— Однако в Веллуре поднимается вихрь, — встревожено заметил король.
— Именно этого и опасается Роверик. Он убежден, что после пира сторонники почившего Виллена вновь соберутся и выберут другого предводителя. Неясно лишь, кто им станет, ибо между молодыми лордами вполне может возникнуть соперничество.
— Или уже возникло, — вставил Митдар. — Ведь Виллен и Аэзель погибли все же при весьма странных обстоятельствах. Что если их сыновья приложили к этому руку, надеясь после добиться большей власти?
— На церемонии представления лордов королю будет оглашена весть о грядущей коронации, но уже теперь не составит труда догадаться, что она пройдет в Праздник Цветения, — заключил Кристиан.
Вспомнив, что в Салнире весна наступает раньше, Моэри подсчитал:
— В Веллуре до назначенной поры остается... четыре декады?
— Пожалуй, того меньше, — маг поставил на стол пустой кубок. — У заговорщиков появилась последняя возможность ударить объединенными силами по королевским ратникам. В противном случае скоро народ станет приветствовать Никлоса, коронованного священной короной, и уверует в то, что его одарили благословением сами боги. Храмовники наверняка поддержат короля, и если лорды выступят против него уже после Праздника Цветения, простолюдины, из которых теперь заговорщики набирают мечников и копьеносцев, взбунтуются и побросают оружие.
— Значит, в ближайшую декаду, вероятно, все решится, — заключил Митдар. — Сдается мне, Роверик преследовал некую цель, отправляя тебе птицу.
Кристиан кивнул, подтверждая правоту друга:
— Он хочет, чтобы я возвратился в Веллуру.
— Ну разумеется! — усмехнулся Моэри, откидываясь на спинку стула.
— Он просит меня участвовать в защите Брадоса, если его осадят заговорщики.
— Я поражаюсь этому лорду! — насмешливо воскликнул король. — Он ведь попросту говорит тебе 'Вернись и умри по моему желанию!'.
— Нет, это разумная просьба, — возразил Кристиан. — Столица — самое большое поселение в Веллуре. Там обитают сотни людей, далеких от борьбы за трон. Стыдно мне прятаться в тени, оставляя защиту горожан подручным Гевлина. И да будет тебе известно — я не намереваюсь погибать в Брадосе во имя короля. Позабочусь, чтобы не было пожаров или бессмысленной резни, а затем покину город, и неважно, кому достанется корона. Люди зачастую получают именно тех королей, которых заслуживают.
— Ты, выходит, твердо решил ехать?
— Да.
— Ну что ж, — задумчиво произнес Митдар, — ты имеешь право выбрать свою дорогу. Однако я боюсь, что Роверик лишь пытается использовать дружбу с тобой. Наверняка есть нечто, о чем он сознательно не упомянул в своем послании. После его речей в Анжене я бы не стал ему слишком доверять.
— Это ведь просьба, — напомнил маг. — Я мог бы отказаться. Откуда Роверику знать заранее? Он не провидец, чтобы без сомнений вовлекать меня в свои замыслы.
— Та девушка-кнэф, укравшая корону, тоже не провидица. Она не ожидала встретить тебя в таверне, но все же не упустила случай направить отряд Гайтуса по твоему следу.
Моэри, конечно, говорил о Реде. Еще по возвращении Кристиан рассказал ему о своих веллурских приключениях, и король совершенно не одобрил действия кнэфов.
— Я убежден, что Роверик ожидает твоего приезда, — прибавил Митдар. — Ты не остаешься долго на одном месте и не устоишь перед соблазном тронуться в путь, особенно если при этом тобой движет благородная цель.
— Воистину меня окружают знатоки моей души! — вспыхнул маг. — Как будто уже шагу не ступаю без того, чтоб мной не помыкали! Теперь и ты изучаешь меня, словно древнюю рукопись. Уж поверь, для этого вполне достаточно Роверика, Реды и Лексы.
— Ох, ведь и о Лексе не следует забывать, — встрепенулся король. — Как жаль все же, что пропал тот жезл и вместе с ним записи Гредвира. Все могло бы обернуться иначе.
