Может, Максимилианом и двигали неальтруистические побуждения, когда он увозил меня, но в итоге, кажется, его решение было удачным.
Боги, связаться с Орденом...
— Ну, уж нет. Лучше путешествие в никуда с шакаи-ар, чем экзамен в казематах инквизиции. Что-то мне не верится, что я его сдам...
Некоторое время мы ехали в тишине. Я прислонилась лбом к стеклу и неотрывно смотрела на мелькающие за окном обочины. Километры и километры дороги...
Я все больше отдалялась от дома. В это сложно поверить, но раньше мне не доводилось уезжать дальше Золотой, нашей столицы. Или соседнего Небесного. А теперь я на пути к Холмам, резиденции эстаминиэль. И рядом никого...
— Найта? — Голос князя вывел меня из невеселых раздумий.
— Да?
— Каким ты меня видишь? Я тебе нравлюсь?
От неожиданности я поперхнулась. Если Максимилиан ставил целью выбить меня из колеи и заставить забыть о печальных размышлениях, то ему это удалось с блеском.
— Э-э... Но ты же эмпат! — выкрутилась я, заливаясь румянцем смущения. — Ты чувствуешь мое отношение. И вообще... это нечестный вопрос!
— Слово 'честь' не входит в мой набор для путешествий... И все-таки? — Максимилиан подкупающе улыбнулся. — Предположим, я хочу это именно услышать. Ну, кроме того, что я 'подозрительный мужик'.
Мне показалось, что, если бы сейчас мне к щекам поднесли паклю, она бы вспыхнула — так жарко стало лицу.
Вот ведь... злопамятный павлин. Ну, ничего, хочет правду — получит ее.
— Вообще-то, судя по твоей биографии, так оно и есть. Подозрительнее некуда, и определенно мужского пола, — я старалась говорить сухим 'медицинским' тоном, как Дэриэлл — с надоедливыми мнительными пациентами, но вскоре сбилась. — Но тебя интересует мое мнение, а не собрание легенд и предрассудков... Про аллийцев сплетничают, что они сплошь утонченные ценители искусств и в целом создания изнеженные и бесполезные. А я знаю одного типа из Дальних Пределов, который носит рваные джинсы и мятые футболки. А еще отжимается по девяносто раз, а из музыки рок предпочитает, тяжелый, а еще даже зимой спит с открытой форточкой и совсем не изнеженный, а еще...
— Ну а насчет меня? — со смехом перебил меня Максимилиан, изрядно позабавленный тем, с каким энтузиазмом я пустилась в воспоминания. — Какой для тебя я?
— Очень красивый...
Ох, кто меня за язык тянул! Я вновь мучительно покраснела. Ляпнула так ляпнула. Может, мне еще ему в любви признаться? А вдруг он решит, что я с ним... заигрываю?
Только этого не хватало!
Мысленно ругая себя, я подняла глаза на князя. И встретила внимательный, испытующий взгляд без тени насмешки. Как будто ему и впрямь важны были мои слова.
'Не такой уж я страшный... и могу быть таким, каким ты захочешь. Я умею, честно'.
Умеет. Совершенно точно.
После запинки я продолжила, уже медленнее, серьезнее и гораздо искреннее.
— Это первое, что бросилось в глаза, — красивый, таинственный... одинокий, — добавила я с некоторым опасением. Вряд ли жалость ничтожной равейны польстит князю. Но Максимилиан не проявил ни малейшего недовольства, наоборот, кивнул ободряюще. — Такого хочется защищать, даже когда надо самой спасаться. Да только разве от такого спасешься. — Я выразительно потерла шею, припоминая 'мостик', который устроил мне Максимилиан в честь знакомства. — До сих пор позвоночник ноет.
— Фу, это же мелочи! — искренне возмутился князь. Глаза его смеялись — Так, игры для остроты ощущений.
— Ага, и кто-то переборщил с перцем!
— То ли еще будет! — загадочно пообещал Максимилиан и подмигнул мне. — Вот поймаю тебя... совсем... и научу плохому.
