Еггты страной правят.
Ягран усмехается.
— Всякое хитрое придумывать я и правда, не сильно умею, но если припрёт, то могу кое-что. Ты говоришь, отец твой давно погиб, его родители умерли, ближайшая родня — троюродная и они не особо ладили. Узнав Оэлен, понимаю почему.
— И почему?
— Она вроде тебя. Есть в ней что-то... Подобное тому, за что полюбил тебя. А такие не всем нравятся. Особенно, таким, как её родня, внешне во всём правильных.
— Откуда знаешь?
— Я сын своей матери или кто? Тут, недалеко, были владения одного из братьев Кэрдин. Тут он свой век доживал, ни во что не вмешиваясь. Но на старости лет влюбился до безумия. Сын родился. Сразу узаконил. Родственникам написал. Но на матери не женился. Всё-таки, кто он, и кто она. Пергамены всех выморочных линий у нас. Ищут сейчас. Понимаешь?
— Конечно. Оэлен станет настоящей кузиной Линка. Отец на ней женился. По закону, при браке между людьми разных состояний низшему сообщается состояние высшего. Так что я рождаюсь почти принцессой. Только признают ли, так сказать, представители старших линий?
— Самой не смешно?
— Не знаю. Врать не люблю.
— Теперь уже мне смешно. Мы же страной правим. Сколько раз видела, как тётя врагов обманывала.
— То одно, это другое.
— Совершенно одинаковое. Поверь, всем так лучше будет, тебе в первую очередь. Сама же знаешь, сколько титулов и так не вполне достоверные. Тётя хочет признать все.
— Просто так?
— Не просто. Общая пирамида останется, деление на старых и новых, да выпячивание древности гербов — нет. Будут новые 'Книги домов' написаны. Там счёт древности всех домов пойдёт с дня завершения книги.
— Это серьёзно. Странно, я ничего не знаю.
— На последнем совете было. Ты уже уехала тогда. Тётя до океана решила идти.
— Не знала. Но догадывалась. Такой вопрос подвешенным оставлять нельзя. Степь эта да лесные, плюс недобитки.
— Опять ты такая...
— Какая?
— Прежняя. Как у тёти на совете.
— Я всякой умею быть.
Смеётся.
— То я не знаю. Колючей чаще всего.
— Уже говорила насчёт неколючих.
— Я тоже тебе говорил. Сам с иголками.
— Ёжик! — смеюсь.
— Люблю, когда ты улыбаешься.
— Бывала раньше в столице?
— В этой столице не была, — явно слово 'этой' выделяет. Всё правильно, она южанка и привыкла считать ставкой совсем другой город.
— И как тебе?
— Знаешь, не привыкла к такой степени почтительности. Шутить тут словно не умеет никто.
— Некоторым просто нельзя быть мишенью для насмешек... У тебя дома всё в порядке.
— Почти, — хихикает словно маленькая.
— Случилось что?
— Нет. Тебя слишком многие видели. И особо языкастые осторожно так спрашивать стали, не разъясните ли, благородная Оэлен, дочь или сын у вас, а то мы смотрели-смотрели, но так и не поняли. Кажется, уймутся они не раньше, чем у тебя ребёнок родится.
— Вот этого я делать не собираюсь.
Ну видно же, не верит!
— Чему смеёшься?
— Думала, у столичных молодых вкус лучше, но нет, всё как у нас. Чуть лишнее золото да камни появились — всё на себя сразу. Причём так, чтобы сразу видно было, золота и камней много.
— Ты про это? — шевелю усеянными перстнями пальцами. Не видит ничего, кроме внезапно свалившегося на не слишком крепкую голову, богатства.
Вопрос глупый, на самом деле, ибо на виду ценного больше нет. Вот перстни тяжёлые. На каждом крестообразно расположено по четыре камня. Должно быть, бесцветный, красный, зелёный и синий. Каждый значил что-то, но я забыла. В центре — либо жемчужина, либо шарик золотой. Тоже с ненужным значением.
На мои пальцы не подходил ни один. Велики были. Ювелиру пришлось нести, чтобы подогнал. Как он ругался на безобразную огранку камней!
