двести двадцать человек — сто восемьдесят ребят, сорок девчонок. Димка и рассчитывать не смел на такое. Но это тем не менее получилось, и сейчас он чувствовал мощное, глубокое удовлетворение. Оказалось, что можно совершить и невозможное — достаточно не струсить один-единственный раз...

Своих девчонок землянам пришлось, конечно, взять с собой. Оставлять их на милость (то есть, конечно, на немилость) "Аллы Сергеевны" никто, естественно, не собирался.

Димка поймал мрачный взгляд Аглаи — и с удивлением понял, что он совсем его не трогает. Весь его страх, уважение, и, чего там, преклонение перед ней куда-то незаметно испарились. Девчонка как девчонка, не самая умная, не самая симпатичная... И всё. Вспоминать, как он выслуживался перед ней, теперь было смешно и противно. Вот мнение Машки волновало его куда больше — но и она сейчас отошла куда-то на задний план. Правду говоря, Димка совсем не хотел тащить девчонок в этот поход, но получилось так, как получилось. Надо будет разбить на берегу лагерь и оставить их там под присмотром пары десятков парней, подумал он. Не слишком уместно, не слишком удобно — но ничего не поделаешь. Девчонкам на войне делать нечего, даже самым боевым... особенно судя по тому, что рассказал им Льяти...

Димка покосился на него. Льяти, ясное дело, и в ух не дул — сидел себе на палубе, жмурился на солнце. Ну да, что ему — у него вся жизнь одно сплошное приключение...

За спиной Льяти поднималась уже небольшая отсюда Столица — но там ничего сейчас не двигалось. Людей совсем не видно, хотя их, в принципе, ещё можно отсюда разглядеть.

Димка вспомнил их торопливые сборы и вздохнул. Ни Лис, ни его ребята с ними, ясное дело, не поплыли, да он и не звал их... "Алла Сергеевна" и вся её "гвардия" и вовсе куда-то испарились, словно нечистая сила. Впрочем, их тут теперь никто и видеть не хотел...

— Вот и всё, — с неожиданной грустью сказал Игорь, глядя на Столицу. — Почему никто из нас не сделал это раньше? Ведь всего-то надо было одной дуре оплеуху дать...

— Это ты себя спроси, — буркнул Димка. Думать о таких вот вещах ему вовсе не хотелось. Всё кончилось — и ладно.

— Мхом мы поросли, — вздохнув, признал Игорь. — Мир тут как болото — засасывает. Вроде и не филонишь, и киснуть себе не даёшь — а сам не заметишь, как всем довольным тут станешь. А это, брат, страшное дело...

Димка кивнул. Сейчас его больше всего пугало именно это — что он потеряет решимость, найдёт теплое место, устроится... и сам не заметит, как превратится в нового Председателя, озабоченного только тем, чтобы всё вокруг было тихо и спокойно, а там хоть трава не расти...

— Тревожно мне всё же, — вздохнул Борька, всё ещё глядя на Столицу. — Там же почти одни девчонки остались. А парни — не парни, а одно название. Трусы... А тут Воришки ещё эти новенькие — хоть и зашугали их дома, но кто знает, за что и почему... и как всё теперь повернется...

— Это уже их проблемы, — Димка без особого удивления понял, что судьба Столицы с её музеем морских гадов и дворцом "Аллы Сергеевны" его не волнует ну вот ни на столечко. — Вернёмся — наведем порядок. Окончательно. А сейчас и думать об этом не стоит.

— Если вернёмся, — буркнул Игорь. — Хорунов-то победить теперь не так-то просто выйдет, с этими их тварями...

— Так один раз победили уже, — удивился Димка.

— Тогда они просто разбойниками были, вроде Морских Воришек, — пояснил Игорь. — Ни гипнотизировать, ни зверями управлять не умели. Этому они уже в том лесу проклятом научились.

— Не научились, — вдруг сказал Льяти. — Просто там есть такой... червяк, не червяк — тварь такая жуткая, которая из скалы выросла — вроде щупальца. Хоруны ей людей в жертву приносят, и с того силу свою колдовскую имеют.

— Выходит, если я ей начну жертвы приность — я тоже всех гипнотизировать смогу? — хмыкнул Юрка.

Льяти усмехнулся.

— Не сможешь. Я вот к ней ходил, просто интереса ради, — потом сто раз пожалел, такие кошмары начались... У Хорунов, наверное, мозги совсем дубовые, им от того червяка ничего...

— А без него они гипнотизировать не могут?

Льяти мотнул головой.

— Нет. Вот оттого они в западном лесу и сидят, и носа оттуда не кажут — червяк тот на одном месте торчит, а если от него далеко уйти, то сразу силу всю свою колдовскую утратишь, и твоя же зверюга тебя и сожрёт.

— Выходит, если их из того леса выгнать и ещё где-то поселить, то они ребят в рабство брать не смогут?

Льяти кивнул.

— Не смогут. Разве что как Морские Воришки — силой.

— А какого хера ты нам это раньше не сказал? — вдруг разозлился Димка. — Зачем всякие тайны разводил?

Льяти вздохнул.

— Забыл я, — наконец, буркнул он. — Знаешь же, как это тут бывает — пока нормальный человеческий срок живёшь, то всё нормально помнишь более-менее, а вот дальше... только несколько последних лет в памяти и остаются. Вот и стало мне вечно пятнадцать...

— Не знаю и знать не хочу, — буркнул Димка. — Я тут вообще жить не собираюсь, я домой хочу...

— Ты лучше толком про все эти города заброшенные расскажи, — потребовал Игорь. — Про Ключ этот, про Надир. А то у меня голова просто кругом идёт...

Димка кивнул. Рассказ Льяти буквально перевернул весь этот мир с ног на голову — или, наоборот, с головы на ноги? Он и представить не мог, что тут, в первобытной глуши, может быть что-то подобное...

Льяти вздохнул.

— Я на самом деле в западных лесах не один раз бывал, ещё до того, как в них немцы с Хорунами появились. Только страшно там, и чем дальше, тем больше. И Серая Хозяйка в горах бродит. А я ей попадаться не хочу.

— А кто это? — спросил Димка. Правду говоря, в рассказы Льяти ему до сих пор как-то плохо верилось.

— Смерть это, — совершенно серьёзно сказал Льяти. — Мы же все здесь давно уж умереть должны были — ну, не все, но большинство. Вот она и ходит, ищет, кого бы ей тут ухватить. За мной давно уже ходит — я же тут чаще всех умирал, наверное, раз тридцать. Но из гор ей хода нет.

— А остальное? — спросил Димка. — Поющий Червь, туман этот?

— Их я видел — и рад буду забыть. Жуть неземная, одно слово. Червь мне потом многие годы ещё снился, жизни прямо не давал. А в тумане меня и вовсе на куски порвали... — плечи Льяти невольно передёрнулись.

— А что это такое и откуда? — спросил практичный Борька.

— А никто не знает, откуда оно там взялось, — вздохнул Льяти. — Говорят только, что тут не мир, а так... копилка, в которую Хозяева собирают всё, что им зачем-то нужно, и ребят, и зверей всяких, и растения, и города даже... только без жителей. Я, по крайней мере, никого там не видел. Ни живых, ни мертвых, только вещи разные...

Димка вздохнул. Эта часть рассказа Льяти ему особо не понравилась — не сама по себе, а потому, что города на Земле уж точно никогда не пропадали. А если тут их копии, то где тогда они сами?..

Он вздохнул и мотнул головой, разгоняя ненужные мысли. Вот про это, пожалуй, Льяти и вовсе лучше бы не вспоминать...

— Ты лучше про главное скажи. Откуда у тебя эти ключи — и к чему они?

Льяти тоже вздохнул. Было видно, что ему не очень-то хочется говорить обо всём этом, но и отмолчаться он уже никак не мог...

— Знаешь, я живу тут, в этом мире, уже третью сотню лет, — наконец, неохотно начал он. — И всё это время не сидел на месте. Почти везде бывал, почти всё видел, очень со многими общался...

— И на востоке тоже? — спросил Димка.

Льяти вздохнул.

— Вот там нет, к сожалению. До пустыни добирался, это да. Но сквозь неё пройти не смог — не знал, где воду там добыть. Вороны и Туа-Ти, говорят, проходят, но не рассказывают никому, как и куда. Я этого не видел... Но говорят, что там, на берегу Тихого Моря, стоит Город Снов, а в нем, в Башне Молчания, скрыт Надир, Ось Мира, благодаря которому тут всё и происходит — ну, все эти попадания, воскрешения... И что Ключ от него скрыт на другой стороне мира. Я до него даже добрался — только взять не сумел...

— Это почему? — спросил Димка.

Льяти вздохнул.

— Ключ скрыт за невидимой стеной, перед которой горит Огонь Испытания. Говорят, что взять его сможет лишь один человек — и что такого в этом мире пока нет, а будет ли — то неведомо...

— Да кто говорит-то? — возмутился Димка.

— Шаман Куниц, — неохотно сказал Льяти. — Я только раз с ним говорил — на всю жизнь запомнил. Страшный он...

— Горбатый, с бородавкой на носу? — не удержался Димка. До этого он и не слышал, что у Куниц есть какой-то там шаман...

Льяти удивлённо взглянул на него.

— Нет, почему? Мальчишка вроде тебя — только волосы светлые до пояса. Просто он всё знает — и про мир, и про тех, кто к нему приходит. А это, знаешь, страшно.

— Страшно знать, что ты баран с ветром в голове? — тоже не удержался Юрка. — А ты не веди себя так.

Льяти зло зыркнул на него.

— Страшно знать, как ты умрёшь — и когда, — наконец, неохотно сказал он.

— Да ну, фигня какая... — разозлился Борька. — Развели тут мистику. Шаманы, духи, хрень всякая...

— Хрень, не хрень, а смерть он мне предсказал, — буркнул Льяти. — Мол, ступишь за край мира — сгинешь навсегда. А я как раз туда и хочу, знаешь, тесно мне тут...

— Да ну, фигня какая, — повторил Димка. — Мне бы этого шамана — я бы быстро из него дурь выбил.

— Попробуй, — хмыкнул Льяти. — Он зверями повелевает. Оборотнями в том числе. А ты им на один зуб.

Димка вспомнил почти человеческий, жестокий взгляд громадных мохнатых зверюг — и невольно поёжился. Встречаться с такими без автомата не хотелось — только вот автомата у него, к сожалению, не было...

— А как повелевает-то? — спросил он. — Тоже червякам всяким кровавые жертвы приносит?

— Нет, у него как раз сила настоящая, от предков, — сказал Льяти.

— А что ж он Хорунов тогда не побил? Оборотней бы своих натравил — они бы сами у него в ножках ползали, да каялись во всех грехах.

— А не хочет. Мол, не его это дело. Равновесие, мол, то, сё... всему, мол, своё место и своё назначение. Даже самым распоследним гадам. И не нам о нём судить.

— Во-во, — сказал Димка. — Это вы тут любите. Сиди на попе ровно, кушай манную кашку и радуйся, да ни о чём не думай, не то хуже будет.

— Ну, я-то не сижу, — Льяти пожал плечами. — Только, знаешь, мало что с того поимел — разные неприятности, в основном...

— Ключи-то откуда? — потребовал ответа Димка.

— Я их у Верасены спёр, — мрачно признался Льяти. — А где он их взял — это ты у него спроси.

— Класс, — не менее мрачно сказал Димка. — Не удивительно, что тебя тут все гоняют. А зачем они тебе?

Льяти вздохнул.

— Я... ну, подслушал, что у Верасены есть ключи к Ключу, от Надира. Вот и захотел его взять, чтобы... да чтобы Хозяевам холку намылить, надоело мне тогда по лесам бегать, знаешь... Дойти-то дошёл — а вот взять духу не хватило.

— Это как? — хмыкнул Димка.

— А там надо руку в Огонь Испытания сунуть и держать, пока он не погаснет, — буркнул Льяти. — А он, знаешь, жжет как настоящий — хотя и не жжет, просто ощущение такое. Я, наверное, минуту целую держал, а потом...

— Ясное дело, не выдержал, — понял Димка.

— А ты сам это попробуй, — буркнул Льяти. — Я там чуть сознания не лишился, думал, вообще с ума сойду...

— Серый возьмёт, — уверенно сказал Юрка. — У него сила воли — во! Не нам чета.

— Может, и возьмёт, — Льяти пожал плечами. — Но, говорят, подходит тот Ключ только одному человеку во всём мире, а кто тот человек — никто не знает. Может, и не тот, кто тот Ключ взять может, а совсем другой.

— Шаман говорил, конечно, — перевёл Димка. — Плавали, знаем. "Большая колбаса будет съедена" и прочее такое всё.

— Что? — удивленно спросил Льяти.

— Это анекдот такой, — пояснил Борька. — Пришёл, мол, князь Игорь к трем волхвам и спрашивает, не отравят ли его на пиру. А они ему про колбасу... Я тебе таких предсказаний сам сколько хочешь сделаю. Нехитрое дело — всякую бессмыслицу нести.

— Это не бессмыслица, — обиженно сказал Льяти. — Шаман вон Волков предупреждал, что из их войны с Хорунами не выйдет добра — так оно и получилось. Вроде лучше стало — а вроде и хуже, да так, что неясно, как и исправить.

— Да ну тебя, — буркнул Димка. — Шаманов всяких слушать — так потом только под колоду забиться и помереть.

Они помолчали, глядя на берег. Игорь сказал, что лучше даже не причаливать, а так и плыть вдоль него на запад, до самого устья Грань-реки, где и разбить лагерь. При попутном ветре плавание займёт всего дня три-четыре, и это радовало Димку — пешком до западного леса пришлось бы топать неделю, а то и побольше...

— Интересно, как там наши ребята, — вздохнул Юрка.

— Искать их мы не пойдём, — жестко сказал Димка. — Двинем сразу на Безвозвратный Город. Если их там уже в рабство взяли — освободим. Если нет — потом подтянутся. А по лесам бегать начнём — так и у нас все разбегутся.

— И правильно, — добавил Игорь. — А то всеобщий энтузиазм, знаете, штука хорошая — только вот недолговечная. Пока-то у всех вдохновение, но если неудачи пойдут, то быстро всё рассыплется. Бывало тут такое, и не раз уже...

Димка вздохнул. Это он понимал уже и сам. Вот же гадство, подумал он. Поднять народ на борьбу с рабовладельцами конечно здорово, прямо Спартаком себя чувствуешь... но ведь теперь ему же за успех всего дела отвечать. И если он тут облажается, его погонят взашей, как сам он эту "Аллу Сергеевну". И ладно бы, но если весь поход провалится, а его друзья попадут в рабство...

Юрка, похоже, думал сейчас о том же самом.

— А всё же интересно, как там сейчас наши, — вздохнул он. — Макс-то с Верасеной ещё ладно, а вот Серый с Андрюхой и Антоном...

— Там Вальфрид их встретит, — сказал Льяти. — Характер у него конечно скверный, как у всего его племени, но вот предательства за немцами не водится. Гостей они не привечают, это так, но рабов не держат и Хорунов ненавидят люто. Побить, конечно, могут, но выдать им ни-ни.

— Спасибо, порадовал, — буркнул Димка. Вот ещё и фашисты эти недобитые — и, глядишь, ещё и с ними придется отношения налаживать, а их ему не видеть ни хотелось, ни слышать...

— А Макс? — спросил Юрка. — Арии эти тоже...

— Ну, они-то ребята честные до изумления, — сказал Льяти. — Слово дают неохотно, но если дают, то держат до конца, — он вздохнул, похоже, вспоминая что-то... — А гостя предать для них и вовсе немыслимо. Да ещё и Вайми с ними — а он, знаешь, был, говорят, странник ещё круче меня, всё видел, всё знает... если помнит, конечно.

— Не доверяю я этому Вайми, — буркнул вдруг Игорь. — Ну вот ни чуточки. И вообще Астерам этим...

— Это почему? — лениво спросил Димка. Думать о том, что сейчас происходит с ребятами на самом деле не хотелось. Только изведёшься весь без толку...

— А трусы все они, — убежденно сказал Игорь. — Бегают по степи, ото всех прячутся, маски из коры носят, чтобы никто даже морд их не видел, словно фантомасы какие-то...

— Вайми не трус, — обиженно сказал Сашка.

— А ты в деле его видел? — хмыкнул Игорь. — А то, знаешь, бывают такие герои — на словах-то они круче варёных яиц, а как до драки доходит, так в кусты.

— Не трус он, — буркнул Сашка. — Здоровый, и вообще...

— Ну и что? — спросил Игорь. — У нас в классе Сёвка Вакулин был — высоченный, здоровенный, двух меня сделать можно... Но при том — трус страшный. Ему в морду сунут — а он сразу на попу сядет и скулить. Заячья душонка... Если эти Астеры все такие отважные, то отчего ж это они всех боятся?

— Они не боятся, у них просто обычаи такие, — буркнул Сашка.

— Очень удобные обычаи, — ответил Игорь, проверяя, как ходит в ножнах его нож. — Здесь такое, знаешь, очень любят — придумать какое-нибудь оправдание тому, чтобы ничего не делать. Заветы, мол, предков, ещё чушь всякая... а на деле — лень и трусость обычные.

— Да ладно, чего парня за глаза трепать? — буркнул Димка, усаживаясь. — Если встретим — то посмотрим, как и что. Если нет, то и говорить не о чем. А пока знаете что? Помолчим. Кто знает, когда ещё нам так же посидеть удастся...

Они замолчали, глядя на едва заметные на горизонте горы. Пока ещё очень далёкие — путь им предстоял неблизкий...

Глава четвертая:

гости из Будущего

Над седой рекой таёжной,

Солнце катит белым шаром.

Дружбой, крепкой и надёжной,

Край наш славится недаром.

Нам на месте не сидится -

Вечно молодость крылата.

Бить баклуши - не годится:

Мы - масштабные ребята!

Мы пройдём глухою чащей,

Невозможное добудем.

Мы найти сумеем счастье

И его подарим людям!

За мечтою, самой дерзкой,

Все уходят в путь когда-то:

Всюду, если приглядеться,

Есть масштабные ребята!

Каждый день для нас - как праздник,

Вся Земля - как на ладони.

Дел, невиданных и разных,

Хватит нам на нашу долю!

Что нам - ливни, что нам - ветры,

Что нам - сосны в три обхвата.

Не считаем километры:

Мы - масштабные ребята!

Музыка: Павел Аедоницкий.

Слова: Михаил Пляцковский.

Проснувшись, Антон ошалело помотал головой. Вчера, едва выбравшись из подземелья, он заснул как убитый — и видел сны... и сны... и сны... которые сейчас никак не мог вспомнить. И к счастью, если подумать...

— Ну вот, ночью нас никто не сожрал, — сонно сообщил Серый. — Багряный Лес — вот он. Любуйтесь.

Мальчишка ошалело распахнул глаза. Они заснули на какой-то поляне в лесу — на шубах, ясное дело, потому что спальные мешки пришлось бросить. С западной стороны темнел каменистый, обомшелый склон горы. На нём серела бетонная заплата с черным проемом двери. Но ничего больше знакомого тут не было. Вокруг поднимались могучие деревья с красной, словно сафьян, корой, оплетённой толстыми темно-зелёными лианами. И лианы, и кора были усеяны пятнами светло-зелёных лишайников. Между них росли густые россыпи ярко-розовых разнокалиберных "кувшинчиков" с откинутыми крышечками. Землю покрывали ежевидные кустики — сочно-жёлтые, черно-зелёные, ярко-фиолетовые. Вверх тянулись небольшие жёлтые цветы на толстых стеблях. Некоторые цветы — всего с двумя лепестками — напоминали разинувших пасти небольших змей. Над поляной нависали могучие ветви, но листвы на них не было — только гроздья разнокалиберных пузырей удивительно густого темно-фиолетового цвета. Всё это выглядело так, словно они оказались где-нибудь на Венере. Воздух тут был густой, влажный, очень теплый, но всё же не жаркий и не душный, каким был воздух в западном лесу. Похоже, они всё ещё находились в горах, довольно высоко над ним. Пахло здесь, наверное, миллионом разных вещей, и Антон замер, оглушённый. Здесь всё было... чересчур. Слишком ярко, слишком пёстро, слишком... сочно. Да, вот верное слово. Все цвета тут были слишком густые, словно на картине какого-то импрессиониста... или экспрессиониста... а, чёрт, какая разница...

Мальчишки поднялись, разминаясь и потягиваясь. Судя по солнцу, продрыхли они, в общей сложности, часов наверное двадцать — но это явно пошло им на пользу. Антон по-прежнему ощущал ломоту во всём теле и пятки при каждом шаге по-прежнему болели — но уже вполне терпимо. Сергей крутил кистью руки — к счастью, он её не сломал, а только растянул связки, да и то, как оказалось, не сильно. По крайней мере, теперь всё было в норме. Более-менее.

Приведя себя в порядок, Антон подошел к проёму входа. Когда-то его запирала литая железная дверь, сейчас настежь распахнутая. За ней начиналась крутая бетонная лестница. Она несколькими маршами спускалась в кромешную тьму, и идти туда не хотелось. От одной этой мысли мальчишку передёрнуло. Он попробовал закрыть дверь, но она так проржавела, что даже не сдвинулась с места.

— И куда дальше? — спросил Андрюха, подкидывая в руке копьё. Антон вспомнил, что оставил "шмайссер" внизу. Чёрт. Ведь даже разряженный автомат вполне мог пугать...

— Туда, — Серый указал на лес. — Пойдём искать этих... Маахисов.

— А где? — спросил Антон. — Вальфрид сказал, что они живут в крепости у озера, но где то озеро, не объяснил.

Сергей пожал плечами.

— Пойдём прямо на восток. Если никого не встретим до конца этого леса, то... посмотрим.

* * *

Идти по Багряному Лесу оказалось нелегко. Он был, к счастью, не таким темным и страшным, как западный лес — похоже, они и впрямь находились на каком-то плато. Но и здесь повсюду мирно догнивали упавшие стволы, сучья и прочий растительный хлам, сверху сетями свисали лианы. В общем, вся данная территория вполне сошла бы за серьёзное противопехотное препятствие. Мальчишки упорно пробирались вперёд, их животы недовольно урчали. Позавтракать не получилось, нечем было, и Антон мрачно думал, что надолго их не хватит. Несмотря на буйство жизни вокруг, ничего явно съедобного здесь не наблюдалось — ни грибов, ни тем более ягод. Иногда мелькала какая-то живность, но так далеко и так быстро, что об охоте оставалось лишь мечтать.

Багряный Лес тянулся и тянулся, время уже явно перевалило за полдень и Сергей решил поискать место для привала. Наконец, они выбрались на поляну, обрамленную свисавшими с ветвей каскадами гладких, приплюснутых фиолетовых пузырей, между которыми торчали маленькие гроздья других, крошечных и жёлтых. Кое-где на стволах росли другие, болотно-зёленые "кувшинчики", без крышек, зато в редких розоватых шипах...

Но Антон обалдел не от вида необычной растительности — на неё он тут уже насмотрелся досыта — а от вида стоявшей посреди поляны девы. Она была старше всех, кого он видел в этом мире, — лет уже около шестнадцати. И вполне... оформленная. Заметить это он смог безо всякого труда: из одежды на ней был лишь плетёный поясок с весьма скромным по размером передничком и разноцветные бусы, намотанные на запястья, щиколотки и талию. Лицо у неё было короткое и широкое, с длинными, широко посажеными глазами, небольшим курносым носом, пухлогубое — в общем, очень, очень симпатичное. За него хотелось взяться руками — и зацеловать до полного одурения.

При этой мысли Антон ошалело помотал головой. Начинать знакомство с вот такого уж точно никак не годилось...

Но самой впечатляющей... деталью этой девы была, безусловно, её грива — золотисто-черная, блестящая, раза в четыре наверное шире её и так не узкого лица. Верхняя её часть была схвачена чем-то вроде сетки из светло-фиолетовых, белых и бело-розовых цветов, похожих на фарфоровые чашечки, таких свежих, словно они росли там. Пониже в эту гривищу были вплетены узкие, ярко-зелёные листья, а венчали всю картину серёжки из громадных ярко-синих бусин. Кожа у девы была темно-золотая и буквально сияла на солнце. Антон поймал себя на том, что откровенно пялится на её удивительный подтянутый живот и небольшую крепкую грудь, вообще ничем не прикрытую, — и вновь ошалело помотал головой. В руке дева держала какой-то толстый чешуйчатый стебель. Лишь заметив на её офигительной формы бедре небольшой аккуратный колчан, туго набитый короткими стрелками, мальчишка понял, что это духовая трубка. С другой стороны висел вполне современный кинжал в ножнах.

Антон ошалело оглянулся — но, конечно, друзья смотрели на него с таким же изумлением. Он сглотнул и вновь перевёл взгляд на девчонку. Она явно не испытывала ни малейшего смущения при виде трёх незнакомых ребят, и смотрела на них словно на новую интересную книгу.

— Итак? — спросила дева вполне начальственным тоном. — С кем имею честь?

— Тошка... ой, то есть, Антон Овчинников, пионер Советского Союза, — с достоинством представился мальчишка.

— Андрей Гаюнов, пионер Советского Союза, — торопливо представился Андрюха.

— Сергей Малыхин, пионер Советского Союза, — представился Серый. Он вспомнил местные обычаи, прижал скрещенные руки к груди и вежливо, слегка, поклонился.

— Очень приятно, — дева помолчала, разглядывая ребят с неким профессиональным даже интересом. — Я — Файму Йэннти, предводитель и вождь племени Маахисов.

— Ну вот, тебя мы и искали.

Файму не ответила и всё ещё смотрела на них с неким непонятным интересом.

— Я давно мечтала увидеть здесь нормальных гостей. Здесь страшная глушь, — наконец сказала она.

— Ну вот, увидела. И что? — Серый набычился. Безграничная самоуверенность девчонки очевидно его раздражала.

— Я вас допрошу, — Файму убрала духовую трубку в перевязь на бедре и очень земным жестом потёрла руки. Жест этот в её исполнении получился... многообещающим.

— Прямо тут? — вырвалось у Антона.

Файму склонила голову к плечу, с любопытством глядя на него.

— Мой дом в часе ходьбы — и тут это единственный дом. Зачем тратить время на дорогу?

— Незачем, — буркнул Антон. Он как-то вдруг вспомнил, что не знает, как выбраться из этого проклятого леса, а вот она как раз знает, и это его злило. Как и вообще любой мальчишка, он не привык зависеть от какой-то девчонки. Будь она хоть сорок раз красавицей.

— Прекрасно, — Файму вновь внимательно осмотрела ребят. — Вам не жарко?

Её намек был вполне ясен, и Антон вдруг густо покраснел. Тут было конечно же жарко — но раздеваться как-то не хотелось. И без того ситуация получалась... двусмысленной.

— Нет, — коротко ответил Серый.

Файму повела коротким носом.

— От вас пахнет потом, — нюх у неё был явно очень и очень хороший, ведь стояла она шагах в двадцати...

— Ничем от нас не пахнет, — буркнул Антон.

— Пахнет, — констатировала Файму. — Вам жарко, вы потеете, и нет смысла это отрицать.

— А какое тебе дело? — уже зло спросил Серый.

— Это невежливо, — очень спокойно заметила Файму.

— И что?

— Я у себя дома. Вы нет. Думаю, следует проявлять уважение.

— Уважают тех, кто ведёт себя вежливо. Тех, кто задирает нос, не уважают.

— Я здесь правитель, — вновь очень спокойно заметила Файму. — И все знают, что правителей нужно уважать.

— Это почему? — спросил Сергей. Разговор получался какой-то дурацкий, и Антон тоже начал злиться.

— У меня два брата, — нейтральным тоном пояснила Файму. — Поэтому меня обычно уважают.

— И что? — спросил Сергей.

— Как бы тебе это сказать... — Файму склонила голову к плечу, глядя на мальчишку с неким непонятным интересом. — Дэй! — крикнула она куда-то в заросли.

Заросли заколыхались и оттуда выбрался мальчишка лет десяти на вид, тоже одетый в шнурок, невероятно лохматый и очень, очень стройный. Худенький, проще говоря.

— Дэй Йэннти, младший брат, — представила мальчишку Файму. — Так и тянет обидеть, не так ли?

Антон тоже посмотрел на мальчишку с неким профессиональным интересом. Дэй смотрел на них смущённо, из-под гривы черных спутанных волос смешно торчали ухи. Которые в самом деле очень хотелось покрутить.

Файму внимательно смотрела на землян. Ребята смутились. Антон как-то вдруг вспомнил, что Серый в школе натурально надрал ухи мальчишке того же примерно возраста — за весьма нелестные высказывания о своей особе. Попало в итоге обеим — Серому за хулиганство, а мелкому — за неуважение к старшим...

— Но я бы не стала это делать, потому что... — Файму сделала эффектную паузу и вновь крикнула в заросли: — Талка!

Из зарослей, на сей раз бесшумно, выскользнул ещё один парень, уже лет четырнадцати. Очень поджарый, стройный и мускулистый, несмотря на возраст. Кожа у него была темнее, чем у прочих представителей семейства, словно он проводил дни напролет на солнце. В руках он держал короткое копьё с длинным, похожим на меч наконечником. Ни фига кстати не каменным — он ослепительно сверкал. Нержавеющая сталь, наверное, подумал Антон. Интересно...

— Талка Йэннти, — представила парня Файму. — Средний брат. Мораль, я думаю, понятна?..

— Вполне, — Серый смотрел на Талку с неким нехорошим интересом. Двигался тот... страшновато, честно говоря. Мягко, бесшумно — и очень, очень быстро. Да уж, подумал Антон. Сразу видно, что парень не только гордился собой, но и не жалея себя развивал то, что было даровано природой...

Он с интересом посмотрел на Талку. Тот тоже был лохмат, одет в шнурок и ободран от постоянного лазания в зарослях. Его синие глаза словно светились на темно-золотом лице. Очень симпатичном, честно говоря. Хотя, вдруг с усмешкой подумал Антон, в нём есть всё же нечто девчоночьё. Слишком мягкие очертания лица, длинные волосы, гладко сплавленные мышцы, даже изгибы бедер — талия у парня была где-то на уровне пупка... Интересно, откуда они все, подумал он. Наверное, с какой-то тропической планеты...

Талка тоже смотрел на него с откровенным любопытством. Без всякого там презрения. Хотя имя у него на земной вкус всё же смешное, подумал Антон.

— Итак? — спросила Файму. — Что вы здесь делаете?

А в самом деле, что? — подумал Антон. Что мы вообще от них хотим-то? Нет, понятно, конечно, — чтобы они провели нас через лес и вообще помогли разобраться с Хорунами. Только вот просить их как-то не хочется. Файму же явно хочет, чтобы мы сказали им, что они офигенно круты и самые-самые лучшие, вот где смех-то...

— Мы ищем проход в восточные степи, — деловито сказал Серый.

— А, ну да, — Файму широко улыбнулась. — Конечно. Но раз вы сюда пришли — то знаете и как выйти, не так ли?

— Знаешь, за нами гонится целая орда Хорунов, и мы ищем тех, кто готов помочь нам убраться от неё, — Серый тоже смотрел на неё с усмешкой, но уже ощутимо нехорошей. — Не говоря уж о тех, кто готов драться с ними.

— Как удивительно, — Файму протянула руку. Средний брат бросил ей копьё. Она ловко поймала оружие и вдруг повернулась на пятке. Тихий шелест — и трава вокруг неё полегла идеально правильным кругом. — Полагаю, что нас это не касается.

Антон сглотнул. Движение оказалось таким быстрым, что он не успел его даже разглядеть — только мгновенный блеск стали. И наконечник копья был любовно заточен с двух сторон — им можно было не только колоть, но и рубить, как алебардой. Интересно вот только, кого, не зайцев же на охоте...

Серый, однако, и ухом не повёл.

— Так вы нам поможете или нет?

— Нет, — неохотно признала Файму. — Мы давно отказались от вмешательства в дела этого мира.

— Боитесь?

Файму гневно фыркнула.

— Вот ещё! Нет.

— Ленитесь?

— Нет!.. — Файму задумалась, подбирая аргументы. — Мы не помогаем слабакам, — наконец нашлась она. — Если вы хотите нашей помощи — вы должны её заслужить.

Сергей усмехнулся.

— Отлично. Давай устроим поединок. Я и твой брат. Если я проиграю — мы идём своей дорогой. Если нет — вы нам поможете убраться из этого леса. Как видишь, я не прошу у тебя слишком многого.

Файму задумалась. Внимательно посмотрела на него, потом на брата. Пожала плечами.

— Согласна. Но не на копьях. Я не хочу ненужной крови.

— На кулаках?

Файму поморщилась.

— Не люблю драки. Это... грубо. Но можно сделать деревянные мечи. М? — она повернулась к Талке.

Брат забрал у неё копьё и прошёлся по опушке, высматривая что-то в ветках. Молниеносный взмах — и одна из них, довольно толстая, кстати, была срублена. Копьё казалось не очень подходящим для такой цели, но Талке это не слишком-то мешало...

Через полминуты он, так же легко, срубил вторую ветку. Потом подошёл к Файму, вопросительно глядя на неё. Её рука утонула в чёрном облаке волос и вынырнула из его непроницаемых глубин с узким ножом из синевато-зелёного прозрачного кристалла. Это оружие казалось очень хрупким, но судя по тому, как бодро полетела из-под него стружка, его кромки истончались до невидимой, убийственной остроты. Антон невольно задумался, откуда тут оно...

Всего за несколько минут Талка изготовил из веток два вполне приличных деревянных меча. Ловкость его рук говорила о многолетней практике и Антон подумал, что подобные поединки случаются тут довольно часто...

— Сойдёт, — сказал Серый, изучая оружие. За настоящий тренировочный меч оно бы не сошло, но для пары-тройки поединков вполне годилось. — Приступим?..

Талка насмешливо взглянул на него и взял наизготовку второй меч. Глаза его азартно блестели. Антон с сомнением посмотрел на Серого. Тот, конечно, занимался в фехтовальном кружке, но назвать его мастером клинка Антон всё же не смог бы. А Талка, может, и походил на девчонку, но был очень шустрым, гибким и подвижным. Совсем как Льяти — только, наверное, ещё шустрее...

Опасался он, однако, напрасно. Может, Серый и не был мастером клинка, но преподанные ему уроки он усвоил очень хорошо. Раз — и его "меч" словно обвился вокруг "меча" Талки, уводя его оружие в сторону. Два — и Серый прыгнул вперёд, от всей души врезав противнику ногой в живот. Талка с размаху грохнулся на спину, "меч" вылетел из его руки. Три — и Серый вновь прыгнул вперёд, гордо водрузив ногу на грудь Талки и приставив "меч" к его горлу. Да уж, с усмешкой подумал Антон. Серый — он такой.

— Сдавайся, — с усмешкой сказал Сергей.

Талка ошалело моргнул, лицо его стало растерянным и каким-то удивлённым. Где-то на секунду. Потом, вдруг заорав дурным голосом, он отбил "меч" Серого в сторону. И...

Как оказалось, гибкий таз позволял Талке поднимать ноги очень высоко — чем он с удовольствием воспользовался, пнув Серого в задницу. Тот на миг потерял равновесие — и Талка вывернулся из-под него, изо всех сил дёрнув за ноги. Серый упал и мальчишки покатились по траве, яростно брыкаясь. Борьбу Серый тоже знал неплохо и попытался поймать Талку в захват. Тот, однако, как-то извернулся и всадил зубы ему в руку.

Теперь уже Серый заорал нечеловеческим голосом. Антон не знал, чем бы всё это кончилось — но тут, как-то вдруг, рядом с драчунами оказалась Файму. Сцапав мальчишек за загривки, она безо всякой видимой натуги поставила их на ноги, оторвала друг от друга и встряхнула. Вроде бы слегка — но так, что зубы у обеих звонко лязгнули.

— Хватит! — сказала она, отпуская мальчишек и одновременно отталкивая их ещё дальше в стороны. Серый замер, невольно поднося руку ко рту. Антон увидел, что она прокушена сверху и снизу, сразу в четырёх местах. Довольно глубоко, судя по тому, что из ранок бодро текла кровь.

Талка, оскалившись, смотрел на него. Антон увидел, что у него есть клыки, как у рыси. Клычки, скорее, недостаточно большие, чтобы серьёзно ранить — но, как оказалось, вполне достаточные для того, чтобы пребольно укусить. Ой, блин, подумал он. Маахисы же, наверное, не люди. Точнее, не совсем люди. Точно не те люди, к которым он привык...

— Он меня укусил! — возмущённо сказал Серый. — Так нечестно!

— Надеюсь, не отравится, — Файму снова как-то вдруг оказалась рядом, осматривая его руку. — Давно мыл?..

— А вот нефиг в меня шипы втыкать, я тебе не ледник! — возмущенно заявил Талка. На груди у него в самом деле виднелись кровавые следы от шипов горного ботинка.

Да уж, подумал Антон. Мне бы такое тоже не понравилось. Конечно, будь меч Серого настоящим — Талка, как минимум, остался бы без руки, но победителей не судят, как известно...

— Тебе повезло, вена не прокушена, — сообщила Файму, закончив осмотр. — Дэй!

Младший брат шустро ломанул в заросли. Через пару минут он вернулся с каким-то пухлым листом. Вновь достав нож, Файму очень ловко разрезала его вдоль и приложила к ране, плотно примотав половинки сорванным с ближайшего дерева тонким, похожим на проволоку стеблем.

— Ну вот, до свадьбы заживёт, — заключила она.

Серый с сомнением посмотрел на руку. Местная медицина точно не внушала ему доверия, но, судя по всему, боль начала всё же стихать...

— Спасибо, — буркнул он, всё ещё многозначительно посматривая на Талку. Тот осторожно трогал дырки от шипов пальцем, всем своим видом являя оскорблённую невинность. Получалось у него, надо сказать, хорошо.

— Боюсь, что благородное искусство фехтования у нас не очень развито, — сказала Файму, уже довольно ядовито. — Разве что на копьях, — она посмотрела на копьё в своей руке и кинула его назад, среднему брату. Серый заметно напрягся, но Талка не стал делать ничего такого — просто сложил руки под наконечником и замер, словно изображая статую рыцаря в каком-то древнем замке. — Могу также предложить бой на ножах и стрельбу из лука — но, конечно, не друг в друга, а в мишень.

— Нет, спасибо, — буркнул Серый, баюкая прокушенную руку. Пусть Талка и походил на девчонку, но, как оказалось, физическое насилие будило в нём зверя. В самом что ни на есть прямом и грубом смысле.

— Тогда что? Испытания на выносливость? — ещё более ядовито предложила Файму. — Кто дольше всех провисит на одной руке? Кто дольше всех продержит лицо в луже? Кто дольше всех просидит голым задом в муравейнике?

— А что, у вас и так делают? — ошалело спросил Антон.

Файму задумчиво посмотрела на него.

— Обычно нет. Но для тебя можно сделать исключение. Тут поблизости живут замечательные бурые муравьи. За пять минут могут обглодать до костей. Усиленно рекомендую.

— Да ну тебя! — Антон смутился.

— Ещё можно развести большой костёр, завалить его зелеными ветками и всем лечь на них. Тот, кто испечется последним, выигрывает.

— Да ну тебя!.. — повторил Антон, передёрнувшись. Идея печься в костре на манер картошки его как-то не вдохновила. — Предложила бы что нормальное.

— Гм, — Файму прикусила палец, всем своим видом изображая глубочайшую работу мысли. Её обнаженные бедра сияли на солнце и Антон вновь поймал себя на том, что откровенно пялится на них. Неправильно, конечно, но он ничего не мог с собой поделать. Дома девчонки как-то не решались щеголять в таких откровенных... э-э-э... костюмах. Да и такой вот удивительно сочный золотой цвет кожи, одновременно яркий и насыщенный, встречался дома нечасто. Как и обычай носить крупные бусы из темно-си­него, в тон глаз, стекла, — на запястьях, щиколотках, шее, одну нитку в волосах, и ещё несколько ниток мелких бус на бедрах. Антон, конечно, понимал, что носить их на таких вот местах неприлично, но был вынужден признать, что в этих оттеняющих золотой цвет её кожи бусах Файму выглядит очень соблазнительно... — Состязание в сложении стихов? — радостно предложила она, словно не замечая его ошалевшего взгляда.

— Ы? — невольно выдал Андрей. Стихи писали они все — но показывать их хоть кому-то Антон не решился бы даже под страхом расстрела.

— Состязание в написании портретов? — продолжила Файму. — Модель, к счастью, есть, — она повернулась вполоборота, словно желая окончательно добить мальчишек.

Антон покраснел. Рисовал он совсем неплохо и уж точно бы не отказался нарисовать её — но точно не в миг, когда на него пялятся два её брата.

— Гм! — Файму на сей раз прикусила кончики двух пальцев. — Состязание в вязании котов из цветной шерсти? — по её тону было ясно, что уж тут она даст фору кому угодно. — Прополка огорода на скорость? Тремолирование улиток?

— ЧТО? — невольно вырвалось у Серого.

— Тремолирование, — спокойно пояснила Файму. — Сиречь, дрессировка улиток таким образом, чтобы они сами собой составлялись в надписи, одновременно приятные и назидательные...

Дэй вдруг хихикнул в кулак и Антон заподозрил, что их просто водят за нос. Файму мгновенно развернулась к младшему брату — но тот так же мгновенно принял Невинный Вид, заложив руки за спину и с крайним интересом глядя на свою босую ногу, деловито ковырявшуюся в траве.

— Да ну вас! — повторил Серый. — За нами по следам Хоруны идут, а ты мне про это... тремолирование.

— Идут, конечно, — она с усмешкой посмотрела на него. — Мы с ними всё время тут... играем. Они пробираются в наш лес, а мы их тут ловим по ночам.

— А как ловите-то? — спросил Серый. — За бока хватаете?

— Нет, — Файму улыбнулась, выхватив из колчана крошечный дротик. — На нем яд побегов чвэй. Не смертельный, но парализует так, что лежишь в самом деле как убитый. А ночью в лесу ни фига не видно, знаешь... Стрелять приходится на звук, на запах, даже на тепло... Очень обостряет чувства.

— А как вы тогда своих от чужих отличаете? — ошалело спросил Андрей.

— Слышно же, кто как двигается, — удивилась Файму. — В смысле, свой или нет. Ну и по запаху ещё.

Не фига ж себе, подумал Антон. Ну и ухи же тут у них. Эх, натравить бы этих Маахисов на Хорунов и устроить тем серьёзную, обстоятельную партизанскую войну, чтобы, наконец, разучились держать рабов...

Только вот даже мечтать о таком смысла не было — и ежу уже ясно, что за пределы своего Багряного Леса они и носа не высунут. Может, заманить Хорунов сюда? Впрочем, заманивать их не приходится, они и сами приходят...

— И часто приходится? — с интересом спросил Серый.

— Хоруны... весьма назойливы, — признала Файму. — Набеги иногда бывают. Конечно, без их верховых зверей и рабов. Только они сами. Поэтому набеги всегда неудачные, — она посмотрела на Талку и хихикнула. — Мы просто бегаем за ними по лесу и стреляем в них из духовых трубок. Или закидываем грибами чвых. От них масса спор, чихательных и слезогонных. Ещё шпионы бывают иногда. Или штурм крепости. Но это только когда всё их племя приходит, что редко. Должен же кто-то следить за рабами в их городе.

— А у вас и крепость есть? — спросил Серый.

— Конечно! — удивилась Файму. — Сами построили. Хотите посмотреть?..

* * *

Земляне, естественно, хотели — а Маахисы не отказались их проводить. Только вот они решили не терять времени и понеслись сразу со всей дури, словно лоси, а угнаться за ними в их родной среде обитания оказалось... трудно. Лесников тут, похоже, за невежеством и недоумением не держали, и лес пребывал в природном своём состоянии. Только вот Маахисам на это, похоже, было наплевать — они прыгали со ствола на ствол, почти не касаясь земли. Лианы тоже не особо им мешали — напротив, никто не упускал случая ухватиться за свисавшую и пролететь на ней несколько метров с радостным воплем. Похоже, сам процесс движения в родном лесу доставлял им живейшее удовлетворение. Антон же, решив последовать их примеру, тут же провалился по грудь в сгнивший ствол, растревожив колонию здоровенных белых личинок, вооруженных устрашающими жвалами.

К счастью, Талка вернулся и выдернул его из этой дыры раньше, чем личинки перешли к оскорблению действием, но самоуважения мальчишке это не добавило. Маахисы как-то отличали ещё крепкие стволы от гнилых или просто успевали прыгнуть раньше, чем гнилое дерево разваливалось под ногой, а у землян это как-то плохо получалось. Решив проехаться на лиане, Андрей тут же сорвался и смачно плюхнулся в глубоченную лужу — как оказалось, лианы тоже попадаются гнилые.

В общем, землянам пришлось оставить на себе только ботинки и трусы, а всю прочую одежду снять, иначе за пару минут такого вот пути она бы превратилась просто в тряпки. Одежда Маахисов (если её можно было так назвать) в этом плане была куда как более рациональной. В ней им точно не было жарко, да и риск что-то порвать, зацепившись, был явно минимален. Обуви же, похоже, они вообще никогда не носили и пятки у них были как железные — на всевозможные сучки никто не обращал внимания. Шкуры тоже — колючки, которые на гладкой коже Маахисов оставляли лишь едва заметные белесые следы, награждали землян длинными кровоточащими царапинами. Это было уже просто обидно, но поделать что-то с этим Антон не мог...

В общем, крепость была может и близко, но идти к ней пришлось больше часа — именно идти, потому что бежать в таком лесу не получалось. Маахисы же то уносились далеко вперёд, то возвращались, то вообще нарезали круги вокруг неспешно пробиравшихся землян...

А ведь тут наверняка звери есть, как-то вдруг подумал Антон. Не могут не быть в таком лесу. И на этот шум они точно все сбегутся. А оружия у нас нет, не считая ножей и одной дурацкой острой палки. Вот же блин...

К счастью, никаких зверей по пути им всё же не попалось. Наверное, вопли Маахисов распугали их на много километров вокруг, с усмешкой подумал вдруг Антон.

* * *

Крепость открылась неожиданно. Стояла она на просторной поляне, там, где в небольшое озеро впадал бурный ручей. Никаких стен или башен у неё, правда, не было — просто круглый глиняный вал высотой в рост взрослого человека. Половину его прикрывал такой же примерно высоты крутой обрыв озера, половину — широкий, метра в четыре, ров, из которого, наверное, и брали глину для постройки. Над ним поднималась связанная из жердей сторожевая вышка высотой метров в десять и просторный помост, попутно игравший роль навеса — с него свисали какие-то циновки.

На помосте сидело с полдюжины мальчишек лет двенадцати-четырнадцати. Тоже Маахисов, разумеется. Они с крайним интересом уставились на пришельцев. Но среди них Антон с удивлением заметил и одного несомненного русского! Мальчишку, тоже лет четырнадцати. Хотя его широковатое лицо, покрытое золотистым загаром, не очень выделялось на общем фоне местных физий, его пшенично-золотые волосы, не длинные, но зато очень густые, нельзя было спутать ни с чем. Но притом мальчишка был одет в шнурок и бусы, как и все тут...

— Это КТО? — ошалело спросил он. Русский в одежде Маахисов ошарашил его так, что в голове вообще всё перевернулось, словно ему основательно врезали в челюсть.

— Кто? — Файму удивленно повернулась к нему. Потом, проследив направление его взгляда, пояснила: — Матвей Андреев. Мы его в лесу подобрали. То есть, Хоруны его, беднягу, взяли в рабство, а он сбежал от них сюда. Ибо нефиг.

— Он... — начал Серый, но так и не смог продолжить фразу. В голове Антона тоже закружились всякие жуткие мысли о загипнотизированном Хорунами пионере, похищенном Маахисами для... ну, жертвой угнетения он совершенно точно не выглядел. Физия у него была вполне довольная. Только малость обалделая при виде гостей, как и у всех прочих.

— Он глухой, — спокойно пояснила Файму.

— Что?

— Глухой, — спокойно повторила девчонка. — То есть, не глухой вообще-то, а чугунный.

— Что?! — Серый, похоже, сам вконец обалдел.

— Чугунный, — Файму хихикнула. — В общем, не поддающийся гипнозу. То есть сначала он сделал вид, что очень даже поддающийся. А ночью сбежал.

— А, — Антон перевёл дух. — А откуда он здесь?

— Из племени Волков. Они заняли бывшую столицу Хорунов и живут в ней вместе с освобождёнными рабами. Они, как и вы, пионеры, только не советские, а народные.

— А откуда они там? — спросил Антон. Нет, вообще-то это он уже знал... но вдруг здесь решат соврать?..

Файму улыбнулась.

— С Земли, конечно. Но — другой. Независимо развившийся вид.

— Но при этом пионеры? — съязвил Серый.

— Не в точности такие, как вы, но в общем — да. Вселенных много же, и многие очень похожи.

— А, — с видом знатока предмета протянул Андрей. По его лицу, впрочем, было видно, что он так ничего толком и не понял. И я не понимаю, подумал Антон. Ладно, разберёмся...

Они вышли ко рву. В самом деле, глубиной в рост взрослого мужчины и шириной метра в четыре. С роскошной, черной, жирной грязью на дне. Всякой фигней вроде ворот или там подъёмного моста Маахисы не озаботились — на валу был вбит толстый кол, здесь, по эту сторону рва ещё один, а между них петлей протянута плетеная верёвка. Как говорится, и дёшево, и сердито. Достаточно развязать один узел, потянуть — и всё, пути в крепость просто не останется. Разве что форсировать грязевой ров и потом лезть на крутой глинистый склон в два человеческих роста...

Антон окинул взглядом укрепление. Крепость была больше, чем показалось ему на первый взгляд, — круглый вал диаметром метров в двадцать. Он попробовал прикинуть объем строительных работ. По всему выходило, что Маахисы в буквальном смысле перелопатили несколько сот тонн плотной глины. Такой труд невольно внушал уважение. Земным ребятам о такой лесной крепости оставалось лишь мечтать — как потому, что банально не хватило бы времени на столь грандиозное дело, так и потому, что лесничие ревностно оберегали свои владения. Здесь же, понятно, лесничих вообще не было. Впрочем, и пожар в таком лесу казался столь же вероятным, как пожар в пруду...

— И вы сами это всё построили? — восхищённо спросил Андрей.

— Да, — с широченной улыбкой сказала Файму. — Пока ещё никто её не взял.

— А давно?

Файму неожиданно потупилась.

— Давно. Никто уже не помнит, сколько лет назад она построена. Мы тут уже очень долго.

— А, — это прозвучало так, словно Маахисов в глазах Андрея только что сильно уценили.

Серый смотрел на укрепление по-иному.

— Как же тогда Хоруны всё это штурмуют? — спросил он.

В самом деле, подумал Антон. Здесь, где нет пушек, такая вот крепость с отрядом решительных воинов внутри вовсе не казалась игрушечной...

— Да просто — пирамиду делают, — удивилась Файму. — Рабы покрепче становятся на дно рва, на них забирается второй ряд, а Хоруны уже по ним на вал. Тут народа, знаете, масса собиралась. Они лезут — а мы их вниз спихиваем.

— А, — Антон взглянул на покрытое глубокой, по колено наверное, грязью дно рва. Лезть в неё он не согласился бы ни за какие коврижки. — Вот зачем им рабы.

— Ага, — довольно согласилась Файму. — Они лезут — а мы в них кидаем гнилой хутой. И грибами. А они в нас снизу из луков. В итоге, правда, всё кончается ничем. Ни они в крепость, ни мы в их город. Но зато весело так! Ор, крик, гам, во рву куча мала... Потом, конечно, всем Хорунам и их рабам полдня отмываться приходится...

Антон нахмурился. Он в возящихся в грязи рабах точно ничего веселого не находил, да и его друзья явно тоже...

— А вас Хоруны в рабы не берут? — вдруг спросил Андрей.

— Нет, — Файму хихикнула. — Зачем? Их гипноз на нас не действует же. В смысле вообще, а не только в этом вот лесу.

— А, — независимость Маахисов приобрела вдруг в глазах Антона весьма незначительную ценность. Вояки, конечно, они были те ещё — Хорунов ведь раза так в три больше — но эта их дурацкая возня не вызывала уважения...

— А смысл тогда? — тем не менее спросил Серый.

— Наши запасы сожрать, — вновь хихикнула Файму. — А нас взять в плен и поднести Червю, — её вдруг передёрнуло. Вероятно, данное подношение она переносила плохо.

— А у вас там и запасы есть?

— Конечно, — удивилась Файму. — Пошли давайте, я покажу...

* * *

Перебраться через ров оказалось почти просто — всё же, школьные уроки физкультуры с их постоянным ползанием по канату вовсе не такая уж и чушь, подумал Антон.

Поднявшись на вал, ребята осмотрелись. Внутри крепости оказалось... уютно. Двор покрыт густой низкой травой, посреди неё поднимался высокий, метра в три, помост, завешанный самодельного вида циновками. Перед ним горел внушительный очаг, в котором двое мальчишек лет десяти пекли на углях мясо. Во все стороны тянулись шнурки, на которых вялилась рыба и какие-то, очевидно, грибы. Слева от навеса дымилось некое сооружение, по запаху очень похожее на коптильню. На другой стороне от "входа" поднималась сторожевая вышка. Её соорудили прямо на валу, чтобы с неё заодно можно было сигать в озеро, как догадался Антон. На вышке скучала некая начинающая личность в самодельной кепке-козырьке из большого листа. Ещё пара-тройка таких же, лет по десяти-одиннадцати, сидела прямо на валу с самодельными удочками — крайне удачное расположение крепости позволяло им ловить рыбу буквально не выходя из дому.

Часть циновок навеса была поднята и там, на явно самодельных подушках, возлежало несколько начинающих дев, очевидно ожидающих, когда обед будет готов и можно будет помочь мальчишкам на самом опасном и ответственном этапе битвы с едой. Еды тут, впрочем, было много. Возле коптильни стоял плетеный сарайчик, в который, судя по запаху, отгружалась "готовая продукция". Прямо на валу стояли корзины с ярко-жёлтыми плодами, похожими на лимоны — той самой хутой, догадался Антон. Они, видимо, счастливо совмещали в себе склад боеприпасов и продовольствия.

Он нагнулся и взял один плод — в самом деле, очень похожий на гранату и почти такой же увесистый. И уже изрядно подгнивший — тонкая кожура сразу же лопнула и по пальцам потекла зеленоватая масса, пахнущая, почему-то, лошадиным навозом. Какова она на вкус, ему даже думать не хотелось. Получить в физию такую "гранату", да ещё и со всего размаху, было точно не весело. С другой стороны, если там не только Хоруны, но и их рабы, лучше уж такое, чем камни, стрелы и кипящая смола...

Мальчишка ошалело помотал головой и выбросил "гранату" в ров. Жижа сытно чавкнула, на ней остался кратер, словно в ров упал небольшой метеорит. Антон представил, каково будет со всего размаху плюхнуться в неё, и его невольно передернуло. Бр-р-р...

— Хута вкусная, — хихикнула Файму, неверно истолковав его конвульсии. — Когда не гнилая, конечно. Полезная даже. Вот и кормим гостей досыта, — она вновь хихикнула.

Антон невольно посмотрел в ров. Грязь, конечно, жуткая — но, если штурмующие настроены решительно...

Он вновь ошалело помотал головой, поймав себя на мысли, что ему хочется посмотреть на такой штурм... и посильно поучаствовать в его отражении. Вот же дьявол, подумал мальчишка. Я, наверное, уже заразился всем этим... ну, местным. Но мысль была нестрашной и какой-то ленивой, словно здешний бесконечный полдень...

Только тут он заметил, что Талка не пошёл в крепость — так и остался стоять на опушке леса. Похоже, эта крепость была единственным оплотом Маахисов и Талка шнырял вокруг неё, высматривая неприятельских разведчиков. Здорово, конечно, — но ему оставаться наедине с возможно пробравшимися сюда Хорунами было бы пожалуй страшновато...

Словно поймав его взгляд, Талка махнул рукой на прощание, тут же развернулся и скрылся в лесу.

* * *

С внутренней стороны вала была прилажена довольно удобная лесенка и ребята скатились по ней. Сонная идиллия сразу же рухнула — их окружили все обитатели крепости.

Их оказалось совсем не так много — всего десятка два, если не считать пришедших, — но говорили они, похоже, все разом и Антону показалось вдруг, что он стоит на каком-то птичьем базаре. Маахисы выпаливали слова с просто пулемётной скоростью — и земляне не понимали почти ничего...

Файму вдруг заорала страшным голосом, должно быть, призывая к тишине. Каковая не замедлила, впрочем, наступить. Маахисы замолчали и молча уставились на землян — отчего тем стало вдруг неуютно. Глаза у Маахисов были удивительного темно-синего цвета, словно чистое вечернее небо. Ярче даже — казалось, что их радужка сияет сама по себе. Они широко улыбались, глядя на землян, но в сочетании с этими глазами были видны и клычки, которые больше не казались Антону забавными. И волосы у них ярко-черные (такое странное определение пришло вдруг в голову мальчишке), с удивительным золотистым отливом, словно присыпанные золотой пыльцой. И кожа чисто-золотая, светлая или темная, разных оттенков. Да и вообще, Маахисы были рослые, очень поджарые, но притом вовсе не худые. В смысле, не тощие. Даже очень выпуклые в... определённых местах, если говорить о девах. Это, скорее, мы, земляне, на их вкус тощие, подумал Антон. Хотя на самом деле мы просто жилистые, вот и всё.

— Поприветствуем наших гостей, — между тем возвестила Файму. — Это — Антон Овчинников, советский пионер, — Антон прижал скрещенные руки к груди и вежливо, слегка поклонился. — Это — Андрей Гаюнов, советский пионер, — Андрей тоже слегка поклонился, и в той же манере Файму представила и Серого.

Маахисы начали представляться в ответ — но каждый старался быть первым и в итоге вновь поднялся гвалт. В голове у Антона зашумело и он с ужасом понял, что никого толком не запомнил. Файму, однако, это ничуть не волновало.

— А теперь, — провозгласила она, — угощение в честь гостей!

Казалось, что само небо приподнялось от общего восторженного вопля...

* * *

Вспоминая хутогранаты, Антон слегка нервничал, но пичкать гнилью их всё-таки не стали, хотя само угощение оказалось самым что ни на есть простым. Запечённое на углях мясо, жареные на прутиках грибы, копчёная рыба, та самая хута (в не гнилом виде похожая на вкус на малину) — вот, собственно, и всё. Лопали все, включая гостей, с завидным аппетитом, и Антона наконец отпустило. Маахисы, конечно, были странные, но всё же, ничуть не похожие на тех пришельцев, которых рисовали в земных журналах — зелёных уродцев с торчащими воронкой носами. Они были живые, даже очень живые — смеялись, болтали, угощали друг друга... Кто-то лез через товарищей за особо приглянувшимся куском, кто-то тягал соседа за ухи за не слишком удачную шутку — в общем, обстановка была самая непринуждённая. Антон всё время с интересом посматривал на Матвея и замечал, что тот тоже с интересом смотрит на него, но поговорить не получалось, они сидели всё же слишком далеко...

Наконец обед кончился и изрядно осовевшая компания перебралась под навес. Тут оказалось неожиданно уютно — мягкий свет, пробивавшийся через циновки, разбросанные по полу плетёные подушки, след от крохотного костерка в центре — не для тепла, а единственно для света, когда снаружи уже ночь и всё племя лежит под навесом, слушая страшные звуки ночного леса за валом и рассказывая друг другу ещё более страшные истории...

К счастью, все Маахисы сюда всё же не набились — дел в крепости хватало. Здесь сидел лишь мальчишка лет четырнадцати со смешным именем Вэрка, а также четыре его сестры — Ириу, Ириса, Ирка и Ириа. У их родителей точно были проблемы с фантазией, подумал Антон. Также, здесь присутствовал бывший пионер Андреев и сама Файму с младшим братом. Ровным счетом десять душ, если считать и землян. На вкус Антона Маахисов было всё равно многовато — но что-то поделать с этим он не мог и потому лишь вздохнул. Глаза, словно сами по себе, прилипали к лицу Файму. Тепло-золотистое, широкое, пухлогубое — всё это казалось ему очень... естественным, идеально подходящим друг к другу. Из-за цвета, наверное, она вся казалась ему какой-то медовой коврижкой, которую ему нестерпимо хотелось съесть. Или, опять же, зацеловать до полного изумления...

Антон ошалело помотал головой. Втрескаться в деву, которую он видит первый и явно последний раз в жизни точно не годилось. Сделав над собой нешуточное усилие, он всё же перевел взгляд на Матвея. Тот был странным образом похож на Маахисов — очень яркие голубые глаза, большие и широко расставленные, пухлые губы, курносый нос... только вот его волосы не ложились как-то в общую струю. Но при всём том он вовсе не выглядел угнетённым по цветовому признаку. Разве что смотрел он на землян как-то удивлённо. Словно кот в зеркало, подумал вдруг Антон.

— Не холодно? — участливо спросил Сергей.

Матвей смущенно покосился на шнурок с передником — ничего больше на нем сейчас не было, если не считать, конечно, обязательных для Маахисов бус.

— Не, — наконец ответил он. — Здесь всегда очень тепло. Все носят только это вот.

— И девы? — не удержался Антон. Когда на тебя пялится пять дев довольно офигительной наружности, не думать о них как-то сложно, вздохнул он про себя.

— И девы, — Матвей вдруг улыбнулся. — Что тут такого? Никто никого ни за что не хватает же.

Да будто у нас кто-то хватает, подумал Антон. Тем не менее, ему вдруг стало почему-то обидно.

— У нас обычно холодно, — нейтральным тоном заметил Сергей.

— Да я понимаю, — Матвей вздохнул. — Домой мне хочется, конечно. Только ведь не вернешься же. А тут меня как человека приняли. Хоруны меня назад очень хотели. Даже воинов сюда за мной прислали. И получилось нехорошо. Им.

Да. Уж! — подумал Антон, вспомнив трюк с копьём. Судьба идиотов, решившихся... огорчить Файму наверняка была крайне печальна. Конечно, если им повезло пережить встречу с ней, подумал вдруг мальчишка, вспомнив про спрятанный в её гривище нож. И второй нож, на бедре...

Он невольно покосился на прокушенную руку Серого. Даже без ножа Маахисам было, чем огорчить наглых покусителей. Особенно учитывая их милую привычку мгновенно сатанеть от применения к ним насилия и страшноватую, чего уж там, ловкость...

— А как вообще тут? — спросил Андрей.

— Ну... — Матвей почесал поцарапанное где-то в зарослях бедро, смущенно покосился на свои грязные босые ноги. Задумался. — Интересно, — он снова замолчал, глядя на Маахисов, тоже наблюдавших за ним с крайним интересом. — Но, знаешь... тут всё... как-то слишком.

Да. Уж! — подумал Антон, глядя на физии местных девчонок. И, понятно, не только на физии. Каждый день на такое вот смотреть — за сердце хвататься начнёшь. Да и бегать босиком по лесу наверное не слишком-то приятно. Маахисам-то пофиг — они про обувь, наверное, просто не слышали. Ну и влезть в здешний, так сказать, наряд он не решился бы ни за что на свете. Местным-то в нём наверное хорошо и удобно, но на взгляд нормального пионера, которым считал себя Антон, это была всё же срамота. Пусть ему даже и нравилось смотреть на всё это, по крайней мере на девчонках, всё равно, это было... слишком, как сказал Матвей. Это как есть очень сладкий торт, подумал вдруг мальчишка. Первый кусок идет просто на ура, а второй уже не лезет в горло, хотя вроде только что ты был готов сожрать не только его, а сразу весь торт...

— А что же ты к своим-то не вернулся? — спросил между тем Сергей.

Матвей хмуро взглянул на него. Покосился на Маахисов. Задумался.

— Понимаешь, — осторожно начал он, — у нас, Волков, тут с Хорунами с самого начала война была. Жутенькая, на самом-то деле. Мы победили, конечно, всё такое... Разогнали их по миру — кого так, кого и смертью. И... успокоились. Сели в бывшей их Столице, начали ребят собирать, обросли хозяйством... Сначала-то думали, что всё. Мир-дружба-жвачка. А через пару лет всего узнали, что Хоруны в западных лесах собрались — и снова начали рабов ловить. Многие хотели туда идти, чтобы их окончательно... А "Алла Сергеевна" запретила — мол, хватит, всё, навоевались. Ну, я и сказал ей, что она дура и трусиха. А меня на остров. За подстрекательство. Я там пару месяцев всего просидел — и понял, что край. С ума сойду. Ну, сделал из плавника плот — и поплыл.

— И что? — спросил Антон.

— А то. Гроза вдруг налетела, плот разметало по бревнышку. А до земли далеко. Я подёргался немного — и утоп, — Матвея передёрнуло. — Очнулся уже здесь. В лесу. В южном лесу, точнее. Несколько дней туда-сюда тыкался, не зная, как выйти. Потом на Хорунов наткнулся. Они меня скрутили — и к себе. Я там такого насмотрелся — думал, вообще с ума сойду... Связали, начали гипнотизировать. Я сначала подумал, что всё. К вечеру только очухался. Ну, и удрал. Повезло, не сторожили, решили, что я готов уже... Бежал куда глаза глядят. Повезло сюда выбраться. Меня Маахисы подобрали. Накормили, подлечили, в племя приняли. Вот, в общем, и всё.

— А что ж ты в Столицу-то не вернулся? — удивился Сергей. — Тебя ж тут силой не держат.

— А зачем? — уныло спросил Матвей. — Там меня снова на остров отправят, срок досиживать, а я не дурак, знаешь, снова через всё это проходить.

— А, так ты тут типа политического эмигранта, — насмешливо сказал Андрей. — Как Деникин в Париже.

— Нет! — возмутился Матвей. — Эмигранты всякие от войны бегут. А мы тут на передовой. В отличие от Волков. Лучше уж здесь, где хоть гадам врезать можно. Жизнь здесь правда нелегкая, работать много нужно...

— Местные не угнетают? — насмешливо спросил Серый.

— Не, — Матвей чуть удивлённо взглянул на него. — Сфига им это? Если делать что-то надо — так руки у всех есть, если кому не хватает — так помогут. А если кто просто так хвост начнет распускать — так я, знаешь, и в ухо могу дать...

В какой-то миг Антону показалось, что он вернулся домой, в родную школу, и он ошалело помотал головой. Само по себе невероятно, что его народ существует и в других вселенных, но ведь и ребята оказались похожи!..

Он вновь посмотрел на Матвея. На первый (да и на второй взгляд, чего уж там), это был самый обычный мальчишка. И в то же время это был совсем другой человек — не только по манере одеваться. Различие было куда глубже, но вот в чём оно — Антон пока не ухватил...

Серый, однако, оказался более наблюдательным.

— Если тебя тут не угнетают — то почему у тебя нет оружия?

А в самом деле, спохватился Антон. У них, у всех троих, были ножи — просто потому, что в лесу без них никак. Встретить здесь, в Ойкумене, человека без оружия, хотя бы без простого копья, было вообще... мало реально. Матвей же...

— Ну... — Матвей вдруг смутился. — Вы, поди, тоже гостей с ружьём в руке не встречаете. Нож-то у меня есть, нельзя же в поход без ножа... — он встал и снял свисавший с опорного столба довольно-таки потёртый пояс. С которого, вполне по-военному, свисала всякая всячина — фонарик в чехле, небольшая аптечка (у Волков таких не было, сразу же отметил Антон), ещё один карман, побольше — для всяких необходимых мелочей, вроде спичек — и вполне натуральный нож в ножнах. — Вот, — он протянул его Серому рукояткой вперёд.

Мальчишки склонились над оружием. Нож Матвея выглядел очень солидно — с чуть изогнутой, хитрой формы рукояткой и толстым, с широким лезвием, клинком. Но всё же было видно, что это больше инструмент, а не боевое оружие.

— С ружьём мы гостей и в самом деле не встречаем, — сказал Серый, изучая нож. — Если они званые, конечно. Хотя милиция с оружием почти всегда ходит, даже у нас, где никаких врагов с самой гражданской нет. А дома у меня тулка есть, шестнадцатого калибра. И не затем, чтобы стенку украшать. Стрелять я хорошо умею. А вот ты, родной...

— А может, у него дома целый арсенал остался? — примирительно предположил Антон.

Матвей смутился.

— У меня и в самом деле ружья нет. Леса же вокруг нет, охотиться не на кого, а просто так ружьё в доме зачем? У нас же вообще никто оружия дома не держит.

— Это почему? — удивился Андрей. — А вдруг война?

— Так от Марграда до границы три тысячи километров. С кем у нас воевать-то? И на это армия вообще-то есть.

— А звери всякие?

— У нас лес на двести километров вырублен, — вздохнул Матвей, убирая нож. — Какие звери? Вороны одни, да и те вялые. И мыши. Мне что — на мышь с ружьём ходить?

— А вдруг бандит? — не удержался Антон.

— Откуда? — Матвей удивлённо уставился на него. — В Марграде вообще никаких бандитов нет. Столица же.

— А вдруг на вас нападёт кто? — повторил Андрей.

— Зачем? — лицо Матвея стало ещё более удивлённым. — Ядерный паритет же. Оружие есть только у военных. Они и воюют, если вдруг что. А бандитов всяких и так далее давно нет. У нас, по крайней мере. В республиках-то бывают.

— А вам не было стыдно? — вдруг спросил Сергей.

— Что? — Матвей непонимающе взглянул на него.

— Что за вас взрослые воюют. А вы на жопе сидите.

— Ну... — Матвей задумался. — Не стыдно. Наши же в космосе воюют, им пионеры-герои нафиг не нужны. Будь ты хоть три раза доброволец — тебя всё равно назад завернут. Ну, пока сам военным не станешь. А это знаешь как сложно?

— М-да, — Серый помолчал. — Знаешь, чем свободный человек отличается от раба?

— Чем? — с искренним интересом спросил Матвей.

— У рабов нет оружия.

— Я не раб! — Матвей даже привстал, явно собираясь доказать это делом.

— Цыть! — вдруг прикрикнула Файму. — Ещё подеритесь мне тут! Тогда вам тут обоим рабство будет. Будете циновки мне плести, отсюда и до заката, — по её хмурому лицу было видно, что она и впрямь готова устроить им что-то такое.

Матвей зло зыркнул на неё, но нарываться всё же не стал и опустился на подушки. Серый ещё пару секунд пристально смотрел на него, но потом тоже отвёл взгляд. Верно, устраивать тут бой быков не хотелось и ему...

А всё же, это неправильно, подумал Антон. Когда девчонка всем командует. Только вот объяснять это местным смысла он не видел. В конце концов, они тут ненадолго, можно и потерпеть... хотя это и не в традициях (мягко говоря) пионеров. Но всё кончилось бы в итоге мордобоем, а сводить общение к вот такому Антону всё же не хотелось.

— Гулямы, мамлюки, илоты смотрят на тебя, как на осла, — продолжил, между тем, Матвей, обращаясь к Серому. Тот — неожиданно! — смутился. А, ну да, вспомнил Антон. Даже илотов спартанцы, бывало, вооружали. Так что оружие — это вовсе не критерий "раб-не раб". У тех же древних римлян полно было вооруженных рабов — не гладиаторов!..

— И вас это... даром работать не заставляли? — не удержался всё же Андрей.

— Нет. Кто будет-то? — Матвей удивлённо взглянул на него. — Буржуев-то у нас в стране давно нет же.

— И зеков? — продолжал напирать Андрей.

— Ну, зеки есть, — признал Матвей. — Но их работать заставляют по закону. Туристы на Запад у нас тоже есть, но ограниченно. Там слишком легко... утонуть.

— В чём? — спросил Антон.

— Во вранье, — ответил Матвей. — Западная роскошь — это враньё же. Даже если просто западные голоса послушать — мозги через уши вытекут. Так оно обычно и бывает же — дурачки слушают всякую чушь, крыша у них потом течёт, выбегают на улицу с дурацким плакатом — и привет психушка.

— И как вы там живёте? — спросил Антон. — Раз воевать ни с кем не надо?

— А у себя и живём. Где жизнь нормальная. На Запад, конечно, только по обмену. В смысле, если наши туристы едут к ним, то ихние к нам. Чтобы всяких похищений не было.

— Брр, — Антона передёрнуло. Ехать таким вот туристом он точно не захотел бы. — Других стран не нашли?

— Нет, — Матвей вздохнул. — Народных стран, знаешь, мало. И живут там небогато. Поэтому правило простое: или жди, что с Запада кто-то приедет или езжай дома на юг.

— Если вы там уже в космосе воюете, то что вам мешает вообще буржуев победить? — удивился Антон.