Я улыбнулась. Стало очень-очень легко. Опять ментальное воздействие, не иначе.
— И сколько у меня еще попыток?
— Две.
— И когда продолжим?
Он неожиданно посерьезнел.
— Когда ты сама решишь, хочешь ли быть пойманной.
Я отвернулась. Мне было о чем подумать.
Впереди загорались огни Бирюзового.
* * *
Максимилиан с досадой захлопнул дверцу машины. Потом еще раз. И еще.
— Тьма! В Зеленом все было нормально!
Я с сомнением покосилась на солидную вмятину.
— Сомневаюсь, что раньше здесь было это.
Он сделал последнюю безнадежную попытку и сдался.
— Ладно, все равно придется машину оставлять. Чем скорее ее угонят, тем лучше. Меньше следов — меньше проблем.
Напоследок князь мстительно пнул дверцу. Раздался чудовищный скрип, и металл украсила еще одна вмятина, да и сама машина порядочно просела. Я невольно посочувствовала бедолаге, у которого князь позаимствовал автомобиль. Если уж владелец и получит его обратно, то в таком виде, что ремонт обойдется едва ли не дороже покупки новой машины.
Впрочем, вряд ли хозяин рискнет высказать свои претензии князю.
Тем временем уже совсем стемнело. Незнакомый провинциальный город спал беззаботно и глубоко, как ребенок. Я чувствовала себя так, словно попала в его Бирюзовые — ведь так он назывался, да? — сны. Темно-синее в зените небо на западе все еще отсвечивало розовым и бледно-голубым. Широкие асфальтовые полотнища дорог разделяли жилые кварталы, как пограничные реки в древности — города. Многоэтажки перемигивались желтыми окнами, как будто разговаривая друг с другом на своем собственном языке. Воздух, разогретый жарким майским солнцем, постепенно остывал, оставляя привкус молодой листвы и пыли с обочин.
Меня охватило предвкушение чего-то необычного, интересного... жажда приключений... Авантюрная лихорадка?
Максимилиан усмехнулся — блеснули в темноте белые зубы — и ненавязчиво подхватил меня под локоть, увлекая к неприметному проходу между домами. Я словно очнулась от забытья. Сделалось зябко.
— Можно задать вопрос? — Он кивнул, и только после этого я продолжила: — Куда мы сейчас идем?
— В гостиницу, — после едва заметной паузы ответил князь. — Там ты подождешь меня пару часов — отдохнешь, примешь душ, перекусишь, а я пока кое с чем разберусь. Потом уйдем, быстро и тихо.
— А... я успею поспать?
Не то чтобы сон был важен сам по себе, но мне требовалось время на раздумья и привыкание к своему новому статусу то ли пленницы, то ли спутницы шакаи-ар.
— Разве что завтра ночью, — ответил он с виноватыми нотками в голосе. — Нам сейчас надо уйти как можно дальше, чтобы круговой поиск ничего не выявил.
— Какой поиск? — не поняла я.
— Круговой. Когда из одной точки поисковый импульс исходит сразу во все стороны. Не слышала про такой?
У меня вырвался вздох.
— Не слышала. — Шакаи-ар снисходительно хмыкнул, и я, конечно же, поддалась на провокацию и начала оправдываться: — Но равейна и не должна ни о чем таком знать! Я же не студентка Академии магии и не колдунья!
— И в чем же отличие, если не секрет? — с искренним, казалось бы, любопытством поинтересовался Максимилиан. Я подозрительно оглянулась на него: сомнительно, чтобы князь, которому столько лет, что мне и представить страшно, этого не знал.
Но разговор на постороннюю тему был все же предпочтительнее молчания. В тишине наверняка бы в голову полезли мысли об оставшихся дома подругах, о бедной моей маме... Как она себя чувствовала, когда узнала, что меня увез какой-то шакаи-ар?
И ведь весточку не подашь...
— В чем отличие... Так сразу и не определишь, — начала я задумчиво, стараясь отогнать депрессивные мысли. — Мы, равейны, не используем логичные, но лишь через раз работающие формулы преобразования энергии и не клянчим у богов силу. Все на интуиции — зелья, амулеты, заклинания.
