Климат, однако. Сырость как главная опасность и опорно-несущим, и декоративно-отделочным.
Если клеть отапливаемая, то называется "изба". И на потолок засыпается земля. Для утепления. А в неотапливаемых помещениях такой отсыпки грунта не производят. И называются такие холодные фрагменты дома — светлицы и сенники. Эти "сенники" не от "сена", а от сеней. Не путать с сараем для хранения сена, который называется сеновал или также — "сенник".
Молодых после свадьбы ведут в светлицу — холодное помещение. Чтобы слой утеплителя над головой не вызывал мрачных ассоциаций типа:
"И скоро ль на радость соседей-врагов
Могильной засыплюсь землёю?".
Ага, тут крещенские морозы, изморозь внутри по венцам в ладонь и молодые в нижних рубахах укладываются "на кровать слоновой кости", синенькие и гремящие. Зубами-костями. Новоявленный муж, выдыхая клубы быстро густеющего и замерзающего пара, приступает к исполнению супружеских обязанностей.
Вы знаете как устроен половой член самца моржа? Выражение "хрен моржовый" слышать не приходилось? Так вот, у человека выдвигающейся специальной кости в данном месте нет.
Я же говорил: "мир — вещь сильно связанная". Подсыпки утеплителя нет, отопления нет. А климат тот ещё — наш исконно-посконный.
Соответственно, свадьбы проводят в тёплое время года. А там — график полевых работ, от которых никуда. Ещё и посты церковные. Соответственно распределяется рождаемость по месяцам. Отсюда даты армейских призывов и набора в школу.
Когда клети-избы связываются между собой сенями — получается "двойня" или "тройня". У Акима со стороны башенки — тройня. Мужская половина. С другой стороны — двойня. Женщин в усадьбе изначально было меньше.
Между половинками — гридница. Или говорят — гридня. Приёмный зал. Все клети сделаны из брёвен одинаковой длины — 6 метров. Этот типоразмер и в моё время в лесопереработке — один из основных. А гридница сложена из брёвен двойной длины.
Все бревна по торцам... Точно. Не пиленные. Хорошо видно — топором обрубали. Правильный плотник, да и лесоруб тоже, с правильным инструментом вполне нормально делает одну сторону разруба плоской. На хорошей лесосеке на пеньках сидеть можно.
Ага. Только пеньки на лесосеке остаются стоять. А вот нижний конец завалившегося дерева — как заточенный и сломанный карандаш. И его приходится снова, уже лежачим, срубать в плоскость. Если дерево длинное, то его надо разрубить на бревна. А как же ему быть не длинным, если бревно должно быть не тонким? Это же сосна, а не баобаб какой-нибудь. Здесь соотношение длина-толщина вполне определённое. И снова — в каждом разрубе обе стороны приходится срубать в плоскость. Двойная работа. Такая вот технология. Топорная.
А потом вершинку. Ну, это уже проще, это ты уже верхом на лежачем дереве. Я как-то, в прошлой ещё жизни, вот на этой лесоповальной операции несколько расслабился. Топором махнул... не подумавши. Был бы кирзовый сапог — остановил бы. А так... И резиновый просек и полпальца на ноге. Ребята меня потом на спине четыре километра тащили. По свежим берёзовым шпалам. На каждой — по капле моей крови. Потом, зимой уже, посмеялись хорошо. Та железная дорога и сейчас работает. Будет. Через восемь веков.
А рубили у Акима лес правильно. Если валка леса ведётся зимой и топорами, то соки по дереву не идут, канальцы в стволе сужаются, топор при ударах все поры на срезе — древесной же крошкой забивает. Поэтому вода не попадает, и дерево с торца не гниёт. А вот на тын вокруг... либо пиленное, либо летнее пошло. Либо Аким просто решил, что торец бревна лежащего и так постоит, а вот стоячее дерево надо сверху промазать и от дождя обмотать.
Между брёвен мох торчит. Утеплитель стеновой для бедных. Такие постройки так и зовут — "во мху", мшаник. Ну, Аким, хоть и нагло называет себя боярином, но вот "богатым боярином" — никогда.
