— Дурной ты, — выразил свое честное мнение король. — Я это в шутку сказал, а ты от безделья растравливаешь себя попусту. Пойди лучше в кузницу при конюшне, помоги лошадей подковать.
— Я?! — изумился Кристиан.
— Не умеешь? — хмыкнул Моэри. — Чему только обучают этих сынков лордов...
На лице мага отразилось непонимание. Митдар обычно не позволял себе таких слов.
Не дожидаясь, пока Кристиан обидится, король примиряюще взмахнул рукой и объяснил:
— Ты прости меня, все эти алмазные копи из головы не идут. Опять поутру беседовал с бесстыжим Квейденом — все равно, что молотом о стену ударять! Он-то и заразил меня своей желчью.
— Что стряслось? — осторожно спросил маг. — Квейден — это не тот ли, что владеет крупными копями на западе Салнира?
— О да, — мрачно подтвердил Моэри, теребя кисти, которыми заканчивалась шнуровка у ворота его рубахи. — Пренеприятный человек. Ты помнишь, наверное, что алмазы в нашем королевстве появились недавно? Это затея последнего наместника — того, что лишился власти после восстания. Он отправил работников добывать руду в Западных горах, а они нашли там драгоценные камни. Поначалу наш управитель, разумеется, ликовал и даже, как я слышал, велел кузнецам изготовить для него особенный сундук, чтобы хранить в нем сокровища. Однако алмазов оказалось мало, копи были скудными. Терпение он проявить не пожелал и продал большую часть рудников купцу Квейдену почти за бесценок, а тот нанял еще работников, и они трудились в копях, пока не стало ясно, что богатство там все же есть.
Теперь Квейден отстроил на своей земле едва ли не дворец и самовольно ведет торговлю алмазами с Веллурой, островами и даже Империей Розы[62]! Он скупает корабли и людей, а заодно жаждет власти, вмешиваясь в управление столицей. Это ведь он поощряет рассказы храмовников о небесных Долинах вместо Мглы и обещает оказать им содействие при строительстве храма в Брантисе.
Мне, по правде говоря, не слишком важно — если народ хочет получить храм, то быть посему, я позволю его построить. Меня лишь заботит пустеющая казна. Наша торговля с Веллурой все еще плоха, и я бы даже согласился на встречу с Никлосом, чтобы побеседовать об этом.
Для путешествий же на острова нам не хватает кораблей. Собственные суда мы создавать еще неспособны, и приходится торговать с островными купцами у берега, либо платить вольным морякам, чтобы они доставляли наши товары и торговцев в другие земли. Да и гавань в Шан-Тарисе слишком мала. Все эти зыбучие пески! Они отнимают у нас побережье![63] — в порыве чувств Моэри вскочил и принялся ходить по каменной площадке, все больше распаляясь.
Кристиан наблюдал за ним с удивлением. Митдар обыкновенно проявлял большую сдержанность, рассуждая о судьбе королевства. В этот раз, верно, его негодование было настолько сильным, что подавлять его король не захотел, предпочитая облечь злость в слова и вытолкнуть ее из себя.
— Так и выходит, — продолжал Его Величество, — что королевская казна истощается, и нет лучшей меры ее пополнить, чем с толком взяться за торговлю, однако для этого нам снова нужно золото.
И в такие нелегкие времена в столицу из своих прекрасных земель, весь в довольстве, с сундуком монет и слугами, приезжает Квейден и жертвует на постройку храма, хотя ему, вне сомнений, известно, что богатству его нашлось бы другое применение. Раз уж он жаждет способствовать процветанию Брантиса, пусть бы замостил улицы на нижних ярусах или построил новые конюшни. Я не говорю о том, как королевству пригодились бы корабли, которые он может преподнести короне. Вместо этого Квейден пользуется моей слабостью и попросту покупает себе сторонников! В глазах народа он щедр, великодушен и поклоняется богам едва ли не усерднее служителей храма. Лишь немногие догадываются о его истинных намерениях. Лжец! — Моэри в ярости топнул ногой, припомнив утреннюю встречу с Квейденом. — Он самодовольно ухмылялся мне в лицо, а после с благопристойным видом отправился в купеческую гильдию!
