— Скорее, искатель правды. Вам от этого легче?
— Уже что-то. Зачем приехал в Златоград?
— Я здесь проездом. Слышал от случайного попутчика, что в Златограде хорошие гостиницы, отличное пиво и красивые шлюхи. Отдохну пару дней и поеду дальше.
— Верно, пиво у нас отличное, — Форджак улыбнулся краями губ. — Насчет шлюх не знаю, давно к ним не ходил, но во времена моей юности они были одна другой краше и срамных болезней не разносили. Что же до гостиниц, то вряд ли ты найдешь приличную комнату. Видишь ли, Хендрик из Глаббенберга, в городе сейчас множество приезжих.
— Это связано со смертью вашего герцога?
— Верно. Завтра сороковой день с его кончины пойдет.
— А наследника нет?
— Видно, что ты наших законов не знаешь, сударь. Коли был бы прямой наследник, так и мороки не было бы. Но почил наш добрый герцог Малард, наследников не оставив. И ладно бы только мужеска пола, но и дочек даже нет — были две, да умерли еще в детстве.
— И кто же будет новым герцогом Кревелога, если так?
— А это кого выборщики предпочтут. Так-то два у нас претендента — Рорек, сын старого князя Свирского, родного брата Маларда, и князь Иган, племянник покойной герцогини Малении. Оба непрямые наследники, как говорится. Так что выбирать нового герцога по нашим законам и обычаям древним будет теперь Ассамблея выборщиков, и бароны со всего Кревелога уже несколько недель собираются в город, а с каждым дружинники и челяди полно, так что в гостиницах уже давно яблоку упасть негде. Впрочем, если у тебя есть деньги, могу подсказать, куда идти. Мой родственник Нелиб содержит корчму 'У розового куста' — это недалеко отсюда, как раз за мостом через реку. Скажешь, что от меня, и он что-нибудь придумает.
— Весьма признателен вам за дельный совет, капитан.
— Благодарность — хорошее качество. Но платежеспособность лучше. Чужеземцу будет трудно в Златограде, если он не может заплатить.
— Понимаю, — Хендрик положил на стол новенький золотой стрейс. — Скромное пожертвование, на нужды городской стражи.
Форджак сверкнул глазами.
— Мы поняли друг друга, — сказал он, быстро заполнил лист пергамента, поставил печать, свернул лист в свиток и подал Хендрику. — Желаю хорошо провести время в Златограде.
Хендрик взял пропуск, отвесил капитану легкий поклон и вышел из кордегардии. Снег и мороз стали сильнее, и двор все больше затягивало дымом от костров. Взяв коня за повод, Хендрик повел его к выходу в город. Стражники с любопытством следили за ним, но заговаривать не пытались.
Покинув двор кордегардии, Хендрик вскочил в седло и пустил коня шагом — торопиться ему было некуда, а снег, казалось, не особо его беспокоил. Так он доехал до конца улицы, а там увидел реку и мост, о котором говорил капитан.
Хендрик остановился и шумно вздохнул. Ничего тут за шесть лет не изменилось. Справа от него во мраке угадывались увенчанные длинными шпилями башни Градца, а слева шумели под дождевыми каплями старые платаны Охотного парка, где когда-то...
Интересно, Эльгита хоть раз вспоминала его за все эти годы? Ведь она даже не подозревает, что с ним случилось на самом деле.
У въезда на мост слепой нищий с собакой-поводырем просил милостыню. Услышав приближение Хендрика, нищий тут же затянул Лазаря:
— Господин, добрый господин, подайте несчастному калеке....а, чтоб тебя!
Последние слова нищего относились к тощей и грязной собаке, которая, завидев Хендрика, вдруг сжалась в ком, прижала уши и начала испуганно выть, заглушая причитания своего слепого хозяина. Хендрик поравнялся с нищим: собака завыла еще громче, и нищий, осерчав, начал хлестать ее поводком.
— Глупая тварь, замолчи же наконец! — приговаривал он. — Чего развылась, как над покойником?
— Она знает, что делает, — сказал Хендрик и вложил в грязную ладонь слепца серебряную монету. — Помолись за меня, убогий.
— Целый имперталь! — Нищий аж задохнулся от радости. — Да благословит тебя Создатель, добрый господин! Назови свое имя, чтобы я знал за кого Матери молиться.
— Мгла, — ответил Хендрик после некоторого колебания.
— Какое странное имя! — произнес нищий. — Ты, господин, верно шутишь?
— Нет, не шучу, — у Хендрика вдруг появилось непреодолимое желание выговориться. — Как еще могут звать человека, который прожил вдалеке от родины шесть лет, приехал в родной город, прикрываясь чужим гербом и чужим именем и, — тут Хендрик вздохнул, — больше всего на свете желает отомстить? Твоя собака увидела мою душу, и потому испугалась. Прощай, старик.
— Я чувствую, тебе плохо, — внезапно сказал нищий. — Но, верно, есть кто-нибудь, кто может помочь тебе?
