— Вот! Мой скромный вклад в разрушение поповского государства.
— Поближе посмотрим?
Крыша прогорела и рухнула. Кое-где ещё дымиться. Мертвецов убрали. Судя по сладковатому запаху горелого мяса, не всех.
— Второй по значимости храм был. Тут столько святынь хранилось.
— Говорю, как сыну казначея, хранилось в золотых сосудах да ларцах. Горелое надо разобрать, а не взрывать сразу.
— Разберём! Время есть.
Дальше едем. Одновременно смешно и охота сквозь землю провалиться. Что Яграна, что меня все встречные узнают. Большинство, не слишком твёрдо стоя на ногах, нас приветствуют. Угу. Только кроме уставного по улицам катится громовое.
'Слава молодым!'
'Слава жениху и невесте!'
На одной улице солдаты состязание устроили — кто кого переорёт. Тон задавали из нашей колонны.
'Слава невесте!'
Им противостоят солдаты колонны, где была казначея да артиллеристы Эрескерта. Да вот и он сам в обнимку с коричневой девушкой из обозных. Орали что было сил. Но наши оказались громче.
Блин! Так дальше пойдёт, как бы день настоящей свадьбой не кончился. Хотя, Ягран меня не коснулся даже. Угу. Коснёшься тут, когда почти всюду один металл.
А я не сегодняшняя подружка Эрескерта, целоваться при людях не стану. Динку, значит, он вчера так и не нашёл. Или у той были другие планы.
Замечаю, женщин на улицах куда больше, чем следовало ожидать. Причём, не только обозные или вчерашние рабыни, но и явно местные.
Хм, по мне так им бывших рабынь стоит опасаться. Многие тут раньше бывали, и за нами увязались не столько за безопасностью или заработком, сколько за сведением старых счетов. Солдату только намекни, где поживиться можно.
Я не сомневаюсь, таких намёков высокой степени прозрачности, сказано уже немало, и ещё много будет. Ладно, хоть за эти дни всего не разнесут, да и ценности в городе — конечная величина.
Песенки самого развесёлого содержания из тех, что на свадьбах распевают.
В нашу честь!
Твою же мать!!!
Ягран улыбается, всех приветствуя. Мне остаётся делать тоже самое.
Интересно, казначею и Верховному доложили уже?
Странно, Динка по дороге не попалась. Она обожает про всё первой узнавать. Или просто от Эрескерта старается держаться подальше, не слишком полагаясь в такие дни на свою силу и дерзость? Стоп-стоп, Змеи же всяко где-то недалеко должны быть.
Или тоже набрались уже? Вряд ли, ведь в городе ещё не все буйные мертвы.
— Застрелили кого-нибудь ночью в городе, принц? — говорю, улыбаясь самой обворожительной улыбкой, что в силах придумать. Хорошим манерам вообще-то учили, только я предпочитала это время в башне просиживать.
— Да вот не удалось как-то. Хотел со Змеями. Но не сложилось...
Игру принимает, или так насмехается? Он Ягр, не Еггт, но змеиная зелень во взгляде та же.
Или это усталость во мне говорит? Спал-то он за последние дни куда дольше меня.
Если бы не Анид, вообще бы из спальни не вылезла. Только хорошие мысли как всегда, приходят позже, чем надо.
— Что-то ты, Осень, совсем невесёлая.
— А обязана быть?
— Так вроде как. Столько лет в этот поход собирались.
— Сам-то что не веселишься?
— Так я ничего не сделал.
— Многие из них, — показываю на веселящуюся толпу, -тоже. Но им это не мешает.
— Большинство просто хотели разграбить большой город. Немало и тех, кто вдобавок хотел убить вчерашнего господина, или просто кого-то из старых господ. Мне же до этого дела нет. Им же потом и чинить, то что разрушат сегодня.
Чем заняться вино пить да девушек тискать — сейчас не охота, беседы о древних временах или стихосложении — сейчас никто не способен по целому ряду причин.
Вон так что ли развлекаться? — кивает в сторону церкви, где над входом висит несколько бородатых тел в чёрном и коричневом, — Кстати, не знаешь, за что их?