Бросив наконец взгляд на мага, король увидел, что друг смотрит на него широко раскрытыми глазами, застыв на стуле подобно каменному изваянию.
— Что? — с тенью смущения усмехнулся Митдар. — Страшен я в гневе?
— Я не привык к такому зрелищу, — признался Кристиан. — Мне, пожалуй, больше пристало выкрикивать гневные слова и сжимать кулаки. Твоя веселость неистребима — это всем известно.
Моэри засмеялся:
— Я и сам не терплю свой гнев. Злость мне противна, но что поделать? От мерзких поступков Квейдена у меня закипает кровь! Была бы у меня полной казна, мне бы и в голову не пришло сердиться на этого купца. Я бы счел его козни забавными, а сам бы вовсю строил корабли, мостил дороги и укреплял города. Но нет — у меня связаны руки, а он заботится лишь о собственном благополучии и, похоже, собирается отнять у меня трон.
— Так тебе следует благодарить его, — улыбнулся маг. — Сам ведь не единожды жаловался, как тяжело королевством править. Порывался искать преемника.
— Верно, — отозвался Митдар, снова опустившись на сиденье. — Королевская власть меня тяготит, и я не желал ее для себя, но уж лучше я уступлю трон достойному, чем у меня вырвет его через заговор и подкуп этот дрянной Квейден. Все же зря я послушался Мастеров и горожан: не стоило растрачивать казну на Корвут. Старый дворец был не так уж плох.
Вздохнув, Его Величество отвернулся и задумчиво посмотрел на россыпь белых хижин у подножия замка.
— В чем же сложность? — спросил Кристиан. — Ты король, отбери у богатого и раздай нуждающимся. Пусть Квейден делится своим добром.
— Последний наместник тоже отбирал, — фыркнул Митдар. — Показать тебе его могилу? Чахлое деревце на ней растет, никто за ним не ухаживает.[64]
— Но ведь он копил богатство для себя, а ты используешь алмазы на благо королевства. Созови мыслителей, найди лазейку, напиши указ...
— Видишь ли, у нас в Салнире есть один негласный закон, — Моэри откинулся на высокую спинку и принялся тихо постукивать по столу пальцами. — Здесь все принадлежит правителю. Он волен владеть землями, хижинами, стадами — любой вещью, которая придется ему по нраву. При этом, забирая что-то у подданных король объявляет, что отнимает это во имя короны и для общего благополучия. Однако если народ решит, что правитель взял слишком много или что его намерения неискренны, поднимется бунт, и каждый ратник королевской гвардии волен будет решать, поддержать ему короля или восстать против него. Вот потому я не могу лишить Квейдена копей из-за своей прихоти — они принадлежат ему по праву, и, забрав их силой, я переступлю опасную черту.
— К чему такие мысли? Твой народ не нанесет тебе удар в спину. Вдобавок, кроме алмазных копей ты не отнимешь ничего.
— Все-таки ты веллурец, — Митдар опять поднялся на ноги и подошел к каменной ограде. Разум его с приходом весны настолько привыкал к действию, что и тело, пусть утомленное, неосознанно требовало движения. — Ваши короли часто затевали войны, захватывали чужие земли, раздавали их своим лордам и отнимали обратно, и все притом склоняли перед ними головы. В Салнире другие обычаи. Здесь человеку отмерено столько уважения, сколько он сделал работы. Квейден выкупил рудники, сам добился своего богатства. Если я выступлю против него и отберу копи, то народ, наверное, поначалу поддержит меня, но после в умы людей начнут закрадываться опасения...
Не окончив говорить, король вдруг умолк и замер, глядя куда-то вдаль на узкую синюю полоску моря. Речь свою он продолжать не стал, хотя до того Кристиану казалось, что Митдар торопился поведать ему о своих заботах. Подождав немного, обеспокоенный маг окликнул друга:
— Моэри?