— Она не успокоится, — помрачнел Кристиан. — При любом короле Лекса будет стремиться к Рунам.
— При любом короле... — задумчиво повторил Моэри, и глаза его вдруг загорелись возбуждением от ранее не посещавшей его мысли. — Но постой! Гредвир рассказывает, что Лекса приходила к нему и говорила о войне, завоевателях и освобождении Веллуры. Однако те события случились полвека назад! К тому времени Лекса успела пройти Руны и поселиться в Цагре. Ей теперь должно быть не менее семи десятков лет! Бесспорно, она чародейка, но не слишком ли мы опасаемся старухи, живущей, вдобавок, в дальних землях? Ей, поди, трудно путешествовать, и магия много сил отнимает.
— Вовсе она не старуха. Отчего ты так решил? — удивился маг. Ему самому Лекса неизменно представлялась той прекрасной всадницей, какой она появилась перед ним в их первую встречу на залитом лунным светом поле.
— Как? — растерялся Митдар. — Сам посуди — старость всех находит, кто не умирает раньше от болезни или меча. Королева Цагры уже вовсе не молода. Остерегаться следует ее помощников, а сама она, верно, давно не покидает свои владения.
Кристиан не согласился:
— Но там, в Анжене, я ощутил ее чары! И она забрала рукопись!
— Лекса накладывает чары на камни, а их кто угодно способен подбросить и в твои покои, и под ноги стражникам. Странно лишь, что мы поняли это с таким опозданием.
— Однако я видел ее тогда в поле! — продолжал упорствовать маг. — Видел молодую, красивую женщину!
— То было двадцать лет назад, — не замедлил указать Моэри. — Да к тому же вы встретились ночью, а темнота скрадывает черты.
— Луна той ночью давала достаточно света, и я мог различить каждую травинку на земле. Пусть я был ребенком, но уж точно заметил, что Лекса молода. А ее сестра и через десять лет казалась такой, как прежде.
— Кристиан, — веско сказал король. — Сознаешь ли ты значение своих слов? Ты пытаешься убедить меня в том, что Лекса и сестра ее, Лейва, неподвластны времени. Что они не старятся вопреки единственно возможному порядку.
Маг шумно вздохнул, ошеломленный оборотом, который приняла его беседа с правителем Салнира.
— Я никогда не думал об этом, — признался он. — Я всегда принимал как должное, что Лекса едва ли старше нас с тобой, и лицо ее не меняется с годами.
— Быть может, волшебники живут дольше, чем другие маги и простые люди? — предположил Митдар. — Либо чародейка научила камни продлевать ее молодость?
— Кто знает, — тихо отозвался Кристиан, рассеянно скользнув взглядом по гладкой столешнице из красного дерева.
Королю сделалось ясно, что спор о Лексе его другу неприятен, и он предпочел отступиться, заговорив о более отрадных вещах:
— Завтра Праздник Цветения, повеселись как следует. В Веллуре тебя ожидают вовсе не народные гуляния. О Квейдене я позабочусь сам, а ты пройдись по ярмарке, загляни в таверны.
— Я обещал тебе помощь и сдержу слово, — маг стукнул ребром ладони по краю стола. — Завтра еще до наступления темноты я предложу тебе решение.
Моэри взглянул на него странно.
— Знаешь, ты мог бы многого добиться в своей жизни, — внезапно произнес он. — Но не добьешься.
— Отчего это? — опешил Кристиан. Он не стремился к великим свершениям, однако подобные речи друга обидели его.
— Оттого, что сам не желаешь. Твою храбрость и твое благородство я не подвергаю сомнению. В тебе есть огонь, заставляющий людей верить в успех твоих начинаний, ты борешься и обладаешь умением завершать задуманное. Вот только зачастую ты ждешь принуждения, чьей-то указки. Этой зимой, к примеру, ты приложил усилия к обретению короны, только чтобы опровергнуть настойчивые обвинения в краже. Теперь ты стремишься рисковать ради спокойствия Роверика, твердящего о благе Веллуры. В Салнире же ты не покидал замок со дня своего возвращения. Отправиться в город и разделаться с Квейденом тебя побуждает моя просьба. А посему я повторяю — тебе не суждено достичь высот, если в тебе не пробудится жажда действий.