— Ну так в прошлой войне мы их как раз победили, правда давно, — Матвей вздохнул. — А на всей планете — ну, освобождение идёт, только дело это, знаешь, не быстрое. Сейчас войны нет, но буржуи всё равно пакостят, не отходя от кассы. Находят... ну, бандитов каких-то, дают денег, и воюют они, пока запала хватает. Или корабли по-тихому топят. Или политиков просто подкупают в третьих странах. Или ещё что.

— А, — такое вот Антон всё же мог понять. Хотя и не принять. Дома тоже такой пакости хватало. Но если американцы теряли берега в каком-нибудь Вьетнаме... что ж, пара-тройка сбитых самолётов обычно заставляла их передумать...

— Видел я этих буржуев, — буркнул Андрей. — Сидят как в тюрьме в своём посольстве. Словно бандиты какие-то.

Матвей улыбнулся.

— Правильно. Можно загнать буржуев за забор и заниматься дипломатией в своё удовольствие. Ну, или занимать что-нибудь важное. Или помощь нашим оказывать.

— А вдруг война начнётся?

— А ракеты? И противоракетная оборона? У нас там, дома, в Народном Союзе, знаешь техника какая? Даже подводные поселения есть. Очень удобно. Когда начнётся строительство космических колоний, нам почти не придётся ничего менять.

— А у вас разве ещё нет? — удивленно спросил Антон.

Матвей вздохнул.

— Ещё не скоро. Пока что строится лишь первая промышленная станция. Потом Луну будем осваивать. Потом Марс. И так — пока всю Солнечную систему не освоим. Народная программа освоения космоса же. Весь проект рассчитан примерно на тысячу лет.

— А что потом? — сразу же спросил Сергей.

Матвей пожал плечами.

— Я не знаю. К звездам полетим, наверное...

— А смысл так корячиться? — спросил практичный Андрей. — Если лично результата не увидишь? Тысяча лет — это, знаешь, много. Очень.

— У нас дальний прицел, — усмехнулся Матвей. — Средств хватает. У нас самый передовой строй же. А как у вас?

— У нас станция "Салют" есть, — буркнул Антон. — А что — вы о ней не слышали? Льяти же, наверно, часто здесь бывает, мог бы и рассказать.

— Не рассказывал, давно уж очень его не было, — Матвей вздохнул. — И пионеры тут ещё не бывали. Нас посещает не так много гостей, знаете ли... Через нижний лес мало кто может пройти. Почти никто, на самом деле. Хоруны там, а бывает, и к нам тоже заходят.

— А что ж вы к ним в гости не заходите? — спросил Серый. — Они там рабов мучают, а вы тут грибы сушите.

— Так их же больше, — удивился Матвей. — И пулемётов у Маахисов нет. Что, с копьём в бой идти и помирать?..

— Так тут же всё равно не жизнь, — сказал Антон. — Ни свадеб, ни семей нормальных, ни детей. Брр...

— Я бы дома уже старичком стал, — угрюмо сказал Матвей. — А потом вообще бы помер.

— А дети и внуки? — спросил Серый.

— А что? Ойкумена не бесконечная же, места мало. Чем нас тут меньше, тем всем лучше.

— Ага, то-то вы все на попе ровно сидите, — сказал Антон.

— Поневоле сидим, — согласился Матвей. — Когда Хорунов из их Столицы выгнали, они ушли сюда. И ещё сильнее стали. Зверей вот научились приручать, гипнозом овладели... А их верховые твари — это, я вам скажу, просто жуть. Копья и стрелы против них не очень-то... Для победы над ними нам нужны как минимум ружья. Их не сделаешь без завода или хотя бы кузницы, а у нас тут нет ни того, ни другого.

— Хозяева не дают?

— Угу. Правила на этот счёт у них строгие: или пользуйтесь тем металлом, что у вас уже есть, или привет.

— А как тогда Хорунов победить собираетесь?

Матвей пожал плечами.

— Это ты у Файму спроси, она умная. Я вот не знаю. Да и зачем? Тут их победим — они опять уйдут куда-то, и весь результат. А тут мы им регулярно рога обламываем.

— А чем вы ещё тут занимаетесь — ну, кроме обламывания рогов, конечно? — спросил Антон.

Матвей усмехнулся.

— Да тем же, что и вы, наверное. Охотимся, по лесам дозором ходим, к гости к соседям...

— А у вас и соседи есть? — удивился Антон. — Тут одни Хоруны же.

Матвей сам удивлённо взглянул на него.

— Есть. Хорги, хоть они и буржуи. Суть не в этом же.

— А в чём?

— А в том, какие между людьми отношения. Ни к экономике, ни даже к общественному строю это дела не имеет.

— А к чему тогда?

Матвей усмехнулся.

— К культуре. У нас вот культура хорошая. А у них... мы туда как в цирк ходим — посмеяться.

— Да ну, хрень всё это, — буркнул Антон. — Живёте в этом лесу, как тараканы в банке, в то время как всякие рабовладельцы поганые на спинах рабов тут жируют.

— И что ты предлагаешь? — спросил вдруг Матвей уже угрюмо. — Крестовый поход им объявить?

— А хоть бы и так, — буркнул Антон. — Если вы все такие крутые, то почему сидите тут, в этой глуши, где про вас никто даже не слышал?

Файму нахмурилась.

— Ну, Хоруны-то про нас как раз очень даже слышали. Мы тут им покоя не даём, а то бы они так, знаешь, развернулись... Ну и территория у нас сейчас такая, что за день от края до края не пройдёшь. И лес вполне себе приятный. Наш лес только. А в Ойкумене всё не так. Есть там, знаешь, разные людишки, от которых пользы никакой нет, а вот вони много. Лезут всё время под руку, учат жить... Вот мы сюда и ушли. Давно уже.

— Так ты же говорила, что вы все из себя непобедимые, — насмешливо напомнил Сергей.

— Нет, — Файму хмуро взглянула на него. — Ты что, думаешь, что мы прямо весь мир можем под руку взять? Нет. Хоруны с парой сотен рабов — это не баран чихнул, правда? А всего тут племён двадцать. Общей численностью где-то в пару тысяч. В одной вашей Столице живёт сейчас человек пятьсот, ты сам сказал. А в Городе Снов народу куда как побольше. Тысяч десять. Или сто даже. Если мы туда и доберёмся, то будем просто как туристы. Ну, или эмигранты бедные. А тут мы хозяева в своём полном праве.

Антон задумался. С одной стороны, он чувствовал свирепую гордость за то, что они, пионеры, заняли центральное место и в этом, донельзя чуждом мире, пусть и под тяжелой рукой "Аллы Сергеевны". С другой, ему стало вдруг очень обидно за родной отряд — он с его парой дюжин состава и всего-то девяткой мальчишек на таком фоне как-то... не смотрелся. Конечно, если добавить Волков с их полутысячей ребят, то тогда... С третьей, вдруг подумал он, Волки — это всё же не наши. Хотя офигительно похожи на нас, да и Союз у них, в общем, тот же самый. Или всё же наши?.. Вот же чёрт...

Серый, однако, не смутился и в этот вот раз.

— А почему вы сами к Волкам не пошли?

Файму неожиданно смутилась.

— У Волков нам пришлось бы Алле этой кланяться, а в северных степях нам было плохо. Арии эти... Вот и решили перебраться сюда, где никто не жил ещё. Земли-то здесь много... и племен разных, на выбор... только вот это не значит, что и мы там тоже жить можем... хорошо. Рабство у Хорунов — ну, через вдох-то дышать ещё можно... а ведь бывало и хуже, у Ана-Ю тех же. Или Морские Воришки с их Крыхом — привет, тоже рабство. Или северный лес, где земли свободные... только пользы в том — ноль, потому что зверьё там жуткое. А иногда — просто обычаи дурацкие у всех соседей, и им-то жизнь в кайф, а вот рядом с ними жить, когда у нас — дюжина мальчишек и средний возраст как в больнице... в смысле пять шкетов десятилетних, а мне одной шестнадцать... Такой земли, где соседи все нормальные... ну, не нашлось. На таком вот фоне этот лес ещё очень даже ничего.

— А, понятно, — усмехнулся Андрей. — У вас тут просто заповедник для неуживчивых.

Файму буквально вызверилась на него, и Антон подумал, что сейчас всё же будет драка... но она тут же взяла себя в руки. Девчонка или нет — но в кулаке она себя держала твёрдо.

— Хватит! — прикрикнула она. — Не знаю, как там у вас, но у нас обзываться не принято. Извинись, — она в упор уставилась на Андрея. Дэй и Вэрка тоже уставились на него нехорошо, явно намекая на то, что в случае отказа "воспитательная работа" может перейти совсем в другую плоскость. Даже девчонки как-то ощетинились. Того и гляди зашипят, подумал Антон. А потом в глаза вцепятся. Ой...

Андрей, впрочем, тоже быстро оценил ситуацию и не решился обострять конфликт.

— Извини, — буркнул он, опустив взгляд.

— Ладно, — согласилась Файму, явно без всякой охоты. — Не делай так больше. Никаких "неуживчивых" у нас тут нет, — пояснила она. — Тут сплошные дикари живут, вообще-то. Ну да, первые тут были те, кто цивилизацию ещё не застал. Но потом другие появились. Которые вполне застали. И одичали.

— А у вас, конечно, тут все прямо гении с дипломами? — не удержался всё же Андрей.

— Нет. Не все, — Файму хмуро взглянула на него. — Далеко не все. И не потому даже, что способностей мало, а учиться много-много надо. Школ-то тут нет, знаешь.

— Ну да, — Сергей повёл рукой вокруг. — Сидите в лесу, занимаетесь, извините, фигнёй, а как надо заставлять себя что-то делать — так йок. Силы воли нет же.

— У нас война с Хорунами вообще-то, — хмуро сообщила Файму. — И вы ж тоже явно не в школу тут шли.

— А всё равно, — упрямо гнул Серый. — У нас, между прочим, даже в пионерлагере распорядок дня такой, что ой-ой-ой. Семинары, кружки, экскурсии, дискуссии... К вечеру башка гудит так, словно год прожил, не смыкая глаз. А у вас? Ну, в лес сходили на охоту, ну, пожрали, ну, Хоруны набежали, повозились в грязи... ну, искупались потом. Ну, байки у костра потравили. Завтра всё сначала. И всё. Никакого развития.

— Вы ж тоже того... не сами поди дома развивались, — хмуро заметил Матвей. — У нас вот даже в пионерском лагере вожатые были, которые не давали бездельничать.

Антон вздохнул. Вожатые у них в лагерях тоже были. И не сказать, чтобы такие уж добренькие. Нет, насильно никого никуда конечно не тащили, но явно скучающим кадрам (которые, впрочем, попадались нечасто) быстро помогали найти дело. Или даже предлагали, чего уж там... Ничего плохого в этом не было — у многих в лагере просто глаза разбегались, и они элементарно не знали, что тут выбрать. Да и побездельничать при желании вполне можно было — не стоило только возводить это в систему, иначе не оберёшься насмешек со стороны других ребят, да и тратить драгоценное летнее время попусту было просто-напросто обидно...

Он вдруг смутился, вспомнив, что вся их эпопея началась как раз с вполне бесцельного похода по горам. А ведь могли бы например в Москву поехать, подумал он. И ничего этого просто не было бы...

— Есть, — между тем спокойно согласился Серый. — В том-то и разница. Нас-то воспитывали. А вас?..

— А ты разве не мечтал убежать от взрослых в лес и жить сам по себе? — спросил вдруг вошедший под навес Талка.

— Мечтал, — насмешливо ответил Серый. — Но не убежал же.

— Ага, это потому, что тебе за такое по заднице всыпали бы, — мстительно сказал Талка. — А рабы мы, да?..

— Ну да, мы рабы, — очень спокойно сказал Серый. — Рабы нашей Чести, рабы Долга, как любили говорить декабристы. Только вот победил-то я, а не ты — хотя ты и сильнее меня, и быстрее, и вообще...

— Ну да, — Талка с усмешкой посмотрел на прокушенную руку Серого.

— Будь наши мечи и наш бой настоящими, ты был бы давно мёртв, — жестко сказал Сергей. — Я бы просто пришпилил тебя к земле, словно жука в коллекции. И всё.

Талка хмуро прикусил губу. Было видно, что ему страшно не хочется соглашаться с поражением, но и отрицать его он не мог. В самом деле, в тот миг он ничего не мог сделать, и лишь предложение Серого сдаться дало ему шанс...

— У меня копья тогда не было, — наконец нашёлся он.

— Ну так возьми копьё и попробуй ещё раз, — насмешливо предложил Сергей.

— У тебя рука прокушена, — хмуро сказал Талка. Поражение или нет — но бесчестной победы ему точно не хотелось.

Серый задумчиво пошевелил пальцами.

— Больно, конечно. Но мне это не помешает.

Талка вздохнул.

— Пошли тогда...

* * *

Они выбрались во двор. Сергей вновь взял один из деревянных "мечей" (он тащил их всю дорогу до крепости, невзирая на насмешливые взгляды Маахисов — теперь вот они пригодились), Талка — своё короткое копьё. Вокруг них собрались в кружок все обитатели крепости, наблюдая за мальчишками с крайним интересом.

Талка держал копьё двумя руками, крепко, остриём вверх. Само копьё, конечно, смотрелось не особенно внушительно, но вот его наконечник ослепительно блестел. Он казался очень длинным, очень ярким и очень острым. Очень неприятным на вид...

— Начинаем по сигналу, — Файму развела руки в стороны. — Раз... два... три! — она вдруг оглушительно хлопнула. Звук прокатился по двору, как выстрел.

В тот же миг Серый сделал стремительный выпад, целясь в живот Талки. Тот шустро повернул копьё, отбивая деревянный "клинок" и пропуская его мимо бока... вот только в итоге наконечник, смотревший Серому в лицо, оказался нелепо повёрнут куда-то вбок. Сам Серый, казалось, падая вперёд, вслед за клинком, вдруг оказался рядом с Талкой. Его левая рука молнией метнулась к нему — и крепко уцепилась в древко, пониже наконечника.

Талка оказался не дурак — он не стал со всей дури дёргать оружие на себя, как поступил бы почти любой на его месте, а спокойно выпустил его и сам прянул вперёд, чтобы сократить дистанцию и перевести поединок в рукопашную...

И буквально напоролся на "меч" Серого. Тот ударил в поддых Талки, точно и сильно — будь его "меч" настоящим, остриё вышло бы из спины. В последний миг Талка заметил атаку и попытался увернуться — быстро, очень быстро...

Но всё же — не достаточно быстро. Предусмотрительно закругленное им же "остриё" врезалось ему под ребра. Из груди Талки вырвался какой-то странный ёкающий звук.

Надо отдать ему должное, подумал вдруг Антон — он не свалился, свернувшись в клубочек, как сделал бы почти каждый на его месте. Просто замер, согнувшись и прижав руки к груди. Вот только никакого значения это уже не имело.

— Голову с плеч! — "меч" в руке Сергея описал стремительный круг.

Аудитория ахнула — даже деревянный клинок таким вот ударом запросто мог перебить позвоночник.

Бить со всей дури Серый, понятно, не стал. В последний миг он придержал удар, и "меч" стукнул по шее Талки лишь слегка. Впрочем, и этого вполне хватило, чтобы тот, потеряв равновесие, нелепо упал на бок.

— Убит, — безжалостно констатировал Сергей. "Меч" в его руке описал несколько кругов, столь быстрых, что загудел разрезаемый воздух. — Есть ещё желающие?

Взгляды всей публики сошлись на Вэрке — самом старшем из всех здешних мальчишек. Тот задумчиво посмотрел на лежавшее в траве копьё, очень земным жестом почесал в затылке. Потом поднял второй "меч". Разумно, усмехнулся про себя Антон. Копья хороши, наверное, для охоты, но лучше длинного клинка для рукопашной всё равно ничего не придумано. Только вот если копьём любой дурак тыкать может, мечом или шпагой ещё нужно уметь владеть...

Вэрка, между тем, уже занял "исходную позицию", подняв деревянный "клинок" вверх и крепко сжимая его двумя руками — словно боялся, что "меч" может вдруг вырваться и улететь. Физия у него была ничего не выражающая, сонная. Да и сам он был более... стройный, чем Талка. То есть, довольно-таки худощавый. Но всё равно слишком... гладкий на земной вкус, и тоже похожий на девчонку. Вряд ли он станет серьёзным противником, подумал Антон.

Серый, между тем, уже шагнул вперёд и слегка стукнул концом своего "меча" по "мечу" Вэрки. Тот вздрогнул и отступил на шаг.

— Молодец, — похвалил Сергей.

И атаковал. Молниеносный удар сверху вниз, по ногам (его Вэрка отбил, опустив оружие) и тут же — снизу вверх, в живот. Этот удар Вэрка тоже отбил, причем его физия осталась столь же сонной. В фехтовании он может и не разбирался, но двигался очень быстро. И так же быстро соображал. Всё это, правда, не слишком ему помогло — Серый размашисто вскинул "меч", словно готовясь ударить сверху вниз, в голову, по широкой дуге — а когда Вэрка (очень шустро, кстати) вскинул свой "меч", готовясь отразить удар, тут же изменил направление, ударив под поднятые руки, в открытую подмышку. Вэрка, однако, каким-то чудом почти успел отшатнуться. "Меч" Сергея, вместо того, чтобы нанести полновесный удар в бок, лишь чиркнул закругленным "остриём" по ребрам — беззвучно, но явно очень болезненно.

Лицо Вэрки стало из сонного зверским — мгновенно, словно переключили тумблер. Он изо всех сил размахнулся "мечом", чтобы ударить с разворота...

Хороший замах полезен в любом деле, кроме фехтования, вспомнил Антон. Вэрка тоже, похоже, это вспомнил, и попробовал в том же развороте лягнуть Серого ногой. Не достал, но заставил отпрыгнуть. А потом всё же завершил разворот и ударил. Со всей дури, как говорится. Увернуться Серый уже не успевал, и потому подставил под удар свой "меч".

Тресь! "Меч" Вэрки разлетелся в щепки — всё же, это был не настоящий тренировочный меч, легко способный выдержать даже столь грубое обращение, а всего лишь наскоро вырезанная деревяшка. Верхняя часть "клинка" отлетела в сторону, едва не попав Файму по ноге. В руках Вэрки остался лишь бесполезный огрызок. "Меч" Серого по счастью уцелел — но страшная, без дураков, сила удара отбросила его так, что парня развернуло почти боком. Вэрка запустил в него огрызком своего "меча", весьма метко угодив в ухо, и сам пошёл в атаку. Но не вопя что-то нецензурное и занося кулак, как обычно поступают люди, не умеющие драться, а буквально кинулся ему под ноги, перекатываясь, с явным намерением врезать пяткой в живот. Серый в свою очередь отпрыгнул и треснул его "мечом" по ноге. На сей раз его "меч" не выдержал такого обращения и тоже с треском разлетелся пополам. Но и Вэрка, не вставая, зашипел от боли, схватившись за отбитую голень. На этом бой, собственно, и кончился. Да. Уж! — подумал Антон. Видимо Вэрка не боялся, перекатываясь, потерять противника из виду? А зря!..

— Будь этот меч настоящим, — сказал Сергей, поднимая огрызок "оружия", — ты бы сейчас валялся с отрубленной ногой, истекая кровью.

— От таких ударов ломались иногда даже настоящие мечи, — заметила Файму. — "Меч" Вэрки угодил в тебя обломком "клинка", это все видели. Будь он настоящим — ты был бы, в лучшем случае, ранен. А в худшем... да, валялся бы на земле, истекая кровью. Вы оба бы валялись.

Стало очень тихо... но Серый не смутился.

— Исход этого боя ясен. — Он обвел взглядом компанию Маахисов. — Ещё желающие есть?

Он посмотрел на Матвея, но тот лишь пожал плечами.

— Я борьбой занимался, — извиняюще сказал он. — А так, чтобы мечом махать — нет.

Антон тоже посмотрел на него. Матвей был плотным, крепко сбитым, и казался даже немного неуклюжим. На самом деле это наверняка не так, подумал Антон. Реакция у борцов тоже вполне себе на уровне, ведь схватка начинается из равной позиции и надо захватить противника так, чтобы занять более выгодное положение. Так что Матвей скорее всего просто не воспитан так, чтобы агрессивно распускать руки — дома он никогда видимо не дрался, как ни невероятно такое казалось для мальчишки. То есть, всякая возня в раздевалке и так далее в его школе наверняка была — но именно в форме борьбы, а не...

Дэй, между тем, шустро сунулся вперед — надо полагать, мстить за брата, — но Файму легко придержала его ладонью.

— Я могу, если хочешь, — сказала она. — Но меня тебе не победить. Я физически старше тебя на два года. И, в отличие от этого обормота, — она посмотрела на смущённого своим поражением Вэрку, — дома кое-чему обучалась.

Сергей усмехнулся.

— Попробуй.

— Ну что ж...

Файму вышла вперёд. Сейчас она двигалась не так, как обычно двигаются люди, а как умеют лишь девчонки — превращая каждый шаг в бессовестную демонстрацию себя, каждый жест — в представление, а каждую улыбку — во что-то такое, от чего её хотелось сгрести в объятия, крепко прижать к себе и зацеловать до придушенного писка...

Антон поражался, как можно превращать каждый поворот тела в дразнящую игру света на наиболее выгодных местах, явно даже не думая об этом, — ведь со стороны же не видно, что там у неё получается! Видимо, это одно из таинственных девчоночьих умений, данных им единственно затем, чтобы сводить парней с ума...

Файму между тем, неторопливо расстегнула пояс с висевшим на нем оружием. Не отводя насмешливых глаз от покрасневшего лица Сергея, протянула его младшему брату. Закинула руки за голову, старательно потянулась (зрелище получилось... убийственное, чего уж там), мотнув своей гривищей, извлекла из неё ножны с другим, кристаллическим ножом, бросила его опять же младшему брату, ловко поймавшему оружие. Задумчиво взялась за шнурок на бедрах, посмотрела на ошалело замерших мальчишек. Хихикнула.

— Это я, наверное, оставлю. Итак?..

За её спиной засмеялись, но Антон не видел тут ровно ничего забавного. Серый был силён и гибок, он обучался самбо (и всерьёз!..), но был на два года младше и наверное на пару килограммов легче Файму. Не говоря уж о том, что любому парню просто психологически тяжело драться с девчонкой, особенно одетой... таким образом.

Файму поплыла по кругу, обходя его, словно леопард перед прыжком — очень плавно, ровно... и страшновато, чего уж там. Серый, встав в боксерскую стойку, поворачивался вслед за ней — Файму явно не казалась ему легкой добычей. Весила она, наверное, всего-то килограммов пятьдесят, но ведь и смертельно ядовитая змея весит совсем не так много...

Файму, разминаясь, вытянула сцепленные руки, вывернув их ладонями вперёд. Развела их в стороны, пошевелив зловеще скрюченными пальцами (словно профессор Мориарти у Рейхенбахского водопада, подумал вдруг Антон). Вновь насмешливо посмотрела на Сергея.

— Ну?..

Серый пригнулся и вдруг прыгнул вперёд, чтобы наотмашь ударить не ожидавшую такой атаки Файму макушкой в челюсть. Такой таранный удар должен был смести дерзкую девчонку, как поезд сметает застывшего на рельсах оленя...

Только вот Файму никаким оленем не была. Она не стала даже отбивать удар и мягко подалась вправо, пропуская мальчишку — за миг ДО того, как тот прыгнул!..

Сокрушительный удар Сергея просто... провалился в пустоту. Он, правда, не упал, как почти любой на его месте. Только замер, немного проехав ботинками по траве и нелепо согнувшись. Сейчас, всего на миг, он был совершенно беззащитен, и Файму ударила — безо всяких хитростей, лихо развернувшись на пальцах и лягнув мальчишку пяткой в бок.

Сила удара снесла Серого с ног, он перекатился через спину, лицом вниз... но подняться уже не успел. Файму изящным, почти балетным прыжком перепорхнула к нему. Яростно вскрикнув, она поднялась на пальцы левой ноги, поджав пятку правой к животу, и Антон испуганно замер: такой вот удар сверху вниз сломал бы шею мальчишки, как морковку...

Бить Файму, разумеется, не стала — просто аккуратно водрузила ногу на загривок Сергея, должно быть, мстя таким вот образом за среднего брата, которому Серый водрузил ногу на грудь. Серый яростно дёрнулся... но вывернуться всё же не смог. Файму была явно тяжелее, да и её босая нога держала очень цепко.

— Исход очевиден? — ровно спросила она.

— Да, — буркнул Сергей.

— Отлично, — она отступила и протянула руку, помогая мальчишке подняться.

— Это нечестно, — буркнул Серый, отряхиваясь. — Ты старше меня на два года. Физически.

Файму хихикнула.

— Предупреждение было дано.

Серый, однако, всё ещё хмуро смотрел на неё.

— Ты знала, что я сделаю.

Файму вновь хихикнула.

— Конечно. Нет, я не читаю твоих мыслей, — добавила она, заметив испуг мальчишки. — Исход таких схваток решается ещё до их начала — вернее, в миг его. Главное тут — по мельчайшим, в принципе незаметным для обычного человека движениям "прокачать" будущую атаку противника. Проигрывает обычно тот, кто бьет первым. Никакой мистики тут нет, обычная внимательность. Малополезное с вашей точки зрения качество.

— Почему? — обиделся Антон. — Полезное. Просто...

— У вас явно её не развивают, — закончила Файму. — По крайней мере, таким... практичным образом.

— Развивают, — буркнул Сергей. — Очень даже.

— У военных, — закончила Файму. — У других наверняка не получается. Или получается, но не всегда. Или не слишком. Вообще говоря, и меня тоже можно провести, показать одну атаку, а начать совсем другую — но тут уже надо быть настоящим бойцом, мастером своего дела.

— Тем не менее, победил всё же я, — закончил Сергей. — Там, где бой был честным.

— А бой со мной, выходит, бесчестный? — сразу же надулась Файму.

Сергей хмыкнул.

— Нет. Он просто неравный. Ты старше на два года. Нет смысла гордиться победой в неравном бою. Это глупо и в конечном итоге смешно.

— Я девчонка, — обиженно заметила Файму.

Сергей отмахнулся.

— Это не имеет значения. Ты старше и тяжелее. А в равных поединках победил всё же я.

— Ладно, — Файму вздохнула. — Назад давайте...

* * *

Они вернулись под навес. Файму, должно быть, оголодав от трудов, решила подкрепиться уже остывшим мясом, к ней присоединились и другие. Антон мельком подумал о том, что не знает даже, мясо какой здешней зверюги он ест... но это не слишком его занимало. На вкус оно было очень даже ничего. Аглая поначалу пришла в ужас от одного вида мяса, запечённого на угольях, вспомнил вдруг мальчишка, но с его точки зрения это была вполне обычная еда...

— Полагаю, что наш спор закончен? — спросил Сергей, завершив трапезу.

— О чём? — спросила Файму. — О том, кто же из нас лучше? — она вновь хихикнула. — Ты же сам знаешь, что такой спор нельзя закончить, его можно только прекратить.

— О том, что мы — воины. А вы нет.

— Гм!.. — Файму едва не подавилась. — Тебе не кажется, что это слишком... смелое заявление?

— Нет, — Сергей усмехнулся. — Ты сама убедилась, что средний пионер легко победит среднего Маахиса. И это — единственный факт, который имеет тут значение. Единственный.

— У нас просто разные подходы, — заметила Файму. — Вы мечетесь туда-сюда по миру, явно без плана и без цели. Наша задача — совершенно иная: сдерживать Зло там, где оно заключено, не давая ему пройти дальше.

— Это обычная отмазка слабаков, — Сергей нехорошо засмеялся. — Получить по носу в доброй драке и потом ныть, что вам-де это всё не нужно, что вы-де "выше насилия" и прочее бессмысленное бла-бла-бла. А на деле умение победить в бою — это единственный факт, который имеет значение для Истории. Единственный.

— Допустим, — Файму хмыкнула. — Но мы до сих пор здесь, не так ли? И намного дольше вас, вообще-то. Мы знаем вещи, о которых вы даже не подозреваете. Мы знаем, что делаем. И мы не одиноки. Уверяю тебя, наш план в отношении Хорунов очень хорошо продуман. Да, он не наступательный. Но это серьёзный, обстоятельный план, который запер их там, в нижнем лесу, и неизбежно приведёт их к гибели, рано или поздно. За нас силы самой Природы, в конечном счёте.

Сергей отмахнулся.

— Снова увёртки. Не нужно приплетать сюда то, над чем ты не властна. Не спорю — принадлежать к могучей силе хорошо и приятно. Однако лишь глупцы могут верить, что сила целого — это ИХ сила, и потому им лично можно быть и слабыми. Нет. Важно лишь то, что происходит здесь и сейчас. Только это. А здесь и сейчас я вижу, что любой Маахис недисциплинирован, скверно обучен, ленив и потому в конечном счёте просто глуп рядом с рядовым землянином.

Талка и Вэрка буквально вызверились на него, но Сергей не обратил на это ни малейшего внимания.

— Тебе ещё раз врезать? — хмуро сказала Файму.

— А что это изменит? — Серый усмехнулся. — Только подтвердит то, что побеждать вы умеете лишь тех, кто слабее. Бесчестно. А равным или более сильным — всегда обречены проигрывать. Просто потому, что вы не воины. И все ваши претензии на что-то там — просто смешны.

Файму посмотрела на него с каким-то нехорошим интересом.

— Тебе рассказать, как мы уничтожили племя Уггонов? Которые не только называли себя народом воинов, но и на самом деле были ими?

Сергей отмахнулся.

— Любые победы прошлых лет — это пыль, мусор, кучка хлама. Важна лишь готовность сражаться здесь и сейчас.

— Вообще-то организатор той атаки до сих пор наш Мастер Войны, — нейтральным тоном заметила Файму.

Сергей усмехнулся.

— А разве он есть здесь? Отвечай только за себя. Всегда. Победы предков — не твои победы. Их слава — не твоя слава. Не нужно тянуть к ним свои руки. Это глупо, жалко, и, в конечном итоге — смешно.

Матвей широко улыбнулся.

— А разве ты лично побеждал немцев, белых и так далее? Или ты не гордишься теми победами, раз сам не воевал?

— Это совсем другое! — резко сказал Сергей. — Мы пришли в этот мир совсем недавно, ничего не зная и не ведая. Мы прошли сквозь Долину Тумана, прошли даже там, где никто ещё не мог пройти. И победили. Всех. И непроходимые западные леса, и Хорунов с их чудовищами, и даже подгорную нечисть. Никто — вообще никто! — на моём месте не смог бы взять Ключ. Поэтому я — один во всей Ойкумене! — имею право судить, кто тут герой, а кто — трус. И я сужу. Так вот, вы — не герои. Даже не воины. Здесь, по крайней мере, я не вижу ни тех, ни других. Я вижу просто группу не очень умных... детей с претензиями, почему-то считающих, что какие-то смешные трюки — а вовсе не отвага и мужество! — помогут им выиграть настоящий бой с настоящим врагом.

— Надо было тебе шею сломать, для наглядности, — хмуро заметила Файму. — Тогда ты, наверное, не стал бы говорить, что бой был ненастоящий, и моя победа тоже?

— Стал бы, — упрямо сказал Серый. — Будь тот бой настоящим, в руке у меня был бы нож или копьё, и никакие глупые трюки не помогли бы тебе. Потому что никто не может победить меня в бою, если этот бой честный.

Файму вздохнула. Похоже, что разговор в таком стиле начал её утомлять.

— Хочешь повторить бой?

Сергей усмехнулся.

— Нет. Ты старше. Бой с тобой никогда не будет честным.

— Ну да, — Файму вновь хихикнула. Казалось, что разговор теперь её забавляет. — Мне уже интересно, может ли хоть что-то убедить тебя, что мы тоже имеем смелость и мужество?

— Ничто, — Сергей усмехнулся. — Потому что здесь я не нашёл ни того, ни другого. Дешёвые трюки, понты, хвастовство... всё, как обычно. Что дальше? Ещё больше трюков? Ничто не заставит меня забыть то, что я видел своими глазами. Забыть те победы, которые я тут одержал.

— Ну что ж... — Файму вздохнула. — Не думала, что дойдёт и до этого, но ты постарался... — она повернулась к младшему брату. — Дэй? Преподашь гостю урок вежливости?

Мальчишка поднялся, глядя на Серого как-то нехорошо — видно то, что тот наговорил его сестре, не слишком-то ему понравилось.

— Это смешно, — сказал Сергей. — Я не стану драться с каким-то... с каким-то сопляком!

— К сожалению придётся, — сказала Файму уже совсем ядовито. — Иначе я решу, что ты просто струсил.

— Ну, хорошо! — Сергей резко поднялся. — Только не жалей потом! Раз твой брат достаточно взрослый, чтобы драться, он достаточно взрослый для того, чтобы получить по шее!

Они вышли во двор, где немедленно собрался весь здешний... коллектив. Оружия у поединщиков на сей раз не было (Антон вдруг подумал, что сейчас это только к лучшему), но глаза мальчишки-Маахиса блестели совсем уже нехорошо. Конечно, Антон мог понять Серого — ему бы тоже не понравилось, если бы ему дали здоровенного пинка, изваляли в пыли и напоследок поставили ногу на загривок, — но сейчас говорил не Сергей, а его обида. И эта самая обида наговорила много во всех отношениях лишнего...

Мальчишки встали в круг из других обитателей крепости. Лица у Маахисов были непривычно напряжённые — очевидно, такой бой был тут чем-то даже не вполне нормальным, подумал вдруг Антон. Что-то тут сильно не так...

— Не кусаться! — хмуро предупредила Файму. Младший брат неохотно кивнул. Она развела ладони в стороны. — Раз, два, три... начали!

Одновременно с резким звуком хлопка Серый рванулся вперёд. Он собирался без затей врезать Маахису в ухо и тем закрыть вопрос. Однако Дэй очень шустро нырнул под удар и сам врезал Серому в поддых — точно и сильно... проскочил за спину, ударив по почкам — тоже точно, резко и сильно, выскочил из-за правого бока и ударил в поддых ещё раз. Сергей охнул и согнулся от боли. Дэй вмиг развернулся на пальцах левой ноги и от всей души добавил пяткой по тому же месту. Сергей беззвучно упал на бок. Дэй замер над ним, весь взъерошенный — и очень, очень, очень злой...

— Исход, я думаю, понятен? — ехидно спросила Файму.

— Ымх!.. — выдавил Сергей. Дэй весил от силы килограммов тридцать, но его небольшие кулачки и пятки били очень точно и болезненно.

— Полагаю, ты опять скажешь, что этот бой нечестный, — фыркнула Файму. — "Если бы у меня был автомат, а мой противник был связан как следует по рукам и ногам..." — сказала она голосом, очень похожим на голос Сергея, но куда более противным. Антон даже не знал, что люди так могут...

— Ты не сказала, что твой младший брат умеет драться, — буркнул Сергей, садясь.

— О, это, я полагаю, обычай, достойный истинного воина: спрашивать у врага, умеет ли он драться, и если вдруг да — тут же убегать подальше, — яду в словах Файму хватило бы на дюжину отборных кобр. — Секрет непобедимости на самом деле очень простой: надо всегда выбирать противника слабее себя. Конечно, это очень сложное искусство, — она взглянула на младшего брата и хихикнула.

— Ты не ответила на мой вопрос, — сказал Сергей.

— Гм, — Файму задумчиво подперла рукой подбородок, уперев локоть в ладонь левой руки. — Видишь ли, если бы тебя каждый день щекотали два гигантских монстра, ты тоже начал бы эволюционировать, чтобы выжить в чудовищном мире извращенного насилия... — на сей раз, хихикнул уже младший брат.

— Это не ответ.

— Дэй очень сильно разозлился, — сказала Файму уже серьёзно. — И, вообще-то, далеко не он один. Но так было наиболее... наглядно.

— Ярость — плохой помощник в битве, — Сергей поднялся, отряхиваясь.

— Знаешь, трудно ударить того, кто ничего тебе не сделал, — дипломатично ответила Файму. — Для нас, по крайней мере. А так-то дурное дело нехитрое.

— Ага, — буркнул Сергей. — То-то наши боксеры по десять лет учатся, прежде чем на чемпионат какой пойти.

— Дэй талантливый, — Файму погладила младшего брата по голове и тот довольно зажмурился.

И ещё тренировался лет... сколько лет здесь Маахисы? — подумал вдруг Антон. — Сколько Дэю на самом деле лет? Сорок? Пятьдесят? Пара тысяч? Если кто-то сможет тренироваться пару тысяч лет, он наверняка станет чертовски хорош. Вот же гадский мир! У себя дома мы привыкли, что дети — это просто дети. А тут всё не так. Тут жалкий на вид десятилетний пацан может оказаться чуть ли не сказочным воином — уже просто потому, что имеет тысячелетия опыта. Быть маленьким и слабым в этом жутковатом мире наверняка не очень весело. Любой, у кого есть хоть капля воли, начнет тренироваться, чтобы не попасть в рабы или ещё куда похуже. А если у него есть талант — или хотя бы способности — он в конце концов станет настоящим мастером боя. Оставаясь на вид совершенно безобидным малолетним шкетом.

Антон обвел взглядом спокойно смотревших на него Маахисов. А ведь Дэй наверняка тут не один такой, подумал он. Не может быть одним, если они живут тут так долго. Может, он лучший в своём деле — но наверняка не один. Уже то, что это маленькое вообще-то племя так вольно живёт под самым носом у Хорунов вполне ясно говорит, что эти Маахисы совсем не так уж и просты...

Его взгляд остановился на девчонках. На вид совершенно безобидных — но ведь у них пока просто не было возможности... показать себя во всей красе. Кто может поручиться за то, что Дэй среди них — самый лучший?..

— Итак, у вас есть Ключ, — сказала между тем Файму, и Антон вздрогнул: тон у неё сейчас был... нехороший. — Это меняет всё дело. Можно сказать, что принципиально меняет.

— А почему вы сами его не взяли? — зло спросил Сергей.

— У нас не было... ключей, — спокойно сказала Файму. — Ключей к Ключу, я хочу сказать. Иначе мы бы непременно попробовали.

— Ключ к Надиру может использовать только один человек, — напомнил Сергей.

— И никто не знает, кто это, — спокойно согласилась Файму. — Теорий на тему, кто бы это мог быть, в Ойкумене существует просто куча, но я не думаю, что хоть одна из них верна. Вы должны дать нам... попробовать.

— Нет, — сказал Сергей.

Файму предупреждающе подняла руку.

— Вы никогда не узнаете, кто это, если будете скрывать Ключ. Кроме того, вы никогда не уйдёте отсюда без нашей помощи... и нашего согласия.

Это была даже не угроза — просто констатация очевидного факта. Антон нахмурился. Он понимал, что если Маахисы решат отобрать у них Ключ, шансов отбиться будет очень мало. Вообще не будет, честно говоря. А терпение Файму и так было штукой очень хрупкой...

Сергей понимал это не хуже его, потому просто полез в карман и достал Ключ. То есть бусы. Светящиеся бусы. Маахисы молча уставились на них.

— Ну и что с ними делать? — наконец спросил Талка.

Сергей пожал плечами.

— Думаю, просто надеть. Тот... для кого Ключ предназначен, должен это почувствовать. Ну, говорят так.

— Хорошо, — Файму кивнула. — Тогда приступим.

Она первой нацепила бусы — поверх тех, что на ней уже были — и закрыла глаза, очевидно ожидая сигнала.

Антон невольно напрягся — но всего через минуту на лице Файму появилось отчётливое разочарование. Встряхнув головой, она протянула их среднему брату, потом младшему. Антон снова напрягся — но Дэй лишь пожал плечами и передал их дальше. Всего минут через пять стало ясно, что никому из Маахисов Ключ не подходит.

* * *

— Это очень всё усложняет, — сказала Файму. Было видно, что она очень, очень разочарована. Ну да, с усмешкой подумал Антон. Она наверное всю жизнь считала себя Избранной, призванной Перевернуть Мир. — Теперь Ключ надо доставить в Столицу. Просто потому, что там больше всего людей. И больше всего шансы найти того... кому он подходит.

Антон облегченно выдохнул — по крайней мере, отбирать у них Ключ и прятать его в сундук Файму не собиралась. Но следующие её слова заставили его похолодеть.

— Без нашей помощи вы не сможете пройти через нижний лес. Это очевидно.

— И что ты хочешь за... помощь? — спросил Серый.

Файму недовольно фыркнула.

— Твой вопрос глуп. Если Ключ попадёт к Хорунам, то есть к Червю, мир может погибнуть. Может, и нет, но проверять это я не собираюсь. Но, думаю, ты понимаешь, что даже за пределами этого леса очень многие захотят наложить руку на Ключ и на его... восприимца, если такой найдётся. И далеко не у всех намерения будут добрыми.

— Я смогу защитить Ключ, — мрачно сказал Сергей, уже понимая, куда она клонит.

— Ты даже себя не смог защитить, — мгновенно парировала Файму. — Ключ понесет Дэй. Это не обсуждается. Он — наш Мастер Войны. Если не сможет он — не сможет никто.

Серый оглянулся на друзей, и во взгляде его была... беспомощность?..

— Ключ может нести только тот, кто его взял, — наугад сказал Антон. — Иначе он тотчас утратит силу.

— На самом деле этого никто не знает, — вновь мгновенно отпарировала Файму. — Не думаю, что он может вообще утратить силу — от чего бы то ни было.

— Мы делим шкуру неубитого медведя, — вдруг рассудительно сказал Андрей. — Для начала нам надо пройти мимо Хорунов — которые очень, очень злы.

— Да, — Файму нахмурилась. Верно, подумать об этом ей как-то не пришло в голову. Она посмотрела на своё притихшее племя, очевидно, вспоминая, кто к чему пригоден. — Я бы ушла вместе с братьями, но нас троих слишком мало, — наконец с неудовольствием заключила она. — Надо уходить всем, но тогда Хоруны разорят нашу крепость, — очевидно, эта мысль не очень-то ей нравилась. — И времени мало — если Хоруны знают про Ключ, они придут сюда очень скоро, — она посмотрела на младшего брата, вновь что-то прикидывая. — Дэй возьмет Ключ и отнесет его в... Столицу, — наконец решила она. — Мы все останемся здесь.

Антон похолодел. Нет, формально-то Файму была очень даже права — у одного юркого мальчишки куда больше шансов проскользнуть через лес незамеченным, чем у целого отряда... или племени. Особенно если этот мальчишка — на деле и не мальчишка вовсе. А их дело в общем-то окончено — можно кайфовать и расслабляться в компании дев, прекраснее которых нет, наверно, во всей Ойкумене...

Только вот сидеть тут до конца дней Антону вовсе не хотелось. И... ему померещилась вдруг некая недоговоренность в таких вроде бы логичных словах Файму. Кому на самом деле отнесет Ключ Дэй?..

Мысль, вспыхнувшая в его голове, была безусловно бредовой, но... странные намеки Файму... странное оружие, которого ни у кого тут больше нет... уж не работает ли она на Хозяев?..

— Кому Дэй отнесет Ключ? — Антон с ужасом понял, что говорит это вслух, но остановиться уже не мог. — Хозяевам?

На него уставились два десятка пар совершенно обалделых глаз. Так обычно смотрят на человека, который вдруг ни с того ни с сего тронулся. Файму была удивлена ничуть не меньше прочих.

— Нам не нужно никаких Хозяев, — резко сказала она.

— А кто нужен? — сразу же спросил Сергей.

Файму нахмурилась. Было видно, что она очень жалеет о том, что у неё сейчас вырвалось. Ну да слово — не воробей, с усмешкой подумал Антон. Вылетит — не поймаешь. И было видно, что ей очень хотелось отмолчаться — только вот и это уже никак не получалось...

— Наш мир — это задача, — наконец сказала она. — Задача, которая должна быть решена. Никто не знает точно, как — но решивший получит награду превыше любой вообразимой.

— Угу — и кто тебе это сказал? — спросил Андрей.

Файму вновь недовольно прикусила губу. В битве мыслей она всё же не была столь хороша, как в битве тел.

— Это все знают, — наконец ответила она.

— Кто — все? — спросил Сергей. — Мы вот даже не слышали.

— Все, кто живут тут достаточно долго, — нашлась Файму. — Сотню лет или больше. Просто не все помнят.

— А вы — помните?

Файму вновь нахмурилась.

— Мы здесь уже около пятисот лет, — медленно сказала она. — И мы не дикари. Хотя и выглядим сейчас так. На самом деле мы здесь, скорее, по ошибке. Мы считаем, что мы — самое развитое из племён здесь. По крайней мере наш народ, дома, летал к звездам. Насколько мы знаем, никто тут больше не летал.

Антон натурально открыл рот. По словам Файму выходило, что Маахисы — самые настоящие пришельцы из будущего. Только вот явно не земного...

— Ага, и под этими подушками у вас спрятаны бластеры, — ядовито ответил Андрей.

— У нас не было бластеров, — Файму вздохнула. — На самом деле, у нас уже почти ничего не осталось — прошло слишком много лет. Но мы помним всё, чему нас учили. По крайней мере, многое.

— Ага, и можете построить ракету и улететь домой, — не унимался Андрей.

— Нет! — Файму явно начала злиться. — Не можем. Для этого нужна куча заводов, которых тут нет.

— Куда Дэй должен отнести Ключ? — потребовал Сергей.

— На восток. В Город Снов. К Надиру, — наконец признала Файму. — Там больше всего людей в мире. Будет очень логично искать... восприимца именно там. Даже если его там и нет, он придет туда, рано или поздно. И там безопасно. Это самое, наверное, безопасное место во всём нашем мире.

Это действительно звучало очень логично... но Сергей не собирался уступать.

— Ключ не твой. Ты не брала его, и не имеешь права им распоряжаться.

— И что же ты станешь с ним делать? — ядовито спросила Файму. — Шляться по миру и предлагать каждому встречному примерить? Ну так недолго он тогда останется твоим.

— Это уже не твоё дело.

Файму вздохнула и посмотрела на братьев. Похоже, что прибегать к силе ей всё же не очень-то хотелось.

— Вообще-то и моё. Потому что если эти россказни про Червя всё же верны, мне придётся тоже склеить ласты, как и всем прочим. Или даже что-то хуже. А я, знаешь, не для того жила пятьсот лет, чтобы просто так вот взять и помереть.

Серый вздохнул.

— Послушай... Я совсем не против твоей помощи. Я даже хочу, чтобы ты... всё твоё племя пошли с нами. Но при двух простых условиях. Первое: Ключ понесу всё же я. И я буду решать, кому его показывать... или не показывать. Второе: ты не будешь указывать мне, куда идти и что делать. Никак и никогда. Можешь предлагать. Можешь советовать. Но не указывать.

— Ну и куда же мы пойдём? — спросила Файму ядовито.

— Туда, куда ты собиралась отослать Ключ... сначала, — так же ядовито ответил Сергей. — В Столицу. Там, знаешь, должны собраться наши ребята. А вот потом... посмотрим.

Файму задумалась. Антон поймал себя на том, что хочет просто дать ей по башке палкой побольше... вот только и это ничем бы им не помогло. Маахисов было просто слишком много, чтобы драка с ними имела хоть какие-то шансы на успех. Особенно в их крепости, из которой так сразу не сбежишь — разве что успеешь сигануть в озеро...

Эта мысль на миг показалась мальчишке очень привлекательной... но тут же он вспомнил, как медленно они пробирались по этому трижды проклятому лесу. Даже если и выйдет как-то вырваться из крепости, убежать от Маахисов в ИХ лесу не выйдет уже совершенно никак. Спрятаться тоже — если Файму не врала относительно их слуха и нюха. И даже если получится сбежать из Багряного Леса — их встретят Хоруны. Которые в любом случае будут куда как менее приятны...

С другой стороны, подумал Антон, помощь Маахисов в лесу — это, без вариантов, здорово. Только вот таскаться с ними по миру потом, фактически под их конвоем, ему тоже очень не хотелось. И потому, что придется всё время слушаться Файму, и потому, как он вдруг подумал, что такая компания никак не добавит им тут уважения...

Было в Маахисах что-то странное, какой-то пунктик, который никак не удавалось ухватить — и это, как раз, очень злило мальчишку. Дома он привык к тому, что люди бывают плохие и хорошие... а тут было что-то другое...

— Хорошо, — наконец решила Файму. — Я согласна. — Она вздохнула и обвела взглядом крепость, словно навсегда прощаясь с ней. — Давайте собираться. Время не ждёт.

Вроде бы всё сложилось, как нельзя лучше, подумал Антон. Но он почему-то не ощущал радости. Ни капли.

Глава пятая:

мысли и планы

Пятнадцать костров над страною горят

От снежной Чукотки до горных Карпат.

Пятнадцать костров - миллионы ребят,

Бесстрашье, да честность, да огненный взгляд.

Ты пристальней в эти огни загляни, -

И вновь оживут те бессмертные дни,

И алые кони, и сумрачный дым,

И всадник, погибший совсем молодым.

Гордые песни - песни отцов.

В сердце отважном юных бойцов.

Верными будем во веки веков

Правде пламенной алых костров!

Пятнадцать республик - пятнадцать костров.

Их свет долетает до дальних миров.

А вспыхнул костров пионерских парад

От искры, от искренней дружбы ребят.

Они - революции нашей салют.

Вглядись в них, товарищ, и вновь оживут

Под небом свинцовым, под красной звездой

Герои, что жили в обнимку с грозой.

Гордые песни - песни отцов.

В сердце отважном юных бойцов.

Верными будем во веки веков

Пламенной правде алых костров!

Музыка: Александра Пахмутова.

Слова: Николай Добронравов.

Грозовой фронт медленно уплывал на восток, ветер почти стих и первые рассеянные лучи солнца прорвались сквозь тучи, осветив морской берег. Димка облегченно вздохнул. Весь день лил дождь, по небу ползли низкие рваные облака. Тяжелые потоки тёплой воды рушились на прогретую землю, и туман поднимался над смоляной гладью болотных озер. Теперь дождь закончился так же внезапно, как и начался утром. Сквозь туманную дымку багряного заката пробилось низкое красное солнце, осветив мрачный мир — царство болот, леса и молчаливых, медлительных речек. Гладкие стволы деревьев зажглись мёртвым, алюминиевым блеском, словно кресты на кладбище, и мальчишку передёрнуло — он словно провалился куда-то в каменноугольный период...

Ладно — по крайней мере первая часть их плана благополучно удалась: они без всяких приключений доплыли до западного края моря. Теперь только разбить здесь надёжный лагерь — и, оставив в нем девчонок, можно выступать в поход. Но быть вождём оказалось совсем не так здорово, как думалось мальчишке. С одной стороны, чувствовать себя главным у ребят, готовых ради него на всё, было очень приятно, и чувство творимой ими Справедливости Димке тоже очень нравилось — оно здорово добавляло самоуважения. Но отношения с Волками у мальчишки не складывались — точнее, не в той степени, в какой ему бы хотелось.

Дома — да и здесь тоже — он привык, что всегда и обо всём можно поговорить с Серым или с Борькой, а при разговорах с Волками ему становилось скучно. Нет, слу­шать их ему было очень интересно — их рассказы о здешней вольной жизни звучали... увлекательно. Но вот с инициативой у них оказалось плохо. Никто не пытался, как Серый или Антон, подхватить его планы, развить их и дополнить — обо всём приходилось думать самому. Нет, Льяти, Игорь или Сашка тоже далеко не дураки — но, свет, как же тяжело им иметь дело с этой ждущей распоряжений толпой!.. Никто не хочет делать что-то сам — все ждут, что им укажут, да ещё потом и объяснят, как. Вроде бы и удобно, но... противно. Чувствуешь себя каким-то воспитателем для умственно отсталых. Вот же гадство!.. Хоть власть "Аллы Сергеевны" и свергнута, с наследием её придется разбираться ещё долго — слишком уж основательно она отучила своё племя думать, вернее, приучила думать в стиле "сиди и жди, чего придумают вожди!" И времени заниматься перевоспитанием уже нет — в поход он пойдёт с теми Волками, какие есть, а оптимизма это не внушало...

Мальчишка вздохнул и поворошил палочкой сложенный от скуки костерок, который точно не получилось бы разжечь в здешней сплошной сырости. Ещё в детстве — то есть в младших классах — он взялся воспитывать в себе силу воли, но избавиться от мучительных сомнений не выходило никак. Наверное надо подождать, пока не стукнет тридцать, чтобы считать себя взрослым, печально подумал он.

На землю упала чья-то тень. Повернув голову, Димка без особого удивления увидел Льяти. Он с хмурым видом смотрел на зловеще блестевшие мокрые стволы деревьев.

— Не любишь этот лес? — безразлично спросил Димка.

— Нет, — Льяти даже передёрнул плечами. — Сейчас вот смотрю — волосы стынут в жилах, на ушах отрастает шерсть, а на спине митингует стадо мурашек. Брр!

— Решил уже, куда пойдём? Прямо к Хорунам, в их город — или на север сперва, к этим Маахисам?

Льяти вздохнул.

— Нет. Не к ним.

— А что так? Ты же рассказывал, что они их злейшие враги, и вообще бойцы очень серьёзные...

— Рассказывал. Не всё, правда. Я ведь у них даже жил пару месяцев.

— И что?

— А то, что сначала-то словно в рай живьём попал, а вот потом... это не говори, туда не садись...

— ...фигни не неси, — ядовито закончил Димка.

— Фигню нести там можно — но только в местах положенных, где компетентные специалисты будут её записывать и разносить по статьям Уголовного Кодекса, — фыркнул Льяти. — В общем, Маахисы настолько любят порядок, что от любви этой зайцы пишут письма Богу...

— Ну и что? Рабов не держат же, — Димка вновь потыкал палочкой в неразгоревшийся костерок. — Ну да — законы, наверное, дурацкие у них. Но лучше уж так, чем...

Льяти присел рядом с ним на корточки.

— Законы пишутся людьми, для выгоды этих самых людей, только и всего.

— И что? У Хорунов вообще рабы.

— Им, по крайней мере, не запрещают говорить, как они любят хозяев.

— Свобода слова, — буркнул Димка. Ему совсем перестал нравиться этот явно бесцельный разговор — но и прогнать Льяти было как-то неловко. В конце концов, без него они не знали даже толком, куда именно в этом лесу идти.

Льяти хмыкнул.

— Только у слова там свобода и есть. Ну, у тех, кому язык пока что не отрезали.

— А что — отрезают?

— Не, — Льяти вздохнул. — Зачем? Рабы там и в самом деле хозяев своих любят. Не по своей воле, но всё же...

— Ну вот, — Димка сломал палочку и бросил обломки в несостоявшийся костерок. — А ты мне про Маахисов...

— Они, знаешь, не совсем люди. Или даже совсем не. Просто похожи. А думают совсем не так.

— Когда на Земле плохо с разумом, его ищут во Вселенной... — буркнул Димка. — Ну, чего ты ко мне прицепился? Ну — обидели они тебя, в морду дали или что ещё там — так это не повод ещё в позу вставать. Мы тут ребят из рабства спасаем — а ты прямо как девчонка: "ах, а что они смотрят на меня так, а вдруг обидят?" Тьфу!

Льяти нахмурился, явно думая о чём-то совершенно другом — и очень, очень далёком...

— Зря мы всё это затеяли, — вдруг печально сказал он. — Ничем хорошим это точно не закончится. Даже если вдруг выйдет победить.

— Зря?! — взвился Димка. — Ну так сам иди, в рабстве посиди у Хорунов. Может, передумаешь.

Льяти упруго поднялся, глядя на него уже нехорошо.

— Злой ты стал. У меня, может, тоже на душе погано — а ты...

Димка тоже поднялся, в упор глядя на Льяти.

— Ты мужчина, а не... — он замялся, подбирая слово, — артист какой-то. А комедию ломаешь.

— Я тебе сейчас что-нибудь сломаю, — хмуро предупредил Льяти.

Димка привычно подался вперёд.

— Мощи святого Сульпиция есть? А если найду?

Льяти отчаянно сморщил физию, очевидно, пытаясь понять смысл этой фразы, потом вдруг рассмеялся, хлопнул мальчишку по плечу и побрёл назад, к лагерю...

* * *

Димка какое-то время смотрел ему вслед, потом повернулся к лесу — и вздрогнул. Там, в зарослях, белело лицо. Именно белело — оно было совсем светлое, словно молоко. Успей зайти солнце — он бы вообще принял его за привидение и испугался до икоты. Теперь же он смог разглядеть такое же светлое плечо и часть груди — это был просто мальчишка, всего на год или два старше его, стоявший в зарослях. Его волосы удивили Димку. Длинные густые чёрные лохмы, тяжелые от вплетённых в них ниток радужных бус. Он рассматривал его пристально и безразлично. Словно смотрел на жука или на попавшийся под ногу камень — и от этого безразличного взгляда становилось совсем не по себе...

Димка рывком обернулся к уходящему Льяти — тот бодро шагал прочь — потом повернулся назад, к лесу. Там никого уже не было, и мальчишка не смог понять, показалось ему это или нет. Лишь кровавое солнце, да склонившиеся под тяжестью мокрой листвы ветки деревьев были единственными свидетелями этого странного события.

* * *

Младые девы

Пёстрым хороводом

Ласкают слух,

А также тешат глаз.

Всё это в сумме

Дышит кислородом,

А выдыхает — углекислый газ.

— продекламировал Игорь, и сидевшие у костра мальчишки зааплодировали. Девчонки и в самом деле танцевали вокруг другого костра, побольше, и смотреть на них было... приятно. Уже стемнело, но костры всё же удалось разжечь — и с ними мир сразу стал уютнее. Мрачный лес и болота утонули в темноте, никаких орд гиен и шакалов из них после наступление ночи к облегчению Димки не вышло — в общем, жить было можно, хотя, как сказал Льяти, никто не жил в этих местах — что ничуть не удивляло мальчишку. Но вечерняя встреча не шла у него из головы. Галлюцинациями Димка никогда не страдал и был твёрдо уверен, что ему не показалось. Рассказывать о ней ему правда не очень-то хотелось — в основном потому, что рассказать он мог только Льяти, а с ним он расстался не очень хорошо... о чём теперь отчаянно жалел. В других обстоятельствах он и близко не подошёл бы к нему — но это дело касалось вовсе не его одного, так что сейчас мальчишка засунул свои чувства подальше и таки рассказал о странном наблюдателе. К счастью, Льяти не стал над ним смеяться — но и прояснить тоже ничего не смог.

— Это точно был не шпион Хорунов, — наконец сказал он к громадному облегчению Димки. — Они все, как ты знаешь, смуглые и черноглазые.

— Может, это их раб был, — предположил Юрка.

— Нет, — Льяти даже отрицательно мотнул головой. — Рабы у них не шпионят.

— А почему? — не унимался Юрка.

— Слишком сложное задание. Ну и отпускать рабов в лес Хоруны всё же боятся. Гипноз гипнозом, но в душе-то человек рабом не становится же. А если его на волю отпустить, он в конце концов думать начнёт, и...

— Хорошо, тогда кто это мог быть? — перебил Димка.

— Не знаю, — Льяти вздохнул. — Здесь точно никто не живёт. По крайней мере, когда я тут бывал, то никого не видел.

— Ага, а когда это было? — тут же спросил Юрка.

— Давно, — Льяти снова вздохнул. — Лет тридцать назад. А может, и все пятьдесят. Не помню...

Димка тоже мотнул головой — на бодрого дедушку Льяти как-то не тянул, а мысль о том, что ему вообще-то два века, просто не укладывалась в голове. До сих пор не укладывалась...

— Этот мальчишка был похож на тебя, — сказал он. — Тот же возраст, белокожий, волосы черные, прямые... У вас никто не пропадал?

— Пропадал, — Льяти вздохнул. — Ооль вот пропал. Очень давно, лет сто назад, наверное. Пошёл, как я, бродить по миру... и всё. С тех пор его никто не видел. То есть, может и видел, но я-то нет. А он мой друг был...

— Ну вот, его наверное Хоруны поймали, он от них сбежал, и до сих пор по этому лесу бродит, — предположил Юрка.

— А почему к нам в племя тогда не вернулся?

— Умом наверное тронулся, — предположил Игорь. — Такое тут тоже бывает. Редко, к счастью, но...

— Он на меня словно на камень какой-то смотрел, — Димка невольно поёжился. — Вообще без интереса. Вернее, с интересом, но... — мальчишка задумался, подбирая слова. — Без выражения. Словно на узор какой-то. Как будто для него я вообще не человек.

— Где-то в этом лесу живут Бродяги, — напомнил Льяти. — Которых никто толком не видел. И я, кстати, тоже.

— Да ну, Бродяги же все трусы, — отмахнулся Димка.

— А кто сказал, если их никто не видел? — тут же встрял Юрка.

— Льяти и сказал, — Димка посмотрел на Виксена. — Соврал?

Льяти вдруг смутился.

— Я не соврал, мне Хорги сказали. Но...

— Ты сам нам говорил, что они те ещё лгуны, — ядовито закончил Димка.

— Ну... — Льяти смутился ещё сильнее.

— Ладно, — Димке не хотелось вновь превращать разговор в ссору. — Делать-то что будем? После того, как разобьем лагерь? Ломанем в лоб на город Хорунов? Или как?

— Туда наши ребята пошли, Тошка с Андрюхой и Серый, — напомнил Юрка. — То есть не туда, а немцев искать. Которые, говорят, где-то за этим жутким лесом живут.

— Их Максим с Верасеной выручать пошли, — хмуро добавил Сашка. — А Эдик на восток пошёл, Нурнов и Виксенов звать, и Куниц тоже, если получится.

Димка недовольно помотал головой, а потом отчаянно сжал её ладонями. Вот же гадство, вновь подумал он. От моего решения зависит сейчас всё — а я не знаю, что делать. С одной стороны, хочется побыстрее покончить со всем этим. Надоело изводиться в размышлениях. Просто — надоело. С другой, шанс у нас всех только один. И страшнее всего — завалить всё дело, потому что это будет конец вообще всему, и Волкам, и нам, и мне лично. А значит, как бы не хотелось рвануть вперёд, махая шашкой, придется действовать пусть не так быстро, но зато наверняка...

— Как проще всего попасть в этот город Хорунов? — спросил он, не отнимая рук от лица.

— Два дня степью на север, потом три дня лесом на запад, — моментально ответил Льяти.

— А к немцам?

— Ещё два дня на запад.

— А к Маахисам?

— Ещё два дня на север, потом пять на запад.

— Значит, неделя, — Димка сжал голову ещё сильнее, пытаясь ухватить за хвост едва промелькнувшую мысль. И таки ухватил, к своему удивлению. — Завтра, как только разберемся с лагерем, выступаем на север. Через два дня снова разбиваем лагерь и высылаем на север разведчиков. Попробуем связаться с Маахисами. Они-то о Хорунах всё должны знать.

— Ага, а кто в разведчики пойдёт? — сразу же спросил Юрка. — Я-то бы и рад, только в трёх соснах заблужусь...

Димка посмотрел на Льяти. Других кандидатов как-то не было — но отпускать Льяти было нельзя. После своего чудесного появления он превратился у Волков... ну, не в святого, не было тут никаких святых, но в живое знамя точно. А армия без знамени — не армия...

— Квинсов пошлём, — сказал молчавший до сих пор Сашка. — Их фиг в лесу заметишь.

— А им можно доверять? — спросил Димка. — Сам знаешь, репутация у них... как у последних сволочей.

— У них, знаешь, свой зуб на Хорунов есть, давно уже, — Сашка усмехнулся, но как-то... нехорошо. — Они пару ребят из их племени до сих пор в рабстве держат. Так что для них это дело, знаешь, очень даже личное.

— Ладно, — Димка вздохнул. — Пусть идут. Лучше к городу Хорунов сразу, жратвы у нас мало... Недели им хватит?

— Хватит. Три дня туда, три обратно.

— А потом? — неожиданно нервно спросил Юрка. — У нас жратвы было на месяц. И то, все запасы из Столицы выгребли. Дойдём до леса — останется на три недели. Неделя до Столицы... Неделя ждать разведчиков. Шесть дней туда-сюда. И один день всего, чтобы победить Хорунов. А они, знаешь, не Квинсы. У них вокруг города стена в два человеческих роста, — он хмуро покосился на Льяти, который и поведал им эту чудесную новость. — Каменная. На которую не запрыгнешь, и бревном не прошибёшь. Дойдём до неё — и что дальше?

Димка наконец отнял руки от лица, взглянул на него и вдруг усмехнулся.

— Дальше — действуем по обстановке.

— А обстановка у нас не то, чтобы очень хорошая, — хмуро сказал Игорь. — Двадцать парней придётся тут оставить, девчонок сторожить. На Безвозвратный Город пойдёт сто шестьдесят. А Хорунов с рабами будет за две сотни. И зверюги ещё эти... Пока мы одну такую валить будем — она нам пол-отряда покалечит.

— И что? — мрачно спросил Димка. — Назад пойти? Так мы во второй раз ни в жизнь не соберёмся. Нам и в этот-то так повезло, как не бывает. Льяти этот...

— Нет, — Игорь вздохнул. — Нет, конечно же. Я не хуже тебя понимаю, что шанс у нас всего один. Но план какой-то нужен. И не только как бой выиграть, а вообще... Как рабов освободить, что с самими Хорунами потом делать...

Димка тоже вздохнул. Всё это они обсуждали уже далеко не в первый раз, но в голову ничего особого не приходило. Да и казалось ненужным — они подойдут к Безвозвратному Городу, навстречу им выйдет войско Хорунов, они — вчетверо превосходящим числом! — задавят их количеством и свяжут. А там... там видно будет. Только вот что-то — наверное, развившаяся от всех эти проблем привычка во всём сомневаться, — говорила ему, что всё далеко не так просто...

— А что думать-то? — Сашка пожал плечами. — У Квинсов парализующие стрелы есть. Хоруны и хрюкнуть не успеют, как мы их всех повяжем.

— Ты с этими Квинсами прямо как Наполеон со своей гвардией, — ядовито сказал Юрка. — Квинсы туда, Квинсы сюда... Задохлики они все, да и мало их, дюжины не наберётся...

— Нет, ребята, смысл в этом есть, — Димка вновь сжал руками голову. — В бою Хоруны нас порвут, это ясно. Да даже если и нет... ну, перебьём мы их всех — и что? Разлетятся по всему миру и начнется... веселье, — он передёрнул плечами, вспомнив страшненький рассказ Метиса. — А вот стрелами из засад мы быстро положим и их, и их зверюг. Потом зверюг в расход, а Хорунов напоим драфой, — так назывался ядрёный отвар одного местного корня. Ольга — бывшая "Ольга Петровна", начальник госпиталя Волков, — говорила, что мозги он отшибает не хуже настоящего наркоза. — И рабов их. Льяти говорит, что гипноз их от этого йок. И всё.

— А потом что? — кисло спросил Игорь. — Тюрьму строить и набирать тюремщиков? Так не поможет же. Плавали, знаем. Метис вон до сих пор икает...

— Потом будет потом, — веско сказал Димка. — Главное сейчас — обезвредить Хорунов. Об остальном потом будем думать. После победы.

— Ага, возьмем их на поруки и будем цукать, пока не исправятся, — ядовито сказал Юрка.

— Можно и так, — Димка даже не улыбнулся.

— Ага, а где мы эту драфу возьмём? — не унимался Юрка. — И луки-то нужные наделаем — а стрелы к ним откуда? То есть, состав парализующий тот?

— Квинсы знают же, — с обидой сказал Сашка.

— Ага, это для них секрет их главный, — ответил Юрка. — Так они и расскажут тебе.

— Вот и постарайся, — Димка прямо посмотрел на Сашку. — От этого сейчас всё зависит. Вообще всё. Или Квинсы с нами до конца — или до свидания. Пусть идут на... все четыре стороны, снова по дуплам сидеть.

— А луки? А драфа эта? — не унимался Юрка.

— Драфы в этом лесу полно, я покажу, — Льяти широко улыбнулся. Уж он-то точно этого леса не боялся...

— А луки понаделаем, пока Квинсы будут в разведку ходить, — подвел итог Димка. — И стрелы. И состав парализующий их. Как раз будет, чем заняться.

— А если Хоруны на бой не выйдут, останутся в своем городе сидеть? — кисло спросил Юрка. Лезть в этот жуткий лес ему явно не хотелось.

— А это уж моя забота, чтобы вышли, — Димка широко улыбнулся. — Поделим отряд на четыре... ну, взвода. Командовать ими буду я, Игорь, Борька, Льяти. Если Хоруны выйдут из города — один взвод задерживает их в лоб, два бьют с боков, один с тыла. Если нет — мой взвод шумит у стен, выманивает их, а дальше — то же самое. Главное — заманить их в лес, где лучники смогут их стрелами утыкать. И всё.

Он ждал возражений, но их так и не последовало.

* * *

Антон лежал на удивительно мягкой, прохладной траве, на животе, положив голову на запястья скрещенных рук и глядя на пылающий у горизонта рассвет. Он смотрел в пустоту, лежа на краю пятисотметрового, наверное, склона, и его сердце тихонько замирало при этой мысли. Волны свежего, прохладного воздуха мягко, невесомо скользили по его телу — от локтей до пальцев босых ног, словно он лежал где-то на пляже. Сейчас на нем были лишь трусы — он только что проснулся, и одеваться, честно сказать, не хотелось. Даже сейчас, на рассвете, на такой высоте, особой прохлады не наблюдалось. А что будет днём, когда они спустятся в сумрачное, почти черное сейчас море Нижнего Леса, мальчишке не хотелось даже думать...

Он вздохнул, глядя на хмурый восход. Угрюмое багровое пламя упрямо пылало между плавными изгибами холмов, покрытых темным лесом, и низкими тяжелыми тучами, неторопливо ползущими по небу, почти над головой. Казалось, что пришла осень, хотя никаких времён года здесь не было...

Настроение у него сейчас было... сложное, и вовсе не из-за предстоящих испытаний. Его угораздило втрескаться в Ирису (которую так и тянуло назвать Ириской). Конечно, в его четырнадцать лет это и неудивительно. Только вот девы у Маахисов оказались весьма горды собой и считали, что право их поцеловать (не говоря уж о чём-то большем) ещё надо заработать. Вывернувшись мехом внутрь или как-то так. Ириса снисходительно объяснила ему, что в её родном мире парни ходят по соседним школам (или даже не по соседним), и стараются впечатлить дев хоть чем-нибудь — чтением стихов, изготовлением тортиков, пением, танцами и прочим. Причем, обычно эти мероприятия проходят более-менее организованно — парни устраивают состязания, на которых девы выбирают себе друзей по вкусу. То есть, даром никто тут хлорофилл вырабатывать не будет. Наверное и к лучшему, учитывая, что его в Столице ждёт Ирка, — но как же, блин, обидно...

Мальчишка ещё раз вздохнул, потом всё же перевернулся на спину и сел, глядя на лагерь. Жизнь в нем уже бурлила. Девчонки Маахисов хлопотали у костра, Талка и Вэрка деловито разделывали какую-то зверюгу, похожую на земного тапира, и Антона невольно передёрнуло. Жареное мясо — штука очень вкусная, но вот процесс превращения туши в это мясо оказался, мягко говоря, неаппетитным. Даже смотреть в ту сторону не хотелось, и собственное чистоплюйство тоже злило мальчишку — не очень-то приятно наблюдать, как за тебя работают другие. Тем более, что Талка и Вэрка ушли в лес ещё затемно, пока он дрых без задних ног. А потом тащили тушу в лагерь на своём горбу. Нет, он всё равно не умел охотиться и даже при желании ничем не смог бы им помочь — но всё равно обидно...

Он перевел взгляд на Файму и Серого — они праздно сидели у костра, и, как всегда, спорили. Спорили о вечном, то есть о сущности бытия. Точнее о том, что представляет собой этот вот мир. Серый считал, что это самый обычный мир, только далёкий от их родной Земли. Файму же думала, что они находятся где-то в виртуальной реальности, то есть, вовсе и не в реальности, а в её модели, запущенной на колоссальной вычислительной машине. Такое вот с трудом укладывалось у Антона в голове, но Файму говорила, что в настоящей реальности никаких попаданий в другой мир, а тем более телепортации с воскрешением просто не может быть. Звучало это безукоризненно логично, но из этого следовало, во-первых, что они здесь только копии настоящих ребят, и во-вторых, что покинуть этот вот мир невозможно — как картинка из книги не сможет сбежать из неё и обрести бытиё. Если бы Антон смог поверить в это, он бы, наверное, повесился. Вот только и это здесь ни фига не помогло бы, так что он старался просто не думать об этом. Серому же эти мысли не давали покоя, и он всё время спорил с Файму. Вот и сейчас, едва проснувшись, он принялся за старое.