— И часто ошибаетесь, наверное? — спросил он. У меня взыграла расовая гордость — захотелось отстоять равейн перед князем.
Хотя, если задуматься, он на нас и не нападал. Просто задавал вопросы.
— Уж пореже тех же магов. — Я заносчиво вздернула подбородок. — Они магию считают не искусством, а разделом высшей математики, — меня передернуло от отвращения. — Хотя что-то у них получается лучше, некромантия, например, — вынужденно признала я, вспомнив 'домашние задания' своего брата-студента. — Наверное, потому, что немного найдется равейн, чья сила — боль и смерть... Но одни только энергетические формулы — это безумно мало и очень неудобно. А что касается колдунов... Посуди сам: клановая система, знания передаются только от отца к сыну, от матери к дочери. Зачахнет род — и все накопленное за столетия пойдет коту под хвост. Правда, изобретение большинства зелий — заслуга колдуний. Если бы не закрытость кланов, они стали бы самой могущественной кастой...
— Интересно, — улыбнулся Максимилиан. — Но мне кажется, что у равейн есть большой недостаток: раз они не пишут научных трактатов, то и сведения о новых заклинаниях и составах так и остаются достоянием одиночек-изобретательниц.
— Вы... то есть ты серьезно спрашиваешь или просто так шутишь? — осторожно поинтересовалась я.
— Скажем так: иногда очень интересно услышать мнение человека, еще не испорченного предрассудками нашего мира, — туманно пояснил князь. Мне это подозрительно напомнило расхожую фразу 'Устами младенца глаголет истина'.
Этот шакаи-ар то ли развлекался за мой счет, то ли хотел завоевать симпатию таким вот немудреным способом — 'заинтересовавшись' моими скудными знаниями.
— Ты... никогда не слышал о 'памяти матерей'? Ну... это сложно объяснить. Если равейна инициирована, то она может... войти в транс, что ли, не знаю, как сказать лучше... словом, слиться с личностью своей матери, бабушки и так до первой равейны в роду. Ну так как все мы в той или иной степени связаны узами родства с древнейших времен, то лишь очень немногие не имеют возможности погрузиться в 'память матерей'. Да и то они могут 'породниться' с любой равейной, смешав кровь и назвав подругу сестрой... А там, в 'памяти', — океан информации. Все когда-либо произнесенные заклинания, узоры амулетов, способы приготовления зелий, и не только. Можно посоветоваться, если попала в трудное положение, а если кто-то из матерей знал иностранный язык — освоить чужое наречие. Иногда эти знания просыпаются спонтанно. — Я задумчиво потеребила косичку. — Представь себе: за девушкой погнался маньяк, а она вместо того, чтобы визжать и умирать от страха, вдруг хладнокровно вывернула ему руку, вызвала Стражей порядка... и только потом потеряла сознание от шока. Или маленькая девочка, потерявшись в незнакомом городе, вдруг начинает рассуждать и вести себя как взрослая. Слышал ли ты подобные истории?
— Приходилось, — ответил он лаконично.
— Это — тоже обращение к 'памяти матерей'. Неосознанное, потому не требующее инициации. Правда, пользоваться этим... ресурсом нужно очень осторожно. Ведь память предоставит тебе всего лишь голые знания, но не подскажет, как их правильно истолковать, как использовать...
Мы зашли в какой-то на редкость темный район. Здесь дома были низкими, а окна закрывались ставнями. Те немногие фонари, которые стояли по обочинам, уже давно превратились просто в столбы. Лампы в них были разбиты или выкручены... Я ничего не видела дальше вытянутой руки и постоянно спотыкалась, и если бы не Максимилиан — давно бы уже все ноги переломала.
— Тогда, в лесу... с инквизицией разговаривала ты?
— Обижаешь, — нахмурилась я. Это короткое замечание задело меня гораздо больше, чем должно было. Словно Максимилиан уже решил для себя, что я неспособна на разумные действия.
