— И всё, что ты тут изрыгнул из себя, Синий Маг, наглая ложь! — крикнула Либия, вскидывая руку.
Билл провел рукой по лицу, по синей краске и ощутил, как ярость снова поднимается из глубин души.
— Ложь?! — прорычал он. — Мою девушку убили, жестоко замучили, а всё её селение сожгли, всего лишь за то, что они дали нам приют! Если твой отец так божественен, чего он боится всего лишь двух смертных магов?! Зачем он держит в рабстве людей, убивает их, отбирает плоды их трудов?!
Либия растерялась с ответом, а потом Гилдерой подхватил её и аппарировал прочь.
* * *
2 августа 1990 года, по времени Земли
— Вам не добиться от меня ничего! — с вызовом сказала Либия, едва Билл подошел ближе. — Можете меня убить, пытать, кара богов падет на ваши головы за это!
— Вот уж сомневаюсь, — хмыкнул Гилдерой, — могла бы пасть — давно бы пала.
С этим Билл был согласен, но как объяснить это Либии? Поэтому он сказал другое:
— Никто не собирается тебя ни пытать, ни убивать, зачем? Ты же ничего не совершила. Вот с твоим отцом у нас будет другой разговор.
— Вам никогда не забраться в его дворец и не преодолеть его защиту! — крикнула Либия.
Билл и Гилдерой обменялись взглядами. Захват дочери фараона, породивший массу сложностей, одновременно давал и шанс. Огромные силы были стянуты к Горному району, обыскивали ущелья и местность вокруг. Гилдерой предупредил вторую сотню Сопротивления о поисках, обсудил стратегию заманивания и обмана с сотником Атонубисом, чтобы силы фараона как можно дольше торчали в горах.
Теперь оставалось только первой сотней взять штурмом дворец фараона, нанести тот самый точечный удар, о котором всё толковал Гилдерой. Нелегко, конечно, но, как ни странно, получалось, что сотней людей легче пробраться в центр страны, чем двумя сотнями.
— Сторожевые башни сожгут вас и испепелят! — продолжала разоряться Либия. — Вас расстреляют с летающих лодок, разорвут химеры, сожрут рабы Сета (так здесь обычно именовали зомби), а может отец проявит милосердие и главный маг Ха-Кель всего лишь выпустит вам кишки!
Билл посмотрел на Гилдероя, тот незаметно подмигнул. Сварил, значит, какое-то подобие зелья болтливости из местных ингредиентов, а может в Мемфисе их утащил, кто знает? Некоторые аспекты морального облика кумира иногда удивляли Билла. Он, может, даже сбежал бы в ужасе, если бы не Санера. Мстя за нее, Билл и сам переступил многое, совершал такое, чего и представить не мог год назад. Уся он, может, толком и не освоил, не до уровня Гилдероя, но вот сражаться и убивать точно научился.
— Отлично, — невозмутимо сказал Гилдерой. — Тогда выступаем немедленно, а то здесь и подраться толком не с кем, все квёлые какие-то.
Либия задохнулась на секунду от возмущения, выпучив чёрные глаза не хуже Бунты, а потом начала громко возмущаться, изливая необходимую информацию широким потоком. Разумеется, она не знала деталей, но этого и не требовалось.
* * *
9 августа 1990 года по времени Земли
Махина дворца и сторожевых башен, выполненных в форме анкха — креста с кругом наверху, символа жизни — высилась перед ними, заслоняя половину неба. Билл покосился вправо, десятник Кораан, которого он назначил присматривать за Либией, сделал успокаивающий жест, мол, всё в порядке. Гордая дочь фараона с заткнутым ртом и связанными за спиной руками гневно молчала, наверняка мысленно призывая на головы врагов кары небесные.