Салнирский король обернулся не сразу, а когда сделал это, Кристиан уже не увидел на его лице тревоги, задумчивости или злости. Митдар снова предстал перед своим гостем воплощением веселого, легкого нрава, хоть другу его и мнилось, что король прилагает к этому усилия.
— Почему не остановил меня? — спросил Моэри, улыбаясь. — Когда я досаждаю людям своими несчастьями, я становлюсь совершенно жалок. Король тебе, чай, не забавник, чтобы лорда за трапезой развлекать. Тем хоть монеты бросают.
— Держи! — у мага в пальцах блеснула золотая монета, невесть откуда взявшаяся. Он махнул рукой, и Митдару ничего не оставалось, кроме как поймать плату. Зажав монету в кулаке, король расхохотался.
— Кто здесь все же попрошайка? — укоризненно заметил Кристиан. — Да, вдобавок, где обещанная трапеза? Ненавижу наблюдать слезы на пустой желудок. Эй, любезные! — закричал он в глубину небольшого покоя, расположенного позади скальной площадки — как правило, там находился кто-то из слуг. — Его Величество голоден и просит подать блюда!
Послышались шаги, а затем из залы вышла высокая худая девушка с черными волосами и темными глазами. При дворе Моэри она служила распорядительницей. Особенной красоты в ней не было, и вдобавок в ее чертах из-за смешанной крови сквозило нечто дикое, чужое. Отец ее когда-то приплыл с островов на торговом корабле и остался в солнечном королевстве, а мать ее происходила из салнирской деревни.
Распорядительница отличалась резким нравом и строго следила за работой каждого слуги — от судомоек до садовников. Даже король нередко терпел ее наставления о порядке дворцовых церемоний, но при этом все же считал ее бесценной помощницей. Нэйла, казалось, не спала вовсе, не знала усталости и голода и слышала обо всем, что происходило в замке.
На лице девушки с его острыми скулами и поджатыми губами застыло неприветливое, недовольное выражение. Увидев мага, она презрительно сощурила глаза и скривила рот, словно только что выпила пару глотков кислейшей браги.
— Блюда готовы, Ваше Величество, — сухо сказала она. — Прикажете подать их теперь же?
— Да, пусть несут, — живо отозвался Митдар.
Распорядительница повернулась, собираясь уйти, но затем вдруг остановилась на пороге и с сомнением бросила косой взгляд на Моэри.
— Что-то стряслось? — спросил король.
— Слуги жаловались мне поутру, — хмуро ответила Нэйла. — Они не могут в должное время убрать покои мастера, потому как он спит до полудня, — девушка злобно зыркнула на Кристиана и прибавила: — В нашем дворце рады гостям, однако их лень мешает соблюдать порядок. У слуг хватает других дел, и им трудно обихаживать мастера, подавая ему завтрак, когда работники сходятся на обеденную трапезу.
Митдар покашлял в кулак, пытаясь спрятать смех и не слишком в этом преуспевая. Маг же прочистил горло, но не произнес ни слова. Он лишь заложил ногу за ногу и невозмутимо уставился на носок левого сапога, показывая таким образом, что происходящее к нему отношения не имеет.
— Я не оставлю ваши заботы без внимания, — наконец с усилием вымолвил король.
Девушка поморщилась, поняв, что других заверений от Его Величества ожидать не стоит, и, развернувшись, стремительно покинула каменную площадку.
Кристиан проводил ее взглядом.
— Она меня ненавидит, — со вздохом сказал он. — Вот бы еще узнать отчего. Уж точно не из-за моего безделья — она невзлюбила меня с того самого дня, как я впервые посетил Корвут. Не могла она сразу различить во мне праздного гостя.
— Мои наблюдения говорят мне, что она ненавидит всех мужчин, — ухмыльнулся Моэри. — С тех бедняг, что служат при замке, она спрашивает много больше, чем с женщин.
