Затем, наморщив лоб, Мелья оглядела свои скромные запасы муки и зерна. После праздника ей придется идти по соседям, занимать. Меда для продрогшей гостьи у Мельи, к несчастью, не было, а мяса они с сыном и сами не ели уже давно, но в плошке еще оставалось немного свиного сала.
Поразмыслив, крестьянка решила сварить овощную похлебку и приготовить отвар из трав, которые она собирала летом и хранила в мешочках в сундуке. Тесса выпила его без остатка, чувствуя, что купание в ледяной воде не прошло для нее даром. В носу у нее было щекотно, горло першило, глаза слезились, а голова стала тяжелой, и девушку клонило в сон. Ламберт хотел привести Лекена, но Тесса воспротивилась.
— Мне просто нужно поспать, — сказала она. — И мне будет очень стыдно, если кто-то узнает, что случилось. Лучше ты полечи меня.
Маги обладали способностью снимать воспаление, хотя обыкновенно это относилось лишь к ранам и ушибам. Ламберт подержал руки у горла и на лбу Тессы, однако не был уверен, что это поможет. Когда совсем стемнело, ему пришлось вернуться в хижину сапожника, но беспокойство и там не оставило его. Он все же думал о том, чтобы позвать лекаря.
Его также волновало другое. Крестьянин, обшаривший прорубь с рогатиной, уверял, что достал до самого дна, но ничего не нашел, как и следовало ожидать. Он даже поспрашивал в деревне, не приехала ли к кому девица со светлыми волосами, однако никто не припомнил такую гостью. Так кого же видела Тесса на реке?
Глава 3 ↑
В лавку после захода солнца заглянули работники Врана. Им хотелось выпить пару кружек пива и перемыть косточки своему хозяину, а заодно и местному лорду, который снова поднял праздничный налог.
Помянуть недобрым словом они желали и короля — за куньи и беличьи шкурки. Излом зимы был временем, когда тяжелые испытания морозами, вьюгами и голодом оставались позади. Народу в эти дни полагалось веселиться и смеяться над уходящей зимой, а также отдавать часть своих запасов лордам и посылать подарки королю — в знак того, что холода потерпели поражение. Знати и Его Величеству в ответ полагалось устраивать празднества в своих владениях, но в деревнях вроде Краминки — далеких от замков и столицы — тех гуляний никто не видел.
Мужики стучали кружками, бросали кости, играя на лурры, и громко обсуждали Врана, его жену и свояченицу. Его Величеству, однако, повезло больше, ибо в лавке теперь сидели два королевских мечника и кнэф на службе у казначея. Они бы скорейшим образом укоротили язык тому, кто осмелился распустить его против короля и королевы-матери.
Освальд, Браско и Грут тоже взяли по кружке пива, которое оказалось весьма сносным, так что после им разлили по второй. Мечники при этом заплатили, за что лавочник проникся к ним самыми дружескими чувствами. На скупого же и мрачноватого кнэфа он старался обращать поменьше внимания и надеялся, что скряге для ночлега выпадет ближняя к окну скамья — самая холодная.
Присутствие в лавке незваных гостей особенно не радовало конюха Врана, звавшегося Имином. Он угрюмо смотрел на них, сидя на краю скамьи и небольшими глотками опустошая уже третью кружку. Дома его ждали жена и двое детишек, но конюх к ним не торопился. Сегодня он заливал свою злость, оставляя в кабаке последнюю часть заработка.
Ему было на кого злиться. К примеру, на хозяина, который знатно отругал его после полудня за то, что мало дает овса лошадям. "Сгубить их хочешь?" — кричал Вран. Имин молча терпел и слушал вполуха. Он потихоньку уносил домой свертки с овсом, пряча их под тулупом. Жена делала из зерен толокно.