Мне девать их некуда была, один и отдала как оплату. Потом столько хорошего в свой адрес услышала. Аж заслушалась.
После Динка сказала, что я дура, ибо он столько и за пару лет не заработал бы. И у меня теперь только на пальцах громадное состояние. Она уж молчит про другие места...
Хотела стукнуть, и не попала. У неё-то на руки надето втрое от моего.
— Ну да. Камни хорошие, но ювелир безрукий. Да и потеряно несколько.
Смеюсь. Оэлен смотрит непонимающе. Анид за спиной в кулачок хихикает.
— В чём дело? Я ваших столичных шуточек не знаю, если что.
— Я и не шучу. Ты правда не знаешь, чьи это перстни?
— Вижу только, сейчас твои, но, похоже, ими недавно стали.
Что-то знакомое мелькает в серых глазах. Изменившимся тоном продолжает.
— И ты их не просто так носишь.
— Ага. — шевелю пальцами, — Этот умер от моей пули, этот — на моём клинке, этого затоптали, этот — не знаю, поменяла, но к Линки он тоже не от отца попал. Храатов, охотников на ведьм, да воинов господа перстни эти. Крест — знак избранности особой. Воины, призванные нести свет веры истинной, обращать язычников и карать неверных. Поп главный такие раздавал когда-то. Высочайшего отличия знак.
Теперь чучело во дворце казначея. Эти сами — кормом для свиней, да удобрением стали.
Такой перстень у жившего за Линией мог только один быть. — сжимаю кулаки, показывая блеск камней, — У меня же вот сколько теперь! И это ещё не всё. Мечтали, перстненосители, чтобы девушки с нашей стороны Линии сапоги им снимали да постели грели. Но, — шевелю пальцами, — обойдутся они. И без сапог, и без девушек, и без голов.
— А кое-кто и без кой-чего! — встревает Анид, — У них уже нет, а у меня теперь есть. Сушёные.
Даже Оэлен ухмыляется. Ничего-то Анид бывшим хозяевам не забыла. И отмстила, как могла. Пусть и мёртвым. Хотя, как знать, очень уж нехорошо глаза блестели, когда во взятом городе с Динкой шепталась.
Мне не очень-то хочется смотреть, что у неё в вещах лежит. Слишком хорошо знаю, как от крови пьянеют. А если это ещё на старых обидах крепко настояно...
— Одного камня нет — тоже не так просто. Знак разрушения их символа веры. Все там знали, кому такое можно носить. И что бывает с теми, кто не по праву наденет.
— Словно охотник, носящий клык самого сильного из убитых им зверей.
— Некоторые из них зверями и были. А то и похуже. Теперь их нет. А я вот есть.
— Страшным ты человеком можешь быть иногда.
Пожимаю плечами.
— Она не может быть страшной, — снова встревает Анид, — Она, то есть, госпожа Осень, конечно, добрая очень.
— Анид, — та зачем-то голову в плечи вжимает. Неужто опять испугалась?
— Не так что-то, госпожа?
— Да нет, так всё. Наконец-то ты меня звать на 'ты' научилась.
========== Глава 28. Рэндэрд. 281, 282 гг. ==========
У шатра Кэретты заметил коней Аренкерта и Эрескерта. Больше ничьих нет. Значит предстоит совет в узком кругу. "Большая семёрка" в полном составе.
— Они позвали степь.
— Ты уверена?
— Да. Им некуда идти. Золота и серебра мы взяли мало — значит, они почти всё с собой унесли. Доклады лазутчиков. Как минимум, Чёрная орда. Скорее всего, вместе с младшими.
Линк присвистнул.
— Ни хрена себе. Лучшие кони — как раз у Чёрных.
— Мы сами Чёрные. — угрюмо ворчит Дина, — Будем смотреть, кто чернее?
Эрескерт хрюкнул от смеха.
— А есть другой выбор?
— Вот и я о том же.
— Их много? — спрашиваю. Рэндэрд много чего понаписал, но о степных ордах — только то, что такие есть.
Кэретта, прикрыв рукой здоровый глаз шевелит губами, считая что-то в уме. Дина отвечает сразу.