— С чего ты вообще взяла, что мир вокруг нас ненастоящий? — спросил он. — Я вот, когда сюда попал, никаких изменений не почувствовал.

— Когда я входила в ВР, то тоже никаких изменений не чувствовала, — мгновенно ответила Файму. — Чувства, знаешь, не так уж сложно обмануть. Но тела убитых там исчезали почти так же. В том числе, между прочим, и моё.

— И что? Мало ли какая техника у Хозяев может быть.

Файму вздохнула.

— Ты физику в школе учил? Про формулу "Е равно эм цэ квадрат" слышал? Я вот слышала. Двадцать пять миллиардов киловатт в каждом килограмме. Двадцать мегатонн в тротиловом эквиваленте, если проще. И эта энергия, как ты знаешь, не исчезает. Ты вот, — она прищурилась, глядя на мальчишку, — весишь где-то килограммов пятьдесят. То есть, если тебя вдруг аннигилировать, произойдёт взрыв мощностью в гигатонну. После которого от Ойкумены ничего не останется. А она до сих пор существует, как я слышала. И? Какой вывод? Где мы, по-твоему, находимся?

— При коммунизме, — вдруг усмехнулся Сергей.

— Что?! — глаза у Файму натурально полезли на лоб.

— А ты видишь здесь биржу и злых буржуев во фраках? — голос Серого прямо-таки сочился не свойственным ему прежде сарказмом. Похоже, построения Файму достали наконец и его. — Коммунизм и есть. Да, первобытный, но какой уж есть. У большинства, по крайней мере.

— Может быть, мы тут в аду или в раю? — не менее ядовито спросила Файму.

Сергей хмыкнул, глядя на неё.

— Рай — это отстойник для ставших бесполезными. Ад — мусорное ведро. А коммунизм — для остальных.

Антон очень хотел услышать, что ответит на это Файму, но она вдруг одним рывком вскочила и повернулась, глядя куда-то в заросли — которые отчетливо колыхались. В руке у неё невесть откуда появилась духовая трубка. Антон тоже напрягся — но тут из зарослей выбрался Дэй. Худенький, совершенно безобидный на вид...

Файму убрала духовую трубку куда-то в свою гривищу и вздохнула с явным облегчением. Дэй подошёл к костру и плюхнулся возле него. Вид у него был усталый.

— В Нижнем Лесу всё тихо, — сказал он отрывисто. — Хорунов нет минимум на день пути. Лес бы слышал. Можем идти.

Вот же блин, подумал Антон уже уныло. Пока я тут дрых, Дэй спустился на полкилометра вниз, провёл разведку, а потом поднялся. Тоже на полкилометра. И даже не требует себе тортик и золотой трон в придачу. А я чувствую себя почему-то последней свиньей...

— Итак, люди, опасности внизу нет! — объявила Файму уже громко. — Завтракаем и сразу же выходим.

* * *

Но завтрак оказался делом долгим — мясо на костре жарится небыстро. ВР или нет, но рисковать с недожаренным мясом Файму как-то не рвалась. Зараза в этом мире вполне себе была и подхватить её при желании было можно. Да и спускаться в мрачный Нижний Лес ей явно хотелось не очень. Так или иначе, но пока завтрак поспевал, неизбежная болтовня возобновилась. Антон сам с удовольствием присоединился к ней. В конце концов, поговорить с людьми из будущего — или даже не вполне людьми — за такую возможность он, наверное, даже продал бы душу, если бы верил в неё...

На самом деле Маахисы оказались совсем не Маахисами. Их народ, раса, или как там это называлось, именовалась Аниу. Маахисы же были всего лишь "именным" пионерским отрядом, который с экскурсии по какой-то планете попал прямо в этот вот мир. Жили они при самом настоящем коммунизме — межзвездные полеты (быстрее света!), роботы, всеобщее изобилие... К несчастью, за малостью лет Маахисы мало что видели и знали, и ещё меньше сохранили в памяти за прошедшие полтысячи лет. Но даже от того, что им удавалось вспомнить, голова у мальчишки шла кругом.

— То есть, вас специально привезли на ту планету? — удивленно спросил он. — Послали ради вас корабль?

— А чего тут такого? — тоже удивилась Файму. — У нас, у Аниу, то есть, детей ОЧЕНЬ мало — мы бессмертные же, а ресурсы у нас не бесконечные. То есть детям у нас нет нужды что-то просить — им и так всё лучшее. Это нам несложно даже.

— А нафиг оно тогда надо? — мрачно спросил Антон. Весь этот коммунизм с полётами? Если и детей иметь нельзя?

— А ты хотел бы лечь и помереть? — она косо посмотрела на него. — За всё приходится платить. Но требовать с детей какую-то плату у нас вообще не принято. Вот правда на учебу пробовать забить... лучше не надо. Потому что школа из одного ученика — у нас совсем не редкость.

Антона передёрнуло. Правду говоря, оказаться единственным учеником в школе ему как-то не хотелось. Он и представить такого не мог — разве что в ночном кошмаре.

— И нельзя в обычную школу попроситься? — спросил он.

Файму пожала плечами.

— Права качать начать можно — но все же решат, что ребенок перегрелся. И под холодный душ отправят, для начала. То, что мы ценность, ещё не означает, что можно как угодно себя вести. Нет. Совсем наоборот, скорее. По попе вполне могут дать. Или мордой в угол поставить.

— И часто ставили? — насмешливо спросил Сергей.

— Бывало иногда, — Файму насупилась. Было видно, что вспоминать те случаи ей не очень-то хотелось. Похоже, что она не всегда была такой... сверхположительной, вдруг с усмешкой подумал Антон. Да и неудивительно — при её-то бронебойном характере слушаться взрослых наверняка было тяжело. Только вот здесь их, к сожалению, нет, и прекрасная дева развернулась во всю ширь своей необузданной натуры...

— А как вы тут жили? — спросил Антон, чтобы перебить неприятную всё же тему. Нет, слушать, как Маахисы жили там, у себя, в своём мире, было, конечно, очень даже интересно, но... обидно. Словно папуасу какому-нибудь гостей из Москвы. Начинаешь чувствовать себя каким-то недоразвитым — а это мальчишке категорически не нравилось. — Ну, после того, как попали в этот вот мир?

— Весело, — Файму взглянула на него и ухмыльнулась. — Перед нами всё разбегалось, за нами всё рыдало!

— А как же вы тогда в этот дикий лес попали? — не удержался от колкости Сергей.

— Я вам уже говорила же, — Файму заметно надулась. Было видно, что вопрос её задел. — Мы устали от...

— Ой, да не гони ты! — отмахнулся Серый. — Я же вижу, что тебе самой до чёртиков тошно в лесу этом сидеть.

Файму зло зыркнула на него — глаза так и сверкнули! — но возражать всё же не стала. В точку, усмехнулся Антон. Всё же Серый страшно умный...

— Когда тут Хоруны обосновались, я отправила Дэя в Столицу с планом более... активных действий, — наконец неохотно сказала она. — Но "Алла Сергеевна" нас не поддержала. Мол, всё и так хорошо тут устроилось, и незачем волну на ровном месте гнать. А наши проблемы — не её вообще.

— А что ж вы под зад ей не дали, раз все такие крутые? — спросил Сергей.

Файму нахмурилась... но ответила и в этот раз.

— Она ж не сама по себе. Её народ поддерживает. Не по уму, но что же делать? Не со всем же племенем их воевать.

— А зачем воевать? — Сергей сел у костра поудобнее. — Уболтали бы, навели агитацию... вы это явно умеете же.

— Ага, так нам "Алла Сергеевна" бы и дала, — заметила Файму уже ядовито. — Навесила бы экстремизм с разжиганием — и попёрла нас из Столицы.

— А на ней что — свет клином сошёлся? — удивлённо спросил Антон. — Здесь же целый мир! Куча племён. Ну, ладно, поперла бы вас эта Алла, — ну так и чёрт с ней! Прошли бы по миру, собрали бы людей, обучили бы — и стали сильнее Волков. Они ж тоже в одиночку вообще начинали.

Файму хмуро прикусила губу.

— А мы пробовали, — наконец сказала она. — Дэй по всей Ойкумене мотался тогда. Да только кого собирать? Морские Воришки, Буревестники, Нурны, Квинсы — разбойники, чуть лучше Хорунов. Хорги, Певцы, Бродяги, Астеры, Горгульи, Туа-ти — все трусы конченые, им дают дышать, они и рады. К Куницам не подступишься из-за этих их оборотней, — её ощутимо передёрнуло. — Виксены тоже в лес забились, над полями своими трясутся. А других племен тут, считай, не осталось. Кого Хоруны в рабство, кто к Волкам прибился, кто просто по лесам поодиночке разбрёлся — и всё.

— А немцы? — хмыкнул Сергей. — Они, знаешь, вояки крутые. Очень даже. Не дай бог во врагах их иметь.

— То-то вы сами к ним в объятия не бросились, — ядовито ответила Файму.

— У вас-то дома войны с ними не было, — заметил Андрей.

— Тут была, — фыркнула Файму. — Им, знаешь, наши рожи не понравились. Недочеловеки мы им, волосы у нас не те, кожа не та... Попробовали на нас наехать, дань с нас брать и всё такое...

— Но враг-то у вас теперь общий, — заметил Сергей.

— У нас с немцами давно пакт о разделении зон ответственности, — мрачно сообщила Файму. — Мы не пускаем Хорунов на север, они — на запад.

— Ага, то-то они туда рвутся, — фыркнул Андрей. — Прямо без снега жить не могут.

— Там, в западных горах, Ключ... был, если помните, — ядовито заметила Файму. — Если бы не немцы, Хоруны уже давно бы... — она передёрнулась и замолчала.

— А на севере что такое сверхважное? — хмыкнул Сергей. — Лес ваш красный этот? С которого без вас Хоруны все листочки оборвут и жопу ими вытрут?

— Путь в город никсов, например, — мрачно ответила Файму. — И в пещеры кобольдов и троллей. Ты хотел бы, чтобы Хоруны их на волю выпустили? Или армию из них собрали, под гипнозом своим? Нет же, наверное?

— А вы там днём и ночью дозором стоите прямо, — зло заметил Сергей. — Хотели бы — давно всё сделали.

— А Вороны? — вновь спросил Антон, чтобы сменить тему — разговор грозил вот-вот вновь перейти в ссору, а это было вовсе ни к чему. — Ну, арии эти?

— А они на своей Чести чокнулись, — так же зло ответила Файму. — Есть тут такое растение забавное — теркуп. Ядовитое, но не смертельно. Если его вдруг откушать, сдохнуть не сдохнешь, но крыша у тебя поедет — таким пофигизмом накроет, что жить не захочешь, но и помереть — тоже. Мы предложили Хорунов тем теркупом притравить — тогда они ещё в Столице своей жили — а Вороны на нас взъелись. Мол, Чести у нас нет, и чем без Чести победить — лучше всем на месте сдохнуть. С тех пор они нам жизни не дают.

— И в итоге загнали сюда, — догадался Сергей.

— Они лучшие в Ойкумене воины, — мрачно ответила Файму. — А может и вообще тут, в этом вот мире.

— А вы? — не унимался Серый.

— Мы тут только пятьсот лет живём — а они три тысячи.

— Да будто всё от этого зависит... — Серый махнул рукой и замолчал.

Антон задумался. С одной стороны, поступок Воронов показался ему, правду сказать, просто дикостью — тут в рабстве ребята страдают, а они хотят рабовладельцев на честный бой вызвать! А с другой... было в предложении Файму что-то ощутимо нехорошее. Страшненькое такое...

— А что ж вы сами их тогда не притравили? — спросил между тем Андрей.

— В Столице у Хорунов свой колодец был, отдельный, не для рабов, — неохотно ответила Файму. — А в этом городе их колодцев вообще нет, они воду в котлах кипятят. Да не в одном, а во многих. В один-два теркуп бросить можно, — она покосилась на младшего брата. — Но смысла просто нет.

— Ну и что с ними делать? — кисло спросил Антон. На душе у него стало, почему-то, откровенно погано. — Ладно, выберемся мы из этого чёртова леса, дойдём до Столицы, как-то выгоним вон эту Аллу, поднимем Волков, другие племена, разобьем этих гадов — а дальше-то что? Бошки им отрубим — так они снова воскреснут, где-то соберутся — и опять...

— В ямы их посадить, — зло заметил Андрей. — И кормить в сутки раз, протухшей кашей. За всё хорошее.

— Сам те ямы вызовешься стеречь? — Серый прямо взглянул на него. Андрей смущенно опустил глаза. — Да и не поможет это, самоубьются — и опять на воле.

— Теркупа им дать, а потом в яму, — предложила Файму.

Антона передёрнуло. Это было уже не "нехорошее". Мерзкое это было. Жуткое даже. Нелюдское...

— А что с ними тогда делать-то? — как-то беспомощно даже спросил Андрей. — Нельзя же, чтобы они опять рабов... И воевать с ними всё время — не дело.

А может, и дело, зло подумал Антон. Лучше уж целую вечность воевать, чем...

— У нас, в Союзе, такие гады тоже есть, — вдруг хмуро признался Матвей. — Самобытные такие... людоеды. Ну, людей прямо не жрут, но в рабство берут запросто. У нас таких бомбами утюжат. А кто уцелел — тех на Север. На вечное поселение. Только вот не слишком оно вечное выходит, когда двенадцать месяцев зима. И не их одних туда, кстати.

— Опять же, если там самобытное людоедство — или можно и за "рожа не понравилась"? — зло спросил Андрей.

— Плевать. Решает Президиум ССНР. У нас можно вообще у таких вот детей отбирать и отдавать в русские семьи.

Андрея тоже передёрнуло.

— Порядки у вас там... — наконец сказал он. — Такого даже у Гитлера не было.

Да. Уж! — подумал Антон. Русских в немецкие семьи отдавать... у фюрера мозг бы разорвало от одной такой мысли.

Матвей лишь пожал плечами.

— А от национальностей никакой пользы нет. Одни ссоры, да раздоры. Поэтому лучше, когда везде один советский народ. И будет, через пару поколений.

— Вы там у себя совсем чокнулись, — буркнул Антон. — Фашизм развели какой-то. Хуже даже.

— А что делать? — хмуро спросил Матвей. — У нас, между прочим, две сотни народов в Союзе. И у каждого претензии к соседям, ближним и дальним. Что, всех подряд мочить?

— Да просто всё, — сказал Сергей. — Прошлые обиды забыть, новых не делать. И потихоньку уживутся все.

— Ага, так они тебе всё и забудут, — ядовито заметил Матвей. — Даже то, что тыщу лет назад было, вспоминают. А уж современное-то...

Антон очень хотел знать, что ответит на это Сергей — но тут девчонки, наконец, позвали всех к столу, и разговор прервался окончательно.

* * *

Завтрак, как пишут в газетах, прошёл в деловой обстановке. Проще говоря, никто тут не знал, когда им удастся пожрать в следующий раз, и удастся ли вообще, и потому все лопали сосредоточенно и молча. Тапир или как там называлась эта несчастная зверюга, был немаленький — но и едоков подобралось немало, так что порции оказались всё же не такие, каких Антон невольно ожидал. Нет, сытно, конечно, всё такое, но далеко не от пуза. И к лучшему, конечно, — им предстояло не на диване лежать, а спускаться с высоченного склона, а потом пробираться с неделю через этот жуткий лес, и от одной этой перспективы мальчишку передёргивало...

Свертывание лагеря и вовсе времени не заняло — палаток у Маахисов, понятно, вообще не было, спальников тоже — по тёплому здешнему климату все спали прямо на охапках травы. Брать их с собой никто, естественно, не собирался. Маахисы просто влезли в ранцы с запасом круто закопченной рыбы, взяли оружие — и всё, готовы.

Антон окинул взглядом их отряд. У Файму, естественно, было копьё с ярко блестевшим мечом-наконечником, на поясе — длинный нож. Даже кортик, скорее. Свой второй, кристаллический нож она отдала младшему брату. Сейчас он висел у Дэя на боку, на каком-то шнурке, и смотрелся на пацане откровенно смешно — но ничего смешного в этом не было. Антон вспомнил, каков Дэй в рукопашной — и вновь невольно перёдернулся, представив, что он может натворить с ножом, да ещё острым, как три бритвы...

Остальные Маахисы, правда, вооружились куда как попроще — тоже копьями, только наконечники на них были не стальные, а из когтей ри`на — жуткими на самом деле изогнутыми штуковинами длиной сантиметров по тридцать. Неприятно похожими на косы и в самом деле острыми с одного края. Да ещё вдобавок и зазубренными. В общем, при одном взгляде на эти наконечники Антона пробирал озноб.

Потом ему вспомнились ещё более жуткие замунги — здоровенные гиенообразные твари, на которых рассекали тут Хоруны (и как только приручили таких, не иначе, как тоже гипнозом!) — и его снова передёрнуло, а крепкие вообще-то копья Маахисов показались вдруг тонкими тростинками. Тем более, что луков у них не было — то ли они не умели с ними обращаться (что очень вряд ли, подумал вдруг мальчишка), то ли зачем-то не считали нужным делать их...

Правда, у всех, даже у девчонок, на поясах теперь висели вполне элегантные кремнёвые ножи, а рядом с ними, в плетёных из растительных волокон кошелях, лежали вполне настоящие бола — три очень твёрдых, блестящих, темно-красных семени тиреи, здешнего багрового дерева, круглых, плоских и вогнутых, аккуратно просверленных по краю и привязанных к одной петле-ручке метровыми, наверное, верёвками из тех же волокон. Семена размером и формой походили на небольшие тарелки, и весило всё это добрый килограмм — при броске бола летела в цель вращаясь, словно какой-то сумасшедший вертолёт, и могла в один миг стреножить даже крупное животное. Замунга, например.

Вообще-то здорово придумано — стрелой такую зверюгу вряд ли остановишь, а бола сработает наверняка, да и самих Хорунов лучше таки не убивать, если подумать...

Он покосился на стоявшего рядом Матвея. Сборы у того оказались короткими — свернутая в жгут рубаха обёрнута вокруг головы, прицепленные к ремню подсумки болтаются на заднице. Весь его наряд сейчас составляли драные, невероятно заношенные джинсы, в которых он и попал в этот вот мир — но всяко лучше, чем традиционный для Маахисов шнурок. Те свои костюмы менять и не подумали, да им явно было и не на что, вся их одежда за эти пять веков не то, что истлела, а натурально обратилась в прах...

Антон покосился на висящий на поясе Матвея нож и вздохнул. У Серого тоже был отличный нож, отобранный у приснопамятной Сабины, но у него самого и у Андрюхи из оружия были лишь деревянные копья с обожженными на костре остриями, и на таком вот фоне они смотрелись откровенно жалко...

Файму, между тем, придирчиво осмотрела свой отряд, уделив особое внимание землянам. Антон невольно поёжился — выглядел он сейчас не то, чтобы очень. Да и чувствовал себя не так, чтобы очень уж уверенно. Снова встретиться с ордой Хорунов верхом на этих жутких тварях ему никак не улыбалось, что с Маахисами, что без.

Сволочь ты, угрюмо подумал он о себе. Сволочь трусливая. Тебе, можно сказать, отборный отряд здешних бойцов выдали — а у тебя поджилки дрожат и коленки подгибаются. Страшно тебе. Всё равно. А представь себе, что мы одни тут стоим, три дня не жравшие, не зная, чего и куда...

От этой картины мальчишку снова передёрнуло. Даже представлять такое не хотелось. Повезло им невероятно — но на душе у Антона всё равно было как-то паршиво. И не только потому, что навались на них отряд Хорунов — и везение в виде племени Маахисов им явно помогло бы не особенно. Предложеньице Файму не шло у него из головы, и становилось как-то гадко...

Она ведь и в самом деле такое вот проделает, подумал вдруг мальчишка. Не моргнув глазом. И совесть её терзать явно не будет. А я, весь такой умный, не знаю, что тут ещё предложить. И возразить ей не могу, потому что делать с Хорунами что-то надо, людей в рабство брать... ну, нельзя. Просто нельзя. Только вот победить таким способом... тоже как-то гадко. Подло даже. И не в том гадость, что найдутся чистоплюи, которые пальчиком тыкать начнут — чёрт бы с ними! — а сам себе сделаешься гадок, даже если повезёт не участвовать в таком, а просто постоять в сторонке...

— Итак, товарищи, — между тем привычно-уверенным тоном начала Файму. — Думаю, все тут понимают, что успех нашего похода зависит единственно от его скорости, — она снова посмотрела на землян, и Антон опять поёжился, вспомнив, как они пробирались в этом проклятом лесу, а весёлые Маахисы нарезали вокруг них круги. Сейчас веселого было мало. Слишком уж многое зависело от успеха их похода, а героем себя Антон вовсе не считал, да и его друзья тоже...

Мальчишка вздохнул и перевёл взгляд на товарищей. Что бы там ни говорила Файму, мы вполне себе жилистые, подумал он. Как раз заточены на перемещение, бег, ходьбу, ловкость и выносливость. Мускулатура у нас вполне себе есть, хотя и не гипертрофированная. Особенно у Серого хорошо её видно. А вот сами Маахисы вообще-то сложены красиво, но при этом ещё и вполне упитаны, видимо, хорошо тут питаются. Даже слишком хорошо — поверх мускулов плёночка воды и жирка, пусть и чуть-чуть...

Антон усмехнулся, вспомнив, что уже говорил это Файму. Тогда она ответила, что для Аниу с их полуводным образом жизни это совершенно нормально — мол, это предохраняет их от замерзания в воде, а равно и от утопления в оной, а также придаёт им красивый, гладкий, обтекаемый вид...

Ну и пожрать они тоже любят, вновь усмехнулся мальчишка. Нас, помнится, Аглая упрекала в излишнем интересе к еде. Что ж, Маахисов тоже можно в этом упрекнуть...

Файму подозрительно взглянула на него, но лезть в душу всё же не стала — не время уже, да и не место...

— Всё, товарищи, — она поудобнее перехватила копьё и указала им вниз. — Пошли.

Антон вздохнул и в последний раз взглянул на неземной багрово-фиолетовый лес. Что бы с нами тут ни случилось, сюда мы уже никогда не вернёмся, вдруг понял он. Ну и славно.

Глава шестая:

Драконова Флейта

Повсюду на планете сегодня говорят,

Что скоро на ракете к Венере полетят.

Мы это обсудили, и было решено -

Создать у нас в отряде гагариных звено.

Чтоб к неведомым далям стремиться,

Чтобы космос себе подчинить -

Надо много работать, надо много учиться,

Надо честно, по-ленински, жить!

Мы принялись за дело, хватило всем забот,

И вот уж на бумаге готов наш звездолёт.

Но вот беда какая - в нём место лишь одно,

А полететь желает всё смелое звено!

Мы знаем точно - построим звездолёт,

Который к дальним звёздам отряд наш понесёт.

И в том далёком мире, куда мы полетим,

Отчизны нашей знамя навеки водрузим!

Поднявшись, наконец, на гребень холма, Максим Потапов прижмурился. В глаза ударило заходящее солнце, и мальчишка удивлённо замер. Закат тут был, конечно, потрясающий — распахнувшееся во всё небо кружево золотых облаков на густо-фиолетовом фоне перекрывшей небосвод необозримой тучи. Под ней пылало золотом же здешнее солнце, невероятно огромное у горизонта. Картина была захватывающая и странная, словно во сне. Несмотря на всё, он так и не привык к ней. Днём солнце висело высоко над головой и он почти не замечал его, зато теперь...

Мальчишка вздохнул и опустил взгляд. Вниз на сотни наверное метров убегал облитый бронзой заката склон холма, а под ним, скрываясь в глубокой тени, темнела Грань-река. Застывшие волны сумрачного моря леса тянулись до черневшей под солнцем зубчатой полосы далёких гор. Лишь кое-где над ним золотились, просвечивая, кроны растущих на холмах деревьев. Над ними кружили незнакомые птицы, тысячи и тысячи их...

Максим посмотрел в зиявшую за колоннадой циклопических стволов черноту, непроглядную против света, и невольно передёрнул плечами. Идти туда совершенно не хотелось. Лес походил на какой-то громадный заброшенный храм. Возведённый во имя весьма недоброго бога...

— Сегодня мы туда не пойдём, — сказал беззвучно подошедший Верасена и мальчишка вздрогнул — вождь Воронов словно прочитал его мысли. А может, и в самом деле прочитал — кто знает, чему он научился за три тысячи лет?..

Максим не считал себя трусом, но Верасена иногда его пугал. Не внешне, конечно, — на первый (да и на второй, чего уж там...) взгляд Верасена отнюдь не поражал воображение. Рослый, золотоволосый — но всего лишь мальчишка четырнадцати лет на вид. Костюм его — туника из шкуры стага и перетянутые ремешками сапоги из неё же — и вовсе смотрелся смешно. И ещё более смешно смотрелась его прическа — волосы, стянутые в пучок на макушке и пропущенные через резную костяную трубочку. Это и вовсе напоминало Максиму цирковую лошадь. Но смеяться над Верасеной не хотелось. Как-то раз он увидел его без туники — шрамы покрывали кожу вождя так тесно, что казались сплошной сеткой. Смотрелось это жутко — словно Верасена годы провел в какой-то инквизиции или гестапо, где его постоянно пытали. Только вот это были следы боевых ран. И как раз их количество говорило о том, что за три тысячи лет никто не смог убить его — а вот его противникам повезло явно меньше...

— Ночуем тут, — между тем решил Верасена, осмотревшись.

На вершине холма торчали огромные пни и были разбросаны руины древних каменных строений, кладка которых стала гладкой от веков ветра и дождей. Повсюду виднелись следы разрушений, нанесённых буйной силой природы. Это было зловещее и мрачное место. В некоторых местах виднелись прогалины, где обнажился черный камень. В других местах земля была изрыта многочисленными древними ходами, а в некоторых виднелись отверстия, которые, по словам Воронов, вели к туннелям, соединяющим разные пещеры...

Приземистые деревья были без коры, их верхние сучья обломали прошедшие бури. Некоторые деревья уже лежали на земле, сваленные свирепыми ветрами. Они были мертвы, но здесь ещё теплилась жизнь, и черные змеи лишайников обвивали их стволы. Между камнями росли низкие кусты, а в углублениях между ними прятались дикие цветы. Ярко-жёлтые цветы, белые цветы и красные цветы всех оттенков. Они вились по камням и высились над ними зонтиками, словно шляпки огромных грибов. Порыв ветра донёс до Максима их запах. Нежный аромат наполнял воздух, и мальчишка почувствовал, что его снова охватывает тоска...

Вороны тут же опустились на траву, доставая из своих котомок печеные в костре плоды ти — те самые маленькие "ананасы", похожие на картошку в скорлупе, свою главную пищу. Местной рыбы они то ли вовсе не умели ловить, то ли просто не брали её в рот из-за какого-то древнего табу...

В отличие от Вайми, который сбросил с плеч свою объёмистую кожаную котомку, извлек из неё копчёную рыбину и принялся с демонстративным аппетитом уплетать её. Никто из Воронов, впрочем, и ухом не повёл.

Вздохнув, Максим тоже извлёк из своего рюкзака порцию ти, и, сев на траву, принялся жевать, глядя на закат. Настроение у него было... сложное. С одной стороны, он был очень рад, что припёрся сюда не один, а в компании Воронов. Ребята они были очень суровые, говорили мало и только по делу. Их каменные клинки казались Максиму смешными, хотя он ни разу ещё не видел их в деле. Но вот их тренировки в рукопашном бою он очень даже видел, участвовал в них — и быстро убедился, что даже его мускулы и самбо отнюдь не гарантируют ему победы. Три тысячи лет опыта — это и в самом деле очень много...

С другой стороны, о Хорунах он тоже наслышан был уже достаточно и понимал, что в бою с ними, против луков и дрессированных зверюг весом в тонну, всё это рукомашество и дрыгоножество не очень-то поможет...

— Что завтра делать будем? — спросил он. — И вообще?

Верасена быстро повернулся к нему. Глаза у него были удивительные — темно-синие, как хмурое дождевое небо. Больше даже — сизо-синий наружный ободок, а к зрачку синева сгущалась так, что казалась почти черной. Да и сам его взгляд был совсем не приветливым. И не только сейчас, но и всегда. Упорный такой, испытующий взгляд...

— Завтра мы пойдём в лес, — казалось, вождь отвечал на вопрос, взойдёт ли завтра солнце. Но Максим всё ещё молча смотрел на него, и Верасена добавил: — Если твои друзья добрались до тевтонов (Максим не сразу понял, что он имеет в виду всё тех же немцев), то должны уже идти назад. Вряд ли они захотят там остаться. Если нам повезёт, мы встретим их на середине пути и проводим назад.

— А если нет?

Верасена лишь пожал плечами.

— Если твои друзья попали к Хорунам, мы им уже не поможем. Но если с ними Льяти, он отведёт их к Маахисам. Там мы сможем им... помочь, — по его худощавому лицу скользнула неприятная, вполне волчья улыбка.

— А надо? — Вайми уже рассказал ему, что Маахисы ребята конечно же странные, но в целом вполне себе приличные. Рабов не берут, гостей не обижают, всё такое...

— У них нет Чести, — жестко сказал Верасена. — Твоим друзьям лучше не быть с ними, — он отвернулся и пошёл к своим.

Максим вздохнул, глядя на закат. Все эти местные разборки очень его напрягали — ведь у всех один враг, так чего ещё считаться какими-то старыми счетами? А вот поди ж ты — считаются, и о старых обидах забывать не спешат...

Краем глаза он заметил, что Вайми тоже сидит в стороне, глядя на закат. Удивительно чистый золотой цвет его кожи, одновременно яркий и насыщенный, очень резко выделялся на темной зелени травы и хмурой синеве северного неба. Сейчас Астер буквально сиял на золотом закатном солнце, вполне соответствуя имени. Но и у него отношения с Воронами не сложились. В первый же вечер он задумал развести на вершине ближайшего холма костёр и сплясать у него в честь звезд-предков. Верасена тут же запретил "людоедские пляски", вполне резонно указав, что таким костром Вайми оповестит об их отряде всех вокруг на день пути, а то и больше. Сами Вороны, как заметил Максим, жгли костры только днём, и хитро, без дыма...

Вайми немедленно спросил, чего так боится племя столь могучих воинов — на что Верасена предложил ему или заткнуться или идти на все четыре стороны. Вайми надулся, как кошка на блины, но всё же предпочел замолчать. Максим очень хотел знать, откуда у Воронов такое странное табу, но спрашивать их об этом было, самое меньшее, глупо...

Вздохнув, мальчишка поднялся и пошел к Астеру. Вороны и так говорили мало, а о чём-то, не относящемся к делу, — можно сказать, что почти никогда. Вайми же был полной их противоположностью — он был рад любой возможности почесать язык и заодно погреть уши. Что иногда тоже напрягало, но лучше уж так, чем невидимая, но отчётливая дистанция...

Вайми сидел, ловко скрестив босые ноги и глядя на закат. У носа он держал букетик собранных тут же полевых цветов. Максим уже знал, что он имеет острый нюх и любит собирать в букеты самые разные цветы — ради новых запахов. Забавная привычка — но мальчишка уже понимал, что тут, в степи, развлечений не так много... Гарпун и наплечная котомка с припасами лежали сейчас рядом. Диковатое, задумчивое и хмурое лицо Астера было сейчас мечтательно-красивым. Заметив Максима, он повернул голову и улыбнулся ему. Землянин плюхнулся рядом.

Вайми тоже был странноватый, даже просто на вид: нитки радужных бус в волосах (не иначе, работа подруги, с усмешкой подумал мальчишка), шнурки-браслеты на руках и ногах, поясок... на котором, впрочем, висел кремнёвый кинжал в кожаных ножнах. Но с Вайми то, что ему тысяча лет, почему-то совершенно не чувствовалось. Да и вообще, они с ним были очень похожи — одного роста, одного возраста (видимого возраста, понятно), а фигуры такие одинаковые, что Максиму порой казалось, что он смотрит в зеркало. Необычно, конечно, но физиономия у Вайми была всё же совершенно другая — более широкая, по-детски курносая, с большими глазами и более темнокожая. Сейчас, правда, она сияла на закатном солнце — и впрямь словно отлитая из живого золота, очень сочно выделяясь на синеве неба...

И глаза тоже другие — не голубые, а густо-темно-синие, длинные, широко расставленные. И волосы — они вились крупными кольцами и были чернее самой ночи — там, где не блестел золотом отражавшийся закатный свет. Ладони и подошвы у Вайми были светлее тела, на правом предплечье вверх от запястья тянулся косой рваный шрам. Ещё несколько таких же шрамов белели на бедре, плечах и пояснице, говоря о том, что жизнь у парня здесь была... сложная. Тем не менее, Максиму иногда казалось, что он смотрит на какого-то другого, незнакомого себя, и чувство это было... странное.

— Привет, — сказал Вайми. — Что там вождь? — он сказал это слово с откровенной иронией.

— Завтра в лес пойдём. Спасать моих друзей от Маахисов.

— А, — Вайми вздохнул. — Он на самом деле Льяти ловит. Страсть как хочет с ним потолковать.

— Отчего это? — заинтересовался Максим.

— А он у него ключи спёр, — небрежно пояснил Вайми. — От Ключа — ну, я тебе рассказывал уже. Уж не знаю, как, но Верасена за ними в сам Город Снов ходил. Так что ему, ясное дело, обидно.

— Да ну вас, — буркнул Максим. — Фигнёй какой-то страдаете, воруете друг у друга... Детский сад прямо.

— Я-то не ворую, — обиженно сказал Вайми.

— А что ж по степи босиком бродишь? — Максим покосился на босые ноги парня. Безобидная на вид трава запросто могла порезать кожу между пальцами ног — но с Астером, похоже, ничего такого не было...

— А как можно ходить, не чувствуя земли под ногами? — тут же спросил Вайми. — Я бы через два шага грохнулся. Брр! — очевидно, с его точки зрения все носители обуви принадлежали к особо извращённой садомазохистской секте.

— И не больно? — удивился Максим.

— Не, — Вайми усмехнулся и вытянул босую ногу.

Максим коснулся кожи на подошве — твердая, почти как рог. Тем не менее, нога тут же отдёрнулась. Вайми поёжился.

— Ноги сами отдергиваются, честно, — Максим догадался, что Астер ужасно боится щекотки и почти не может её выносить...

— Дикость какая, — сказал он. — Тысячу лет босиком бегать.

— А ты что, определяешь разумность людей по грязи на их пятках? — с подозрением спросил Вайми. — Это зверский земной шовинизм, — за всё это время общения с землянином он нахватался земных слов и вообще как-то... ожил.

— Тут нет никакого вопроса, — Максим усмехнулся. — Раз пятки грязные — значит, неразумен.

Вайми ухитрился изобразить на лице одновременно и усмешку, и гневную гримасу.

— Я на твои пятки хотел бы посмотреть, после хотя бы однодневного пробега босиком по пересечённой местности. Но пятки ежедневно моются. Ну, как я в воду зайду — так каждый раз и моются.

— Понятно, в ванной ты не был, на унитазе ни разу ни сидел... — хмыкнул Максим.

Вайми опрокинулся на спину, глядя в небо.

— Да вы, батенька, есть ксенофоб и экстремист — возбуждение ненависти и вражды к инопланетным расам по гигеническо-вещевым признакам. А это до десяти лет смертной казни через защекотание, между прочим, — даже с каким-то уважением сказал он. — Отсутствие унитаза ещё не значит отсутствия глубокой духовной жизни!

Максим обвиняюще воздел палец.

— Вооот! Вот к чему ведёт передовую молодёжь общение с носителями дикарской антикультуры и варварского образа жизни! Ты уже не понимаешь той высочайшей истины, что дарует людям Унитаз, Обувь и Чистые Пятки. Три высочайших идеи, три воплощения самого Разума... эх, ты даже не бездуховен, ты антидуховен. Ну, немного духовности появляется, когда ты моешь пятки — то есть раз в сутки. И китайские кеды — это просто песня. Легкие, удобные, красивые, с высоким берцем... Лучшей обуви у меня не было.

— Обувь есть бесовское мучилище, изобретенное лично Диаволом и Сотоной для уловления душ невинных, — провозгласил Вайми, не поднимаясь из травы. — Так что грязные пятки суть символ чистоты души. Что же до святого Унитаза — то подтирать зад крапивой гораздо веселее и интереснее, это замечательно бодрит и заставляет придумывать много новых удивительных слов. А как уж весело босиком в горах!..

Максим вздохнул. У Вайми явно было что-то не в порядке с головой. По его же собственным словам он как-то раз пересёк весь западный лес, а потом ещё два дня поднимался на гору, чтобы просто насладиться рассветом!.. Учитывая, что он по возможности старался одеваться как можно легче и проще, подняться к снеговой линии ему было нелегко...

— Я слышал, что утром в горах холодно, — сказал он.

Вайми усмехнулся.

— Если сжаться плотнее и дрожать, то почти не холодно.

— Слушай, — Максим заговорил серьёзно. — Ты же отличный вроде парень. Смелый, упрямый... А бродишь по степи в маске из коры, словно дурак какой-то...

— А как раз потому, что здесь сплошной детский сад, — буркнул Вайми, почёсывая торчавшее из-под чернущих лохм ухо. — Надоело, знаешь, в местных разборках участвовать... А в степи хорошо. Тихо, спокойно, думать никто не мешает. А я, знаешь, думать очень люблю.

— А там вон ребята в рабстве страдают, — Максим показал на тающий в сумраке лес. Солнце уже опускалось за зубчатую гребенку гор и подожгло тучи на горизонте золотым сиянием. Всё вокруг замерло, облитое красным золотом. Лишь река внизу мерно несла свои черные воды...

— Это ты Воронам скажи, они же все воины, — буркнул Вайми уже явно обиженно. Физиономия его из золотой стала сейчас медной. То ли от заката, то ли от смущения...

— Ага, у них у самих половина ребят в рабстве.

— Ну вот... чего ты от нас-то хочешь? Мы-то великими воинами никогда не были, и не особо рвались, если честно.

— Да чтобы вы не кисли просто тут. А то даже морды свои людям показать боитесь.

Вайми покосился на него и хмыкнул.

— Я-то вот не кисну. Вам помогаю, и вообще...

— Ага, ты-то нет, а другие?

Вайми вздохнул и вдруг насупился.

— У меня там девчонка осталась, — вдруг невпопад сказал он. — Найуо.

— Скучаешь?

Вайми снова покосился на него.

— Ага. Она хорошая, знаешь... Носит моё сердце в ладони. Но вот подруги у неё... Я-то всё время боюсь их обидеть, спрашиваю: "ты действительно хочешь только посидеть рядом?" — а они...

Максим усмехнулся. Вайми выглядел как дар свыше всему женскому роду — неудивительно, что к "подругам подруги" он относился... осторожно.

— Не понимаешь их? — с усмешкой спросил он.

Вайми вздохнул.

— Нет. Они — как ночное небо: красиво, а дна нет, и сердце замирает от этого. В них столько чувств, что я всё время путаюсь, — он снова насупился и замолчал.

— Домой хочешь? К ним?

Вайми смутился.

— Ну...

— Тогда что ж не уходишь? Тебя же никто тут не держит.

Вайми вздохнул и перекатился на живот, всё ещё глядя на закат.

— Понимаешь, я не вождь, но когда я говорю, что делать, мне не возражают. Никогда. Но это не значит, что меня в моём племени все любят. Многие считают меня безрассудным или просто завидуют. А это иногда... утомляет.

— А ты не думал уйти в другое племя? К тем же Волкам?

Вайми фыркнул и покосился на него.

— Да пробовал уже. Скучно у них. Спокойно, хорошо, но скучно.

— Так не скучай.

— А я и не скучал. Весь мир, можно сказать, обошёл.

— Ойкумену?

Вайми усмехнулся.

— Нет. Норонью. Ну, не всю, но Норо точно весь.

— А что это? — Максим растянулся рядом с Вайми, поняв, что разговор будет долгим — и очень, очень интересным...

Вайми снова усмехнулся.

— Норонья? Мир. В смысле весь. А Норо — ну, земля.

— Континент?

Вайми покосился на него, очевидно усваивая новое слово.

— Ага.

— А других разве нет? У нас на Земле их вообще пять.

— Не знаю, — буркнул Вайми. Было видно, что это незнание очень его раздражает. — Говорят, что один. Но очень большой. Вокруг него только острова всякие, и всё.

— И по морю никто разве не плавает?

— Вольные плавают. Про острова знают же. Но в основном по внутренним морям плавают. Норо ими разрезан же. Море Птиц, Тихое Море, Туманное Море...

— А... как вообще там? Ну, снаружи?

— Интересно, — Вайми вновь взглянул на него и усмехнулся. — Там магия есть. Тут вот её почти нет, а там есть. И чудеса случаются.

— Какие? — от таких вот новостей голова у мальчишки буквально пошла кругом.

— А любые. Вплоть до внезапного воскрешения всех когда-либо умерших в отдельных областях в какое-то время.

— Ха, удивил. Здесь всё время воскресают.

Вайми вновь покосился на него.

— Ага. Потому-то я тут и живу, хотя и скучно. Обидно будет, знаешь, помереть, да не знать даже, куда попадёшь. Такое иногда про тот мир рассказывают...

Максим хотел сказать, что это чушь... но прикусил язык. Один факт, что мёртвые воскресают (и не всегда сразу, как оказалось!) говорил о том, что и там, после смерти, тоже что-то есть. Такое вот просто не укладывалось в голове...

Вздохнув, мальчишка посмотрел на север. Там тоже виднелся сплошной лес, который тянулся до изломанной линии далёких холмов. К востоку лес постепенно редел и за ним возвышалась скалистая гряда. На западе в отдалении чернели горы, над ними багровело угрюмое закатное небо, забитое тяжелыми разорванными облаками. А на юге начиналась степь, которая тянулась до самого горизонта. Там, вдали, где море сливалось с небом, виднелась темная полоска...

Послышался шум, и над западным лесом показалась стая птиц. Издали они казались черными на фоне заката, но, когда приблизились, стало ясно, что это белые чайки. Они кружились над холмом, как будто искали чего-то. Но вот они повернули и полетели на юг, к берегу, а потом исчезли из виду.

* * *

Мальчишка вздохнул, откинувшись на спину. Сейчас над ним пламенели высокие перепутанные облака, освещенные снизу мрачным багровым огнём уже ушедшего за горизонт солнца. Древние египтяне считали, что там, на западе, лежит царство смерти, некстати подумал Максим.

— А что тут, вокруг нас-то? — спросил он, чтобы перебить неприятную всё же тему.

Вайми деловито поёрзал, устраиваясь поудобнее. Видимо, говорить на данную тему он очень любил.

— Вокруг Ойкумены? К востоку степь, потом пустыня, потом снова степь.

— Это я слышал уже.

Вайми насмешливо покосился на него.

— Не всё ты тут слышал. Знаешь, почему к Городу Снов никто тут, почитай, и не ходит? — он сделал эффектную паузу.

— Почему? — наконец спросил Максим.

— Там, в степи у моря, собакины живут.

— Кто?..

— Собакины. На собак они мало похожи, но не суть. Говорить не умеют — ну, вслух. Да оно им и не надо, они мысли читают...

— Телепаты, что ли?

Вайми снова покосился на него. Таких умных слов он, видимо, ещё не знал.

— А у вас это так называют?

— Ага. Они и у людей тоже так могут?

Вайми усмехнулся.

— У людей нет. Не выходит. Только друг с другом, и то, в основном в одной стае... ну, семье. Им для этого какой-то обряд нужен. А вот со скотами всякими могут. Они, знаешь, прекрасные скотоводы. Держат стада всяких скотов, их и едят. Мясо сильно уважают. Посёлков у них нет, всё время кочуют туда-сюда. Живут, как мы тут, племенами. Весело, кстати, живут — набежать на соседей и скот у них угнать собакины очень любят. Оружия у них нет — разве только дротики — а вот магия вполне есть. Человека за три, за пять шагов могут в воздух поднять, а потом так об землю шмякнуть, что искры из глаз...

— Телекинез, что ли?

Вайми пожал плечами.

— Наверное. Они так не только с людьми, они так с любыми вещами могут. Могут камень в башку запустить, могут откинуть в сторону просто... Хорошо, что кого-то больше человека им уже не по силам поднять. И копья-то они отбивать обычно могут, а вот стрелы — уже не всегда...

— И много их тут? — Максим невольно поёжился.

Вайми усмехнулся.

— Не знаю, не считал. Там, на востоке Норо, тянутся Бескрайние Степи — вот там они и живут. Может, за степями ещё что-то есть, да только не пройти туда. Характер у собакинов, знаешь, хамский и вздорный, людей они откровенно презирают — магии-то нет у нас. Впрочем, найриитов и котолюдов они ещё меньше нас любят — коты ж...

— А это ещё кто?

— Найрииты? Да как люди, только здоровее. И хвосты у них есть — большие, черно-серые, пушистые. В темноте отлично видят, воевать поэтому предпочитают ночью. И глаза ещё отводить умеют так, что фиг вообще заметишь их — магия у них такая. А если маг настоящий, то может вообще видения наслать — их-то видеть будешь, а что на самом деле нет. Да и так воевать умеют. Луки у них отличные, бьют в цель за двести шагов. Мечи тоже есть, хоть и короткие. Панцири даже — такие, пластинчатые, из воронёной стали...

— И роботы их не громят за сталь?

— Нет, откуда? Они ж за пределы Ойкумены ни-ни. Найрииты вообще черное любят. Куртки и штаны у них тоже черные. Ещё сандалии носят...

— Тоже черные?

Вайми усмехнулся.

— Нет. Людей, кстати, они тоже не очень-то любят.

— Потому, что у них хвостов нет?

Вайми фыркнул.

— Нет. Потому что найрииты — вроде Воронов, благородный народ с глубокими понятиями о чести. А люди, знаешь, редкие сволочи бывают... Армии, правда, у найриитов нет, только племенные отряды, хвостов по тридцать-сорок. Да им оно и не надо, и так справляются...

— А живут-то они где?

— Да в лесах, небольшими посёлками. Город, правда, есть, но один — Ирринай, их столица.

— У них и государство есть?

Резко мотнув головой, Вайми отбросил свою тяжелую гриву с глаз назад.

— Есть. За западными горами сразу. На севере Найр прилегает к Туманному Морю, на востоке граничит с Ойкуменой, на западе — с Вольными Землями, на юге — с Золотым Народом. Золотой Народ и найрииты — союзники.

— А это ещё кто? — голова у мальчишки шла и шла кругом. Образ кота-лучника в сандалиях вмещался в неё с очевидным трудом.

— Золотой Народ? Да тоже вроде люди, более ловкие, но не такие сильные, вроде подростков. Кожа у них, как у меня, потому и Золотой. Жить предпочитают в городах, архитектуру и искусство очень уважают. Ну и государство у них, само собой, есть.

— А где?

— На юге. На севере граничит с Ойкуменой и найриитами, на востоке — с собакинами, на западе — с Вольными Землями. На юге частично прилегает к океану, частично граничит с южными джунглями. Мореплаватели они усердные, но не слишком удачливые. Вот армия очень хорошая у них. Кинжалы, копья сплошь железные — понятно, короткие и тонкие, потому что сами Золотые не богатыри, но всё же... Луков нет, но есть такая метательная фигня, вроде стилетов — у каждого их воина есть перевязь с дюжиной таких. Панцири у них вроде туник — из такого особого волокна, вроде паутины, такие прочные, что ничем не пробить их...

— Они, выходит, неуязвимые?

Вайми усмехнулся.

— Нет. Шлемов-то нету у них, — бесчестно, мол, или что-то вроде. Штанов, кстати, тоже нет — варварская, мол, одежда. Одни сандалии, да и те на босу ногу. С магией вот плохо у них — могут стену из воздуха поставить, вообще ничем не пробиваемую, но для этого им надо в одном месте двести-триста рыл собрать. Поэтому и отряды у них такие же. Большие. Они отражают нападения на территорию Народа, а заодно за порядком следят. С порядком и законом у них поэтому всё очень хорошо. Только вот с коллективизмом перебор. Селиться можно лишь так, чтобы хватило народу щит поставить, хутора всякие — ни-ни. А ставить их, кстати, умеют далеко не все, а те, кто умеют — не все хорошо. А если ты в этом деле одарённый — то тебя запросто могут услать жить туда, где таких не хватает. И попробуй только вякнуть. Мигом козью морду сделают.

— Ничего себе... — буркнул Максим.

— Армия у них, кстати, добровольная. Ну, те, кто постоянно служат. Вот если война — тогда да, мобилизация всех здоровых парней, взводы, батальоны, бригады, всё такое. А Народ у них большой. И миролюбивый. До такой степени, что тех, кто мешает им жить мирно, могут извести под корень.

— А с кем они воюют-то?

— А с Хлоу. Живут такие в южных джунглях. Населяют огромный полуостров, на севере граничат с Золотым Народом и Вольными Землями. Натуральные первобытные дикари, живут по лесам, небольшими посёлками, про города и цивилизацию не слышали даже. Армии, понятно, нет, но собраться в орду — это запросто. Железо, к сожалению, знают, кинжалы и наконечники для копий ковать вполне умеют. Магией, по счастью, не владеют, если не считать такой необычайную ловкость, выносливость и живучесть — быстро оправляются от ранений, смертельных для человека. Часто совершают набеги на Золотой Народ и Вольные Земли, не брезгуют грабежом, охочи до женщин. Впрочем, поскольку полукровки наследуют их ловкость и живучесть, вон их обычно не гонят.

— А что ж эти, Золотые, их не извели?

— Хлоу ж не сами по себе живут, а под рукой Повелителя Зверей. Кто он такой и как выглядит — никто не знает. Сами Хлоу считают его кем-то вроде бога. Даже жертвы, говорят, приносят. Человеческие.

— Это почему? — удивился Максим.

— А он зверей создавать может, — хмуро сказал Вайми. — Боевых. Не зверей даже, а штуки из такой черной жижи, которая то жидкая, то твердая. Наверху у них такое, вроде губок, а из них они огненными шарами стреляют. И ничем их не взять, ни огнём, ни железом, только магией Молний — а в неё только в Вольных Землях и умеют. Хорошо ещё, что эти гады где-то с неделю могут жить, а потом распадаются. И сами по себе безмозглые — ими Повелитель Зверей управляет. Да только радости мало, когда идет с десяток таких гадов, а за ними — три-четыре сотни Хлоу. Без щитов Золотых тут каюк. Не всегда, правда, так бывает, но и орда из одних Хлоу — тоже не подарок, их иногда собирается под тысячу. Это при том, что и одного-то Хлоу убить ой как непросто.

— Ничего себе, — Максим вздохнул. Мало нам Хозяев с их роботами, мрачно подумал он, ещё Повелитель Зверей нарисовался, с какими-то хтоническими гадами... Не мир, а террариум прямо...

— А что это за Вольные Земли? — спросил он.

— О! — Вайми оживился. — Это, знаешь, весь юго-запад Норо. Очень большая страна. Там всё, что хочешь, есть — леса, степи, горы... Сколько там людей живёт — никто толком не знает. Замки, деревни, селения, на побережье Тихого Моря и южного океана — несколько вольных городов. В них ты можешь встретить пиратов, бродячих музыкантов, торговцев и изобретателей. Вольные, кстати, лучшие кораблестроители и мореходы на Норонье. Изобретают всякие такие штуковины — катапульты, чтобы кидать горшки с горючим маслом и пороховые бомбы, огнеметы всякие с греческим огнём... Жуткие, скажу тебе, штуки — но по счастью, пока очень редкие. Ружья тоже уже есть, хотя и примитивные — так, самопалы... Так-то там вполне обычно всё — мечи, топоры, всякие шпаги... Их там каждый мастер на свой вкус делает, двух одинаковых не встретить... Магия там любая вообще, чаще всего магия Разума — создание иллюзий, как приятного, так и разрушительного свойства. Опытный маг может ощутить любое живое существо за две сотни шагов. Некоторые, говорят, даже могут подчинять себе боевых зверей Повелителя. Только пользы в том мало, потому что человеку-то трудно ими управлять, да и делают такое часто не с добром... Да и Повелитель Зверей — не дурак, может ловушку подстроить. Пробуешь разорвать его связь со зверями, да на него прямо и напорешься, а там — как повезёт. Магия Молний надежнее. Раз — и нету гада. Хотя такое, понятно, лишь настоящие маги умеют, и мало там их... Да и встречаются они только в южных и западных областях Норо, а Пять Народов населяют восточную его часть.

Максим ошалело помотал головой.

— И ты сам всё это видел?

Вайми усмехнулся.

— Видел. Я, знаешь, много что видел за десять веков...

— А что ж тогда сюда вернулся? Раз там такое...

Вайми вздохнул.

— А в Вольных Землях власти, знаешь, нет. Вообще никакой. Идешь и не знаешь, кто тебя сейчас за жабры схватит — патруль крестьянского ополчения, повёрнутые на какой-то религии фанатики, дружинники местного барона или самые обычные разбойники. Большая-то часть Вольных живёт во всяких маленьких посёлках и старается не воевать друг с другом, но уж те, кто воюют... Возьмут, да и примут за шпиона, пытать начнут, а там знаешь, какие садисты бывают? Свяжут, пятки солью посыплют, а потом подведут козу, которая начнёт ту соль слизывать, — он весь передёрнулся.

Максим вновь ошалело помотал головой. В ней от рассказов Вайми вообще всё перепуталось.

— Ты мне всё толком объясни. Хотя бы, что это за Туманное Море?

Вайми лишь пожал плечами. Похоже, он счёл данный вопрос крайне глупым.

— Море как море. Внутреннее пресноводное. Узкое — ну, относительно, — но длинное. Очень. Большое. Тянется с востока на запад и обратно. В основном, отделяет нелюдов от Вольных Земель. Кстати, довольно холодное и бурное. И туманы в нём постоянно стоят, отсюда и название. Хотя плавают по нему много. На самом западе даже есть Лахома — пиратская республика. Вот там самое веселье. За день богатеем можешь стать, а к утру проснуться нищим. Или из раба капитаном корабля стать. И наоборот.

— А что это за нелюды? — спросил Максим. Про пиратов-то он читал уже достаточно.

Вайми отчетливо поёжился.

— Нелюды — это... ну, нелюды. Не люди. Хотя отчасти и похожи. Высоченные такие, бледно-белёсые, как поганки. Медлительные, но очень сильные. Зато магия злая у них — подойдешь к нелюду ближе ста шагов и отупеешь.

— Это как? — удивился Максим.

— Как-как, — передразнил Вайми. — Думать перестанешь. Не совсем, конечно, но чем ближе ты к нелюду будешь — тем тупее. А как он вплотную к тебе подойдёт — всё, йок. Даже шевелиться не сможешь. И он тебя сожрёт. Потому что людоед. Впрочем, нелюды не только людей, они и всех других тут жрут. Да не просто так жрут тех, кто подвернется, а специально ищут, чтобы сожрать. Для них все, кто не они, — смертельные враги. К счастью, государства у них нет, власти тоже. Живут ордами численностью до нескольких сот тварей. Говорят даже, что они вообще не разумные, а так, вроде муравьёв, а если и разумные, то все вместе, а не по отдельности, только того никто не знает. Общаться с ними, знаешь...

— А где они живут-то? — Максим тоже поёжился. Облака над головой погасли, стали зеленовато-синими, хмурыми, лишь на западе, над темной полосой гор, пламенели разлетавшиеся алые перья.

— А в Гиблых Землях. Это весь северо-запад Норо, знаешь... Места там в самом деле гиблые — сплошь тайга да болота. Говорят, что там нелюды строят колоссальные города, но их никто не видел и вообще в тех краях не бывал. Даже если не попадёшься нелюдам, то край обширный же, фиг его обойдёшь. Ну и холодно там, ясное дело. И комары лютые.

— Бр-р-р, — Максим вновь поёжился. — Как они только весь ваш мир не захватили...

— А потому, что Эменнай есть, — усмехнулся Вайми.

— Что?

— Срединное Государство. Потому что в центре континента. На севере граничит с котолюдами, на востоке — с собакинами, на западе — с нелюдами, на юге прилегает к Тихому Морю. Говорят, что их столица, Метрополис, крупнейший город мира. Полтора миллиона жителей.

— И как там? — спросил Максим.

Вайми вздохнул.

— Там, знаешь, всё сложно. С одной стороны, преступности там можно сказать что и нет, а народ живёт гораздо лучше, чем в любой другой стране мира. С другой, законы там суровые и часто жестокие — чуть что, битьё палками по пяткам, колодки, всё такое... — Вайми передёрнулся. — Всем нечеловекам въезд в Эменнай запрещён под страхом смерти, перемены любые тоже запрещены, в каждом селении, даже самом захудалом — гарнизон Серой Стражи. Пусть крохотный, на три рыла, но есть. И за порядком следят неустанно. И оружие у них вполне есть — копья, кинжалы, всё такое.

— А как же они нелюдов тогда отгоняют? Раз рядом с ними все тупеют?

Вайми усмехнулся.

— А там Шепчущие Монолиты есть.

— Что?

— Ну, обелиски такие, из серого непонятно чего, высотой шагов по сто. Стоят по всему Эменнаю, так, что от одного другие видно. Кто и когда их поставил — неизвестно, ясно лишь, что очень давно. Разрушить их нельзя — разве что магией какой попробовать. Как строить новые — никто тоже, правда, не знает.

— А почему Шепчущие? — спросил Максим.

— А потому, что каждый, кто подходит к ним близко, слышит голоса, шепчущие на множестве неизвестных никому языков. А совсем близко подходить нельзя — можно свихнуться с концами. Говорят, что в каждом Монолите заперт легион проклятых душ из времён незапамятных.

Мальчишку передёрнуло.

— Бр-р-р! Зачем они вообще нужны?

Вайми усмехнулся.

— А через них Серые Маги вызывают Призраков.

— Кого?

Вайми вздохнул.

— Такие штуки, вроде как из воздуха, почти прозрачные. Но силы безграничной. И неуязвимые. В смысле, вообще ни для чего, даже для магии. Размера любого могут быть — хоть с человека, хоть с большое дерево. Вызывать их, правда, можно только там, где виден хотя бы один Шепчущий Монолит. И только на время — пока заклинание работает. Зато призвать их можно много, хоть несколько тысяч сразу. Серые Маги их призывают для отражения вторжений и подавления мятежей. Эти, понятно, в Эменнае случаются исключительно редко. Чаще-то всего их вызывают для всяких работ — землю там рыть, всё такое. Или грузы перетаскивать даже. А вот магия в Эменнае запрещена, орден Серых Магов лишь управляет Шепчущими Монолитами.

— А что за маги-то?

Вайми вновь хмыкнул.

— Жреческий орден такой, для управления Монолитами. Чтобы пробудить Монолит, нужен круг из дюжины Серых Магов. Своей магией они не владеют, да оно им и не надо. Серые они потому, что носят серые мантии с капюшонами, одинаковые. Серый цвет в Эменнае вообще очень уважают. Правит им Серый Совет, из дюжины самых сильных магов, флаги тоже серые. Даже стражники носят серые туники.

— А правит-то там кто? Кроме Совета?

— Да жрецы и правят. Как хотят, так и правят. В смысле, вообще как хотят. Власть их в Эменнае абсолютная, потому что кто запретит-то? Членство в ордене, правда, не наследственное. Жрецы сами отбирают кандидатов, способных управлять Монолитами, которые, впрочем, всегда рождаются в нужном для Ордена числе, не больше и не меньше.

— Да уж, дела... — Максим вздохнул. Ему в этот Эменнай точно не хотелось. — Кто там ещё у вас, котолюды?

— Ага, — Вайми зевнул. — Живут в северных горах. Похожи на людей, только коренастые, вполовину ниже и покрыты пятнистым мехом. При всём этом более сильные и ловкие. Живут опять же племенами, как правило, в пещерах. Единой власти нет. В основном, занимаются разбоем. Нападают, как правило, ночью, к счастью, небольшими шайками, рыл на три-пять, семейными такими. Тем не менее, прекрасные кузнецы, часто носят стальные доспехи. В рукопашной дерутся так хорошо, что обычным оружием брезгуют. Зато выдвижные стальные когти в доспехи встроить, на руках и ногах — это запросто. Магией у них мало кто владеет, но магия у котолюдов огненная — на небольшом расстоянии могут запросто поджечь противника. Или там железо добела нагреть. Характер у них тоже весьма горячий и вспыльчивый, так что общение с ними выходит довольно извилистым и непростым. Хорошо ещё, что не так много их, да и живут далеко...

— А что ж в Ойкумене никто про всё это не знает?

— А потому, что фиг выйдешь из неё, — Вайми уже душераздирающе зевнул, лязгнув зубами. — Я ж тебе рассказывал уже. На юге — Море Птиц, которое фиг переплывёшь, потому что роботы Хозяев караулят. На севере — Драконьи Горы. Будешь к ним идти — забудешь, зачем шел, сам не заметишь, как повернёшь назад. На западе опять же горы, через которые фиг перелезешь — очень уж высоки и круты. На востоке пустыня, а потом степь с собакинами. И всё.

— А как ты тогда из неё выбрался? — хмыкнул Максим.

— А есть тут, на юго-западе самом, одна тропка. Через лес самый гиблый к горам, а в горах перевал, не перевал — расщелина такая, что не всякий взрослый протиснется. Я вот еле-еле пролезал. Но за ней, в неделе пути всего, на берегу Туманного Моря, стоит Цмук — городок небольшой, но корабли туда иногда заходят. А там уж куда хочешь плыви — хоть в Эменнай, хоть в Вольные Земли, хоть в саму Лахому. Если есть, чем за проезд заплатить. Но можно просто в моряки наняться. Или ещё кем, — Вайми фыркнул. — Или на юг, в Золотую Страну, а там опять же на корабль и к Вольным. Или, напротив, на восток можно двинуть, в Город Снов. Где Надир. Который Ось Мира. Он, говорят, всякие чудеса тут и творит. С воскрешениями и всем прочим. На собакинов они кстати тоже действуют, а на других вот нет. Поэтому Ойкумена на Норо слывёт землей баснословной и мифической. Да людям до неё и не добраться, через земли найриитов-то, а сами они в западные горы не лезут, там Зла немеряно же.

— И ты один тут такой... путешественник?

Вайми снова душераздирающе зевнул. Закат уже почти погас, лишь над западным горизонтом ещё пылала широкая полоса зеленого, совершенно неземного сияния, и на её фоне чернели бесконечно длинные, тонкие полоски облаков. На юге, где-то над морем Птиц, то и дело вспыхивали розовато-белые зарницы, но сюда не доносилось ни звука.

Вайми зевнул ещё раз и посмотрел вверх. Днем он прикрывал глаза и они казались просто длинными. Ночью же они широко открывались — громадные глаза сумеречного существа, впитывающие свет звезд. Максим уже знал, что Астер свободно ориентируется при звездном свете и очень точно определяет расстояния — жутко полезная штука в степи...

— Говорят, и другие из Ойкумены уходили, да только вот не вернулись... — буркнул Вайми. — Слушай, я спать уже хочу. Больших и интересных снов тебе...

Он вытащил из своей котомки что-то вроде шерстяного пледа, накрылся им, и, похоже, тут же задрых, мирно обнимая её. Из-под пледа виднелись лишь его лохмы и босые ноги. Тут же, под рукой, лежал неразлучный гарпун.

Вот же гад редкий, — зло подумал мальчишка, вытаскивая из рюкзака одеяло. Тоже китайское, кстати. Тёплое, не маркое, не изнашивается уже лет пять... — Всю душу мне перевернул — а сам удрых, словно так и надо...

Спать под небом, на земле, точнее, на траве, было не слишком-то удобно, но Максим уже привык. Заснуть, правда, никак не удавалось. Мысли в голове пересыпались, словно лотерейные билеты в барабане. Проще всего было счесть рассказ Вайми чистой воды враньём — за время похода мальчишка успел убедиться, что язык у Астера подвешен очень даже хорошо. Доказательств-то нет! Ни тебе кремнёвого пистоля, ни золотых дублонов, ни ещё каких сувениров. А верить Максим привык лишь тому, что видел своими глазами...

С другой стороны, подумал он, ворочаясь, нельзя ж такое выдумать — всех этих нелюдов, Шепчущие Монолиты... Мне бы такое в голову никогда не пришло. А тут, в конце концов, целая планета величиной с Землю. И за границами Ойкумены точно что-то есть. И драконы тоже тут есть, сам видел, между прочим. А на их фоне все эти котолюды с огненной магией — так, вполне обычная тут мелочь...

Мальчишка почувствовал, как в душе у него разгорается могучее любопытство. Пусть Вайми и всё врет — но вокруг же целый мир! Неизведанный, неизученный. И времени впереди — целая вечность...

Ёлочки зелёные, я же совсем возвращаться не хочу, вдруг с ужасом понял Максим. Я же с семи лет мечтал стать великим путешественником. Бредил эпохой великих географических открытий, затрепал до дыр все книжки о них, какие только нашлись в библиотеке. Только вот на Земле открывать уже нечего — всё давно открыто и на десять раз заснято из космоса. А тут... хоть Магелланом можно стать, хоть Колумбом. Новый материк открыть. Или два. И вообще...

Нет, конечно, ребят надо выручать, подумал он. Это без вопросов. И рабов надо освободить. Тоже без вопросов. Но вот потом... потом...

Потом будет потом, наконец сказал он себе. И заснул.

* * *

— Ну, когда они вернутся-то? — уже в тысячный наверное раз озвучил Борька общую мысль.

— Да прямо вот сейчас и вернутся, — оптимистически ответил Юрка. — С Хорунами вместе.

— Да ну тебя! — Борька даже отмахнулся от него, словно от мухи. — Хоруны давно все на дно толчка нырнули, чтобы не быть растерзанными ордами бешеных пионеров...

— Хватит! — рявкнул вдруг Димка. — Помолчите наконец. И без вас на душе тошно...

Друзья насупились и замолчали. Но на душе у Димки в самом деле было тошно. Квинсы ушли в разведку уже неделю назад — и как раз этим вечером обещали вернуться. Точного срока они, понятно, не назначили — часов у них не было, а те, что были у землян, в местных 36-часовых сутках оказались совершенно бесполезными фиговинами. Но вечер, собственно, уже наступил, и теперь были возможны... варианты. Может быть Квинсы и вовсе не вернутся, загуляют в здешних дремучих лесах, как гуляли в тех, на севере, подумал он. И это будет ещё лучший исход. В самом деле, что им стоит продать наивных "дураков-чужаков" Хорунам? За редкие тут ништяки или просто шутки ради? И ждёт их по пути в Безвозвратный Город засада... А может и того хуже — выйдут вот Хоруны к береговому их лагерю, возьмут в заложники девчонок — и всё. Вообще. Полностью и окончательно...

Мальчишка яростно помотал головой. Сейчас он клял себя последними словами за то, что послушался Сашку, послал на разведку эту банду воров и мародеров, и теперь принимает буквально адские муки, чувствуя себя последним лохом, кретином и предателем. Надо было Льяти в лес загнать, мрачно подумал он. Небось, не переломился бы, засранец. Или самому с ребятами пойти. А теперь...

Теперь от невозможности что-то изменить Димка буквально лез на стенку. Машка в лапах Хорунов стояла прямо как живая. Очень хотелось послать пару быстроногих мальчишек туда, в береговой лагерь, проверить — но туда же два дня, да и назад никак не меньше. А радио нет. И даже почтовых голубей в этом мире завести как-то не додумались...

Димка вновь помотал головой. Делай, что должно, случится, что суждено, — он никак не мог вспомнить, где слышал эту фразу, но она пришлась очень даже к месту. Дел в самом деле было дофига — набрать в лесу драфы, наварить анмы, как называлось зловредное квинсово зелье, наделать маленьких специальных луков и стрел к ним, выучить всех хоть как-то из них стрелять, наделать колчанов, наделать налучей... вот вроде и несложные дела, но только сегодня к вечеру и справились. Более-менее. Хотя Волки и старались, да и он им зевать не давал — просто чтобы не сойти с ума от всяких таких мыслей и заняться хоть чем-то...

Мальчишка вздохнул. С Волками, увы, всё тоже было не так просто. Когда он, Димка, выкликнул добровольцев, которые останутся в лагере с девчонками, вызвалось сразу человек сорок — раза в два больше, чем он решил оставить. Эту проблему он решил очень просто — велел добровольцам рассчитаться на первый-второй, а каждому второму идти с войском. Волки подчинились — но осадочек, как говориться, остался. Димка разбил их на десятки и назначил десятниками мальчишек посмелее. Весь экипаж "Смелого" разошёлся по сержантам — но толковых командиров всё равно не хватало. То есть, желающих командовать хватало, а вот с толком... И жратвы осталось всего на две недели — если чертовы Квинсы не вернутся, они смогут ждать их дня три-четыре максимум, а потом придётся с позором валить назад, в Столицу... или завтра же утром самим идти на Хорунов, вообще наугад. И, словно всего этого мало, где-то тут бродит отборный отряд Метиса, и цели его и поныне совершенно неясны — то ли он за них, то ли как раз совсем наоборот...

Димка вздохнул. До чего же гадко, когда от тебя ничего не зависит, в тысячный уже наверное раз подумал он. Сидишь, словно какой-то Робинзон Крузен у моря, и ждёшь, повезёт тебе... или нет. И невольно начинает казаться, что КТО-ТО смотрит на тебя и оценивает — достоин ты, чтобы тебе повезло? Или нет? И сразу вспоминаются все глупости, которые тут натворил, — как, бросив Машку, попёрся с друзьями в лабаз, как, пусть невольно, навёл Морских Воришек на идею напасть на "Смелого", как чуть ли не на брюхе ползал перед надменной "Аллой Сергеевной"... тошно вспоминать даже. Только вот — это было. Никуда не денешься.

Наверное, учиться жить нормально с тяжким грузом ошибок — это и есть повзрослеть, вдруг подумал он. Но, блин, как же не хочется жить нормально с таким вот, становиться равнодушной ко всему свиньей...

Димка ещё раз вздохнул и посмотрел назад. Лагерь разбили за холмом, там, где, вскоре впадая в Грань-реку, протекала обычная степная река — ручей скорее даже, метра в три ширины. Волки, закончив дневные дела, вопили и плюхались в заросшей редким камышом заводи. Не все, правда, — некоторые угрюмо бродили туда-сюда или сидели на склоне, глядя на западный лес. Сомнения снедали не одного только Димку. Даже погода все эти дни, как назло, стояла какая-то странная — даже живущие здесь далеко не первый век только головой качали. Никто и не помнил такого: то такая жара, что и нагишом вспотеешь, — и вдруг, откуда ни возьмись, тучи и пронизывающий ветер, да ещё и с дождём! К вечеру прояснеет и вновь тепло, и ночь, кажется по всему, должна быть чистой и тихой, ан нет! Ни звезд, ни лун — всё затянуто, и по степи гуляет вой ветра. Но только ли от ветра этот вой?..

Сегодня же погода, кажется, устоялась. С раннего утра не было ни облаков, ни ветра. К полудню припекло, как никогда здесь. Мальчишки скинули одежду и всё равно обливались потом. Тени нигде не было — только у речки и можно было отдышаться. Не принёс облегчения даже закат. Жара оставалась такой же тяжёлой. В полном безветрии, в звенящей, недоброй тишине багровое пыльное солнце уходило в низкую, невесть откуда пришедшую тучу, а на востоке небо, хотя и оставалось чистым, пылало неземным фиолетовым сиянием. Жутко, словно тебя живьём вставили в написанный недобрым художником пейзаж...

Юрка, между тем, бездумно почесал задницу, и Димка вдруг усмехнулся. Шиан Та, понятно, поначалу выдавать секрет своего зелья отказался наотрез, заявлял даже, что они могут хоть на медленном огне его жарить — но, поломавшись всего-то пару часиков (Димке уже почти всерьёз хотелось и впрямь устроить ему что-нибудь такое) всё же дал себя уговорить. Димка, правда, доверять ему не стал и решил первую же порцию проверить. На роль добровольца сразу же вызвался Юрка, и Борька влепил ему стрелу в зад...

Анмы оказалось ядрёное и через минуту мальчишка отрубился. Правда вот противоядия-лхора под рукой не нашлось. Секрет его знали одни только Нурны, которые жили, мягко говоря, далеко — и Юрка провалялся полдня, беспомощно лупая глазами, а потом ещё дня два бродил вялый, как варёная крыса, но постепенно всё прошло...

Димка тоже невольно почесал то место, куда угодила стрела Квинсов — ранка давно зажила, но на её месте остался маленький твёрдый шрамик. И у Юрки теперь будет, подумал он. На всю жизнь. А я бы так наверное не смог — стоять и ждать, когда мне в задницу воткнётся не иголка шприца, а маленькая, но вполне настоящая стрела. Не такой всё же я герой... И Сашка молодец — в тот раз у моря не удрал, не испугался, что ему злодеи-Квинсы китайскую казнь сделают, перевернул их, мерзавцев таких, с головы на ноги... вытряс из Шиана секрет этого самого анмы... а дома ведь, бывало, я на него свысока посматривал... да и не один только я...

