— Голову свою надо сберечь сперва.
— Одного понять не могу, вы же очень молодая, но совсем не весёлая.
Азарт боевой не прошёл у него? Поприставать решил, решив, что на взводе я буду сговорчивее? Тем более, продолжающийся день, вечер, а затем и ночь точно будут весёлыми. Убитых у нас почти нет, раненых мало. Верховный ещё перед боем сказала, что с их мертвецами сделаем.
Большие костры завтра сложим. Так, чтобы со стен хорошо видно было. И сожжём. По их вере, мертвых сжигать нельзя. Ещё и голов через стену закинем. Вон их сколько вокруг.
До чего-то стали додумываться. Отряды теперь пытаются построится, даже что-то вроде нашего 'Великого Змея' подняли. Явно собираются попробовать центр на прочность. Угу. Вперёд и с песней. Есть новая единица расчёта в военном деле. Число орудий на единицу длины строя. На нашем фланге — примерно два на сто шагов. В центре — пять — шесть. И 'Великий Змей' нагло над бывшим храмом развивается. Далеко видно!
Мы тут уже перед строем считай, вал из людей и коней соорудили. Орудийным огнём выбито процентов пятьдесят. Сколько ружейным, а сколько лучниками — судить не возьмусь, те кто поближе лежат стрелами утыканы не хуже, чем ёжики иголками.
Через трубу осматриваю позиции центра. Точнее, то, что пред ними. Мертвецов там там теперь предостаточно. Пореже, чем на нашем фланге. Но нас уже пять раз атаковали, а их один. Исходя из того, что у них протяжённость фронта куда больше, да и шли на них более организованно, набито ими побольше, чем нами. Теперь что, левый фланг на прочность попробуют? Там пока только тяжёлые пушки и стреляли.
Снова перестраиваются у большого знамени. Уцелевшие при атаке. Вновь подошедшие... Да кончаться они когда-нибудь в этом лесу? Что там этих уродов бабы по пять рожали, раз их столько? У нас же дров не хватит, вас всех потом жечь.
Кажется, уяснили дальность стрельбы наших орудий. Вот только помешанность Эрескерта на стрельбе даже у нас ясна далеко не всем.
Вблизи знамени поднимается столб разрыва тяжелой бомбы. Не хуже, чем в самом начале. Второй. Третий. Знамя падает. Четвёртый.
Он всё-таки успел перезарядить всех 'Драконов'. Я видела его расчёты, и понимаю, почему он думал над лафетами, позволяющими стрелять под большим углом к горизонту. Если учесть, над формой снарядов и составами порохов генерал думал тоже...
— Да она с двуустами пушками управляется как ты с одним пистолетом!
— Самая тупая атака, что мне доводилось видеть. Они наших хоть зацепили кого?
— Дым, но мне показалось, были разрывы орудий.
— Даже если и так. Отдать десяток пехотинцев за тысячу кавалеристов... Похоже, я в сказку попал.
— Нет, не попал. Ты же их потом и на костёр потащишь.
— Дым! Во там! Над лесом! Видите?
Всё рукой тычет, хотя я и рассмотрела уже.
— Что там может быть?
Хохочу. Смеюсь, ржу дико, словно безумная. Согнулась. Ещё немного и по земле бы кататься начала.
— Что с вами, командир?
Чуть разогнувшись тычу пальцем в сторону дыма.
— Там их лагерь. Он горит. Кажется, я догадалась, где начальник конницы.
Обалдело уставился на меня. Рот разинут, глаза выпучены. Оглох от пальбы что ли? Потом в затуманенном взгляде словно искра загорается. Доходит.
Как заржёт. Так по спине треснул, что чуть не повалилась.
Анид удивлённо глазками хлоп-хлоп на закопчённом личике. Шепчет.
— Мы, что сражение выиграли? Победили? — первая, кто вещь своим именем назвал. Победа!
Младшая Линки. Что за плащ цветной такой? Приглядевшись, понимаю, знамя на плечи накинуто. Ещё одно, узкое с тремя длинными концами по земле за ней волочится. Знамя пурпурное с золотым диском солнца и летящими языками огня. Да это же 'Пламя!' Главный боевой стяг местного императора и одна из главных святынь, раньше хранившаяся в главном соборе пока ещё не взятого города.