Митдар умолк и посмотрел на мага в ожидании ответа. Кристиан, в свою очередь, не сводил с короля глаз, полных немого изумления. Он совершенно не понимал, что и как ему говорить после столь непредвиденного нравоучения. Он лишь моргал и неотрывно глядел на друга.
Моэри, не выдержав, рассмеялся.
— Ох, теперь я затеял мыслителя изображать, — весело сказал он. — Чем не потеха? Пожалуй, все же найду себе преемника, обременю его короной, а сам отправлюсь странствовать на телеге с толпой забавников.
Обтерев после трапезы руки небольшим полотенцем, он добавил:
— Выбрось из головы мое ворчание. Я завидую тебе просто — ведь ты можешь все. Однако я тобой недоволен, ибо ты не используешь этот дар в полной мере. Ты живешь для себя, а я живу для своего народа, но я, к сожалению, не всемогущ, и мне остается лишь с грустью наблюдать, как ты небрежно обходишься с духовной силой, данной тебе богами.
Вслед за этим король встал, потягиваясь.
— Вечер обещает быть прекрасным, — заметил он. — Небо совсем расчистилось.
Маг, потрясенный до глубины души необычной беседой с Моэри, наконец смог проронить растерянно:
— Да ты, похоже, пьян. А если не так — что на тебя нашло?
— Вспомни, к кому ты обращаешься, мой темный гость, — погрозил ему Митдар. — Тебе должно выказывать больше уважения к правителю солнечного королевства.
— Да вы, похоже, выпили излишнюю меру вина, Ваше Величество, — покорно проявил учтивость Кристиан. — Или вы нездоровы? Ах, вы ведь упоминали, что желчь Квейдена оказалась заразной. Эта болезнь ослабляет ум, как я погляжу.
— В кузницу! — король сурово ткнул пальцем в сторону внутреннего двора. — И если до полуночи не подкуешь лошадей, ночевать будешь в стойле!
Выразительно отряхнув одежду от крошек, Моэри развернулся и решительным шагом отправился по своим делам. Уже из глубины покоев до Кристиана донеслось:
— И подниматься теперь будешь на рассвете!
Маг негодующе фыркнул, передвинул к себе стул короля и положил на него ноги, устроившись со всем возможным удобством. Налив себе еще вина из кувшина, мужчина сделал пару глотков, лениво обежал взглядом хижины, поля и горы вдалеке, а потом усмехнулся и закрыл глаза, намереваясь вздремнуть немного.
* * *
На следующий день в столице гремел праздник. Улицы наводнились приезжими и горожанами. В теплом воздухе, пронизанном солнечными лучами и поднятыми с мостовой пылинками, разливалась музыка, слышались звуки флейты, бубна, пастушьих рожков.
Сквозь толпы прохожих Кристиан и Моэри пробирались к рынку. Над их головами проплывали облака персиковых и яблоневых цветов, скаты крыш, по сторонам мелькали лица людей, под ногами то и дело шныряли кошки или собаки.