— А что тут знать? Приказ Верховного. Священников любого ранга убивать, где найдут. Простое выполнение приказа. Им даже не спрятаться сейчас особо.
— Почему?
— Просто всё. Бороды да наряды видишь? Вон у того золотом должно было быть расшито. Кто-то себе на подкладку ободрал. Наряд-то ещё можно снять. Кстати, под ним наверняка будет какое-либо уродство или цепи.
— Это зачем?
— Плоть смирять.
— Можешь кого-нибудь снять да спросить. Или поискать, кого ещё не вздёрнули. Удушение у них позорная смерть. Короче, священники скорее согласиться остаться без головы, чем без бороды.
— Без головы, или ещё без чего?
— Ещё чего у них и так у многих нет. Вот солдаты их и ловят, на бороды глядя, да тряпки почти как у женщин, глядя.
— Воины у них тоже бороды носят. Это признак свободного человека.
— Рыбак рыбака видит издалека. Солдат себе подобного всяко отличит. И поверь, чем больше повесят да зарежут — тем нам лучше будят.
— Хм. Я тут заметил, на улицах местных женщин много. А им что носить положено, чтобы рабынями не выглядеть.
— А им положено волосы покрывать. Как я даже шлюха ходить не будет. Но мне как-то на эти их правила... В шапке буду ходить когда холодно, а в шлеме — в бой. У них ещё и строжайший запрет на ношение женщинами мужской одежды был.
Смеётся, глядя на мои доспехи.
— На самих себя эти законы они не распространяли.
— Мне как-то дела. Скоро из всех их законов, да богослужебных книг большой костёр будет. Кто будет против — туда же полетит.
— Сколько я перечитал про отличия одних священников от других, да их обрядах дурных. Не думал, что и ты про всё про это знаешь.
— Ты читал, да не подумал похоже. Зачем лазутчики, зачастую жизнью рискуя, всё это собирали.
— Теперь это никому не нужно. Разве, историкам, что ещё не родились.
— Так задача выполнена. Знаешь, какой народ или там храатство изучают тщательнее всего? Тех, кого хотят уничтожить. Что здесь и произошло. Они не особо интересовались, как и чем мы живём. А я вот даже ранги этих тушек вспомнить могу. Только их теперь нет. А я есть.
— Ясно теперь почему тебя Верховный приблизила.
— Я сюда мстить пришла. Только и всего. Дела мне до местных законов нет. Я просто хочу, чтобы их не было.
— Потому их и не было — мы слишком быстро основные силы Меча этого снесли. Они же могут либо в набеги ходить, либо наёмниками у кого-либо служить. Что означает, по сути, те же набеги. Благо, спрос на рабов тут до недавних времён был постоянный.
— Так совсем ничего, кроме грабежа, и не могут?
— Слывут хорошими охотниками и рыбаками. Соль добывают.
— Что-то не верится, будто у них хватит ума рассол качать.
— Правильно, что не веришь, у них копи, не шахты, добыча открытая. Даже до нас отсюда розовая соль доходила.
— Как же их вообще тут терпят?
— А тут вроде как северное приморье до Кэрдин. только на суше. Наместники слабы, до столицы далеко.
— От них был кое-кто.
— Отказала?
— Обещала подумать. Недолго.
— Что предлагает?
— На службу принять, признать за ними права на вечное владение междуречьем, жалованья тоже хочет, взамен обязуется границу от всех врагов защищать. В общем, они и Мечу примерно также служили. Когда у того деньги были — старались его земли не грабить. Мне такие соседи не нужны. Тем более, и границы-то здесь не будет.
Пусть соль добывают да зверьё с птицей бьют кто-нибудь не столь буйные.
— Откажешь.
— Конечно. Главный страх в этих краях — они. Прижмём — все остальные сговорчивее будут.
Карты и у меня, и у неё — одинаковые. Только если мне надо добраться из точки один в точку два, проведу прямую, найду кратчайший путь.
Динка понятия 'прямая дорога' не знает совершенно. Увидит что-то занятное — и сразу туда. Ум вывернутый, как и у меня, только в другую сторону, занятными кажутся разные вещи.
