— Да, мальчик мой? — этот покровительственный тон и это обращение… Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Дамблдор-великий-светлый-чудаковатый-дедушка — это косплей Николаса Фламеля. И надо сказать, очень удачный. Но вот только в устах Фламеля это звучит более гармонично — он как бы это сказать, стар, настолько, что может обращаться «мальчик мой» и к Дамблдору.
— Сэр, — я не отрывался от стола, — вы же живёте уже больше пятисот лет, верно?
— Да, мальчик мой, я очень, очень стар.
— Всё в мире относительно, сэр. Я просто хотел у вас спросить, а с чего началось противостояние чистокровных волшебников и нечистокровных?
— Разве ты не знаешь? — Николас слегка улыбнулся.
— Ну… я в курсе, что оно было испокон веков. Чистокровные предвзято относились к маглорождённым, но мне не совсем понятно, почему эта проблема не была решена раньше? Естественным путём.
— Понятно, — фламель едва заметно кивнул, — ты учитываешь, что пятьсот лет назад в мире жило меньше маглов?
— Да, сэр.
— В нулевом году нашей эры жило около трёхсот миллионов человек. Это много… но это на весь мир, Гарри. И численность населения начала увеличиваться только спустя тысячелетие, с тысячного по тысяча восьмисотый года население увеличилось до миллиарда. С восьмисотого до наших дней — увеличилось до пяти миллиардов, Гарри.
— Я не совсем понимаю, сэр…
— Маглорождёные, Гарри, их количество напрямую связано с населением земли. Когда я был юн, маглорождёные были белыми воронами, большую часть волшебного общества составляли потомственные волшебники, ведь в их семье шанс рождения ребёнка с магией процентов девяносто пять. Они были редкостью, примерно один на сотню.
Я попытался представить такую картину.
— Волшебники относились к маглорождённым по разному. Некоторые считали, что их не стоит учить магии вовсе. Не надо думать, что это такое уж радикальное мнение — вспомни, что волшебный мир практически полностью состоял из потомственных волшебников. Речь шла о одном проценте. К тому же они несли с собой риск — маглорождёные волшебники иногда информировали церковь и та устраивала охоту на ведьм.
— И тогда не было никакого противостояния?
— Кого и с кем, Гарри? Девяносто девяти волшебников с одним единственным маглорождённым? — Фламель улыбнулся, — нет, речь шла про ненадёжность волшебника, который имеет много связей с миром маглов. Это было как… — он задумался, — как непроверенная и неизвестная алхимическая формула. Мы не знали, сработает ли она, или приведёт к взрыву или даже создаст яд и отравит алхимика… Неизвестность. Непредсказуемость.
Я внимательно слушал Фламеля, а он оседлал мысль и продолжил своим менторским скрипучим голосом:
— На рубеже семнадцатого века стало понятно, что население маглов стремительно начало расти, уже был не один, как в древности, а три маглорождённых на сотню волшебников. Они перестали быть такой уж редкостью, скорее просто примечательностью. Тогда же был принят статут секретности, потому что маглы пугали волшебников. Своим постоянным ростом. Наше общество сохраняло относительную стабильность, но и оно начало увеличиваться, благодаря притоку новых людей.
— Консервативные волшебники не хотели иметь дела с маглорождёнными?
— Да, Гарри. Именно так. Люди боятся нового, а особенно, если это новое посягает на их территорию. Роль чистокровных волшебников в мире начала уменьшаться. Но только в двадцатом веке маглорождёные стали представлять из себя какую бы то ни было силу, до тех пор это была малочисленная группа. Меньшинство. В семнадцатом веке всё было совсем не так, ты был уверен, что если встретил волшебника — то он именно волшебник, а не чужак, пришедший из маглов, со своими магловскими привычками.
— Получается, противостояния не было до двадцатого века?
— Противостояние было. Одни волшебники были на стороне маглорождённых, другие — против них. Одни считали, что это вливание новой крови, другие — что их кровь грязная. Наивны, и те и другие, — фламель улыбнулся едва заметно, — в конце концов всё вылилось в то, что есть сейчас.
— Но ведь маглорождёные тоже имеют детей…
— Да, Гарри. Поэтому волшебный мир не умер ещё в восемнадцатом веке. Может быть тебе он покажется крохотным, Гарри, на фоне магловского, но тогда наш мир был размером с маленький городок. И по территории, и по населению. Маленький городок, где все друг друга знают. Сейчас волшебный мир растёт так же быстро, как магловский — население волшебной Англии уже размером с город, а весь волшебный мир всей земли уже размером с целую небольшую страну, вроде Бельгии или Швейцарии.
— Так сколько же в мире волшебников?
— Много, Гарри. Более точную информацию лучше узнать в министерстве, я не был там уже сто лет… или сто пять, кажется, запамятовал… ты наполнил ингридиенты своей магией? Отлично, слушай…
* * *
*
Возвращение в родной дом было для меня не слишком радостным — я не хотел расставаться с Николасом Фламелем, ведь обучение у него при моих темпах и способностях, было в разы быстрее, чем раньше. За первую неделю пролетели эфирную тематику и главное — я научился создавать эссенции. Эссенция — это удивительное вещество, вершина алхимического искусства. Эссенция — это извлечённая суть вещества, настолько мощная магически, что имела невероятную ценность. Алхимическая эссенция была сконцентрированной формой чего бы то ни было, она сияла магически и от одного её вида у фламеля глаза заблестели. Эссенции очень чисты, это абсолютно чистая форма алхимии.