И связаны бревна... не по-богачески. Просто "в лапу". Так я и сам могу. Если потренируюсь. Есть ещё четыре варианта. Видел, слышал... но самому не доводилось. А "в лапу" — просто, эффективно, надёжно. Почти вся Русь так строится. Но... изысканности нет.
А потолки здесь как? — А хреново. Потолки, их здесь подволоками зовут, из расколотых пополам брёвен. Сверху земля. Могилка групповая, общая.
"Мы лежим с тобой в тесном гробике.
Ты костями прижалась ко мне.
Череп твой аккуратно обглоданный
Улыбается радостно мне".
Может, поэтому и не живут люди в избах. Пока могут где-то ещё жить. Изба, то есть клеть отапливаемая — только зимнее жилье. Пока тепло — народ по другим местам ночует.
Интересно предки живут. Кочуют. Даже оседлые. По собственному двору. Сезонно. И жилье летнее-зимнее, и дороги. "Зимник" и "летник" — две большие разницы.
Два-три раза в столетие, что в Японии, что на Среднем Востоке, случаются катастрофические землетрясения. Но японцев и в перерывах трясёт. Поэтому они сделали сверхлёгкую конструкцию — дом на лёгком бамбуковом каркасе со стенами из бумаги. А в Азии — одноразовые удары. Память о землетрясении следующему поколению не передаётся. Поэтому саклю строят с глиняной крышей. Перед каждым сезоном дождей добавляют новый слой.
При ударе получается вполне готовая могила на всю семью. Выжившие сперва боятся. Потом подрастает новое поколение, снова накатывает глину у себя над головой. Снова... количество человеческих жертв зашкаливает. Хорошо что на Руси землетрясений сильных не бывает. Или всё-таки были? Не помню.
Между избами из довольно мощных брёвен — вставки. По геометрии — такие же. Бревна чуть тоньше. Сени. Проходные неотапливаемые помещения. Из двух — одной с женской и одной с мужской половин — выходы на задний двор. И с той стороны, с фасада — ещё три крыльца. Но нет подклети — настоящее боярское крыльцо не построишь. С высокой лестницей, с резными перилами, балясинами-столбами.
Крыши везде простые — двускатные. Ни четырёхскатных, ни шатров, ни бочек. Что ж, всё-таки, Аким с этой башенкой задумывал? Башенка-терем, ставится над средней частью дома. А тут она вообще с основным строением не связана.
* * *
Ну что Ванюша, посидел-отдохнул? Поэтнографировал? Пора и за дело приниматься: слуг своих верных — мордовать-строить, людей невиновных-неповинных — убивать-резать.
К моему удивлению, в отведённых Храбриту, а теперь мне, покоях было тихо. Ивашко выбрался в гридницу где, после вчерашнего празднования с мордобоем, происходила уборка. Вешал лапшу на уши бабам из прислуги. Выскочивший из боковых дверей Доман попытался его несколько... к делу приспособить и замолк, увидя меня входящего.
Вот сразу две проблемы: как строить отношения с местным управителем, которому я меч к горлу приставлял. И чем занять Ивашку. А то он, с его болтливостью, меня точно под монастырь подведёт.
Пришлось изобрести ахинею:
— Ивашка! Башенку недостроенную видел? Выясни — в каком состоянии. Двери, крыша, возможность достройки, установления постоянного наблюдения за окрестностями. Исполняй.
Доман сразу начал губы жевать.
— А что, боярич, боишься придёт кто? За тобой?
— Бережёного бог бережёт. Слышал? Прибираетесь тут? Ну-ну.
И с чувством глубоко исполненного долга молодой господин отправился к себе.
И поспел. Неугомонно-любознательный Николай углядел-таки странную половицу в нашей клети. Поддел её
— А тама... Господине! Ларец большой! Со златом-серебром, поди. Только запертый. Вот я его счас топором...
Еле урезонил.
Подклети нет. Пространство под полом невелико. По логике, ставили отсюда, из комнаты. Вернее всего — прежние жильцы. Следовательно, в их вещах и ключик должен быть.
