— Вот оно, с ноготок!
Ноготок среагировал резко, хохотун улетел метра на четыре. Конвойные сразу напряглись, на крыльце поварни в нашу сторону развернулся Яков, уже с рукой на рукояти меча. И тут я выдал:
— Ну и что? Дело поправимое, есть средство.
Меня мгновенно вздёрнуло. За грудки в воздух. Прямо перед глазами оказалось совершенно бешеное лицо мастера партеров и захватов.
— Ты чего сказал?!
— Сказал, что есть средство. Поставь. Обещать не буду, но попробовать можно.
— К-какое средство?
— Мазь такая. Желтоватая. Да поставь же ты.
Ноготок медленно опустил меня на землю. Отряхнул пылинки с одежды. И так же медленно стек, опустился передо мной на колени.
— Поможешь — рабом вечным буду.
— Что смогу — сделаю. Не получиться — на то воля божья. Всё, мужики, вы давайте в погреб. А вы (это Ивашке и Николаю) пошли с барахлом разбираться.
Ивашка мгновенно ушился в сторону конюшни — "местные-то — жулики сплошь, коням-то нашим, поди, и овса не дают". Николашка рассказывал как их били-пугали-неволили. И попутно пытался выяснить обстановку. Краткий рассказ о том, что Марьяша сильно побита, Храбрит — зарезан, а я теперь — Иван Акимович Рябина, произвёл на него глубокое, неизгладимое впечатление.
Разбор предметов повседневного и прочего обихода в апартаментах покойного Храбрита оказался занятием увлекательным, особенно, после того как мужики по приказу Якова, притащили и взятое в поварне. Отделить своё от чужого... Особенно, когда и чужое нравится... Потом — чужое вообще, от чужого пленников...
В какой-то момент в дверях нарисовался малец лет восьми, поковырял пальцем руки в носу, пальцем ноги — в полу и провозгласил:
— Тама... эта... ну... болялин Аким Лябина... ждёт.
Я уже говорил, что "словене" от "слова" происходит? Этот — явно не из словен. Судя по построению фразы — потянет только на русича. Когда научится букву "р" выговаривать.
Малой затих, заворожено разглядывая разложенное на одном из столов оружие. Пришлось развернуть его за плечо для прерывания лицезрения, и отправиться к свежеобретённому батюшке на неизбежную выволочку.
Те же сени, тот же стол с тем же ножиком на нем. Всего пару часов прошло. А как всё поменялось. Не всё — Аким лежит и смотрит зло. Посреди комнаты Яков с опущенной головой, а у изголовья мальчишка лет девяти. Похож на Акима лицом. Внук. Как же его зовут? Аким пожевал бороду, приобнял внука, мотнул головой. Типа: излагай свою версию.
Типа излагаю:
— Ой да милый мой родный батюшка...
Эк как его перекосило. Ты, Ванёк, поосторожней с шуточками своими, человек-то в возрасте, может и дуба дать. От сильной внезапной радости. Но когда пошёл приколизм — остановиться трудно:
— Уж как принял ты меня в семью свою рОдную, как показал мне любовь свою отеческу и таковое же, но утешение... То и пошёл я на радостях искать свой дрючок разлюбезный берёзовый. Уж очень мне дрын тот полюбился-сподобился. Помнил, был он у меня, когда мы со слугой твоим, с Яковом, первый-то раз повстречались-здоровались. Поленой длинной приголубливались. И взошёл я в поварню-то усадебную. Во места пищи приготовления-принимания. А там и двери-то передние все позаперты, все оконца да позаткнуты. Исхитрился я да к другой стороне направился. К стороне иной, мусорной. Открыл дверь чёрную-заднюю, прошёл в передние-то покоюшки, окошечко приоткрыл малое, чтоб свету белого глянути. Глянул я да и обмер со страху-то: зять-то твой, папашка его кровный-родненький, ой да со ножом во спине на столу лежит. На большом столе, на обеденном. Хоть и впал я от страха такого в беспамятство, однако ж снял запоры дубовые, отворил ворота сосновые, понабежали люди дворовые... Ну, а остальное они тебе и сами расскажут.