* * *
Лезет по лестнице, глаза навыкате, за оружие не схватился. С верхней ступени бью ногой в грудь. Валится. За ним! Почти не отбивается. Заношу кинжал, целя в глазницу.
— Живой кто есть?
— Сюда!
Глазки влажно блестят.
— Быстро ты оседлать его решила. Раньше бы сказала, покрасивее кого тебе бы нашла... Ну да, я же предлагала.
Стоит среди побоища. Сияющая-сияющая, довольная-предовольная. Где-то понимаю. Раз! Два! Полусотни не существует, у нас же даже раненых нет.
* * *
— Не пересидим.
— А?
— Не пересидим, говорю. Это Белые Знамёна.
— Что?
Хватает мою трубу, хотя её мощнее. Кривя лицо, всматривается.
— Похоже, они.
— Разрешите обратиться.
— Да.
— Кто эти Знамёна? Не слышал про таких.
— Зверьё из зверья. Убийцы из убийц. Дали клятву уничтожать врагов господа везде, где встретят. Дали обет безбрачия и целомудрия.
— Цело... Извините, не понял.
— Даже овец не ебут. Отличаются особым рвением в поиске и уничтожении колдуний и ведьм. Пользовались особым покровительством этой... Головы заспиртованной.
— Что-то они на выручку к нему не торопились.
— Это не они медленные, это мы — быстрые.
— Как подойдут все, так и полезут.
— Знаю! Мы когда должны были на месте быть?
— Вчера.
— Значит, раньше чем завтра не хватятся. И ещё дня три... Значит, не меньше пяти. Скорее, больше. Может, связываться не захотят?
— Эти? Вряд ли. Им Устав предписывает убивать безбожников везде, где встретят. Тем более, мы их братьев побили.
— Каких братьев? Ах да, братья в их вонючем божке.
— Почему вонючем?
— Так попы во внешности ему подражают. Значит, раз сами не моются и воняют, как свиньи, то и спаситель их таким же был. Так! Рондер! Иди, корзину найди. Голов у этих наруби и сюда принеси. И скажи, пусть быстрее стенку строят. Вторая пушка чем заряжена?
— Ничем.
— Зарядить ядром. Пересчитать, сколько гранат.
Влезает на зубец. Алые латы, золотые рога. Слева два волнистых клинка, справа висит седельный меч. Когда успела? Она же таким никогда не пользуется... Смотрится! Держит в опущенной правой руке за бороду отрубленную голову.
— Катись отсюда, пока цел. А ещё лучше — вон роща, иди и на суку повесься, овцелюб. Я потом вас, дохлых, всё равно там всех развешу! Деревьев хватит, я думаю. На, вот тебе, на дорожку!
С размаху швыряет, попав прямо под ноги коня знаменосца.
— Рондер, давай! — тот высыпает корзину.
Поворачивают коней.
— Пли!
Стреляю. Гремит Динки дырокол, не разглядела, кому отдать успела. Конь под 'послом' валится. Ай да я! Знаменосец сброшен на землю умирающим конём. Третий несётся, что есть сил.
Уперев руки в бока, Маленькое Чудовище оглушительно хохочет.
— Чего разлеглись? Встали, и ножками, ножками. Это вам для ускорения!
Швыряет очередную голову, попав на это раз пониже спины бегущему послу.
— Чего встали, перезаряжайте!
Осеняет.
— Дай свою карту.
Сравниваю. Так и есть!
— У тебя это место обозначено, у меня нет. Ты когда свою брала?
Резко схватив обе, впивается глазами.
— Понимаешь, что это значит?
— Да! Кто-то скоро попрощается с яйцами. И другими частями тела.
— Для этого надо сперва выбраться.
— Как догадалась?
— Тушь чуть другого оттенка. Присмотрись.
— Точно... Значит, не карту подменили, а только это подрисовали...
Я Маленькое Чудовище убью! Если жива сегодня останусь.
— Будь у меня эта Молния — просто в воротах бы встала, да сожгла бы всех нахрен.
— Только тех, кто пошёл бы прямо на ворота.