— Эта память — ваше главное расовое отличие? — Он проигнорировал мою реплику с воистину княжеской непосредственностью. Мне ничего не оставалось, кроме как ответить на его вопрос:
— Главное отличие в том, что мы никогда не используем заемную силу. Только свою. И каждая — по-своему. Но это, наверное, не очень понятное объяснение... — 'Да и нужны ли тебе объяснения вообще', — подумала я, но вслух ничего не сказала. — Ты слышал когда-нибудь такую поговорку: 'Удачлив, как Младшее дитя Изначального'?
— Конечно, слышал. Это означает что-то вроде 'родился в рубашке'? — уточнил князь. — Неужели это о равейнах?
— Младшее дитя Изначального — это и есть равейна, — пояснила я, почти уверившись в том, что Максимилиан просто занимает меня беседой, а не интересуется всерьез. — Равейна по-аллийски.
— А-а, — понятливо кивнул собеседник. — Ravei a'Veina. Что-то такое припоминаю.
Я расплылась в улыбке.
Честно говоря, при звуках аллийской речи меня всегда уносило. Сказывалось, наверно, беззаботное детство, проведенное в Дальних Пределах. Вообще, копаться в этимологии аллийских слов — одно удовольствие. Количество значений у одного и того же корня может достигать нескольких десятков, и смысл их будет лишь отдаленно перекликаться. Аллийский язык — это безграничные возможности для того, кто любит и умеет обращаться со словами.
Я встряхнула головой, отвлекаясь от воспоминаний об уроках аллийского у Дэриэлла.
— Вот-вот. Ravei — 'любимец', 'младший'. Veina — 'стихия', нечто изначальное. И еще — вспомни перечень равейновских рангов. Самый известный, конечно, эстиль, третий ранг, потому что так можно обращаться ко всем без исключения равейнам. Получится что-то вроде 'госпожа'... Так и переводится с аллийского 'es'tiee', собственно. Но если идти от верхних рангов к нижним, это будет выглядеть так: эстаминиэль, Es'tiee ah Min-Niel — 'госпожа всего сущего'. Аш-эстиль — 'высокая госпожа'. Эстиль — ну, здесь все понятно... Далее следуют аш-каэль и каэль, причем пятый ранг звучит на аллийском как 'kayel' — буквально 'тот, кто твердо стоит на ногах'. Приставка 'аш' означает 'высокий', кстати. Потом идет аш-равейна...
— ... и равейна, — закончил он. Я поглядывала на Максимилиана со все большей симпатией: мало кто из знакомых подолгу выдерживал мои лекции по филологии. К тому же князь на этот раз действительно заинтересовался, похоже. — Что, как мы уже выяснили, означает просто 'равейна'. Но вернемся к заемной силе... к чему ты вела?
Я смущенно кашлянула. Вот уж ушла в сторону от темы...
— В этом вся загвоздка. Мы — равейны. Младшие, любимые дети Изначальных стихий. Проще говоря, равейны вообще не люди. И чем выше ранг, тем меньше в нас человеческого и больше Изначального. Мы — части единого целого, заключенные в человеческие тела и наделенные душой. И вся наша магия — это попытки воздействовать на стихии вокруг нас... Мама говорит, что учиться колдовать — все равно что учиться ходить и говорить — вроде все при тебе, а сразу не получается, — улыбнулась я, вспомнив яростную тираду, которую обрушила на меня однажды Элен. — Но мне больше нравится другое определение. Магия — это дар, одно из проявлений таланта, как поэзия, живопись или танцы. Поэтому так редко мы достигаем высшего ранга, — вздохнула я. — Гениев мало, еще меньше среди них равейн. И...
Запнувшись ногой о камень, я полетела вперед, и только жесткая хватка на локте не позволила мне некрасиво растянуться на асфальте.
— Осторожнее, — без улыбки посоветовал мне Максимилиан, благородно оставляя ситуацию без комментариев. От смущения я спросила немного резко:
— И долго мы еще будем блуждать в потемках?