Мальчишка вдруг усмехнулся. Если бы мне кто пару месяцев назад сказал, что я проверну натуральную революцию и буду запросто руководить отрядом в четыре сотни ух — я бы ему эти самые ухи надрал, подумал он. За враньё. А в то, что поведу ребят на настоящую войну с настоящими рабовладельцами — и сам бы не поверил...

В голове у Димки вдруг словно что-то щёлкнуло. Изводивший его всю неделю страх треснул и куда-то осыпался. И он почти не удивился, заметив, что Грань-реку переходит вброд десяток зелёных фигурок...

* * *

Димке страшно хотелось со всех ног ломануть вниз, узнать новости — но он всё-таки сдержался. Шли Квинсы спокойно, погони за ними явно не было, а значит, и ему спешить не надо, потому что... ну, в общем, потому что...

Но прошло, пожалуй, ещё минут десять, прежде чем Квинсы поднялись на холм. Вид у них был сейчас донельзя смешной — ниже пояса вода смыла краску, и низ у них сейчас был золотисто-коричневый, а верх — темно-зелёный. Только вот смеяться никому почему-то не хотелось...

Добравшись до них, Квинсы сели на траву. Теперь стало видно, что они очень устали. Несколько минут никто ничего не говорил. Солнце наконец зашло и весь мир вокруг стал фиолетовым, словно он смотрел на него через цветное стекло...

Димка вдруг поймал себя на том, что просто боится узнать новости. Вот скажут они, что Машка уже в рабстве, и... и... и...

— Ну? — тут же спросил он, словно прыгая в пропасть.

— Жуткое там место, — ответил Шиан. — Звери там... следят. Мы еле ноги унесли... Да и просто — жуткое. Хоруны храм Поющего Червя построили, а там...

— Заметили вас? — перебил Игорь.

Шиан отрицательно мотнул лысой зелёной головой.

— Не. Мы же всё же церрасинские воры, не кто-нибудь.

— И что там? — не утерпел всё же Димка.

— Нету там Хорунов. Едва десяток их остался, за рабами следить, а остальные все куда-то на север ломанули. Замунгов тоже нет. Ни одного.

— Серого с Тошкой ловить и Андрюху, — сразу же понял Борька. — На помощь нам надо...

— Нет, — резко сказал Димка. — Нет, ребята. Пойдём на Безвозвратный Город. Завтра же утром. Как решили.

— Да ты... — начал Борька, поднимаясь.

— Да, я, — согласился Димка. — Ребята, вы хоть понимаете, что нам опять так повезло, как не бывает? Хоруны же всё равно узнают, что мы к ним идём. Но из города теперь не выйдут, некому. И засад всяких не устроят. И вообще...

— Ага, повезло нам — крепость голыми руками штурмовать, — тут же буркнул Юрка. — Лестницы-то нечем делать.

— Крепость — это как раз фигня, — сказал Льяти. — Маахисы мне рассказывали, как Хоруны их крепость штурмуют — под вал ставят в два ряда рабов, один на другом, а по ним уже сами они на вал лезут. Волков много же, а стена у Хорунов всё же не очень высокая, в два роста. И рва перед ней нет. Поставим ребят друг на друга, и привет. Будет нам живая лестница.

— А что, это идея, — загорелся Димка. — Сделаем пирамиду, как в цирке, в тыл — два взвода стрелков. Хорунов со стены сшибём стрелами, залезем, откроем ворота... и всё. Их-то там всего десяток — а нас сто шестьдесят. Какие бы они ни были вояки, мы их задавим кучей и свяжем.

— Ага, а рабы? — сразу же сказал Юрка. — Хоруны ж на нас их натравят — и что?

— Угостим всех анмы, потом напоим драфой — и всё. Зря, что ли, всю неделю старались?

— Думаешь, всё так вот просто будет? — хмыкнул Игорь. — Припрёмся мы к городу — а там весь набор. И девы в плену.

— Если мы тут телиться будем — точно будут, — зло сказал Димка. — Выходим завтра утром, как решили. Всё!

— Ага, возьмем мы этот город — а к нему всё их племя припрётся, на замунгах, — не унимался Юрка.

— А ты как их встречать хочешь — за каменной стеной или в лесу, на ровном месте?

Мальчишка задумался... и вдруг широко ухмыльнулся.

* * *

Файму вдруг замерла, подняв руку ладонью вперёд, и Антон тоже замер, уперев руки в колени и изо всех сил стараясь отдышаться. Три дня этого похода вымотали его почти до смерти. Мешкать Файму в самом деле не стала. Маахисы неслись по лесу, словно лоси, и земляне едва за ними поспевали. Хотя дорогу она выбрала очень удачно — по водоразделу, где лес был не так густ, как в лощинах между холмами, идти всё равно было... тяжело. Не столько даже идти, сколько пробираться через заросли и бурелом. Вэрка то и дело подавал ему руку, помогая подняться или спуститься с очередного упавшего ствола, словно какой-то девчонке, но Антон уже так устал, что почти не возмущался. Тем более, что на ровных местах Вэрка порой толкал его в спину так, что мальчишка на "внешней тяге" пробегал несколько шагов. Обидно, конечно, — но и оставаться в этом мерзком лесу лишней минуты ему не хотелось. Даже безо всяких там Хорунов. Слишком уж тут было жарко, душно, сыро — в общем, гадко. И вот, Файму почему-то решила остановиться...

Антон выпрямился, вглядываясь в лес. И тут же удивлённо замер — с дерева-гиганта впереди соскользнуло что-то некрупное, отпустило лиану, вышло на свет...

Неожиданный гость был невысоким, худеньким парнишкой с рыжими волосами и с такими тонкими чертами лица, что напоминал девчонку. Всего-то лет тринадцати на вид, почти голый — в одном плетёном пояске с каким-то фартучком. И с пустыми руками — хотя на этом самом пояске висел свернутый в спираль длинный толстый лист, к концу которого был привязан камень — не то бола, не то что-то вроде кистеня. Но даже несмотря на это он выглядел каким-то напуганным. Причем не сейчас, а, так сказать, постоянно.

— Ты кто? — сразу же спросила Файму. Похоже, что и её эта странная встреча удивила.

— Юока, — парнишка нелепо боднул головой, словно пародируя поклон. — Я из Бродяг.

— А, — в одну эту букву Файму ухитрилась вложить минимум тонну презрения. Антон вполне мог её понять. По слухам, Бродяги были самым забитым во всей Ойкумене племенем, одичавшим в наибольшей степени — вплоть до сыроедения и преобладания собирательства над охотой. И служили объектом для агрессии со стороны любого, кому вздумается эту агрессию проявить. При взгляде на Юоку в это легко верилось. — Чего тебе от нас надо-то?

— Помощи, — вздохнул Юока. — Мы хотим выйти из леса.

— А что ж раньше не вышли? — тут же удивилась Файму. — К нам, хотя бы? Мы же вас искали! Не одну сотню лет!

— Время же пришло, — удивился Юока. — У вас Ключ.

— Откуда вы зна... — Файму прикусила язык. Антону даже показалось на миг, что сейчас она от изумления плюхнется на свою роскошную круглую попу. Увы, напрасно.

— Нам всем сон был, — как что-то совершенно очевидное сказал Юока. — Про Ключ и про вас. И про Хорунов. Они сюда идут. Злые очень. И... их звери. Не одни только замунги. Другие звери тоже. Они чувствуют, где Ключ.

— Так, — Файму деловито помотала головой и видимо опомнилась. Дурой при всех своих заскоках она всё же не была. — И когда здесь будут?

— Не знаю, — Юока беспомощно пожал плечами. — Знаю только, что не будет нам больше жизни в этом лесу. Ни сейчас, ни потом. Так вы нам поможете?

— Конечно, — сразу же решила Файму.

Юока кивнул. Потом вдруг поднял голову — и из его рта вырвалась длинная, совершенно птичья трель — Антон и внимания бы на неё не обратил, если бы не видел, кто свистит...

Сверху отозвались несколько таких же трелей, потом с деревьев вниз соскользнул ещё с десяток фигурок, похожих на Юоку, — тощие, с длинными, чуть ли не до пояса, русыми лохмами. Тоже почти голые, только в поясках и фартучках. И совсем без оружия. У Юоки была хоть примитивная бола... Но на их фоне он смотрелся едва ли не Ильей Муромцем. Антон вздохнул. Привалило же счастье...

— Так, — что-то вспомнив, Файму от волнения даже притопнула ногой. — Я слышала, что у вас есть некая Драконова Флейта. Чтобы разговаривать с Драконами. И что вы прячетесь здесь потому, что очень боитесь её пропажи.

Бродяги переглянулись, потом едва ли не вытолкнули вперёд мальчишку, который выглядел зашуганным даже на фоне соплеменников. Наверное, хранителя Флейты, решил Антон.

— Ну? — Файму вновь притопнула ногой, уже от нетерпения.

— Нету никакой Флейты, — выдавил мальчишка, не поднимая глаз.

— Что?!

— Нету, — мальчишка наконец поднял взгляд и Антон увидел, что глаза у него серые, печально-обиженные. — Ну вы сами подумайте — три тысячи лет же прошло. А Флейта была деревянная. От неё даже трухи не осталось.

— Так что ж вы тут гниёте, раз никакой Флейты нет? — не утерпел Сергей.

Мальчишка вздохнул. Вновь опустил глаза, зачем-то порылся босой ногой в лесном прахе.

— Мне Ерн и Йо секрет открыли. Как сделать Флейту, — наконец выдавил он.

— И как?

— Это просто ветвь Белого Древа, — пояснил мальчишка. — Оно на юге растёт, на самом западном острове в Море Птиц. Надо просто её отломить и обработать. Как, я знаю.

Вот же гадство, уныло подумал Антон. Снова переться на другой край мира. И не одним, а с этим унылым кадром, который наверняка от своей тени шарахается. На какой-то там остров. На котором — почти наверняка! — живут печально известные Морские Воришки, которые свою землю точно без боя не уступят. И "Алла Сергеевна" вряд ли своё войско против них пошлёт, ей же нужен мир и миру мир. И нам втроём — ну, ладно, вместе с Маахисами — придётся проворачивать в Столице революцию. Чёрт её знает, как, потому что променять мирную и сытую жизнь на войну со злым разбойным племенем мало кто захочет. И даже если провернём — то что? Сядет на её место Файму — и Алла нам ангелом покажется...

— А что ж вы ту ветвь аж за три тысячи лет не отломили и не обработали? — между тем спросила та. — И сами в дело не пустили?

— Ну... — мальчишка вновь начал рыть босой ногой лесной опад. Файму презрительно хмыкнула.

— Так. Понятно, — она на миг задумалась, потом окинула взглядом весь отряд. — Товарищи, меняем курс. Идём на север.

— Что?! — невольно выдохнул Антон. Он, можно сказать, минуты считал до того, как вырвется из этого гадюшника-клоповника в степь — а теперь ему предлагают идти в самую глущобу, где и выхода из леса-то нет!..

Тут же мальчишка пожалел о вырвавшемся из души слове — Файму буквально упёрлась в него своими синющими гляделками. И взгляд у неё был ну совсем не дружеский.

— За нами гонятся Хоруны. Вы же все слышали! Они чувствуют, где находится Ключ. Или Червь чувствует. Неважно. Но до выхода из леса они нас перехватят. А наши силы, — она вновь окинула взглядом отряд, — не настолько... велики, чтобы мы одержали победу, — Файму от волнения даже прикусила губу. Было видно, что данный факт крайне ей не нравится, но вот поделать с ним что-то она, к сожалению, не могла.

— А на севере они нас не перехватят? — тут же спросил Серый.

Файму вновь на миг задумалась.

— Нет. Мы опережаем их на сутки, может, даже больше. А Поющий Червь, который даёт Хорунам их колдовскую силу, в северных лесах бессилен, они слишком далеко. Если мы поднажмём, то выйдем туда раньше, чем они нас догонят. А там уже сделаем дугу и пойдём на юг, к Столице.

— Ну, не смогут Хоруны нас гипнотизировать — и что? — спросил Сергей. — Слабей-то они от этого не станут.

Файму склонила голову к плечу, глядя на него вполне презрительно.

— Вообще-то как раз станут. Замунги — твари на удивление злобные, приручить их вообще-то нельзя. Только подчинить гипнозом. А раз колдовская сила у Хорунов пропадёт, управлять ими они не смогут. И повернут назад.

— А если им так приспичит Ключ взять, что они тварей своих бросят и сами за нами погонятся? — вступил в разговор Андрей. — А их ведь сорок! Больше даже.

— Во-первых не сорок, — рассудительно ответила Файму. — Кто-то наверняка остался в городе, кто-то отстал в западных ущельях... Во-вторых, Хоруны без замунгов — это совсем другой расклад, не так ли? — она взмахнула копьём так, что оно исчезло от скорости — только свистнул рассеченный воздух и вниз посыпались срубленные ветки. Довольно толстые, кстати.

Антон тяжело вздохнул. Жизнь бьет ключом — и всё по голове, подумал он. Пробиратся черт знает сколько ещё дней по этим жутким лесам — это, конечно, весело. Но лучше уж так, чем ввязаться в безнадежный бой и потерять вообще всё...

Файму, между тем, окинула критическим взором жмущихся друг к другу Бродяг. Так, наверное, цирковой импресарио смотрит на какой-нибудь коллектив карликов-акробатов, подумал вдруг Антон. Выбора у неё правда не было — не бросать же Бродяг здесь, на расправу Хорунам...

— Ладно, — она тоже глубоко вздохнула. — Собирайте вещи — и пошли.

— У нас нету, — ответил Юока. — Мы готовы.

Файму удивленно хмыкнула, но развивать дискуссию не стала.

— Ладно. Так даже лучше. Пошли.

Вот уж кто не заражен вещизмом, так это Бродяги, подумал Антон. Личного имущества не больше, чем у рыбы.

* * *

По пути он пристроился к Найу — так звали робкого хранителя Флейты. Несмотря на худобу, тот пробирался по лесу очень шустро. Антона же разбирало любопытство — по всему выходило, что Найу и другим Бродягам аж за три тысячи лет! Прямо как Воронам — но те-то бродят где-то в степи, а Бродяги тут, рядом...

— Слушай... а Ерн и Йо где? — смущённо спросил он.

Найу испуганно взглянул на него. Он был совсем не смелый, даже на фоне робких соплеменников.

— Из мира ушли. Тогда ещё, — тихо сказал он. — Их, знаешь, Хозяева очень искали.

— А куда?

Найу лишь пожал плечами.

— Не знаю. Ушли. А куда — не сказали. Потому что... ну вы же понимаете, да?..

— А что ж вы в лес-то забились? — вступил в разговор Серый. — Да и тут прячетесь ото всех, на деревьях живёте, как мартышки.

— Так страшно же! — удивился Найу. — Знаешь, сколько желающих было секрет Флейты узнать? Схватят, начнут пытать, на костре живьём жарить... — мальчишку передёрнуло.

— Всё, кончились ваши страхи, — хмыкнул Андрей. — Выберемся из этого клятого леса, придём в Столицу, "Алле Сергеевне" этой надаём поджопников, поднимем ребят... Хорунам этим бошки отрубим за рабство, или просто проучим так, что им небо с овчинку покажется.

Найу испуганно помотал головой.

— Нет, нет, так нельзя! Смерть — не наказание. Месть — не выход.

— А что тогда выход? — зло уже спросил Серый. — С деревьев какашками кидаться?

— Мы не кидались, — обиженно уже сказал Найу. — Мы зла никому не причиняли.

Серый взглянул на него так, что Найу даже шарахнулся.

— Если ты жалкий червь, то не жалуйся, что тебя раздавили, — резко сказал он.

И отошёл в сторону.

* * *

Какое-то время они шли молча. На душе у Антона было как-то пасмурно. С одной стороны Серый, конечно, кругом прав, подумал он. Трусы ничего, кроме презрения, не заслуживают. А с другой — Бродяги разве виноваты, что они все такие вот тощие и дохлые? И что им никто тут не помог?..

Он покосился на шагавшего рядом Найу. Лицо у парнишки было угрюмое. Обиделся конечно, подумал Антон. Я бы тоже тут обиделся...

— Думаешь, мне нравится, как мы тут живём? — не поднимая глаз, вдруг сказал Найу. — Что в гнездах из веток спим и местные бананы жрём, как обезьянки?

— А что ж вы отсюда не ушли? — не удержался Антон. — Мир большой же. И приличные племена в нём есть — те же Виксены хотя бы.

— Так пробовали же уже, — вздохнул Найу. — Не раз уже пробовали. Но земля же слухами полнится... Узнают, где мы, — и начинают приходить всякие... А хозяевам нашим отдуваться. Вот потому и ушли мы сюда, где никто не ходит...

— Так к Волкам бы ушли, на них-то никто не наедет.

— Так далеко же! И в степи тоже бродят всякие... и говорят, с рожами такими, что маски из коры носят, чтоб люди при их виде замертво не падали...

— Астеры, что ли? — хмыкнул Антон. — Так они все трусы же, сами людям показаться бояться.

— Это с вами они трусы, — неожиданно рассудительно сказал Найу. — А с нами они могут осмелеть ой-ой как. Мы такое видели уже.

Антон вздохнул. Такое он уже не раз видел и в школе — найдёт какой-нибудь шкет, которому все щелбаны ставят, ещё большего шкета — и прямо со свету начинает сживать. Но в школе-то всегда есть, кому дать ему по ушам за такое. А тут... Да и про Астеров он ничего толком не знал — одни местные слухи. Которые говорили очень разное, в том числе и нехорошее — что Астеры не брезгуют воровством, а то и вовсе гадят исподтишка соседям... Будь я один в этом мире, я бы тоже к ним не пошёл, подумал он. Очень уж мне подозрительны люди, которые даже рож своих никому не показывают...

— А Маахисы что? — спросил он. — Они, видишь, боевые, Хорунам жару дают...

— А им, знаешь, тоже Флейта нужна ой-ой как, — буркнул Найу, всё ещё не поднимая глаз. — И кто знает, для чего? Ты не смотри, что они весёлые такие, они на деле жутенькие. Вроде бы и добрые — а в средствах не стесняются ничуть.

Да. Уж! — подумал Антон, вспомнив предложеньице Файму. Хоруны, конечно, все такие гады, что просто все гады. Но это... уже слишком как-то...

— А что ж вы к ним теперь вышли? Сидели бы себе...

— Так мир с места сдвинулся же! — Найу поднял, наконец, свои печально-обиженные глаза. — Вы Ключ взяли, весь мир теперь изменится.

— А вам в самом деле сон был? — заинтересовался шагавший рядом Андрей.

— Да, — Найу в знак согласия даже мотнул своей лохматой головой. — Был. Ерн ещё когда уходил, нам сказал, что как кто-то Ключ возьмёт, то будет нам всем сон. И что потом надо будет искать тех, кто его взял, и с ними в мир идти.

А ведь это три тысячи лет назад было, подумал Антон. Ни фига себе пророчество. Это круче, чем второго пришествия дождаться...

— А зачем идти, не сказал? — спросил Андрей.

Найу помолчал. Было видно, что отвечать на вопрос ему не очень-то хочется — но и отмолчаться он не смог, или, как вдруг подумал Антон, не решился.

— Понимаешь, Надир — это Ось Мира, — наконец сказал он. — А никто не знает же, кому подойдёт Ключ, и что он там сделает. Может, всё изменит так, что не узнать. Может, мир вообще рухнет. А Драконы — это совсем другое. Они хотят этот мир сохранить. В конце концов, это их мир же. И, если к ним обратиться, они могут помочь.

— То есть, себе Ключ забрать? — хмыкнул Андрей.

— Нет, зачем он им? — удивился Найу. — Просто... ну, проследить, чтобы тут всё нормально было.

Он явно чего-то недоговаривал, но тут уж Антон поделать ничего не мог. Не трясти же Найу словно грушу, требуя от него непонятно чего?..

С другой стороны, вдруг мрачно подумал он, дело же крайне серьёзное. Мир тут в самом деле... того. Сдвинулся с места. Точнее, это мы его сдвинули, с ухмылкой подумал он. И дальше будем двигать. И явно далеко не всем тут это по вкусу. А мы всё же не знаем тут почти ничего... Не знаем даже, кто всё это устроил и что ему от нас тут надо. И что на самом деле открывает этот чёртов Ключ. И ничего тут не поделаешь — сейчас, по крайней мере. Сейчас надо только шагать, да побыстрее, чтобы не попасть в лапы к Хорунам. А там уже думать будем, нечего сейчас на ровном мести изводиться, всё равно, не придумаешь ведь ничего...

Краем глаза он заметил, что Найу всё время крутит лохматой головой — мальчишка оглядывался, и оглядывался испуганно.

— Не бойся, — подбодрил его Андрей. — На наш отряд никакой зверь не нападёт.

— А я не зверя боюсь, — тихо сказал Найу. — Тут Белолицый бродит.

— Кто?

— Неясно, кто, — буркнул Найу, снова опуская взгляд. — На вид парень такой, лет пятнадцати. Только кожа у него совсем белая...

— И что? — хмыкнул Антон. — Тут солнца совсем нет же. Если бы я жил в этом лесу, то тоже весь побелел бы.

— Мы не побелели же. А он, наверное, вообще не человек. Смотрит так, что мороз по коже пробирает...

— Ну, смотрит, и что? — буркнул Антон. Дорога сейчас вела вниз, в самую глущобу, и местные страшилки точно были последним, что он хотел слышать.

— Он так смотрит, словно на жука или камень какой, — Найу вдруг передёрнуло. — Без выражения вообще.

— И что? — буркнул Антон. — Мало ли, кто как на кого смотрит? Или пялится даже? В глаз ему плюнуть — и всё.

— Нет, нет! — Найу даже замотал головой. — Тогда знаешь, что будет?!

— А что? — с искренним интересом спросил Антон.

— Не знаю, — буркнул Найу, снова опуская взгляд. — Не пробовал. Он спрашивает, чего ты хочешь.

— И что? — разговор перестал нравиться Антону совсем, но и предложить Найу заткнуться он как-то не решался. Видно было, что и этот-то разговор с незнакомыми людьми давался парнишке с невероятным трудом...

— Обещает помочь.

— И что?

— Не верьте ему, — Найу вдруг поднял голову и посмотрел на них. — Вообще не верьте.

— Или что? — спросил Антон. Вот вроде бы достаточно часов провел в спальне пионерлагеря, подумал он. Слушая стрррра-а-ашные истории о Черной Простыне, Красной Руке и гробе на колёсиках. Даже сам кое-что присочинял, про Самсона, короля скелетов... да как они в полночь с кладбища выходят и тащат прохожих прямиком к себе в могилы. А мурашки пробегают всё равно...

— Сгинете тогда, — буркнул Найу. — Вообще.

— Здесь не умирают же, — удивился Антон.

— А я не говорю, что умрёте. Сгинете, как и не было вас.

— Ага, может, он просто ребятам домой вернуться помогает, — предположил Андрей.

— Нет, нет! — Найу снова помотал головой. — То есть он предлагает вернуться, всё такое. Но в обмен...

— Что? Душу предлагает продать? — спросил Антон, чтобы прервать нехорошо уже затянувшееся молчание.

Найу испуганно взглянул на него. Антон поймал себя на желании дать мальчишке леща — эти постоянно испуганные взгляды начали уже его доставать. Хотелось хлопнуть изо всех сил в ладоши и заорать дурным голосом — просто чтобы увидеть, как Найу от испуга плюхнется на задницу. Антон вспомнил, как проделал такой фокус с Витькой Парамоновым, который тогда достал его просьбами проводить в туалет, где почему-то не горит свет, "а под полом кто-то дышит". Давно, в первом классе ещё, но до сих пор приятно вспомнить. Противно же, когда ребята вообще всего боятся...

Найу разинул уже рот, чтобы ответить, — но вот услышать его ответ Антону так и не довелось. Как раз в этот миг сзади долетел какой-то странный шум. Шум крыльев, вдруг понял Антон. Многих крыльев.

Файму моментально повернулась. Лицо её вдруг стало испуганным — всего на миг, но этот миг всё же был. Потом...

— В круг! Все в круг! — вдруг заорала она.

Маахисы моментально построились в кольцо вокруг испуганно сбившихся в кучку Бродяг и растерявшихся землян. А к ним откуда-то сверху летели...

Сначала Антон решил, что на них напали птеродактили. Потом он узнал рити, местных летающих ящериц, в самом деле похожих на небольших птеродактилей страшноватых тварей с четырьмя глазами и полной пастью похожих на крючки зубов. Размах их кожистых крыльев был метра полтора, между ними помещалось тело размером с некрупную щуку. За ним тянулся длинный гибкий хвост — а на его конце скрывалось ядовитое жало. К счастью, не смертельно ядовитое, но яд рити вызывал воспаление и жуткую боль — зажалят, так вдвое распухнешь, как говорил Льяти. И было их много — мальчишка видел сразу сотни...

Испугаться он к счастью не успел — на это просто не осталось времени. Твари тут же налетели на них и начался бой. Теперь Антон, наконец, понял, почему у Маахисов нет луков — попасть в такую мелочь, да ещё и на лету, было вряд ли возможно. А вот косы-копья Маахисов рассекали тварям крылья, они падали на землю — и их тут же приканчивали коротким ударом тупья. Файму и вовсе закрутила своё копьё так, что оно превратилось в свистящий, мерцающий круг. Налетая на этот призрачный щит, рити тут же отлетали в стороны, сыпались на землю. Те, кто попал под меч-наконечник — по частям. Антон засмотрелся на неё — и едва не пропустил тварь, которая нацелилась лично на него...

К счастью, руки мальчишки оказались быстрее головы. Тварь насадилась крылом на чудом подставленное копьё, шумно забилась, щёлкая жалом по древку. Антон швырнул её на землю, пришпилил копьём, уже насмерть. Тут же сверху кинулась вторая. Её он отбил ударом древка, третью вновь поймал на остриё. Тут же сбоку появилась четвертая. Антон понял, что уже не успеет... но тут, как по волшебству, мелькнул зазубренный клинок-коса, тварь исчезла. Антон даже не заметил, кто его спас. На него спикировала пятая — и он вновь сшиб её ударом древка. Тварь зашипела, забилась на земле — но тут же мелькнула босая пятка Вэрки, сломала ей шею...

Антон ошалело покрутил головой, но на него никто уже не бросался. Бой явно шёл на убыль. Маахисы орудовали своими косами с ловкостью, говорящей о громадном опыте — ни одного лишнего движения. Рити градом сыпались за землю, Маахисы помельче тут же добивали их...

Вскоре всё кончилось. Несколько последних тварей поднялись и сели на ветках, глядя на отряд сверху вниз и хрипло каркая. Эти нападать не будут, будут следить, понял Антон. Вот же гадство. Впрочем, Хоруны и так же чувствуют Ключ...

— Все целы? — отрывисто спросила Файму, обтирая какими-то листьями наконечник копья. Земля вокруг неё была сплошь усыпана пёстрыми тушками...

Ребята посмотрели друг на друга. Целы были все — по крайней мере, никто не был ужален. Талку рити цапнула за руку, прокусив предплечье, но не повредив к счастью ничего важного, ещё нескольких Маахисов поцарапали когти на крыльях. Антон с удивлением увидел такую же царапину у себя на плече — он и не заметил, как его пометили...

Бродяги вообще не пострадали, но буквально позеленели от испуга. Такого, похоже, с ними за все три тысячи лет не случалось, подумал Антон. Забавно... было бы.

Он снова посмотрел на землю, усыпанную мёртвыми и издыхающими тварями. Не будь тут Маахисов, нас бы зажалили, понял он. И мы валялись бы сейчас беспомощные, воющие от боли — пока до нас не добрались бы Хоруны, и эта боль от яда показалась бы нам лаской, когда...

— Итак, Хоруны нас обнаружили, — между тем констатировала Файму совершенно очевидный факт. Она посмотрела вверх, очевидно, всё же сожалея об отсутствии лука. — Ещё рити у Хорунов вряд ли есть, зачаровать столько их — это небыстро. Но наверняка уже к вечеру нас нагонят змееволки. В... достаточном количестве.

Антон вспомнил этих виденных им ещё в первую ночь в этом мире неприятных зверюг — с голой черной кожей и желтыми глазами, длинных, приземистых, но очень проворных. Общаться с ними поближе ему совершенно не хотелось, даже с копьём и в компании боевых как оказалось Маахисов...

— Будем бежать так быстро, как только можем, — между тем решила Файму. — Отдыхать будем в степи. Понятно?

Понятно было всем.

Началось в колхозе утро, подумал Антон, рысцой устремляясь под уклон. Но кто сказал, что спасать мир легко?..

Глава седьмая:

повергнуть Зло

На тайном привале в глухом чернолесье

Плывёт над рекой светло-сизый туман

Встаёт из тумана чуть слышная песня,

Негромкая песня лесных партизан.

Костра не разложишь, чтоб лиха не вышло,

Цигарку и ту не запалишь, гляди,

Лишь песню затянешь так тихо, чуть слышно,

Чтоб только слова отдавались в груди:

Бей врага где попало!

Бей врага чем попало!

Много их пало, а всё-таки мало!

Мало их пало! Надо ещё!

Проносится песня над краем, что выжжен,

Летит по напоенным кровью лугам

Великой надеждой для тех, кто обижен

И черной погибелью лютым врагам!

Зовёт она тайно, звенит она глухо

А если прорвётся - то бьёт напролом!

Пчелою свинцовой впивается в ухо

И красным вздымается ввысь петухом!

Бей врага где попало!

Бей врага чем попало!

Много их пало, а всё-таки мало!

Мало их пало! Надо ещё!

Железная песня борьбы и отваги...

Внушая насильникам ужас и страх

Витает она над кварталами Праги,

В предместьях Парижа, в балканских горах.

Вонзаясь кинжалом, вливаясь отравой

Она по пятам за фашистом идёт.

И мстителя дарит бессмертною славой,

И новых борцов за собою ведёт!

— Вот какая сволочь мне всю ночь спать не давала, — мрачно сказал Борька.

— Ага, — Димка кивнул, напряженно глядя вперёд.

Пресловутый Безвозвратный Город и впрямь выглядел донельзя мрачно. Он стоял на невысоком каменистом холме, на берегу жутко черного, окруженного скалами озера. Не такой уж кстати и большой — квадрат глухой каменной стены шириной метров в сто. Стена была сложена из тесаных глыб черного камня, грубо, но вполне монументально. Над ней возвышалась такая же грубая, черная ступенчатая пирамида. Её плоскую вершину венчал похожий на каменный ящик храм с единственным прямоугольным входом и широким фризом, изукрашенным жуткого вида барельефами — сплошь какие-то чудовищные пауки, черепа и змеи. По углам крыши торчали громадные изогнутые каменные рога, тоже черные. Перед входом, в большой каменной чаше, горел мрачный, багровый огонь. Напротив неё стояла такая же, но куда более низкая пирамида, увенчанная таким же каменным ящиком, только куда более широким. Как сказал Льяти, это был дворец Мэцеё, вождя Хорунов.

Вокруг пирамид из-за стены торчали фризы ещё нескольких каменных коробок — жилища рядовых членов злобного племени. Бараков рабов видно не было, но Димка знал, что они, как тот суслик, есть. В целом, город Хорунов был очень похож на древние города земных майя или ацтеков, но не таинственно-загадочен, как они, а чудовищен и безобразен.

Город окружала громадная поляна, почти сплошь засаженная чем-то, очень похожим на земную кукурузу. Её, в свою очередь, замыкала мрачная стена джунглей. Здесь, в самом их сердце, жара и духота стали уже невыносимыми. Даже свет солнца, проникавший сквозь слой висевших над озером испарений, принял какой-то ядовитый, жёлто-зелёный оттенок. Ни на полях, ни в самом городе никого видно не было. А вот на опушке, возле города, торчали два огромных дерева. К стволу каждого какими-то лианами был привязан громадный, метра два с половиной в диаметре, барабан. Между ними на верёвках, на манер качелей, было подвешено бревно с закруглёнными концами. На нем стоял какой-то лохматый парень в одной набедренной повязке. Цепляясь за верёвки, он раскачивал бревно вправо и влево, поочередно ударяя в барабаны. Должно быть, под ними скрывались дупла, а сами стволы деревьев были полые, потому что звук выходил очень гулкий, низкий и тяжелый. То ли нарочно, то ли нет, звук барабанов был разным, и их ритм напоминал удары чудовищного сердца — бум-бах, бум-бах, бум-бах...

Перед каждым ударом парень ловко подскакивал, давая бревну отскочить. Димка не знал, что он там делает, — то ли созывает на помощь всю окрестную нечисть, то ли просто действует на нервы. Если так, то это отлично удавалось — казалось, что само сердце этой черной земли бьется гневно, замирая от ненависти к проклятым пришельцам...

Димка покосился на Льяти — судя по его хмурой физии, выспаться этой ночью не удалось и ему...

— Сможешь попасть в него отсюда?

Льяти качнулся вправо, влево, прикидывая расстояние, потом поднял, как знамя, свой лук, глядя на привязанный к его верхнему концу пучок нитей — оценивал ветер.

— Да.

— Ну так стреляй! Сил уже нет ЭТО слушать.

Без долгих разговоров Льяти натянул свой большой лук, на миг замер, целясь — и почти сразу выстрелил.

Димка тоже замер. Стрелы видно не было, и оставалось лишь ждать, попал Льяти или нет. Судя по всему, нет, — парень вновь подпрыгнул и понёсся к левому барабану...

Димка повернулся к Льяти — чтобы высказать ему своё фэ — но в этот миг бревно врезалось в барабан. Натянутая на нём шкура вдруг лопнула, некстати подскочивший парень промахнулся и смачно грохнулся вниз. Димка с замершим сердцем ждал вспышки — но вместо неё донесся вопль дикой боли.

— Покалечился, бедняга, — с ядовитым сочувствием сказал Борька.

— Так, — Димка повернулся к Льяти. — Бери свой десяток, тащи этого кадра сюда. Здесь и допросим.

Льяти деловито убрал лук, свистнул своим, и мальчишки скрылись в зарослях. Всё же Льяти умница, подумал Димка. Не попёр по открытому месту, а пошел в обход, по зарослям. Кто знает, какие там у Хорунов луки?.. И вообще... умница. Не стал целиться в этого скачущего, как блоха на сковородке, косматого клована, а проделал дырку в барабане, промазать по которому мудрено. Дырявая шкура от удара лопнула — и... В общем, мне бы такое и в голову не пришло...

— Хорошо, — Игорь с видимым удовольствием вслушался в повисшую тишину. — Ничего не мешает думать.

— Делать-то что будем? — сказал Юрка. — Это ж крепость настоящая.

Димка вздохнул. Стена была высотой метра в четыре — то есть, проще говоря, казалась чертовски высокой. Надо было потренироваться пирамиду делать, несколько запоздало подумал мальчишка. А то чёрт знает, выйдет ли...

К тому же, идиотами Хоруны не были, и соорудили ворота не в середине стены, а на углу, в котором стояла вполне натуральная башня. Высотой метров в восемь — и вот на ней зубцы как раз были. И за ними что-то шевелилось. Наверняка, там засело несколько Хорунов с луками — а значит, задача была куда как сложнее, чем казалось на первый взгляд...

Мальчишка вздохнул. Сам трёхдневный переход до Безвозвратного Города был, мягко говоря, непростым — даже с учетом того, что никто по дороге на них не напал. Это значило, что и своих зачарованных зверей Хоруны услали на север. Повезло — но Димка понимал, ЗА КЕМ они ушли, и от этой мысли на душе становилось погано...

Он недовольно помотал головой. Наступившая тишина давила даже больше замогильного барабанного гула. Здесь и сейчас всё решается, вдруг понял он. И наша судьба, и судьба всего этого мира. Если мы возьмём эту черную крепость — Зло в этом мире падёт, а всё прочее — оставленная нами Столица с коварной "Аллой Сергеевной", до сих пор бродящий где-то вокруг отряд Метиса, даже сами всемогущие Хозяева — будет совсем другой фигней. Если нет... проще будет и не выходить из этого леса, сразу ломануть в лешие, просто чтобы не мучиться, постепенно издыхая душой...

Мысли Димки перебили вопли — Льяти и его мальчишки тащили за плечи пленного Хоруна. У того была сломана нога, и он всё время выл, зажимая её. Вокруг пленного немедля собралась толпа.

К удивлению Димки, Хорун вовсе не выглядел чудовищем. Мальчишка лет пятнадцати, рослый, но такой здоровый, что казался коренастым. С отлично развитыми мышцами. Темно-русый, кареглазый... Лицо вот только неприятное — грубоватое, широкое, какое-то неандертальское, но бывают и такие люди...

— Ну и что с ним делать? — мрачно сказал Игорь, когда они отошли в сторону от воплей. Допросить пленного оказалось невозможно — вопросов он не слышал и вопил, держась за покалеченную ногу. Да уж, подумал Димка. Сломанная голень — это вам не шутки. А уроды, обожающие чужую боль, совершенно не переносят своей. Многократно проверено...

— Ногу вправить и в лубки, — сказал он. — Потом напоить драфой. Ой, блин, сначала драфой, а потом в лубки. Иначе он же вообще от боли свихнётся...

— Невелика потеря... — буркнул Борька.

— А мы не фашисты, — мрачно глядя на него, сказал Димка. — Чтобы ещё и пленных мучить. Пусть он и гад, но всю ночь на бревне этом выплясывал, чтобы своих на помощь позвать...

К радости Димки, возражать никто не стал — вопли Хоруна били по нервам хуже его барабанов. К счастью, вскоре они стихли под воздействием драфы. Мазохистом Хорун не был и возражать против "медпомощи" не стал. Когда он отрубился, ему вправили кость, наложили лубки, и, на всякий случай связав по рукам и ногам, уложили "отдохнуть" под дерево.

— Ну вот, один уже есть, — с усмешкой сказал Игорь, когда они вернулись на опушку, глядя на город. Там после поимки барабанщика началось шевеление. На стенах появились какие-то грязные, лохматые парни и девчонки. Рабы. Димка сглотнул. На миг ему померещилось, что среди них Машка... — Что дальше делать будем?

Димка помолчал. Даже ясный солнечный день в этом месте был таким мрачным, что просто не хотелось жить. В злой, звенящей тишине от храма физически ощутимо тянуло мертвящей черной жутью. И это ни фига не нервы, мрачно подумал мальчишка...

Ему вдруг вспомнился Вениамин Павлович, недолгий, по счастью, друг отца, сильно траченный жизнью мужичок лет пятидесяти. Работал он товароведом, и, пребывая по случаю какого-то праздника в изрядном подпитии, взялся объяснять десятилетнему тогда Димке, что Добро и Зло — это, мол, просто выдумки, что есть только люди и их интересы, и там, где они пересекаются, людям мерещится зло. А на самом деле со всеми можно договориться, если знать верный подход, и тогда окажется, что никакого зла и нет...

А оно есть, мрачно подумал Димка, глядя на храм Поющего Червя. Вот оно, Зло, в полный рост — наглое, торжествующее. Уверенное в своей неуязвимости. И "искать к нему подход" мне почему-то совершенно не хочется. Здесь и сейчас всё просто до предела — или мы повергнем Зло или падём сами. Других вариантов нет.

* * *

— Делать-то что будем? — уже зло спросил Игорь, не дождавшись ответа.

— Думать, — буркнул Димка. На душе у него до сих пор было погано. Он нутром чувствовал, что в этом вот городе их поджидает ловушка. Или даже что-то хуже. Уж Хоруны-то точно не пойдут на честный бой, подумал он. Слишком уж долго они тут устраивались, чтобы в один миг всё потерять. Наверняка, у них приготовлена какая-то особая, отборная мерзость — как раз на этот случай. И фиг ведь поймёшь, что это такое...

— А что думать? — буркнул Борька. — Взводы Сашки и Игоря в пирамиду, твой взвод пойдёт на стену, взвод лучников Льяти будет прикрывать в тылу. Всё как решили.

Решили, мрачно подумал Димка. Только вот Хоруны — не идиоты. Мэцеё, конечно, подвинутый на рабстве, но соплеменники его уважают за ум и сдержанность — со своими, ясное дело, к врагам рейха-то он беспощаден... Так, по крайней мере, говорят освобождённые Волками рабы. И ещё говорят, что боец он неплохой, но управляет в основном благодаря таланту хорошего тактика и даже стратега. Здесь его, к счастью, нет, но уж подумать о защите города в своё отсутствие он был просто обязан...

— Льяти, — вдруг спросил Димка. — Если бы ты был вождём Хорунов, ты какой бы сюрприз незваным гостям приготовил?

— Я? — Льяти задумался. — Нашёл бы бутылочное дерево, пробил дырку в стволе и набрал бы сока. Редкая гадость — едкий, да ещё и липкий, пока смоешь, кожу до мяса проест. А храниться может долго. А как враги на стены полезут — тем соком их полить. И всё.

— Ага, — Димка задумался. Бутылочных деревьев тут в лесу хватало, так что предположение Льяти выглядело вполне вероятным. Может, Хоруны и не держали запас этой дряни, но уж время набрать её до их подхода у них вполне было...

— И что тогда делать? — спросил Юрка. — Зонтов-то нет у нас. И времени наверняка тоже. Попрыгунчик этот не зря же всю ночь в барабаны долбил. Наверняка ещё до полудня сюда кто-то припрётся. Может, сам Мэцеё с войском, а может, и кто-то ещё.

Тоже верно, решил Димка. Значит, времени у нас ещё меньше, чем мы думали. Не до вечера даже, а только до полудня. Или даже меньше. И сделать лестницы мы просто не успеем. У Волков, правда, есть вполне приличные дощатые щиты — но от потоков едкой гадости они точно не помогут...

Вот же блин, подумал он. Сам себе выдумал страшилку — и сам себя же напугал. Но ведь так же может быть! И весь наш героический штурм кончится срамом и позором. И мы в итоге тоже... кончимся. Потому что жить, зная, что эти гады торжествуют — невозможно...

— Гранат бы, — мстительно сказал Борька. — Тогда мы бы их...

— Ага, ты бы ещё атомную бомбу пожелал, — ядовито сказал Юрка. — Держи карман шире.

— Нет, нет, гранаты можно сделать! — Льяти явно что-то вспомнил. — Тут, в этом лесу, грибы чвых растут. От них масса спор, чихательных и слезогонных. Если Хорунов на стене закидать — им уже всяко не до обороны будет.

— Да видел я этот чвых, — буркнул Игорь. — Дождевик как дождевик, только здоровенный. Пузырь. Как его в цель кидать-то?

— А Маахисы вот придумали, — гордо сказал Льяти. — Берем камень и к нему стеблями привязываем гриб. И всё.

— Чёрт, а ведь может сработать, — сказал Димка. Вот ведь простейшая фигня — а я и не додумался. И ещё лезу всеми тут командовать...

— Ладно, — мальчишка вздохнул. — Значит так. Все идём в лес собирать чвых и делать гранаты. Сразу как закончим — на штурм. Всё, начинаем. Время дорого, ребята...

* * *

— Ну, все готовы? — Димка окинул взглядом первые ряды своей армии. Ответом ему были хмурые взгляды и нетерпеливые кивки. Готовы пока что были все. — Пошли.

Нестройной колонной Волки потянулись к крепости. Сердце у Димки ёкало, противно подступая к горлу. Да уж, поёжившись подумал он. Горло драть за освобождение рабов — это одно. А вот самому идти на засевших за крепостной стеной гадов — это совсем, совсем другое. Это страшно, честно говоря. Очень даже. Но и повернуть назад просто нельзя...

Они вышли из леса на поляну. Солнечный свет сразу же опустился на голову, словно жаркое, давящее одеяло. Димка почувствовал, как обливается потом, хотя одежды на нём сейчас и так почти не было — одни трусы и кеды. На левой руке мальчишки висел тяжеленный (и жутко неудобный, правду говоря) щит, в правой была короткая, но толстая и тяжелая палка — просверленная, с захлестнутой на запястье петлей. Дурацкое снаряжение — с ним Димка чувствовал себя каким-то буржуазным полицаем, идущим бить прогрессивных студентов. Но с копьём на стену, ясное дело, не залезешь, да и не пырять же им рабов... Самих Хорунов, если подумать, убивать тоже крайне нежелательно — воскреснут где-нибудь в степи, лови их потом там...

А вот у них таких ограничений нет, мрачно подумал мальчишка. Они будут пытаться нас убить. И убить максимально болезненно, потому что смерти в этом мире нет, а вот свихнуться от боли вполне реально...

Он покосился на шагавшего в стороне Льяти. Щита у того не было, в руках он держал свой знаменитый лук с наложенной на тетиву стрелой. За ним шло ещё двадцать мальчишек с луками — большими, обычными, потому что для маленьких квинсовых луков дистанция ещё слишком велика... Такой же отряд шел и с другой стороны их колонны.

Димка вздохнул. Смотрелось всё это... внушительно. Оставалось надеяться, что тут уж он не натупил и всё пройдёт более-менее по плану...

То ли от жары, то ли просто от напряжения и бессонницы, но совсем некстати вдруг заболела голова. Димка вздохнул и вновь покосился на Льяти. Тот шагал легко, лицо у него было внимательное и спокойное. Ну да, ему-то всё пофиг, подумал мальчишка. И жара, и даже то, что воздух тут напоминает протухший горячий суп...

Он помотал головой, выбрасывая из неё неуместные мысли. С каждым шагом стена вокруг Безвозвратного Города, казалось, поднималась всё выше. Всё сильнее жгло солнце, всё сильнее давила на грудь мертвящая черная жуть. Димка невольно замедлил шаг — и понял, что замедлила его и вся колонна. Уже отчётливо были видны ворота — из грубых здоровенных плах, которые не то, что таран, которые не всякая пушка наверное возьмёт...

Да ну его нафиг, вдруг подумал Димка. Что мы вообще тут делаем-то? Чего забыли? Ладно, пошутили — и хватит... — но ноги, словно в дурном сне, всё несли и несли мальчишку вперёд, а вслед за ним шагали и другие...

Нервы Хорунов не выдержали первыми — один из них высунулся из-за зубца башни, держа в руках большой лук. В меня же, сволочь, целит, решил Димка, но сделать ничего не успел — Льяти тоже вскинул свой лук и выстрелил почти не целясь. Хорун шустро шарахнулся назад — быстро, очень быстро...

Но всё же — недостаточно быстро. Стрела с наконечником из семени пальмы-бритвы воткнулась ему в плечо, и над крепостью разнесся вопль обиды и боли. Затем на миг повисла тишина — и...

— Вперёд! — вдруг заорал Игорь. — На штурм!

— Вперёд! — заорал Димка во всю мощь своих молодых легких. — Вперёд! Бей гадов!

И первым ломанулся в атаку. Склон холма был некрутой, но каменистый, бежать было неудобно — но Димке вдруг стало... легко. Страх, сомнения, черная, мертвящая жуть — всё это куда-то вдруг исчезло. Осталась только ярость и азарт.

На башне показалось несколько Хорунов с луками — но на сей раз в них полетела сразу туча стрел. Они снова убрались, но, судя по воплям, одного или двух всё же зацепило. Хорошо...

На стене вдруг стало черно от косматых фигур — никак не меньше сотни рабов, решил Димка. Они тоже завопили, в Волков тучей полетели камни. К счастью, дать рабам луки Хоруны то ли не успели, то ли просто не решились...

— Щиты! — заорал Димка.

К счастью, "начальная военная подготовка" у Волков была очень на уровне — мальчишки моментально притормозили и построились. В щит Димки тут же увесисто стукнуло, рядом кто-то заорал — ему угодили камнем по ноге. Но тут же в рабов тучей полетели стрелы — короткие, квинсовские. На стене заорали, град камней поутих. Димка понял, что от него тут ничего не зависит — план атаки действовал уже сам по себе...

Краем глаза он заметил, что Льяти, словно заяц, скачет из стороны в сторону, уклоняясь от стрел — Хоруны, осатанев, решили прикончить дерзкого мальчишку, но в них самих сейчас летели стрелы и они падали, падали, падали...

Анмы начало действовать, и рабы на стене, один за другим, сразу утратив интерес к происходящему, оседали, скрываясь за парапетом. Этого Хоруны точно не ждали, понял Димка. Иначе дали бы рабам хотя бы паршивые щиты, и весь наш гениальный план пошёл бы прахом...

Град камней, между тем, окончательно стих. Ни на стене, ни на башне не было видно никакого движения.

— Вперёд! — снова заорал Димка.

Сломав стену щитов, Волки кинулись к стене. Но на ней, как оказалось, полегли не все — в них снова полетели камни, среди них мелькнуло что-то вроде высушенной тыквы — упав, она тут же раскололась, во все стороны плеснула желто-зелёная жижа... Надо же, угадал — промелькнуло в голове у мальчишки, но на рассуждения уже не оставалось времени. На стену полетели белесые пузыри — в бой вступил спешно созданный отряд "грибометателей". Донеслись негромкие хлопки, над стеной повисло желтоватое облако. Там тут же звонко зачихали.

Ага, вот вам! — мстительно подумал Димка. Изготовление "гранат" оказалось делом непростым, несколько грибов рванули прямо в руках у незадачливых умельцев, и они до сих пор чихали и утирали сопли. Зато уж теперь...

Несколько "гранат" Волки метко забросили на крышу башни — оттуда донеслась брань, тут же утонувшая в могучем чихании. Здорово, подумал Димка. Но споры чвых действуют всего пару минут, и если мы за это время не ворвёмся в крепость...

— Вперёд! — снова заорал он.

Последний бросок оказался самым коротким — мальчишка и опомниться не успел, как едва ли не уткнулся в шершавый камень стены. Едкий запах спор забился в нос. Димка чихнул. Рядом зачихали и другие, едва не роняя оружие. Вот же гадство, они же в обе стороны действуют...

— В пирамиду! — заорал он.

Бросив щиты, Волки полезли друг другу на головы. Нескольким мальчишкам это удалось — но пирамида тут же рухнула, превратившись в обычную кучу малу. Тут же из-за стены показалась рука, вниз полетела очередная тыква. Шлёпнулась она, к счастью, в стороне, но на сей раз сок на кого-то попал — до Димки донеслась возмущённая брань.

Мальчишка замер, беспомощно глядя на груду перепутанных тел. А ведь это конец, вдруг понял он. Вся эта идея с пирамидой была с самого начала дурацкая. А мы её даже не проверили. И теперь... теперь... теперь...

— Спиной к стене, руки в замок! — вдруг заорал Игорь. Там, у себя дома, он занимался в цирковом кружке, запоздало вспомнил Димка. Повезло...

Теперь дело пошло веселее — ряд мальчишек прижался к стене, сомкнув руки в замок, по ним полезли другие. После нескольких неудачных попыток выстроился второй ряд, покороче. До верха стены оставалось меньше метра.

Ну, была, не была, — решил Димка. Закинув щит на спину, он бросился вперёд.

* * *

Правду говоря, он и сам потом не понял, как всё это у него получилось — он хватается за чью-то шею, кто-то подставляет ему сцепленные в замок руки, кто-то подсаживает снизу... он упирается ногой в чье-то плечо... кто-то подает ему руку... какой-то миг он клонится назад, чувствуя, что сейчас со всего размаху грохнется спиной об камни... но за ним уже выстраивается второй ряд, его снова подталкивают, тянут... весь правый край живой стены вдруг с криком и руганью рушится, он торопливо упирается ногой, рывком выпрямляется, чувствуя, что мальчишка под ним уже падает... и его ладони, словно сами по себе, цепляются за верх стены города!

Димка яростно подтянулся, отжался, закинул ногу, перебираясь через парапет. Потом на миг замер, осматриваясь. Картина ему предстала отвратная: сразу за воротами лежала истоптанная, донельзя грязная площадь, вокруг неё лепились какие-то ветхие, покосившиеся сараи, хижины, заборы... Тут же, в грязи, бродили какие-то некрупные местные скоты. За всем этим возвышалась глухая задняя стена дворца Мэцеё — вместе с пирамидой он был высотой метров в восемь. Справа и слева от неё вдоль стен стояли ещё шесть глухих каменных коробок с жуткими резными фризами.

Засмотревшись на всё это, Димка едва не пропустил мелькнувшую на краю глаза тень. И едва успел повернуться — на него, уже занося для удара самый натуральный каменный топор, кинулся мальчишка лет пятнадцати. Совсем голый, грязный, с гривой спутанных черных волос — раб. Но жуткий блеск в его глазах выдавал неукротимое желание в сей же миг размозжить Димке голову.

Испугаться он, к счастью, не успел. Тело его сработало, казалось, само по себе — правая рука взметнулась, дубинка врезалась в запястье парня, носок кедов — между его ног. Топор улетел куда-то вниз, парень ёкнул и плюхнулся на колени, хватаясь руками за пострадавшее "хозяйство". Димка треснул его по башке, стараясь всё же не проломить голову — времени на сантименты не было. Раб беззвучно опрокинулся назад, и мальчишка осмотрелся внимательней.

Стена оказалась неожиданно толстая, добрых метра полтора. На ней тут и там лежали парализованные анмы рабы, утыканные короткими стрелами, но совсем не так много, как казалось снизу Димке. Ещё несколько уцелевших маячили на стене метрах в тридцати, но опасности пока не представляли. Зато справа была деревянная дверь башни. Димка повернулся к ней — и в тот же миг она открылась.

* * *

Увидев нового противника, Димка невольно отступил. Это уж точно был Хорун — тоже парень лет пятнадцати, но раза в полтора шире первого противника, да и самого Димки тоже. Смешно одетый в черные меховые трусы и грубые сандалии, но ничего больше смешного в нём не было. В левой руке Хорун держал обитый кожей круглый щит, в правой — увесистую дубину, усаженную острыми осколками кремня. На башку в виде шлема надет череп какой-то хищной зверюги, ощетиненный жуткими зубищами. В провалах глазниц мрак — казалось, что перед ним вообще не человек, а какой-то жуткий черепоминотавр...

Димка невольно покрутил головой. Увы — на стене он был один. Под ней слышалась ругань и возня, но пока что взобраться наверх никому не удавалось. Вот же я влип, подумал мальчишка. Одинокий герой. И чёрт его знает в какой раз, всё зависит только от меня...

На дальнейшие размышления времени не было — Хорун бодро двинулся к нему, замахиваясь дубиной. Димка подумал, что надо бы перекинуть щит на руку — и вдруг сам с воплем бросился вперёд...

* * *

Вспоминая этот бой позже, Димка понял, что победить у него не было ни одного шанса — только не противника, который чёрт знает сколько лет только и делал, что учился драться. Но всё решил дурацкий случай — мальчишка споткнулся об стык между глыбами стены, наотмашь полетел вперёд, падая... и его макушка со всей дури врезалась Хоруну в... в общем, в трусы. Увернуться от такой внезапной эскапады тот уже не успел, зато со всей дури хряпнул его дубиной по спине. Димку буквально впечатало в камень — удар такой силы запросто перешиб бы ему позвоночник...

Но на спине у мальчишки был щит. Дерево звонко треснуло, зато до тела самого Димки острый кремень не добрался. Мальчишка лишь ёкнул, врезавшись грудью в камень. Зубы звонко лязгнули — хорошо ещё, что между ними не оказалось языка. Хоруну, правда, повезло куда меньше — он выронил дубину и влетел назад, в дверь башни, сбив спиной ещё кого-то. Оттуда донёсся дикий визг — макушка у Димки была крепкая.

Охренел совсем, подумал он, поднимаясь на четвереньки. Набросился на пионера и с разбега ударил яйцами по голове...

Ничего смешного больше не было — в дверях башни появился второй Хорун, тоже со щитом и дубиной. Никак не меньше первого. Мне конец, как не про себя, спокойно подумал мальчишка. Сейчас он подойдёт ко мне и треснет по башке. И вовсе не яйцами...

Но тут между ним и Хоруном вдруг возникли чьи-то светлые голые ноги — и Хорун завопил, хватаясь за выросшую из бедра стрелу...

* * *

Льяти — это, естественно, был он — тут же нырнул внутрь башни. Откуда донеслись вопли и сочные звуки ударов. Димка кое-как поднялся на ноги и посмотрел на дверь. В голове у него гудело, по шее текла кровь — подняв руку, он понял, что треснулся ещё и подбородком, ободрав его. Повезло ещё, что челюсть не сломал, подумал он. Надо бы помочь Льяти...

Но ноги стали словно ватные. Двигаться не хотелось. Димка попытался заставить себя — но тут из двери башни появился Виксен. Физия у него была донельзя мрачная, из рассеченной брови по ней текла кровь, очень яркая в солнечном свете. На бедре парня набухал здоровенный синяк.

— Лук об уродов сломал, — Льяти с отвращением посмотрел на обломок, потом размотал обернутую вокруг пояса веревку, накинул петлю на верх башенной двери, бросил конец вниз... Всего через несколько секунд наверх взобрался Игорь, за ним полезли остальные Волки. Они тут же бросились в башню, оттуда вновь донеслись звуки ударов, крики и возня. Димка сел на корточки, привалившись спиной к парапету. Голова у него до сих пор гудела, сердце ухало — лишь теперь он понял, что лишь буквально чудом избежал смерти. Да что там смерть! Полного и окончательного поражения...

Через пару минут из башни выбрался Игорь — всё ещё чихая и утирая слёзы. Он сел рядом с Димкой, глядя на город.

— Повезло, не успели очухаться, — сказал он, осторожно трогая рассеченную скулу. На пальцах оставалась кровь. — Здоровенные такие, знаешь... Еле-еле скрутили, хотя они уже и раненые были, и спорами отравленные, и вообще...

— Сколько их было? — спросил Димка. Смешно — но сейчас он чувствовал себя едва ли не предателем, потому что не участвовал в этом бою...

— Трое всего, — Игорь посмотрел на Димку и усмехнулся. — Ещё пятеро в отключке. Всех связали и напоили драфой.

— Выходит, ещё пара-тройка тут осталась, — Димка всё же поднялся и посмотрел на город. Там ничего не двигалось — и это совсем ему не нравилось. На стене полегло где-то шестьдесят рабов — а раза так в два больше ещё укрывались где-то там, в этих домах и сараях... — Надо ворота открыть, ребята же ждут...

* * *

Они вошли в темную, ещё едко пахнущую спорами башню, по крутой грубой лестнице спустились на ещё более темный первый этаж. Димка приоткрыл тяжеленную дверь, выглянул наружу. Никого...

А ведь ничего ещё не кончилось, вдруг понял он. Бывшие рабы говорили, что главный гад у Хорунов — даже не вождь, а Олаёец, жрец Поющего Червя. И он-то точно здесь, подумал Димка. И гадких сюрпризов у него наверняка достаточно. И просто вот так он не сдастся. И, значит, всё равно надо думать и думать, чтобы не попасть в ощип...

— Поставь лучников на стену, — сказал он Игорю. — Хотя бы человек тридцать.

— Да ты с ума сошёл, — буркнул тот. — В сто раз проще ворота открыть.

— Нет, — Димка мотнул головой. — До них, знаешь, ещё дойти надо. И чёрт ещё знает, что там, может, замок какой...

— Ладно, — Игорь чертыхнулся, но поднялся вверх. Через минуту Димка услышал ругань и жалобы Волков, поднимавшихся по верёвке на стену. Заняло всё это добрых минут десять — но Димка терпеливо ждал. Наконец, Игорь вернулся.

— Всё готово, товарищ генерал, — ядовито сказал он. — Артподготовку объявлять?

— Нет, — Димка хмыкнул. — Пошли.

* * *

Жмурясь от яркого света, мальчишки вышли во двор. В нём воняло — навозом, а может, и ещё чем похуже — и Димка поморщился. Здесь, между стенами, застоявшаяся жара была уже невыносимой. Рабам хорошо, они голые ходят... — подумал мальчишка, потом мотнул головой и осмотрелся.

Ворота изнутри были вполне банально заложены здоровенным брусом. Сбросить его — и...

Димка едва не подскочил, услышав за спиной дикий, уже совершенно нечеловеческий визг. Из переулков, из щелей между сараями на него хлынула волна...

Нет, не рабов, а местной скотины — тибисы, горбатые бычки-стага... Не какие-то там чудища — но было их много, и настроены они были крайне агрессивно.

— Назад! — Игорь дёрнул Димку за руку.

Тот без рассуждений кинулся за ним — драться со скотами бессмысленно, повалят массой и затопчут...

Мальчишка едва успел захлопнуть дверь башни — в неё тут же что-то мощно врезалось. Визг достиг уже невыносимой силы — лучники со стены засыпали скотов стрелами. Анмы вполне действовал и на них, и через минуту всё стихло...

* * *

— Нет, ну не фига себе... — Игорь ошалело посмотрел на Димку. — Что дальше, товарищ генерал? — яду в этом обращении теперь было куда как поменьше...

Димка ухмыльнулся.

— Ворота пошли открывать...

* * *

Мальчишки вновь вышли во двор, осторожно переступая через сопящие тушки. На стене над ними выстроились лучники, напряженно глядя в переулки. Из нового нападения ничего не вышло бы, и Хоруны явно это понимали...

Но, едва Димка повернулся к воротам, откуда-то сзади метко вылетело копьё — и ударило мальчишку в спину.

* * *

Жизнь Димке снова спас щит — да ещё то, что наконечник у копья был всё же кремневый. Мальчишку бросило вперёд, он грохнулся лбом об дерево ворот с такой силой, что из глаз посыпались искры. Спину пронзила жуткая боль.

На стене яростно завопили, густо засвистели стрелы. Димка замер, вдруг ощутив, что по спине течет кровь. А ведь меня, кажется, достали, подумал он. Гадство. Как же больно...

Игорь стащил с него окончательно разбитый, превратившийся в обломки щит, быстро осмотрел рану.

— Что там? — выдавил Димка, глубоко дыша и утирая пот, чувствуя, как кровь течёт уже по заднице.

— Мясо неплохо попортили тебе, — Игорь поднял копьё, посмотрел на кровь на наконечнике. — Но неглубоко, на пару сантиметров всего...

— Ладно, — Димка сжал зубы. — Давай всё же ворота открывать, а то оба тут ляжем...

* * *

Но открыть ворота оказалось очень непросто — брус был тяжеленный, и, к тому же, заклинен в пазах. Они вдвоём навалились на него, но он не двигался. Вот же гадство, подумал Димка, вновь наваливаясь на занозистый брус, чувствуя, как по коже ручьями течёт пот, а дикая боль буквально сверлит спину. Осталась такая фигня — и ничего не выходит...

Спиной же мальчишка чувствовал упертые в неё, как ножи, злобные взгляды. А ведь ничего ещё не кончено, понял он. Или мы сейчас сбросим этот чёртов брус — или Хорун вместо копья найдет лук, и мы оба тут ляжем, а тогда...

Струйка пота добралась до раны — и мальчишке показалось, что в неё вливают расплавленный свинец. Зарычав от прожигающей насквозь боли, он рванул брус изо всех возможных и невозможных уже сил — и он вдруг поддался.

* * *

— Ещё раз! — крикнул Игорь.

Сжав зубы, Димка рванул брус ещё раз. Брус встал на попа, вывалился из второго паза, глухо ударив о землю. Мальчишки всем весом навалились на тяжеленные створки — и они медленно, неохотно распахнулись...

* * *

Их едва не затоптала ломанувшаяся в крепость толпа. На этом Димка мог честно потерять сознание или что там делают в таких случаях победившие герои — но от боли он вконец осатанел. Заорав что-то непечатное, он бросился вперёд, размахивая всё ещё висевшей на запястье палкой.

Хоруны не заставили себя ждать — навстречу Волкам буквально из всех щелей хлынули рабы, тоже вооруженные палками, каменными топорами, жутковатыми деревянными серпами с кремневыми лезвиями и вообще всем, что только подвернулось под руку, вплоть до тяжелых глиняных горшков, которыми они метили ударить по башке.

Сражение мгновенно превратилось в свалку. Лучники со стены засыпали рабов стрелами — но анмы всё же действовал не мгновенно, и две живых волны столкнулись. Димка треснул по башке парня с серпом, потом от души дал под зад какой-то сумасшедшей девчонке, замахнувшейся на Игоря горшком. Вокруг выли, рычали, катались по земле. Но мальчишка уже ничего не соображал от боли и ярости. Он слепо ломился вперёд — и вдруг замер, вылетев на новую площадь, между храмом Червя и дворцом Мэцеё. Здесь оказалось пусто, и он ошалело завертелся, высматривая врагов. Где...

По ушам мальчишки оглушительно ударила волна чего-то мощного, и ноги у него резко подкосились. Глаза налились кровью, всё утонуло в искажающем багровом тумане. Что...

Димка ошалело закрутил головой — и чуть не упал от второго удара. Тем не менее, он всё же заметил прямо над собой, на пирамиде, коренастую фигуру. Хорун стоял перед чашей с огнём, и, что-то ритмично завывая, вскидывал и опускал тяжелый посох, увенчанный нестерпимо сверкающим, хрустальным, наверное, черепом. Каждый раз дымное, багровое пламя само по себе выхлёстывало вверх — а когда он опускал посох, невидимая, но мощная сила била мальчишку по башке. Он без труда догадался, что это и есть Олаёец, жрец Поющего Червя.

* * *

Жутко зарычав от ярости, Димка бросился вперёд. Очередной удар сбил его с ног, и он едва дополз до ведущей вверх лестницы, волоча в руке тяжелую, как никогда, палку. В глазах стояла кровавая муть, и он, опираясь о стену, едва поднялся на ноги. Покрутил головой, высматривая остальных. Игорь держится за виски, зажмурившись, остальным не лучше. Рабам тоже. Вот почему Олаёец не пустил эту дрянь в ход раньше...

Рыча, словно бешеный пёс, мальчишка пополз вверх по лестнице. На четвереньках, потому что сил подняться на ноги уже совсем не было. Удары били и били по башке, мир мерцал, на целые секунды выключаясь. Я, наверное, сейчас сдохну, решил Димка. У меня просто лопнет что-то в голове, подумал он в миг просветления. Но раньше сдохнет этот гад...

Сознание уплывало, мальчишке казалось, что он уже где-то в аду, где нет вообще ничего, кроме бесконечной лестницы и беспощадно бьющих по голове ударов...

И удивлённо замер, в какой-то миг поняв, что лестница... кончилась. Олаёец был всего шагах в пяти. Сейчас, вблизи, выглядел он на удивление отвратно — жирный, широкозадый, в какой-то юбке из засаленных хвостов, весь увешанный браслетами и ожерельями из бирюзы и нефрита. Лицо его скрывала черная рогатая маска из перьев, над ней жутко торчали склеенные смолой, скрученные в витой рог волосы. Из этого рога торчали многочисленные палочки, на них, на шнурках, болтались черепа каких-то местных крыс, здоровенные сушеные пауки и ещё какая-то гадость.

В конечном счете, жреца подвела вера в собственную магию. Несмотря на жирность, Олаёец был широк в кости и явно отличался недюжинной силой. Ему ничего не стоило подойти к почти беспомощному мальчишке, и, хорошенько размахнувшись, размозжить ему череп своим посохом. Но вместо этого он принялся завывать и подпрыгивать с удвоенной энергией. Удары долбили Димку вновь и вновь — но боль и ярость довели мальчишку буквально до белого каления, и их он почти совсем не чувствовал.

Встать на ноги, правда, уже никак не получалось. Скалясь, словно издыхающий волк, Димка содрал с запястья петлю палки. Здорово всё же, что я играл дома в городки, подумал он. Мог бы и в шахматы. То-то бы было сейчас пользы!..

На миг мальчишка замер. Он чувствовал, что сейчас пришёл решающий миг во всех его приключениях, и всё — то есть, вообще ВСЁ — зависит от того, попадёт он или нет...

Думать над этим он, правда, не стал. Тело словно само по себе приподнялось на руке и запустило в жреца палку. Она, вращаясь, полетела в цель... и прежде, чем Димка успел испугаться, сочно треснула Хоруна по лбу. Олаёец, как раз воздевший в этот миг руки, потерял равновесие и опрокинулся назад, грохнувшись затылком об каменные плиты. Точно так же об них грохнулся и его посох — и череп на его конце взорвался радугой осколков.

* * *

— Ты просто зверь какой-то, — с уважением сказал Борька, перевязывая Димке спину. — Мы все аж обалдели, когда ты этому уроду с дубиной прямо башкой по яйцам дал, а потом на пирамиду залез и завалил этого жирного гада...

— Ага, — пробормотал мальчишка. Борька смазал рану заготовленной на этот случай мазью — но она болела всё равно. Мощно и радостно болела башка, тело стало словно ватное. Сейчас Димку одолел бы даже шестилетка, но драться было уже не с кем — все рабы валялись на земле, парализованные анмы или оглушенные ударами по черепу. Бродящие среди них Волки осторожно поили их драфой. Другие перевязывали раны себе или друг другу. Ещё двое деловито вязали уже пришедшего в себя жреца. Олаёец ошалело моргал — должно быть, никак не мог поверить в случившееся. Дурацкая маска свалилась с него, и на широкой губастой его роже было написано полное обалдение. Она мало что не лопалась от жира и казалась Димке дико смешной...

А ведь этот жирный урод чуть было нас всех тут не прикончил, подумал вдруг он. А я даже и не знал, что тут вообще бывает... вот такое. А если бы знал — то и на пушечный выстрел не подошёл бы сюда... наверное. Но дуракам везёт...

Вдруг до него долетело тявканье и вой. Нарастая волной, они катились из джунглей. На лице жреца вдруг расцвела отвратительная, наглая ухмылка. А потом из леса хлынула волна змееволков.

* * *

— Йожики плакали, терпели, но всё равно лезли на кактус в порыве страсти, — пробормотал Борька, глядя вниз.

Димка уныло кивнул. К их общему великому счастью ребята успели закрыть и запереть ворота, так что ворваться в город змееволки всё же не смогли. Но они, как ненормальные, лезли на стены, пытались подрыть их, запрыгнуть наверх, не доставая совсем чуть-чуть. В них в ответ летели стрелы, камни, найденные на первом этаже башни тыквы с едким соком — сотни тварей уже полегли, но их были тут буквально тысячи. У Димки даже рябило в глазах. Он и представить не мог, что тут, в этом лесу, столько этой черной нечисти. А от мысли, что эта жуткая орда накрыла бы их снаружи, за стенами, по телу пробирал холодок. Снова повезло нам, подумал он. Только вот не всяк вывозит, кому везёт...

— Что делать-то будем? — уныло спросил Юрка. — Нам же даже из города теперь не выйти. Тут и загнёмся от голода.

— Делать... — Димка сжал ладонями гудящую голову. Чувствовал он себя по-прежнему отвратно, черная жуть наплывала волнами. Мальчишка посмотрел на храм. А ведь это оттуда, понял он. Что-то там есть такое... — Давайте в храм заглянем. Всё равно тут пока заняться нечем...

* * *

— Да что это за... — Борька проглотил откровенно непечатное определение. Тем не менее, это было именно оно. Храм оказался просто каменным ящиком — а в самой его середине, на широком постаменте, торчала здоровенная черная фиговина, в самом деле очень похожая на двухметровый каменный хер. Наверное, выточенный из обсидиана — он мрачно, тяжело блестел. Ничего забавного в нём не было — от него исходила физически ощутимая жуть, от которой все волоски на теле вставали дыбом и начинали вибрировать.

— Это, наверное, и есть Поющий Червь, — предположил Димка. И замер, ошалело осматриваясь.

Стены комнаты сплошь, от потолка до пола, покрывали барельефы. Вырезанные, должно быть, очень сумасшедшим скульптором — вороны, вырывающие глаза людям, змеи, пожирающие людей, люди, сидящие на кольях...

Голова у мальчишки пошла кругом. Лишь когда сюда вошел отставший на лестнице Льяти, он опомнился. В углах комнаты стояли четыре каменных чаши. В них горело очень темное, практически без свечения, сине-фиолетовое пламя, распространяя густой, ни на что не похожий, но неожиданно приятный запах. Странный оттенок этого пламени буквально заворожил Димку. Осторожно ступая по гладкому камню, он подошел к правой чаше. Огонь оказался нежарким.

Подчиняясь внезапному порыву, Димка сунул руку прямо в чашу, тут же отдернув её. В ней было что-то налито и рука тут же вспыхнула — но лишь через несколько секунд кожу начало жечь и мальчишка, яростно дунув, сбил пламя. Его пальцы были в темной, густо пахнущей жидкости. Он так же бездумно лизнул их... и тут же сплюнул, скривившись: на вкус эта жидкость напоминала скипидар. Теперь он понял, что её запах похож на запах сосновой смолы — но откуда сосны здесь, в тропических джунглях?..