Николай от такой логичности заткнулся и возрадовался. От мудрости господина своего. А мне пришлось под его восхищённое пришепётывание перетряхивать одежду. Нашёл-таки в Храбритовых вещах подходящий ключик. В том самом мешочке, что покойник на шее носил.
Естественно, никакого злата-серебра. Одни берестяные грамоты.
Береста — материал второсортный. Серьёзных, официальных документов на ней не пишут. Так, что-то для памяти, письма близким друзьям и родственникам, школьные упражнения, любовные записки.
Николай сперва сунулся с азартом. Уж и не знаю — что он там ожидал увидеть. То ли расписки долговые на предъявителя, то ли расчёт долговременного тренда по пушнине. Потом плюнул:
— Доносы какие-то. Храбритово занятие. В печь кинуть.
Это ты зря, доносы, да ещё из личного архива мастера типа Храбрита... стоит почитать.
И покатилась жизнь обыденная. Я и оглянуться не успел, как давешний мальчонка прибежал:
— Тама... эта... вечелять пошли.
Ну все же понятно: "коса — косить, чело — челять". В смысле: "несите ваш фейс к нашему тейбелу". Сходили в поварню, повечерели. Деду с Яковом и Марьяше с Ольбегом — ужин в номера. А нас...
Я так и не понял: кажется, Доман таким образом мне досадить решил. Место, так сказать, указать — за столом с дворовыми. Ну и дурак, нельзя оскорбить человека тем, чего он не понимает. А вот ему самому очень "не очень" было, когда я ему указывать начал. И тряпье у нас не забрано в постирушку, и в поварне черепки по углам валяются.
Тут Ивашка прибежал — у одного коня в стойле доска гнилая. Вот Ивашка опёрся — а она хрясь...
Как делать выволочку не повышая голоса, без грубых слов, без чересчур ярких и выразительных образов, типа Степанидинского описания случки птицы Сирин со Змеем Горынычем, но так чтоб дошло... Я это и по прошлой жизни вполне умел. Дворня сперва подхихикивала. Потом и они затихли. Когда я с управителя конкретно на главного конюха переключился.
Стряпуха всунулась. Нормальная бабенция, семь на восемь, восемь на семь. Тоже сперва горлом взять пыталась. Пока я не поинтересовался насчёт противозачаточных средств от мешков с репой. И обрисовал подробности.
Попутно вспомнил: а пленников моих кормили? — Конечно, нет. Все друг на друга кивают. Докивались до Якова.
Тут я предложил организовать прямо на месте очную ставку. С незамедлительными оргвыводами в форме телесных наказаний. Как они дружно взвились! Конюх так уже и в голос:
— Да ты кто такой?!
Пришлось напомнить. Кто здесь я, а кто он. И что мои кони мне дороже. Нежели батюшкин конюх. И дрючком своим так... в руке покачать.
То, что между мои дрючком и мёртвым Храбритом есть какая-то связь — они уже поняли. А вот подробности... Самый простор для страшных сказок.
Затянулся несколько вечерний приём пищи. Я ещё и самопросветительством пытался заняться. Пустое: спрашивать о чем-то впрямую — себе дороже. Такую невнятную ахинею несут. Не славяне, одним словом.
Только назад в покои вернулись — бабы забегали. "Это на постелю покрывала, это — на столы. А вот сенца свежего матрас...". Ивашке раздолье, встал в дверях часовым: к каждой в дверях прижмётся, за каждую подержится. За каждую — из двух. Потом и вообще — из одной. А Николаю сплошная нервотрёпка: как бы не спёрли чего.
В избе и вправду — летом спать тяжело. За день бревна и крыша прогреваются, оконца маленькие, местные говорят — "волоковые". Сантиметров 20 на 40. Под самым потолком два в ряд. Ага. А стена метров пять. Вообще, помещение примерно 5 на 5. Может, чуть больше. Не проветривается напрочь. И печь русская с трубой занимает 2 на 3. Плюс пространство между печкой и стеной.
А вот сени, что в гридницу, что в другую избу: людскую, челядинскую — лёгкие, продуваемые.