Маг, разбуженный непривычно рано, не вполне еще сбросил с себя оковы сна, и оттого казался отрешенно спокойным. На нем были черная рубаха салнирского покроя с расшитым золотой нитью воротом, черные штаны и сапоги из мягкой кожи, изготовленные кожевниками Брантиса. Лицо и руки Кристиана покрывал загар, синие глаза как будто горели ярче обычного, а темные волосы растрепались на ветру, добавив облику мага простоты и легкости. Проходящие мимо девушки — все как одна румяные, веселые, в белых рубашках и пышных цветных юбках чуть ниже колена — так и тянулись взглядами к мужчине, ободряюще ему улыбаясь. Многие узнавали его, перешептывались, смущенно опускали глаза, а затем снова смотрели, но Кристиан оставался безучастным к подобному вниманию, сосредоточенно шагая к рыночной площади. Однако не успевали девушки разочарованно надуть губы, как улыбки снова украшали их лица: за магом следовал сам король, лучившийся теплотой и любезностью. Заметив его, девицы немедленно расправляли переплетенные лентами косы на плечах, памятуя о том, что Его Величество все еще холост.[65]
На рынке шла оживленная торговля, и, очутившись там, Кристиан и Моэри попали в людской водоворот, огибающий ряды. За прилавками расположились столичные купцы, островные торговцы, крестьяне и ремесленники, приехавшие на праздник из дальних салнирских деревень. Воздух наполняло бормотание, то и дело раздавались зазывные крики, звенели монеты. До мага доносились обрывки разговоров, и салнирская речь сбивала его с толку. Так близка она казалась веллурской, но все же звучала чуждо, напоминая Кристиану, что он лишь гостит в Салнире.
Митдар обогнал его и махал рукой, зовя за собой, не давая остановиться. Втайне Его Величество решил отвлечь друга от размышлений о Квейдене, сожалея о своих давешних жалобах и просьбах. Король неизменно находил среди товаров занятные вещи и указывал на них Кристиану, который, впрочем, проходил вдоль торговых рядов без особенного воодушевления.
Наконец, стоя у лотка с орехами, привезенными в Салнир морским путем, маг услышал позади зычный голос купца, разносящийся над толпой:
— Голицы, голицы! Полдюжины за полцены!
Мужчина почувствовал прилив любопытства и повернулся к королю, передающему торговцу несколько медных монет:
— Моэри, что за голицы?
— Ох, как же это по-вашему... — призадумался Митдар. — Рукавицы такие из кожи. Подойди, сам увидишь.
Кристиан хотел было забыть о тех голицах и двинуться дальше, но продающий их купец так нахваливал свой товар, что маг не удержался и подошел к его лотку. Торговец тут же кинулся на молодого человека коршуном, болтая без устали:
— Пожалуйте, господин. Что после зимы осталось, задешево отдаю. Вот голицы, коли желаете, а то и доху впрок подберу, — мужик вывалил на прилавок пару шубеек, подбитых изнутри мехом, и принялся трясти ими под носом у Кристиана. — Вы долонью-то по ней проведите, на плечи накиньте — легонькая, хоть и мех! А не желаете про запас, так и для тепла товар имеется. Только гляньте, какие кросенца! Наши мастерицы дюже баские сработали. Все ленные, телу приятные. Есть простые, с пельчатым воротом или тесмяным. Вам с ластками или без? — торговец замер с льняной рубашкой в руках, вопросительно глядя на покупателя.
— Ага, — ошарашено подтвердил маг, совершенно не понимая, что у него спрашивают.
Купец покосился на него с подозрением, однако продолжил заливаться соловьем:
— Или, быть может, вам не одежда требуется? Я и рушниками торгую, сумами ткаными, чепраками. Чепраки-то посмотрите — браные, в ведро очень славно на лошадках красуются. На такие любой годиться станет, а ежели в дар кому, то и дару каждый зарадеется...
Кристиан, не дослушав, ошеломленно отвернулся от прилавка и медленно пошел вдоль ряда туда, где виднелась золотистая макушка Моэри. За спиной мага купец всплеснул руками:
— Ну куда же вы!
К королю мужчина приблизился с таким озадаченным видом, что Митдар прервал беседу со знакомым купцом и удивленно осведомился у друга:
— Что такое? Ты поглядел голицы?
Кристиан неопределенно кивнул.
— Отчего же у тебя такое лицо? — недоумевал Моэри. — Что торговец сказал тебе?
— Что-то про доху... — магу вспомнилось обилие странных слов, которые обрушил на него мужик, торгующий платьем: никогда еще молодому лорду не приходилось ощущать себя таким невеждой. — И про мастериц, которые делают кросенца и браные чепраки. А что такое ластки? — вдруг спросил он, выходя из своей задумчивости.