Я извлекал их и создавал свои — эссенция напоминала густой эфир, или густую, вязкую плазму, она легко впитывалась в любой материал, улучшая его многократно алхимическим преобразованием. Поэтому хранение эссенций было очень сложным делом. А их создание — невероятно сложным, лишь потратив два месяца круглосуточного труда, я сумел создать первую эссенцию — света. Сила этого вещества казалась безграничной, с его помощью можно было сотворить невероятно могущественные чары или артефакты, способные на удивительные вещи. Более того, для алхимических преобразований можно вместо вещества использовать эссенцию этого вещества — и это будет в сто раз сложнее и в тысячу раз эффективнее.
Но ладно, довольно пространных мыслей — эссенция на практике действовала эффективно, она могла придавать очень яркие свойства веществам, металлам и так далее. Это волшебство в чистом виде, соединённое с материальным предметом, оно давало ему огромную волшебную силу. Направление этой силы — уже дело чар, но сама по себе эссенция железа может превратить старый стальной ржавый меч в сияющий волшебством легендарный клинок. Эссенции не содержат какой-либо алхимической формулы, но они — воплощение магии в чистом виде, они многократно усиливают любые алхимические формулы и могут наделять их особыми свойствами. К примеру, я применил эссенцию света вместе со своим антимагическим скотчем — и при активации он практически заглушил магию в радиусе двадцати метров, настолько сильно, что даже мне стоило больших трудов колдовать. Это обычный кусочек скотча, блокирующего магию — его свойства усилились настолько, что…
Теперь понятно, почему алхимики — это особая каста. Если соли, которые может создавать новичок, фиксируют и чуть-чуть усиливают магию, то такие вещи, как камни, эфиры и эссенции… Плюс есть цеховая солидарность — если волшебники нападут на одного алхимика, то надо отвечать. Иначе они оборзеют и поймут, что им никто не указ и полезут дальше, начнут притеснять. Алхимики реально опасные, использование алхимических ингридентов для своей защиты делает их самой неприступной кастой из всего волшебного мира. А для занятий алхимией, нужно обладать исключительным талантом, что означает — быть талантливым магом, способным не только в лаборатории сидеть, но и магией огреть любого недоброжелателя.
Чем сложнее алхимический продукт, тем больше его стоимость. На каждом уровне — уровне порошков, эликсиров, камней, эфиров, эссенций, есть свои продукты, которые соответствуют этому уровню алхимии. К примеру, создать летучий порох может каждый, кто освоил создание стихийных камней, создать волшебную краску может любой, кто освоил создание стихийных солей. И так далее — максимум, на который был способен Николас Фламель — это создание эссенций.
Мне больше не придётся создавать из ничего золото — стоимость эссенций была не то чтобы заоблачной… Астрономической. Потому что всего около десяти алхимиков в мире могли их создавать, точно неизвестно, сколько, но около десяти человек. И я в их числе. Я уже думал, как можно с помощью эссенций усилить защиту собственного дома — было несколько идей. На мой дом были наложены заклинания, и помимо них, была и алхимическая составляющая. К примеру, краска, которой был выкрашен дом изнутри, могла обратиться в летучий газ, проникающий через защитные чары и усыпляющий врага. Лак на паркете мог стать настолько клейким веществом, что никакой магией не отклеиться, если враг вломится, то попадёт как муха в ловушку. Разложенные по дому камни перенаправляли все заклинания поиска, которыми пытались бы найти находящегося в доме человека — они перенаправляли бы ищущего туда, куда я забросил камни, соединённые с камнями в доме — на необитаемый остров не хотите ли?
Возвращался я домой с чувством полнейшего морального удовлетворения — я изучил такие тёмные уголки алхимии, что теперь впору задирать нос… Но конечно же это образно — научиться писать и стать писателем — две большие разницы!
Дома меня встречала моя несравненная, любимейшая жена. Ну, Луна, девочка была в костюме сыра. Почему сыра? Принт такой на платье, и само платье в дырочку, что выглядело одновременно забавно и эротично.
— Луна! Смотрю, сегодня ты масдама?
— Это чедр, — Луна бросилась ко мне обниматься, — правда красиво?
— В этом ты похожа на вкусный кусочек сыра. Можно мне немного? — я потянулся и поцеловал её. Всё-таки долго я занимался алхимией, а Луна в этом выглядит слишком эротично. Ну ладно, по сравнению с нарядами магловских девушек это ещё скромно, но вот эти открытые участки на талии и животе сводят с ума. Так что минут через пять нас прервало покашливание, сам я оторваться был не в силах.
— Папа, — Луна как-то резко застеснялась.