К вечеру злость конюха вспыхнула с новой силой — в деревню приехали королевские слуги. Двоих познатнее хозяйка поселила в сестриных покоях, и Имин знал, что их будут вкусно кормить даром. Как же несправедливо, думал он, что кто-то рождается в богатом доме, а кто-то — в бедной крестьянской хижине. А потом и дети его рождаются и живут не в достатке, хоть и работает их родитель как проклятый на деревенского богатея. Семья Имина не бедствовала, имела свое хозяйство и припасы, пусть и скромные. Но конюх, работая у Врана, видел, как бывает у других. У более удачливых, как он думал, и к таким же везучим причислял слуг короля.
Лавочник принес мечникам и Груту куски хорошо прожаренной свинины, а затем еще пива и сухариков в плошке. Имин злобно смотрел, как они ели, пили и беседовали. Голоса их постепенно слились с речью и хохотом работников, и наконец конюх совсем перестал различать слова. Опьяневший, он глядел вокруг осоловелыми глазами, а мысли его становились все темнее. Он вдруг вспомнил про горы серебра, о которых рассказывала свояченица Врана. Что бы он сделал с таким богатством? Да уж нашел бы ему применение. Имин уже видел, как нанимает крестьян, чтоб подновили ему хижину, а лучше — построили большой дом! Как он покупает себе молодую, крепкую лошадь и новую телегу. Как привозит жене из города красивую, теплую шубку, а детям — сладкие карамельки на палочках. У Врановой свояченицы ни деток, ни мужа, а ведь наверняка и она в бедности не живет. В столицу ездит, помогает сестре торговать, обновки привозит. Небось прикопила уже достаточно. И на что ей одной столько серебра?
"А ведь она теперь в городе, — внезапно подумал Имин. — А монеты, поди, в покоях спрятала. Не станет она их при себе держать".
Думы его переметнулись на Вранов дом. Если принести лестницу, то можно взобраться на крышу конюшни, а оттуда спрыгнуть во двор на кучу навозной соломы, присыпанной снегом. Двор Имин знает хорошо, в темноте не замешкается. Собаки хоть и спущены на ночь, но к нему привычные, лаять не будут. Дверь, верно, одним поленом подперта, пока нет никого...
"Эх, там же служки королевские", — вспомнил конюх. Вот не ко времени, чтоб им на день позже явиться! Ведь никакого от них толку, одни неудобства. А расплодилось-то их как в последние годы... Дуракам бы лишь мечами помахать.
Имин мысленно бранился на мечников, лордов и иже с ними, пока на дне его кружки не осталось всего несколько капель. Один из работников уже ушел, но конюх даже не заметил этого. Он раздумывал, не пойти ли ему наконец домой, когда осознал, что гости Врана ему только на руку. Завтра они уедут, а деньги как будто пропадут вместе с ними. Если б их не было, так Вран бы первым делом стал искать вора среди своих работников. А с королевских слуг какой спрос? Поди докажи, поди догони.
Если Имину удастся их не разбудить, тогда все должно сладиться. Ступени не скрипят, щеколду можно поднять щепкой. И с чего тем двоим просыпаться? Дорога, верно, выдалась долгой, откушали они знатно, да и спать завалились. Старику и вовсе плохо слышать полагается. А второй господин небось думает, что спит в полной сохранности. Как тупицам крестьянским в голову придет покой грабить? Забор высокий, собаки бегают — спи себе и спи.
"Пусть спят, — конюх оскалился в пьяной ухмылке. — А о монетках я, так и быть, позабочусь".
Нашарив за поясом последние медяки, Имин бросил их на стол и с усилием крикнул лавочнику:
— Еще пива!
* * *
Вернувшись в хижину сапожника, Ламберт застал его в хорошем расположении духа.
— Уж думал, ты не вернешься, — усмехнулся Гобан. — Я вроде лишнего сболтнул. Случается, языком полощу сгоряча. В деревне уж все притерпелись. Соседушка, вон, знает, как оно бывает. Живо меня в чувство привела.
Посмеиваясь, он гремел плошками, отмывая их в бадье с водой, над которой поднимался пар. На земляном полу у очага стоял котел с горячей перловой кашей. Крестьяне обычно ели пищу более простую, но Гобан в порыве добродушия разыскал среди своих запасов зерно, достойное купеческого стола. Маг искренне надеялся, что сапожник также отчистил котел перед тем, как заняться стряпней. Ему не хотелось найти в каше остатки предыдущей трапезы.
Позже, когда Гобан опять сидел за работой, вырезая из кожи кусок нужной ему формы, он спросил своего гостя:
— Никак там утонул кто-то в проруби? Велес бегал по дворам, справлялся про светлоголовую девицу.
— Тесса видела, как девушка бросилась в воду.
— Тесса — это из ваших?
— Да, тоже мастер.
Сапожник насмешливо скривил губы, но на этот раз ничего не сказал. Подойдя к наваленным у стены шкурам, он выбрал одну из них и вернулся на свою лавку. Затем задал еще один вопрос:
— А что, когда коронация? Охота поглядеть, даже в город бы съездил на такую потеху.
— Неизвестно, — вздохнул Ламберт. — Королю в этом месяце пятнадцать исполнилось, вскоре должны бы короновать. Говорят, правда, что корону ему еще не сладили. Камни ищут подрагоценнее.
— Мальчишка, а все туда же, — проворчал сапожник, орудуя иглой. — Камни ему подрагоценнее. Лучше б налогов поменьше требовал! Легко ли было хромому да перекошенному на пару куниц ловить? Хоть бы и капканами.
— Что ж их лавочник не ловил? — удивился маг. — Или Врановы работники?
— А у лавочника всякий раз в нужное время то спину прихватит, то шею надует. Только пиво разливать он всегда здоровый. А Врановы работники Врану и самому нужны. Хотя шкурки, видишь ли, у него на дворе хранятся, там надежнее. Это сапожник на все горазд — и господских ратников обуть-одеть, и капкан соорудить.
— Эти шкуры все на ратников пойдут?
— Такой указ. Лорд как будто весь свой гарнизон обновками побаловать решил. Не могло ж за раз столько износиться! Еще и торопиться велел, работаю от темна до темна. Эти-то шкуры последние, их много больше было, да и не единственный я сапожник у лорда.
Ламберт только подивился причудам местного землевладельца. То ли запасливый такой, то ли скупой, раз на воинах все уже износилось.
Далее, однако, размышления мастера вернулись к здоровью Тессы и, устраиваясь ко сну на сундуке, он опять мучился мыслью позвать Лекена. Вспоминая нежелание девушки рассказывать о случае с утопленницей, он не решался пойти против ее воли и боролся со своей совестью.
Вдруг, припомнив еще кое о чем, он повернулся к Гобану и спросил:
— А та женщина... которая приходила сегодня, соседка, она одна живет?
— Теперь одна, — спокойно ответил сапожник, — пока мужик ее в крепости на лорда спину гнет.
— И зачем же вы с ней? — вспыхнул Ламберт.
— Говорю ж тебе — зелен еще.
— Как хотите, — пробурчал маг, отворачиваясь к стене и накрываясь плащом.
Гобан ухмыльнулся и, сменив иглу, продолжал свой труд, пока не сжег три лучины, после чего отправился спать на свою лавку. Вскоре его дыхание выровнялось и стало перемежаться легким похрапыванием.
Ламберт, все это время тихо лежавший с закрытыми глазами, так и не смог уснуть, хоть и гнал от себя мысли о лекаре. Напрасно он убеждал себя, что Тессе к утру станет лучше, ведь она выпила настой, согрелась, и он сам снимал воспаление. Мастеру все же казалось, что этого мало, что от Лекена будет больше помощи. Поворочавшись немного, он решительно сел и натянул сапоги, затем надел плащ. Пусть Тесса и будет злиться, но он все же сходит за лекарем, даже если вся деревня уже спит.
У порога Ламберт вспомнил, что не взял меч. Он помедлил, раздумывая, однако решил, что при необходимости положится на магию.
На улице было темно. Облака неслись по небу серым туманом, то и дело разрываясь в клочья и снова сгущаясь. Луна бледным пятном светилась за этой завесой, иногда пропадала совсем. Уже привыкший к темноте маг вышел за ограду и остановился. Он снова начал колебаться. Ему представилось, как он стучит в ворота, начинают лаять собаки, просыпаются хозяева, Гайтус, Лекен, и все они злы на него. Лекарь, конечно же, поможет Тессе, но придется обо всем рассказать лорду.
Посмотрев по сторонам и послушав, все ли тихо в деревне, мастер все-таки отправился к дому Врана. Приблизившись к воротам, он услышал, как во дворе засуетились сторожевые псы, залаяли и начали скрести лапами створки. Ламберт снова с надеждой взглянул на небо, на закрытую серым пологом луну, но боги ничего не сказали ему. Вздохнув, он уже поднял руку, чтобы постучать по воротам, как вдруг услышал возгласы и шум, идущие откуда-то из покоев. Вслед за этим раздался лязг металла, будто несколько раз схлестнулись мечи.
Тогда маг понял, что время раздумий прошло, отскочил от ворот и вскинул руки. Левая створка с треском слетела с петель и, перевернувшись в воздухе, шумно упала посреди двора. Собаки немедленно кинулись на мастера, громко лая и яростно скаля зубы: большая серая псина вцепилась зубами в его плащ, другие нацелились на ноги. Ламберту ничего не оставалось, как разбросать животных по сторонам, словно щепки. Серый пес подвернул лапу и, поджав ее, отбежал в сторону. Другой остался лежать на снегу, слабо поскуливая, а остальные рычали на расстоянии и теперь не осмеливались подойти ближе.
Бросив взгляд на дом, маг заметил, что он разделен на две половины. Дверь в одну из них была приоткрыта, и внутри трепыхался свет от свечи или лучины. Оттуда доносились голоса.
Без промедления Ламберт пересек двор, взбежал по деревянным ступеням и в этот самый миг снова услышал невнятные восклицания и шум борьбы. Достигнув, наконец, двери, он широко распахнул ее... и застыл на пороге, немало удивленный открывшимся его взору зрелищем.
* * *
Гайтус и Лекен провели вечер без особенных волнений. Когда они спешивались во дворе крестьянского дома, к ним вышел хозяин — крепкий мужик с выпирающим животом, лысоватый и с сединой на висках. Его привычка потирать руки отчего-то сразу не понравилась лорду.
— Имин! — крикнул хозяин куда-то в сторону. — Возьми лошадей!
Конюх с мрачноватым лицом и бегающими глазами тоже не вызвал у Гайтуса одобрения, однако внимание его быстро вернулось к Врану — тот пригласил гостей пройти в дом. Лорд сам нес дорожную сумку, в которой лежал столь оберегаемый им мешок из черного бархата, и когда хозяин протянул руку, чтобы отнести пожитки, не утруждая господ, Гайтус лишь холодно посмотрел на него и прошел мимо.
Поднявшись по невысокой деревянной лестнице, он и Лекен вошли в небольшой покой, сложенный из бревен и покрытый односкатной соломенной крышей. Эта половина дома была меньше той, где жил Вран, и построена она была позже, когда Вранова жена подселила свою сестру к себе и мужу. В покое стояли несколько широких лавок, резной стол, два кованых сундука и большие пяльцы с белоснежным полотенцем, на котором красовалась неоконченная еще вышивка. Полки рядом с очагом украшала расписная посуда и горшочки с приправами. Деревянный пол был чисто выметен и не скрипел.
Место для ночлега показалось Гайтусу весьма сносным. Лекен же сразу примостился на лавке у стола и выразительно поглядел на очаг хитро прищуренными глазами. Вран понял, чего желают гости, и сам развел огонь, а жену послал за кушаньями. Она принесла их из другой половины дома, приготовленные, верно, для хозяйской трапезы: мясо, тушеное с овощами и дразнящее вкусным, сытным запахом; румяные пирожки с капустой, ароматную ковригу и мед. В высокие кружки гостям из кувшинов налили овсяный кисель и пиво.
Хозяева откланялись, чтобы не докучать господину и его спутнику, но позже вернулись. Вранова жена принялась убирать лишнее со стола и, прежде чем уйти, бросила суровый взгляд на мужа, который замялся было у порога.