— Вот! — высоко поднимает — Знаете, что это такое?
Судя по восторженным крикам, не одна я тут такая умная. Значит, 'Пламя' пало... И взято в лагере. Змея огонь сожрала и не подавилась. Всеядная зверушка!
Что-то опять вспомнилось из главного поэта этого похода — Рэндэрда. 'И видят нас от дыма злых и серых'. Дым вот только рассеялся почти весь, а со злостью и серостью — порядок полный. Зеркальце далеко, но остальных-то я вижу.
Вот Линки чистенькая... Чего я злюсь-то? Знаю же, от боя она в жизни прятаться не будет, тем более, рядом со своим отцом.
Угу. Да я ей просто завидую самой чернейшей завистью. Незаконнорожденных вокруг полным-полно... Да помню я, она теперь полноправная, да и я тоже в каком-то смысле, вот только многолетнюю привычку так легко не изживёшь, про отношение за стенами Замка вообще молчу.
Только все теперь видят — бастард начальника конницы захватила стяг. Почти уверена — знамя на плечи ей отец набросил, он же и велел стяг везти. О будущем доченьки думает время от времени. Как бы стяг этот ей теперь на герб не попал.
Коня на дыбы подняла. Красуется. Знает не хуже меня — в руке символ не просто победы, а полного разгрома вражеской армии. Да что там разгрома, выше бери, символ краха государства.
Сейчас поскачет вдоль рядов к алому стягу с гремучей змеёй. К Госпоже. А я здесь останусь. Не пальнул бы кто по ней сдуру. И не заметить флаг за спиной могут. Бой время такое... С прошлой войны, бывает, стрелы шальные долетают.
Линки знамя к ногам швырнёт. Да уж, сильнее этого жеста только притащить императора местного, храата всея мира, или как там ещё этот сын свинячий обзывается. Причём, императора можно тащить хоть тушей, хоть вообще по частям, только доказывать придётся принадлежность.
Пойти чтоль отрезать пару... или, лучше с десяток, голов с бородёнками покучерявее? Да сдать командующему нашим флангом Аренкерту под расписку. Его ведь не просто так 'лисом бесхвостым' ещё недавно звали. Просто выгодно будет в списках награждённых порученцев Верховного отметить. Их, правда, и без меня немало.
Но сомнительно, что он меня на совещаниях у Верховного не запомнил. Война-то, может, и кончиться. Грызня вблизи первого лица государстве — никогда.
Линки со мной глазами встречается.
Кисло ухмыльнувшись, салютую поднятым пистолетом. Так и держала в руке с последней атаки.
У Кэрри улыбка до ушей. Швырнув 'пламя' как палку, спрыгивает с коня. Смеясь и плача, визжит.
— Осень! И-и-и!!!
Бросается на шею. Блин! Да она же выше меня, да в полной броне. Как-то умудряюсь не упасть. Она ещё целоваться лезет. Дура! Хотя, пусть. От меня не убудет. Это я веселиться не умею.
В глаза смотрит и говорит.
— Ты грязная. И плачешь.
Вытаскивает откуда-то шелковый платочек и начинает мне щёку вытирать. Только гарь ведь размажет.
— Мне так здорово никогда не было! Такой счастливый день. Ты чего не радуешься?
'Того, что устала' — не сказала.
— Ты пьяная?
— Что? Нет. А, да, наверное!
— Принцесса, может подарите поцелуй герою битвы? — смеётся пятисотенный.
Линки весело глянула. И поцеловала. Я чуть не ругнулась. Динка про неё шутит: 'Броня тяжёлая, а поведение — лёгкое'. Казначей сквозь зубы шипит: 'Генерал, — так она брата зовёт только когда сильно злиться, — ваши старшие дочери излишне ветрены'. Верховный многозначительно замечает, знает много способов предотвращения беременностей, а так же умеет безопасно прерывать их на любом сроке.