Марш-бросок совершили практически моментально, благодаря придумке Билла: сотня сдала оружие, переоделась, разбилась на группы и отправилась в "паломничество" к центральным храмам основных богов, расположенных на границе Фараонского района. Весь груз тайно "перевезли" на себе Билл и Гилдерой, затем помогли собраться воедино, неподалеку от дворца. Пока сотня добиралась, Билл аккуратно и нежно прощупывал барьеры, ослаблял их, обманывал систему башен. Полностью отключить их снаружи было невозможно, но лазейку он проделал, и теперь всё зависело от Гилдероя. Ладно, большая часть магов, и гарнизона отсутствовала, вряд ли внутри сильные барьеры — с чего бы фараону самому себе жизнь усложнять? — но всё остальное? Никакое Уся тут не поможет.
— Куа-а-ак! — разнеслось громом в ночном воздухе.
Огромный тридцатиметровый Бунта выскочил из-за стены, удар лапой снес одну башню-Анкх, и тут же жаб ударил пузом во вторую, обрушивая её грудой камней. Ворота во дворец разломало изнутри, вынесло, и стало видно, что внутри уже идёт жаркая схватка Гилдероя с магами и стражей.
— Вперёд! — закричал Билл, вскакивая на ноги. — Сегодня мы добудем свободу всем!
— Свобода! — взревела сотня, кидаясь вперед.
Схватка была жаркой, но быстрой, никто не ожидал огромной жабы и выключения сторожевых башен. Напоследок Бунта передавил летающие лодки, разрушил часть стены и запер охрану, завалив часть казармы. Гилдерой не уступал, резал магов, а кого не дорезал, тех добивали бойцы Сопротивления и Билл. Там, где враги пытались сбиваться в отряды, вперёд выводили Либию, пользовались растерянностью врага при виде дочери фараона. То, что фараон давно ни с кем не воевал, тоже сыграло свою роль, временами стража просто терялась.
Практически моментально отряд ворвался в покои фараона, захватил Имхотепа врасплох. Вот здесь стража стояла насмерть, но готовность умереть не заменяла опыта, и их напластали, порубили в капусту, как и нескольких неосторожно высунувшихся на шум чиновников и жрецов.
— Вы не посмеете! — проблеял фараон, наставляя на Билла позолоченный жезл Осириса.
Был Имхотеп чуть ниже Билла, смуглый и лысый, мускулистый, он даже сумел заколоть одного из бойцов, но вот добраться до крюка с плетью не успел. Гилдерой отбросил его заклинанием, теперь Имхотеп стоял, слегка пригнувшись, у стены, упираясь спиной в роскошный ковер. В неверном свете светильников, факелов и Люмоса его лысина блестела, и было видно, как бегают глаза фараона-мага.
— Аккуратней! — крикнул Гилдерой, прикрывавший тыл.
Где-то ещё рубились, продолжала сопротивляться стража и обитатели дворца — здание было слишком велико, чтобы разом захватить его силами одной сотни. Билл и сам не собирался медлить, Имхотеп вполне мог сбежать каким-нибудь секретным ходом, не зря же он прислонился к стене? Поэтому Билл широко шагнул вперед, жезл в руках Имхотепа щелкнул, превращаясь в копье. Билл чуть довернул корпус, пропуская остриё мимо себя и, как учил Гилдерой, использовал инерцию движения, чтобы сделать замах мечом сильнее. Меч прорубил ковер и скрежетнул по камню, отрубленная голова Имхотепа слетела с плеч.
— Мы победили! — взревел Билл, ощущая сильнейшую усталость.
После этого сопротивление во дворце окончательно рухнуло, а Сопротивление принялось праздновать победу. Билл, пытаясь залить разочарование местью, неожиданно быстро напился и рухнул под стол.
* * *
На следующее утро
Проснулся Билл от сильнейшего удара по и без того болевшей голове. Пока он пытался прийти в себя от боли, на него обрушился новый град ударов. Затем он пришел в себя от того, что его облили ледяной водой. Билл практически висел, распятый на каменной стене камеры, а перед ним стоял... фараон Имхотеп.
— Не может быть, — прохрипел разбитым ртом Билл.
Кажется, ему выбили несколько зубов, но тут Билл не взялся бы сказать точно. Только то, что избили его на совесть.