— Что это? — ошалело спросил Льяти, осматривая помещение. Ничего больше, кроме этих чаш и идола Червя, тут не было.

— Не знаю, — Димка ошалело помотал головой. То ли от вкуса странной жидкости, то ли от её запаха в голове у него всё поплыло. Он бездумно повернул голову, глядя на Льяти.

Глаза Льяти глубоко, влажно блестели, и Димка вновь помотал головой: в них мерцали отражения странного огня и в какой-то миг ему показалось, что эта комната невероятно огромна и он смотрит куда-то в её дальний конец. А лицо Льяти, освещенное зыбкими сполохами пламени, тоже казалось таинственным и чужим...

Льяти вдруг помотал головой — верно и ему привиделось что-то похожее — и Димка наконец опомнился. Отчасти. В голове у него мягко плыло, боль куда-то ушла — зато мощной волной поднимались шепчущие, обещающие голоса, и сейчас он уже не видел смысла сопротивляться им...

Он не знал, чем бы всё это кончилось — то есть совсем — но его отрезвила боль в спине. Рану жгло и дёргало — и это ощущение перебивало все другие...

— Что делать-то будем? — Юрка посмотрел на идола и тоже передёрнулся. — Брр-р-р, похабщина какая...

От пришедшей в голову Димки идеи в ней словно зажглось маленькое солнце.

— А вытащим этого красавца наружу — и спихнём вниз.

Юрка тоже просиял, услышав это.

— Точно!

* * *

Сразу в несколько пар рук мальчишки навалились на идола. Он оказался жутко холодный — по крайней мере, руки Димки обожгло буквально смертельным холодом. Хуже даже — что-то мертвящее поползло по рукам, стараясь добраться до сердца. Игорь зашипел, Юрка неожиданно похабно выругался — но идол всё же сдвинулся и с невыразимо мерзким скрежетом пополз по каменному полу.

— А ну, навались! — крикнул Игорь. — Раз, два!..

Мальчишки налегли изо всех сил, упираясь в пол пятками. Идол со скрежетом пополз к выходу. Димке показалось, что ему режут уши ржавым ножом. В этом мерзком скрежете ему померещились вдруг обещания невообразимых, адских мук, которые ждут его и всех, если он не прекратит. Но он только сжал зубы и толкал, толкал, толкал...

Идол Червя, казалось, активно упирался — но в конце концов мальчишки вытолкали его наружу. Здесь, на свету, мерзкий скрежет стал тише, в нем Димке померещился вдруг страх и обещания всевозможных благ — но он всё равно толкал, толкал, даже не пытаясь утирать заливающий глаза пот — и замер лишь когда идол Червя, качнувшись, замер на краю площадки.

— Катись в ад, погань, — Игорь протянул руку и толкнул в последний раз.

Идол вновь неохотно качнулся... на миг замер... потом вдруг опрокинулся, со всего размаху грохнувшись об острое ребро пирамиды. И взорвался, словно бомба, распавшись на тысячи разлетевшихся неожиданно далеко осколков. Они со звоном осыпались вниз, и всё стихло. Лишь где-то далеко на западе, в черневших над джунглями горах, Димке вдруг померещился отчаянный, захлебнувшийся дикой злобой вопль...

* * *

Мальчишка замер, удивленно моргая. Давившая его черная жуть вдруг исчезла, словно её просто выключили. Боль в голове начала слабеть, даже солнечный свет не казался ему больше ядовитым. Змееволки за стеной замерли, ошалело мотая головами, — и вдруг, скуля, бросились в лес. Димка усмехнулся, вытирая наконец заливающий глаза пот.

— Ну вот, теперь на самом деле всё...

Глава восьмая:

и вновь продолжается бой...

Здравствуй, песня весёлого детства,

Славишь Родину ты.

Это голос нашего сердца,

Голос нашей мечты.

Мы поём о завидной доле,

О счастливой нашей судьбе.

За детство светлое -

Спасибо, Партия,

Спасибо, Родина, тебе!

Встало солнце, и всё зазвучало -

День вступил на порог,

Словно новой книги начало -

Каждый школьный урок.

Ждут нас горы, и реки, и море,

Ветер дальних путей.

Мы поём о вольном просторе,

Об Отчизне своей.

Музыка: С. Сосник. Слова: Я. Серпин.

— Стой! — Верасена вскинул руку, всматриваясь куда-то в заросли, и Максим тоже замер. Он уже знал, что в лесу уши гораздо важнее глаз — если не отвлекаешься, знаешь всё, что происходит вокруг. Но он пока что ничего не видел и не слышал в ровном шуме леса...

Он уже тысячу раз пожалел, что отправился в этот поход. Западный лес напоминал одно громадное гноище — груды рухнувших стволов, поросших разноцветными грибами, осклизлый ковер опавших листьев, паутина, болота... Воздух здесь был жаркий и влажный настолько, что мальчишке иногда казалось — его завернули в рулон горячей сырой ваты. От пота и грязи чесалась и зудела кожа, волнами накатывало ощущение мерзости, нечистоты. Поделать с этим, однако, ничего было нельзя — мутная вода лесных речек чистотой отнюдь не отличалась. Кишащие здесь отвратного вида насекомые, нагло лезущие под одежду, тоже отнюдь не доставляли радости. Даже Вороны явно чувствовали себя здесь не в своей тарелке, хотя и старались не подавать виду.

Один Вайми вёл себя, как ни в чем ни бывало. Он и в своём родном мире жил в таком вот лесу, и неплохо приспособился: его темно-золотая, с серебристым отливом, гладкая, плотно прилегающая к твердым мускулам кожа оказалась ещё и очень прочной — даже страшные длинные колючки оставляли на ней лишь смутные белесые следы. Двигался он с бездумной ловкостью — плавно, бесшумно скользил в зарослях, в которых и змея застряла бы или стремительно бежал там, где и ногу не сразу поставишь, мог мгновенно замирать и подниматься одним движением. Очень цепкие руки и ноги позволяли ему взобраться на любое дерево. Высоты он совершенно не боялся — как совершенно не боялся жары, сырости и насекомых. Скорее из гордости, чем на самом деле — когда Вайми думал, что никто его не видит, физия его становилась весьма мрачной. Он любил всякие вкусные вещи и был очень разборчив в еде. Здесь, в лесу, где подходящей ему еды не было, он не жрал два последних дня...

— Что там? — спросил он. Несмотря на тысячелетний возраст, характер у него был самый непосредственный. Даже сейчас, после долгого бега, он дышал бесшумно. Одет он сейчас был ещё легче обычного — пёстрый четырехцветный шнур на бедрах с длинной бахромой и то, чем наградила природа. Впрочем, в таком лесу, сказал он, самое удобное — вообще ничего не носить, и лишь наличие вокруг общества вынудило его пойти на жертвы...

— Заткнись, — процедил Верасена. Лицо у него было напряженное.

Вайми моментально скривил ему рожу, но возражать вслух не стал. Их с Верасеной отношения не заладились в самом начале — и тоже по каким-то древним разногласиям. С ним вождь был холодно-вежлив, но не более того...

Сейчас Вайми замер, буквально обратившись в слух — и лицо его мрачнело с каждым мгновением. Рука сжалась вокруг гарпуна так, что даже побледнела от напряжения.

Максим тоже прислушался — и то, что он услышал, ему совершенно не понравилось. Выше по склону сквозь заросли ломились какие-то явно здоровенные зверюги. Причём ломились прямо к ним — звук постоянно становился громче.

— Что... — наконец спросил Максим.

Верасена резко повернулся к нему.

— Хоруны. На замунгах. Много. Идут к нам.

— Бежим? — деловито предложил Вайми. О замунгах, верховых тварях Хорунов, он рассказал землянину уже достаточно — и сейчас Максим искренне жалел, что вообще слышал эти рассказы. В них замунги выглядели тварями величиной едва ли не в дачный домик, способными запросто оторвать хобот слону. Связываться с ними без танка — или, на худой конец, гранатомёта ему совершенно не хотелось.

— Замунги всё равно быстрее. Бежать нельзя — погибнем жалкой смертью, — Верасена оскалился и вырвал из ножен полуметровый каменный клинок. Зазубренный и очень, очень неприятный на вид. Такие же клинки появились и в руках остальных Воронов. Вайми лишь пожал плечами и взял наизготовку гарпун. Смотрелся тот не слишком-то внушительно, но удирать Астер всё же не стал, хотя вообще-то имел право...

Максим тоже наклонил вперед копьё. Ему было страшно — но сейчас, рядом с Воронами, бояться было просто стыдно...

Треск в зарослях становился всё громче — теперь мальчишке казалось, что сквозь них ломится целое стадо каких-то сумасшедших носорогов. Потом из них вырвались...

Замунги и в самом деле оказались здоровенными зверюгами — наверное, больше самого крупного земного медведя. Грязно-серые, в темных гиеновых пятнах на длинной, жесткой, свалявшейся шерсти. С голыми, тупыми мордами, на которых скалились вполне акульи пасти — кинжалообразные зубы шли в них минимум в три ряда. Короткие, толстые лапы кончались громадными когтями. И, словно всего этого мало, на каждой твари сидел здоровый парень в черном плаще и шлеме, судя по всему, из черепа того же самого замунга. С длинным копьём, увенчанным зазубренным кремневым наконечником. За спинами у нескольких парней торчали длинные луки. И, в дополнение ко всему этому, у каждого Хоруна на седле висела тяжелая дубина, усаженная острыми кремнёвыми осколками. И было всадников, как показалось Максиму, минимум дюжины две...

* * *

Он не знал, что сделал бы дальше — наверное, всё же испугался бы, — но Хоруны атаковали с ходу, не тратя время на запугивание. Их зверюги ломанули вперед, на редкую цепочку Воронов. И...

Верасена вдруг взвился в воздух в длинном, невозможном прыжке. Каменный клинок мелькнул, по рукоять уходя в жесткую шерсть где-то за бесформенным ухом. Верасена спружинил об замунга сапогом, так же ловко отскочил в сторону. Из шерсти тугой толстой струей ударила черная кровь, тварь жутко заревела, тяжеловесно развернулась на месте, пытаясь достать увёртливого мальчишку — и вдруг рухнула на бок, забилась, издыхая...

Вслед за вождём в атаку бросились и остальные Вороны. До этого самого мига их каменные клинки казались Максиму просто дурацкими игрушками — ну в самом деле, как рубить-то таким? Треснешь врага по башке — и твой каменный "меч" пополам, а у врага лишь сотрясение. И то, если есть мозги...

Только вот Вороны и не пытались РУБИТЬ. Они кололи — и тут каменные их мечи работали не хуже настоящих. Сразу несколько замунгов заревело, получив глубокие раны. Кто-то из Хорунов дико заорал, получив удар мечом в бедро... что было там потом, мальчишка не заметил, потому что одна из тварей нацелилась прямо на него.

Максим сделал выпад, целясь в белесый, мутный глаз — но тварь мотнула башкой и остриё соскользнуло по ней, лишь ободрав кожу. Мальчишка совсем забыл о всаднике — и Хорун с размаха треснул его древком копья по башке.

Из глаз брызнули искры. Максим полетел наземь — и тут же громадная когтистая лапа придавила его к земле так, что захрустели ребра. Над головой нависла бездонная, казалось, пасть, обдавая мальчишку невыносимым смрадом, и он невольно зажмурился. Всё было кончено...

* * *

— Теперь, скоты, вы поняли, что сила Червя безгранична! — провозгласил вождь Хорунов и Максим поморщился — башка от удара копьём всё еще болела, и грубый голос вождя, казалось, впивался прямо в мозг. Мальчишка уже знал, что его зовут Мэцеё — Вайми по дороге рассказал. Кретинское имя — словно муха прожужжала — но ничего кретинского в облике вождя не было, за исключением разве что одежды — черного косматого плаща и черных меховых трусов с черными же кожаными сапожками. Свой жуткий шлем Мэцеё сейчас держал в руках и Максим мог хорошо рассмотреть его лицо. Широкое, грубоватое лицо — но мужественное и в чём-то даже симпатичное. Не верилось даже, что перед ним — самый гнусный во всём этом мире гад...

Максим вздохнул, покосился вправо, потом влево. Вороны дрались как настоящие дьяволы — пара замунгов подохла, а ещё с полдюжины были к этому близки. Хорунам тоже досталось — один из них уже... исчез, истёк кровью, ещё с полдесятка получили кровавые раны. Но их оказалось куда больше, чем сначала подумалось мальчишке — к пятнадцати всадникам присоединились ещё пятнадцать пеших. Это и решило исход боя — от неповоротливых замунгов ещё можно было уворачиваться, от ловких накачанных парней — нет. Да и было их почти вдвое больше, и дрались они ожесточённо и умело, нападая одновременно с разных сторон — а половина Воронов была, вообще-то, девчонками...

Убивать, правда, Хоруны никого не стали — даже зверюги их, как оказалось, были натасканы на то, чтобы сбивать врагов с ног и прижимать к земле. Правда, не из гуманизма, а чтобы превратить пленных в рабов. При этой мысли у мальчишки всё замирало внутри...

Максим вздохнул и ещё раз осмотрелся. Уйти никому не удалось — да, правду говоря, никто и не пытался. Даже Вайми, который вполне мог удрать в лес, вдруг бросился в атаку со своим гарпуном — и через секунду был придавлен...

— Но Червь милостив! — между тем, провозгласил Мэцеё. Он явно наслаждался представлением и своим торжеством. — Он милостив даже к таким бесконечно жалким уродам, как вы! В своей бесконечной милости он дарует вам право служить нам, избранным слугам Червя!

Максим передёрнулся. Связать их, по счастью, не успели — но немного в том пользы, когда два здоровенных парня заломили тебе руки за спину...

— Ну? Кто готов принять милость Червя? — Мэцеё обвел взглядом строй пленников. Взгляд у него был пристальный и неприятный, и возникшая было симпатия исчезла. Мэцеё не был этаким мальчишем-плохишем, который отбирает у малолеток конфеты и дарит их девчонкам. Он был... не бандитом даже, а настоящим, без дураков, зверем, который упивается властью над людьми. Тем не менее, никто не ответил.

— Так, — Мэцеё повесил шлем на седло и вновь обвёл пленников взглядом. — Уроды, вы ещё не понимаете, что Червь просто бросил ваше жалкое племя мне под ноги по пути к подлинному триумфу! Ибо близко время Его власти! Его Освобождения! Тот, кто склонится перед Ним и перед нами, его избранными слугами, будет жить. Тот, кто проявит глупую гордыню, познает боль, превыше любой вообразимой!

Но никто не ответил ему и в этот раз. Мэцеё вновь осмотрел строй пленников. Его взгляд остановился на Максиме.

— Ты, новый чужак! Ты готов принять милость Червя?

— Поцелуй меня в зад, — предложил вождю мальчишка.

Мэцеё хмыкнул. Удовлетворенно.

— Вы, жалкие уроды, вы ещё не поняли, как тяжко тут карается непослушание. Что ж, вам придётся преподать урок! — Он вновь повернулся к Максиму. — Ты знаешь, что такое эккзахат?

Мальчишка не ответил, но живот у него сжался. У слов есть цена, вспомнил он. У всех. У слов Чести — особенно... Ну что ж...

— Не знаешь, — удовлетворённо сказал Мэцеё. — Что ж, я тебе объясню, — он вновь окинул взглядом строй пленников и их конвоиров. — Кащуё!

Вперёд вышел мрачный худощавый парень. Не настолько худощавый, чтобы его захотелось назвать Кащеем, но и не такой здоровый, как остальные Хоруны, — долговязый, с унылым, сплюснутым по бокам лицом, что делало его похожим на какую-то злобную рыбу. Лицо это было... неприятное. Не столько даже из-за рыбьих черт, сколько из-за выражения — хронической, застарелой жестокости.

— Познакомься со своим новым хозяином, — ухмыльнулся Мэцеё. — Я дарю тебя этому доброму человеку. И надеюсь, что он придумает для тебя смерть, которой в этом мире ещё не было. Долгую, жуткую, страшную смерть.

Сердце у Максима ёкнуло. Наверное, надо описяться, подумал он. Но настолько страшно ему пока всё же не было — в основном потому, что он не мог до конца поверить в происходящее. Казалось, что его вытолкнули на сцену какого-то жуткого спектакля...

Кащуё между тем подошел к пленнику. Справившись с волной необъяснимого страха — его вызвало темное пламя, пылавшее в глубине черных, как ночь, глаз Хоруна, — Максим упрямо посмотрел в лицо палачу, которому поручили отнять его жизнь самым дол­гим и мучительным способом, какой тот только в состоя­нии придумать. Должно быть, взгляд удался — Кащуё оскалился и отступил.

— Он займется тобой позже, когда мы вернёмся в город, — снисходительно пояснил Мэцеё. — Поверь мне, в его доме ты познаешь много удивительных мучительств.

Максим сплюнул на землю. Мэцеё вновь хмыкнул и перевёл взгляд на других пленников.

— К сожалению, у меня мало времени. Раз вы слишком глупы, чтобы принять милость Червя, я обращу вас к нему силой. Сопротивляться не советую. Тех, кого не выйдет обратить, я посажу на кол. На это времени мне хватит, — он вновь обвёл взглядом пленников. — Ну, кто первый?

— Я! — звонко сказал Вайми.

— Ты? — Мэцеё с презрением посмотрел на него. — Ты решил предать своих добрых друзей? Я рад. Надеюсь, из тебя выйдет верный раб, — он сделал знак рукой.

Конвоиры отпустили Вайми, вытолкнув его вперёд. В отличии от большинства других пленников, он ничуть не пострадал. Его золотая кожа сияла даже в полумраке. Сделав несколько легких шагов, он остановился перед Мэцеё. Тот вперил в его зрачки свой пронзительный взгляд...

Всё замерло — казалось, даже шелестящие листья. Два парня тоже замерли, глядя друг другу в глаза. Никто из них не двигался — но Максиму вдруг показалось, что оба дымятся от напряжения. А ведь ни хрена это ни сдача, понял он. Это поединок. Поединок двух воль. Или даже чего-то большего...

Мэцеё вдруг дёрнулся, вытаращив глаза, — казалось, он увидел что-то вообще невероятное. Потом вдруг завыл и покатился по земле, царапая себе голову — словно стараясь вырвать что-то из неё...

Максим почувствовал, что руки Хорунов на его плечах ослабли — они тоже обалдели от изумления. Верно, такое они были просто не в силах представить...

Вайми легко повернулся на пятке, глядя на них. Его синющие глаза, казалось, сейчас пылают в полумраке своим собственным светом.

Максима вдруг продрал мороз. Буквально — все волоски на теле встали дыбом. Он думал, что знает Вайми... но он совсем его не знал. Сейчас Вайми совсем не был забавным. Он был СТРАШНЫМ. Способным свести с ума одним только взглядом. Максим, правда, не знал, чем всё это кончилось бы — скорее всего, просто смертью Астера, — но тут вокруг них в воздухе вдруг словно что-то лопнуло. Некая плёнка, неощутимая, но мешавшая дышать. Замунги страшно заревели, завертелись, срывая с себя упряжь. Максим вывернулся из рук окончательно охреневших Хорунов, врезал одному в ухо, точным пинком в живот свалил второго...

Вокруг творилось примерно то же самое — вырвавшиеся из лап оторопевших Хорунов пленники лупили их. Между тем, сорвавшие упряжь замунги обратили своё внимание на них.

— Бежим в лес! — заорал Верасена.

Повторять не пришлось. Вороны, Максим и сам Вайми дружно ломанули в заросли. Ещё долго за их спинами слышались яростные крики Хорунов и злобный рев замунгов...

* * *

— Что это было? — выдохнул Максим, когда они, наконец, остановились. Вновь попадать в лапы Хорунов никому не хотелось, и Вороны не останавливались, пока между ними и рабовладельцами не встали две поросших лесом горы.

— Храм Поющего Червя пал, — по лицу Верасены гуляла улыбка яростного торжества. — С ним пала и власть Хорунов над всеми живыми существами. И, раз пало малое зло, то близко время пасть великому!

— А, — Максим всё равно ничего толком не понял и повернулся к Вайми. Сейчас тот выглядел как самый обычный запыхавшийся мальчишка. Тот страшный взгляд погас. Но Максим всё равно его помнил. — Что ты с ним сделал-то?

— Я? — Вайми задумался. — Знаешь, я, конечно, любопытный идиот, но свободу я таки люблю. Телесное рабство, все эти ошейники, я ещё могу стерпеть — тут всегда можно сбежать или, на худой конец, меня кто-то вытащит. А вот рабство душевное я ненавижу. Лучше уж смерть... настоящая, — его вдруг передёрнуло. — В общем, там, в Свободных Землях, я кое-чему научился. Не так, как настоящие маги Разума — они, знаешь, имеют иногда по две личности и если захватить контроль над одной, то может оказаться, что дом большой, темный, и в нем кто-то... а-а-а! — он усмехнулся, когда Максим вздрогнул. — Я так не могу, но мне всё же сказали, что подводные течения у меня могут быть... очень глубокие. С тех пор ни разу в жизни я не делал того, чего действительно не хотел.

— И что? — спросил Максим. Тут он тоже явно не всё понимал. Или... ему просто не всё говорили.

Вайми вздохнул.

— В общем, фантазии у меня не всегда добрые и иногда... независимые. От меня. И когда Мэцеё меня... меня-то он вырубил, в смысле, я себя уже не сознавал... но вот мои... фантазии начали жить самостоятельно, и в конце концов нашли... новые места для поселения, — он ухмыльнулся. Усмешка у него вышла... жутковатая.

Максим отвернулся. Я бы так не смог, подумал он. Превратить свою голову в минное поле для всех, кто захочет украсть мою волю. Интересно, что надо пережить, чтобы сотворить с собой такое... лучше уж этого не знать. Совсем.

— Что дальше делать будем? — обратился он к Верасене.

Тот тоже усмехнулся. Более вежливо.

— Пойдем в Безвозвратный Город. Я хочу видеть тех, кто поверг храм Червя.

И я тоже, подумал Максим.

* * *

— Господин, нам нужно видеть товарища генерала...

— По делу...

— По очень важному делу...

— Мы не знаем, куда нам идти за приказами...

— В сад к ёжикам — они требуют секса с вами! — не выдержал наконец Борька. Компания бывших рабов исчезла, словно сдутая ветром. Димка усмехнулся. Дурацкое прозвище привилось. Вообще-то, не такое уж дурацкое — ведь он и в самом деле командовал армией, пусть и маленькой...

Но почти сразу мальчишка нахмурился. Рабов Хорунов они освободили — по крайней мере, сняли наведённый ими морок. Но среди них обнаружилось много рабов так сказать по призванию — жалких в общем-то людишек, на удивление упорно не желавших жить своим умом. Они ждали, что им непременно укажут, что делать, что готовить на обед, и даже куда им ходить в туалет! Сначала это смешило, теперь начало бесить. И пугать, честно говоря. Димка просто не знал, что есть люди, для которых свобода — тяжкий груз. Оказалось, что есть. И он не знал, что с ними делать...

К счастью, такими здесь оказались далеко не все. Он посмотрел на сидевшего рядом Асэта. Волосы у мальчишки были необычные — удивительно объёмный ворох черных прядей, в котором терялось небольшое светлое лицо. Овальное, большеглазое, очень красивое. У себя дома он был учеником скульптора. Олаёец обратил его в своего личного раба и заставил вырезать те жуткие барельефы на стенах. Теперь Асэт каждый день шёл в храм — и методично долбил их камнем, сантиметр за сантиметром превращая в крошево и пыль. Димка легко мог его понять...

Он смущенно посмотрел на второго бывшего раба, Акмая, — того самого смуглого, сероглазого парня, которому он засветил с ноги. Сейчас Акмай был отмыт, причёсан и одет в обёрнутый вокруг бедер кусок ткани. Запекшиеся ссадины на всём его теле больше не казались страшными — напротив, совершенно естественными для всего его образа Восставшего Раба. Димка уже знал, что если какой-то раб вырывался из-под их гипноза, Хоруны вновь обращали его не сразу, давая себе удовольствие всласть поиздеваться над пленником. Акмая отстегали по всему телу плетью с когтями — и он ещё легко отделался... Из всех здешних рабов он был наверное самым непокорным — Хорунам приходилось усмирять его едва ли не каждый месяц. Акмай так мечтал о свободе, что простил Димке даже сотрясение мозга — тогда он был не в себе, а удар палки не только оглушил его, но и разрушил рабский морок...

Глядя вниз с пирамиды Димка вздохнул. Далеко не со всеми освобождение прошло так вот легко. Большинство бывших рабов до сих пор были вялыми после анмы и драфы. Десятка два тоже получили сотрясение мозга. Нескольких вообще пришибли насмерть в слепой горячке боя. Сейчас эти бедняги уже где-то воскресли — но тут оставалось ещё 138 бывших рабов. Многим из которых было просто некуда возвращаться — а кое-кто и вовсе не мыслил себе жизни без постоянных приказов хозяина...

Димка ещё раз вздохнул. Им победа тоже далась нелегко. С десяток Волков был убит, ещё три десятка получили серьёзные раны. Сейчас бывший Безвозвратный Город превратился в лазарет — минимум неделя пройдёт, прежде чем все достаточно поправятся, чтобы двинуться в обратный путь. Это злило и бесило Димку. Каждая минута в этом месте казалась ему чистым мучением, но вариантов не было...

С их победы прошло уже три дня — но и у него порой ещё болела голова, ныла и зудела заживающая рана на спине. Льяти до сих пор хромал с отшибленной ногой и строил планы относительно нового лука. Сашка валялся в лазарете со сломанной ударом дубины рукой. Лишь Борька с Юркой, да Игорь были вполне целы и бодры...

Димка усмехнулся, вспомнив, что во дворце Мэцеё они нашли целую бочку с той самой горючей жидкостью, по запаху похожей на скипидар. Горела она очень темным, сине-фиолетовым нежарким пламенем, распространяя запах хвойной смолы. Димка сделал из глиняной баночки спиртовку — горело хорошо, но не освещало совсем. Зато он ещё в храме обнаружил, что ей можно смочить и поджечь пальцы — несколько секунд проходило, прежде чем их начинало жечь. В тот же вечер Юрка и Борька устроили целое представление, напугали всех местных девчонок, размахивая горящими синим пламенем руками и завывая "сотона, приди!.."

Да уж, девчонки... Вспомнив о Машке, мальчишка нахмурился. Сразу после победы он всё же послал пару быстроногих ребят в береговой лагерь — но сейчас они хорошо, если вышли из леса, а до их возвращения ещё минимум неделя...

И всю эту неделю он, уже вполне привычно, проведёт как на иголках. Потому что десяток-то Хорунов они пленили — те до сих пор лежат в глубокой темнице под дворцом Мэцеё, связанные по рукам и ногам, — но ещё тридцать гадов вольно бродят по лесам, и чёрт знает, куда они там забредут... Хотя бывшие рабы и говорили, что после уничтожения идола Червя власть Хорунов над замунгами исчезнет, сами-то они никуда не денутся. И неизвестно, что им придёт в голову...

Он повернулся к третьему неожиданному другу. Шиан Та сидел на корточках, на самом краю площадки, глядя на город. Вид у него был грустный. Ну да, подумал Димка. Ему-то поучаствовать в финальном бою не удалось, худеньких некрупных Квинсов в нём просто затоптали бы...

Шиан как-то ощутил его взгляд.

— Знаешь, я вас Хорунам продать хотел, — сказал он, не оборачиваясь. — За то, что вы нам жизнь разрушили. Там, в северных лесах, было весело, знаешь... Виксены, Нурны... забавно было так их стравливать. А вы их помирили — и нам там жизни не стало...

Сердце у Димки вновь ёкнуло. Он-то думал, что Шиан исправился — а он, выходит, ничего не забыл...

— Почему же не продал? — хрипло спросил он.

Шиан вздохнул.

— Я наших тут увидел. Аяэта Су и Тарну Лу. В рабстве.

— И не смог освободить? — спросил Димка, куда резче, чем хотел.

— Мог, — Шиан повернулся к нему. — Но мы воры, а не рабы. Те, кто берёт нас в рабство, должны за это заплатить.

— А, — Димка успокоился, но на душе у него всё равно стало погано. Вот и верь после этого людям, подумал он. Думаешь, что всех перевоспитал — ан нет. Некоторые — не прощают. — И что ты теперь хочешь делать?

— Не знаю, — Шиан снова отвернулся. — Скучно тут стало... Я уйти хочу.

— Куда? Назад, в тот лес?

— Нет. Из мира хочу.

— Куда?

Шиан пожал плечами.

— Говорят, тут Город Снов есть. А мы же жили в городе.

— Снова воровать будете?

Шиан вновь повернулся к нему.

— А ты думаешь, что мы для прибыли воруем? Где же та прибыль?

— А для чего тогда?

— А скучно тут, — Шиан снова отвернулся. — Люди, знаешь, на глазах киснут, человеческий облик теряют... А тут мы. Там украдём, тут напакостим немного... Они сразу оживают, начинают бегать... за нами, — он усмехнулся. — И им весело, и нам.

— Весело голыми по лесу бегать?

— А ты попробуй, — Шиан откровенно хихикнул. — Ну, не тут, конечно. На севере. Где климат получше.

— Да ну тебя! — Димка отвернулся. Вот же гадство, — в тысячный, наверное раз подумал он. Какой я, к чёрту, генерал? Всяких гадов по башке дубиной бить — это всегда с нашим удовольствием, дурное дело нехитрое. А вот заставить людей своей головой думать — такого вот я не умею... Рылом не вышел, мозгом слаб... Не "Алла Сергеевна", в общем, чтобы мне в рот все смотрели... — мальчишка помотал головой, потом сжал её ладонями. Вот же дьявол...

— Снова болит? — тут же встревожился Борька.

— Душа болит, — буркнул Димка, не отнимая ладоней от лица. — После того, что мы тут увидели...

Здесь он почти что не соврал. В одном доме они обнаружили вполне натуральную камеру пыток — с деревянными станками для людей, дыбой, колодками... С инструментами у Кащуё, штатного палача Хорунов, к счастью оказалось неважно, но их недостаток он возместил целой коллекцией гореков, местных скорпионообразных тварей, укус которых вызывал невыносимую боль...

Димка усмехнулся, вспомнив, как вытряхнул этих гадов из любовно вырезанного каменного горшка на пол и остервенело топтал кедами, пока от них не осталось буквально мокрое место. Как по его приказу Волки развели во дворе здоровенный костёр, на котором спалили пыточные станки, кнуты, плетки и разную прочую мерзость. Это было здорово!

Но остались рассказы бывших рабов — рассказы о том, как их, в наказание за то, что они освободились от морока или просто от скуки забивали в колодки, стегали плетьми, жалили ядовитыми гадами... Наслаждаясь своей черной силой, Хоруны просто обожали на несколько часов "освободить" какого-нибудь раба — и мучить до тех пор, пока он сам не запросится в рабство. Неудивительно, что многие бывшие рабы боятся свободы, как огня, понял вдруг Димка. Для них она означает только ужас, отчаяние и боль. Вот же мерзость... И всё это продолжалось не час, не год, а много лет...

А ведь и сейчас бы продолжалось, вдруг с ужасом подумал мальчишка. И продолжалось бы, наверное, вечно. Если бы мы не попали в этот мир. Если бы я просто оказался трусом. Если, если, если...

Он вспомнил надменное лицо "Аллы Сергеевны", вспомнил рассуждения Метиса — и его буквально затрясло от страшной, испепеляющей ненависти. Они же хуже любых Хорунов, подумал он. Они-то как раз вполне знали, кто такие Хоруны, и как они обычно развлекаются. Но им было просто пофиг. Пофиг на то, что тут, день за днем, год за годом, мучают ребят. Ни за что, просто развлечения ради... Ладно Алла — она, в конце концов, просто девчонка. Но уж Метис-то! Почти взрослый уже парень, здоровый, пионер... И докатился до того, что пошёл спасать рабовладельцев. Чтобы ему лично жилось сытно и спокойно...

Его бы на все эти станки, вдруг мстительно подумал Димка. И жалить всеми этими гадами, до кровавых соплей, до поросячьего визга, до того, пока он весь вдвое не распухнет...

Эта мысль до одури напугала мальчишку. А ведь я так могу, с ужасом подумал он. Пытать голого, привязанного парня — даже не для того, чтобы что-то там узнать! Просто чтобы насладиться его муками. И не потому даже, что я такой психованный садист. А потому, что я решил, что так будет справедливо. Может, и этот Кащуё мучил ребят не потому, что ему нравится слушать крики боли. Может, он тоже считал, что вершит справедливость, карает неблагодарных трусов и изменников... что это его святой долг и всё такое...

Димка прикусил себе пальцы, чтобы не замычать от ужаса. Я таким быть не хочу, подумал он. Вообще. Совсем. Лучше сразу сдохнуть, чем ТАКОЕ.

Только вот сдохнуть в этом мире НЕЛЬЗЯ, ударила в голову очередная пугающая мысль. Тоже вообще и совсем. Как ни старайся, будешь жить и жить. Вместе со всем, что натворил... Ни фига это ни рай. Страшно это...

— Димк, ты в порядке? — Борька потряс его за плечо. В его голосе звучал уже настоящий испуг.

— Я? В порядке? — Димка повернулся к нему, с трудом подавляя желание истерично захихикать. — Я в порядке?

— У тебя крыша едет, — мрачно сказал Борька. — После всего этого.

— Есть от чего, — мрачно сказал Димка. Он был слишком близко к жрецу, когда тот проводил свой адский ритуал. Наверное, он что-то повредил мне в башке, подумал он. И я теперь медленно схожу с ума. Но лучше уж так, чем незаметно превратиться в палача...

* * *

Какое-то время все молчали. Димка посматривал на бывших рабов. А ведь они жили в этой жути много лет, с ужасом подумал он. У Акмая вон вся спина в шрамах от укусов, ожогов и плеток. А он не свихнулся, даже не требует для Хорунов китайской казни. Значит и я так смогу... должен смочь...

Мысль о пленных Хорунах испортила мальчишке настроение — хотя, казалось, больше некуда. Он совершенно твердо понимал, что выпускать их на волю нельзя — пусть они и лишились пока своей колдовской силы. Всё равно ведь найдут себе очередной глухой угол, выстроят храм, снова наловят рабов — и...

С другой, и в плену их держать долго нельзя — рано или поздно сбегут, не прямо, так проломив себе башку об стенку или ещё каким похожим способом...

Жаль всё же, что в этом мире нет смерти, подумал вдруг Димка. Иногда это всё жутко усложняет... Но решать что-то надо, причём быстро, потому что тащить этих уродов с собой мы не сможем, да и куда?..

— Ребята, давайте решать, что делать с пленными, — наконец сказал он. — Нельзя их столько связанных держать...

— А что тут решать? — Акмай хмыкнул. — Поднесём их Червю — и все дела. Ему, знаешь, пофиг, кого жрать. А они все давно уж это заслужили.

Не такой уж он и добрый, подумал Димка. Точнее, совсем даже не добрый. Про Червя я тоже уже слышал. Причём от ребят, которые видели его своими глазами. И едва не рехнулись от ужаса, потому что ЭТО — что-то совсем уже потустороннее, не то ожившая галлюцинация, не то какая-то запредельно жуткая инопланетная тварь...

— Нет, Червю нельзя, — вдруг резко сказал Асэт. — Червь с каждой сожранной душой становится сильнее. А в Хорунах его сила стократно умножается. Мне Олаёец рассказывал. Если их Червю скормить — он наверняка освободится.

— И что? — спросил Димка. Но на душе у него стало получше — всё же, скармливать людей, пусть и конченых гадов, какой-то инопланетной мерзости ему ну совершенно не хотелось.

Асэт пожал плечами.

— Проползет через весь мир к Надиру. Пожрёт его. И всё.

— Да врет твой Олаёец! — возмутился Акмай.

Асэт хмуро взглянул на него.

— Нет. Не врёт. Он сам того боялся. И подношения Червю... ограничивал. Насколько получалось.

Димка не знал, куда повернула бы эта дискуссия и чем закончилась — то есть совершенно — но тут он краем глаза заметил выходящие из леса фигурки...

* * *

Мальчишка быстро повернул голову. Первое, что бросилось в глаза, — удивительно чистый золотой цвет кожи вышедшего первым парня, одновременно яркий и насыщенный, очень резко выделявшийся на фоне темной зелени. Лишь в следующий миг он заметил остальных — каких-то совсем незнакомых рослых светловолосых ребят в туниках из шкур и в чём-то вроде сапог. А среди них... среди них...

— Ребята, там Макс! — Димка вскочил и помчался вниз по лестнице, едва не свернув себе шею...

* * *

Но спустившись с пирамиды Димка натурально увяз в толпе бывших рабов, на разные голоса требующих от него и того, и другого, и десятого — в основном, Ценных Указаний относительно дальнейшей жизни — и пробился к воротам, когда гости уже входили в них.

Теперь, вблизи, стало видно, что их путь сюда был ой как непростым — одежда вся драная, лица осунулись, оружия можно сказать и нет — лишь какие-то явно руками сломанные палки, многие вообще ранены... Но вот духом гости явно не пали — на худых, волчьих каких-то лицах упрямо блестели синие глаза. Да уж, упорные товарищи, и смотрелись они тоже сурово, — только вот волосы, стянутые в пучок на макушке и пропущенные через резные костяные трубочки, портили впечатление. Особо разглядывать их Димка, правда, не стал — сразу бросился к Максиму и заключил его в объятия.

— Макс! Живой, чёрт! — в избытке чувств он даже похлопал друга по спине. Максим смущенно вывернулся. Димка хотел задать ему примерно миллион вопросов — но тут вокруг вдруг повисла внезапная, недобрая совсем тишина. Он удивленно повернулся.

Сквозь толпу пробился хромающий Льяти — и на него очень пристально смотрел вождь, наверное, незнакомцев. Очень, очень нехорошо смотрел — верхняя губа подергивалась, непроизвольно приподнимаясь, из груди рвалось едва ли не волчье рычание. Льяти же, напротив, стремительно бледнел. Вид у него был такой, словно он увидел привидение.

— Что... — наконец выдавил из себя Димка.

Светловолосый парень покосился на него, потом вдруг вскинул правую руку, указывая на Виксена так, словно в ней был зажат пистолет — Льяти даже дёрнулся.

— Я, Верасена, вождь племени Воронов, обвиняю этого человека в воровстве! — слова хлестнули, как кнутом.

— Да что это за нафиг... — начал Димка. И тут же вспомнил — Льяти сам рассказывал им, как спёр ключи от Ключа у Верасены. А ведь, как известно, обезьяна всегда приходит за своим черепом...

— Да ты сам их стащил! — возмущенно заявил Льяти, всё же несколько опомнившись.

Этого Верасена уже не выдержал, быстрым, упругим шагом пошёл к Льяти. Остановился в шаге перед ним, буквально прожигая взглядом. Льяти аж моргнул, но не дрогнул.

— У тебя нет Чести! — эти слова Верасена буквально выплюнул в лицо обалдевшему Льяти. И тут же, размахнувшись, влепил ему оглушительную пощечину. Но такой мощи, что Льяти развернулся и плюхнулся на четвереньки. Димка помчался к гостю.

— Ты что творишь, гад!..

Но Верасена даже ухом не повёл. Льяти повернулся, сел на попу, глядя на него... но подняться уже не пытался — вождь стоял всего шагах в двух...

Лицо у Льяти вдруг запылало — правда, лишь с той стороны, на которую пришёлся удар, глаза стали совершенно квадратными. Полное обалдение столь отчетливо хлестало из них, что Димке страшно захотелось треснуть Верасену по башке... просто за такое отношение к его другу... и он, наверное, треснул бы... но тут к ним подбежали ребята.

— Что за чёрт?! — спросил Сашка, обращаясь сразу ко всем.

— Этот человек — вор, — повторил Верасена. Он не отводил пылающего взгляда от лица Льяти. — Он украл то, что принадлежало мне и моему племени по Чести и по Праву! Украл то, что могло принести свободу всем нам!

Все замерли — обвинение было более, чем серьёзное. Верасена, между тем, явно счел вопрос объяснений исчерпанным.

— Зачем ты украл ключи? — он нагнулся к Льяти. — Зачем?!

Льяти попытался что-то сказать, но не смог — от обалдения губы у него прыгали. Верасена размашисто шагнул к нему, пнул его сапогом в грудь — скорее, просто толкнул, но так, что Льяти опрокинулся на спину — и наступил на горло. Буквально. Не всем весом, конечно, — иначе Виксену тут же пришёл бы конец, — но так, что Льяти выпучил глаза и схватил его за щиколотку... с тем же успехом он сейчас мог бы стараться сдвинуть стальную колонну.

— Зачем? — повторил Верасена. Уже безо всякой угрозы, со скучным отвращением... которое сейчас пугало сильнее самого дикого крика...

Димку продрал мороз. Он и представить не мог что-то подобное. Сейчас Верасена с его костяной трубочкой на макушке совсем не был забавным. Он был СТРАШНЫМ. Способным раздавить горло человеку, как сам Димка, бывало, давил ботинком слизняков. С теми же самыми чувствами, не больше и не меньше. Льяти, впрочем, тоже это... прочувствовал. Органолептически, так сказать.

— Я Ключ хотел взять, — выдавил он. — И почти взял. Целую минуту руку в Огне Испытания держал. Мне шаман сказал, что мой он...

— Шаман Куниц, что ли? — удивлённо спросил Верасена. Он убрал ногу и отчётливо смутился. Потом вдруг быстро нагнулся и поставил Льяти на ноги. Тот замер, как болванчик, ошалело хлопая глазами и держа себя за горло.

— Да объясните наконец, что тут вообще! — потребовал опомнившийся Димка.

Верасена повернулся к нему. Сейчас он весь как-то обмяк, словно из него выпустили воздух. Верно, эта неистовая вспышка гнева нелегко далась и ему...

— На самом деле, в мире много Хозяев, — сказал он, словно какую-то совершенно очевидную вещь. — И Ойкуменой правит лишь один Хозяин. Мастер. Не бог, а человек, но наделённый властью превыше любой вообразимой. Он создал Ойкумену — то ли шутки ради, то ли просто от скуки. И поместил в неё... нас. Чтобы мы забавляли его своими... ужимками, — верхняя губа Верасены вновь приподнялась в судороге гнева, как у волка. — Не всем это понравилось... нет, не всем. Мы пришли к Мастеру... — Верасена мотнул головой, словно отбрасывая пришедшее воспоминание. — И он сказал, что не держит нас здесь. Что он дарует нам власть над этим миром. Дарует Надир. Но, опять же шутки ради, он запер его на Ключ — а Ключ забросил на другой край мира, в неприступные горы, под стражу самой жуткой и бесплотной твари — Тумана. И, сверх того, запер невидимой стеной, пройти сквозь которую сможет лишь человек наивысшего мужества. Но и этого ему показалось мало — он запер путь к Ключу на замки, а ключи от них забросил обратно к Надиру, в Город Снов, за непроходимой пустыней и степью, населённой злыми тварями... — Верасена замолчал.

В голове у Димки всё перевернулось. С одной стороны, узнав, что выход из этого мира всё же ЕСТЬ (пусть и за горами, прямо скажем), он испытал неземное, прямо-таки космическое облегчение. Но почти тут же его захлестнула дикая ярость. Раньше Димка и представить не мог, что вообще способен на... такое.

Это что же получается?! — подумал он. Какой-то свихнувшийся от собственной власти урод закинул нас сюда просто ради ШУТКИ?! И всё, что тут творится (мальчишку затрясло, когда он вспомнил пыточные станки в доме Кащуё) его ЗАБАВЛЯЛО?! Ну уж нет! Я, может, и не древний герой (мальчишка покосился на каменно молчавшего сейчас Верасену), но свои долги платить умею. И домой не вернусь, даже если мне постелят красную ковровую дорожку. Не вернусь, пока не вырву глотку этому Хозяину, Мастеру или как его там...

— А Льяти тут причём? — спросил между тем Борька.

Верасена вздохнул. Провёл ладонями по лицу, словно смывая с него тут увиденное.

— Мы тысячу лет потратили на то, чтобы найти Ключ, — наконец глухо сказал он. — И ещё тысячу — чтобы найти ключи от Ключа, — он угрюмо посмотрел на Льяти. — И взять их было... непросто. Город Снов — это жуткое, проклятое место, обиталище тех, кто продал души Мастеру ради вечной жизни... — Верасена помолчал. — Они создали целый орден... хранителей ключей, — его верхняя губа вновь дёрнулась в свирепой судороге. — Но не таким уж хранящим он оказался.

— А что ж вы сами тогда Ключ не взяли? — спросил Борька.

Лицо Верасены дёрнулось — всё целиком, словно сквозь него пропустили вдруг ток. Смотрелось это... жутко.

— Не смогли. Я... не смог, — Верасена опустил взгляд.

— Вот-вот, сам не смог и другим не дал! — тут же возмущённо заявил Льяти. — Сел на нём, как собака на сене!

— Да заткнись ты! — не выдержал Димка. Сейчас ему хотелось лишь одного — разобраться до конца в этой жуткой вообще-то истории. — А в самом деле, — он повернулся к Верасене. — Что ж вы сами-то никому даже попробовать не дали? Ведь всё равно ж только один человек во всём мире может взять Ключ!

Верасена быстро повернулся к нему. Глаза у него сейчас были спокойные — СТРАШНО спокойные. А ведь ему пофиг совсем, что у него нет оружия, а вокруг него — сотни парней, которые по одному моему свисту его на лоскуты порвут, вдруг холодея понял Димка. Вообще пофиг...

— А КОМУ? Лишенным Чести Маахисам? Или Хорунам, быть может? — Верасена обвёл взглядом толпу — и ребята, один за другим, опускали глаза. — Может, засевшим в своём глухом лесу Куницам? Или давно мёртвым духом Туа-Ти?

— А Волки? — удивленно спросил Борька. — Они ж, несмотря на все свои завихрения, всё же приличные ребята.

— Когда они тут появились, ключей у нас уже не было, — Верасена снова посмотрел на Льяти. Нехорошо так посмотрел. И Димка тоже... посмотрел. У него вдруг зачесалась переносица, в которую Льяти врезал со всей дури, просто для знакомства. А началось оно с того, что он хотел спереть Машкин рюкзак, вдруг вспомнил Димка. А потом мы выручили его от Куниц — которые, кстати, тоже поймали его на воровстве! В тот раз Куницы нам поверили, отпустили Льяти на поруки...

А ведь могли и НЕ поверить, вдруг холодея понял Димка. Натравили бы своих оборотней — и полетели бы клочки по закоулочкам... И были бы, кстати, в своём праве. И всё из-за этого гада, который регулярно путает личную шерсть с государственной...

А что если Ключ мог взять... ну, например Игорь? — Димка посмотрел на капитана "Смелого". — Парень он крутой, с железной силой воли. Почему бы и нет? И тогда всего этого вот — этого мерзкого черного города, жуткого идола Червя, исполосованных плетьми тел рабов — могло просто не быть!..

Однако же — есть, подумал мальчишка, всё более мрачно глядя на Льяти. И всё из-за одного козла, который вообразил себя д`Артаньяном, а оказался... обычным козлом.

Льяти, правда, тоже смотрел на него... мрачно. Ну да, подумал Димка. Он тоже совсем не рад тому, что его, всего такого, при всех назвали вором, дали по морде, а потом и вовсе едва не раздавили сапогом, как таракана, — и никто тут и ухом не повёл, чтобы ему помочь. Обидно, понимаешь, ему... И по заслугам. Потому что за свои поступки нужно отвечать. И за проступки тоже. Всегда. И без срока давности.

— Ты зачем ключи украл, чучело? — вслед за Верасеной спросил он. — Не тобой было добыто — не тебе и владеть.

Льяти ничего не ответил, лишь злобно взглянул на него. Некоторые — не прощают, вспомнил Димка.

А ведь ему больше нельзя доверять, вдруг, словно ему кто-то это сказал, понял он. Нигде, ни в чём и никогда. Что, вообще-то, очень, очень скверно, потому что без Льяти мы тут как неграмотные в библиотеке... а, да и чёрт с ним. Надо просто свалить нафиг из этого мира и оставить его здесь... только вот — нельзя...

— Он Серого и Андрюху с Антоном в западные горы отвёл, — между тем вступил в обвиняющий хор Юрка. — И с тех пор никто не видел их.

— Нас Хоруны в горы загнали, — обиженно сказал Льяти. — Меня они, между прочим, подстрелили. Стрелой в печень. Я ребят только в Долину Тумана успел вывести — и всё. Концы отдал. И ключи им отдал.

— Да ты прямо святой, — ядовито сказал Юрка. — Только вот рога за нимб цепляются.

Губы у Льяти запрыгали. Верно, он хотел что-то сказать — но слов никак не подбиралось...

Скорее всего, он сдохнет прямо сейчас, от нервного потрясения от собственной святости, зло подумал Димка. Или нет. А жаль...

— Значит, так, — решил он. — Ворам у нас места нет. Бить тебя я не буду, но видеть больше не хочу. Так что собирай свои манатки — и катись. Да побыстрее.

— Куда? — выдавил Льяти. Сейчас, насмерть обиженный, он был растерян и жалок.

— Да на все четыре стороны! — разозлился Димка. — Домой к себе катись, к девке своей под подол. Или гоняй по лесам до посинения. Но на пути мне не попадайся. Не то пожалеешь. Второй раз я не милую.

Димка невольно ожидал, что Льяти кинется на него с кулаками и можно будет наконец отвести душу — но ничего такого к его удивлению не случилось. Просто лицо у Льяти вдруг стало ничего не выражающее, мёртвое даже, он резко развернулся и захромал прочь...

Интересно, как он теперь до дому доберётся, с отшибленной ногой, невольно подумал Димка, — и тут же зло мотнул головой, выбрасывая из неё эту мысль. Это уже его личные проблемы, подумал он. Не мои. Глядишь, ещё и появится время поразмыслить по дороге над своим поведением. Да и вообще, сука с возу — волки сыты...

Он глубоко вздохнул и провёл ладонями по лицу, словно смывая с него эту сцену. Потом повернулся к Максиму.

— Эдик где?

— Пошёл поднимать Нурнов и Виксенов на войну с Хорунами, — тут же ответил Максим. — И Куниц тоже, если получится.

Куниц ни фига не получится, подумал Димка. Они там у себя давно в землю вросли. Виксены тоже... Нурны может и придут — но лишь затем, чтоб посмотреть, нельзя ли тут чем поживиться... Ладно, это пока дела грядущих дней...

— Сам пошёл? — между тем спросил Юрка.

— Нет, — Максим усмехнулся. — Это я его послал. И Сашку тоже, только к вам, в Столицу.

— Сашку ты очень удачно послал — он Квинсов по пути завербовал, мы бы без них тут пропали... — Димка вздохнул. — А это кто? — он показал на золотокожего парня.

— Вайми, — Максим вновь усмехнулся. — Из племени Астеров.

— А почему без намор... без маски? — строго спросил Димка.

— Так они ж в степи только нужны, — обиженно ответил Вайми. — А тут, в чужих землях, от них пользы нет.

— А там разве ваши земли, что ли? — удивлённо спросил Димка. Ошалев от всего свалившегося на его голову, он не совсем понимал, о чём тут вообще идет речь.

— Ну да, что-то типа того, — наконец сказал Вайми. — Раз никто больше не живёт там, то наши.

Димка почувствовал, что снова начинает закипать. После всего, тут увиденного, желание разбираться в извивах психологии здешних примитивных племён у него пропало совсем. Вайми между тем вовсю крутил башкой, разглядывая недавно запретный город Хорунов. Тут ребят пытали — а он на всё тут пялится своими тупыми шарами, словно какой-то западный турист, зло подумал Димка. Только японского фотоаппарата на брюхе не хватает. А, ладно, чёрт с ним...

— С вами-то что было? — спросил он. — Только коротко, — сказал он, заметив, что Максим высматривает, где сесть.

— Да ничего такого... — Макс пожал плечами. — Сначала нашли Астеров, Вайми отвел нас к Туа-ти... Вы про Драконову Флейту знаете уже?

— Ага, — Димка кивнул. — Мне Певцы рассказали.

— Ну вот. Встретили по пути пару Нурнов — они как раз с Волками шли мир заключать, они навели нас на Воронов. Ну, я и решил Эдика к Нурнам и Виксенам послать, а Сашку в Столицу, поднимать ребят. А сам с Воронами двинул в этот с... в общем, в этот лес. Серого с Тошкой искать и Антона.

— Нашёл? — напряженно спросил Димка. Без Серого ему тут было очень, очень плохо...

Максим вздохнул.

— Нет. Нас Хоруны выследили, суки. Налетели, взяли в плен... — плечи мальчишки передёрнулись. — Я думал, что конец пришёл, но тут твари их вдруг взбесились, а мы в лес удрали. Ну и через три дня сюда пришли. Вот, если вкратце, и всё.

— Хорошо, — Димка вздохнул. А ведь это мы их спасли, понял он. Когда грохнули этого жуткого идола. И нету теперь у Хорунов ни замунгов, ни других зачарованных зверей. Здорово... — Ты молодец, Макс, — сказал он смутившемуся другу. — Нет, правда. Сделал всё правильно — и даже ещё лучше...

Максим даже зарделся от смущения. Димка сам смутился. Без него мы все были бы в глубокой жо... ни фига не смогли бы, поправился он. Да только что вот в этом толку? — вдруг подумал он. — Вот совершили мы почитай невозможное, взяли этот неприступный город, рабов освободили, повергли злую силу Поющего Червя — и что? Банда Хорунов вольно гуляет по лесу — и уж верно ищет способ выжить нас отсюда. Ключ чёрт знает где в диких горах, за каким-то Туманом и кучей замков, ключи у которых у Серого и Тошки с Андрюхой. Которые сами непонятно где. Может, уже в лапах Хорунов. В общем всё как в сказке — чем дальше, тем страшнее...

— Нам-то что делать? — озвучил между тем общую мысль неугомонный Юрка.

— Нам тут делать нечего, — сразу же ответил Верасена. — Мы пойдём на север, в Багряный Лес. Давно мечтал с Маахисами счёты свести окончательно. А теперь и время подошло, — по его лицу вновь скользнула хищная, волчья улыбка. — Да и ваши ребята у них могут быть, а это очень плохо...

Почему это плохо, Димка не знал, но прояснять вопрос не стал — просто спросил, когда Вороны выходят. Верасена ответил, что сразу — как только подберут себе нормальное оружие и запас жратвы в дорогу. Димка кивнул, потом подошел к Максу и отвёл его в сторону.

— Ты пойдешь с ними, — сказал он. — Не то, что я этим Воронам не доверяю, но я их вообще в первый раз вижу, понимаешь? А наши в самом деле могут там быть...

— Да я устал, как собака! — вдруг возмутился Максим. — А ты меня назад в лес гонишь. А я, знаешь, такое хочу тебе рассказать...

Димка вздохнул.

— Макс, я не меньше тебя хочу устроить тут вечер воспоминаний. С пирогами, кренделями и сушеными грибами. Но время дорого, понимаешь? Я прямо физически чувствую, как минутки между пальцами капают. Сейчас же всё решается. Прямо вот сейчас. И ни фига ничего ещё не решилось. Нам Серый нужен позарез. Я же не командир, меня Аглая даже в звеньевые не пустила — мол, идейно не дорос, — вспомнив этот идиотский повод, Димка смущённо засмеялся. — И Тошка с Андрюхой тоже, знаешь, не лишние. Местных ребят много, да только вот доверять им... Льяти вот падлой оказался, вором. Метис, "Алла Сергеевна" эта... В общем, отдыхать будем на пенсии. Если доживём.

— Ладно, — Максим вздохнул. — Раз надо — значит надо... — он помолчал. — А Вайми куда?

— Да с собой возьми, — удивился Димка. — Мне тут туристы, знаешь, не нужны. Да и вообще, все эти Астеры — погань трусливая, только и умеют, что по рощам ныкаться, да морды свои заворачивать в кору...

— Да он... — начал Максим.

— Всё, Макс, всё, — Димка поднял руку. — За жратвой иди. Время, знаешь, в самом деле дорого.

* * *

Вернувшись на площадь, Димка окинул взглядом собравшийся народ. Физии у всех были... напряженные. Все тут уже понимали, что спокойная жизнь опять кончилась, собственно, даже не начавшись...

— Итак, товарищи, — Димка говорил не повышая голоса, но никто не шумел, так что слышно было всем. — Максим и всё племя Воронов идёт на север, искать Сергея, Андрея и Тошку. Сначала к Маахисам, потом... куда нужно будет. Заодно и этих Бродяг поищите. Драконова Флейта нам тоже лишней не будет, да и не дело вообще в этом лесу поганом жить...

Димка посмотрел на Акмая. Бывший раб явно ждал приказа — и мальчишка усмехнулся. Здорово всё же, когда есть такие люди... которые ничего не прощают.

— Собери десяток бывших рабов покрепче. Или лучше два. Найдите селение этих Хоргов. И спалите нахрен, — о нравах этих скользких мерзавцев Димка уже был наслышан. Многие ребята оказались здесь в рабстве как раз благодаря им... — Самих Хоргов возьмите за жабры — и сюда. Стремительным домкратом.

— Зачем они тут? — удивился Акмай.

Димка хмыкнул.

— А рожами их в это всё натычем, — он повёл рукой вокруг. — Может, хоть совесть проснётся. А если и нет — пусть лучше будут под присмотром, а то Хоруны их быстро к делу приспособят.

Акмай кивнул. Димка нашёл взглядом капитана "Смелого".

— Игорь, собирай своих ребят и дуй к немцам. Может, наши ребята у них.

— А если нет? — спросил Игорь.

Димка пожал плечами.

— Раз уж они так не любят Хорунов, то пусть слезают со своих гор и помогут нам, — связываться с недобитыми фашистами не хотелось, но сейчас любая помощь могла решить всё дело, это мальчишка уже понимал...

Игорь кивнул. Димка нашёл взглядом Сашку.

— Подбери пару-тройку ребят и сгоняй посмотреть на этого Поющего Червя — что это вообще за хрень, и нельзя ли как её с концами грохнуть.

— Почему я? — тут же возмутился Сашка. Верно, смотреть на главную местную страшилку ему ну никак не хотелось. Да и сломанная рука не очень располагала к походу...

— Потому, что больше некому, — Сашка всё ещё смотрел обиженно, и Димка вздохнул. — Слушай, я бы сам туда пошёл, но без меня тут же сразу развалится всё...

Сашка тоже неохотно кивнул.

— А мы? — тут же спросил Юрка.

— Мы... — Димка вновь вздохнул. — Мы тут как минимум неделю ещё будем сидеть, пока раненые не поправятся. Потом решать будем, куда двинуть. К этому времени и Сашка с Игорем должны вернуться, а может, и Максим с этими Воронами и нашими... — мальчишка нахмурился.

Он уже не верил, что всё пройдет так вот легко, но вариантов, как всегда, не имелось. Очень, очень не хотелось снова рассылать едва собравшихся ребят в разные стороны — но больше просто некому, полагаться на местных нельзя, это Димка понимал уже совершенно отчётливо. Слишком уж много у них своих тараканов и своих личных счетов...

И я постепенно ими обрастаю, ничего не поделаешь, подумал он. Слишком уж много в этом затхлом мире накопилось всякой дряни. И чья тут возьмёт — ещё совершенно не известно. Ещё не успели добить Хорунов, а на горизонте рисуются уже какие-то мутные Маахисы и отлично знакомые, но отнюдь не приятные немцы. И надо как-то брать Ключ, а потом обшаривать весь этот чёртов повёрнутый мир в поисках... восприимца — а это задачка на годы, если не на десятилетия, и тут-то уж к нам припадёт каждая здешняя сволочь в надежде что-нибудь урвать. А может, нарисуются ещё и агенты этого "ордена хранителей", и пойдёт веселье...

При мысли о масштабе предстоящих задач мальчишку передёрнуло. А ведь я всё понимал, вдруг подумал он. Ещё там, утром, в Белом Древе. Понимал, что сразу плыть в Столицу — всё равно, что в бурную реку сигануть. Из которой назад уже не выскочить, и останется лишь плыть до самого конца... каким бы он ни был. И всё же сиганул. И вот, плыву. А скалы по бокам всё круче, и впереди уже слышен гул дробящего валуны водопада. И всё равно, я не жалею ни о чём.

Глава девятая:

пепел победы

Труба поёт армейская,

Труба поёт армейская,

А в пионерском лагере ещё ребята спят.

Им снятся приключения,

Погони, наступления,

Им снятся сабли острые и воинский парад.

По коням, ребята,

В погоню, ребята!

Для подвигов геройских мальчишки рождены.

Оружием солдата,

Оружием солдата,

Оружием, оружием мы все владеть должны!

Труба поёт армейская,

И горны пионерские

С трубой перекликаются, зовут ребят в поход.

Так закаляйся смолоду,

Чтоб холода, и голода,

И пули не страшился ты, когда беда придёт.

Труба поёт армейская,

Призывная, гвардейская,

Встает над мирной Родиной торжественно рассвет!

Поет труба о мужестве,

О боевом содружестве,

И лучше этой музыки для пионера нет!

Музыка: Е. Стихин. Слова: И. Дик.

Сдохнуть можно от этого похода, решил Антон Овчинников, присаживаясь по нужде. Изматывающий дневной переход уже закончился — вместе с самим днём. Солнце заходило, между темными громадами стволов в вечном здешнем тумане висело совершенно неземное фиолетовое марево. Словно в каком-то совсем другом мире, подумал Антон. А, чёрт, это же другой мир и есть...

Мальчишка помотал головой, словно загнанная лошадь. Он не представлял даже, какой сейчас день бегства — всё слилось в один бесконечный кошмар. Хорошо ещё, что ночью в этом жутком лесу идти вообще было нельзя — приходилось забираться на деревья. Там, кое-как соорудив себе гнездо из веток и перекусив собранной по дороге фигней, Антон тут же проваливался в тяжелый сон. Но и в нем перед глазами крутились бесконечные ветки, упавшие стволы, кучи гниющих листьев, бочажины, ямы, и сон не приносил облегчения. Днём же мальчишке казалось, что они всё время пробираются по кругу — ориентироваться здесь он не мог и не представлял, как Файму находит тут дорогу и находит ли вообще...

Покончив со своими делами, Антон поднялся — и вздрогнул, увидев совсем незнакомого парня, стоявшего буквально в трёх шагах. Очень, очень странного парня — с совсем белой кожей и тяжелой гривой прямых черных волос, украшенных массой вплетенных в них ниток радужных бус. Он рассматривал его пристально и... безразлично. Словно смотрел на жука или на попавшийся под ногу камень — и от этого безразличного взгляда становилось не по себе...

— Ты кто? — спросил Антон. Вокруг царила странная тишина — словно весь их отряд уже заснул, но ведь так просто не могло быть...

— Никто, — ответил незнакомец, и мальчишка вдруг вздрогнул — это был его собственный голос...

* * *

Наверное, я просто рехнулся, — решил Антон, всё ещё разглядывая странного парня. Ему вряд ли было больше лет пятнадцати — рослый, мускулистый... одет лишь в какой-то пёстрый платок, небрежно повязанный вокруг бедер. И лицо вполне красивое — четкие черные брови, длинные глаза, короткий, закругленный нос, дважды изогнутые, как лук, губы, высокие скулы... Только вот цвет этих глаз никак не удавалось разглядеть — они казались то зелёными, то синими, а то и вовсе вспыхивали холодным серебристым блеском...

Антон наконец понял, почему этот парень сразу показался ему странным — он был чистый, такой чистый, словно только что вышел из ванной. Ни листика, ни былинки в волосах, никаких царапин на коже — словно где-то тут за деревом есть дверь в уютный дом, и парень вышел прямо из неё...

— Откуда ты здесь? — спросил он.

— А разве это важно? — спросил парень. Он весь казался каким-то... ненастоящим. Словно вырезали картинку из журнала и наклеили на фотографию. Вроде бы и тот же человек — но сразу понимаешь, что нет... — Нет, важно другое. Чего ты хочешь?

— А разве не видно? — хмыкнул Антон. — Вымыться как следует, сожрать килограмм горячей тушенки и спать минимум сутки.

— Да это-то понятно, — парень мотнул головой. Тяжелая масса волос тоже мотнулась, хлестнув его по лицу. Но он даже ухом не повёл... — Ты чего вообще хочешь?

— Домой вернуться, — буркнул Антон. Ему казалось, что он говорит не то с самим собой, не то с галлюцинацией.

— И это тоже... мимолётное, — хмыкнул парень. — Вот представь: ты уже дома, на диване, возле блюда с плюшками. Чего бы ты хотел? Вообще? По жизни, так сказать?

Антон пожал плечами.

— Ну, журналистом стать, как отец.

— Разве?..

— Ну, дипломатом, в ООН заседать... — Антон и сам понимал, что мечта эта... призрачная. До поступления в МГИМО ему было как до Пекина раком.

— И ты прямо по ночам обо всём этом мечтаешь? — вдруг ехидно спросил парень.

— Ну... — Антон смутился. О своих ночных мечтах он не стал бы рассказывать даже лучшим друзьям — но когда говоришь с галлюцинацией... — На остров тропический попасть, — наконец выпалил он. — Где... ну, одни девчонки. В нибезчего. И я у них один парень. И они меня на руках прямо носят. И...

— И в самом деле хочешь на такой остров? — спросил странный гость.

— Ну, хочу, — буркнул Антон. После такого признания отпираться было уже глупо. — И что?

— А то, что я могу тебя туда отправить. Прямо вот сейчас.

— И что мне надо для этого сделать? — с внезапным подозрением спросил мальчишка. В школе желающих выполнить самое заветное желание тоже хватало — но когда доходило до способа, несчастный желающий слышал "подойди к зеркалу и дай себе три раза по морде!" или даже "залезь в унитаз и спусти воду, лох!" И злорадный смех.

Но парень просто протянул ладонь.

— Возьми меня за руку. И всё.

Антон с сомнением посмотрел на неё. Рука как рука — узкая, сильная, очень правильная ладонь, но такая светлокожая, что, казалось, светилась в полумраке собственным, призрачным, обманным, ничего не освещающим светом. И ногти на ней коротко, совсем не по-местному подрезаны...

— А в обмен что? — вдруг спросил он. Такой вот аукцион невиданной щедрости показался ему... подозрительным.

— А ничего, — парень усмехнулся. — Я тебе помочь просто хочу. Ты же ни за что тут пропадаешь. А я, знаешь, тоже не каменный, чтобы на такое вот смотреть.

Антон уже протянул ему руку... и лишь в последний миг опомнился.

— А остальные как? Серый с Андрюхой хотя бы?

Парень вздохнул.

— А никак. Я помочь могу лишь одному человеку за раз. И то, лишь если он сам согласился на это.

— То есть, мне их тут бросить? — обиженно спросил Антон.

Парень улыбнулся... как-то странно.

— Ну вот, ты сам это мне сказал...

— Да иди ты... — обиделся Антон.

Парень вздохнул и сел на корточки, глядя на него снизу вверх. Даже как-то печально.

— Добрый ты, знаешь... Ты-то их друзьями считаешь — а они тебя? Андрей, например, завидовал тебе за то, что ты в новой квартире живёшь, а он в развалюхе. И желал тебе пожара, а то и чего куда как похуже... Серый тебя вообще за клоуна держит. А ты к ним со всей душой...

— Да иди ты... — разговор перестал мальчишке нравится. Но странный гость только лишь хмыкнул.

— Я-то пойду — а ты, дорогой, здесь останешься. В этом лесу. В этом мире. Навечно. И ничего хорошего тебя тут не ждёт. Дней так через несколько попадешь ты в рабство к Хорунам. Свободной воли лишишься. И будешь ишачить на них весь остаток вечности. Голый, вечно грязный, в синяках... Жрать будешь одну тухлую кашу. И каждый урод там будет об тебя ноги вытирать. И не в переносном даже смысле.

Антон вздрогнул. Именно об этом он и думал бесконечными здешними ночами. И такое вот будущее казалось ему очень даже вероятным...

— И ребята тоже? — беспомощно спросил он.

Парень вздохнул.

— Да. Маахисы у вас Ключ скоро отберут, да и бросят, нужны вы тут им... А Хоруны вот подберут.

Антон поёжился. Правду говоря, думал он и об этом... Но бросить друзей — такое у него просто в голове не укладывалось. Никак. Совсем.

— Пусть... подбирают, — пробормотал он. — Всё лучше, чем потом всю вечность предательской гнидой себя чувствовать.

Парень упруго поднялся, глядя на него с явной жалостью.

— Дурак ты, — с сожалением сказал он. — Я, знаешь, второй раз не предлагаю. Потом кровавыми слезами будешь плакать, локти себе начнёшь кусать — да только будет поздно...

— Да иди ты... — в третий уже раз повторил Антон.

Парень нахмурился. Этот ответ точно пришёлся ему не по нраву.

— Я к тебе со всей душой, — а ты, значит, меня посылаешь? — процедил он. — Ну, не обессудь тогда. Вспомнишь ещё, когда Хоруны тебя в говно башкой начнут макать, вместе с дружками твоими...

— Ах ты гад!.. — Антон нагнулся, чтобы подобрать копьё.

Когда он выпрямился, перед ним никого не было.

* * *

— Цыть! — Файму подняла руку ладонью вперёд, давая приказ остановиться, и Антон тут же замер, нагнувшись, упёршись руками в колени. Впереди кто-то есть, понял он. Вряд ли Хоруны — они вроде как ещё тащились где-то сзади — но тут, в этом диком лесу, быть никого не должно...

Тот вечерний разговор не пойми с кем не шёл у мальчишки из головы. Во сне он вновь и вновь протягивал странному гостю руку — и за миг до пожатия просыпался в ужасе. Интересно, что будет, если не проснусь... — подумал он, и тут же недовольно помотал головой. Бесконечное бегство через лес довело его до изнеможения — но лучше уж так, чем на самом деле угодить в рабство к уродам... Хорошо ещё, что Файму всё же прокладывала путь — в конце концов, они выбрались из западного в северный лес и здесь стало полегче... относительно. Стало посветлее, сырой душный воздух не давил так на грудь. Но и этого Антон уже почти не заметил. Почти все его силы уходили на то, чтобы заставить себя передвигать ноги, и на что-то другое их уже не оставалось. Маахисам этот поход тоже дался нелегко — они исхудали, под гладкой кожей проступили жилы и мускулы. Но свирепое упрямство Файму всё же принесло плоды — даже пресловутые змееволки их не догнали, к громадному облегчению мальчишки. Самих Хорунов тоже пока видно не было, хотя он и знал, что они, отнюдь не с меньшим упрямством, тянутся где-то позади...

Бродяги, вопреки прозвищу, привыкшие всё же к относительно осёдлой жизни, ещё в начале пути начали ныть — но Маахисы отнюдь излишним гуманизмом не страдали, пресекая жалобы затрещинами. С любым другим здешним племенем такой трюк не прошёл бы, но вояками Бродяги были никакими. Даже Юока. В бою даже против самой последней девчонки Маахисов он, несмотря на все свои в целом неплохие качества, продержался бы примерно полсекунды, так что всё это сходило им с рук. Потихоньку Бродяги втянулись и перестали скулить, но всё равно именно они тормозили весь отряд. Антону, совершенно не к месту вспоминался тот дурацкий сон, где он защищал почти таких же ребят от каких-то жутких слепых тварей — и это совсем ему не нравилось. Он уже понимал, что в этом мире и сон может обернуться явью...

Файму между тем махнула рукой вправо. Отряд беззвучно скатился со звериной тропы в заросли. Навстречу кто-то идёт, понял Антон. И явно не один — иначе Файму не стала бы прятаться, а сама допросила бы путника. Наверняка, какое-то племя... вот весело-то будет, если Хоруны нас обогнали...

От усталости он задремал и очнулся лишь услышав шум шагов. По тропе шёл целый отряд, шёл, ничуть не скрываясь. Мальчишка осторожно выглянул из зарослей...

И замер. По тропе, уверенно и деловито, шёл отряд парней, совсем не похожих на Хорунов — кожаные куртки, кожаные штаны, сапоги... В руках парни держали короткие тяжелые копья и длинные луки, из колчанов за спиной торчали оперения стрел. Антон без особого труда узнал приснопамятных Нурнов. Шагавший впереди высокий парень в сапогах со смешными цветными кисточками и широким, нагловатым лицом был, конечно, Йэррой, их вождём. А рядом с ним... рядом с ним...

Антон выскочил из зарослей раньше, чем успел осознать это.

— Эдик!