Ветрена Линки, с этим не поспоришь. Мне опять завидно. Говорят, характер тяжёлый. Завидую яркости и лёгкости Динкиных сестёр. Почему этого совсем нет у меня? Мне ведь немного и надо... И взять негде. Либо есть, либо нет.
Только сейчас догадалась наконец сунуть пистолет в кобуру.
На щиты подняли. Обеих. За руки держаться. Госпожа 'Пламенем' потрясает. Ор стоит. В воздух палят.
Щиты только у них есть. Доспехи под старину. Знак отличия Верховного. Четырнадцать стражей. Только у Императора больше — сорок шесть. Кресло Верховного тоже знак отличия. Прада, я его только на картинках видела. Вот складной табурет — это да.
Хотя доспехи и под старину, бойцы в них настоящие. Одного знаю. Как раз зверушек двуногих колоть учил.
Это представление больше всего Линки и нужно. Главным образом для будущего. Пока же можно не сомневаться, возгордиться страшно и сестру шпынять будет втрое от обычного. Или та её, от обиды. У них грызня шуточная, вот у трёх их единокровных, да законных уже всерьёз. Как бы не хлебнуть с ними крови потом.
Линк дочерей в разные сотни поставил. Да и сам действовать будет подальше от них обеих.
Что за! Куда меня тащите!
Вот и я на щите стою, рядом с Линки и Госпожой. Та веселится. Теперь уже Линки 'Пламенем' размахивает.
Пушки ещё гремят, но это уже не бой. Истребление.
Госпожа так и сидит. Знаменитое непроницаемое выражение лица, грозные золотые рога.
То и дело появляются всадники или пехотинцы. Кто с донесениями, кто с захваченными ценностями. Я переписываю отличившихся, хотя Госпожа и так ни разу с именем не ошиблась.
'Пламени' уже и видно — столько поверх знамён накидали боевые, церковные, личные. Всякие.
Чуть в стороне лежит несколько тел судя по богатым доспехам — командиры. Ещё священники высокопоставленные валяются, у некоторых одеяние по покрою — почти платье женское, причём золотого шитья столько. На парадных платьях, мягко говоря, не бедной Динки гораздо меньше. Тут ещё и камней изрядно. Огранка так себе, но зато много. И это притом, что немало камней уже отодраны и приятно отягощают собой кошели солдат.
Говорят, этого императора местного, храата всея мира, тоже убили. Видели, как его флаг упал, хотя тела пока не нашли.
Эрескерт стоит сияющий. Если он чем-то в императора попал, тела могут и вовсе не найти.
Командиры почти все убиты пулями. Попы — кроме одного, зарублены. Застреленному кто-то прямо в лицо двуствольный пистолет разрядил.
Доспехи почти все нашей работы, значит легко пробиваются пулями и большинством болтов. Вроде, никого с нашего фланга нет, а то интересно проверить, пробивают ли доспехи стрелы бывших лучников Безглазого. Хвастаться-то они довольно зло хвастались. До драк, правда не доходило. Их бывший хозяин Еггтов ненавидел, но к тем, что за Линией относился так же, как и они.
— Сбор знамён императора Запада! — весело орёт пьяная Динка.
Тридцатый воз, доверху и даже больше наполненный раздетыми до нитки телами, многие без голов. Костры складывают. Громадные! Завтра днём запалим. Пусть со стен полюбуются. Прикинут, что их ждёт. Многим скоро так же гореть. Только живьём вместе с домами и скотиной.
Помощи не будет. Вон эта помощь — на возах, на поленницах, просто на поле, некоторые на деревьях, а то и между двух, развешены. Ещё многие сейчас вниз по реке плывут, попутно рыб да раков подкармливая.
Динка уже похвастать успела. 'Реку можно в Красную переименовывать. На переход, или даже два вода там теперь такого цвета. От крови их'. Улыбнулась так, что хорошо клыки видно было.
Как и все, привирает про успехи в боях. Но сейчас ей веришь. Устала уже считать возы. Хорошо, хоть из реки никого не вылавливают. Ни мёртвых, ни живых.
— Что думаешь о потерях?
— Не располагаю всеми данными.
— Давай по тем, что располагаешь.