— Я бессмертен, — бросил Имхотеп свысока, — в отличие от тебя. Хоть ты и пришел Вратами, но ты смертен, жалкий червяк, смертен!
Билл, пораженный ужасной мыслью, повёл головой. Вокруг на стенах висели ещё бойцы, но Гилдероя среди них не было видно. Сердце Билла наполнилось горечью и тоской, он не слушал Имхотепа, что просто взбесило фараона.
— Дай! — выхватил он у палача раскаленный прут и ударил им в грудь Билла.
Билл заорал от страшной боли, в воздухе поплыл запах горелого мяса.
— Теперь ты — раб фараона, раб с моим клеймом! — выдохнул Имхотеп злорадно. — И ты умрёшь рабом! Умрёшь последним, после того, как казнят всех твоих людей!
Билл обмяк на верёвках, теряя сознание.
Его куда-то тащили, он даже не понимал, куда. Затем по глазам больно ударил свет, по ушам — крики беснующейся толпы. Билл прищурился, глаза слезились, но он всё же рассмотрел помост и огромного мускулистого палача, который любовно перебирал какие-то инструменты угрожающего вида. Рядом с помостом стояли колья, с насаженными на них головами, и выше всех был кол с насаженной на него головой Гилдероя. Глаза Билла затуманились, потом хлынули слёзы, и тут же Биллу запрокинули голову, вытерли лицо, не давая избежать страшного зрелища. На помосте виднелись, помимо палача с инструментами и ещё какие-то пыточные приспособления, и Билл понял, что будет умирать долго, без всякой надежды на спасение.
Оставалось только укрепиться духом, не подвести остальных хотя бы в смерти.
— Склонись перед фараоном, признай, что ты его раб, принеси клятву верности и божественный Имхотеп в безграничной своей милости пощадит тебя! — сказали Биллу в ухо, едва он взошел на помост.
Билл промолчал, и к его ногам и рукам привязали веревки, толстые канаты, после чего подвергли пытке растягиванием, при помощи четырех верблюдов. Было адски больно, но Билл держался, едва не откусив себе язык.
— Скажи, что ты раб, что Имхотеп — твой фараон, и тебя помилуют, — опять сообщили Биллу.
Мысль о том, что он предаст этим всех погибших, помогла Биллу, придала сил, и он промолчал. Его согнули, пытаясь затылком достать до пяток, трещал позвоночник, и Билл почти молил о том, чтобы спина сломалась, чтобы эта пытка закончилась.
— Скажи, что ты раб, признай власть фараона, — продолжали нашептывать Биллу.
У Билла шумело в голове, и он знал только то, что надо держаться, надо молчать. Его уложили на какое-то возвышение, привязали руки и ноги. Билл невольно склонил голову набок, и увидел беснующуюся толпу, выкрикивающую проклятия в его адрес. Оскаленные рты, горящие глаза, трясущиеся в гневе руки... и только одно знакомое лицо. Санера, живая и не обезображенная, легко шла среди толпы, улыбаясь Биллу.
Билл откашлялся, и один из его мучителей вскинул руку.
— Преступник желает сказать слово!
— Раб! Раб!
— Скажи, что ты раб!
Эти выкрики доносились до Билла, пока он собирался с силами, отгонял боль, чтобы не оплошать с криком. Палачи выжидали, а Билл, не жалея сил, вскинул голову и заорал в небо:
- СВОБОДА!!!
Последнее, что увидел Билл — блеск взлетающего в мертвой тишине над его головой топора.
1) Курсивом выделена речь на языке Древнего Египта
Вернуться к тексту
05.04.2018
Интерлюдия 11 — Тропою Труса
12 ноября 1990 года, Британия
Питер Петтигрю, дрожа и стуча зубами от холода, страха и льющего стеной дождя, сидел в засаде за мусорным баком. Аластор Грюм, как назло, всё не выходил, хотя обычно он и то дело отправлялся в обход вокруг дома, ворча что-то под нос о постоянной бдительности. Ощущая себя подлинной крысой, Питер дрожал, наблюдая за домом Грюма, и невольно вспоминал, как он дошёл до жизни такой.