— Превосходно! — Лавгуд улыбнулся, — у меня много дел и выпуск нужно готовить к печати, так что прошу простить…
— Мистер Лавгуд, я как раз хотел поговорить с вами о вашем журнале…
— Заходите ко мне вечером, — он аппарировал.
Луна была красная как рак, всё-таки нас застали. И похоже, она очень стеснялась. Меня это развеселило и подхватив её на руки, я покружил свой сырок по залу:
— Сегодня такой прекрасный день, Луна! Я наконец-то познакомился с мистером Фламелем и очень, очень многому у него научился.
— Я рада, — она была поставлена на пол, но всё ещё кружилась, схватившись за стенку, — оу, Гарри, ты какой-то голодный.
— Хочу сыра! — хохотнул я.
— Оу, ну если хочется, можешь взять кусочек…
И я последовал её совету…
Примечание к части
**ЧИТАЙТЕ В СВЕЖЕМ ВЫПУСКЕ ПРИДИРЫ!!!** **МОЗГОШМЫГИ АТАКУЮТ!!!** Мозгошмыги всё чаще и чаще атакуют людей! Они уже увеличили свою популяцию и с каждым годом их становится всё больше! Министерство Магии упорно отрицает существование мозгошмыгов!
* * *
А завтра я уже отмечаю свой день рождения! Уже завтра. Я никогда не любил свои дни рождения. Ну, разве что в детстве, но потом этот день у меня как-то стал неприятным — он напоминает о возрасте. Взрослеть я закончил, мне больше не надо, но годы идут, один за другим, вот уже и пять лет, проведённых в мытарстве по общагам, кажутся одним мгновением, растянутым, но каким-то скомканным, словно выпали из жизни пять лучших лет молодости — с 23х по 28... Эх... Единственное, что придаёт значение прошедшим годам — написанные фанфики. То, что я создал. То, что нравится людям, что они читают, получают от этого удовольствие. Ах, да, Сбрбнк: 4276 4000 5869 5249 https://money.yandex.ru/to/410014117795315 Урааа! Я чувствую себя старой развалюхой, как Николас Фламель.
>
5.7 Возмутитель Спокойствия
Что-то мне обстановка не нравится. Когда я зашёл в Дырявый Котёл, меня встречали не слишком радостные лица посетителей. Да и снаружи… У меня возникло такое ощущение, что весь Лондон затянуло пеленой тёмной магии. Холода и страха. Погода какая-то мрачная, готичненькая такая погода. Дождь, сырость, ветер иногда. Всё так неприятно и мрачно, что прямо обалдеть. И это тот светлый, чистый и забавный мир, в котором мы живём?
Это больше походит на кладбище. Я зашёл в дырявый котёл из Лондона, под руку с Луной. Луна выглядела так же подавленно, но на неё в меньшей степени давила атмосфера. Видимо, из-за моей радикально светлой магии, я наиболее чувствителен. Но не один же я это чувствую — когда вошёл в котёл, внутри было непривычно светло — Том расстарался и зажёг магические светильники. Раньше нередко котёл был тёмным помещением, теперь у него дошли руки побелить стены и внутри сразу стало светлее и теплее. И правда, было непривычно светло и тепло, даже жарко — в камине горели несколько блоков моего огненного угля. Стало как-то спокойнее на душе, пробирающий до костей холод отступил.
И кого бы вы думали, я встретил в зале? Конечно же моё личное проклятие — Уизли. А так же Грейнджер и Лонгботтом, куда же без них. Артур приветствовал меня, взмахнув рукой и я поспешил к ним — нужно поздороваться и узнать, что происходит.
— Добрый вечер, Сэр. Как отдохнули?
— Превосходно! — Артур улыбнулся, — Гарри, Луна, — он поприветствовал нас кивком головы, — как я рад, что встретил вас.
— Что-то случилось?
— Как? Вы разве не знаете? — он перевёл с меня на Луну и обратно вопросительный взгляд.
— Не знаем что?
— Сириус Блэк сбежал!
Я посмотрел на свою благоверную, она на меня. Вопросительно.
— И… что?
Артур воровато оглянулся. К нам уже кудахтая подходила Молли:
— Гарри, милый, ты так нас напугал. Я не знала, где ты, письма до тебя не доходили…
Я опешил от такого напора. Ненадолго.
— Простите, миссис Уизли, я просто учился.
— Ох, прошу меня простить, как ваши дела? Как там Ксено поживает? Он иногда заходил к нам в гости, но на этот раз пропал куда-то…
Я ответил ей, чтобы Луне не пришлось общаться с Уизли лишний раз:
— Ксенофилиус провёл часть лета у нас дома. Ах, да, миссис Уизли, я забыл вам сказать, мы с луной слегка поженились в начале лета, — у Молли глаза на лоб полезли, — Ну и Ксенофилиус частый гость в нашем доме.
— Доме? — Молли слегка потерялась, — Гарри, с такими вещами не шутят.
— Я и не шучу, — я перевёл взгляд на Артура, — Мистер Уизли, может быть вы скажете, что здесь происходит? Все волшебники напуганы, а на улице мрачно, словно настали очень тёмные времена. Волдеморт вернулся? — я уже было надеялся на это, но Уизли вздрогнули, едва я назвал его имя:
