— Что же заставляет вас сомневаться в моих словах господин генерал? Я боевой офицер и свою честь никогда еще не ронял — с вызовом произнес Покровский.
— Все ваше поведение с момента убийства капитана Тухачевского, господин Покровский. Они похожи на действия уголовника спешно заметающего следы, но никак на действия боевого офицера — язвительно бросил Шервинский.
— Позвольте!!! — выкрикнул полковник.
— Не позволим!!! — рыкнул Журавлев и в голосе его громко звякнул металл — Почему вы сразу не объявили гарнизону о смерти Тухачевского, а спрятали его тело в кабинете, сказав, что он под домашним арестом и своей властью принудили к молчанию часовых?! Скрывали? Думали, что все будет шито-крыто, и победителей не судят? Нет, судят и ещё как!
— Слишком много взяли на себя, господин Покровский — поддержал своего коллегу Шервинский — просто так застрелить своего товарища, боевого офицера и думать, что вам все с рук сойдет за удачный разгром китайцев? Не выйдет, господин Буанопарт.
И тут, глядя в зеленые с рыжиной глаза генерала, Алексей вдруг отчетливо понял, что сидящие перед ним люди не желают слушать его слова. Более того, пользуясь, случаем господа генералы просто сводят с ним счеты. Они откровенно мстили Покровскому за то, что он настоял дать ему бронеотряд. За его успех под Яркендом и Кульджой, за то, что он вопреки их мнениям и доводам рискнул и его риск оправдался.
— В следующий раз я обязательно сделаю, так как вы говорите, господин генерал — произнес Алексей и по снисходительной улыбке Климовича понял, следующего раза у него не будет.
Генерал Щукин, к которому Алексей обратился за поддержкой, пообещал похлопотать за него, но по его озабоченному лицу Покровский сразу определил, что его дело обстоит очень серьезно. Наталья Николаевна предложила мужу похлопотать за него у начальника президентской канцелярии, но гордый полковник категорически отказался от помощи штатского человека, полностью вверив свою судьбу в руки Щукина.
Однако Сталин сразу заметил резкую перемену настроения у Покровской и без всяких церемоний, напрямую спросил об этом. Подобное внимание к скромному референту со стороны главы президентской канцелярии заключалось в определенной симпатии Сталина к Наталье Николаевне. Она была не только действительно толковым и дельным работником, но довольно тактичным и корректным человеком.
Видя стремление Сталина восполнить свои пробелы в образовании, она охотно давала ему рекомендации по книгам на ту или иною темы, в которых была компетентна. Кроме этого, Наталья Николаевна была единственным человеком из секретарей президентской канцелярии, кто стал сразу называть своего начальника по имени отчеству, тогда как все остальные именовали его коротко, господин столоначальник. Сознательно или непредумышленно подчеркивая не высокое происхождение Сталина.
Будучи очень не глупым человеком, кавказец сразу почувствовал скрытый подтекст но, не желая обострять отношения с коллективом, мужественно снес этот гаф. Он только мирно попыхивал своей трубкой и усердно трудился над документами, поражая всех своей работоспособностью и памятью. И в том, что она у него отменная, кое-кто из аппарата вскоре ощутил на себе.
Давая своим работникам то или иное поручение, Сталин прекрасно помнил о сроках его выполнения и в свою очередь очень жестко спрашивал с тех, кто просрочил его выполнение или допустил неточность в составлении важной бумаги. За подобные нарушения кавказец карал строго и беспощадно невзирая на лица, пол и происхождение. Насмешливо прищурив глаза, он учтиво спрашивал об образовании провинившегося сотрудника, а потом, разведя руками, говорил, что Пелагея Прокофьевна наверняка гораздо лучше справилась с этим делом. Пелагея Прокофьевна была уборщицей в президентской канцелярии и была яростным апологетом чистоты и порядка.
— Извините, но я не могу держать на столь ответственной работе, такого безответственного человека как вы — говорил кавказский тиран и провинившийся пулей вылетал с работы.
Когда вой обиженных и оскорбленных служащих достиг ушей Алексеева, он попытался воздействовать на Сталина. В ответ начальник канцелярии спросил президента, что он хочет иметь в своем распоряжении, работоспособный аппарат или штат бездельников и подхалимов способных запороть любое дело? Алексеев естественно выбрал первый вариант, после чего вопрос был закрыт раз и навсегда.
Конечно, не все из проштрафившихся людей вылетали из президентской канцелярии после первого проступка. Иным было дана возможность "кровью искупить свою вину", но большинство покидали стены Кремля, поскольку Сталин считал, что пришедшие сюда люди знали куда идут и должны были быть готовыми к предъявлению им высоких требований.
По понятной причине текучка кадров в президентской канцелярии была довольна сильной, однако постепенно Сталин образовал вокруг себя ядро нужных ему людей, и Наталья Николаевна была в их числе.
Покровская коротко обрисовала возникшие неприятности у своего мужа и, выполняя приказ мужа, ни слова не проронила о помощи Алексею.