* * *

Мальчишки замерли, ошалело глядя друг на друга. Но тут же из зарослей полезли Маахисы, и Нурны отпрянули, ощетинившись копьями. Антон как-то вдруг осознал, что стоит между двумя готовыми к бою отрядами — но это почти его не трогало. Одежда мальчишки за время этого жуткого побега пришла в полную негодность, так что сейчас на нем были лишь кеды и юбочка из нанизанных на гибкий стебель листьев. Наряд, конечно, очень легкий, не обременяющий, — но свои функции он выполнял с очевидным трудом, и Антон боялся, что сейчас он просто свалится. Его друзья, впрочем, выглядели ничуть не лучше — а на груди у Серого вдобавок ещё и болтались светящиеся бусы! Неудивительно, что глаза у Эдика натурально полезли на лоб...

— Макс с Сашкой где? — между тем спросил Сергей.

Эдик мотнул головой и наконец опомнился. Сейчас он тоже был голый по пояс и уже ничуть не походил на хомяка. Ему все эти бесконечные походы пошли лишь на пользу — жир сошёл еще не весь, но под ним уже проступали твердые мускулы. И становилось видно, что Эдик вообще-то не "жиртрест", а очень крепкий парень, обижать которого не следует...

— Макс с Воронами вас пошёл спасать, — Эдик откровенно пялился на Файму. Она, конечно, тоже похудела, но это придало ей ещё более... стройный вид. — А Сашка в Столицу двинул, Волков на войну с Хорунами поднимать.

— Поздно уже поднимать, они за нами тащатся, — буркнул Сергей.

— С рабами? — лицо у Йэрры стало странно напряженное.

— Вроде нет.

— Тогда потолкуем, — на лице Йэрры расцвела не очень приятная усмешка. — У них перед нами должок... А это ещё кто? — он показал на некстати полезших из зарослей Бродяг. Должно быть одним им там стало страшно...

— В лесу на них наткнулись, — дипломатично ответила Файму, глядя на Бродяг. Весь её вид возвещал о немедленной и ужасной погибели всем, кто решит распустить тут язык.

— А, — но дураком Йэрра тоже не был, и без труда сделал вполне очевидные выводы. — Бродяги, что ли? Они ж вроде где-то южнее живут. И говорят, — на лицо его вернулась хищная усмешка, — что есть у них такая Флейта...

— Да нету давно никакой Флейты! — возмущённо заявил Найу. — Она же деревянная была. За три тыщи лет давно в труху распалась, — к счастью, дураком он тоже не был, и углубляться в дальнейшие подробности не стал.

— Жаль, — Йэрра вздохнул, но вроде бы признал справедливость этого заявления. — А это что за цацки? — он показал остриём копья на висевший на груди Серого Ключ.

Вот же блин, — подумал Антон. Но штаны Серого тоже приказали долго жить, вместе с карманами, а о встрече с алчными Нурнами никто, понятно, тут не думал...

— Маахисы подарили, — не моргнув глазом, соврал Серый. — У них же тоже бусы.

— Ну-ну, — Йэрра окинул взглядом Маахисов. Бус на них и в самом деле хватало — только вот таких светящихся не было...

— А тебе бусы — или Хорунов побить? — нашелся Антон.

— И того, и другого, и можно всё сразу, — Йэрра вновь усмехнулся, и Антон вспомнил, что он вообще-то бандит...

Мальчишка поёжился. Будь они здесь одни, всё наверняка кончилось бы экспроприацией, но за ними стояли Маахисы — и жутковатые их косы-копья явно не располагали Нурнов к оптимизму...

— Дальше не пойдём, — решила между тем Файму. — Устроим Хорунам засаду. Вы не против?..

* * *

— Вот оно, выходит, что... — протянул Сергей, когда Эдик закончил свой рассказ. — Куниц, выходит, не тревожь, к Виксенам не ходи, сиди на попе ровно, да манную кашку кушай, не то попке твоей будет бо-бо...

Ему никто не ответил. Рассказ Эдика о шамане ошарашил тут всех. Антону страшно хотелось взять этого засранца за шкирку и долго-долго бить мордой об стол — пока не объяснит всё толком или не признается, что всё наврал. Но, увы, он понимал, что надежды на это призрачны. Даже если выйдет найти потайную землянку — мимо оборотней всё равно не пройдёшь... Но с белолицым, выходит, был вовсе не глюк — и от этой мысли мальчишку начинало потряхивать. Я ведь почти пожал ему руку, с ужасом подумал он. Ещё миг бы — и чёрт знает, где бы я оказался, но точно не на острове с обнаженными девами...

— А нам-то делать что? — между тем спросил Андрей. — Ну, после того, как Хорунов побьем, ясное дело? Не идти же к этим Виксенам жить, в самом-то деле?

— Сперва надо Хорунов побить, — мрачно ответил Сергей. — Даже если тварей своих они сюда не притащили, их наверняка десятка три. А Маахисов с Нурнами — тридцать пять всего. И вояки они — непонятно какие, мы ж ни тех, ни других в деле почитай что и не видели. Бродяг, понятно, можно и вовсе не считать...

— Файму с Йэррой наверняка что-нибудь придумают, — оптимистично предположил Андрей. — Они, знаешь, тут не первый век живут.

Антон посмотрел на упомянутую парочку. Они сидели отдельно ото всех, у костра. О чем говорили, отсюда слышно не было, но Файму то и дело то поправляла волосы, то словно невзначай вытягивала ногу — а Йэрра то краснел, то бледнел, не умея ни сесть, ни повернуться — в общем, показывал себя круглым дураком. Да уж, усмехнулся мальчишка. Какие там планы!.. Того и гляди, на ёлку полезет, цветы собирать...

— А правда, ребята, что нам делать-то? — спросил Антон. — Завтра утром наверняка уже всё и решится. Тут, по крайней мере. Хорунам наверняка пипец придёт — они ж тоже все вымотались и даже не знают, что их тут целое новое племя караулит. А потом-то что?

— А что? — удивился Сергей. — Двинем в Столицу. У Сашки наверняка же ни черта не вышло — сидит уже поди на каком-нибудь острове и фиги с пальмы сшибает...

— Там же ещё Димка с Юркой и Борькой остался, — напомнил Антон. — Вместе-то они что-нибудь придумают...

— Может, — Сергей вздохнул. — А может, и нет. В любом случае, надо там порядок наводить. Не дело, что девчонка всем рулит...

— А что с тем, что шаман рассказал, делать? С этим хреном в ступе, который весь этот мир вроде создал?

— Хрена прямо в ступе истолчём... — Серый даже не улыбнулся. Он потрогал висевший на груди Ключ и нахмурился. — Знаете, ребята, штука эта не то, чтобы жжется, но напоминает, что не про меня она. Надо... ну, того искать, для кого она предназначена. А то со мной что-то неладное творится...

— Вот-вот, — сказал Антон. — Злой ты стал. На Маахисов наехал, устроил мордобой. Наговорил им всякого... Матвея вон, чуть мехом внутрь не вывернул. Найу вообще так напугал, что он чуть до смерти не описялся...

— Наверное, — Сергей нахмурился. — Хотя, знаешь, ребята тут такие, что хочется вообще всех по башке бить, за их глупость. Кто понты дурацкие кидает, кто просто пользуется тем, что некому по шапке дать, — он покосился на Файму, благосклонно внимавшую Йэрре. Вел тот тебя, надо сказать, нетипично — размахивал руками и что-то с жаром говорил. Бедняга, усмехнулся Антон. Скоро стихи начнёт писать...

— Верить в рациональность разумных существ — это большая ошибка, часто смертельная, — философским тоном сообщил он.

— Может, Ключ укажет на того, кто... ну, кому он подходит? — предположил Андрей.

— Может, — Серый вздохнул. — Но пока что ни фига не указывает.

— А правда, что нам с ним делать-то? — спросил Антон. — Каждому встречному предлагать примерить? Так вон — Йэрра уже есть. Спасибо скажет и пойдёт.

— А может, ему и подойдёт? — хмыкнул Андрей.

— Ага. Придёт он к этому Надиру, и так мир переделает, что будет тут сплошная воровская малина.

Сказав это, Антон вдруг сам испугался. А вдруг и в самом деле так? И Ключ в самом деле подойдёт как раз Йэрре, или даже этому Мэцеё, вождю Хорунов? Вот повеселимся тогда...

Он ошалело помотал головой. Нет, нет, так не может быть! Наверняка, настоящий владелец Ключа — какой-нибудь славный, мечтательный мальчишка, который очень хочет вернуться домой и вообще сделать всем хорошо. Сидит, небось, сейчас где-нибудь в Столице, смотрит на небо и не подозревает даже, что ему суждено изменить мир...

Вдруг Антону показалось, что он уже видел этого мальчишку, и он даже зажмурился, пытаясь вспомнить...

— Эй, что с тобой? — сразу же встревожился Андрей. — Мошка в глаз попала?

— Нет, — буркнул недовольно Антон. Мысль уже ускользнула — а ведь он, кажется, уже почти вспомнил!.. — Просто мне вдруг показалось...

— Что? — с искренним интересом спросил Серый.

— Что я владельца Ключа уже видел... раньше, — буркнул Антон.

— И где? — с не меньшим интересом спросил Андрей.

— В Столице.

— А пользы? Мы ж туда и идём. Вот если б он жил где-то в пещере, в северных горах...

— А ты в самом деле хотел бы, чтобы так оказалось? — тоже с интересом спросил Серый.

— Ты что, я дурак разве? — Андрей аж обиделся. — Мне и так до смерти надоело по лесам здешним шастать.

А я бы хотел, вдруг с удивлением понял Антон. По здешним лесам шастать, конечно, невесело — но как-то не хочется мне идти в Столицу... Там наверняка будет скандал, разборки с этой "Аллой Сергеевной" — а мне не шибко-то охота в них участвовать. Только вот вариантов как-то нет. Не идти же в самом деле к Виксенам, доживать свой вообще-то бесконечный здесь век...

* * *

Наконец, наступил вечер. Нурны и Маахисы (точнее говоря, Йэрра и Файму, поправился Антон) заключили союз и отпраздновали это совместной охотой. Сейчас на лесной поляне горели костры, на которых жарились какие-то местные зверюги, похожие на кабанов. Вокруг них суетились девчонки. Маахисов, конечно, потому что девчонки Нурнов остались дома. Антон, поджав ноги, наблюдал за ними. Мужское дело — это завалить кабанчика, подумал он. Ну, ободрать. Ну, разделать. А дальше пусть девчонки с ним разбираются, мужчины устали... Но они ещё подключатся к работе. На этапе еды. Нельзя же допустить, чтобы девчонки толстели...

Он вздохнул, глядя на Ирису. Высокая, как все её соплеменницы, она была, к тому же, вся очень красива — плавные изгибы сильного тела, математически правильные, безупречно сочетавшиеся друг с другом — такое дерзкое живое совершенство. Маахисы позволяли своим волосам расти так, как им хочется, и лохматая масса густых волос девчонки в красивом беспорядке падала на спину. Двигалась она энергично, но не резко: скользила в туманной сумеречной дымке, словно рыба в воде. И привычные мысли об Ирке почему-то помогали всё меньше и меньше...

* * *

Димка сидел в уютной гостиной, похожей на купеческую — старинный диван с завитушками, зеркало в тяжелой раме, какие-то пуфики, занавески, барахло...

Напротив него, на черном, зловещего вида кресле сидел какой-то незнакомый парень. Очень, очень странный — с совсем белой кожей и гривой прямых черных волос, украшенных тонкой золотой диадемой. Он рассматривал его пристально и... безразлично. И был при полном, так сказать, параде — нечто вроде камзола из тяжелой, блестящей синей ткани, расшитой серебром — с пышными разрезными рукавами длиной до середины бедра. Его стягивал пояс из черной лакированной кожи. На нём висела шпага со сложной витой рукоятью, на ногах — кожаные туфли с пряжками. В общем, он выглядел, словно принц из сказки. Совсем недоброй, правда...

— Привет-привет, родной, — парень кивнул Димке, словно старому другу. — Не ожидал меня увидеть, да?

— А ты вообще кто? — подозрительно спросил Димка. Он не помнил, чтобы хоть раз видел его прежде.

— Я? — парень закинул ногу на ногу, сплёл руки в замок на колене, задумчиво глядя на него. — Ну, можешь считать, что я волшебник. Выполняю желания, всё такое. А звать меня Ооль. Ооль Лэйтиан Ууц, если полностью.

— Чего тебе надо-то? — буркнул мальчишка.

— Чтобы ты помог мне, а заодно и себе, что ещё? Но, сам понимаешь, друзья должны друг для друга стараться, так что и тебе придётся поработать.

— И что тогда я должен сделать?

— Многого я не прошу, — Ооль улыбнулся. — Да ты и не можешь это "многое". Хотя... — он задумался. — Слышал я, что ты с Льяти очень крепко поцапался?

Димка кивнул.

— Тогда всё просто. Он, знаешь, очень мне мешает. И не только мне, а... всем нам, скажем. Всему нашему... магическому коллективу. Очень-очень. Ты, я вижу, его тоже не очень-то любишь. Вот и прикончи его, как только снова встретишь. Камнем по башке там или ножик под ребра. Способ тут значения не имеет. Главное, чтобы он, падла беложопая, подох. А в обмен я выполню любое твоё желание. В сказках, конечно, полагается три — но мы, увы, не в сказке.

— Какое желание? — голова у Димки пошла кругом.

— О, любое желание на выбор, — Ооль сладко улыбнулся. — Например, чтобы Серый тебе в рот всегда смотрел. Или чтоб с девчонками тебе всегда везло. Или чтоб все перед тобой трепетали, пусть немного.

— Да не нужно мне это! — возмутился мальчишка. — Я другого хочу.

Ооль фыркнул. Откинулся на спинку кресла, вновь сцепив руки на колене. Покрутил туфлей. Вздохнул.

— Ну и чего же ты хочешь? Кулёк конфет? Шоколадный торт в три кило? Голую Машку в постели?

— Я домой хочу! — сорвавшись, заорал мальчишка. — Понимаешь? Домой! Потому что тут меня всего лишили! Родителей, дома, Родины, наконец! И я знать не хочу, что это за мир и для чего. Он не мой. Меня тошнит от него.

— Лишили, — спокойно согласился Ооль, изучая его бесстрастным взглядом, словно насекомое. — Но ничего не поделаешь, даром ничего не бывает. Бессмертие особенно. За него ты всем и заплатил.

— Да не хочу я твоего бесссмертия! — снова заорал мальчишка. — Я домой хочу! Ты понимаешь? Домой!

— Дурак ты, — констатировал Ооль. — Тебе величайший подарок во Вселенной сделали — а ты тут психуешь, словно малолетка какой. И не хрена, извини меня, не знаешь.

— А что ТЫ знаешь-то? — фыркнул Димка.

— А всё, — просто сказал Ооль. — Что такое мир на самом деле, кто такой Бог, куда ты попадёшь после смерти и всё такое прочее. Неужели ТЫ это знать не хочешь?

— Нет, — буркнул Димка. — Говорят, что Бунго Великий тоже очень... хотел знать. Даже демона вызвал для этого. Вроде тебя, да? И узнал. И на месте свихнулся. С концами.

— Есть вещи, от которых стоит держаться подальше, — Ооль хихикнул. — Разум — такой хрупкий сосуд! Нет ничего удивительного, что он разбивается, коснувшись Запредельного. Но вопрос не в этом. Вопрос в том, что ты готов отдать, чтобы вернуть утраченное. Память? Жизнь? Свободу? Душу? Всё это и многое другое? Что же, послушай, о чём может поведать тебе мудрый демон, слушай его притчи и надейся, желай, жаждай, что тебя спасут. Потому что память, жизнь, свобода и душа — просто прах. Истинная цена — это...

Мир вокруг взорвался — и исчез.

* * *

— А-а-а! — Димка вскинулся и ошалело замахал руками и ногами, не понимая, где он и что с ним. Потом всё же опомнился и сел в гамаке.

Перед ним стоял Борька, зловеще ухмыляясь. Пятки у Димки всё ещё зудели — Борька коварно подкрался к нему во сне и начал щекотать их. Димку это, мягко говоря, взбесило: сон был страшно интересный — и его прервали всего-то за миг до того, как он узнал главную тайну Вселенной, Жизни и Всего! И в его сердце разгоралась жажда Страшной Мести.

Димка ловко дёрнул ногами, перекатываясь, спрыгнул на пол. Борька посмотрел на него слегка встревожено.

— Ну, держись, гад!.. — с гневным воплем Димка набросился на него. С минуту они возились на полу, пытаясь понять, кто сильнее. Потом Димка оказался на лопатках. Борька, часто дыша, смотрел на него, потом вдруг щелкнул по носу — не больно, но очень обидно. Димка сморщился от ощущения — и чихнул. Борька усмехнулся, победно мотнул головой, потом вдруг упруго вскочил и вышел из комнаты. Димка, обиженно потерев нос, последовал за ним. Во время возни сон окончательно вылетел из башки, осталось лишь ощущение, что он забыл нечто, крайне важное...

Едва он вышел из дворца, влажный, жаркий воздух окутал его, словно одеялом. Солнце стояло уже довольно высоко, на площади никого не было. Судя по доносившимся из-за стены диким воплям, всё наличное население уже ломануло к озеру — купаться. При Хорунах это было строжайше запрещено — озеро, чёрт знает отчего, считалось "священным", и окунаться в него мог только Олаёец, верховный жрец Поющего Червя, да и то, лишь по большим праздникам.

Димка, понятно, этот дурацкий запрет тут же отменил, тем более, что никаких ядовитых и разных прочих гадов к его удивлению в озере не было — Хоруны регулярно бросали в него какую-то особую траву, от которой им наступал каюк. Тем не менее, многие рабы всё равно боялись в нем купаться и Димке пришлось прямо приказывать им — слишком уж они все были чумазые. Зато теперь...

Мальчишка усмехнулся. Как известно, ёжик — птица упрямая, пока не пнёшь — не полетит...

— Примем водные процедуры? — предложил Борька.

Димка важно кивнул.

— Пропускать просто грех. Как мудро учит нас товарищ Чехов, всё в человеке должно быть чисто и прекрасно: и ухи, и пятки, и мысли.

* * *

Но, выйдя из ворот на берег озера, Димка глубоко вздохнул — и замер, словно его треснули по лбу. Несчастное озеро сейчас буквально бурлило — в нем купалось без малого две с половиной сотни ребят. Добрая сотня из которых на самом деле была вовсе никакими не ребятами. К тому же, никаких плавок и купальников здесь, по невежеству и недоумению, не знали, купались все нагишом — в том числе и девчонки. И не только купались, но и сидели на берегу, суша волосы, заплетали друг другу косы и так далее — и всё это не обращая никакого внимания на мальчишек!..

Димка почувствовал, что краснеет до пяток — жарко и мучительно. Сердце вдруг зашлось так, словно хотело выпрыгнуть из горла и ускакать за горизонт. Определённо, он помрёт прямо вот тут, не сходя с места. Что будет, несомненно, невыносимо обидно: мальчишке нестерпимо хотелось узнать, что вообще будет дальше. Кроме того, его трагическую и безвременную смерть наверняка никто не оценит — а кое-кто так прямо и скажет: "ну, наконец-то!.."

Димка вновь вздохнул. Доставлять такое удовольствие всей этой банде завистников и изуверов ему решительно не хотелось, так что он изо всех сил завопил и бросился в воду...

* * *

Если сына отмывая

Обнаружит мама вдруг,

Что она не сына моет,

А чужую чью-то дочь...

Пусть не нервничает мама,

Ну не всё ли ей равно.

Никаких различий нету

Между грязными детьми.

— продекламировал Юрка, наблюдая за девчонками, оттирающими друг друга самодельными мочалками из травы, и Димка усмехнулся. Сейчас ему было очень тепло — не снаружи, потому что он сидел на камне в чём мать родила, да и вообще был весь мокрый, а где-то внутри. Гибкие тела девчонок мельтешили, красиво, как во сне, мелькали поджарые животы, изгибы узких поясниц, бесстыдно голые попы, пятки... Машки там не было, но как раз её мальчишка и не хотел там видеть — с ней он мечтал общаться совершенно отдельно, лучше всего где-нибудь на необитаемом острове, где никто не будет их... отвлекать. Но и на бывших рабынь ему тоже очень нравилось смотреть — не только потому, что за эту неделю девчонки отъелись и вообще приняли нормальный девчонковый вид, но и потому, что без него ничего этого просто не было бы...

— Ну вот, а ещё не хотели купаться, пришлось чуть ли не ремнём их в воду загонять, — заключил свою мысль Димка.

— Важнейшим стимулом к развитию разума является попа, то есть, ремень, — с вздохом согласился Юрка.

— Да.

Улыбаясь такой риторике, Димка, наконец, поднялся на ноги. Он не отказался бы посидеть здесь ещё примерно вечность — но в животе у него вдруг зверски забурчало. Он пихнул босой ногой оцепеневшего Юрку.

— Хватит, одевайся. Дырку проглядишь. И вообще, жрать пошли, а то я прямо здесь помру...

* * *

Жрать Хоруны, как оказалось, не только любили, но и умели. По крайней мере, в погребе царского дворца Димка обнаружил здоровенную керамическую бочку, полную икры, — её тут добывали в горных реках. Икра, правда, была пересоленная — чтобы не протухла — и Димка заедал её здешним пресным мягким сыром, вроде адыгейского. Получалось офигительно вкусно. Сыра в погребе тоже нашлось много — и такого, и твердого, и даже с плесенью. Но вовсе не испорченного, а как раз специально заплесневелого и очень даже съедобного. Он почему-то отдавал орехами и Димка, поначалу воротивший от него нос, теперь лопал его с громадным аппетитом. Нашлось и копчёное мясо, и яйца, и даже молоко от местных скотов — похожее по вкусу на козье. Были здесь и овощи, и фрукты типа яблок. Димка подсознательно ожидал кокосовых орехов и апельсинов с мандаринами — но здесь они, как оказалось, не росли. Впрочем, невелика потеря...

Под столовую отвели "тронный зал", как окрестил это место неугомонный Юрка — самое большое помещение дворца, где когда-то заседал Мэцеё. Трон его правда — здоровенный, из черного дерева, щедро украшенный звериными черепами, когтями, клыками и разной прочей гадостью Димка отправил на костёр вместе со всем прочим хламом. Само помещение было сырое и темное — но зато в нём было прохладно. Как и в других домах Хорунов — вечно сырой от дождей, пористый, пропитанный водой камень сам себя охлаждал. Здесь, правда, кишели местные уховёртки и мокрицы, так что спать Хорунам приходилось в гамаках — но Димка бывал уже в рабских хижинах и поразился, какая там духота.

Вот же гады, в тысячный наверное раз подумал он. Заставили рабов выстроить себе хоромы — и поселили их чуть ли не рядом со скотами, в хлеву...

Лопал Димка, понятно, не один, а вместе с друзьями, группой Волков и местных товарищей. Экономить жратву Хорунов он не собирался, всё равно отсюда через несколько дней придётся уходить, а оставлять им припасы он и не думал. Уничтожить их он решил самым простым и естественным путём — путём съедения, тем более, что и Волки, и бывшие рабы призыв к усиленному питанию восприняли с громадным энтузиазмом...

— Хлеба хочется, — вдруг вздохнул Борька. — С сыровяленой колбаской. На худой конец горячей тушёнки или хоть котлет. Мороженого. Простой малины, обычной.

— Березового сока с мякотью, — немедленно добавил Юрка.

Борька взглянул на него без насмешки.

— А что? Я бы литра три сейчас точно выдул. Без мякоти, конечно, — он всё же улыбнулся.

— Зажрался ты, братец, вот что я тебе скажу, — Димка пихнул друга под столом. — Скоро золотой трон себе потребуешь, словно Цезарь какой-то...

— А у вас так бывает? — с интересом спросил Асэт.

Димка смутился.

— Нуу, у меня товарищи весьма скромные. По крайней мере, на стол в пурпурной тоге не лезут, и даже лавровый лист употребляют исключительно в суп.

— Я не трон, я к себе домой хочу, — неожиданно грустно сказал Борька. — Мне сегодня наша детская библиотека приснилась. Помните, в виде такой деревянной сказочной избушки с островерхой крышей, она сгорела потом?.. В первый раз я в ней где-то лет в пять был, а в последний — в одиннадцать. Казалось бы, давным-давно забыл нафиг — а теперь вот вдруг... Она стояла совсем далеко, на окраине города, у соснового леса, и туда надо было долго-долго топать с бабушкой. За книжками с картинками, потому что книжки с текстом мне были ещё малопонятны и сложны, — Борька вдруг слабо улыбнулся. — И вот, вдруг приснилась, и в таких подробностях, каких я наяву не помнил... Вплоть до текстуры дерева на крыльце и запахов внутри. Пыльной пересохшей бумаги, клея, полыни с улицы... эх, где мои пять лет, — мальчишка вдруг вздохнул. — Столько всего тогда было — а теперь забылось, и только во снах прорывается теперь...

Димка тоже вздохнул. Он тоже помнил эту самую библиотеку — из золотистых бревен, уже слегка потускневших, как любой деревянный новодел, на светлом оштукатуренном полуподвале с маленькими окошками. Это был, конечно, не домик, а два небольших пересекающихся корпуса, но не крестовидно, а ближе к одному концу...

— Я тоже там был, — сказал он. — Она стояла возле ЛЭП, а вокруг было несколько высоченных сосен с кронами в виде флагов, какие на ветру растут, — мальчишка помотал головой. Он уже не был уверен, что эти подробности ему не приснились. — А вокруг неё полынь росла и пахла...

— Да, она стояла как бы на просеке, — улыбнулся Борька. — Справа был густой сосновый лес, слева дома. А между ними — ЛЭП до горизонта. Я помню, как стою у окна и смотрю туда, и мне очень хочется туда пойти... К горизонту, в смысле. А в библиотеке был вестибюль с антресолями, на которые мне очень хотелось попасть, слева — кабинет директора или бухгалтерия — там на столе стоял арифмометр, прямо был зал с Взрослыми Книгами, то есть, с книгами для Больших Мальчиков, а слева — большая двусветная комната с детскими. Их я почти уже не помню, только то, что состояли они в основном из картинок, — мальчишка ещё раз вздохнул. — Самая любимая из них называлась "Мишка и друзья", но я совсем уже забыл, о чём она... Ещё была совершенно душераздирающая история о мальчике, который вдруг уменьшился в размере, в честь чего его зачем-то засунули в чашку чая и начали размешивать ложкой... — Борька вздохнул. — Эту книжку я видел ещё раньше, года в три-четыре. Кажется, это была вообще первая книга, которая произвела на меня какое-то впечатление, и не сказать, что положительное, — она меня напугала, как крутой роман про людоедов, — мальчишка помолчал. — А во сне я вдруг в эту библиотеку вернулся. Ведь прямо наяву всё было — и запахи, и ощущения от книг, которые держишь в руках, и летний теплый пыльный ветер... — он нахмурился и замолчал окончательно.

— Мне иногда снилось, что мы переезжаем в какие-то совсем странные квартиры — то в нише под скалой, то под мостом, — вздохнул Юрка. — Тоже в таком возрасте, лет в пять-семь. Помню, что после переезда я начинал всё осматривать — и очень обидно было просыпаться...

Димка улыбнулся.

— Мне сегодня снился какой-то особняк купеческий — ну, знаете, такой весь с диванами резными, с зеркалами... Только в нём не купец совсем жил, а... — мальчишка закрыл глаза, пытаясь вспомнить сон... и вдруг вздрогнул, словно наяву вновь увидев этого "волшебника", Ооля. И сон, честно говоря, был не очень-то похож на СОН, слишком уж там всё было реальным. И он — почти уже взрослый парень, пионер! — откровенно боялся того, что мог там услышать...

— Знаете, быть вечно юным конечно хорошо, но юноша, не достигающий в своем развитии права называться мужем, а девушка женщиной... Это печально, — вдруг сказал Асэт. — Зрелость обладает не меньшими преимуществами. И, что более важно, она естественна для правильного хода вещей.

С этим никто не стал спорить. Завтрак закончился.

* * *

Когда почти все местные разошлись, Димка плюхнулся на пол, пытаясь вспомнить, что же именно ему снилось — просто назло своим страхам. Но сделать это ему так и не удалось. В зал ворвался загорелый мальчишка, на вид всего лет тринадцати, в подпоясанной верёвкой серой тунике и легких сандалиях. Из-под гривы спутанных русых волос смешно торчали оттопыренные ухи. Тем не менее, всем своим видом он показывал, что знает себе цену.

Димка вздохнул. Турени Лийк был при Хорунах кем-то вроде главного раба — как ни дико такое звучало для землянина. Но Хорунам заниматься хозяйственными мелочами было влом, поэтому они назначили над рабами как бы старосту. Тоже под мороком, конечно, но наделённого властью. Мелкой, понятно, но тем не менее. Турени освободили вместе с прочими, но вот на его манеры это повлияло не особенно. Он по-прежнему пытался всеми командовать — и регулярно за это огребал. Вот и теперь...

— Господин, прошу вас, накажите Лэйа, — попросил он, предварительно бухнувшись на колени. — Я ему "поклонись!", а он меня — в живот. Ногой. И потом я минуту дышать не мог.

Димка вскочил. Ему страшно захотелось треснуть Турени по башке — и он с большим трудом сдержался.

— А кто ты такой, чтобы тебе все кланялись? — гневно спросил он.

— Я главный управляющий, господин, — Турени старательно смотрел на ноги Димки. — Господин не обязан думать, откуда на его столе еда, но я обязан. А теперь никто не желает работать. Никто даже не желает оказывать почтения.

Димка вздохнул. С таким вот ему ещё не приходилось сталкиваться. Он даже и представить не мог, что вообще бывает такое — раб, желающий власти над другими рабами...

— Слушай, а тебе самому не противно? — спросил он. — Вот это вот всё? Стоять на коленях, называть пацана, который раз в двадцать тебя младше, "господином"?

— Почему должно быть противно? — удивился Турени, всё ещё не поднимая глаз. — Противно бывает глупцам. Умные сразу же приняли ситуацию, поскольку понимают, что служение сильному — это привилегия!

— ЧТО?! — Димке показалось, что он ослышался.

— Служить сильному господину — это не унижение, а честь и залог стабильного и счастливого будущего, — спокойно пояснил Турени.

Димка закатил глаза под лоб. Ему захотелось спросить "ты что, так всерьёз думаешь?" — но вопрос был бы риторический. Именно так Турени и думал.

— Служить ты никому не будешь, — с мстительным удовольствием сказал он. — Дня через три, через неделю — в общем, когда вернутся ребята — мы уйдём отсюда в Столицу. А этот город поганый спалим нафиг.

— Столица — хорошее место, господин, — Турени даже ухом не повёл. — Даже лучше этого. Но еда будет нужна и там. А люди ленивы, они не любят работать. При гипнозе хотели. Но чтобы заставить работать их теперь, вам понадобятся плети.

Димка рывком отвернулся. Он чувствовал, что если будет смотреть на подобострастную — и притом алчную! — рожу Турени хотя бы ещё миг, то просто влепит в неё с ноги, а это было бы... как-то уж слишком по-хоруновски.

Чтобы хоть чем-то занять чесавшиеся руки, Димка вытащил из кармана расчёску и принялся причёсывать свои отросшие тут лохмы — которые, правду говоря, отчаянно в этом нуждались...

— Я понимаю, господин, что вам это неприятно, — продолжал журчать за спиной назойливый голос. — Это не ваше дело, вы не должны этим заниматься. Но, если вы позволите, я подберу людей, которые займутся этим. У меня есть на примете... вы меня слышите, господин?

— Да слышу я, слышу, — я же не уши причёсываю, — буркнул Димка.

— Так вот, господин, дело несложное. Мне нужен всего-то десяток плетей, и...

Мальчишка рывком повернулся на пятке.

— Хотите меня расстроить? А я ведь и разозлится могу, — говорить Турени "ты", как другу, было уже слишком противно. — Уходите отсюда, убирайтесь, и никогда впредь не приходите ко мне с такими... предложениями! — Димка понимал, что его понесло, что он говорит как какой-то оскорблённый помещик из фильма — но поделать ничего не мог...

Турени дураком явно не был, истово поклонился, натурально достав лбом до пола, потом попятился, как рак, и, не меняя позы, выполз наружу. Весьма предусмотрительно — если бы он развернулся, Димка придал бы ему ускорения посредством могучего пинка в зад...

— Смешно просто, как легко опознаются властолюбцы, — печально сказал Асэт. — Отвернись от их речей — и они уже в ярости. Говори с ними вежливо — и они просто исходят пеной. А потом бегают, как угорелые, выясняя, кто донес о их "великих" планах. Тьфу!

— Ты хочешь сказать, что он просто притворяется покорным, а на деле хочет захватить город? — недоумённо спросил Димка.

Асэт прямо взглянул на него.

— Жажда власти заставляет дураков лгать.

* * *

Какое-то время они молчали. Димка ожесточенно грыз безобразно отросшие ногти — дурацкая привычка, но здесь, в этом мире без ножниц, полезная...

— Что это вообще было? — опасно высоким голосом спросил он. — Он больной, драфа не прочистила ему мозги или это я свихнулся?

Асэт вздохнул.

— Понимаешь, Димка, свобода имеет, как любая медаль или монета, и оборотную сторону: ответственность. Человек, считающий себя свободным, но не желающий отвечать за свои действия, слова, поступки — не свободен. Он остаётся рабом. И как любой раб, желает иметь своих рабов, оставаясь рабом других.

— Ну, хорошо, — Димка вздохнул. — И что мне с ним делать? Высечь? Морду набить? Повесить за ноги? Так всё равно не поможет же. Он и так передо мной на брюхе ползает. И ещё больше будет ползать. Умолять его простить и всё такое. А мне противно даже думать о наказании... этого. Всё равно, что слизняка босой ногой давить.

Асэт пожал плечами.

— Любой подлец — всегда трус. ВСЕГДА. Иначе был бы негодяем — но НЕ подлецом. Подлец панически боится силы. И ВСЕГДА старается отнять её у сильного — обманом и коварством, добренькими призывами к милосердию и всепрощению. Это следует чётко понимать и не вестись на них.

— А они здесь были? — хмуро спросил Димка. — Призывы к милосердию?

Асэт вновь прямо взглянул на него.

— Ещё будут, Димка. И от него, и от тех, кто не мыслит без хозяев жизни. Поверь мне, ещё услышишь, что Хоруны на самом деле желали всем добра, а вы их не поняли...

— Не слышал и слышать не хочу, — разозлился мальчишка.

— И правильно, — Асэт усмехнулся и вышел.

* * *

Димка вновь плюхнулся на пол. В голове у него был кавардак. И не только из-за этого психованного Турени. Из-за Асэта тоже. Сначала Димка не мог понять почему, и страшно злился из-за этого. Ведь вроде бы замечательный парень, хоть на доску почёта его вешай...

А всё очень просто, вдруг понял он. Если кто-то умный подсказывает тебе каждый шаг, ты перестаёшь думать и становишься просто марионеткой. Которую чужой умный дядя использует в своих личных интересах. Недаром же дед-помор говорил Димке, что ум — дело хорошее, но головой важного и опасного дела должен быть отважный, жёсткий и безжалостный опытный человек. Если ему нужен умный совет, он его спросит. Но решает всё сам и только сам, малейшее поползновение на поучения — и кулак вышибает пару зубов подавшему голос без дела...

Мальчишка ошалело помотал головой. Дед, конечно, был кругом прав, подумал он. Но я-то ни фига ни опытный! А безжалостным становиться и вовсе не хочу, и без меня хватает тут таких...

Димка вдруг вспомнил, как вёл себя Турени: войдя в помещение, он всегда тщательно осматривался и никогда не подходил к людям на расстояние вытянутой руки. Боится, что они его вдруг ударят, понял мальчишка. Как Хоруны. Наверное, мне вот пора уже начинать бояться заговора, словно какому-то Нерону. Когда я окончательно свихнусь, то тоже буду жрать одни орехи: в них нельзя подсыпать яду...

От этой мысли мальчишка рассмеялся — но тут же вновь замер: в одной из боковых комнат дворца что-то шумно посыпалось. Туда Димка свалил всякое барахло, с судьбой которого пока не определился — то ли взять с собой, то ли выбросить нафиг. Похоже, что кто-то определился раньше его...

Димка вихрем ворвался в эту комнату, опередив друзей. Всё было примерно так, как он и ожидал: перед ним замер тоже бывший раб, худощавый мальчишка по имени Лхэй, а у его ног раскатились нефритовые бусы, которые он только что, видимо, достал из открытого им же ларца. Похоже, что сгнившая нитка лопнула и выдала незадачливого вора...

— Так-так, — сказал Борька, деловито потирая руки. — Что же мы видим? Мы видим процесс кражи, товарищи...

Лхэй побледнел. Даже, скорее, принял отчётливый зеленоватый оттенок. Ну да, при Мэцеё его за такое вздернули бы на дыбу и отмудохали плетями по всему подряд, а то и вовсе жалили бы гореками, пока он весь вдвое не распух бы, подумал Димка. Вдруг ему стало противно от того, что кто-то смог так его испугаться.

— И что же ты тут делаешь? — наконец спросил он.

— Это мои древние родовые украшения, — всё же нашелся Лхэй, но не слишком-то удачно: насколько знал Димка, никто здесь, кроме Хорунов, нефритовых бус не носил...

— И это? — ехидный Юрка тут же указал на кучку других, ярко-пёстрых бус, которые носили лишь девчонки.

— Вы не понимаете... — снова начал Лхэй, но Димка показал ему кулак, и он тут же заткнулся.

— Да всё мы понимаем. Халявы ты хочешь со страшной силой, вот и всё. А эти вещи не затем тут оставлены, чтобы ты вот в них лез, как свинья в апельсины.

— А какая теперь разница — зачем? — неожиданно хмуро сказал Лхэй. Похоже, что он начал злиться — и это понемногу разгоняло душивший его страх. — Тем, кто всё это сделал, теперь всё равно, так или иначе. Да и какое вам вообще до них дело? Всё равно, не ваше же.

— Нам-то до них никакое, — не менее хмуро сказал Димка. — А вот до тебя так очень даже есть. Мы, понимаешь, не хотим, чтобы ты стал вором.

— Бить не будете? — осторожно спросил Лхэй.

— Нет, — заявил Димка. — Вот ухи, так и быть, надерём.

Зловеще растопырив пальцы, он медленно двинулся к несостоявшемуся вору. Лхэй испуганно пискнул — и вдруг пулей вылетел из комнаты. Мальчишки взглянули друг на друга — и с внезапным облегчением рассмеялись...

* * *

После обеда Димка решился, наконец, сделать то, что должен был сделать сразу после битвы — поговорить с пленными. Не со всеми, правда, а с их главным, то есть, со жрецом. Ему хотелось узнать, отчего это Хоруны ведут себя, как последние уроды. Ведь вроде не такие плохие ребята — все, как на подбор, накачанные и смелости у них тоже не отнять, а вот поди ж ты... Но Олаёец внушал мальчишке безотчётный страх. Впрочем, любой на его месте, наверное, испугался бы — после того, как его едва не прибили самой натуральной черной магией...

Нет, умом Димка понимал, что теперь, когда идол Червя превратился в осколки (которые для верности собрали и выбросили в выгребную яму), а посох жреца отправился на костёр, вместе со всем прочим местным жутким хламом, связанный по рукам и ногам Олаёец вряд ли ему что-то сделает — разве что обложит матом. Но Димка всё равно боялся. Это начало понемногу злить его — и вот наконец он решился...

* * *

Тюрьма у Хорунов была замечательная. Или жуткая — это с какой стороны посмотреть. Настоящий зиндан глубиной метров в пять — попасть в него можно было лишь по верёвочной лестнице, через люк в "тронном зале" дворца. Очевидно, Мэцеё предпочитал держать пленников под рукой.

Спустившись, Димка покрутил головой. Он оказался в просторном восьмигранном колодце, в каждой из граней которого была узкая деревянная дверь, запертая на засов. Света здесь не было, так что он прихватил с собой толстую самодельную свечку — она трещала и противно воняла пригорелым жиром, но со своими обязанностями кое-как справлялась. До номеров на дверях Хоруны по невежеству и недоумению не дошли, но на каждой был всё же грубо нацарапан какой-то символ. Димка похвалил себя за то, что заранее выяснил, куда посадили жреца, потом отодвинул засов и вошёл.

* * *

Камера была тесной. Камера была холодной. В ней было душно, сыро и воняло. Войдя в неё, Димка невольно передёрнулся. Он и представить не мог, что тут, в этом диком мире, вообще может быть... такое. Такое средневековое прямо подземелье. Каменный мешок. В котором держали пойманных ребят. Ни за что, просто потому, что поймали...

Мальчишка вздрогнул, столкнувшись взглядом со жрецом. Тому связали руки за спиной, а потом старательно, по всей длине, примотали к толстой жерди — чтобы не расколол себе башку об камень. В подземелье Олаёец исхудал и уже не напоминал жирную жабу, но выглядел он всё равно отвратно — из-за своих склеенных смолой волос, из которых до сих пор торчали обломки палочек, и просто из-за своей мерзкой рожи. Смотрел он на Димку с лютой злобой.

— Что, не нравится тебе тут? — спросил мальчишка, садясь на корточки и ставя свечку на пол. — Так сами это всё построили, никто не заставлял. Сидите и радуйтесь.

Олаёец всё ещё пялился на него, и мальчишка поёжился. Вот же гад, подумал он. Смотрит вроде на меня, а вроде бы куда-то мимо, не поймаешь взгляд. Но после первых же слов глядит уже в глаза, почти не мигая. Пристально и злобно. Не как тот жуткий тип Ооль, не равнодушно, а именно сверлит гляделками, отчего становится не по себе. Казалось, что его взгляд проникает в душу Димки до самого дна и... нет, даже не презирает, а просто отметает в сторону, как нечто противное, но беспомощное. Это враг, понял он. Настоящий. Не играющий в благородного разбойника Йэрра, даже не приснопамятный Крых, вождь Морских Воришек — обычный хулиган, вконец охреневший от безнаказанности и полной покорности окружающих... Нет. Именно он устроил тут всю эту жуткую чертовщину, заставил Хорунов выстроить храм Поющего Червя и весь этот жуткий город. Именно он виноват во всей мерзости, которая много лет тут творилась...

— Это ненадолго, — Олаёец оскалился. Голос у него, вопреки ожиданиям мальчишки, оказался не визгливо-писклявый, а низкий и глубокий. Убедительный такой голос... — Ещё неделя или две — и я окажусь на свободе. А вот потом... о-о-о, потом!.. Какой кошмар, какие муки ждут каждого из вас!

— Слушай, а зачем вам всё это? — с искренним интересом спросил Димка. Сейчас он чувствовал себя профессором, изучающим редкостно ядовитого гада. Олаёец ошалело заморгал — такого вопроса он, верно, никак не ожидал, и мальчишка пояснил: — Ну, все эти рабы, город этот... Вы что — сами работать не умеете?

Олаёец вновь оскалился. Верно, он хотел просто плюнуть в лицо ненавистному гостю — но здесь, в этом подземелье, он явно подыхал от скуки, и потому всё же снизошел до объяснения:

— Работают рабы. Настоящий воин просто берет всё, что ему хочется. Ему вообще не нужно что-то там "уметь". Он смеет и может, и это — главное.

Теперь уже ошалело заморгал сам Димка.

— Что может? Рабов по башке бить? А вам самим это всё не противно? Не стыдно даже такими уродами быть?

Олаёец хрипло рассмеялся. Вот смех у него в самом деле был мерзкий — он походил на карканье престарелой вороны.

— Как же ты глуп! Веришь в Добро, в гребаный стыд, во всю прочую чушь, в которую всегда верят слабаки... На самом же деле всё очень просто: тот, кто смеет и может, берёт от жизни ВСЁ. Тот, кто не смеет, ковыряется в земле, сочиняет слезливые стишки, бегает по миру в поисках выхода, выдумывает себе какие-то "достойные" занятия, в которых он якобы чем-то "сильнее" настоящего воина. На самом деле все эти "занятия" — это признаки умственного разложения. Правило настоящего воина только одно: добро — это выдумка слабых. Именно так! Слабый всегда неполноценен. Морально, физически, умственно... Чтобы не сдохнуть от своей слабости, он паразитирует на сильных. И потому придумал эту — в самом деле, гнуснейшую!!! — сказочку о том, что слабым почему-то нужно "помогать". А на самом деле их нужно весело, с озорством и фантазией, топтать. Потому что слабый всегда труслив. Всегда подл. Всегда готов предать. Всегда ненавидит СИЛЬНОГО. "Помогать слабому" — значит подставлять себя под донос или нож в спину в качестве "благодарности". Исключений не бывает. Больше всего слабые ненавидят как раз тех, кто им помог. И позволять им просто дышать вольным воздухом — значит смертельно оскорблять тех, кто смеет и может сломать их лживые запреты.

— Да ты прямо благодетель, — ядовито сказал Димка. — Несун великих истин, блин! Хватай палку побольше, бей покрепче — а думать ни о чём не надо.

Олаёец вновь хрипло закаркал.

— На самом деле справедлив не я, а жизнь. Если свободный, настоящий воин встретится с каким-нибудь сопливым умником на узкой дорожке — то "умник" будет корчиться в канаве с разбитой в фарш рожей, а воин, весело насвистывая, пойдёт дальше. И это — единственный факт, который что-то значит в мире. Единственный.

— Кто силён, тот и прав? Так, что ли, получается? — опасно высоким голосом спросил Димка.

Олаёец вдруг захихикал.

— Ты сам это сказал! Да, да! Тебя просто приучили верить в то, что это почему-то плохо. А на самом деле всё предельно просто: есть те, кто смеют и могут. И есть те, кто НИЧЕГО не могут, и без конца дрочат на свою придуманную "круть", рассказывают друг другу сопливые сказочки про "добро", делают соседям мелкие гадости, забиваются в глухие леса и боятся выйти в Ойкумену. А если они в неё всё же выползают — то долг любого настоящего воина обратить слабаков в своих рабов. Просто потому, что мразь должна знать своё место. Трус, фантазёр, задрот-умник — это никчёмный бесполезный мусор, и ни для чего, кроме как служить для воинов рабочей скотиной, не пригоден.

Димка вновь заморгал, ошарашенный речью — смесью бравады школьного хулигана с чем-то куда как более мерзким. С настоящим фашизмом, например.

— А что ж вы, все такие сильные, даже Морских Воришек не побили? — ядовито спросил он. — Волков там, да хоть тех же Нурнов? Сами сидите в лесу, как сычи, и ловите всяких заблудившихся бедняг...

Олаёец вновь закаркал.

— Всё предельно просто, — повторил он, отсмеявшись. — Если воин хочет остаться воином, а не стать овощем, он должен понимать, что из всех "прав" есть только одно — право сильного брать всё, что он хочет, и делать всё, что он хочет. Абсолютно ВСЁ. И что его главный враг — это не смешные дурачки, играющие в воинов, а добренькие умники, которые смеют уверять сильного, что у него есть какой-то там "долг" по отношению к трусливым слабакам. На самом деле у сильного есть к ним только один долг — долг БЕСПОЩАДНОСТИ. Трус и слабак виноват перед сильным ВСЕГДА.

Димка невольно поёжился. То, что он сейчас услышал, было жутко. И не потому даже, что Олаёец, судя по всему, был конченым психом, повернувшимся на культе силы. Нет. Он, Димка, тоже презирал трусов, да и слабаков, чего уж там... А если подумать, путь от презрения до такой вот лютой ненависти не такой уж и долгий...

— Ладно, не любите вы трусов, — хмуро сказал он. — Я их тоже, честно сказать, не люблю. Но над девчонками-то зачем издеваться?

Олаёец взглянул на него... снисходительно.

— Настоящий воин, который смеет и может, прав абсолютно всегда. Даже если он бьет девчонок палкой. Потому что рабское быдло, которое не смеет, — это навоз. И наплевать, девчонка это или мальчишка.

— Скотина ты, — с чувством сказал Димка. — Издеваешься над девчонками и считаешь себя чёрт знает каким героем, потому что они тебе сдачи дать не могут.

На сей раз, Олаёец взглянул на него уже презрительно.

— Любой бандит и отморозок для меня всё равно остается героем, даже если он грабит голодных и заставляет девок жрать дерьмо. Просто потому, что он смеет и может переступить через правила, придуманные слабаками. А добренький слабак — всегда трус, подлец и предатель. И настоящий воин имеет право сделать с ним вообще всё, что захочет, — забрать "волю", отпинать, воткнуть копьё в печень... Абсолютно ВСЁ. Потому что слабаки — это дерьмо. Трусливое, подлое, никчёмное дерьмо. И их всех нужно обратить в рабство, раз уж нельзя тут убить. Потому что все они люто, бешено ненавидят воинов, просто за то, что воины смеют и могут, в то время как слабаки не могут НИЧЕГО.

— Ага, то-то ты, такой весь из себя герой, лежишь тут в своём дерьме, — насмешливо сказал Димка.

— Это ненадолго, — оскалился Олаёец. — Червь просто послал нам испытание перед Его окончательным триумфом. А ты — ты не слабак. О да. Ты пока просто дурак. Но это пройдёт. Когда всё то стадо, которое ты освободил, начнёт затаптывать тебя — просто за то, что ты дал им ненавистную "свободу". И тогда... о-о-о, тогда тебе понадобятся ВОИНЫ. Такие же, как у меня. Их у тебя пока нет... но воспитать их несложно. Тут нет никакого секрета. Разбей своих людей на пары и заставь драться, пока один из них не упадёт. И пусть победитель хорошенько отпинает побеждённого, чтобы тот понял, что проигрывать НЕЛЬЗЯ. Если кто-то откажется — отпинай его сам, до полусмерти. Если кто-то вообще не хочет драться, пусть получает в рожу от всех по очереди. Всего через пару часов до каждого дойдёт, что сдача — не вариант, жалость карается, а отказ выполнить приказ карается очень жестоко. И, самое главное, дай победителю абсолютную и не обсуждаемую власть над побеждённым, заставь его пользоваться ей максимально грубо и жестоко, но — лишь над тем, кого он сегодня победил в поединке. Заставь победителей ежедневно драться друг с другом, пока не останется только один. Только так ты сможешь создать себе НАСТОЯЩЕГО вождя и построить НАСТОЯЩУЮ иерархию, отсеяв слабаков и умников, и воспитав главное качество воина — непреклонную волю к борьбе.

— Стать воином, избивая упавших ногами? — оторопело спросил Димка. — Да ты вообще рехнулся.

Олаёец однако не обиделся.

— Нельзя стать воином без опыта победоносной драки, — снисходительно пояснил он. — И потому пресловутые "избиения слабых" нужно не пресекать, а всячески поощрять. Тот, кого бьют, виноват в этот сам. Всегда. И не заслуживает ничего, кроме как быть тренировочной грушей для тех, кто не боится и может. Если он не хочет, чтобы его били, пусть бьёт в ответ. Если хочет — пусть получает по соплям. Всё на самом деле очень просто.

Димка не ответил. Он вдруг понял, что устал. Устал страшно, словно день напролёт ворочал здоровенные валуны. Сил не осталось уже даже на ненависть.

— Слушай, — не глядя на жреца, начал он. — Зачем нам всё это? Тебе — лежать в дерьме, мне — следить за тем, чтобы ты не подох прямо тут от голода и жажды? Поклянись, что больше не будешь... так делать. И я тебя отпущу. Правда.

Олаёец помолчал.

— Свободный человек не клянется, — наконец ответил он. — Максимум — обещает. Клянутся — рабы. Которые за просто так отдают то, что составляет самую суть свободы — свободу воли.

— Они не отдают, вы её у них отбираете, — сказал Димка. Потом поднялся, забрал свечку и вышел.

* * *

Выбравшись наверх, мальчишка вновь сел на пол, погрузившись в прострацию. Разговор со жрецом буквально оглушил его. А ведь даже Хоруны не были от природы такими вот погаными гадами, вяло подумал он. Эта скотина постаралась... Интересно, сам Олаёец до такого вот додумался или его тоже кто-то тут научил?..

— Что с тобой? — встревожено спросил Юрка, садясь рядом. — Заболел?

— Да ну, какие тут болезни... — Димка вздохнул. — У меня идол этот поганый из головы не идёт. Ведь быть же такого не может! Всей этой мерзкой чертовщины, гипноза этого... А есть.

— А ты помнишь, что видел, когда мы этого идола к выходу толкали?

Димка задумался. Это вот он помнил, пожалуй, плоховато — воспоминания то отступали, то подступали волнами. Мрак, пустота — и в этой пустоте голоса, вопящие, поющие, сводящие его с ума...

— Нет. И не хочу, если честно. Может, вообще померещилось всё, вся эта жуть черная...

Юрка оживился.

— Именно! Я вот лет в десять как-то забрался на чердак моей пятиэтажки — там темно было, свет только через щели пробивался. И вдруг этот свет начинает гаснуть, и ко мне быстро так и бесшумно движется темнота... Что я подумал про это — не помню, но едва не описялся от ужаса. А оказалось — это просто облако на солнце набежало!

— Спасибо. Ты отличный друг. Правда, — Димка потрепал Юрку по лохмам, и тот, смутившись, тут же убежал...

* * *

Оставшись в одиночестве, Димка вновь плюхнулся на пол. После разговора с Юркой его и в самом деле отпустило, но вот изводившие его мучительные размышления никуда, к сожалению, не делись. И он невольно улыбнулся, когда в зал вошел Асэт.

— Всё думаешь, что делать с этими гадами? — сразу же догадался он.

— Ага, — Димка вздохнул. — Слушай, я только что говорил с их главным... ну, с жрецом. Он мне такое рассказал... — морщась от отвращения, мальчишка пересказал Асэту злобные бредни жреца Хорунов. Задумавшись, тот сложил руки на груди, глядя вниз, на свои босые ноги.

— Самое страшное Зло, Димка, — наконец сказал он, всё ещё не поднимая взгляда, — это Добро. Которое считает себя единственным во вселенной Добром. И на этом основании решает, что все вокруг ему должны.

— Это вот — Добро? — Димка невольно поёжился. — Да ну нафиг.

— Добро, добро, не сомневайся, — Асэт вздохнул. — Когда-то было. Хоруны, знаешь, тоже не кончеными гадами в этот вот мир пришли. Когда-то они вроде Волков были — за справедливость боролись, пусть грубо очень, но всё же... на службу к моему государю, Юхану Первому пошли. Я ж тебе рассказывал уже, как он собирал под свою руку местные племена, даже с Хозяевами пытался бороться... Только вот ничего из этого не вышло. Тёзка мой, советник Юхана — умник большой, кстати, их вместе с ним Хозяевам под молотки подставил, от большого своего ума. Мол, не жалко здоровых таких и тупых, пусть воюют в высших интересах, а слабые жить будут славно за их спинами. Вот Хоруны и обиделись страшно. Решили, что они здесь затем, чтобы карать слабаков за их лень и трусость. И понеслась жаба по кочкам...

— Да ну нафиг, — повторил Димка. — Льяти говорил, что мерзавцы, обращающие всех в рабство, просто сублимируют этим желание попасть в рабство самим. Вот им и.

— Льяти, знаешь, сам не ангелом небесным оказался, — хмыкнул Асэт. — А так, знаешь, можно договориться до того, что мерзавцы, которые любят причинять боль, сами мечтают о боли. И на этом основании мучить их целую вечность.

— Мечтают, — хмыкнул Димка. — Знают же, что им в итоге всё равно по шее прилетит — но всё равно... — он помолчал и спросил: — А в самом деле, что с пленными-то делать? Взять их с собой в Столицу мы не сможем. Да даже если и сможем — что, вечность их там связанных держать?

— Тогда, может, просто отпустить? — предложил Асэт. — Всё равно же сбегут, даже через смерть. Но тогда-то их по всему миру разбросает, а так они здесь и останутся.

— С ума сошёл? — хмуро спросил Димка. — Они же снова...

— Не снова. Рабы же уйдут. А новых они уже фиг наловят, если все здешние у Волков будут жить. Ну, кроме всяких отшельников, вроде Астеров или Куниц. Но им-то ничего не грозит — Астеров всё равно не поймать в их дикой степи, а к Куницам даже дурак не полезет.

Димка задумался. Потом ещё раз задумался. Потом так разволновался, что начал ходить из угла в угол, поворачиваясь на пальцах босых ног. Эта мысль показалась ему очень привлекательной. И в то же время пугала. Отпустить на волю таких мерзких уродов, как этот Олаёец... Да ещё и зная, что они не успокоятся, тут же начнут мстить...

— Ты что, предлагаешь мне их простить? — наконец спросил он. — После всего?

Асэт удивлённо взглянул на него.

— Зачем? Их запереть надо подальше, одних, чтобы сами мучились меньше, и меньше мучили других, просто как первый шаг. А вообще я, знаешь, считаю, что за какой-то срок все они придут в себя. Идола Червя-то больше нет.

Димка отрицательно помотал головой. Ему нравилось, как разговаривал Асэт — короткие, точно сформулированные фразы. Ему хотелось в них верить, но... но... но...

— Нет, не придут, — возразил он. — Их идола этого никто не заставлял же делать. А вот сделали. И они здесь УЖЕ заперты. Разве что этот лес огородить заставами, чтобы всякие дураки в него не лазали и не попадали снова в рабство...

— Они заперты в нездоровом месте, — пояснил Асэт. — Тут, в западных горах, Поющий Червь, Туман, ещё всякая гадость... Я говорю о более комфортных для них, какие они прямо сейчас, условиях жизни. Где-нибудь в плавнях или в восточной степи, за пустыней, где людей нет. Кто оправится сам — тот оправится, кто не оправится — можно дальше разбираться, но ещё больше сходить с ума они уже не будут.

— Дать отстояться? — хмыкнул Димка. — Не любое безумие лечится временем и местом. Да и КАК мы их туда отправим? Да даже если и отправим, они фиг там останутся. Вот если бы какие-то таблетки от подлости были...

Асэт хмыкнул.

— Если бы тут могло помочь снотворное со слабительным, то проблему бы давно решили. Они ж в плену у Волков все уже были, угощай — не хочу.

Димка вдруг усмехнулся.

— Может, в самом деле дать им чемерицы какой, чтобы сидели под кустом, а не за рабами бегали?

Асэт пожал плечами.

— Можно и так. Идей-то было много, беда в том, что ни одна не сработала.

— Ну и что тогда делать? — хмуро уже спросил Димка. — Скормить их всех Червю? Поить драфой до того, пока они не станут идиотами? Говорят, что и так тоже можно...

Асэт вздохнул.

— К сожалению, у всех важных задач только одно решение. Или никакого. Приходится принимать тот способ, который есть.

— Да ну, к черту! — разозлился вдруг Димка. — У нас тут десяток Хорунов всего — а все прочие на воле пока бегают. И что с ними делать — неясно. Неясно даже толком, как их вообще побить. Драться они очень здорово умеют.

— В битве, как ещё? — удивился Асэт. — Нас же всё равно больше во много раз.

Димка задумался.

— А зачем НАМ вообще воевать? — вдруг спросил он. — Мы что, тут одни вообще? Полно же сильных племён — Виксены, Нурны, Куницы с их оборотнями... Надо только их немного... ну, подтолкнуть, что ли. Рассказать каждому, что именно их Хоруны хотят вот-вот поработить, и что им не соседи вовсе гадят, а Хоруны под их видом. Или даже самим гадость какую-то от их имени якобы сделать. Времени на это, понятно, немало уйдёт. Но в итоге-то против Хорунов весь мир здешний поднимется. Пусть даже нам придется Морским Воришкам помогать или там Хоргам. Временно, конечно.

Асэт покачал головой.

— Димка, в реальности на подобные неспешные "многоходовочки" просто не бывает времени. Это не говоря уж о том, что в любом более-менее РЕАЛЬНОМ конфликте есть только ДВЕ стороны. Две и только две. Добро и Зло. И лихо лавировать между десятков сил, мановением руки натравливая одни на другие в своих целях — не выйдет. Решивший послужить "серым силам" ради победы Добра вскоре прочно и крепко сядет на крючок Зла. И будет на нём трепыхаться до конца своих дней.

Димка смутился.

— Ну, ты прав, конечно. Но что делать-то? Здесь мы сидеть долго не сможем, у нас свои дела горят. И город этот проклятый бросать тоже нельзя, тут быстро всё по новой закрутится. Разве что немцев сюда пригласить или Маахисов.

— Ага, так они твоих послов и послушают.

— Может, мне самому к этим Маахисам сходить? — предложил Димка. — Они, понятно, далеко не ангелы, но драться явно здорово умеют. А здесь им всяко лучше будет, чем в их общем шалаше.

Асэт хмуро взглянул на него. Очень хмуро. Потыкал босой ногой камни стены. Вздохнул.

— Димка, мой совет тебе, да и вообще всем — не залипать в этой сраной политике. Слишком много хороших ребят здесь уже скурвилось из-за "политических нюансов". Ещё больше — сгинули от "стратегических расчётов" всяких умников. Не только наших дорогих Маахисов, а умников вообще. Которые ссут сами что-то сделать, но зато страсть как любят загребать жар чужими руками. И предивно умеют направлять дурачков на выгодные для себя делишки. И не только дурачков, Димка. Не только. Государь мой, Юхан Стрелок, умный очень парень был. И не по уму отважный. Ну и где теперь он, со всей его Фессилией? Полез в войну с Хозяевами — и всё. Ни его, ни государства, которое могло бы всё тут перевернуть. А всего-то доверился тёзке, гниде этой...

— Он же ему вроде дело советовал, — буркнул Димка, вспоминая рассказы Асэта.

— О да. Дело! — это слово Асэт почти выплюнул. — Пушечек медных налить, пороху, понимаешь, наделать... соловьём прямо разливался. А Юхан клюнул. Артиллерия! А что толку от неё — на один залп всего, не знал. А когда узнал, то поздно было. А тёзка мой сраный — пропал, как и не было. Говорят, правда, что его в Городе Снов видели... с другим именем и с кучей ихних девчонок. Понимаешь?..

— Он агент Хозяев что ли? — спросил Димка, чувствуя, что ему становится тошно. Про трагический конец Фессилии и её государя он уже был тут наслышан... но и представить не мог, что он далеко не случаен...

— Самое гадкое, что нет, Димка, — Асэт отвернулся, глядя куда-то в мрачную глубину тюремного колодца. — Агента-то Юхан раскусил бы, он не дурак совсем был. Нет. Просто тёзка мой поганый как все умники был — особенным себя мнил, думал, что всех перехитрить сможет, — Асэт сплюнул вниз. — Вот и додумался до пушечек. А когда понял, как облажался, — сдристнул. И быстро новое место нашёл, поуютнее. А вместо Фессилии стала на море империя Хорунов. Вот так вот.

— То есть всё это вот из-за одного говнюка? — в голове у Димки всё перевернулось. Банда подлых рабовладельцев ВДРУГ оказалась общиной рассчётливо преданных ребят, первый и верный советник Государя Юхана Первого — тем, для кого и слов не подберёшь...

Асэт хмуро кивнул.

— Как обычно, Димка. Как обычно. Это случилось сотни лет назад, но прошлое всегда с нами, хотим мы этого или нет. Прошлое — не обязательно твой выбор, не обязательно чей-то выбор вообще, и даже богам не подвластны все дороги. Это просто память, Дим. Опыт, который мы пережили, который дал нам новые силы и который сделал нас самими собой.

* * *

Вечером мальчишки собрались на вершине пирамиды. Уже давно пустой — чашу, в которой пылала какая-то жижа, сбросили вниз вслед за идолом Червя, и по склону пирамиды протянулся черный шрам копоти...

Димка, поджав колени к подбородку, смотрел на солнце, низко висящее над горами, — непривычно огромное, неяркое... Зелень окружавших город джунглей в его зеленовато-золотом свете была необычайно сочной, чистое небо казалось затянутым зеленоватой дымкой. В ней кружило множество птиц, похожих на земных стрижей, — сюда, вниз, доносились их мелодичные крики. Картина была очень красивая — если бы не душная жара, от которой он потел и в трусах, Димке даже понравилось бы здесь...

— Так что будем делать с этими гадами? — спросил он. — Вариантов, знаете, не так много. Или драфой их поить до полного идиотизма или на волю.

— Драфой не надо, — Юрка даже передёрнулся. — Я как представлю, что из меня так вот дурака сделают... нельзя так. Я же потом даже спать не смогу...

— А тебе их что — жалко, что ли? — удивился Борька. — Пусть помучаются. За всех рабов, над которыми они тут издевались. У нас, знаешь, на это право есть.

— Такая бесполезная вещь, как страдание, не может дать кому бы то ни было на что бы то ни было какие бы то ни было права, — вдруг печально сказал Асэт.

— Разве речь идёт о правах? — повернулся к нему Димка. — Ну да, у всех есть право. Право не страдать. Моральное. Которое может быть отозвано. Как в случае Хорунов.

— Всё же, я думаю, страдание может играть некую положительную роль, — рассудительно сказал Борька. — Например, побуждать всяких раздолбаев к соблюдению дисциплины и методичности. Собственно, так и было уже — в школе. Пусть там мы страдали и морально, — он всё же поёжился.

— Ну, скажем, болящий зуб или живот не слишком способствуют духовному развитию, — тут же ядовито сказал Юрка.

— Страдание закаляет характер, учит терпению, учит ценить не просто наслаждение, но покой, даёт подумать о собственной глупости тем, кто не чистил зубы по утрам, прежде, чем эти самые зубы у них выдерут, — важно воздев палец, провозгласил Димка. — Разве это не духовное развитие? И душевное тоже. Наверное.

— Действительно, — хмыкнул Борька. — А боль в животе учит не жрать зелёные груши и ваще мыть руки перед едой.

Мальчишки помолчали. Димка покосился на Асэта. Глаза у него были удивительные — светло-голубые, с шершавой, удивительно... заметной радужкой, такие яркие, что казались чужими даже на красивом, покрытом светло-золотым загаром лице...

— Слушай, а как у тебя дома было? — спросил он.

Асэт вдруг отвернулся.

— Какая теперь разница? Знаешь, как я сюда попал? Не по воле этого Хозяина, Мастера или кто он там... Просто у нас начался портальный шторм.

— Что?..

Асэт рывком повернулся к нему. Лицо у него сейчас было донельзя мрачное.

— А то. По всему небу открываются здоровенные дыры в какой-то другой мир, оттуда летят какие-то гигантские медузы и всех жрут, — он передёрнулся. — И меня бы сожрали, но подо мной тоже вдруг портал открылся. И вот я здесь.

Димку тоже передёрнулся. Он думал, что хуже этого черного города уже ничего не будет, что он уже видел всё плохое, что только может быть... Нет, не всё.

— Ребята, может, у нас тоже — ну, после того, как мы сюда... — начал Юрка, но Димка тут же влепил ему крепкий подзатыльник.

— Заткнись! Нельзя так даже думать. Вообще. Совсем.

— Или что? — Юрка вскочил, обиженно глядя на него.

— С ума сойдёшь, — хмуро сказал Димка, глядя на него снизу вверх. — Сейчас наша задача — найти наших ребят, Серого с Тошкой и Андрюху. Ключ этот взять. Найти этого... как там его, чёрта... восприимца. Пройти с ним к Надиру. А оттуда — домой. Так что задачи будем решать по мере поступления. Конец. Точка. Всё.

— Ага, надо. А мы просто так тут сидим, — обиженно сказал Юрка. — Среди всего этого дерьма. Да решаем за местных, как им жить, а им это нафиг не надо...

— Мы ребят ждём, которые нам домой вернуться помогут... быть может, — хмуро сказал Димка. — А так-то — нафиг это всё, все эти местные разборки...

— Выходит, что и этот город не надо было брать? — не менее обиженно сказал вдруг Борька.

— Надо, — Димка хмуро взглянул на него. — Надо было, ребята. И надо что-то со всеми этими гадами делать, со жрецом этим, с Червём... Но потом вот — к чёрту, к чёрту! Хватит. Я царём тут быть не хочу, гадкое это дело оказалось. Мы — домой, а они пусть сами разбираются...

— И сколько нам здесь сидеть? — спросил Юрка.

— Пока ребята не вернутся, — жестко сказал Димка.

— А если никогда? — спросил Юрка уже опасно высоким голосом.

Димка прикусил губу. Думать о таком вот не хотелось — но приходилось...

— Неделю ровно будем ждать. На большее уже жратвы не хватит. Потом вернёмся в Столицу. Устроим там бывших рабов. Потом снова разойдёмся отрядами, искать Ключ и наших.

— Да не хочу я неделю здесь сидеть! — возмутился Юрка. — Я домой хочу. Понимаешь? Домой! И не в Столицу эту сраную, а... домой.

— А у меня дома больше нет, — зло уже сказал Асэт. — Всё, сожрали мой дом. Кончился он. Совсем.

На этом разговор угас и наступило молчание.

* * *

— А знаешь, здорово всё же, что тут вокруг стена, — сказал вдруг Юрка.

Димка кивнул. В самом деле, едва стемнело, в джунглях начался обычный тут жуткий концерт. Но сегодня он звучал ещё страшнее обычного — казалось, вокруг города собралась вся здешняя нечисть. А может, в самом деле собралась — кто знает? В общем, мальчишка действительно был рад, что ворота в стене заперты, а на ней стоит десяток часовых. И будет стоять, сменяясь, всю ночь. Никто же не знает, где сейчас Хоруны, и что они там затевают...

Димка вздохнул. К вечеру небо затянули низкие, тяжелые тучи — они висели над головой, словно крыша, лишь на западе ещё оставался просвет чистого неба. Оттуда на лохматую изнанку туч падал тусклый коричневый свет. С другой стороны, на востоке, сгущался непроглядный мрак и в нём иногда беззвучно вспыхивали молнии.

Такие же тучи он видел и в первую их ночь в этом мире, и его охватило вдруг странное ощущение — словно всё, что случилось с ним потом, ему просто приснилось...

Беззвучная вспышка зарницы снова осветила лес, и Димка вдруг вздрогнул — ему показалось, что в его глубине белеет чья-то фигура. Человеческая. Или нет. Похоже, что странный вечерний гость и тут не оставил их в покое...

— Страшно тут, — сказал вдруг Юрка, подсаживаясь ближе к Димке. — Я как-то первоклассником ещё шёл ночью по аллее, где фонари не у тротуара стояли, а за деревьями, у забора, листва колыхалась, и за ней всё время казалось, что они движутся. И сам их свет, знаешь, такой синий, замогильный... Было страшно! Мне потом даже снилось, что я попал в какой-то странный город, где всё время идет дождь и живут ожившие электроприборы, мечтающие поработить человечество. В том числе и фонари, от света которых люди впадали в такой транс и превращались в идиотов.

— Придумаешь тоже... — буркнул Димка. — А спотыкаться о тени — не пробовал? Когда мы ещё в доме деревянном жили, мне каждый вечер приходилось нести воду от колонки очень осторожно — о тени можно было споткнуться. Наверное, туда и упасть можно было — но на моё счастье, тонкие они были, не пролезть. А то у меня дури бы хватило...

Юрка мотнул головой.

— Нет, спотыкаться о тени не пробовал, но довольно долго думал, что тени — это свет от уличных фонарей на стене. У меня над постелью был такой причудливый подвижный узор, завораживающий и немного страшный... А ещё я боялся упасть в отражение неба в луже. И дождя. Он пугал меня своей полной необъяснимостью — я никак не мог понять, как это с неба может падать вода. Правда, тогда мне было года три-четыре... А такие тени — они были от чего?..

Димка усмехнулся.

— Фонарь станционный на железной дороге. Киловаттник. Тени были... ку-уда там китайской туши...

Юрка вздохнул.

— Мне таких фонарей и таких теней не попадалось, к сожалению... А вот лампа на длинном шнуре как-то попалась — её мотало под ветром, и все тени вокруг двигались, довольно жутковато... Ещё бывало, что подходишь к фонарю — а он вдруг гаснет. Или загорается. Или идёшь по двору в темноте, и вдруг слышишь над головой стрекотание, как будто там огромный кузнечик сидит. Голову поднимаешь — а там лампа перегоревшая мерцает мутно-фиолетовым. Тоже было страшновато... — мальчишка широко зевнул. — Ладно, я спать.

Юрка скатился по лестнице и скрылся во дворце. Димка вздохнул, глядя на гаснущий закат. Хотя и знал уже, что делать этого не следует — настроение от этого портилось. И не просто так, а, так сказать, глобально. В голову начинала лезть всякая чушь о тщетности бытия — и мальчишка невольно улыбнулся, увидев, как к нему поднимается Асэт. Одному тут было уже страшновато, а идти спать в сырой склеп дворца не хотелось...

Асэт, однако, к нему не подошёл, остановился возле лестницы. Вид у него был смущённый.

— Что с тобой? — встревожено спросил Димка.