— Так выдай ее замуж, — посоветовал маг. — Быть может, она переменится?
— Или супруг ее прибежит умолять меня о пощаде, — пробормотал король, возвращаясь к столу и усаживаясь против друга.
На том разговор утих. Мужчины помолчали немного, греясь в лучах солнца и прислушиваясь к звукам, которые доносил ветерок. В саду от чьей-то шутки расхохотались слуги, невдалеке щелкали огромные ножницы садовника. Гудение пчел не умолкало и дрожало в воздухе, а во внутреннем дворе шелестела вода, бьющая из горных источников.
Кристиан первым нарушил молчание.
— Ты не закончил свою речь, — произнес он. — Ты говорил, что не хочешь переступать черту в деле с Квейденом и опасаешься...
— Знаешь, забудь об этом, — вдруг перебил его Митдар. — Я буду совсем неблагодарным хозяином, если взвалю на тебя свои тревоги. Я думал только... — тут он запнулся на полуслове, но, видно, не пожелал раскрывать свои мысли и небрежно пожал плечами: — Впрочем, это уже в прошлом. Я принял решение. Вскоре я сумею управиться с Квейденом, не сомневайся.
— В чем я не сомневаюсь, Ваше Величество, так это в том, что мне следует отвесить вам хорошенькую затрещину, — заявил молодой лорд, довольно потягиваясь и разминая затекшие от сидения мышцы. — Ты ведь хотел попросить меня о помощи, но уперся в свою гордость и передумал. И кто из нас дурной? Неужто тебе стыдно обратиться ко мне с просьбой?
— Ты мой гость, — напомнил Моэри. — И в Салнире ты вдобавок заслужил почет среди людей. Если бы не твоя магия, восстание бы, верно, окончилось неудачей. Мы обязаны тебе, и я не вправе обременять друга и прославленного воина тяжелой работой.
— В начале нашей беседы ты отправлял меня подковывать лошадей, — засмеялся Кристиан, — а теперь тебе совестно оказать мне честь, позволив разделаться с Квейденом. Ты и вправду утомлен, да еще путаешься в собственных мыслях. Ешь, пей вино и веселись — я позабочусь об алмазных копях.
Лицо короля просветлело, когда он услышал эти слова, и на сей раз стало ясно, что к нему истинным образом вернулись легкость и спокойствие.
Вскоре на площадке появились слуги с кувшинами и серебряными подносами, и тогда король и маг с готовностью принялись за трапезу, изредка обмениваясь пустяковыми или шутливыми замечаниями. Никто им не досаждал, вокруг царил приятный покой. Ветер шевелил листья деревьев в садах, и оттуда доносилось пение птиц. Небо еще больше расчистилось, обещая к ночи осветиться тысячами звезд, солнце передвинулось на закатную сторону небосвода.
Наконец, допивая вино, Кристиан сказал:
— Сегодня прилетела птица от Роверика.
— О-о, — с некоторым разочарованием откликнулся Моэри. — Что же он сообщает тебе?
— Довольно занятные вести. Лорд Виллен неожиданно погиб во дворе собственного замка, напоровшись на свой же меч.
Митдар с удивлением воззрился на друга и сцепил пальцы рук, что выдавало в нем особое внимание к происходящему. Маг продолжил:
— Да, престранный поворот событий, ведь лорда считали опытным мечником. Роверик говорит также, что замок и родовые земли перешли к сыну Виллена, который будет представлен королю и Систении не далее чем через день от теперешнего. Хранители архивов огласят его новый титул, и в честь молодого господина состоится небольшой пир.
— Потому как для пышного празднества у королевы-матери недостает монет в казне, — подхватил Моэри. — Признаться, я все больше проникаюсь к ней сочувствием!
— Роверик добавляет, что старый лорд Аэзель тоже скончался. Его старший сын разносит слухи, будто это случилось от болезни, но придворные подозревают действие яда. Новый лорд вступит во владение землями в тот же день, что и сын Виллена.