— Складно. А убил-то кто?
— А был у зятя твого, покойного, слуга его гадский-предательский, Корькой средь людей кличимый. И ножик-то его злодейский из спины-то зятя твоего невинного убиенного слуга твой верный-то, Яковом прозываемый, повытаскивал. И один-то тот Корька упомянутый под столом лежал-отлеживался. Вот он гад такой-сякой-этакий, душегубец окаянившийся...
Акима, наконец, прорвало:
— Ты!... Ты кончай скоморошничать! Ты мне што тут — былины сказывать собрался?! А то я и тя... поучу... по-родительски.
— Ладно. Зачем звал?
— Значит Корька Хоробрита зарезал? Тогда Корьку казнить смертью, голову — ссечь долой.
Тут вступил Яков:
— Не по правде.
Пришлось уточнять о какой именно правде речь. Оказалось, совсем не о "Комсомольской". Речь о своде законов "Русская Правда" в варианте "Устав Мономахов".
Я, в общем-то, интересуюсь юриспруденцией. Ну, сами понимаете, если за спиной опыт построения систем оптимизации налогообложения в четырёх национальных законодательствах... Это — тот ещё... "поиск выхода в лабиринте". Так что кодексы почитывал. Вплоть до Хаммураппи.
Но вот с Мономаховым конкретно — работать не приходилось. Просветили.
Проблема простая: уголовные преступления здесь наказываются штрафами. Называется — "вира". Взыскивает административное лицо — "вирник". Аналог судебного пристава. По большинству поводов — в пользу двух субъектов: собственно пострадавшего и князя. В реальности порядок взыскания, естественно, обратный. Взыскание в пользу пострадавшего называется "головное". Может слышали: "выдать головой"? — Это то же самое, но в денежном эквиваленте.
Храбрит подпадал под категорию "княжий муж". Цена головёнки с такой наклейкой — 80 гривен в пользу князя. В здешних ценах — четыре кило серебра. А в пользу пострадавших, у нас это, очевидно, вдова — только 3 гривны.
Взять с Корьки хоть какую сумму... не из чего. Поскольку по нашему с Акимом договору — всё, что у людей Храбритовых было — моё. Тащить его на княжий суд — себе дороже. Корька же свободный. Холопа-то можно казнить безбоязненно. Лишь бы хозяин был трезвым на момент исполнения собственного правосудия.
Ещё одно, уже чисто моё собственное размышление: ну потратимся мы, притащим Корьку к князю. А там, на суде, Корька возьмёт и скажет:
— Не я душегуб — вот тот малой лысый. Он входил, нож у меня сонного взял, боярина зарезал, на меня, бедного, поклёп возвёл.
И будет моё слово против его. А он взрослый муж, а я...
Вообще, допустить чтобы Корька начал соображать и разговаривать — нельзя. Но...
Публично казнить Корьку — нельзя. Это уже мы сами будем убийцами. Просто прирезать — тоже нельзя. По той же "Правде" преступника можно убить при задержании, но если он уже связан — нельзя. Устроить ему суд здесь — нельзя. Дело из юрисдикции княжеской власти. Да и вообще, Аким не боярин, судебной власти не имеет. Ну и чего делать?
* * *
Как-то почти во всех читанных попаданских историях юридические аспекты деятельности ГГ... не рассматриваются. Всеобщая юридическая безграмотность в моей России — это наше базовое. Но — не исконно-посконное. Не надо своей безобразованщиной предков замазывать. Кто из моих современников может отличить "послуха" от "видока" в качестве участников судебного процесса? Такой категоризации свидетелей даже в современном мне судопроизводстве нет. А здесь есть. Очень многие вещи прописаны вполне досконально и профессионально. Например, штраф за убийство чужого раба — 5 гривен, а за рабыню — 6. Потому что от рабыни ещё приплод может быть. Возможно, даже и хозяйских кровей.