Асэт вздохнул.

— Прости меня. Меня сегодня что-то понесло. Наговорил всякого, поссорил тебя с другом...

— Да фигня, мы с Юркой помирились уже... — Димка тоже смутился. — Знаешь, я всё про Льяти думаю. Я тоже наговорил ему всякого... чего не надо было.

Асэт хмыкнул и вдруг быстро сел рядом с ним.

— Что-то ты слишком быстро передумал... почему?

— Он мне жизнь спас, — буркнул Димка. — Там, на стене. Ну, не жизнь, но без него мы тут не сидели бы... А я его... Как ты думаешь, он меня простит?

Асэт пожал плечами.

— Прощен может быть каждый, независимо от количества грехов. Главное — качество покаяния.

— Вот про это не надо, — буркнул Димка. — Я тебе ни кто-нибудь, чтобы на коленках ползать и прощение вымаливать. Если простит, то простит. Если нет... то значит нет.

Они помолчали. Джунгли зашумели под первым порывом предгрозового ветра, с востока донёсся раскат грома.

— Слушай, а я вообще правильно поступил, когда выгнал его? — с сомнением спросил Димка. — Или нет?

Асэт вдруг упруго поднялся, глядя на него сверху вниз. Выражение его лица уже нельзя было разобрать во мраке.

— Закон Чести очень прост: друзей не предают. Всё остальное — это лишь следствие из этого исходного правила.

Глава десятая:

секреты магии

Песней горна

Начинается рассвет,

Это голос

Пионерских звонких лет.

Снова горном

Объявляется подъём,

С песней горна

Мы в счастливый день идём!

На борьбу,

На бой,

На праздник

Пионеры с песней горна шли.

Песня горна -

Песня солнца,

Песня солнечной земли!

Песней горна

Начинаем все дела,

Этот голос

Горну Родина дала!

На учебу

И на отдых, и на труд

Год за годом

Горны звонкие зовут!

Песня горна

Шире степи, выше гор,

С ней мы гордо

Обойдём родной простор.

Откликайся

На знакомый светлый зов,

Раздавайся

Наш ответ: "Всегда готов!"

М. Садовский.

Сашке Колтакову было страшно. По-настоящему страшно, до озноба. Это злило и бесило мальчишку, но поделать с этим он ничего, к сожалению, не мог. Они уже приближались к логову Поющего Червя, и Сашка не без оснований опасался, что то, что он там увидит, отравит ему весь остаток жизни. А такая вот мысль отнюдь не поднимала настроения...

Мальчишка вздохнул и остановился — чтобы перевести дух и ещё хоть немного потянуть время. Они шли по ущелью, дно которого было завалено рухнувшими сверху разбитыми глыбами, и подниматься в самом деле было тяжело. Особенно с одной рукой. Левая рука Сашки была заключена в лубки и до сих пор нудно, надоедливо болела...

Самое противное, подумал он, что и сломал-то я её как дурак. Прикрылся от удара палкой — и привет. Надо было щит взять, но решил, дурак, что тяжело... А подниматься по этим проклятым камням со сломанной рукой — ещё более тяжело. И болит, зараза...

Правду говоря, поначалу он страшно злился на Димку — ну чего ему стоило послать сюда Борьку или Юрку, или самому пойти, наконец! Раскомандовался тут...

Но с ним в самом деле вызвались пойти четверо местных парней. Бывших рабов. Относившихся к нему очень уважительно — сейчас, в этом походе, ему ничего, можно сказать, не приходилось делать своими руками, и он начал чувствовать себя каким-то Ливингстоном, которого верные негры несут в кресле по Африке, а он только смолит себе сигару, да указывает стеком, чего сегодня открывать. Противно это было, честно говоря. Нет, местных можно, конечно, понять — без них, землян, они до сих пор ишачили бы на Хорунов безо всякой надежды на освобождение. Но он-то, Сашка, в этом почти не участвовал! Ломанулся в ворота вместе со всеми — и почти сразу получил. И не от Хоруна даже, а от какого-то раба...

Надо было сразу по башке его треснуть, мрачно подумал мальчишка. А у меня, дурака, рука не поднялась, понимаешь... А вот у него — очень даже. А вторым ударом он бы мне просто башку расколол, но кто-то из Волков прикрыл меня щитом, а ещё кто-то ткнул раба палкой в поддых и сбил с ног...

Сашка вздохнул и осмотрелся. Вокруг поднимались мрачные серые кручи. Под ними, казалось, должен лежать снег, но на самом деле здесь, в ущелье, было даже душно...

Мальчишка нахмурился. Была уже вторая половина дня — почти безветренного и очень жаркого. По небу плыли тщедушные, какие-то изношенные, мутные облака. И таким же мутным было у него настроение. Идти дальше не хотелось, но и возвращаться ни с чем было просто-напросто стыдно...

— Далеко ещё? — спросил он у Лэйната, главного из здешних парней.

Тот посмотрел на скалы, что-то прикидывая.

— Нет. Осталось шагов сто всего. Потом ЕГО будет уже видно.

Сашка ещё раз вздохнул. С одной стороны, ему хотелось идти ещё дня так три. С другой он был всё же рад, что хотя бы надоевшая пытка ожиданием сейчас кончится. И можно будет повернуть назад, вниз, к друзьям...

— Ладно. Пошли тогда...

* * *

Выбравшись из ущелья, мальчишка удивлённо замер. Здесь оно расширялось в неожиданно просторную котловину, на дне которой лежало небольшое озеро с темной, какой-то маслянистой водой. По её крутым скалистым склонам беззвучно скользили тени облаков. А перед ним... прямо перед ним...

Прямо перед ним, всего-то метрах в ста, неровный склон горы рассекала глубокая расщелина. А из неё росло, медленно, лениво извиваясь...

Больше всего это было похоже на щупальце из какой-то черной, тускло блестевшей, похожей на гудрон массы. Косо торчавшее вверх, под углом где-то в сорок пять градусов. Оно было длиной метров в двенадцать и никак не меньше метра в толщину. И явно бессмысленно изгибалось вверх или вниз, вправо или влево, неравномерно утолщалось или опадало — словно эта смола, или что там такое это было, перетекала туда-сюда внутри "щупальца", но медленно, лениво... Основание его скрывалось в тени, и нельзя было увидеть, где оно смыкалось со скалой...

Сашка сглотнул. До этого мига он надеялся, что рассказы о Поющем Черве окажутся всё же досужими байками — мало ли как ветер может завывать в трещинах скал, мало ли каких виртуозно шипящих змей может в них водиться!..

Но Червь БЫЛ. Правду говоря, он ничем не походил на червя, на растение, на гриб — вообще на что-то живое. Нечто такое, для чего у мальчишки не было даже абстрактного определения, и уже поэтому пугавшее до судорог — словно вдруг ожило нечто такое, что никак не должно было ожить...

— Вот он, — сказал Лэйнат с неизмеримой ненавистью. — Гадина...

— А как же Хоруны ему приносят... приносили жертвы? — спросил Сашка.

— Просто посылают вперёд, — Лэйнат показал на каменистую осыпь, окаймлявшую озеро. — Некоторым везёт, они пугаются так, что освобождаются от морока. Другие...

— А... потом? — глухо, как во сне, спросил Сашка. — У него же даже рта нет...

В самом деле, тускло блестевшая поверхность была гладкой — ни рта, ни глаз, ни даже ноздрей. ЭТО не смотрело, не дышало, не жило.

Однако же ело.

— Он к ним... склоняется, — Лэйнат передёрнулся. — И они к нему... прилипают. А потом... ну, как бы впитываются.

Сашку затрясло. Если бы ЭТО прикоснулось к нему — он бы просто свихнулся от ужаса. Полностью и окончательно. И к лучшему, если подумать. Ведь потом... потом...

— Раньше он маленький был, — продолжил между тем Лэйнат. — Раза в три меньше. Это Хоруны его... раскормили. В обмен на его... силу. На возможность красть волю у людей. Сделали его... идола. Червь его... ну, как бы проглотил, а потом выплюнул. Хоруны вокруг него людоедские пляски устроили — аж припадали. А потом у них гипноз появился...

— А жрец? Ну, Олаёец этот?

— Жрец тоже нужен. Без него ты с тем идолом можешь хоть в обнимку спать — и ничего тебе не будет, разве что свихнёшься от кошмаров. Только без идола у жреца тоже не фига не вышло бы. Это ж только кажется, что магом, даже таким вот паршивым колдунишкой, любой дурак стать может. Нет. Даже если кто с тобой своей Силой поделится — её ещё надо постараться в себе удержать. Ну и платить за неё тоже надо, ясное дело. Вот Хоруны и... платили.

— А, — Сашка немного успокоился. Тем не менее, его душила сейчас страшная, испепеляющая ненависть — он и не представлял даже, что вообще способен на... такое.

Самих бы Хорунов скормить этому гаду, — зло подумал он. Всех до единого. Но уже сейчас он понимал, что идея эта призрачная: сами-то Хоруны к своему жуткому божку точно не пойдут, а тащить их к нему силой... Червю же всё равно, кого жрать. Совершенно всё равно...

При этой мысли мальчишка ощутил вдруг неожиданное облегчение — такое сильное, что ослабли ноги. Пронесло, подумал он. Иначе... не по-людски получилось бы, подумал он. Совсем не по-людски...

Но его ненависть к Червю запылала ещё ярче. Он всем сердцем хотел уничтожить эту гадину — только вот понимал, что и это явно невозможно: близко к ней не подойти, а стрелы из их жалких луков эта адская тварь даже не заметит. Вот если бы у них была пушка или хоть гранатомёт...

Медленные движения Червя вдруг прекратились. Верхушка его замерла, повернувшись точно к Сашке. Тот вдруг почувствовал ВЗГЛЯД — физически ощутимое давление, словно кто-то упёрся в лицо холодной и липкой ладонью...

Это не... явление, вдруг понял он. Не какая-то там природная аномалия. У него есть разум. Он чувствует мою ненависть и... боится? Да! Но при этом ещё и ненавидит — страшно, люто, просто за то, что я такой, какой есть...

— Он просыпается! — крикнул Лэйнат, делая какие-то странные знаки руками — наверное, охранительные, подумал вдруг Сашка. Смешно — но ощущение мерзкого липкого взгляда ослабло... — Уходим отсюда, быстрее!..

* * *

— Вот она, крепость Маахисов, — с ненавистью процедил Верасена, выглядывая из зарослей.

Максим тоже выглянул. Но ничего такого жуткого не обнаружил. Ему представлялся целый Черный Замок — с черным дымом из труб и гниющими на кольях вокруг черепами. Правду говоря, пресловутую крепость Маахисов и крепостью-то назвать было нельзя — просто круглый глиняный вал высотой в рост взрослого человека. Над ним поднималась связанная из жердей сторожевая вышка высотой метров в десять и просторный помост, попутно игравший роль навеса — с него свисали какие-то циновки. Стояла крепость на просторной поляне, там, где в небольшое озеро впадал бурный ручей. Но окружающий её лес — могучие деревья с красной, словно сафьян, корой, оплетённой толстыми темно-зелёными лианами и гроздьями разнокалиберных пузырей удивительно густого темно-фиолетового цвета вместо листьев — придавал местности совершенно сюрреалистический вид. Словно они оказались где-то на Венере — не современной, а той, о которой писали в старых книжках...

Он покосился на стоявшего рядом Вайми — тот, конечно, тоже высунул свою золотую физию из зарослей и сейчас буквально поедал крепость своими синющими гляделками.

— Вай, ты уже бывал здесь? — их дружеские отношения дошли уже до того, что они обращались друг к другу по таким вот сокращённым именам.

Вайми вздрогнул и повернулся к нему. Теперь уже вздрогнул Максим — глаза у Вайми были... слишком яркие. И тот страшный их взгляд было трудно забыть...

— Бывал, конечно. И не один раз. Даже тогда, когда никаких Хорунов тут ещё не было... — он отвернулся, разглядывая крепость.

Максим вздохнул. Ему хотелось подружиться с Вайми — таких необычных парней он ещё не встречал. Но что я о нём знаю? — подумал вдруг мальчишка. Внимателен, очень любопытен, обожает мечтать. Скрытен. А я очень не люблю скрытных людей, потому что хорошие вещи не скрывают. С другой стороны, родители Вайми погибли, когда ему было семь лет — ещё задолго до того, как их племя попало в Ойкумену. Было от чего стать замкнутым...

— В крепости никого нет, — вдруг сказал Верасена и с досады хватил кулаком по стволу. Максим вновь вздрогнул — для обычно сдержанного вождя Воронов такое вот поведение было... нетипично.

— Может, они все просто на охоту ушли? — немедленно предположил Вайми.

Верасена мгновенно повернулся к нему, буквально прожигая пылающим взглядом.

— Нет. Только не когда твои соседи — Хоруны.

Он задумался — и его лицо буквально почернело.

— Маахисы — не путешественники. Мы отучили их... шариться по миру, — по его лицу на миг скользнула свирепая усмешка. — Уйти они могли лишь по одной причине. Если ваши принесли им Ключ.

Максим невольно выдохнул. Услышав это, он испытал громадное, просто неземное облегчение — не только потому, что друзья живы и на воле, но и потому, что у них уже (наверное...) есть Ключ, — и значит сложная и безусловно смертельно опасная операция по его добыче отменяется...

— Ну и куда они пошли? — спросил он.

— В мир, — хмуро сказал Верасена. — Искать... восприимца. И знаете что? Хоруны вовсе не выслеживали нас. Они гнались за ними. Гнались за Ключом. А мы их задержали! А потом ещё потратили целую неделю, мотаясь в Безвозвратный город и обратно. Теперь у них, как минимум, неделя форы.

— Делать-то что будем? — спросил Максим. Мысль, что за его друзьями гонится самое злодейское во всей Ойкумене племя... не радовала. Честно говоря, она пугала до чёртиков.

— Сегодня — уже ничего, — Верасена взглянул на позолоченные закатом верхушки деревьев. — Пошли в крепость. Ночевать будем там.

* * *

Выбравшись из зарослей, они осторожно вышли ко рву глубиной в рост взрослого мужчины и шириной метра в четыре. С роскошной, черной, жирной грязью на дне. Всякой фигней вроде подъёмного моста Маахисы не озаботились — на валу был вбит толстый кол, здесь, по эту сторону рва ещё один, а между них, очевидно, когда-то была натянута верёвка. Как говорится, и дёшево, и сердито...

Но перебраться через ров оказалось почти просто — предусмотрительный Верасена, верно, ожидавший чего-то подобного, размотал прихваченную в Безвозвратном Городе верёвку, сделал петлю и набросил её на торчавший на валу кол. После чего привязал к колу на этой стороне рва другой конец верёвки. Перелезть по ней через ров оказалось нетрудно — уж с физкультурой-то у Максима всегда было отлично, ну а об Вайми и Воронах и вовсе не стоило говорить...

Поднявшись на вал, мальчишка осмотрелся. Внутри крепости оказалось... уютно. Двор покрыт густой низкой травой, посреди него высокий помост, завешанный самодельного вида циновками. Перед ним внушительный очаг, в котором сейчас остался лишь размытый дождями пепел. За навесом некое сооружение, очень похожее на коптильню. На другой стороне от "входа" торчала сторожевая вышка. Её соорудили прямо на валу, чтобы с неё заодно можно было сигать в озеро, как догадался Максим. С другой стороны от коптильни стоял плетеный сарайчик, в нём, судя по запаху, хранилась копчёная рыба. Прямо на валу стояли корзины с какими-то плодами, уже давно сгнившими — они превратились в зеленоватую массу, пахнущую, почему-то, лошадиным навозом. Вороны тут же побросали их в ров, потом, скатившись с вала, осмотрели крепость. Под навесом не нашлось ничего, кроме кучи явно самодельных подушек, а вот в сарайчике и впрямь был запас круто закопчённой рыбы. Максим подумал, что в такой вот жаре она наверняка протухла... но Вайми тут же начал деловито жрать её, а к нему присоединились и другие. Рыба оказалась с душком — но после водянистых лесных плодов вкус её показался мальчишке потрясающим...

— Ночуем здесь, завтра утром выходим, — решил Верасена.

* * *

Но выйти утром, увы, не получилось. С ночи зарядил нудный дождь, по небу ползли низкие рваные облака. Потоки теплой воды рушились на прогретую землю и лес затянуло туманом. К тому же, рыба у Маахисов оказалась второй свежести — проще говоря, тухлая, и всё племя Воронов с ночи же мучилось животами. Один Вайми, видимо, привычный к такой вот еде, был свеж, как огурчик. Но и он весь день пролежал под навесом, положив голову на руки и глядя на дождь. Здесь, в безопасном месте, его охватила полная, до лени, расслабленность — вместе с приступом меланхолии. Вполне, впрочем, объяснимым: после заката он удрал в лес и полночи провел там, выслеживая возможно подбиравшихся к ним Хорунов. Дождь без грозы ночью — самая удобная погода, чтобы незаметно подобраться к кому-то, объяснил он с явным знанием дела...

Впрочем, Максим подозревал, что данный подвиг героизма Вайми совершил вовсе не из бескорыстной любви к мирному сну Воронов: он заметил за ним странную любовь к темноте, туману и непогоде. Стоило им всем объединиться — и Астер отправлялся в лес, видимо, просто удовольствия ради. По мнению Максима, он был слегка повёрнутым. Или даже не слегка — по дороге сюда Вайми рассказал ему, как упорно лез в грозу на самое высокое дерево, чтобы посмотреть, как выглядит молния с расстояния вытянутой руки. В конце концов его мечта сбылась — он очнулся на другом краю мира, но, по его мнению, оно того стоило...

Лишь к вечеру дождь прекратился и первые рассеянные лучи солнца пробились сквозь тучи, осветив склонившиеся под тяжестью мокрой листвы ветви деревьев. Вайми, очнувшись наконец от меланхолии, взобрался на сторожевую вышку и сел там, глазея на окружающий пейзаж. Максим, плюнув на скромность, поднялся к нему. Вайми покосился на него подозрительно, но возмущаться не стал, хотя вдвоём здесь оказалось тесновато, да и хлипкая вышка ощутимо потрескивала под тяжестью двух здоровых парней...

Какое-то время они молчали, осматриваясь. Вся листва вокруг влажно блестела, отовсюду доносился шум текущей воды. Над смоляной гладью озера поднимался туман. Низко над головой плыли растрёпанные рыжеватые тучи. Верхушки колоссальных крон золотились на солнце, но здесь, внизу, царил мягкий, удивительно приятный свет. И таким же приятным был воздух — очень теплый, влажный, мягкий, пахнущий сырыми цветами...

Максим изо всех сил вдохнул его, потом покосился на Вайми. Сейчас тот смотрел в сторону, и он видел лишь его тяжелые блестящие черные волосы, доходившие до спины.

— Слушай, а тебе не тяжело всё время ходить с такой гривой? — спросил он.

Вайми лишь хмыкнул, даже не обернувшись.

— Никогда в жизни не стригся. Это то же самое, что себе уши обрезать.

— И тебя никогда за лохмы не таскали?

Вайми хихикнул, так и не обернувшись.

— Таскали. Но обычно я, — он помолчал и вдруг вздохнул. — Знаешь, я лет до пятнадцати считал, что Найуо — это беспощадное, безгранично жестокое существо, которое даже за косу не дёрнешь — тут же ухи оборвёт. Зато потом...

— Девчонки в последнее время вообще меняются, — философски заметил Максим. — На вид всё вроде бы такое же, а посмотришь — сердце почему-то заходится...

Вайми вдруг хихикнул, и, не оборачиваясь, показал ему довольно-таки грязную ладонь.

— Отчего пять пальцев, а не шесть? И почему это красиво?

— Не знаю, — буркнул мальчишка.

Они вновь замолчали. Максим никак не мог понять своих чувств к Астеру. С одной стороны, тот явно не был обделён силой воли — мог полчаса провисеть на одной руке, а на чистой физической форме такое не проделать, это Максим хорошо уже знал и по своему спортивному опыту. С другой — вёл себя как испорченный ребенок. Или...

— Слушай, а тебе самому не противно? — вдруг спросил он. — Я же вижу, что ты просто придуриваешься со всеми этими древними табу, дурацкими выходками этими... Зачем?

Вайми лишь пожал плечами.

— Добродетель всегда подозрительна, порок же не вызывает желания смотреть вглубь. А я не люблю, когда в меня смотрят.

— А... смотрели?

— Смотрели, — Вайми наконец повернулся к нему. Физия у него была неожиданно хмурая.

— Маги?

— Угу.

— Слушай, а как можно стать... ну, магом? — момент был точно не самый подходящий, но другого могло и не представиться. На ногах, в лесу, не слишком-то поговоришь...

— Я не знаю — я ж тебе не маг, — буркнул Вайми. Потом смущенно покосился на мальчишку и всё же добавил: — Просто вот так, по желанию, магом стать нельзя. Нужны способности. Это во-первых. Во-вторых, их нужно ещё пробудить, а это ой как не просто...

— Надо много учиться?

Вайми насмешливо взглянул на него.

— И это. Но ещё нужны... всякие штуки. Магические.

— Кровь девственного дракона и другие сильно магические ингредиенты? — насмешливо предположил Максим.

Вайми лишь пожал плечами.

— Может быть. Это тайна же. Магам, знаешь, конкуренты не особо нужны. Магия — это ведь ещё и сила. Если же маг считает, что он тут главная власть, и ещё и крыша поехала на почве власти... это большая проблема. Потому что вместо ленивого короля-самодура можно получить непомирающего короля-тирана или даже короля-демона. А всё из-за добрых намерений — которыми вымощена дорога известно куда.

— А всё же?

Вайми вновь покосился на него — и вдруг ловко развернулся, свесив вниз ногу. Физия у него была... предвкушающая.

— Слушай, я могу рассказать. Ничего такого там нет. И никаких клятв с меня не брали — ни страшных, никаких. Но в обмен...

— Что?

Вайми ухмыльнулся.

— В обмен ты расскажешь мне о своём мире. Нормально, подробно. Как работают ваши машины, всё такое...

Максим пожал плечами.

— Идёт.

— Итак, обещание было дано, — сообщил Вайми. — Я запомню. Что же до меня... — он задумался. — Знаешь, там, снаружи, далеко не рай. Я был там в рабстве. Довольно долго, на самом-то деле. И было там... по-всякому. Иногда — слишком плохо, иногда... слишком хорошо.

— По три раза в день заставляли тортики жрать? — предположил Максим.

Вайми усмехнулся.

— Нет, зверски закармливать меня никто не пробовал, я и так от еды тащусь же... И в постель к прекрасной королеве меня тоже не ложили, если ты на это намекаешь. Просто... разные вещи. А рабство было самое обычное, то есть трудовое. Плантации разные полоть и поливать, всё такое...

— Тяжело было? — спросил Максим. Представить CЕБЯ в рабстве он просто не мог.

— Да уж песни петь как-то не хотелось, — Вайми вздохнул. — Скучно там было, вот что. До смерти. Хорошо ещё, что у меня фантазия... богатая. Выдумал себе в итоге целый мир, и в нём как мог развлекался, — он помолчал. — Это помогло мне не впасть в истерику от... внешних обстоятельств. Хотя желания убраться в место, где за задумчивость не дают плетью по попе это не отменило, конечно.

— А как ты тогда получил свои весьма интересные способности?

Вайми задумчиво взглянул на него.

— Да уж не в рабстве и не до. И... воспитательный процесс они, конечно, затрудняют, но невозможным его вовсе не делают. Я же не могу свои кошмары прямо любому в башку запустить. Нет. Я не маг же. Это ко мне кто-то лезть должен. Вот тогда да.

— А лезли?

Вайми вновь вздохнул, ещё тяжелее.

— Лезли, лезли. Не всегда даже со злом. Только вот в итоге... плохо им получалось. Хотя я-то ничего плохого не хотел. Но в итоге мне долго... объясняли, что строить свои миры — это здорово, но не за счёт чужих. Это не так просто было, но в конце... — он поёжился и замолчал.

— А как ты тогда в рабство попал? — наконец спросил Максим. — Ты же смелый, ловкий, всё такое...

Вайми усмехнулся.

— Когда я впервые вышел... в мир, я, знаешь, был юноша наивный. Но, по счастью, ещё и упрямый. Хотя вообще-то из любопытства я могу зайти... далеко, но если мне вдруг не понравится... будут большие проблемы. И не у меня.

— Из любопытства ты в рабство пошёл? — недоумённо спросил Максим.

Вайми вновь усмехнулся, явно вспоминая что-то.

— Я любопытный, конечно, но свободу всё-таки люблю. Нет, внешние ограничения, ошейники там всякие, я ещё могу стерпеть, если уверен, что могу сбежать или меня вытащат. А вот рабский морок — это конец, на самом-то деле. Так что если кто на тебя попробует такое наложить — лучше отбрыкивайся, как можешь. Я ж тоже не от весёлой жизни заготовил в себе неприятные сюрпризы для... желающих.

— Желающих украсть твою волю?

— Ага. Но лучше всего они в чужих иллюзиях работают. Второй личности, какую себе настоящие маги Разума заводят, как раз на случай, если кто-то попробует их под контроль взять, у меня нет, но Глубинное Сознание очень большое, с этим мне повезло, его не расширить же... Главная же хитрость в том, чтобы захватчик ничего не заподозрил, пока его самого не сожрут. Поэтому маги Разума или силу воли себе развивают — она же не даёт сознание захватить — или учатся мысли себе затемнять, чтобы в подсознании всё было, а в сознании нет. Ну и собственно ловушку настораживают, чтобы она в нужный миг выскочила, иначе ж смысла никакого. Если всё правильно сделано, то спасения нет.

— А ты? — спросил Максим. То, что он сейчас слышал, было попросту невероятно — и безумно интересно...

— Я? Второй личности у меня нет, я это говорил уже... Вот Глубинное Сознание — ну, подсознание — в самом деле... глубинное, — Вайми усмехнулся. — В смысле, даже если специально кому-то смотреть, то не разглядишь, что там. Но это от природы, а не. Такому мне не научиться...

— А... кошмары?

Вайми вдруг хмуро взглянул на него.

— Это не кошмары, а субличности... не вполне нормальные, скажем так, или даже очень ненормальные, которые могут копироваться в чужой разум, и фиг их оттуда выведешь — именно потому, что это не бред, а всё же сознание, пусть и совершенно психованное.

— И откуда у тебя... это? — спросил Максим.

— Они тоже... природные, — Вайми поёжился. — Что-то изначально было, а что-то завелось от... хорошей жизни. Просто когда я — это я, наверх они не всплывают, ну — обычно. Сами по себе живут, совсем. А вот когда я — уже НЕ я — они сразу всё сознание занимают. В смысле, моё. А если оно с чьим-то ещё связано — то и не только моё...

Максим поёжился. То, что он сейчас слышал, звучало попросту как бред... только вот он помнил дикий крик Мэцеё, помнил, как тот катался по земле и царапал себе голову, словно стараясь что-то вырвать из неё... Лучше не знать — что, подумал он.

— А почему ты тогда сам от них не свихнулся? — почти против воли спросил он.

Вайми усмехнулся.

— Это же МОИ кошмары, я привык... Ну и живут они там, в глубине, а наверх я их обычно не пускаю...

Они помолчали. Сквозь туманную дымку багряного заката пробилось низкое красное солнце, осветив мрачный лес, озеро и неугомонный, болтливый ручей. Максим невольно поёжился, несмотря на обнимавшее тело тепло. Мрачный пейзаж донельзя соответствовал тому, что он услышал...

— А всё же, отчего тебе в рабстве... слишком хорошо было? — он решил всё-таки переменить тему. — Так понравилось на чужого дядю впахивать?

Вайми насмешливо взглянул на него.

— Нет. Классическим рабством — с утра до ночи таскать воду и так далее, меня, знаешь, совратить не удалось — оттуда я сбежал при первой же возможности, и то, что при этом мне пришлось кучу народу положить — спать мне не мешает. Всё равно, если бы позже пришлось убегать — было бы ещё хуже. Им. Вот с неклассическим всё гораздо интереснее...

— Так понравилось по морде получать?

Вайми уже хмуро взглянул на него.

— От оплеух и затрещин я никакого удовольствия не получаю... но можно сделать так, чтобы получал.

— Это как? — ошарашено спросил Максим.

— А ты думаешь, что Хоруны — это мастера своего дела? — мрачно спросил Вайми. — Нет. Они просто волю отнимают. То есть, человек понимает, что он раб, но поделать ничего не может. А настоящий маг Разума может сделать так, что ты, дёргая сорняки или там навоз лопатой выгребая, думать начнёшь, что ты прямо мир этим спасаешь. Мечтать начнёшь, чтоб быстрей вечер и завтра на работу. И жить тебе будет весело и интересно, вот что самое страшное-то...

Максим ошалело помотал головой. Он сам не знал, как повёл бы себя, если бы на него наложили такое жуткое заклятие. Но всё же надеялся, что лучше, чем...

— А как ты оттуда сбежал-то? — спросил он. — Раз тебе так понравилось в рабстве этом быть?

Вайми вздохнул.

— А никак. Просто, знаешь, ТАМ рабство тоже далеко не все любят. На плантацию эту один маг напал... Джаннэт. Ну, не один, понятно, а с отрядом. Охрану конечно порешили, управляющего на сук, а нас, рабов то есть, освободили от морока. Меня потом ещё несколько дней трясло — всё не мог поверить, что я — я! — от прополки грядок тащился. Потом, правда, опомнился, напросился в отряд... Стал разведчиком. Меня, знаешь, много кому потом продавали, только вот это плохо для покупателей кончалось, — Вайми усмехнулся, мрачно... — Где-то меня друзья потом вытаскивали, где-то я сам убегал, а где-то вдруг восстание случалось... Вот такое рабство, знаешь, в самом деле было... интересное. Мы неплохо там по югу погуляли. Только вот рабовладельцы тоже, знаешь, не терпилы. Наняли Тантай — это маги-наёмники, хуже бандитов... Лагерь наш ночью сожгли, Джаннэта убили. Я сам еле ноги унёс. Брёл, сам не зная куда. Но повезло. Через месяц добрался до Лэйана — это порт в Вольных Землях.

— И? — с крайним интересом спросил Максим.

Вайми нахмурился.

— Ну, это очень долгая история...

Они снова помолчали. Небо затянули тучи. Лишь кровавое солнце ещё просвечивало сквозь деревья.

— А всё же, как ты стал... вот таким? — наконец спросил Максим. — В смысле, опасным?

Вайми вздохнул.

— А так же. К магам на опыты напросился. Не к рабовладельцам, конечно. Несколько лет у них был.

— Тоже так понравилось?

Вайми хмыкнул.

— Понравилось... Знаешь, почему туда добровольцев почти нет? Потому что там свихнуться вполне реально. Маги Разума, конечно, всё поправят, но... потом.

— А если НЕ поправят? — от одной мысли о... таком по коже мальчишки натурально блуждали мурашки.

Вайми фыркнул.

— К тем, у кого не поправят — я ни за какие деньги не ходил, молва шла же. А я жить не только хочу, но и люблю. Да и нужды в таком не было, добровольцы всем нужны...

— А что там за опыты-то?

Вайми взглянул ему в глаза и усмехнулся.

— А любые. Вплоть до получения энергии от добровольных жертв. Пытками.

— И на это добровольцы находятся? — удивился Максим.

Вайми усмехнулся.

— Ты не поверишь, но да. Хотя потом и икают каждый раз, как только вспоминают об этом. Маги же заранее не рассказывают, насколько эта процедура весёлая, хотя в любом случае физические раны — для них не проблема.

— И люди на это добровольно идут?..

— Ага, — Вайми хмуро смотрел на него. — За деньги обычно. А бывает, кому-то просто нравится. Тоже.

Максим вновь ошалело помотал головой.

— Я всё равно не понимаю, как можно получить удовольствие от рабства. Если оно без пыток даже.

Вайми фыркнул.

— А ты представь, что тебя в рабство к деве прекрасной продали, и ты в неё влюбился. Только лучше бы любовь взаимная, а то возможны... сюрпризы, неприятные. А чаще всего ситуация очень простая — можно быть рабом... а можно быть свободным, и умирать от голода и болезней. А многие очень считают, что рабство у сильного господина — это привилегия. Особенно когда это не какой-то там жирный плантатор, а сильный маг с амбициями. Как говорится, "пройдут года и скажешь сам надменно — пускай я раб, но раб царя Вселенной!"

— Я бы точно никакого удовольствия от рабства не получил, даже у царя Вселенной, — резко сказал Максим.

Вайми вдруг хихикнул.

— Удачный побег точно подарит тебе массу положительных эмоций. Я вот как-то раз предложил дорогому хозяину помассировать спинку, потом упёрся коленом между лопаток, покрепче взялся за голову и м-е-е-едленно, с невероятным наслаждением свернул её.

Максима передёрнуло. Он не представлял, как можно вот так — медленно, с наслаждением убить человека. Просто руками. Хотя, если бы тот держал его в рабстве...

Он помотал головой.

— А какие там над тобой делали опыты-то? — спросил он, чтобы перебить неприятную тему.

— Весёлые, — хмуро сказал Вайми. — В чем мать родила привязывали так, чтобы совсем не мог шевелиться, а потом втыкали иглы в особые точки. Только все люди разные же. И точки у них... разные. А когда иглой попадают... не туда, это... больно. Очень. В первый раз я никакого удовольствия не получил — разве что сильно потом, вспоминая, что надо же, а я и после этого не сдох... А потом — всё что угодно могло быть. Во второй раз я, яростно расчёсывая все уколотые места, спросил, а для чего всё это было-то. В третий просто мирно удрых — говорят, что при игло-рефлексо-терапии и такое бывает — и проснуться бодрым и весёлым.

— А для чего всё это было-то? — спросил Максим. — Раз ты там даже не мучился особо.

Вайми вдруг усмехнулся.

— Энергия из страха тоже бывает. Ну и начинающим некромантам тоже надо на ком-то учиться.

— Почему им не начать с себя?

Вайми насмешливо взглянул на него.

— Там кроме всего прочего учат в том числе быстрому получению магической энергии, и из себя — тоже. Своя боль даже лучше, намного... Но надо же больше энергии. Хотя... встречались мне места, где за "больше энергии" бывают проблемы. Жертвоприношения девственниц народ как-то плохо воспринимает. И даже девственников почему-то.

Максим ошалело помотал головой.

— А тебе-то оно зачем надо было?

— Не для удовольствия. Просто, если всё правильно проделать, то начнёшь видеть... разные вещи. Другие миры и так далее. Мало с кем это получается, но со мной вот получилось. Вот тут меня уже палкой было не отогнать — ну, больно, ну и что? ИНТЕРЕСНО же! А так как видения у меня были реальные и полезные, маги решили мне помочь, у них благородство тоже есть.

— А... как это делали? — с каким-то мучительным любопытством спросил Максим.

Вайми пожал плечами.

— Я же не маг, не в курсе всех тонкостей. Иголки, например, серебряные были.

— А это обязательно? — добыть в этом вот мире серебряные иголки вряд ли вышло бы.

— Серебро? Вряд ли. Хотя серебро, например, заразу очень хорошо убивает... Форма тоже особая была, трёхлучевая, чтобы тело по минимуму повредить. А на иглах — смазка ещё.

— Какая?

Вайми вздохнул.

— Мне рецепт не говорили. Она обезболивает — ну, частично, потому что боль тоже нужна, и что-то ещё, что на нервы прямо действует...

— А зачем?

Вайми усмехнулся.

— Я ж тебе ещё самую суть не объяснил. У каждого человека есть Делимая Сущность — его тело. А у некоторых — у магов, шаманов и так далее — есть ещё и Неделимая Сущность. Которая и даёт им... способности. Только просто так — не дотянуться до неё. Это делают с помощью специальных обрядов. Способов на самом деле очень много, иголки — это просто максимально быстрый. Понятно, что если Неделимой Сущности нет, то ничего не будет. Но даже если есть, добраться до неё непросто. Для этого прежде всего надо самому это хотеть. Поэтому, кстати, добровольцы. И с каждым надо отдельно работать. Понимать, какие у него... способности. Тут нужно хорошо анатомию именно его тела знать, плюс ещё знать, как заставить Неделимую Сущность не вмешиваться, иначе можно так способности пробудить, что сам в кучку пепла превратишься. Ловушки в сознании мне примерно так же настроили.

Они помолчали. В голове у Максима творился жуткий кавардак. Но одно он понимал совершенно точно: стать таким же, как Вайми, ему не хотелось совсем. И не из-за цены. Боль, наверное, он тоже смог бы вытерпеть. Но потом...

— А тебе самому не мерзко? — наконец спросил он. — Людей с ума сводить, шеи руками сворачивать...

Вайми резко вскинул голову.

— Никогда не жалел своих убийц.

Максим смутился. Он уже понимал, что точно не ему судить этого много пережившего парня...

— А всё же, зачем ты стал... таким?

Вайми всё ещё хмуро смотрел на него.

— Я не позволю, чтобы всё, пережитое мной, изменило меня. Я хочу остаться таким, каким был. Таким же мечтателем. А не скотом под рабским мороком.

— Тогда почему ты не рассказал обо всём этом другим? — резко спросил Максим. — Пусть магов у нас нет, но что-нибудь наверняка придумали бы. И Безвозвратного Города не было бы.

Вайми отвернулся.

— Есть знания и идеи, опасные даже тем, что о них ЗНАЮТ. Чтобы победило смешение, порой нужна сначала чистота, а чтобы наступило безумие — истина предвечная.

Какое-то время они вновь молчали. Потом Вайми вдруг оживился.

— У тебя вопросов больше нет? Тогда моя очередь, — он демонстративно отвёл волосы с ушей назад, очевидно, чтобы подчеркнуть внимание к собеседнику. — Ну, рассказывай давай. Ты обещал же.

Максим зевнул и посмотрел на догорающий закат. Похоже, что спать ему в эту ночь не придётся...

* * *

— Хоруны идут! — крикнул Дэй, пробегая мимо Антона, и тот вздрогнул: несмотря на всё мальчишке очень хотелось, чтобы они прошли мимо. — Без замунгов. Двадцать семь штук. Девять ранены, но не очень сильно. Мэцеё с ними нет.

Здорово, подумал мальчишка. Нет, на самом деле очень, очень здорово... Кто-то уже здорово их потрепал. Может даже их собственные твари, которых они сдуру загнали в этот лес. Значит, у нас всё же есть шанс... — он посмотрел на Мастера Войны.

На первый взгляд Дэй казался совершенно обычным шкетом. Среднего для десятилетки роста, щуплого телосложения, страшно лохматый... Только вот теперь он уже не притворялся шкетом. Внимательные, холодные, сумрачно-синие глаза смотрели на Антона в упор, не мигая. Без всякого вызова, равнодушно, словно на какую-то тумбочку или там горшок. На то, что такой взгляд всегда не нравится окружающим, Маахису было просто наплевать. Но это... впечатляло. Теперь Антон сразу, на инстинкте, понимал, что мальчишка с таким взглядом... нет, не "крут", это смешное глупое слово к нему не подходило совершенно... неотвратим, как падающий нож гильотины, который совершенно равнодушен к тому, какой крутыш лежит под ним. Представить судьбу идиота, как-то... огорчившего Дэя, было совершенно несложно. Антон с изумлением отметил, что не рискнул бы, случись такое, как-то возразить ему. А при одной мысли выйти против Дэя становилось кисло во рту. Тем более, что на левом боку у того сейчас висел кристаллический нож Файму, а на правом — её же духовая трубка с отравленными иглами. У Файму, правда, остался её нож-кортик и копьё с блестящим стальным наконечником. Она тоже жутковатая какая-то, подумал Антон. Как красивая, но смертельно опасная змея. Вроде королевской кобры. Здорово, конечно, что она с братом — на их стороне, только вот смеяться как-то не хочется...

Сейчас, правда, Файму ничего жуткого не делала. Просто сидела на поваленном стволе, смешно прижмурив свои синющие гляделки. Казалось, то, что всего-то через несколько минут грянет бой, решающий судьбы всего этого мира, её не волнует ничуть.

— У вас ничего не осталось от... прежней жизни? — вдруг спросил Серый. Его вот этот бой очень волновал.

— У нас много что было, — вздохнула Файму. — Лазерные указки — часто весьма вредные для глаз, лазерные перья — на камне надписи резать, четыре мини-рации, фонарики, микрокомпьютеры, силовые элементы ко всему этому...

— А оружие? — спросил Сергей.

Файму ещё раз вздохнула.

— Тоже было. Иглолучевик, разделитель и блик. И несколько запасных батарей к оружию — одной хватает на девятьсот выстрелов, но всякое случается. Но всё это было пятьсот лет назад...

Печально, подумал Антон. Всё же, здорово было бы, если бы Файму достала из своего ранца этот иглолучевик — и аккуратно порезала Хорунов на половинки. Да, жестоко, подло даже — но всё сразу бы кончилось. А теперь... Да, смерти в этом мире нет, но умирать всё равно страшно. Очень.

Файму, между тем, очнулась от размышлений.

— Ну, всё товарищи. Объяснять вам важность предстоящего... мероприятия, я надеюсь, не нужно. Сейчас мы все идём к тропе и садимся в засаду. Атакуем по моему сигналу или если Хоруны раньше нас заметят. Нурны садятся слева, мы справа. Лучники не дадут Хорунам пойти в лоб, мы бьем по флангам. Пока это возможно, бейте по ногам или используйте бола. Старайтесь взять их живыми.

Антона передёрнуло. Гуманизмом от слов Файму и не пахло. Пленных Хорунов она собиралась напоить теркупом. После которого человек просто перестает чего-либо хотеть. И я буду смотреть на это, мрачно подумал мальчишка. А может, и участвовать. А потом как-то пытаться с ЭТИМ жить. И отказаться, убежать в лес — тоже нельзя, потому что тут, в этом мире, убитые не умирают, они просто воскресают в другом месте и снова несут своё Зло...

— Резерва не будет, — продолжала между тем излагать свой план Файму. — Все идем в атаку, не оставляя никого в обороне. Успех сражения решает быстрота и натиск. Постарайтесь атаковать одиночек и как минимум вдвоём. Разделавшись с одним Хоруном тут же переходите к следующему. Если Хоруны побегут, они будут устраивать время от времени засады в укромных местах и пытаться выбить нас поодиночке. Поэтому при преследовании всем двигаться рассредоточено, но не теряя соседей из вида. При обнаружении засады — тотчас атаковать её превосходящими силами. Старайтесь выручать других, пока это возможно, — сейчас она обращалась к Нурнам. — Тогда есть шанс, что и они постараются выручить вас. Не теряйте друг друга из вида. Имейте в виду — Хорунам выбить всех по одному куда проще, чем если вы будете действовать парами, тройками и более многочисленными группами, чётко распределяя обязанности. Если кого-то убьют — идите к Столице. Вас будут там ждать.

Она помолчала и добавила:

— Надеюсь, что каждый из вас сделает всё, что сможет, — и даже сверх того.

* * *

Ну вот, скоро всё кончится, со странным облегчением подумал вдруг Антон, уже сидя в зарослях. Всего-то десять-пятнадцать минут — и всё будет решено. Вообще ВСЁ. И наша судьба, и судьба всего этого мира. А мне в это даже не верится...

Он покосился на сидевшего рядом Талку. Маахиса тоже ощутимо потряхивало. Должно быть, он помнит, как Серый навалял ему по шее, и переносит это на Хорунов, с усмешкой подумал Антон. Только сейчас вот это совершенно ни к чему...

Талка перехватил его взгляд и вымученно улыбнулся.

— Знаешь, смешно просто, что я так боюсь. Я ж даже не помню уже, сколько раз тут в бою был. А всё равно...

— Цыть! — прошипела невидимая в зарослях Файму. Слух у неё был очень хороший. — Разговорчики в засаде!..

Мальчишки смолкли. Антона страшно напрягало, что вокруг уже за два шага не видно ни фига. Нет, засада и делается для того, чтобы их не было видно до срока, но ведь и им ничего не видно тоже!.. А когда к тебе ломится самое воинственное во всём здешнем мире племя, собственная почти слепота превращается в пытку. Невольно начинаешь думать, что прямо вот сейчас из зарослей выскочит здоровенный парень и с размаху хряпнет дубиной по башке. И всё. Очнешься на другой стороне этого сумасшедшего мира, один, вовсе не зная, что делать и куда дальше идти... Или угодишь в ад, к чертям с котлами и сковородками. Или вообще натурально, с концами, помрёшь — в местные сказочки о чудесном воскрешении всех погибших Антону как-то плохо верилось, слишком уж это противоречило всему, чему его учили дома...

Мальчишку вдруг охватило острое ощущение нереальности — вот он, Антон Овчинников, пионер, звезда школьного театра, примерный сын образцовых родителей, сидит в диких зарослях, в одних лишь кедах и юбочке из нанизанных на гибкий стебель листьев, сжимая в руках обожженную на конце жердь, словно какой-нибудь Одиссей, готовый атаковать циклопа — это что, реально происходит с ним? Он, игравший Чацкого, Онегина, Гамлета (и не так уж и плохо игравший — несколько сот ребят хлопали ему вполне искренне!) в самом деле готов напасть из засады на каких-то совсем незнакомых людей (которые лично ему, кстати, ничего плохого не сделали!), калечить, ранить, а если придётся — то и убивать?..

Мальчишка ошалело помотал головой. В какой-то миг как раз его мирная, земная жизнь показалась ему совершенно нереальной. Неужели он — прошедший живым через совершенно натуральную преисподнюю — когда-то почти не хотел жить из-за того, что Ирка не пришла на свидание? Переживал и волновался из-за неудачной стрижки, из-за того, что расцветка рубашки казалась ему неподходящей к брюкам, даже, чёрт побери, из-за того, что стрелки на них казались ему недостаточно острыми?..

Сейчас именно тот, прежний Антон казался ему первосортным идиотом. Этаким самоуверенным болваном, озабоченным в основном своей внешностью, и, как говорят англичане, имиджем. Страшно злившимся на то, что Серый как-то раз в глаза назвал его павлином — и ещё больше злившимся на то, что он не решился ответить на это так, как подобало мужчине...

Сейчас же мальчишке вдруг стало смешно. В самом деле, что он мог тогда сделать? Вызвать Серого на дуэль, на бутафорских пистолетах с пистонами? Или на деревянных, покрашенных серебрянкой шпагах? Тогда он полагал, что бить в морду — или даже выражаться — ниже его достоинства. Зато теперь он казался выпавшим в какую-то совершенно другую жизнь — незнакомую, страшную, но офигительно, до дрожи, НАСТОЯЩУЮ.

* * *

Антон быстро повернул голову, услышав какой-то слабый, но однако уже отчётливый шум, пробивавшийся сквозь непрестанный шум леса, — шум многочисленных шагов. Талка тоже подобрался, вытянув шею. Антон понял, что уже всё — прямо сейчас всё и начнется...

Он не представлял, что сделал бы в следующий миг — может, испугался бы — но времени на это уже не было. Файму тоже слышала шаги и громко, на весь лес, заорала:

— Вперёд! Бей гадов!

* * *

Вслед за Талкой Антон вылетел из зарослей, ошалело осматриваясь. Окажись прямо перед ним Хоруны, он бы, наверное, прямо тут же и погиб бы. Но они оказались довольно далеко, метрах наверное в десяти — смуглые, черноволосые парни в дурацкой одежде — черных меховых трусах с черными же меховыми сапожками. Все здоровенные, как на подбор, но не слишком-то бодрого вида — грязные, ободранные. Многие в грубых повязках из каких-то стеблей и листьев. Но все — с оружием наготове. В руках у нескольких были длинные копья, увенчанные зазубренными кремнёвыми наконечниками. За спинами ещё у нескольких Хорунов торчали длинные луки. В руках у остальных были тяжелые дубины, усаженные острыми кремнёвыми осколками. Легендарных шлемов из черепов замунгов на них не было — наверное, они болтались сейчас где-то в их заплечных мешках, и мальчишка хорошо видел их рожи, обрамлённые спутанными волосами — широкие, грубые, какие-то неандертальские...

— Йэ-э-э-э! — от вопля Файму с деревьев тучей снялись вспугнутые птицы. За ней этот дикий вопль подхватили и другие, и Антон едва не оглох. Тоже заорав — для храбрости — он бросился вперёд.

* * *

В какой-то жуткий миг мальчишке показалось, что он бежит вперёд один — но тут справа и слева показались Маахисы и Нурны. Антон заорал снова... и едва не напоролся на выставленное копьё. Хоруны, конечно, были ошарашены засадой, но не испугались — может быть, просто не успели. Во всяком случае, времени опустить копья и занести дубины им вполне хватило, так что сказать, что Нурны и Маахисы подло напали врасплох, Антон всё же не смог бы. В последний уже миг он успел шарахнуться в сторону — и едва не угодил под дубину второго Хоруна. Мальчишка бездумно ткнул копьём — обожженное на огне остриё ударило в живот врага, но не воткнулось, а лишь пробороздило кожу. Тем не менее, удар был чувствительный — Хорун ёкнул и опустил дубину.

В тот же миг мальчишка полетел на землю — второй Хорун огрел его древком копья по шее, едва не распоров её острым зазубренным наконечником. И тут же размахнулся, готовясь пришпилить Антона к земле, — но тут сбоку молнией мелькнуло копьё Файму, подрубая ему колено. Брызнула кровь, Хорун с воплем грохнулся на землю, зажимая ладонями рану. Файму вновь крутанула копьё, древко с глухим стуком врезалось Хоруну в ухо. Он молча опрокинулся назад...

Антон быстро поднялся, растирая пострадавшую шею. Вокруг почему-то никого уже не было, и мальчишка вновь бросился вперёд...

* * *

Хоруны, ошеломленные внезапной атакой, бежали — в сумраке леса там и сям мелькали их смуглые спины и вспыхивали золотом гибкие фигуры Маахисов. Вокруг дико вопили, орали, кричали — Антон не мог понять, что происходит. Он бежал и бежал вперёд, стараясь не свалиться, споткнувшись об упавшие ветки. Перед ним мелькал обитый кожей круглый щит, который тащил на спине убегающий Хорун, и мальчишка упорно следовал за ним, не вполне понимая, что будет делать, когда всё же догонит... но Хорун вдруг остановился и повернулся к нему.

* * *

Как-то вдруг Антон понял, что вокруг, кроме них, никого нет. Со всех сторон по-прежнему кричали и вопили, слышались звуки ударов, но видно никого не было. Сердце мальчишки ёкнуло... но испугаться он уже не успел — Хорун вдруг откачнулся назад, и, ухнув от натуги, метнул в него копьё.

* * *

Чисто инстинктивно Антон шарахнулся в сторону — копьё пролетело совсем рядом, едва не зацепив бок, но мальчишка всё же споткнулся об какую-то ветку и упал. Издав дикий вопль злобной радости, Хорун помчался к нему.

* * *

К счастью, Антон ни на что не напоролся и не стукнулся. Он поднялся судорожным рывком — но Хорун был уже совсем рядом. Беззвучно и плавно выхватив из-за пояса зазубренный кремнёвый нож, он молча бросился в атаку.

К счастью, в руках у мальчишки по-прежнему было копьё. В этот раз ему хватило ума не выставлять оружие вперёд, а использовать копьё как палку — которой оно, по сути, и было. Прежде, чем Хорун успел размахнуться, Антон треснул его сбоку по руке — к несчастью, не по той, которая сжимала нож. Рявкнув от боли, Хорун вновь бросился вперёд. На сей раз, ему удалось ухватиться за древко — и неожиданно ловким ударом мехового сапога он сломал его. В руках у мальчишки остался лишь почти бесполезный обломок...

* * *

Хорун злорадно оскалился, показав крупные, жёлтые, какие-то лошадиные зубы. Пригнувшись, он снова бросился вперёд, целясь ножом в бок, в печень. Антон в последний уже миг отпрыгнул в сторону. Вместо его тела нож со всей силой воткнулся в очень кстати подвернувшееся дерево, и хрупкий каменный клинок сломался.

Прежде, чем Хорун успел понять, что случилось, в его руке осталась лишь бесполезная рукоять, а он сам отлетел, получив мощный удар палкой в лоб. Но башка у Хоруна оказалась крепкая, как камень, — зарычав от боли, он отшвырнул сломанный нож и вновь бросился на мальчишку. Антон попытался треснуть его ещё раз... но на сей раз Хорун успел перехватить палку и со страшной силой вырвал её из его рук, тоже отшвырнув в сторону. Он снова бросился вперёд, врукопашную, — Антон едва успел увернуться...

Правду говоря, он плохо умел драться — конечно, дома, как любому мальчишке, ему приходилось это делать, но он умел лишь отражать и наносить удары, имея в виду самое большее расквасить нос противнику. Хорун же учился убивать. Антон сразу понял это — он мог лишь защищаться. И, даже несмотря на это, его спасала лишь мальчишеская гибкость, да ещё Хоруну мешал заброшенный за спину здоровенный щит. Мальчишке казалось, что его противник движется с замедлением — небольшим, но достаточным, чтобы Антон успевал отражать удары. И он, отдохнувший, не чувствовал усталости — а Хорун уже часто и тяжело дышал, его дурацкие меховые сапоги путались в лесном мусоре, по которому легко скользили гладкие кеды Антона. Хорун совершенно обезумел от ярости, он слепо бросался на своего ускользающего противника. Антон, всё же получивший жестокий удар в бедро и ещё несколько менее болезненных затрещин, тоже понемногу стал звереть. Боль всегда приводила его в бешенство — особенно когда её ему причиняли умышленно. Внезапно Хорун замер, тяжело дыша.

— Трус! Ты только уворачиваешься! Попробуй достать меня!

— Как хочешь!

Антон прыгнул вперед, выбросив ему в глаза растопыренную руку и готовясь ударить ногой в пах, как учил его Талка. Эта жестокая уловка не прошла — его рука врезалась во что-то твёрдое, едва не переломав пальцы, и в тот же миг Антон сам получил страшный удар в живот. В глазах от боли полыхнуло багровое пламя, дыхание перехватило...

Его охватила дикая ярость, когда ни боль, ни страх уже не имеют значения. Падая, Антон схватил руку Хоруна, потянул его за собой, перекатился через голову и подмял его, прижав к земле всем весом своего тела — он сам не знал, как смог в одно мгновение проделать такое...

Изо всех сил продолжая сжимать Хоруна, он сосредоточился, прогоняя боль. Скоро дыхание восстановилось, мгла перед глазами рассеялась. Хорун хрипел, задыхаясь — Антон не сразу понял, что упёрся коленом в его живот, сжимая руками горло. Не собираясь отпускать его, он лишь ослабил нажим, перенеся свой вес на пальцы ноги. Хорун понемногу опомнился, но вырваться и не пытался — руки Антона смяли его мышцы, чуть не свернув шею. На широкой его роже было написано полное обалдение. Казалось, он никак не мог поверить, что такое произошло с ним — грозным и могучим...

Антон, правда, не знал, что делать с ним дальше... но тут за спиной раздался топот, и к мальчишке подбежал запыхавшийся Сергей. Вслед за ним из зарослей появился Андрей, и Антон облегченно выдохнул...

* * *

— Если ты хоть раз попытаешься дёрнуться, — сообщил он Хоруну, — я своими руками сдеру с тебя шкуру. Ясно?

Хорун торопливо кивнул. Антон поднялся. Хорун, однако, подниматься не спешил, испуганно глядя на трёх часто дышавших мальчишек.

— Как ты меня... — прохрипел он. — Я же тебя достал... у тебя же печень разорвана... должна.

— Да? — Андрей прислушался к себе. За исключением несильной боли в правом подреберье всё было в порядке — сильные, упругие мышцы приняли на себя всю силу удара. А ведь ещё пресс на физре не хотел качать, дурак... — словно и не про себя подумал он.

Хорун окончательно погрустнел, очевидно, расстроенный неудачей своего смертельного приёма. Серый деловито размотал обернутую вокруг плеча верёвку.

— Ну, всё, вяжем этого мерзкого урода и тащим назад, к остальным...

* * *

— Двадцать пять... двадцать шесть... двадцать семь! — гордо объявила Файму, шагая вдоль ряда лежавших на земле связанных по рукам и ногам Хорунов. — Попались все! Поздравляю с победой, товарищи!

Лицо её мало что не светилось от радости, но Антон почему-то никакой радости не ощущал. В голове было пусто до звона, всё тело ломило, словно его пропустили через отжималку, — в горячке боя мальчишка не заметил, как Хорун наставил ему синяков. Которые теперь мощно и радостно болели. Тем не менее, Антон понимал, что ему ещё здорово повезло — у Нурнов двое парней были убиты, а ещё шестеро серьёзно ранены. У Маахисов тоже не обошлось без потерь — одну из девчонок убили, а Вэрке здорово покалечили руку. Правду говоря, если бы не Дэй (который стрелял в Хорунов парализующими колючками из кустов, а когда они кончились — подбирался к дерущимся Хорунам сзади и подрезал им поджилки своим ножом) и самой Файму с её чудо-копьём, всё кончилось бы очень плохо. Бегство Хорунов и впрямь оказалось притворным, строй атакующих им всё же удалось разодрать и вывести из строя нескольких из них...

К счастью, Нурны оказались не робкого десятка, да и копья-алебарды Маахисов, которыми они очень ловко подрезали Хорунам поджилки, тоже сыграли свою роль, как и их бола. Ну и ещё то, что они вступили в бой отдохнувшими, а Хоруны были измотаны многодневным переходом и не ожидали здесь встречи с боевитыми Нурнами...

Такую победу вряд ли можно было назвать блестящей — но, тем не менее, это была победа. Явная и несомненная...

Антон длинно выдохнул, чувствуя, как вместе с воздухом его покидает уже месяц, наверное, копившееся напряжение. Всё это время он словно всё поднимался и поднимался на бесконечную гору — и вдруг удивлённо замер, достигнув вершины. То, что лежало впереди, представлялось пока очень смутно, но оно теперь всё же было. Огромная, неизведанная страна, право вступить в которую он отстоял.

Глава одиннадцатая:

старые счёты

То в зелень, то в золото вся ты одета,

То кроличьим пухом белеют поля...

И трудно понять мне, какого ты цвета,

Родная, любимая наша Земля.

Из космоса ты голубая -

Так будь же и рядом такой!

Мы, бурям и грозам в ответ улыбаясь,

Навек сохраним твой покой,

Твой радостный цвет голубой...

Вот взрывы зловещие слышатся где-то,

Клокочет напалм, выгорают поля...

И трудно понять нам, какого ты цвета,

Родная, любимая наша Земля.

Давайте же скажем со взрослым вместе

Холодному, черному ветру: нельзя!

Нам надо прославить и делом и песней

Тебя, синеокая наша Земля!

Музыка: С. Соснин. Слова: Константин Ибряев.

Максим проснулся от бодрого стука топоров. Мальчишка приоткрыл ресницы, сонно взглянул на висящий вокруг полумрак, потом опустил их. Приснится же такое, подумал он, изо всех сил зевая и потягиваясь. Ни в какой другой мир я не попадал, я дрыхну сейчас на сеновале, в деревне у бабушки, а соседи тешут жерди для забора. Прямо сейчас я поднимусь, выйду — и уже окончательно пойму, что всего этого не...

За его спиной раздался донельзя странный звук — словно там вдруг заработал электрический мотор. Его дополнило громкое, мяукающее подвывание. Максим ошалело подскочил. Он был вовсе не на сеновале. А в какой-то странной... хижине? — мягкий, разноцветный свет, пробивавшийся через циновки, разбросанные по полу плетёные подушки, на которых он и спал. А за его спиной...

Звук был такой, словно там, проснувшись, делал "горку" и зевал кот — но очень большой кот, размером, наверное, с тигра — и мальчишка быстро обернулся.

Никакого тигра там, конечно, не было, но он всё же ошалело моргнул, глядя на здорового золотокожего парня в одной набедренной повязке из какой-то пёстрой шкуры, с кремневым ножом на крепком кожаном ремне. Парень изо всех сил потягивался и бесстыдно зевал. Потом с отчетливым стуком захлопнул рот и взглянул на Максима. Тот невольно вздрогнул, встретив взгляд этих синющих длинных глаз — уже вовсе не сонный.

Воспоминания наконец вернулись, и ощущение было почти болезненное, словно он вдруг грохнулся на пол. Это был вовсе не сон. Он и в самом деле в другом мире, а этот странный парень — Вайми из племени Астеров...

Мальчишка мотнул головой. За длинную здешнюю ночь он, как ни странно, вполне выспался — хотя спать лёг очень поздно. Вайми бы в милиции работать, следователем, подумал он. Всю подноготную вытянет, всех выведет на чистую воду. Вчера он устроил ему форменный допрос — и все робкие намеки Максима на то, что все уже спят, разбивались об удивлённое "Ты же обещал всё рассказать!" — и приходилось отвечать дальше, пока зевающий Вайми не выдохся...

Астер, впрочем, не стал на него пялиться — легко, даже не коснувшись ладонями пола, поднялся, откинул циновку и вышел. Максим тоже поднялся, и, ещё раз зевнув, последовал за ним.

* * *

Во дворе крепости он замер, ошалело оглядываясь. Вороны уже все встали — и, более того, развили бурную деятельность. Двое деловито рубили опоры сторожевой вышки самыми натуральными каменными топорами. Ещё двое сваливали в коптильню вперемешку запасённые Маахисами дрова и мешки с запасёнными ими же сушеными грибами, очевидно, имея в виду всё это поджечь. Остальные не менее деловито таскали из сарайчика-склада сушёную и копчёную рыбу, и, поднявшись на вал, выбрасывали её прямо в озеро.

— Вы что творите?! — ошалело спросил Максим при виде этого организованного разорения.

— Тут место Зла, — равнодушно сказал Верасена. Он один не работал, а стоял посреди крепости, внимательно наблюдая за разгромом. — Мы очищаем его. Эй, там, навалитесь!

Двое Воронов бросили топоры и навалились на сторожевую вышку, на которой Максим и Вайми проболтали едва ли не полночи. Подрубленные жерди затрещали, вышка накренилась — и, разваливаясь на лету, шумно обрушилась в озеро. Ещё несколько Воронов нырнули под навес, деловито потроша ножами подушки, выворачивая их и сваливая набивавшую их сухую траву возле стен.

Максим поморщился — ему не нравилось разорение этого уютного места — но возмущаться вслух не стал. В каждой избушке свои игрушки, а о ссоре Маахисов с Воронами он, по сути, ничего не знал. Верасена не распространялся на сей счёт, а остальные Вороны и вовсе не желали с ним общаться. Так что мальчишка просто нырнул под навес, спеша собрать свои вещи...

* * *

Всего через пару минут всё племя Воронов, за исключением Верасены, выстроилось на валу. Вайми и Максим стояли вместе с ними. Верасена, присев на корточки, быстро высек огонь и запалил самодельный факел. Вскинув его к уже высоко поднявшемуся солнцу он что-то выкрикнул, потом быстро подошел к навесу и сунул факел в сено. Сухая трава тут же вспыхнула, пошёл белый дым. Верасена быстро подошёл к пустому уже складу, поджег сено, сваленное под его стенами, потом вернулся к коптильне и швырнул факел в кучу дров. Всё это он проделал сноровисто и ловко, и Максим вдруг подумал, что вождь Воронов жжёт чужие селения далеко не в первый раз...

* * *

Верасена быстро поднялся на вал, и все замерли, глядя на разгоравшийся пожар. Циновки на стенах навеса загорелись, пламя с треском рвалось вверх, белесый дым клубами поднимался в небо. Максима охватило вдруг странное ощущение нереальности — он понимал, что никогда не вернется в это место, и хотел лишь запомнить как можно больше.

— Гори огнём! — Верасена вдруг вскинул руку в салюте, неприятно похожем на фашистский. К нему присоединились и другие члены племени.

— Гори огнём!..

— Гори огнём!..

— Гори ОГНЁМ!.. — и так же вскинутые руки...

Наваленные вокруг коптильни дрова тоже занялись, дым потянуло по двору, и Максим вдруг закашлялся — порыв ветра принес вонь горящих грибов, неожиданно мерзкую — словно запах горящих дохлых мух в школьной дымовухе...

— Всё, хватит, уходим отсюда! — крикнул Верасена.

* * *

Вождь ловко заарканил кол на другой стороне рва, и ребята быстро перебрались через него. Затем Верасена смотал веревку, а ещё трое Воронов, самых крепких на вид, расшатали кол, вырвали его из земли и бросили в ров. Теперь попасть в бывшую уже крепость стало невозможно...

Отойдя чуть в сторону, Вороны остановились, глядя на вал крепости, за которым бушевали языки пламени и в небо поднимался неожиданно густой дым. Максим и Вайми встали в стороне от остальных.

— Я с ними не пойду, — вдруг сказал Вайми, мотнув головой в сторону неподвижно застывших Воронов. — Мне в Безвозвратный Город надо.

— Зачем? — сердце у Максима ёкнуло. Оставаться с Воронами одному ему совершенно не хотелось. Ребята они может и хорошие — но с тараканами размером со слона...

Вайми вздохнул. Было видно, что то, что он хочет сказать, и ему тоже совершенно не нравится, но и не сказать это он не мог...

— С Мэцеё я уже... разобрался. Но остался ещё Олаеёц. Самый мерзкий из них. Он там, в плену у ваших... пока что. Я должен... понимаешь?

— С ума его свести? — резко спросил Максим. Эта идея ему совершенно не нравилась. Казнить — да, наверное жреца стоило бы казнить. Но такое...

Вайми хмуро глядел на него. Глаза у него сейчас были холодные, как стылое зимнее небо. Совсем не мальчишеские глаза, на самом-то деле...

— Он там самый главный гад. Колдун их, всё такое... Это он надумал идол Червя сделать, жертвы ему приносить, чтобы у Хорунов гипноз был, а через гипноз — рабы безвольные... Остальные — дьявол с ними, но жреца отпускать нельзя. Иначе всё, что вы тут сделали, будет напрасным.

* * *

Они помолчали, глядя на пожар. Столб дыма был виден за десятки, наверное, километров, и Максим невольно задумался о том, кто увидит его и какие выводы сделает...

— А что ж ты его сразу не... — начал он и сбился. — Ты же в городе этом был уже, вместе со мной...

— Ага, был, — Вайми вновь хмуро взглянул на него. — Только вождь ваш — Димка, да? — меня сразу выпер. Мол, кто ты тут такой и вообще иди нафиг. И снова выпрет. Если...

Он выразительно посмотрел на Максима — и мальчишке показалось, что земля под ним проваливается. Нет, вот же гадство! — зло подумал он. — Мне надо же идти на север, спасать наших, спасать Ключ от Хорунов... И надо идти на юг, потому что Вайми тоже прав — со жрецом этим нужно кончать, да и вернуться к своим очень, кстати, хочется... Что же мне делать?

Максим ошалело помотал головой. В такой ситуации он оказался впервые. И просто не знал, как поступить. Не пойти за Сашкой, Андрюхой и Антоном — это, вообще-то, предательство. Ясное и несомненное. И если они всё же встретятся, он и в глаза-то им смотреть не сможет...

С другой стороны, не пойти с Вайми — тоже предательство, подумал он, предательство Димки и всех ребят в Безвозвратном Городе, потому что никто, кроме Вайми, не справится со жрецом, а без меня его туда просто не пустят, это уже и ежу ясно... А если Олаеёц улизнёт — неважно, как, хотя бы разбив башку об стенку, будет новый идол, новые рабы... и всё, что мы смогли сделать в этом мире, в самом деле стремительно пойдёт по фигне...

А если Хоруны настигнут наших — у них будет Ключ, зло подумал Максим. И чёрт знает, что они ещё сделают с ребятами, прежде чем убить их. Или даже не убить, а превратить в рабов, и... и... и...

Максим вновь ошалело помотал головой. Это тебе не выбирать, в кафе пойти или в кино, зло подумал он. Этот выбор — НАСТОЯЩИЙ. Без дураков решающий судьбу этого мира. Только вот чего не выбери — всё равно, будешь ощущать себя конченым подонком и предателем. Легко читать про подобное в книгах, посмеиваясь над душевными терзаниями героя — во дурак, и так всё ясно же!.. Только тут вот — не ясно. И хорошего решения просто НЕТ.

* * *

Мальчишка вздохнул и попытался рассуждать логически. Не стоит спешить, когда выбираешь свою дорогу, говорил ему дед. Ладно, он и не спешит, стараясь всё обдумать, хотя это и плохо получается. Из всех решений следует выбирать открывающее больше возможностей — это сказал ему уже Вайми, и мальчишка задумался. С этой стороны он, наверное, никогда не смотрел. А возможности — вот они. Прямо рядом с ним стоит величайший путешественник этого мира, Афанасий Никитин и Марко Поло в одном лице. Может, и не единственный из тех, кто вышел из Ойкумены, но точно единственный, кто вернулся. Знакомый, пусть и косвенно, с самой настоящей магией. Видевший за тысячу лет своей жизни столько, что никакой землянин не представит. И если он с ним сейчас расстанется, то встретятся они хорошо, если через пару месяцев, а может, и не встретятся вообще. Кто знает, куда уведут их неверные здешние дороги, да и они, земляне, вряд ли надолго задержатся в этом мире...

Максим вдруг замер. На севере всё было... смутно. Чёрт знает, догонят ли Хоруны Маахисов, чёрт знает, чья возьмёт, чёрт знает, нужна ли там будет вообще их помощь или они так и будут напрасно гонять по лесам в поисках хоть кого-то — и в итоге вернутся в Столицу... возможно лишь чтобы узнать, что все остальные уже успешно вернулись домой...

А на юге — всё чётко, ясно и конкретно. Они вернутся в Безвозвратный Город, Вайми разберётся со жрецом (мальчишка невольно передёрнулся, представив подробности), армия Димки двинет обратно, в Столицу — ну а он, наверное, всё же двинет искать своих, но уже не с этими жутковатыми, чего уж там, Воронами, а с друзьями... Ну конечно! Ведь он даже не отказывается — ну да, выйдет задержка на неделю, наверное больше даже — но неделей раньше, неделей позже... мы всё равно далеко позади них, вдруг подумал Максим. Если битва Хорунов и Маахисов состоится, то задолго до того, как к ней сможем подоспеть мы, а значит... да и Ключ без восприимца бесполезен, а кто в этом мире восприимец — знает лишь один Мастер, да и то очень вряд ли...

— Ну? — напряжённо спросил Вайми, очевидно, устав ждать ответа.

Максим глубоко вздохнул, словно готовясь прыгнуть в воду. А ведь я пожалею об этом, вдруг понял он. Пожалею в любом случае, что бы ни выбрал. Но дело есть дело, а я всё же парень, не девчонка, и решаю только раз...

— Я иду с тобой, — сказал он.

В крепости с треском рухнул прогоревший навес.

* * *

— Ну что ж... — сказал Вайми Воронам, когда треск упавшего навеса стих. — Здесь наши дороги расходятся. Мы возвращаемся в город.

Максим смущенно покосился на него. На самом деле он был очень рад, что Вайми взял на себя эту довольно неприятную обязанность. Кто знает, как Вороны отнесутся к такому?.. Да и неудобно было это делать, после всего, что они вместе пережили...

Но Вороны не стали возражать. На их лицах явственно читалось облегчение — верно, и их тяготило общество странных чужаков. Они даже не стали прощаться — просто развернулись и скрылись в лесу. Максим едва удержался от того, чтобы плюнуть им вслед — могли хотя бы удачи пожелать!..

Рядом с ними остался всего лишь один хмурый парень, которого, как помнил Максим, звали Лоо. Он с видимым удовольствием смотрел на догорающую уже крепость Маахисов.

— Разрушено ещё одно место Зла, — наконец сказал он.

— И много их было? — нейтральным тоном спросил Максим.

Лоо махнул рукой.

— Много. Десятки, может, даже сотни — я не помню... — он повернулся и тоже быстро зашагал к лесу.

— Может быть, поэтому вы никак не смогли победить Мастера, — хмуро сказал Вайми ему вслед. — Вы разрушали. А нужно было создавать. Или хотя бы возвращать...

— Вернуть что? — спросил Лоо, обернувшись на миг.

Вайми подумал и ответил:

— Мир...

Лоо с досадой махнул рукой и зашагал дальше.

* * *

Максим покосился на Вайми — но тот стоял молча, всё ещё глядя на крепость. Огня больше видно не было, но белый дым валил ещё гуще прежнего. Странно, подумал Максим. Там и гореть-то ведь нечему — ну не грибы так дымят же!..

Вайми между тем очнулся, мотнул головой — и, взглянув на него, бодро направился на юг. Всего через минуту они нырнули в лес, и крепость Маахисов исчезла из жизни Максима навсегда...

* * *

Странно, почему я не радуюсь? — подумал вдруг мальчишка, шагая вслед за золотой спиной Вайми. Вот, я, можно сказать, разрубил гордиев узел, рядом со мной новый друг, впереди встреча со старыми друзьями — а я чувствую себя так, словно только что Родину продал...

Мужчина должен выбирать самый трудный путь, — вдруг вспомнил Максим. Это ему часто говорил отец. А он выбрал легкий путь. Струсил, проще говоря.

Но возвращаться было уже слишком поздно.

* * *

— Ну вот, это последний, слава труду, — Файму, глубоко дыша и утирая пот, опустила на землю последнего пленного Хоруна, которого она, вдвоем с Талкой, утащила в эту рощу — как и многих прочих. Хорун с дикой злобой смотрел на неё, но сделать что-либо ещё не мог: витки самодельной, но весьма прочной верёвки из каких-то длинных стеблей стянули его тело, примотав его к длинной крепкой жерди и делая совершенно беспомощным. — Ну что ж, приступим, — она деловито полезла в висевшую на плече плетёную сумку, странно изящную на вид. Антон не удивился бы, увидев что-то такое дома, в магазине народных промыслов. Сумку Файму, естественно, сделала сама...

Мальчишка вздрогнул, заметив, что пылающий взгляд Хоруна переместился на него.

— Я запомнил тебя, гнида белобрысая, — процедил пленник. — Очень хорошо запомнил. Пусть здесь не умирают, но для тебя я, поверь, найду способ, пусть даже искать придётся тысячу лет. И ты тысячу тысяч раз пожалеешь, что встретился со мной...

— Почему ты так хочешь убить меня? — удивлённо спросил Антон. Сталкиваться с такой дикой ненавистью ему ещё не приходилось. Но испытывал он вовсе не страх, а какое-то холодное любопытство — словно смотрел на бьющуюся в стекло террариума смертельно ядовитую змею...

— Кто ты? — спросил вдруг Хорун, но Антон не ответил. Вовсе ни к чему, чтобы этот... эта злобная гадина знала ещё и его имя. Раньше он смеялся над суевериями местных... но теперь начал думать, что все эти приколы насчет тайны истинного имени — вовсе не такая уж чушь. Или вообще не чушь.

— Ты трус! — между тем выдохнул пленник, так и не дождавшись ответа. Он обвел ненавидящим взглядом весь собравшийся в его честь небольшой коллектив. — Вы все трусы. Вы все ничего не можете без своих подлых трюков.

— Нападение из засады — дозволенная военная хитрость, — заметила Файму, всё ещё копаясь в своей сумке.

— Засады — это не война, — упрямо заявил Хорун. — Это действия трусов, которые до судорог боятся БОЯ. Боятся встретиться с противником лицом к лицу.

— ...и потому посылают в бой рабов, — зло закончил Антон.

Хоруну этот аргумент явно не понравился. Он уставился на мальчишку с ещё большей злобой — хотя это, казалось, было уже невозможно...

— Кто ты, взявшийся судить чужие жизни? Ты даже драться не умеешь! И убиваешь, как трус, приказываешь девчонкам, а сам...

Антону было, что на это ответить, но Файму надоело словопрение. Изящно поджав ногу, она точно и сильно ударила Хоруна пяткой в поддых. Антон невольно дёрнулся, словно ударили его, но жестокость Файму преследовала совершенно практическую цель. Хорун тут же начал зевать, словно выброшенная на берег рыба. Талка, присев, ловко запустил пальцы в его пасть, разинув её во всю ширину. Дэй не менее ловко засунул в неё свернутую из большого жесткого листа воронку. Файму, встав на колени, поднесла к ней сосуд из сушеной тыквы, добытый, наконец, из сумки. Из неё в воронку хлынула струя темной жидкости, пахнущей остро и горько.

Антон поморщился — всё это очень походило на какую-то старую, страшную гравюру про пытки еретика в инквизиции. Но темной жидкости в Хоруна влили не ведро, а никак не больше чашки. И это было, конечно, не кипящее масло и не расплавленный свинец — но, в то же время, нечто худшее. Теркуп. Адское — воистину адское! — зелье, после которого человек просто перестаёт что-либо ХОТЕТЬ, за исключением самых простых, насущных вещей, таких, как еда...

Мальчишке оставалось лишь гадать, каков он на вкус. Глаза Хоруна выпучились, он закашлялся, но Файму зажала ему нос и не отпускала, пока он не проглотил всю жидкость. С облегчением вздохнув, она отбросила тыкву и поднялась. Антон тоже с облегчением вздохнул. Ему, собственно, вообще нечего было тут делать — Маахисы отлично справлялись без него — но он всё равно заставлял себя смотреть. Просто чтобы хорошо всё запомнить и потом не говорить себе "ну, раз я этого не видел, то его же и не было!.." Было. Очень даже БЫЛО... лишение людей — души. Пусть очень, очень плохих людей, вполне заслуживших смерть... но не ЭТО. Вот только и возражать Антон не смел: были и другие люди — и намного больше! — которые не должны были жить в рабстве у этой орды бешеных уродов...

Тем не менее, смотреть на всё это оказалось... тяжело. Процедура и сама по себе вышла неприятной и долгой — она заняла добрых три с половиной часа, так как пленных из лагеря пришлось перетаскивать сюда, в эту вот рощу — на плечах, примотанных к жердям, словно в каком-то людоедском племени, а весили Хоруны совсем немало, так что и Антону пришлось в итоге... участвовать. Ну и... угостить пленных тоже оказалось нелегко. Большая часть теркупа была пролита или выплюнута, первоначального запаса не хватило и жуткое зелье несколько раз пришлось заливать в тыкву заново, но Файму явно предвидела нечто подобное и заварила его вполне достаточно. И вот, теперь всё это кончилось...

Несколько минут они молча смотрели на Хоруна. Отдышавшись, он дёргался, вращал глазами и осыпал их отборной, испуганной при этом бранью — он явно думал, что его отравили и сейчас начнётся агония. Но, наконец, всё же затих, погрузившись в прострацию. Как и все прочие. Очнуться он должен был уже... не собой, и при этой мысли мальчишку передёрнуло. С его точки зрения это была всё же мерзость... но Маахисы были уверены в обратном. А может быть, даже и правы, но Антон всё равно не хотел принимать этой правоты, даже несмотря на всё, что он слышал от пленных...

— И что дальше? — наконец спросил он.

— Уходим отсюда, — Файму окинула взглядом обезвреженного Хоруна и с наслаждением потянулась, поднявшись на пальцы босых ног. Зрелище вышло... впечатляющее.

— А они?

— Останутся здесь, — она коротко взглянула на младшего брата. — Дэй. Разрежь верёвки.

Мальчишка кивнул и деловито нагнулся над пленником. Кристаллический нож в его руке рассекал верёвки почти без сопротивления. Не дожидаясь завершения процедуры, Файму нырнула в заросли. Талка и Антон последовали за ней. С облегчением, надо сказать. С большим облегчением. Удовольствия от этой адской процедуры никто здесь не получил, это уж точно...

— А всё же, что с ними будет? — упрямо спросил Антон.

Файму вздохнула.

— С голоду они не помрут. От ран тоже — их мы, насколько могли, обработали, хотя многие, конечно, останутся искалеченными, рассечённые сухожилия — не шутки. Но жратвы тут хватает, — всевозможные фрукты свисали здесь с веток повсюду, только руку протяни, потому Хорунов и перетаскали сюда, в эту рощу... — Но рабов им ловить уже вряд ли захочется. Да и вообще мало что захочется.

— И это... уже не пройдёт? — спросил Антон, невольно передёрнувшись.

— Пройдёт... если их убить, — Файму усмехнулась, недобро. — Но тут некому же. Разве что звери, да и те наверняка побрезгуют...

— А если не убьют?

— Тогда они быстро одичают. Утратят всё человеческое. Превратятся в нечисть, в леших. Так тут часто бывает с теми, кто перестаёт... хотеть. Особенно тут. В этом лесу.

— И... быстро?

Файму пожала плечами.

— Лет пять или где-то около того. Может, и больше, но немного. А потом — всё.

— Совсем?

— Ну, говорят, что маг, настоящий, может даже нечисти человеческий облик вернуть, но я не слышала, чтобы такое тут бывало. Магов тут нет же.

— А кто говорит-то? — поинтересовался Антон. Про такое вот он до сих пор не слышал.

— Вайми из Астеров. Но он много что говорит.

— Например?..

Файму насмешливо взглянула на него.

— Что он за пределами Ойкумены бывал. Где нормальная жизнь. В смысле, взрослые, дети, рождения, смерти. А также маги, пираты, разбойники, наёмники, вольные города и всё такое, про что у нас обычно в книжках пишут.

— А... бывал?

Файму фыркнула.

— Никто больше что-то не бывал. А фантазия у него... очень хорошая, знаешь...

— А, — Антон вздохнул.

* * *

В лагере их встретили десятки напряжённых взглядов. Скрыть "процедуру" всё равно было невозможно, поэтому про неё знали здесь все. И никто не одобрял, хотя и понимал необходимость. Файму, впрочем, привычно игнорировала недовольные взгляды. К этому ей, похоже, было не привыкать... но взглядами всё на сей раз не ограничилось. Среди Бродяг поднялся возмущенный ропот — они (правду сказать, малость запоздало) боялись неправедного и жестокого возмездия со стороны Хорунов. Файму вдруг шикнула и болтовня, как по приказу, смолкла. Но смотреть на них четверых не перестали. С уважением... и со страхом. Или с возмущением — это, ясное дело, со стороны Нурнов. Но Файму спокойно принимала все взгляды, даже не двинувшись с места. Она — явно совсем не случайно! — стояла в столбе падавшего сквозь кроны солнечного света и сияла, словно статуя. Такой сочный, темно-золотой цвет кожи, очень резко выделявшийся на фоне темной зелени, встречался Антону нечасто, даже здесь. Но даже цвет служил всего лишь фоном для... формы. Очень красивой, правду говоря...

— Всё, товарищи, — наконец привычно-оптимистичным голосом сообщила Файму. — Хоруны нейтрализованы. На достаточно длительный срок, а может, и навсегда. Так или иначе, но наши дела здесь закончены. Собираемся и выходим на юг. К Столице. На поиски восприимца Ключа.

Возражений, как нетрудно догадаться, не последовало — оставаться рядом со свободными теперь Хорунами, будь они хоть тысячу раз "нейтрализованы", никому не хотелось. Хотя Нурны, конечно, заранее сказали, что ни к какой Столице не пойдут — им не слишком-то хотелось вновь общаться с суровой "Аллой Сергеевной", ну и бросать своё селение, постройка которого стоила им не одного года трудов, они не собирались. Боевые порядки их племени во время походов как правило включали и девчонок, но сейчас, ввиду крайней опасности предстоявшей им битвы, они остались дома — и Нурны скучали по ним...

Антон, впрочем, вполне мог их понять — несмотря на целую толпу мельтешивших перед глазами прекрасных дев (включая саму Файму и Ирису) он всё же здорово тосковал об Ирке, и чем дальше — тем больше, потому что Ирку он знал много лет, а их двоих всего какую-то неделю. К тому же, обе эти девы, правду говоря, изрядно пугали его...

— Мы не пойдём с тобой, — сказал Йэрра, грозно насупив брови. — Ты бесчестно поступила с пленными, — но говоря всё это он ухитрился изобразить на лице одновременно и усмешку, и гневную гримасу. В голове у него, похоже, был сейчас полный бардак, что ничуть не удивляло Антона. Сердиться на деву столь прекрасной наружности любому парню было... трудно. Даже если она делала жуткие на самом деле вещи... а может быть, как раз поэтому. Люди очень любят тех, кто делает эти жуткие вещи ЗА них, подумал вдруг мальчишка. Позволяет ИМ остаться чистенькими и сияющими...

— Но если ты... твоё племя придёт к нам, мы будем рады тебя видеть, — явно невпопад к уже сказанному добавил вдруг Йэрра.

— Не сомневаюсь, — ответила Файму, улыбаясь такой риторике. И у неё чувства сейчас явно были... сложные, невольно подумал Антон. Вождь Нурнов сам выглядел, как дар свыше всему женскому роду, и симпатия Файму к нему была явно не наигранной, как он сначала подумал...

— Знаешь... я хотел бы скрестить с тобой мечи... хоть ты и девчонка, — вздохнул Йэрра, всё ещё глядя на неё. — Или копья.

— Гм, — ловким движением босой ноги Файму подбросила и так же ловко поймала лежавшее, как оказалось, в траве копьё — то самое, с блестящим стальным наконечником. — Не боишься?

Йэрра усмехнулся.

— Нет. Но, извини, не сейчас...

* * *

А ведь я их, наверное, никогда больше не увижу, вдруг подумал Антон. Найу уже рассказал им, что Ключ даже сам по себе приносит владельцам удачу — во что очень легко верилось. То, что они уцелели в том жутком подгорном городе, встретились с Маахисами и Нурнами — и, наконец, победили самих Хорунов, иначе, как чистой удачей объяснить было нельзя. А значит, и поиски этого... восприимца вряд ли выйдут долгими. Скорее всего, он отыщется уже среди немалого — четверть жителей всей Ойкумены! — населения Столицы, или на худой конец где-то поблизости. И сюда, в северные леса, они уже никогда не вернутся. Пойдут на восток, в таинственный Город Снов, где, так или иначе, кончатся их приключения. А жаль. Нурны при близком знакомстве оказались не такими уж и плохими ребятами, не говоря уж о том, что они пошли за них в бой, ничего не потребовав взамен...

Серый тоже, как оказалось, думал о Нурнах — но несколько в иную сторону.

— Зря мы с ними расстались, — вдруг сказал он. — Могли бы на Куниц поход устроить. Взяли бы за жабры насчёт этого их шамана, и как следует потрясли на тему как и что...

— Я вам тут сейчас поход за розгами устрою, — пообещала Файму. — Не знаю, как у вас, а у нас нельзя так делать.

— Это почему? — хмуро спросил Сергей.

— А у вас дома на соседей нападают? Просто чтобы потрясти кого-то? Нет? Ну вот...

Антон ошалело помотал головой, представив, как Файму трясёт оборотня. Ему такое вот с трудом уже представлялось... и хорошо, наверное, что до такого всё же не дошло...

Он покосился на шагавшего сбоку Найу. Хранитель Драконовой Флейты (тайны выделки Драконовой Флейты, поправился мальчишка), посматривал на него с хмурым видом — явно хотел что-то сказать и не решался...

— Не кисни, — наконец посоветовал ему Антон. — Хоруны, конечно, горазды грозить... но с ними всё уже.

— Не всё, — хмуро сказал Найу. — Безвозвратный Город остался же. И в нём — Хоруны. Треть племени где-то. Пойдут искать своих. И мы на них в самый неожиданный миг наткнёмся, а тогда... — парнишку передёрнуло.

— Плевать, — ответил Антон. — Видишь же, какой у нас отряд? Нам Хоруны теперь — тьфу. Даже если попадется десяток. Мигом пошлём их... на хутор бабочек ловить. Придём в Столицу, "Аллу Сергеевну" эту свергнем, поднимем ребят, пойдём на этот Безвозвратный Город — и вообще Хорунов квакать отучим. Тогда полная свобода наступит. Броди по миру где хочешь, и не бойся.

— Свобода — это право сильного безнаказанно творить зло, — всё ещё хмуро сказал Найу. К нему пристроился такой же хмурый Юока — главный следопыт и охотник племени.

Антон удивленно взглянул на него — от дикарского вида мальчишки не это ожидаешь услышать. Потом всё же вспомнил, что Найу — не те тринадцать лет, на которые он выглядит. На самом-то деле он едва ли не ровесник земных пирамид...

— Это у вас дикость была, вот, — наконец нашёлся он. — Куницы всякие замшелые, которые ничего, кроме первобытно-общинного строя, не застали. Вот и сидят в своём лесу, как сычи, и зенками на всё только лупают. И другие не лучше. Астеры эти дикие, Горгульи...

Найу вздохнул.

— Если люди ведут себя так — у них есть на то причина, верно? Они здесь не первый век живут. Да, не очень хорошо. Но зато понимают, что борьба за справедливость — это, в лучшем случае, перемена местами страдающих и жирующих, от которой общая сумма страданий не меняется. В худшем и куда как более частом энтузиазм наивных идеалистов направляют в своих личных целях циничные кукловоды.

Антон вздохнул. У Найу дома, наверное, тоже был отсталый буржуазный строй, подумал он. Вот он и страдает до сих пор фигней... то есть, чернейшим писсимизмом...

— Ну и кто же нас в корыстных целях направляет? — так же хмуро спросил он. — Хозяева, что ли? Или, может, Маахисы?

— А почему нет? — очень тихо сказал Найу, покосившись на шагавшую впереди Файму. Она то исчезала в тенях, то вдруг ярко вспыхивала золотом в лучах падавшего сверху света, словно какое-то лесное божество. Картинка за прошедшие дни уже привычная, но всё равно радующая глаз... — Вот вы хотите эту "Аллу Сергеевну" свергнуть. Считаете, что от неё тут всё зло. Я её, правда, не видел, но пусть. Может и свергните. Только на её месте Файму тогда будет. И вот её вы уже не сковырнёте. Даже не захочете. А если вдруг и захочете, вас никто уже не поддержит. Люди очень любят жестоких правителей — если они жестоки не к ним...

Антон невольно вздрогнул — очень уж это перекликалось с его собственными мыслями. Но ответить ничего не успел — в разговор вклинился молчавший до сих пор Юока.

— А ты хочешь ещё три тысячи лет в этом лесу гнить? — неожиданно зло спросил он, явно продолжая какой-то старый спор. — Я вот по горло уже сыт, хватит!..

— Лучше уж в лесу вечно гнить, чем в таком вот участвовать, — ещё более мрачно заявил Найу. — Не по-человечески это, совсем...

— А человеческое — для людей! — зло заявил Юока. — Только вот Хоруны — не люди!

— Хватит! — рявкнул Антон, заметив, что на них уже оглядываются — и не сказать, что с добром. Пусть Хоруны и побеждены, но шуметь в лесу — не дело. Особенно в ТАКОМ лесу. Где вольно бродят палулуканы, змееволки и прочее...

— А ты что думаешь? — неожиданно воинственно спросил Юока.

— Я хочу, чтобы все жили хорошо и дружно, — заявил Антон. — А тех, кто не хочет, — к стенке. Пусть расписывают от забора и до заката.

— Вот-вот, Хоруны тоже так хотели, — мрачно заявил Найу. — И потом и впрямь стали людей к стенкам ставить, камни в них класть...

— Ты всех под одну гребенку не равняй, — ответил Юока. — Мало того, что мы из-за тебя все в этом лесу сраном гнили?

— Так это Я во всём виноват? — возмутился Найу. — Я всех в этот лес затащил? Да ты, вошь лобковая...

На это Юока ответил так, как, наверное, ответил бы любой мальчишка его возраста — то есть, набросился на Найу с кулаками и сбил его с ног. С яростными воплями мальчишки покатились по траве, мгновенно теряя человеческий вид. Антон, вздохнув, ухватил Юоку за плечи и — не без труда! — оторвал его от противника. Но взбешенный до предела мальчишка тут же набросился на него. Удары его были довольно слабы, и Антон просто изо всей силы оттолкнул его. Юока шлепнулся на попу, потом вдруг вскочил — и бросился в лес.

* * *

Антон, тоже понемногу сатанея, погнался за ним. Но догнать Бродягу в его родной среде обитания оказалось не так просто — Юока очень шустро прыгал по кочкам и веткам, и расстояние между ними постоянно возрастало. Сейчас я его потеряю, понял Антон, и это взбесило его уже окончательно. Дёрнув из-за плеча только что сделанный лук, он натянул тетиву и заорал не своим голосом:

— Стой! Стой, гад! Застрелю!

Юока оглянулся — чего на бегу делать, как известно, не следует — тут же споткнулся и покатился по земле. Кое-как повернулся, сел — и замер, глядя на Антона, точно птичка на змею. Тот оттянул тетиву до уха, неотрывно глядя на него. Лук был, правда, так себе и Антон вовсе не считал себя Робин Гудом, но с расстояния десяти шагов промахнуться трудно, а если стрела, пусть и с деревянным, обожженным на костре остриём угодит в горло или в глаз, мало Юоке точно не покажется...

Кожа мальчишки вдруг резко посерела, словно он не сходя с места превратился в хамелеона, губы запрыгали. Страх, словно облако, повис вокруг него — и Антону вдруг страшно захотелось в самом деле застрелить его, просто от естественного отвращения к трусу...

Он не знал, чем бы всё это кончилось — то есть, совершенно, — но тут к нему подбежали друзья.

— Что тут? Ты чего? — спросил Серый, глядя на Антона.

— А, — мальчишка заставил себя опустить лук. Удалось это с трудом — тело сопротивлялось, словно им сейчас управлял кто-то другой... — Юока вдруг взбесился. На Найу набросился, на меня набросился, вдруг ломанул в лес...

— Ясно, — Сергей вздохнул и сунул большие пальцы за ремень, хмуро глядя на Бродягу. — Что это с тобой? Вожжа под хвост попала?

— Просто надоело всё, — буркнул Юока, постепенно возвращая свой природный цвет. — Надоело ото всех бегать, надоело, что все вокруг в меня пальцами тычут, зовут трусом. Я хочу быть, как вы. Только не знаю, как.

Серый вновь вздохнул.

— Не знаешь? А всё просто. Всё очень, ОЧЕНЬ просто. Бьют — отвечай. Не можешь ответить — заводи друзей, которые смогут. Не можешь завести друзей — получай в табло и утирайся. За свою трусость каждый должен отвечать сам.

Мальчишка — так и не решаясь подняться — зыркнул на него исподлобья.

— Ну да, я не такой, как вы, — обиженно и зло сказал Юока. — Я глупый, я медлительный, я трус. Я знаю же, что вы все про меня думаете. Но это же не потому, что мне так нравится! Просто... ну, просто так вот получилось. Вот я и решил, что лучше... ну, попробовать. Выйдет — стану лучше, чем вы. Нет — а зачем тогда я?..

Андрей присвистнул. Антон ошалело почесал в затылке. Нет, теперь-то он всё понимал... но до такого ещё дойти надо!..

— А почему ты убегал-то? — спросил он. — Я же тебя чуть не того... не пристрелил нафиг.

— Испугался, — буркнул Юока, не глядя на него.

— Дурак ты, — с чувством сказал Антон. Противно ему сейчас было — и от того, что напугал Бродягу мало, что ни до смерти, и от того, что тот так испугался...

— Ну, дурак, — мрачно согласился Юока. Похоже, что испуг перешел в него в стадию чернейшей меланхолии. — Ну, и что мне теперь делать? В луже топиться?

— В луже не надо, — сказал Сергей. — И фигней страдать тоже не надо. Просто подойди к этой луже, посмотри себе в глаза, дай себе три раза по морде и скажи себе: "я не трус. Я больше так не буду". И не будь.

Юока надулся, конечно... но сказать ничего не успел. К месту инцидента подоспела Файму с братьями — и вид её яснее ясного говорил, что разборками она уже сыта по горло.

— Так, — начала она, окинув взглядом место происшествия, и вдруг взмахнула копьём. На землю шумно рухнула срубленная ветка в два пальца толщиной. — Я даже знать не хочу, что случилось и кто в этом виноват, — она проникновенно посмотрела в глаза каждому из мальчишек. Поёжились все, включая даже Серого. — Но мы все сейчас — одно племя, а в СВОЁМ племени я таких глупостей не потерплю. Если кто-то кому-то не нравится — пусть засунет свои чувства к себе в задницу или идёт на все четыре стороны. Силой я тут никого не держу.

Она вновь обвела пылающим взглядом мальчишек. Но желающих идти на все четыре стороны, как легко догадаться, не нашлось.

* * *

— А всё же, как вы смогли победить Хорунов? — тихо спросил Юока, когда они вновь быстро шагали на юг, направляясь к шуму водопада, очень похожему на шум волн Моря Птиц. — Как вообще не побоялись выйти на бой с ними?

Серый взглянул на него и усмехнулся.

— Самая невероятная смелость становится обыденностью, когда альтернативы не предвидится.

* * *

Утром Антон проснулся от звонкого девичьего визга. Но не испуганного, а совсем наоборот. Он сел на травяной постели, зевая и потягиваясь. Вчера они вышли к очень симпатичному маленькому озеру, окруженному скалами, даже с каким-то подобием пляжа и с тем самым водопадом, тоже небольшим, но очень красивым — казалось, что это какой-то уголок в ухоженном парке. Сейчас Маахисы купались в этом озере — судя по их диким воплям, довольно холодном. Их предводительница уже всласть наплюхалась и сейчас стояла возле водопада, расчесывая свою гривищу, очень резко выделяясь на фоне темной синеватой скалы...

Антон вздохнул, понимая, что бессовестно пялиться на Файму, но не в силах ничего поделать. Маахисы вообще были офигительно красивым племенем. Хотя, с усмешкой вдруг подумал Антон, в них есть всё же нечто девчоночье — в смысле, и в парнях тоже. Слишком мягкие очертания лиц, длинные волосы, гладко сплавленные мышцы, даже изгибы бедер — талия у Маахисов была ниже, чем у людей, где-то на уровне пупка...

Впрочем, рассуждать обо всем этом он не стал, и, тоже дико завопив — для храбрости — бросился в воду.

* * *

Обсыхая, Антон сел на камне, смущённо посматривая на деловито снующих вокруг Маахисов. Всё вчерашнее казалось ему дурным сном и сейчас ему было на удивление хорошо. Как это здорово, подумал он, когда вставая утром, не знаешь, где будешь спать вечером, совершенно не знаешь, ЧТО тебя ждет в течение дня, знаешь только, что надо сделать невероятное количество дел, и что день будет долгий, словно вечность...

Глава двенадцатая:

водопад возвращений

Наполнена шумом и смехом

Весенняя, нарядная земля.

Пионерское звонкое эхо

От Камчатки летит до Кремля.

Ярким солнцем всегда полна,

И с мечтой, и звонкой песнею дружна,

Расцветай, расцветай, весна,

Пионерская весна!

Все улицы, скверы и парки

Листвой вокруг зелёною шумят.

Очень много чудесных подарков

Есть у щедрой весны для ребят.

Задорные, звонкие песни

Весёлый и зелёный мир поёт.

Пионерского племени вестник,

Красный галстук повсюду цветёт.

Музыка: Юрий Чичков Слова: Л. Васильев

— Идут! Идут!

Вопли часовых оторвали Димку от важнейшего дела — учёта скота. Бездонные, казалось бы, запасы Безвозвратного Города уже начали показывать дно — и сейчас он старался понять, хватит ли наличной скотины, чтобы прокормить всю орду на обратном пути к Столице. К счастью, Мэцеё, панически боявшийся воровства — и не от рабов, а от своих же! — изрядно облегчил его задачу. Каждый скот в городе был снабжен номерной биркой, продетой сквозь левое ухо животного. Таким образом, не стоило бояться, что он посчитал кого-то дважды. Тем не менее, Димка немедленно прервал своё крайне увлекательное дело и взлетел на привратную башню.

К городу приближался отряд, и немаленький — десятка в четыре человек, как ему сначала показалось. Шли они, правда, как-то странно — две цепочки с копьями, по десятку в каждой, по краям, а между ними тащились десятка полтора лохматых, светловолосых парней и девчонок. Ещё не различая лиц, Димка понял, что это Акмай с его парнями — и что он ведёт в город пленных Хоргов...

* * *

Через несколько минут отряд подошел к воротам. Димка не стал спускаться с башни — так и смотрел, как какой-то древний царь, наверное, смотрел на победоносное войско, возвращавшееся с добычей и рабами...

Мальчишка помотал головой. С добычей у Акмая было явно неважно — да и Хорги, конечно, не рабы... но всё же, здорово, чёрт побери, просто отдавать приказы — и видеть, как они исполняются, а не рвать жилы самому, глядя, как все вокруг зевают и отворачиваются...

— Приветствую, товарищ генерал! — Акмай вскинул правую руку с зажатым в ней копьём. — Вот они все, тараканы, — он ткнул копьём в обалдело лупавших зенками Хоргов. Вид у них был кислый и побитый — верно, бывшие рабы по дороге не раз и не два напоминали им, по чьей вине они попали в рабство. — А гадюшник их сожгли дотла, как ты и приказал.

Ответить Димка уже не успел — из ворот хлынули бывшие рабы, толпой окружив пленных Хоргов. Нестройный шум быстро усилился до крика:

— Суки!..

— Предатели!..

— Мы к вам в гости пришли — а вы!..

Затем ряды бывших рабов сомкнулись и перешли к оскорблению действием — над толпой разнеслись звуки ударов и визг. Димка, не двигаясь, смотрел на потасовку. Наверное, это неправильно, и я должен всё это прекратить, подумал он. Но как же здорово, когда таких вот мерзавцев всё же настигает справедливость. Здорово.

* * *

— Ты, червяк, — ты не смеешь говорить так о наших господах! Они — они заботились о нас, а ты!..

Фразу прервал смачный звук затрещины, и Димка быстро повернулся. Всё было вполне ожидаемо — Турени сидел в пыли, на заднице, держась за ухо с видом крайнего изумления — а Акмай быстро шёл к нему, Димке, сидевшему сейчас на ступенях бывшего уже дворца Мэцеё. Нет ничего, более недостойного для чести человечества, чем верный раб, подумал мальчишка. Кто это сказал? Вольтер? А, неважно...

— Пришибу однажды эту гниду, — сказал Акмай, всё ещё растирая кулак. — Шипит и шипит, как змея...

— Слушай, а тебе не противно руки о него марать? — вдруг спросил Димка, хмуро глядя на то, как Турени, поднявшись, шустро убрался с глаз долой. — Всё равно, что клопов пальцем давить.

Акмай усмехнулся.

— Ничего странного. Именно так любой считающий себя свободным человек должен отвечать на расчётливое оскорбление. "Забыть", "не связываться" — всё это позиция раба. Человек Чести бросается в бой, не считая шансов, если его Честь оскорблена. Иначе никакой Чести у него не останется.

— Ой, да какой там "бой"! — отмахнулся Димка. — Это же даже не гнида, это глист какой-то...

— Я дрался с Хорунами, — спокойно напомнил Акмай. — Когда вас всех тут ещё не было. Хотя мог бы не драться. А просто тихо отойти в сторонку. Как очень многие тут. Дрался даже тогда, когда от моего племени никого больше не осталось. Пока не попал в рабство. Но даже тогда...

— И не жалеешь? — спросил Димка. Даже смотреть на шрамы на теле Акмая было... неприятно. А уж думать о том, что тот чувствовал, получая их, и вовсе не хотелось. От этого становилось просто страшно. И стыдно...

Акмай вновь усмехнулся.

— Нет. Делай, что должно, случится, что суждено.

— А как же ты стал... вот таким? — с искренним интересом спросил мальчишка.

Акмай прямо взглянул в его глаза.

— Так меня учил отец. Что жизнь даётся на время — Честь навсегда. Что мужчины не плачут. Что труса безжалостно истребляют на месте. Что спор с врагом ведут мечом, а не словами. Что свои правы везде и всегда. Что не все, кто выглядит, как человек, — на самом деле люди. Это основа вообще всего.

— И правильно, — твёрдо сказал Димка.

* * *

Они поднялись на крышу дворца, глядя сверху вниз на "нижний город". Хорги с кислыми минами выгребали навоз из стойл, несколько бывших рабов присматривали за ними. Остальные старались не встречаться с Хоргами взглядами. Может, им просто стыдно за ту позавчерашнюю расправу, подумал вдруг мальчишка. Когда пленных Хоргов изрядно отлупили, оттаскали за волосы и за ухи, давая выход копившимся многие годы чувствам. А может, просто слишком противно...

Хотя ведь и это тоже — люди, подумал вдруг Димка, глядя на понурых Хоргов. Да, насквозь подлые, трусливые — но всё же люди. И у них всё же ЕСТЬ право на второй шанс — и он должен им его дать. Какие бы они ни были мерзавцы — но обалдение, с которым они смотрели на поверженный город своих "всемогущих господ", на толпу освобождённых рабов всё же дорогого стоило. Глядишь, что-то повернётся и в их заскорузлых башках...

Вопли часовых снова отвлекли его — но теперь лезть никуда не надо было и мальчишка просто повернул голову. На сей раз, идущий к городу отряд был совсем маленьким — и его сердце радостно забилось, когда он понял, что это Сашка...

* * *

— Ну? — спросил Димка спустя примерно полчаса. Они — он, Акмай, Асэт, Борька, Юрка, Сашка — сидели на плоской вершине пирамиды, где их хоть немного обдувал ветерок.

Говорить у ворот Сашка не стал — он был мрачный и злой, и просто отмахнулся от друга, как от мухи. Димка, впрочем, мог его понять — мало радости шляться по этому проклятому лесу, да ещё и со сломанной рукой. Пусть тебя самого мало что не на руках носят, всё равно... И он, Димка, кстати, в этом виноват — загнал Сашку в поход, хотя мог бы послать Борьку с Юркой или пойти сам — не рассыпался бы... Теперь, поев и умывшись, Сашка немного отошёл. Но всё равно, его молчание действовало мальчишке на нервы. Он уже понимал, что новости будут невесёлыми...

— Червь есть, — Сашка наконец хмуро взглянул на него. — Всё, как рассказывали. Здоровенная гадина, вся словно из гудрона, полужидкая... Торчит из скалы, словно палец. И смотрит, — мальчишку передёрнуло.

— Понятно, — Димка вздохнул. Вот и не верь после этого в страшилки, подумал он. — Грохнуть его можно как-то?

— Атомную бомбу туда кинуть, — Сашка опустил взгляд, потом вновь хмуро взглянул на него. — Я не знаю, правда. Это не... не животное. Вообще не что-то ЖИВОЕ. Не думаю, что ЭТО вообще можно УБИТЬ. Только уничтожить. Да и то...

— Понятно, — повторил Димка. — Ладно. Чёрт с ним. Пусть так и торчит в своих горах. Жаль, конечно, что ничего нельзя сделать, но атомной бомбы у нас и в самом деле нет. Да и вообще жратвы не так много осталось, чтобы крестовый поход тут устраивать...

— Неделю назад жертвоприношение Червю должно было быть, — напомнил вдруг Асэт. — И — не было.

— И что? — хмуро спросил Димка.

— А то, что он скоро... петь начнёт. А потом... кто знает, что будет потом?..

— К Червю я никого не пошлю, — резко сказал Димка. — Ни этого их жреца, никого. Пусть обломится.

— А если Червь того... освободится? — спросил Асэт, глядя на него. — Хочешь, чтобы мир погиб?

Димка не знал, что на это ответить — и куда вообще повернул бы разговор — но тут Борька вдруг вскочил и замахал руками.

— Ребята! Смотрите! Игорь идёт!..

* * *

На сей раз, Димка не стал ждать, когда гости подползут к нему с поклонами, словно к какому-нибудь хану. Он скатился с пирамиды и вылетел из города. И, не утерпев, помчался навстречу. Не потому, что ждал каких-то особых вестей, а просто без Игоря ему было плохо. Он и не представлял, что до такой степени сдружился с этим мальчишкой — пока сам не отправил его в этот дурацкий поход...

Игорь, впрочем, соскучился не меньше — по крайней мере, широко улыбнулся и распахнул объятия, в которые Димка со всего размаху и влетел.

— Ну? Как сходили? — спросил он, освободившись.

Игорь хмыкнул.

— Не видишь?

Димка ещё раз осмотрел отряд. Все, кто уходил, были на месте и даже вполне целы — но вот никаких немцев поблизости не наблюдалось.

— Не пошли? — понял он.

Игорь вздохнул.

— Ага. Годи их, Вальфрид в смысле, повёл наших через Долину Троллей, к Ледяному Озеру, чтобы обойти засады Хорунов. Взял с собой всё их Древнее Наследие — в смысле, всё оружие, которое ещё оставалось, и сухие пайки. И с тех пор его не видели. А это недели две назад было...

— И?.. — хмуро спросил Димка. Мысль о том, что с друзьями бродит ещё и какой-то недобитый фашист, мягко говоря, не радовала.

— Без него они никуда идти не хотят. Ждут его.

— Понятно. А годи — это вообще кто? Вождь?

Игорь вновь хмыкнул.

— Нет. Жрец. Вождя Адольфа.

— Знаю я, что это за Адольф... — буркнул Димка. — Ладно, чёрт с ними. Хотят сидеть в своих горах — вот пусть и сидят. Прости, что загнал тебя в этот поход...

— Ладно, теперь мы хоть знаем, — усмехнулся Игорь.

Димка вздохнул.

— Тогда пошли. Вы же наверное и жрать хотите, и купаться, и вообще...

* * *

Вечером тучи разошлись, зеленоватое небо стало дымчатым, как всегда здесь на закате. В нем кружили пёстрые здешние птицы, похожие повадками и формой на земных стрижей. Игорь и Димка сидели на вершине пирамиды, глядя на запад. А ведь это мой последний закат здесь, понял вдруг мальчишка. Завтра должны вернуться ребята, которых я неделю назад послал к Морю Птиц, к лагерю, флоту и девчонкам. И, какие бы вести они ни принесли, завтра же мы отсюда уйдём, запасы жратвы на исходе...

Димка ошалело помотал головой, глядя на наплывающий с востока вал пышных зеленовато-золотистых облаков. Мальчишка до сих пор не мог поверить, что он — Димка Светлов, не самый, честно скажем, выдающийся ученик седьмого "Г" класса, стал вождём самой настоящей революции, выиграл пусть маленькую, но совершенно настоящую войну, и, наконец, стал настоящим царём таинственного города в джунглях... А уже завтра это всё кончится. Они снова отправятся в путь — и кто знает, что будет в конце?..

В общем, настроение у Димки было... сложное. Он чувствовал себя так, как прошлым летом, когда, оборвав очередной листок календаря, вдруг обнаружил под ним август. Вроде бы и до конца каникул ещё тридцать один бесконечно длинный день, и погода самая что ни на есть летняя — но беспечное летнее настроение исчезло, как-то вдруг стало ясно, что две трети лета уже вообще-то прошли, с каждым днём осень и школа будут всё ближе, мысли о них — всё отчетливее, и самое главное в лете — ощущение, что впереди ещё целая бездна свободного времени — уже не вернётся...

Сейчас же Димка чувствовал, что и их приключения тоже миновали некий экватор. Нет, впереди ещё много чего, и исход до сих пор вовсе не ясен — но таких вот наглядных, убедительных побед над Злом не будет больше никогда...

Он покосился на сидевшего рядом Игоря. Тот тоже задумчиво смотрел на горообразную стену золотых закатных облаков и кружащихся на её фоне птиц.

— Слушай, а как вы все сюда попали? — вдруг спросил Димка. Раньше задать такой вопрос он как-то не решался. — В смысле, весь ваш отряд?

— Да так же, как и вы, — Игорь усмехнулся. — Пошли в поход. Было нас двенадцать человек. Спрятались от грозы в пещере, а утром она оказалась в другом месте. Здесь.

— И всё? — разочарованно спросил Димка.

Игорь задумался.

— Знаешь, нет. Попёрлись, как и вы, по горам. В пути сбились с маршрута и спрятались от грозы в пещере, о которой никто раньше не знал. Она выглядела несколько необычно — но на это никто тогда не обратил внимания. Похоже, что переход произошел ещё раньше — во время грозы, но мы просто его не заметили... Ночью в пещеру вломились змееволки. Была дикая суматоха, шум, битва... Волков я, кстати, убил.

— Как? — удивленно спросил Димка.

Игорь вновь усмехнулся.

— У меня, как у старшего, пистолет был. ТТ. И несколько запасных магазинов с трассирующими и бронебойно-зажигательными пулями. С белым фосфором которые. Крутая, кстати, вещь... В общем, волков я всех грохнул, но двое мальчишек были ранены — не слишком, к счастью, тяжело, — Игорь помолчал, очевидно, вспоминая это. — А утром оказалось, что мир вокруг ДРУГОЙ — солнце больше земного, расплывчатое и отчетливо зеленоватое. Вокруг — множество странных животных, в основном, правда, неопасных. Офигели все, конечно, но паники не было. Посидели, подумали, потом решили идти вниз по реке в поисках людей. Шли долго, несколько дней, с небольшими приключениями...

— Точно с небольшими? — хмыкнул Димка, вспомнив свои первые приключения в этом мире.

Игорь лишь пожал плечами.

— Ну, в начале, да и потом тоже нас доставали разные... животные. Сейчас я уже не всё помню, но один шипонос был точно. Потом мы спустились по реке к большущему озеру. К Морю Птиц, то есть. Дальше началась стрррашная суматоха с обустройством на новом месте — строительство дома, обзаведение разными нужными вещами, охота, рыбалка... Тогда я, помнится, думал, как здорово жить в диком, свободном мире, где всё так интересно, что никаких ног и глаз не хватит всё это охватить, — Игорь снова помолчал. — В общем, жизнь ТУТ была определенно интереснее, чем дома. По нему мы скучали, но особо никто не страдал. Знаешь, тогда мне почему-то казалось, что всё это — только на лето. А осенью мы все вернёмся — повзрослевшие и загорелые — и нас встретят наши родители. И школьное начальство, и... в общем, все. А наши ученые раскроют секрет, как всё это с нами случилось, и с этого дня путешествия между мирами будут делом совершенно нормальным, а мы будем вроде как первопроходцы. Только вот потом...

— Оказалось, что тут есть Хоруны? — спросил Димка.

Игорь кивнул, не глядя на него.

— Да. И сказка... кончилась. И оказалось, что дороги домой — просто нет. Есть только война.

— А какой он был — ваш мир? — спросил Димка.

Игорь с усмешкой взглянул на него.

— Я ж тебе рассказывал уже. Хороший мир. Вокруг, словно в самом воздухе, была разлита уверенность в завтрашнем дне, было понимание того, что дальше всё будет только лучше, поэтому все строили, делали открытия, шли в армию не ради престижа или денег, а потому, что это было нужно стране. Общность у людей была, осознание того, что рядом с ним работает тоже человек и делает это не для себя, а чтобы всем жилось лучше. И дети видели увлечённость взрослых, их деловитость и серьёзные задачи. Вырастали, становясь в меру своего таланта полезными членами общества... А у нас всё это украли.

* * *

Они помолчали. Небо затянули наплывавшие с востока тучи. Лишь кровавое солнце ещё просвечивало сквозь деревья. Оно висело над самыми горами. Его лучи пронизывали молчаливый частокол стволов, создавая зловеще красивую картину из океана неподвижных листьев. Казалось, что они стали прозрачными, вот-вот задрожат и упадут на землю. Отблески солнца играли на стволах, придавая им причудливые очертания. Настроение у Димки тоже было... мрачное. Тоска в голосе Игоря неожиданно больно задела его.

— А ты как тут? — вдруг спросил Игорь.

— Я? — Димка задумался. — Правлю. То есть, всё время думаю над тем, что делать с пленными Хорунами, где взять жратвы на всю ораву, где искать наших с Ключом, где... — он махнул рукой. — В общем, жизнь тут — сплошной содом и беготня, куча дел, которые надо закончить ещё вчера и постоянно что-нибудь новое.

Игорь усмехнулся и похлопал его по плечу.

— Так и держись. И помни — неразрешимых проблем не бывает, нашлось бы только время.

* * *

С утра Димка был как на иголках. Раньше куча навалившихся забот помогала не думать об этом, но сегодня время наконец пришло, и мальчишка не находил себе места. Никто не знал, конечно, когда именно вернутся гонцы — и Димка то и дело взлетал на пирамиду, озирая окрестности. Умом он понимал, что причин для тревоги вроде бы нет — Хоруны где-то далеко на севере, на юге же их лагерю ничего не угрожает. Вот-вот появятся гонцы, они скажут, что с девчонками всё нормально — то есть, они бесятся от скуки и от того, что парни их покинули. Тогда они подпалят с четырёх сторон этот проклятый город и двинутся на юг — а потом, после торжественного воссоединения, поплывут назад, в Столицу, распевая победные песни...

Но чутьё — проклятое чутьё, развившееся у мальчишки от всех этих... приключений, подсказывало ему, что всё не пройдет ТАК легко. В кармане у Судьбы всегда сыщется пара-тройка камней, которые она с удовольствием уронит ему на голову. Могло оказаться, что девчонок захватили Хоруны — и гонцы прибегут с требованием выкупа или даже сдачи. Или ВООБЩЕ не прибегут — и тогда всё равно придется выступать, терзаясь неизвестностью. Это было бы самое худшее...

На сей раз, он первым заметил гостей — но появились они с севера, а не с востока, да и сияющий золотой цвет кожи одного из мальчишек не оставлял сомнений, кто это. Вайми из племени Астеров, конечно. А парень рядом с ним — Максим. Димка невольно пошарил взглядом в поисках Серого с Андрюхой и Антона — но их там не было. Значит, что-то случилось — и что-то недоброе. Дурные вести сверх плана, подумал Димка — и, вздохнув, пошёл вниз.

* * *

Он вновь встретил гостей у подножия холма — не из какого-то особого дружелюбия, а от нетерпения. Сил не было ждать. Максим же, напротив, не спешил, он остановился, заметив бегущего навстречу Димку. Наверное, решил, что я хочу поговорить наедине, подумал мальчишка. Вот же чёрт...

Тем не менее, они всё же сошлись — хотя Димке уже начало казаться, что никогда не сойдутся, как Ахиллес и черепаха в той старой дурацкой задаче...

— Ну? — с ходу спросил он, не тратя время на приветствия. — Серый и ребята где?

— На севере где-то, — Макс вздохнул. — Мы от них на неделю отстали, может, больше. С ними Маахисы, так что не думаю, что Хоруны так легко их заполучат...

— Тогда что вы тут делаете? — Димка вновь начал злиться. Без Серого он чувствовал себя, как без рук. Да и без Тошки с Андрюхой тоже, чего уж там... Нет, здорово, конечно, что они не в лапах Хорунов... но снова изводиться неизвестностью, и уже без всякой надежды... Мальчишка понимал, что до встречи с друзьями теперь пройдут месяцы. Если она вообще состоится, эта встреча...

— Вайми... — начал Максим и вдруг сбился, покосившись на Астера. Димка тоже на него... покосился. Странный всё же парень — бусы из разноцветных камешков у Вайми не только висели на шее, но и были намотаны на запястья и щиколотки босых ног, и даже на пояс! Но при всём этом — гибкий, великолепно сложенный. Весь его вид говорил, что шутки с ним плохи. И что беготня босиком по природе с рассвета и до упаду есть образ жизни, наиболее подходящий для мальчишки. Так что дело явно не в том, что бедный юнош подхватил какую-то ужасную болезнь и помрёт, если ему сей же миг не дать горячего чая и печенек, подумал Димка. Тогда что?..

Вайми, впрочем, не стал держать паузу и взял инициативу на себя.

— Я пришёл за жрецом, — сказал он спокойно. — Его имя — Олаеёц.

— За жрецом? — тупо переспросил Димка. — Зачем он тебе?

— Вайми свел с ума Мэцеё. Вождя Хорунов, в смысле, — пояснил вдруг Максим. — Когда они нас в плен взяли, Мэцеё хотел его в рабство обратить, ну — загипнотизировать. Только в итоге сам свихнулся. А теперь и со жрецом то же будет. А ещё, Вайми знает дорогу в Город Снов. И вообще, был ЗА пределами Ойкумены и знает, как там и что.

— А? — Димка понял, что удивленно раскрыл рот, и поспешно захлопнул его. Для одного раза новостей оказалось всё же явно многовато. — А какого хер... почему ты мне сразу не сказал?! — возмутился он. — Я тут все мозги уже свихнул, пытаясь понять, что с этим гадом делать!..

— А ты мне хоть слово вставить дал? — Максим сложил руки на груди. — Сразу послал... в прекрасное далёко.

— Ладно. Извини, — Димка поднял руки ладонями вперёд, чувствуя, как начинают гореть уши. Всё же, я редкий дурак, мрачно подумал он. Мне под нос решение сунули — а я его... послал. И вообще, всех разогнал, раскомандовался, словно какой-то царь Ассаргадон... и в итоге обеспечил себе неделю напрасных терзаний. И вообще, чуть с друзьями не поссорился. Хорошо, что они умнее меня оказались...

Мальчишка ошалело помотал головой, потом снова посмотрел на Вайми. Астер всё равно ему не нравился — и, наверное, даже больше, чем раньше. Нипочему, просто инстинктивно, как часто бывает у мальчишек. Но если он всё же не врёт...

Димка вздохнул и взглянул на ворота, у которых уже собралась толпа. Народ ждал известий. Любых известий, способных хоть ненадолго развеять извечную здешнюю скуку... Ладно — если Вайми и врёт, это можно проверить. Прямо сейчас...

Он повернулся к Максиму.

— Понятно. Пошли.

* * *

— Слушай, а как вы всё время в масках ходите? — всё же не удержался он по дороге. — Неудобно же, и морду наверное натирает, — Димка понимал, что его опять несёт куда-то не туда, но поделать ничего не мог...

Вайми вздохнул. Похоже, этот вопрос ему задавали не впервые.

— Естественно, обычно маски мы не носим. Вот если рядом появляется кто-то чужой — то таки воздеваем и идём пугать. А так обычно на поясе болтаются. На всякий случай.

Димка тоже вздохнул.

— А, понятно...

Обычай, по его мнению, всё равно был невыносимо дурацкий — но развивать эту тему он не стал.

* * *

Вначале Димка был едва ли не до смерти рад, что ему подсунули решение изводившей его проблемы. Но когда они вернулись в "тронный зал", его охватили сомнения. Нет, он верил Максиму и уже не сомневался, что Вайми сделал то, что сделал, — хотя поверить в такое было трудно. Но вот то, что ЭТО будет чем-то, выходящим за рамки обычной справедливости, он понимал уже очень хорошо. И понимал, что такое вот точно не останется без... последствий. Не то, чтобы он боялся мести Хорунов, нет. Но ТАКОЕ было... всё же слишком. Во всех возможных смыслах. И Димка не сомневался, что ЭТО им ещё аукнется. И ему лично, и всем им. И вообще, ему не нравилось, как все тут на него смотрели...

— Подождите, — наконец сказал он, глядя на парней, собравшихся вокруг тюремной ямы. — Я... поговорю со жрецом. А потом уже решу. Окончательно.

Никто не ответил ему.

* * *

Жрец Хорунов выглядел совсем неважно — он исхудал, лицо осунулось. Сейчас он казался Димке уже совсем другим человеком. И смотрел он на него уже иначе — какой бы ни была его ненависть, но Хоруну явно не хотелось, чтобы гость ушёл. Здесь, в этом подземелье, он натурально подыхал от скуки...

— Ну? — тоже каким-то чужим, хриплым голосом спросил жрец. — Снова пришёл позлорадствовать, чужак?

Димка вздохнул. Он не представлял даже, что на душе у него может быть так погано. И не только от пребывания в этой мерзкой яме, где дышать приходилось через рот, а от вони слезились глаза. Но и от сделанного им... и от ещё предстоящего. И просто от пребывания в обществе этого урода...

— Нет. Мне жаль тебя, — сказал он, отвернувшись. — Правда.

Хорун хрипло вздохнул.

— Странно. Ненавижу вас всех... доброхоты... ты хоть знаешь, ЧТО мне пришлось здесь перенести, по твоей... милости?

— Несколько дней в плену? — зло уже спросил Димка. — В этой яме, тумаки, тухлая еда, насмешки, да? Вашим рабам сиделось тут лучше?

Хорун отвернулся.

— Тебя не били. Ты не знаешь, что это такое.

— Так, как бьете вы — плетями, чтобы кровь на потолок брызгала? — спросил Димка. — Так — нет. Я не хочу ни бить, ни быть битым.

Олаеёц, не мигая, смотрел на него. В его взгляде разгоралась прежняя злоба.

— Ты дурак. Ты не знаешь, что такое высший долг — долг Сильного карать слабых за их слабость, тебе всё это просто недоступно. Ты слизняк... ты не можешь понять, что значит достоинство воина... достоинство братства Сильных... достоинство Господства... власти... а ты, нелепый выскочка, сопляк, ублюдок, без колебаний и совести вмешиваешься во всё, ломаешь сами основы нашего мира, считаешь себя венцом справедливости, хотя ни черта не понимаешь даже в самых простых вещах! Не понимаешь, что единственная достойная Цель — превратить мир в ад для слабаков!

Димка открыл рот — и застыл. На губах жреца появилась усмешка — невыразимое никакими словами презрение. Для него он был просто никчемной, низшей тварью — наверно и заслуженно, с его точки зрения, но Димка больше не считал его достойным человеческого отношения и самой жизни. Для него он был нежитью, нечеловеком — и это было всё. Мальчишка понял, что им уже просто не о чем говорить. Слова тут были бессильны. Все остальные меры убеждения — тоже. Он забрал факел и вышел.

* * *

Поднявшись в "тронный зал", Димка встретился глазами с Вайми. Тот смотрел на него с донельзя мрачным видом — верно и ему предстоящая... процедура не доставляла никакого удовольствия... и, как ни странно, именно это помогло мальчишке решиться.

— Делай, что должно, — тихо сказал он и отвернулся.

* * *

Вайми ловко и быстро скользнул в яму. Никто не решился последовать за ним. Лишь Асэт странно покосился на Димку.

— Что-то ты слишком быстро передумал... почему?

Димка вдруг усмехнулся и вернул ему его собственную фразу:

— Быть святым — означает быть непреклонным.

* * *

Все замерли, глядя на зияющий зев ямы. Димка не знал, сколько ЭТО продлится... но надеялся, что недолго. Иначе он и сам тут свихнётся — просто от ожидания...

Из ямы донёсся испуганный и изумленный вскрик жреца. Он оборвался... и вдруг перешёл в душераздирающий вопль ужаса, такой дикий, что Димка даже представить не мог, ЧТО надо увидеть, чтобы издать такой адский вопль... да и не хотел представлять...

Вопль раздался снова... потом ещё раз... а потом в яме сверкнул вдруг ослепляющий голубой свет и раздался резкий, бьющий по ушам треск. Потом всё стихло. Но Димка уже понимал, что где-то в глубине его души этот вопль будет звучать вечно.

* * *

Все снова вздрогнули, когда из ямы медленно выбрался Вайми. Физия у него была обалдевшая. Он ошалело помотал головой и сел прямо на пол, стараясь опомниться.

— Ну? — наконец спросил Димка. В ушах у него всё ещё звенело от того адского вопля. Знай он заранее, КАК всё это будет — он ни за что не согласился бы... только вот было уже поздно. А ведь я знал, что всё ТАК будет, подумал вдруг мальчишка. Но решил, что ТАК — будет проще. И теперь мне придётся со всем этим как-то жить. Вечно. Вот же чёрт...

Вайми хмуро взглянул на него — снизу вверх.

— Всё с ним. Вообще... всё, — он зажмурился и помотал головой. — Он был очень сильный. Очень. Я вообще ничего не мог сделать. Просто потерял себя, когда он... хорошо, что ловушка всё же сработала. Чем глубже кто-то лезет — тем шире она открывается, а Олаеёц влез, похоже, до самого дна. Но это, наверное, всё равно не помогло бы... только вот в башке у него и без меня был настоящий ад. Яма шогготов... — Вайми вновь помотал головой. — Меня бы тоже, наверное... накрыло... не будь место... уже занято. Мастер Фейн говорил мне, что бывает... отдача, но я не представлял даже... что может быть ТАК. Но теперь... я не думаю, что жрецу вообще что-нибудь поможет. Или кто-нибудь. Он коснулся... коснулся...

Вайми, наконец, замолчал. Димка далеко не всё понял... но переспрашивать ему как-то не хотелось. Другим, похоже, тоже...

— Фашист ты!.. — вдруг выкрикнул Юрка в лицо Димки. — Нет — даже хуже фашиста! Они такого не творили!

— Юр, не дури, — устало сказал Димка. — Мне что — на волю его было выпускать? После всего? Нет уж!

— А хоть бы и на волю!.. — крикнул Юрка.

— Да не истери ты! — разозлился вдруг Борька. — А то психуешь, как девчонка.

Юрка неверяще оглянулся на лучшего друга.

— Да идите вы все... — зло сказал он. — Уйду я от вас. Прямо вот сейчас уйду. К шаману проситься...

— В оборотни, что ли? — удивлённо спросил Димка.

— А хоть бы и так! — ответил Юрка звонко.

— Дурное это дело, — мрачно сказал Вайми, хмуро глядя на него. — Дурное и опасное. Бывает такое... но лишь по великой нужде — за свой род мстить или ещё такое что... А просто так такое делать — себе судьбу сломать.

— Ты бы вообще молчал, фашист!.. — крикнул Юрка.

Вайми вздохнул.

— Знаешь, почему он ТАК орал? — вдруг спросил он. — Это не мои кошмары, нет. Это его собственные. Они вырвались на волю... и сожрали его.

— Так, — Димка вновь ошалело помотал головой и более-менее опомнился. — Что было, то было. Теперь поздно что-то обсуждать, и сожалеть тоже поздно. Никто никуда ни в какие оборотни не пойдёт. Ты, Юр, пойти попей воды и успокойся. А потом бывших рабов расспроси, как они тут жили. И Сашку — что это за Поющий Червь, которому Олаеёц жертвы тут приносил. И подумай. Хорошо подумай...

Юрка злобно взглянул на него... и всё же вышел. Борька, хмуро взглянув на Димку, поспешил за ним. Ладно, с этим всё, подумал Димка. Юрка — всё же парень нормальный, ни в какой лес не ломанёт, а если вдруг рванется — то Борька его удержит. А мне вот как быть? С тем, что я тут сделал?..

Мальчишка вдруг заметил, что в зале он остался один — если не считать Асэта. Все остальные как-то быстро рассосались. Причём, Вайми смылся одним из первых — верно, понял, что его он, Димка, хотел сейчас видеть меньше всего.

Всё же, первое впечатление — всегда самое верное, подумал вдруг мальчишка. Не зря он мне сразу не понравился, совсем даже не зря... пусть я и не понял тогда, почему...

— Тебе жалко его? — вдруг спросил Асэт.

Димка недоумённо оглянулся на него.

— Кого? Вайми?

Асэт недовольно мотнул головой.

— Нет. ЕГО.

Димка задумался.

— Наверное, всё-таки нет. Именно он устроил тут всю эту мерзость, — он повёл рукой вокруг. — И его никто не заставлял это всё делать. То есть, я всё равно не считаю, что с ним надо было поступать ТАК... но не знаю, как можно было иначе. Так что смысла в моих сожалениях...

— А ты думаешь, что только с ножом у горла можно заставлять? — спросил вдруг Асэт. — Среда, знаешь, тоже... заставляет. Ещё как! Когда все вокруг просто... ведут себя, и попробуй, поведи себя иначе...

— Да ну, — буркнул Димка. — Сколько ЕМУ лет было, когда он сюда попал? Четырнадцать-пятнадцать, вряд ли больше. Не так много, чтобы среда прямо заела.

— Кто знает? — Асэт задумался. — Знаешь... лишь сейчас я понял, насколько хрупки дети — поразившая нас в детстве идея, всего чаще случайная, становится стержнем нашей сути, и уже не в нашей власти избавиться от неё. Очень многих такой внутренний призрак сделал несчастными — или того хуже, привел к безумию и смерти. Это довольно-таки мерзко, когда одна идея становится сутью человека — это превращает его почти в машину, делает неполноценным, неполным, несчастным, одиноким — а потом убивает.

— И я тоже? — эта идея Димке совершенно не понравилась. Он понимал, что иногда и сам ведёт себя, словно одержимый, но ничего не мог с этим поделать. И, главное, даже не хотел...

Асэт пожал плечами.

— Я не знаю. Может быть так, может — и иначе... Зависит от того, что за идея... Ты вот одержим справедливостью — не бойся, Димк, это очень здорово, на самом деле, что ты тут, такой... — он вдруг смутился. — Одержимость — это не всегда плохо, Димка. Большинство людей никогда не достигает своей цели — того, о чём они мечтали. Но это значит лишь, что им не хватило решимости пройти свой путь до конца.

* * *

Димка вдруг понял, что снаружи, во дворе, стоит какая-то недобрая, нехорошая тишина. А ведь там сейчас — целая толпа ребят...

Сердце ёкнуло, и он, переборов внезапное желание забиться в самую дальнюю комнату, вышел наружу.

У подножия лестницы стояли двое мальчишек — те самые, которых он послал в лагерь — и молча смотрели на него.

* * *

— Ну? — наконец спросил Димка, просто чтобы обогнать стремительно подступавшую панику.

Один из мальчишек — бывший раб со смешным именем Лэйнтал Лэ — хмуро взглянул на него.

— Там никого нет. Ни лагеря. Ни флота. Ничего.

* * *

Услышав это, Димка замер, как пораженный громом. Он думал, что умрёт на месте — но не умер. Мысли в голове запрыгали, как бешеные... но он уже стоял здесь и слышал это — в каком-то своём сне, или, точнее, в каком-то кошмаре. Сейчас ощущение реальности очень резко покинуло мальчишку... и, как ни странно, это помогло. По крайней мере, теперь он мог рассуждать более-менее связно.

Это не Хоруны, вдруг понял он. Даже если они бросили погоню за Ключом — что само по себе невероятно — они не смогли бы оказаться на юге так быстро. А даже если бы и оказались — непременно прислали бы гонца, просто чтобы позлорадствовать. Их породу он уже слишком хорошо знал. Нет. Это кое-кто другой. Кое-кто, о ком он и думать забыл...

— И что будем делать? — звонко спросил Юрка. Голос у него до сих пор был взвинченный... но Димка вдруг понял, что эта дурная весть — на самом деле очень, ОЧЕНЬ хорошо. Она вышибла из голов мысли о том, ЧТО случилось во дворце только что... мысли, что могли натворить много, очень много бед. Потом они, естественно, вернутся — но уже не так...

Димка мотнул головой. На него смотрели сейчас сотни перепуганных глаз — и надо было что-то сказать, сказать сейчас, сразу же, пока только что родившаяся паника ещё не сожрала всем мозги...

— Это не Хоруны, — громко объявил он, слыша свой голос с некоторым изумлением. — Это Метис со своим отрядом. Он захватил флот и отправился назад, в Столицу. Чтобы вернуть власть "Алле Сергеевне".

По толпе пролетел ропот. Удивления... и облегчения. Весть, конечно, очень, очень неприятная... но вряд ли после Хорунов Метис казался кому-то тут страшным. Вдруг Димка с удивлением понял, что и ему самому эта теория кажется очень, ОЧЕНЬ убедительной... и что иначе не может и быть...

— Надо в Столицу идти! — крикнул Юрка. — Ноги вырвать этому... этому гаду!..

Это заявления породило куда как более громкий шум — уже одобряющий. Димка вздохнул. Он понял, что самое страшное уже миновало... здесь и сейчас, по крайней мере. А ведь могло быть совсем, совсем иначе. Промедли он всего одну минуту...

Мальчишка вновь недовольно мотнул головой.

— По суше мы к Столице не пройдём, — напомнил он. — Она на острове. Мы вернемся в лагерь... и будем строить флот. А сейчас — выступаем немедленно!

Он замер, ожидая ответа... но на сей раз шум одобрения был ещё более громким.

* * *

Всего через час Димка озирал с башни собравшуюся у ворот толпу. Немаленькую, надо сказать, толпу — три сотни Волков и бывших рабов. Навьюченную всеми пожитками, какие можно было унести, окруженную стадом скотов, тоже навьюченных, хотя это и смотрелось смешно... Остаться в Безвозвратном Городе никто не захотел. Даже Турени. Он, верно, понимает, что при всей его любви к Хорунам его не ждёт здесь ничего хорошего, — с усмешкой подумал вдруг мальчишка. Но усмешка угасла, когда он посмотрел на стоявших рядом с ним — Борька, Юрка, Сашка, Максим... все бывшие тут земляне. И Вайми. Димке не хотелось, чтобы он тут стоял... но и выгнать Астера было просто нельзя. Вопрос, как ни крути, касался и его... и он знал дорогу в Город Снов — а Димка даже не знал, кто тут ещё знает. Да и узнать, что ТАМ, за границей Ойкумены, тоже очень хотелось, чего уж там...

— Ребята, нам надо решить, что делать с пленными, — наконец, напряженно сказал он, глядя на Вайми. С опаской, правду говоря. Ничего ТАКОГО в Астере не было — с первого взгляда в своих бусах он казался даже забавным — но теперь это пугало ещё больше...

— Не бойся, — усмехнулся Вайми, глядя на него. — Я же не могу всех, кого захочу, с ума сводить. Нет. Для этого ты мне в башку должен влезть. И не просто так влезть, а чтобы украсть мою волю. Не думаю, что ты станешь это делать.

Тем не менее, земляне всё ещё молча смотрели на него, и Вайми вздохнул.

— Я не хочу делать ЭТО с остальными, — наконец сказал он. — Просто... не хочу. Жреца мне хватило по горло. И, если честно, я не думаю, что кто-то из них вообще может... Магия — это на самом деле редкий дар.

— То есть, Мэцеё и Олаеёц... — начал Димка. — Всего-то два мерзавца смогли... — он помотал головой.

— Я не знаю, — вздохнул Вайми. — И проверять у меня нет желания.

— Хорошо, но что нам с ними делать? — спросил Борька с беспокойством.

— Я их отпущу, — Димка обвел всех хмурым взглядом. — У кого-то есть другие предложения? Значит, решено...

* * *

Спустившись с башни, Димка быстро зашагал к дворцу. Никто почему-то не последовал за ним, и царившая вокруг пустота пугала. Пугали стоявшие вокруг мрачные здания с жуткими барельефами, пугали клубившиеся в небе тучи. В воздухе висело напряжение. Что-то должно было вот-вот случиться. Что-то, очень скверное. Димке оставалось лишь надеяться, что это не связано с тем, что он тут собирался сделать...

Перед дворцом он помедлил. Пустой проём зиял, как врата ада, идти внутрь не хотелось. Страшно хотелось повернуть назад, сказать всем, что дело сделано — никто не проверит же! — но Димка слишком хорошо понимал, что мысли о медленно умирающих в подземелье от голода и жажды Хорунах лишат его последних остатков покоя...

Он заставил себя войти во дворец, заставил спуститься в тюремную яму. Заставил открыть дверь одной из камер. Лежащий на полу связанный Хорун смотрел на него с тревожным ожиданием. Димка подумал, что должен был поговорить с другими пленными — со всеми пленными, на самом деле — но сейчас на такое просто не осталось времени...

Он присел на корточки, достал из кармана перочинный нож и открыл его. В глазах Хоруна волной плеснулся страх. Он думает, что я его зарежу, понял Димка. Пусть здесь и нет смерти, умирать всё равно страшно...

— Я не убью тебя, — хмуро сказал Димка. — Мы уходим из города. Вот. Я освобожу тебя, а ты освободишь других.

Стараясь не смотреть в глаза Хоруну, он принялся пилить жесткие веревки. Пленник дернулся, потом замер.

— Зачем? — вдруг спросил он.

Димка убрал нож и поднялся. Он освободил пленника всего наполовину — но руки у Хоруна были свободны, а распутать остальные верёвки было делом всего пары минут.

— Потому, что мы не такие, как вы, — сказал он и вышел.

* * *

Выбравшись наверх, Димка ощутил сильнейшее желание убрать лестницу — но такое вот... "освобождение" было совсем уж... по-хоруновски. Только эта мысль и удержала мальчишку. Он вылетел из дворца, и, скатившись по внешней лестнице, побежал к воротам. Сердце у него прыгало, он не хотел оставаться в этом жутком городе ни одной лишней минуты. Над головой клубились и переплетались черные и серые облака, и он прямо кожей чувствовал, что сейчас случится... что-то, связанное с тем, что Вайми сделал со жрецом Червя...

У ворот его встретили хмурые взгляды сотен глаз. Всем — и Волкам, и бывшим рабам — не терпелось убраться отсюда. Висящее в воздухе напряжение ощущали уже все.

Димка перевел взгляд на город. Будь его воля — он сравнял бы его с землей, уничтожил все следы этого жуткого места... но для этого ему потребовались бы, наверное, тонны взрывчатки, которой тут, конечно, неоткуда было взять. Но сжечь рабские бараки, сараи, загоны для скота было очень просто. Их на прощание обложили сеном — а несколько бывших рабов уже держали в руках пылающие факелы. Димка встретился с ними взглядом.

— Всё. Жгите.

Никто не решился войти в город — факелы полетели через стену. Ни один не угодил в цель, но искры попали на кучу сена. Сухая трава тут же вспыхнула. Стоя в проёме ворот, Димка смотрел, как огонь жадно лижет сухое дерево. Один из домов загорелся. Они стояли здесь так тесно, что пожар вскоре охватит весь "нижний город"...

В лицо дохнуло жаром, и мальчишка спешно спустился к подножию холма. Крепостная стена скрыла пожар, но из-за неё огромными клубами валил дым и выхлестывались языки пламени. Димка смотрел на них с чувством мрачного, глубокого удовлетворения. Он сделал то, что должно, и так, как должен был. Что бы ни случилось в будущем, но это место Зла было повержено и никогда не возродится вновь...

Димка покосился на молчаливо смотревшую толпу. Кому-то мой поступок, наверное, кажется милосердием, подумал, ёжась, он. Но я не завидую Хорунам, оставшимся одним в этом жутком городе. Совершенно не завидую...

Вдруг его слуха коснулся жуткий тянущий стон — словно стонал выброшенный на берег кит, издыхающий в жуткой агонии и проклинающий при этом всё живое. Стон повторился... и все вокруг закрутили головами, стараясь найти источник звука. Треск бушевавшего пламени мешал... но Димка всё же понял, что звук доносится с запада. От гор. Поющий Червь запел. Тем не менее, никто не двинулся — все слушали эти стоны в странном, болезненном оцепенении... слушали, пока из-за стены города не донесся вдруг страшный треск, и над ней не взвился столб искр, когда рухнула первая крыша.

Димка, опомнившись, попытался представить, какой же силы был звук, пугавший даже здесь, за несколько десятков километров — и недовольно помотал головой. Даже думать о таком вот не хотелось...

— Всё, хватит, уходим отсюда! — во всю силу легких крикнул он.

Его голос разбил охвативший всех морок — толпа зашумела, двинулись прочь, понемногу вытягиваясь в колонну. Димка в последний раз оглянулся на Безвозвратный Город, на его мрачные стены, на столб дыма, уже слившийся с низкими тучами. Потом сплюнул и повернулся лицом на восток.

* * *

Когда они нырнули в лес, Димке, как ни странно, стало легче, несмотря на царившую тут жуткую темень. Замогильные стоны Червя не стали тише... но шум сотен ног заглушал его, жуткое бурлящее небо скрылось за кронами, а кое-кто из рабов всё ещё нес в руках факелы. Свет живого огня казался здесь очень ярким, настоящим чудом...

— Не завидую я немцам, — сказал вдруг шагавший рядом Игорь, невольно оглянувшись назад — туда, откуда, волна за волной, катились приглушенные расстоянием, но всё равно пугающие стоны. — Совершенно не завидую. Зря они оттуда не ушли. Совсем зря...

— Это был их выбор, — буркнул Димка. Некстати проснувшаяся совесть шептала ему, что он должен бежать в горы, вывести их подальше... от ЭТОГО. Но мальчишка понимал, что по своей воле не сделает и шага назад. Не теперь, когда проснулось Зло, не получившее своей добычи. И здорово очень, что не получившее...

Иногда путь к Надежде ведёт через чужое отчаянье, подумал Димка. Теперь он не просто понимал Вайми — теперь он принимал его холодную, расчётливую часть, готовую убивать, карать и мучить ради высшей цели. Потому что есть вещи, которые не могут быть прощены. Потому что будущее может требовать жертв. И порой единственный путь к свету лежит через темнейший мрак...

Но, так или иначе, эта часть его истории окончена. Впереди его тоже ждало зло — но зло простое, человеческое, и он уже знал, что с ним он справится. А чтобы справится с ТЕМ Злом, ему придётся пойти на другой край мира... и он пойдёт. Вместе с Машкой и другими. Больше они уже не расстанутся, ни за что на свете...

Тем не менее, вновь начали накатывать сомнения. Тут, в Безвозвратном Городе, их ждал враг, явный и несомненный. А в Столице их ждала битва со своими — и это Димке совершенно не нравилось, не нравилось то, что он может там найти, не нравилось то, что скажет ему Машка... и очень не нравилось то, что могло случиться там с ней...

— Думаешь о своих? — спросил шагающий рядом Асэт.

Димка невольно вздрогнул.

— Ага. И волнуюсь. Очень. И надеюсь, что с ними всё будет хорошо.

Асэт взглянул на него — и вдруг широко улыбнулся.

— Борьба — вот облик истинной надежды.

Конец второй книги