— В лужу эту Аллу посадить, что, — сказал вдруг Юрка. — Все увидят, что она дура, и перестанут её слушаться.
— Юрк, ты гений, — ядовито сказал Димка. — Вот прямо сейчас пойдём и посадим. Надо только лужу побольше подобрать.
— Может сработать, — вдруг сказал Игорь. — Не натуральная лужа, конечно, а дурой её показать. И трусихой. Раньше-то она страсть как какой решительной была, а теперь забронзовела, думает только о том, как бы не вышло чего. И не всем тут это по нраву. Ой, совсем даже не всем...
— Так мы в погоню поплывём или нет? — нетерпеливо спросил Борька.
Димка вздохнул. Сейчас он сам чувствовал себя последней предательской свиньей — но страх ошибиться и завалить всё дело был всё-таки сильнее.
— Нет, Борь. Сейчас не поплывём. Одни. Пока всех ребят тут не поднимем.
— Ага, а как? — сразу же спросил Юрка. — Алла эта нас самих поднимет и перевернёт.
— Ты же сам сказал, как, — усмехнулся Димка. — Глупо она себя ведёт, да и подло, честно говоря. Вот и надо сделать так, чтобы все тут это поняли. Причём, быстро.
— Агитацией предлагаешь заняться? — хмыкнул Борька. — Не боишься в итоге на остров необитаемый поплыть?
— Боюсь, — честно сказал Димка. — Но трусом не хочу быть. Понятно?
— Понятно, что тут непонятного, — Борька вздохнул. — Я, знаешь, мечтал в детстве в семнадцатый год попасть, в революции поучаствовать. Сбылась мечта идиота...
— Не хочешь? — без труда перевёл Димка.
— Не хочу, — спокойно согласился Борька. — Не по нутру мне это, все эти интриги, подпольные кружки и прочее. Или в погоню плывём — или давайте прямо всё им скажем.
— Ага, и все сразу нафиг нас пошлют, — сказал Юрка.
— Мне тоже это всё не по нутру, — хмуро сказал Димка. — Но там две сотни ребят мучаются в рабстве — а тут две сотни лбов гадов в музей собирают и груши хером околачивают. И наши личные хотелки тут параллельны уже. Есть дело, его надо делать. Если кому это не по нраву — выход свободный.
— Круто берёшь, — не менее хмуро сказал Юрка. — Никак сам на место "Аллы Сергеевны" метишь?
— А хотя бы и так, — спокойно сказал Димка. — Раз она дурью мается — пусть подвинется тогда.
— Димк, ты того... в Наполеона не играй, — хмуро предупредил Борька. — Мы тут не затем, чтобы ты корону нацепил.
Димка вздохнул. Борька, конечно, его друг, — но сейчас это здорово мешало. Будь на его месте кто другой — он бы дал ему в морду, а тут приходилось подбирать слова...
— Ребята, — наконец сказал он. — Там наши в рабстве мучаются. Вы просто себя на их месте представьте. И как мы тут всякую чушь обсуждаем, вместо того, чтобы делом заняться. Да, может быть, мы ошибаемся. И будем за это отвечать. Перед собой, прежде всего. Но у нас долг есть. И его надо исполнять, нравится нам это или нет.
— Да понимаю я, — буркнул Юрка. — Надо. Только как?
— А вот на эту тему, — Димка усмехнулся, — мы и будем сейчас думать.
Он перевёл взгляд на ухоженный "дворец" "Аллы Сергеевны" — и неожиданно даже для себя пропел:
Ладно, ладно, детки,
Дайте только срок -
Будет вам и белка,
Будет и свисток!
Глава вторая:
подгорные кошмары
На уснувшей поляне,
Между тёмных озёр,
Тихо светит в тумане
Следопытский костёр.
Над седым редколесьем
Догорает закат,
И военные песни
Издалёка летят.
Убегает дорога
В непроглядной ночи,
Из далёка-далёка
Нам трубят трубачи.
Через годы былые
В несмолкающий бой
Трубачи полковые
Всё зовут за собой.
У цветной незабудки
Ты спроси про войну,
Ты прислушайся чутко
И услышь тишину.
Пусть годами укрыта
Эта слава в гранит,
Но "Ничто не забыто
И никто не забыт"!
Где над старым окопом
Колокольчик звенит,
Утром снова по тропам
Ты уйдёшь, следопыт.
Будет даль голубою
Или ветер в лицо,
Ты возьми их с собою,
Песни наших отцов.
Музыка: Т. Попатенко. Слова: И. Лешкевич.
— Йэ-э-э-э! — спускаться со склона было слишком долго и Антон, не долго думая, съехал с него на спине, оседлав настоящую лавину снега. Вальфрид посмотрел на него подозрительно. Он уже говорил, что в горах такие вот фокусы могут стоить им всем жизни, но повторять это не стал. Как и всегда. Да и смысла уже не было — этот снежный склон был последним. Дальше, спускаясь прямо в озеро, лежала каменистая осыпь. Ещё сверху Антон увидел, что обойти его никак нельзя: скалистые, почти отвесные склоны долины обрывались прямо в воду. В длину же Тегернзее (он уже знал, что так называлось похожее озеро в Германии) было добрых километров пять и переплыть его не вышло бы: вода в него стекала прямо с ледника и наверняка была смертельно холодна. То есть, вплавь не вышло бы — теперь же мальчишка увидел, что на каменистом берегу лежит плот. Неожиданно просторный — как раз впору им четверым. Всё же основательный народ эти немцы: даже просто срубить и обтесать столько бревен тут непросто. А уж затащить их потом на полкилометра вверх, да по завалу из чудовищных глыб...
Антон усмехнулся, вспомнив, как тогда, при первом взгляде, его удивил сам факт озера в горах — горы же!.. Потом-то он понял, что Тегернзее похоже на знаменитое озеро Сарез в Таджикистане. Когда-то тут рухнула целая гора, перегородив долину, и за косой громадиной завала постепенно собралась вода...
— Не ушибся? — насмешливо спросил Сергей.
— Не-а, — Антон поднялся, отряхиваясь. Снега с ним сошло, наверное, несколько тонн. В других обстоятельствах могла бы сойти и настоящая лавина, но здесь, внизу, снега было уже не так много. — Когда ещё тут будет шанс с горки съехать...
— Если нам повезёт, то уже никогда, — неожиданно хмуро сказал Андрей. Весь этот поход сильно изменил его. Болтливый и чего уж там, самоуверенный мальчишка сделался молчаливым и мрачным, почти как сам Вальфрид. Неудивительно конечно — на морозе не особо поболтаешь, особенно когда воздуха еле-еле хватает на просто дышать, — но и Антону, честно говоря, веселиться не особенно сейчас хотелось. Предстоящая им встреча с немцами не слишком его радовала. Вальфрид, пусть и неохотно, признал, что они — никакие не туристы из братской ГДР, а самый настоящий отряд гитлерюгенда, готовившего, как известно, будущих убийц и оккупантов. Здесь, конечно, никого убить было нельзя, но это служило слишком слабым утешением...
Сам факт, что этот отряд ещё БЫЛ, несказанно возмущал мальчишку. А при мысли, что с ним... с ними придётся ещё как-то общаться, его едва не выворачивало. Оба деда Антона погибли на фронте — а под немецкими бомбами погиб и пятилетний мальчишка, который мог бы стать его дядей. Пусть война и завершилась за много лет до его рождения, она оставалась делом очень личным. Хорошо ещё, что сам Вальфрид ни в чем таком замешан всё же не был. Война для него кончилась в Дрездене, во время бомбардировки союзников, хотя о деталях он до сих пор избегал говорить...
Антон недовольно мотнул головой, стараясь выбросить из неё все эти мысли — к слишком уж тревожным выводам они его вели. Андрюха же наверное был прав — если им повезёт, сюда вот они уже никогда не вернутся. И то, что они сейчас видят, они видят в первый и в последний раз...
Эта мысль тоже была новой и тревожной — но уж к таким-то мальчишка за время путешествия привык. Так или иначе, но им пока везло — всего за день они вышли из зоны снегов. Спускаться, конечно, это не подниматься вверх, часто они просто соскальзывали на верёвке с таких круч, на которые по полдня взбирались бы. Но горы есть горы, шанс попасть под обвал или лавину есть всегда. Умереть тут не страшно — но есть шанс потерять при воскрешении Ключ. А тогда им и в самом деле останется лишь пожалеть, что они сами не умерли, потому что в таком случае их ждёт бесконечное заключение в этом мире. Шансы на возвращение были призрачные — а так их вообще бы не осталось...
Осмотревшись, они быстро пошли вниз, прыгая по камням. К счастью, в этом у них появился уже кое-какой опыт. Иначе даже этот спуск, на первый взгляд такой простой, имел все шансы затянуться на добрую пару часов...
— А здорово всё же, что Вальфрид смог туда залезть, — сказал Андрей уже на берегу.
Антон оглянулся. В самом деле, отсюда, снизу, снежная круча казалась уже неприступной. Горы вздымались зеленовато-белыми массивами, закрывая добрую треть неба. У него болели глаза, когда он смотрел на них. Дыхание перехватывало, казалось, эти необозримые громады, рассёченные сине-зелеными ущельями теней, совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Острые зазубренные гребни, крутые, заснеженные склоны вздымались на немыслимую высоту. Казалось совсем невозможным представить, что они как-то поднялись туда — а потом спустились сюда, в эту долину. Без Вальфрида у них ничего бы не вышло, это точно...
— В Долину Тумана нельзя подняться без ключей, — сказал Вальфрид, не оборачиваясь. Слух у него оказался отличный. — Снизу, я имею в виду. Пришлось идти в обход.
— А как вы узнали, что там есть город? — удивлённо спросил Антон. — Снизу его не видно же.
— Мы не знали, — спокойно сказал Вальфрид.
— Тогда зачем же ты туда полез?
— А ты бы не полез? — немец вдруг быстро повернулся к нему. — Просто потому, что можешь?
— Я бы полез, — сказал Сергей. — Да ведь и полез. Мы ж в этот лес проклятый тоже не за пирогами пошли...
Вальфрид только хмыкнул и пошёл дальше.
* * *
Переплыть озеро оказалось непросто — на четверых здоровых мальчишек плот рассчитан всё же не был. Он низко осел в воду и при каждом неловком движении подозрительно покачивался, угрожая попросту перевернуться. Антона это не на шутку пугало. Вода и в самом деле оказалась страшно ледяной, опущенная в неё рука сразу немела. Свалишься с плота — и через минуту, околевший, пойдёшь на дно. Даже просто смотреть в эту воду было страшно — кристально прозрачная и чистая, она казалась совсем черной, что говорило об ужасной глубине. Мальчишке всё время казалось, что оттуда вот-вот высунется такое же черное, мохнатое щупальце, схватит за горло и утащит в бездну, где...
Хорошо ещё, что Вальфрид обошёлся без ожидаемых в такой вот ситуации россказней об гигантских спрутах, акулах, пираньях и тому подобном. Похоже, что и он чувствовал себя тут не в своей тарелке. К счастью, погода стояла на удивление тихая и озеро оставалось спокойным. Даже при небольшой волне их геройский заплыв кончился бы быстро и плохо.
Хотя гребли все четверо (и очень усердно, чего там...) плавание заняло добрых часа два. Несмотря на все усилия, плыл плот всё-таки небыстро. Разговаривать никому не хотелось. Тишина вокруг была очень уж недружелюбной, а берега — очень уж далёкими. Антон очень даже хорошо представлял, ЧТО с ними станет, если поднимется хотя бы небольшой ветерок, и нарушать эту тишину не хотелось. Есть места, которые вообще не предназначены для человека, — теперь мальчишка понимал это очень хорошо. И не собирался задерживаться здесь даже на миг дольше, чем необходимо, ведь тогда... кто знает, что будет тогда?..
На берег мальчишки выбрались совершенно измученными — сами того не сознавая, они гребли, как безумные, но в какой-то миг Антону показалось, что они совсем не движутся — хотя до берега оставалось всего-то метров сто. Вальфрид что-то прошептал и наваждение исчезло... но оно было очень уж... отчётливым. Словно какая-то сила, насмехаясь, схватила их за шиворот, размышляя, а стоит ли вообще отпускать столь незваных гостей, или...
Об этом "или" не хотелось даже думать. Мальчишки вытащили плот высоко на берег, потом уселись у огромной глыбы, греясь на солнце и переводя дух. Отсюда озеро уже не пугало — но всё равно, казалось жутковатым. Антон совершенно отчётливо понял, что ни за какие коврижки не согласится опустить в его воду хотя бы палец — не говоря уж о том, чтобы опять через него плыть. Сергей открыл было рот, чтобы спросить — но, наткнувшись на мрачный взгляд Вальфрида, тут же и закрыл его. И, наверное, не потому, что боится, что немец ничего не ответит, вдруг подумал Антон. Как раз в точности наоборот...
Он закрыл глаза, расслабился. Ощущать несокрушимую твердь тёплой скалы под собой было неожиданным, невероятным наслаждением — на зыбком плоту он ощущал себя так, словно балансирует на жердочке над пропастью. Но тут же порыв неожиданно холодного ветра толкнул его в лицо. Антон открыл глаза — и словно ниоткуда взявшаяся волна плеснула на берег. Вода зло зашипела на камнях, тщетно пытаясь дотянуться до мальчишек сотнями прозрачных щупалец, и они невольно вскочили на ноги. Намёк был совершенно ясен — и они, переглянувшись, быстро полезли наверх...
* * *
Подняться на завал тоже оказалось непросто, хотя с этой стороны он был высотой всего-то метров в пятьдесят, да и сами разбитые глыбы составляли как бы ступеньки исполинской лестницы. Только вот они оказались очень уж велики: не до верха всякой и допрыгнешь. Приходилось подниматься зигзагом, постоянно уклоняясь то вправо, то влево, — привычно уже, но всё равно утомительно. Хорошо ещё, что сами глыбы оказались громадные и лежали мёртво. Сверху, с гор, завал казался ненадёжным — казалось, вот-вот воды озера опрокинут его и гигантской волной хлынут вниз. Но сейчас стало ясно, что завал, наверное, надёжнее самой могучей земной плотины — несколько сот метров в толщину. Он поднимался к правому склону долины, в котором зияла колоссальная брешь — казалось, что какой-то великан смахнул тут целую гору ударом сапога.
— Что тут было-то? — спросил Сергей, ловко взбираясь по глыбам. — Гора как будто взорвана. Смотрите — там слои камня изнутри выломаны. Это не обвал.
— Я не знаю, — хмыкнул Вальфрид, тоже взбираясь наверх. — Когда мы сюда пришли, тут всё так уже было.
— Чем её можно так взорвать? — удивился Антон. — Тут же кубический километр скалы обвалился, наверное.
— Водородной бомбой, разве что, — сказал Андрей. — Да и то, пришлось бы целую шахту в горе пробивать. Ладно бы ГЭС какую построить, так ведь тут даже реки нет.
— Хозяева наверное постарались, — предположил Антон. — А может, что-то ещё хотели сюда притащить, но у них криво пошло. Я в книжке какой-то читал, что если при телепортации два предмета совместятся, то страшный взрыв будет, потому что атом в атом втиснет. Вот, наверное, и тут.
— То есть, оно ещё и радиоактивное? — нервно уже спросил Андрей.
— Нет, — Сергей усмехнулся. — Смотрите — глыбы уже выветрились, тут не одна тысяча лет прошла. Если что радиоактивное и было, то давно распалось всё...
Антон невольно вздрогнул. Ему вдруг подумалось, что долину затопили нарочно, чтобы скрыть под водой... что?..
Ему вдруг представился колоссальный колодец в каменистом дне озера — бездонный, но в его глубине горел страшный извивающийся свет какого-то противоестественного, невозможного оттенка, и мальчишка яростно помотал головой. Даже думать о таких вещах не стоило, это он понимал уже совершенно отчётливо. Есть вещи, которые можно впустить в голову, — но которые уже нельзя убрать оттуда...