И ещё: здесь вся эта система отнюдь не закостеневшая, а живущая своей собственной бурной жизнью. Это для нас — всё, что до нас... — изотропно. Что-то... как-то... у них там... вообще... А у них не вообще, а вполне конкретно. С массовой отдачей в человеческие судьбы. Когда один из князей заменил форму наказания за разбой на штрафы — преступность подскочила в разы. Речь идёт о дорожном разбое, где каждый эпизод — десяток, а то и больше, и преступников, и жертв. Пришлось князю признать ошибку и вернуться к исходному варианту.
А когда Мономаха в Киев позвали, что он в первую очередь сделал? "Аля-улю! Где моя шапка?". А вот и нет. Собрал у себя в Переяславле группу юристов-экспертов и подготовил предложения по упорядочению банковских ставок по кредитам.
А уж насчёт фундаментальности юридической безграмотности конкретно моих современников в форме попаданец-попадун-попадец...
Типовая ситуация: едет ГГ по большой дороге, повстречал нехороших людей, поубивал их всех нафиг, приехал в село, порубил в куски местного чуду-юду. Благодарные селяне в нем души не чают, оженили его на местной красавице. У ГГ с молодой — совет да любовь, страсти да ласки... Тут дело его дорожное всплыло. И искренне благодарные родственники-соседи берут его за белые руки и крутят их за спину. И жене его ненаглядной — аналогично. И волокут на княжий суд. Отнюдь не из собственной гадости-подлости. А исключительно из законоуважения и законопослушания. Добропорядочные граждане. А на суде, суде "правом", по закону — главного Г с его Г-иней после публичной порки продают в рабство. Поскольку право наказывать нехороших людей принадлежит властям. А отнюдь не каждому... Г. Даже и главному. И пока не доказано, что те нехорошие люди на дороге и в самом деле были сильно нехорошими — презумпция невиновности. Слышали про такое? И пойдёт герой с украшением в форме ошейника в хлев — навоз кидать, а его ненаглядная, с аналогичной ювелиркой — в терем, постели греть своим местно-красивым телом, да им же — подмахивать.
Это если дело простое. А если есть сомнения, то могут и испытание водой применить. Причём индикатором неповинности является состояние тестируемого вида: "утонул насмерть". И это ещё не конец. При сомнениях или, там, "в особо крупных размерах" ещё и тест на железе законом предусмотрен.
* * *
Я лихорадочно вспоминал мои похождения. Ну-ка, чего я тут успел противоправного? Из "особо тяжкого"? Под обвинение по статье "преднамеренное убийство" подпадали два эпизода: "косьба" на "людоловском" хуторе и "горлолом" в "отравительской" веси. Причём в варианте тяжёлом, часть "б": "два и более лиц". Всё остальное можно было списать либо на необходимую самооборону — здешние законодатели этот мотив вполне понимают, либо на несчастный случай при сексуальных играх — эта область вообще не регламентирована.
На хуторе свидетелей не осталось. А вот в погребе у отравителей... Ивашко... Как бы вбить ему, чтобы он ни спьяну, ни на исповеди...
Факеншит! Исповедь. Вся страна полностью прослушивается. И жить мне — до первого попа.
Так, снова Скарлет: "я подумаю об этом завтра". Сейчас нужно с этим Корькой разобраться.
А вот тут вариант всё-таки есть. Нынешний текст "Русской Правды" частично наследует нормы более древнего законодательства. Кровная месть. В принципе... Первая статья "Пространной Русской Правды" такой вариант допускает. Но чётко ограничивает перечень возможных мстителей: брат жертвы, отец, сын, двоюродный брат, сын двоюродного брата — племянник. Но не всякий племянник — сын сестры не годится.
Нынешнее общество довольно чётко организовано. Не так, как привычно в моей России, но по вполне понятным туземцам, прописанным правилам. Со средствами контроля их исполнения. Эти правила надо знать. Поскольку юридическая безграмотность хоть туземца, хоть попаданца — от ответственности не освобождает.
Получается, единственный законный мститель за Храбрита — вот этот мальчик, его сын. Причём, скажем, за Акима он уже мстить не может. Поскольку внуков в перечне нет. За мать свою — тоже. За женщину мстить — вообще незаконно, полагается только штраф, взыскание половинного размера. За нормального человека — 40 гривен кунами. Это, между прочим, весьма весомо — больше двух кило серебра. За "княжьих людей" вдвое больше, за бабу — вдвое меньше. В Коране тоже похожие нормы есть: на суде женщина — полсвидетеля, при наследовании — половина от доли брата.
И вот этот мальчонка должен зарезать взрослого мужика? Корька, конечно, не здоровяк, но ведь это же просто девятилетний ребёнок. С полуоторванным взбесившимся вчера родителем ухом. И здоровенной шишкой такого же происхождения. А сегодня он пойдёт за этого родителя мстить?
Фигня какая-то. Аким сдурел совсем.
Или они тут из малых детей убийц делают? В лагерях шахидов тоже мальков натаскивают. В основном, на самоподрыв. Палестинцы, афганцы, чеченцы... И предки наши?!
Сицилийская мафия, используя особенности национального законодательства, успешно применяла шестилетних малышей для стрельбы из револьверов. На поражение вплоть до смертельного исхода. В моей России в девяностых тоже были попытки разных...
"Нет ничего страшнее молодых фанатиков". А — малолетних?
На "Святой Руси"... Как-то слышать не доводилось.
Князю Святославу, когда он против древлян пошёл за отца мстить, Искоростень брать-жечь, было четыре года. Посадили малыша на коня, дали в руку сулицу. Это такое копьё короткое, в основном, метательное. Мальчик и метнул — коню между ушей да и под передние копыта. Но там рядом воевода Свенельд стоял. Княгини Ольги давний любовник и помощник. Возможно, что и отец самому Святославу. Когда дружина от такого княжьего броска роптать начала, Свенельд рявкнул: "Князь копье метнул — бой начинать". Никто и пукнуть не успел.
Но тот бросок был чисто символический. А здесь от мальчонки ждут реального, убийственного удара.
А какие ограничения есть на реализацию этого законного деяния: убийство из мести? В конкретных условиях Русской Правды?
Первое понятно: смерть должна произойти от руки мстителя. Поединок? Девятилетнего мальчишки со взрослым мужчиной? Бред.
Но, насколько я помню, по закону допускается убийство из засады. Ага. Малыш сидит в кустах, мимо бежит Корька. А юный мститель "свой тугой сгибает лук" и бздынь...
Фигня. Маловат мальчишечка для боевого лука. Не натянет. Я уж не говорю: попадёт.
А как насчет групповухи? Типа: "били-били-колотили, чуть живого отпустили".
К примеру, Яков ломает Корьке все основные кости. Потом приходит внучек и перерезает горло. Произносит что-нибудь историческое. Типа: "Кровь отца моего отомщена есть". Завершает, так сказать, процесс превращения чуть живого во вполне мёртвого.
Не годиться. Нанесение тяжких телесных — тоже регламентировано и расценено. Причём с расценками в пользу князя. А нам вмешательство властей... противопоказано. Как и вообще... хоть в моей России, хоть в этой — Святой и Древней.
Глава 43
Я как-то обо всём этом глубоко задумался и пропустил момент, когда в комнате стало тихо. А чего они все на меня так смотрят? Я, что ли, пойду мстителем? Я — не кровный родственник. Мы с Акимом Храбриту не родственники, а свойственники, в круг законных мстителей не попадаем.
— Я что-то пропустил?
— Пропустил. Сопли жуёшь, ушами хлопаешь. Пойдёте в поруб с Яковом и Ольбегом. Вы с Яковом сидельца вынете и подержите, внучек ему горло проткнёт. Понял?
Вспомнил: внука зовут Ольбег. А какое ещё имя дать внуку и наследнику славного сотника смоленских стрелков? Ольбег Ратиборович — персонаж известный, по команде Мономаха убил в Переяславле половецкого хана Илтаря. Застрелил стрелой через вентиляционное отверстие. Прямо за завтраком. Хороший был выстрел — хану точно в сердце.