* * *
12 августа 1990 года, Хогвартс
С чего та сумасшедшая полячка вдруг залепила в него заклинанием, Питер так и не понял, но зато твёрдо понял, что в Азкабане ему не место. Приложив все силы, всю хитрость и изворотливость, силу анимагии, он всё же сбежал из Азкабана и потом ещё год отсиживался по различным отноркам, ожидая, пока Министерство и Сириус Блэк перестанут его искать. Авроры ещё ладно, но вот Сириус пару раз едва не сцапал Питера за хвост, так что Петтигрю почти буквально залёг на дно, благо привык жить в облике крысы за эти годы у Уизли.
Когда же он всё-таки рискнул высунуть нос наружу, неожиданно начали всплывать интересные вещи. Министерство и бывший Орден Феникса считали его матёрым Пожирателем, ближайшим приспешником Тёмного Лорда, и пускай активные поиски прекратились, в розыскных списках Петтигрю числился по-прежнему. С полным описанием анимагической формы крысы, Сириус увражил, не иначе. Пожиратели же, невесть с чего, считали Питера крысой Дамблдора, ругали на все лады (показываться им вживую Питер, понятное дело, не рискнул), клялись найти и оторвать хвост при случае.
Честно говоря, Питер тогда так растерялся, что какое-то время просто по инерции подслушивал и вынюхивал, не зная толком, что ему делать. Когда обе стороны считают тебя врагом и крысой, непросто выжить, не так ли? Вариант "Уизли" — найти другую семью и жить там крысой — мог опять закончиться Азкабаном, а в Азкабан Питеру не хотелось. Поэтому услышав краем уха намек на то, что Дамблдор разыскивает нечто, связанное с Тёмным Лордом, Питер сразу насторожился и помчался проверять.
В Хогвартс он забрался без труда, зря, что ли, был одним из составителей Карты Мародеров? Стоило бы забрать её у старого дурака Филча, но, подумав, Питер махнул на эту мысль рукой. Карта действовала только в пределах Хогвартса, а задерживаться он здесь не собирался. Проскользнуть крысой мимо портретов и призраков, пробраться в башню Дамблдора, осмотреться и понять, что же такое накопал старый Альбус.
— ...других найти не удалось, — донёсся голос Дамблдора, — но можно не сомневаться, есть и ещё.
— То есть... он жив? — раздался голос, услышав который, Питер затрепетал от ненависти.
Сириус! И тут он! Нет, надо было всё же вначале изъять карту, подумал Питер, но дальнейшие слова Дамблдора заставили его переключиться.
— Жив, ослаблен, и не в Британии, вот что можно сказать наверняка, — в голосе Дамблдора слышалось сомнение. — Иначе Волдеморт уже вернулся бы во всем зловещем блеске своей мощи и магии, благо у него сохранилось немало сторонников.
Сириус спросил что-то ещё, но Питер уже не слушал. Темный Лорд жив и ослаблен, хо-хо, вот это новость! Он, конечно, не обрадуется появлению Петтигрю, который привёл его к Поттерам, но если Питер поможет ему вернуть силы и отомстить... это был шанс. Болезненный, опасный шанс, который было страшно принимать, но всё же шанс. Остальные-то точно не пожалеют Питера.
"Не в Британии", повторил он и побежал прочь из Хогвартса.
* * *
12 ноября 1990 года, Британия
Грюм всё не выходил, словно учуял присутствие Питера своим органом "постоянной бдительности", а дождь, как назло, лил всё сильнее. Питер понял, что нужно что-то делать, и начал медленно придвигаться к дому. Ему было страшно — сам Грюм! — но и выбора особого не было. Для ритуала возрождения нужна была "кровь врага", и чем сильнее враг, тем лучше. От мысли сцедить крови у Дамблдора Питер отказался сразу же, а вот над кандидатурой Грюма долго ломал голову, размышлял, боялся, но всё же решил рискнуть.
Больше шансов получить противоядие, вот и вся причина для храбрости.
* * *