"Ой вы сени, мои сени, сени новые мои.
Сени новые, кленовые, решетчатые".
Эти и не новые, и не кленовые, и не решетчатые. Но жить в них удобнее. Пока лето.
В мужской людской — пусто. Женатые — по своим избам вдоль забора, неженатые — кто где. Кто на сеновалах, кто на конюшне. Как стемнело — никого не видать. Как-то скучновато живут. Ни вечорок, ни посиделок.
Я как-то привык, что в деревне летом к ночи какой-нибудь сбор устраивается. С приключениями типа обжимания и последующего мордобоя. Чему бывал постоянным участником. И в том, и в другом — деревенские городских не любят. А мы любим. Но не всех, а только молодых и грудастых.
"Парочка тихо лежала во ржи.
Тихо комбайн стоял на межи.
Тихо завёлся и тихо пошёл.
Кто-то в буханке полпальца нашел".
Опять из меня фольк лезет. Хотя, бывало, и на тракторах за мной гонялись. Эх-хе-хе...
"Где мои семнадцать лет?
На Большом Каретном".
А мои — отнюдь.
"Мой адрес — не дом и не улица.
Мой адрес — Советский Союз".
Те "семнадцать" что были — прошли. Те, что будут... Будут по другим адресам. Если будут.
Мужиков своих загнал в дальние сени, сам лёг у дверей в гридницу. Не могу спать. Вчера в порубе спал — сладко как в колыбельке. С чувством глубокого удовлетворения от хорошо исполненной гадости. А тут не могу. Луна, блин серебряный, во все дырки светит. Как медики не бьются, а чёткой корреляции между бессонницей и полнолунием ухватить не могут. В полном противоречии с общенародным мнением.
Вышел во двор погулять, отлить что ли? Для развлечения? В кустах детский плач. Тихий такой, тонкий. Не вой, не крик, даже не всхлип. Тонкий такой скулёж.
Пошёл к этому малиннику глянуть — двое детишек, мальчик лет семи и девчушка лет девяти. Мальчик спит на голой земле, девчушка рядом сидит, тихонько поскуливает.
О, так ведь это же мой платочек даренный.
— Вы чего тут сидите? Почему домой не идёте?
Девчушка сперва перепугалась, потом начала объяснять:
— Тама папка мамку... уму-разуму учит. Чтоб она на чужой уд не налазила, под чужого мужика не ложилась. Метлу сломал, ухват сломал, дровеняку со двора принёс... Мамка уже и кричать не может... Страшно...
— А чего к соседям не идёте?
— Соромно. Меня курвиной дочкой дразнят.
Мда. Хорошо предки живут. Мирно, в смысле: всем миром, открыто, с людьми. Душа в душу. Хочешь — плюй, хочешь — гадь. В душу. Соседского ребенка. Все всё знают. И судят. С точки зрения обще-общинных ценностей. Они же — обще-мировые. Поскольку — всем миром. Как с дедов-прадедов заведено.
— Ладно, пошли.
Отвёл в свою опочивальню. Мальчонку на руках отнёс, на свою постель уложил обоих. Мальчонка чего-то сестре шепчет на ухо, на меня поглядывает. Боится что ли?
Сам у другой стороны на полу пристроился. Как-то после этих марш-бросков по болотам привычнее на полу спать. Можно повернуться как хочешь и не свалишься. Мне ещё и Могут говорил: "Ты, Иване, спишь по-волчьи. Ночью не просыпаешься, но на четвереньки подымаешься и крутишься". Что волки так спят в логове — я знаю. Читал.
* * *
Была такая книжка про полярных волков одного канадца — "Не кричи волки". Когда этот парень у себя в палатке также начал во сне, на грани дрёмы, 3-4 раза каждый час просыпаться и на четвереньках, на постели, пару-тройку кругов делать — стал высыпаться за пять часов.
Кажется, такая гимнастика во сне способствует кровообращению и наполнению крови кислородом. Что, в свою очередь, резко ускоряет процесс приведение мозгов в состояние боевой готовности.
**
Со сном проблемы. Спать бы надо, а ни в одном глазу.