— Не то чтобы очень. Лет десять назад Чёрные могли выставить примерно вдвое больше от того, что у нас здесь. Но...
— Все конные?
— Да. Плюс ещё младшие орды могут примерно столько же. Не думаю, что за прошедшее время что-то сильно поменялось — прошедшие года были довольно холодными, плюс они ещё воевали. К тому же, должны они оставить кого-то охранять кочевья.
— Их кочевья тут недалеко, — глухо говорит Кэретта.
— Я знаю, но в степь нам сейчас идти нельзя.
— Маленькая добавка, — Кэретта ехидна, — вообще-то даже у Лесных пока воинов навряд ли меньше, чем у нас.
— Сколько раз битых! — смеётся Линк. Не слишком-то весело.
— Битых, да не добитых. — Кэретта мрачна, — За ними их семьи. Им есть, что терять.
— А нам, знаешь ли, тоже. Я вот вовсе не хочу, чтобы снесли голову твоему сыну, или твоей дочери. — по очереди кивает в сторону сестёр, -Побьём этих — и пусть их бабы детей со скалы кидают, да сами за ними бросаются, как те... Мне наплевать в общем-то.
— Только их сперва побить надо. И Лесных, и Орду.
— Мы, да не побьем!? — не удержался Аренкерт. Не верится, что когда-то сравнивал его с лисом. Теперь если лисьи черты и остались, то где-то уж очень далеко запрятанные. Волк. Матёрый волчара.
— Знать бы как... — специфическое у Ярна чувство юмора.
Тишина.
— Братец, — елейным голоском начинает Дина, я даже не думал, что ей такой тон известен, — к тебе обращаются, ты тут у нас конник главный. Мысли, как их бить будем?
— Я допрашивал пленных. Смотрел оружие степных. Их тактика — обстрел с дальней дистанции и активный манёвр. Луки — приличные, но я стрелой вышибу из седла любого.
— Обо всех нас речь, если не забыл ничего.
— Дальность — в среднем — почти, как у наших арбалетов. Ружья, кроме дыроколов, на такой дистанции малоэффективны. В длительное преследование лучше не ввязываться — они обожают притворным отступлением заманить противника в ловушку. Они вполне в состоянии навязать дистанцию боя.
— Это плохо, — безо всякого выражения произносит Дина.
— Знаешь, дорогая сестрёнка, а вот это уж твоя с начальником огня да пушкарями вашими, наипервейшая обязанность — не допустить, чтобы они нам бой на своей дистанции навязали!
— Мы тогда большего языком, нежели мечом добились.
Линк усмехается как-то необычно добро.
— Помню, помню. Я на их языке с десяток слов знал из разряда "брось оружие" да "где водопой". Целую ночь речь ту учил. Она без конца поправляла. Перевод дала, но я всё равно говорил не понимая что.
— Зато как им та твоя речь понравилась. "Вот слова воистину храброго воина и достойного мужа!" Неглупые вроде, а не понимали, что мы пришли не защищать чьи-то права.
— Они бы насторожились, пойди отец с нами в поход. Раз старший князь идёт в поход — всегда стоит подозревать, что землю он себе взять хочет. А раз сына послал... Мне мама тогда много говорила об их представлениях об окружающем мире.
— Угу. Степные, особенно женщины умилялись, глядя как великий воин с матерью почтителен. Даже жалели, что у неё всего один сын. Мол, как жаль, что остальные дети дочери.
— Должно получиться. Когда-то насмерть дрались с южанами. А теперь глянь на Эрескерта.
Тот хмыкнул.
— С моими предками вообще-то ваши предки никогда не дрались. С грэдским командованием племя моего отца заключило военный союз против общего врага. За проявленную в битве доблесть всему племени было даровано имперское гражданство. У нас, кстати, бывало, что более слабое племя входило в состав более сильного. Именно так дарование гражданства и восприняли. С одной стороны, как-то не очень — становиться младшим племенем, но с другой — пусть, младшим, но глядя на силищу старшего...