— Я хорошо помню Алексея Михайловича. Господа союзники нас вместе с ним награждали французскими орденами в ставке генерала Корнилова.
Сталин с пониманием посмотрел в лицо молодой женщины, а затем по-отечески приободрил её.
— Не волнуйтесь Наталья Николаевна, я думаю, что с вашим мужем разберутся. Все будет хорошо.
Большего начальник личной канцелярии президента ничего не сказал, но по прошествию нескольких дней в Кремль был приглашен сам Покровский и генерал Шервинский, представлявший следственную коллегию.
Холеный президентский секретарь уверенно сортировал всех приглашенных на прием к президенту. Сразу, как только кто-то покидал кабинет президента, он брал телефонную трубку и, получив указание, впускал следующего посетителя.
Пригласив к президенту помощника министра вооружений, секретарь предложил генералу Шервинского быть готовым к следующему докладу. Алексей отрешенно смотрел на противоположную стену приемной, стараясь ни одним взглядом не пересечься с торжествующими глазами своего недоброжелателя.
Неожиданно входная дверь отворилась, и в президентскую приемную вошел Сталин. Холеный секретарь грозно взглянул на вновьприбывшего, но тут же безвольно увял. Сталин пользовался правом свободного прохода в кабинет президента без доклада. Кавказец, однако, не шагнул к дверям кабинета президента, а направился прямо к Алексею сжатому подобно пружине.
— Здравствуйте Алексей Михайлович — приветливо произнес он и протянул Покровскому руку.
— Вы здесь давно?
— Нет, не давно — отрывисто произнес полковник.
— Тогда я наверно буду первым, кто сообщит вам приятное известие. В знак признательности за ваши заслуги перед Отечеством в августе 1917 года, господин президент подписал указ о награждении вас специальной медалью за номером десять, выделении дачи под Москвой, а так же денежной помощи в размере двух тысяч рублей. Поздравляю вас, господин Покровский — Сталин еще раз энергично пожал руку Алексею, а затем удивленно спросил.
— Что не верите?
— Да нет, я, — замялся Покровский.
— И напрасно, указ будет опубликован в сегодняшних газетах. Читайте — сказал Сталин и мягкой кошачьей походкой покинул приемную.
Когда дверь за главой президентской канцелярии закрылась, на господина Шервинского было жалко смотреть. Прежняя властность и уверенность разом покинула его лицо, едва генерал услышал о награждении Покровского.
Дверь кабинета мягко отворилась, выпуская прежнего посетителя. Шервинский вскочил со своего кресла, но секретарь небрежным взмахом руки остановил его. Сняв трубку, он внимательно выслушал указание президента и важно произнес.
— Вас господин полковник. А вас господин Шервинский, президент сегодня не примет. Он уже полностью разобрался в интересующем его вопросе.
Алексей так никогда и не узнал, что его судьба была решена вчера вечером, когда в президентский кабинет был вызван начальник Генштаба Слащев и генерал Щукин для обсуждения положения в Синьцзяне. Готовилась дипломатическая нота о поддержке Россией решение курултая уйгурского народа по провозглашению независимости Восточного Туркестана.
Русские дипломаты в тайных переговорах сумели договориться с генералом Цзынь о разделе Синьцзяна на две части. За уйгурами остались земли по линии Яркенд, Куча, Карамай и Бурунчи, все остальное отходило китайцам. Столица Синьцзяна Урумчи был объявлен нейтральным городом и для гарантии его нейтралитета в него был введен русский гарнизон.
В глубине души Якуб-хан был очень недоволен тем, что часть уйгурских земель осталось под властью китайцев, однако дальнейшее расширение своего влияния на восток не входило в планы России. Полное освобождение восточного Туркестана привело бы к серьезному обострению отношений с Китаем. Хотя в нем и правили военные клики, попеременно сменяя друг друга в столице, но Поднебесная продолжала оставаться общепризнанным государством, хоть и серьезно больным.
Создавать у своих границ большое мусульманское государство и при этом платить за это жизнями своих солдат, президенту Алексееву совсем не хотелось и поэтому, не мудрствуя лукаво, он поступил так, как делали все его предшественники. Он вступил в переговоры с генералом Цзынь и предложил поделить Синьцзян на две части, пообещав при этом дать определенные отступные.
В другое время генерал Цзынь естественно возмутился бы и вполне возможно, что приказал бы повесить парламентеров, однако положение дел был не в пользу генерала. Потерпев поражение при подавлении восстания уйгуров, потеряв большое количество людей и вооружения, убежав из Урумчи, теперь генерал был жалкой фигурой в политическом раскладе страны. На возможность поддержки из Пекина ему нечего было рассчитывать, поскольку вес того или иного деятеля в Китае определялся количеством солдат находившихся в его распоряжении.
Для Цзынь было большим счастьем тот факт, что после его поражения никто из генералов клики не решил воспользоваться его бедственным положением, подобно тому, как это было в центральных провинциях страны. Синьцзян являлся бедной приграничной глушью и воевать за него ни один из представителей военных клик не было желания, тем более что вокруг центральной власти в Пекине началась очередная возня.