— Перевезённых тел ориентировочно около шести-семи тысяч. Концентрация тел на поле на разных участках различается в разы. Если ограничиться ручьём на правом фланге, опушкой дальнего леса в центре и дорогой низшей категории на левом, то на данной площади может находиться до тридцати тысяч погибших. О концентрации мертвецов в лесу и по направлению к бродам, сведений не имею.
— Тут уж иные все сто тысяч насчитали, кое-кто, — выразительно косит глаза в то место, где недавно была Динка, — и все сто пятьдесят нашли. У тебя же только тридцать.
— Чётко различаю: 'сама видела', 'мне доложили' и 'думаю, что...'
Устало рукой машет.
— Да знаю я это. Чего же ты такая зануда?
Остаётся только плечами пожать.
— Если хочешь прожить подольше — считай потери противника поменьше'.
— Надо же, шутить научилась. И десяти лет не прошло, — замечает с усмешкой, явно подцепленной у дочери, не наоборот.
У нас сжигать трупы — обычное дело. Предки на островах жили, там народу много, а годной земли — не очень. У местных надо в землю зарыть, да ещё знак какой поставить.
Угу. Делали бы так на островах — жить бы негде было. Все поля мертвецами заполнили. Сейчас земли много. Хоронить есть где, но и сейчас многие предпочитают умерших сжигать.
Тут только павшую скотину сжигают. К кострам из трупов не привыкли. Ничего! Скоро из их города один большой сделаем. Пока же голов вам за стену накидаем. Свежеотрубленных. Думайте, сердцем, или чем там ещё у вас полагается, что вас всех ждёт.
— Валом теперь повалят покорность изъявлять. Все кто сегодня в бой не слишком торопились.
Мысленно ругаюсь. Значит, опять целый день торчать в полной броне у кресла Госпожи. Нравиться дурачить местных, показывая, что они войну проигрывают войску под командованием женщин. Мне опять командира из ближайшего окружения Верховного изображать. Ну, что из того, будто хорошо со стороны смотрюсь?
Эрия вон, куда величественнее смотрится. Вот только больная нога служит хорошую службу и часами на одном месте торчать ей не велят.
Дура, ты Осень. Хотя и умная. Замечаю уже давно. Отношение Госпожи ко мне изменилось. Не стало лучше или хуже. Стало просто другим. Из категории 'забавной умненькой девочки' или даже просто 'миленького ребёнка' меня исключили. Учить больше нечему, да и незачем уже.
Вот только я теперь попала в категорию пусть младшей, но всё-таки подруги. И спрашивает теперь почти как с себя. И наваливает примерно столько же. Вот только выглядит она куда хуже других в этом возрасте. Казначей столько раз ругалась, что она раньше времени себе в могилу загонит. Чувствую, сама на соседнем костре оказаться могу.
Хуже всего, ни Динку, ни Яграна, ни кого-либо из племянниц она так и не вывела из детских категорий.
Вот и начинаешь задумываться, не слишком ли высоко взлетела. Рядом с Еггтами не слишком-то безопасно, хотя и не опаснее, чем в иных местах. Замок на всю страну всё равно не соорудишь.
Бой заставил задуматься — что будет окажись на той стороне кто-то с доспехами, держащими наши пули? Или, что ещё хуже, с более дальнобойными ружьями?
Ведь этим дровам завтрашним храбрости было не занимать. Пёрли и пёрли вперёд, несмотря на падающих друзей. Пёрли, не имея ни единого шанса дотянуться до нас.
И ведь в последнего я из пистолета стреляла. Рядом был! Пока вдоль рядов ехала, ещё нескольких таких... удачливых видела.
Хозяйственна Анид. Не думала, столько натаскать догадается. Тут и доспехи, и оружие, и перстни, даже денег довольно большой мешочек набрался.
Тела раздеты до гола, с лошадей сбруя и сёдла тоже сняты, не удивлюсь, если и подковы отодраны.
Динка с коня материнской 'молнией' машет.
— Здорово, Серый Демон. Гордись!
— С чего это я демоном стала, да и серым ещё?
— Эти... Тебя запомнили, и записали в ближние приближённые.