— Дуй на свою стену, зануда!
* * *
— Старика! Старика бейте! — если кто и убьёт, точно не ты. Захлёбывается собственной кровью.
Старик — это я. Из-за шлема кажусь выше. Маска — испещрённое морщинами лицо с усами и бородкой. Слишком мелькаю между зубцами. Слишком много уже пало от мой руки.
Их словно не становится меньше.
Сквозь грохот боя всё равно слышно, как командует Динка.
* * *
Сидим с Динкой спиной к спине посередине двора. Не слишком удобно, но сейчас плевать. Остальные сидят, привалившись к стенам. Псы и то умаялись, валяются кто где, вытянув лапы. Только один здоровую кость обгладывает. Подозреваю, недавно это чья-то нога была. Хотя, несколько упорных, правда, особо не напрягаясь, разбирают стенку. Ещё трое пошли седлать лошадей. Хотят ещё крови пустить напоследок. Только вот, если я что-то в кавалерийских боях понимаю, исход схватки за лесом уже предрешён. И стенку они разобрать не успеют.
Динка фляжку протягивает.
— Хошь? Дрянь их церковное вино. Кровь их бога, видите ли! Да нет ничего другого.
Отпиваю. Вкус как вкус.
— Ты красное просто не любишь.
— Слышишь?
Чуть поворачиваю голову. Динка относится к редкой породе людей, умеющих шевелить ушами. Связано это с её удивительным слухом или нет, не знаю. Гордится страшно, ибо из Еггтов больше так не умеет никто.
— Да. Сбор трубят.
— Погнали наши городских, как Рэдд выражаться любит.
— Когда свадьба?
— А по шее?
— Уже получила.
— Сильно?
— Броню не пробили, и, вроде, ничего не сломали, но, чую, ниже шеи я вся синяя.
— Ага, я слышала, как орали 'Старика бейте!'
— Про адского демона тоже что-то было.
— Ну так. Я же знала, с кем иду воевать. Потому так... — замолкает.
— Что-то случилось?
— Пошли-ка на стену.
Не охота, но надо.
Наигранная весёлость куда-то делась. Динка сейчас до жути напоминает мать, жаль, это так редко бывает.
— Эй, кому заняться нечем. Осмотрите этих. Ищите любое оружие с посеребрёнными клинками, — уже тише бросает мне, — демона по их вере, можно убить только серебром, ну или изгнать какими-то там молитвами. Если хоть что-то найдут. Понимаешь, что это значит?
— В ставке есть лазутчик.
— Во-во.
— Но ведь демон не только ты.
— Что хочешь сказать?
— Если они все такие из себя борцы за веру, то посеребрённое оружие против демонов и так может быть.
— Может быть. Но я задницей чую — они на одного определённого демона охотились. Ну точно! — поднимает посеребрённый обломок клинка. Рукоять украшена косыми крестами, или, как их называет тот же генерал Рэндэрд, свастиками.
— Я и перерубила. И клинок. И хозяина. Вон валяется.
Неопределённо машет рукой. Разрубленных на две и более частей вокруг предостаточно. Судя по ранам, кто-то очень лихо орудовал тут волнистыми мечами. У кавалеристов почти ни у кого таких нет.
— Вон ещё один.
— Смотри, тоже несут.
Переглядываемся.
— Какая сука! — с яростью выдаёт Динка.
— Жаль, всех побили.
— Может, Линк возьмёт кого.
— Те, трое, что в начале взяли.
— Дай я тебя поцелую, умничка. Живодёр, где ты там!
Так и лежат у стенки связанные. Куда им ещё деваться. Кажется, за время боя из животов у них вышло всё. Живодёр идёт за нами, вертя в пальцах нож чуть побольше сапожного шила. Видя его пленные стараются отползти. Хорошо запомнили. Он может заставить человека умирать очень долго и очень мучительно. Нам он хвастался, точно знает сколько в человеке костей, и каждую из них может сломать самым болезненным из возможных способов. Если он так хвастается, интересно, как угрожает? Я бы такого человека приближать к себе не стала, но Динка это Динка.