Гарнизон там. А у местных — после войны-то женщин много... Других свободных женщин нет всё равно. Вот и стал народ перемешиваться. В старой столице провинции сейчас чисто чёрных — хорошо, если десятая часть, чисто белых — столько же примерно. Остальные — разноцветные, так сказать.
И кстати — старый язык умирает. Все говорят на грэдском. Я родной язык деда учил как иностранный и то исключительно из собственного интереса.
Здесь через сто лет так же будет.
— В том-то и дело, что через сто... Пока мы шкуру неубитого зверя делим.
— Не такого уж и неубитого.
Вне зависимости от результатов — битва войдет в историю — первое решительное столкновение грэдов и степи. Чёрная орда входит в какую-то рыхлую кочевую империю. Несомненно, Дина понимает, что сегодня разгорается пламя великой войны.
"Чтобы с боем взять Приморье..." хотя, скорее "Боливар не вынесет двоих". Кочевой мир должен исчезнуть. Либо мы, либо они. Что же, подобное уже бывало. В другом мире, с другими людьми... Только сперва побывали на свете всякие Атиллы да Чингисханы. Иные цивилизации от ударов кочевников так и не смогли оправится.
Здесь будет по-другому. Здешний Рим выплыл из очередного кризиса. Разгромил варваров. В этом мире уже не будет тёмных веков и власти церкви над умами. Не будет тут Средневековья и религиозных войн. Что-то другое будет. Новое. Своё.
Над полем сражения всходит заря. Кажется, не один я подумал про первый день Нового времени.
Были ли предки глупее нас? Знания у них были другие? Или, просто не растёт количество разума на планете, при увеличении численности населения? Вон, в нашем мире строить лучше римлян научились веке в XVIII, если не позже. А сколько их знаний погибло безвозвратно... Хотя вроде в Помпеях ещё не всё раскопали, и что-то, может, ещё вернётся из небытия.
Парадокс этого мира — на страже накопленных знаний стоит один из величайших завоевателей этого мира.
Даже рисовал их тогда. Хорошо, рисунков этих никто никогда не увидит. Хотя, с любовью грэдов к ламинарным доспехам угадал. Саму Дину обрядил в гибрид, о чьем существовании тогда не знал — кираса европейского вида, всё остальное — японской конструкции.
Многое сделала Дина, ещё больше не успела. Но всё-таки главное ей удалось — успела подготовить приемника. Пусть со скрипом, после гражданской войны, но Дина II теперь властвует над всей Империей.
========== Глава 29. Осень. Осень 280 г. ==========
Глава 29. Осень. Осень 280 г.
Гулять на свадьбах Динка любит и умеет. Тут же устраивать взялась. Захочешь — не откажешь. Боязно, получится у Маленького Чудовища то, что она по-настоящему умеет устраивать — парад.
Город украшают. Флаги, гирлянды, фонарики бумажные. Знамёна со знаками Еггтов. Впервые рядом с ними — моё имя.
Так ярко всё! Красиво, что с башен смотреть, что из дворца.
Так и не отделанный до конца Главный Дворец Чёрной Змеи. Отделкой и сейчас особо не занимаются. Драпируют стены тканями дорогими. Возят мебель, статуи, вазы, картины из Загородных дворцов.
Садовники, выращивающие цветы озолотятся. Повара, я думаю, тоже. Динка сама сластёна, и хорошо помнит, кто что любит.
Оэлен от Динки уже откровенно прячется. Та демонстрирует показное уважение, постоянно спрашивает, как сделать то или иное. Как она донимать может, я знаю прекрасно. И ведь всё равно по-своему сделает!
Тем более, Оэлен в своё время особо не отмечала, ограничившись получением соответствующего пергамена.
Все при делах, только мы сами себе предоставлены. Дворец огромный, хотя и незаконченный, всё равно производит впечатление. Ягран столько укромных мест знает. Часто бывал тут в детстве, ещё при самой Змее. Я же только на планах здание видала. Навёрстываю теперь упущенное.
Довольно часто бываем у Младшей Кэр. Старше меня, а обо всём расспрашивает, как маленькая. Знаю, у неё так и нет никого. Ни матерью подобранного, ни самой найденного. По-прежнему, первая невеста Империи.