Не мог генерал Цзынь так же воспользоваться помощью своего дальнего покровителя туманного Альбиона. После казни в Урумчи британских военных советников, просить англичан о какой-либо помощи было бесполезно. При этом надежды, что положение китайского генерала спасёт столкновение интересов двух стран, полностью не оправдались. Русские не продвинулись ни на шаг южнее Яркенда, что не позволяло британцам громогласно заявить в своем парламенте об угрозе британских интересов в Азии.
Лишенный своих привычных козырей по прежней игре, генерал Цзынь после недолгого раздумья согласился с предложенным Москвой вариантом дележа Синьцзяна. Уступая часть восточного Туркестана, китаец получал статус союзника России, а вместе с ним и твердую гарантию невмешательства Москвы в его дела. Кроме этого, Россия предоставляла генералу военную помощь в виде стрелкового оружия и денежную помощь в размере двухсот тысяч долларов, с выплатой в течение десяти лет.
Переговоры о судьбе Синьцзяна длились три дня и завершились подписанием тайного соглашения, после чего Москва собиралась объявить миру о своей поддержке уйгурского государства. Якуб-хан не был посвящен во все детали переговоров и поэтому воспринял согласие Москвы на присутствие в восточном Туркестане русских воинских соединений с радостью, видя в них единственную гарантию своей безопасности от китайцев.
— Прекрасная работа господа — похвалил Слащева и Щукина президент — операция "Весна" благополучно завершена и даже точно в срок, чего, честно говоря, я не очень ожидал.
Собеседники скромно потупили головы, ожидая продолжение речи высокого начальства, и оно последовало.
— Мне очень понравилось смелое действие вашего специального представителя подполковник Максимова. Я прочитал все его телеграммы, донесения и рапорты и должен признать мастерство этого человека. Если бы он не настоял на своевременной переброске бронеотряда в город Верный, а затем в Кульджу, боюсь, наши дела были не столь блестящими — усмехнулся Алексеев.
— Как он вовремя появился в Кульдже, умело сражался с китайцами и разбил их превосходящие силы, а затем был тверд в отношении уйгуров, которые энергично требовали продолжение похода и полного изгнания китайцев из Туркестана. Нет, определенно у этого человека есть голова на плечах. Как вы его собираетесь наградить? — спросил президент генералов.
Зная суть дела, Щукин ловко промолчал и, прикрывшись субординацией, дал первым слово Слащеву.
— Господин президент, Михаил Васильевич — начал фельдмаршал — то, что вы так точно подметили сейчас, перечисляя заслуги господина Максимова, это только одна сторона медали. Есть ещё и другая.
Слащев сделал паузу, внимательно наблюдая за реакцией Алексеева. С того моментально сбежало радостное расположение и, нахмурившись, он приготовился получить значительную ложку дегтя в бочку меда.
— Говорите Яков Александрович, я вас внимательно слушаю.
— К моему прискорбному сожалению Михаил Васильевич офицер, чьи деяния вы здесь столь подробно перечислили, совершил одно, но очень тяжкое преступление. Оно не только полностью перечеркивает, все сделанные им благи поступки, но и требует справедливого наказания.
Слащев вновь сделал значимую паузу, чтобы Алексеев как можно лучше осознал его слова и вновь добился своего.
— Продолжайте, господин фельдмаршал — бросил президент, насупившись ещё больше.
— Я говорю об одном из самых тяжких воинских преступлений, которым никогда не было прощения в русской армии, убийстве своего боевого товарища — Слащев замолчал, но на этот раз он не стал растягивать паузы и сразу перешел к делу. В двух словах не жалея красок, господин фельдмаршал полностью пересказал Алексееву суть докладной записки переданной ему генералами из дознавательной коллегии.
Сам Слащев ровным счетом не имел ничего против самого Покровского. Попади ему подобное дело во время войны, фельдмаршал, несомненно, попытался с ним разобраться, а потом, скорее всего, списал в архив. Однако слава и почести порой играют очень дурную шутку. Став национальным героем, Слащев как это говорят в народе "забронзовел" и больше стал слушать не своих старых боевых товарищей, а паркетных генералов расстилавшихся перед ним мелким бесом и непрерывно поющих осанну. Поэтому он быстро поверил в виновность Покровского и, сказав раз слово, потом упрямо стоял на своем мнении до конца.
— Что вы скажите об этом офицере генерал? — хмуро спросил Алексеев Щукина — насколько я помню, это ведь была ваша кандидатура?
— Гибель генерала Анненкова, а перед этим полковника Барабанова очень запутанные дела. В них до сих пор оставляют очень много вопросов, на которых нет ответа. К сожалению, следствие не было доведено до конца, и теперь мы вряд ли найдем ответы на них. Однако если проводить подробный анализ всех событий что произошли в Синьцзяне, то в этом явно виден след наших британских соседей — осторожно ответил Щукин.