— Я не знаю, есть ли такой человек. По совести сказать, лишь двух людей из моего прошлого я хотел бы увидеть. Скажи мне, отец, а не знаешь ли ты женщину по имени Эльгита Баск? Ее отец был оружейником в Старом Городе, и у него была лавка в доме с зеленой крышей напротив главного рынка.
— Нет, не знаю, — нищий покачал головой. — А второй человек?
— Его зовут Кассиус Абдарко.
— О, об этом господине я слышал! Монсиньор Абдарко много лет служил советником-магиусом нашему прежнему государю, а с прошлого года возглавил Капитул Серых братьев в Златограде.
— Так он глава Серых братьев?
— Истинно так, господин.
— Возьми еще монету, отец.
— Ну, и что скажешь? — сказал Мгла, когда они отъехали от нищего. — Возьмем штурмом цитадель Серых?
— Должен быть способ встретиться с ним, Мгла. Я должен знать, что со мной случилось. Я должен получить ответы.
— Никогда тебе этого не говорил, Эндре, а сейчас скажу. Я не позволю тебе идти на верную смерть. Не забудь, что ты должен выполнить то, чего требуют от тебя пророчества. Надо действовать хитростью, а не силой.
— Боишься, что Абдарко сможет освободить меня от твоего присутствия?
— Он не сможет.
— А вдруг?
— Нас соединили древние пророчества, Эндре. Я добровольно стал частью тебя, чтобы они исполнились.
— И никто не спросил меня, желал я этого или нет.
— Ты не властен над своей жизнью.
— Еще как властен! А вот ты боишься умереть, дух.
— Надо найти способ встретиться с Абдарко и узнать правду. Но только не в Капитуле. И ты зря приехал сюда, Эндре. За шесть лет в этом городе не все забыли лицо Эндре Детцена. И вспомни, что Серые Братья умеют распознавать невидимые сущности. Если они догадаются, кто ты, смерть неизбежна.
— Там, в лесу, Тавершем не смог тебя увидеть.
— Потому что все его мысли были о ведьме. Он слишком жаждал ее крови, ненависть ослепила его.
— Я не боюсь смерти. И потом, ты сам себе противоречишь. Если я должен исполнить какие-то пророчества, я не могу умереть, верно?
— А я боюсь. Мне страшно оттого, что ты все время ищешь смерти. Ты в одиночку бросаешься на отряд, и я вижу твои тайные мысли. Ты желаешь покоя. Я угадал, Эндре?
— Чего ты хочешь от меня, дух?
— Я хочу, чтобы ты слушал меня. Поверь, вместе мы сможешь разобраться во всем. Я не спас тебя однажды, и теперь я хочу помочь тебе. Так мы едем или нет?
Выругавшись, Хендрик поехал по мосту в сторону ратуши. Он не видел, как нищий, с которым он только что разговаривал, испуганно выбросил монеты в реку и, вскочив на ноги, заковылял прочь от моста. Хендрик не мог знать, что у слух у слепых куда лучше, чем у зрячих, и нищий слышал, как он разговаривал сам с собой.
И теперь спешил рассказать всем, что этим вечером встретил в городе одержимого колдуна.
Примерно в это же самое время в Западные ворота Златограда въехал купеческий караван, державший путь из Сардиса — шестнадцать повозок, груженных отменным сардисским хмелем, беконом, копчеными колбасами, железными чушками и бочонками с темным пивом. Хозяин каравана, известный в Златограде купец Момрей заплатил страже пошлину, и караван, прогрохотав по мостовым города колесами, докатил до лучшей городской гостиницы 'У розового куста', где Момрей решил передохнуть перед ярмаркой, которая должна была открыться утром наступающей субботы. Отдых для почтенного купца включал в себя три обязательных пункта — хорошо протопленная баня с веселыми девочками, хороший стол с выпивкой и изысканными закусками, и хорошая постель, опять же с веселыми девочками. Персонал гостиницы, любивший и уважавший Момрея за его щедрость, занялся обеспечением указанных пунктов программы, но на это требовалось время, и потому купец, отпустив на отдых караванщиков, охрану и челядь, зашел в главную трапезную, чтобы в ожидании бани пропустить пару кружек пива.
В этот вечер в трапезной было не так многолюдно, как хотелось бы хозяину, и причин на то было три. Во-первых, население столицы в массе своей было весьма богобоязненным, а пятница была постным днем. Во-вторых, означенное население было не слишком богато, а цены в лучшей гостинице города кусались. В-третьих, в этот вечер на большой арене Златограда начались игры атлетов и бойцов, и большинство городских бездельников предпочли пьянству за свои деньги зрелища за государственный счет. Так что Момрей, не любивший толкотню и суету, мог бы радоваться, да только пить в одиночку он не любил. Поэтому, оглядев зал, он увидел только одного кандидата в совместное распитие — того самого рыцаря, что приехал в Златоград в одно время с ним самим и который назвался Хендриком фон Эшером из Глаббенберга.
Рыцарь сидел за дальним столом и потягивал пиво из большой кружки, заедая его солеными орешками. Момрей подошел к нему и, отвесив самый учтивый и церемонный поклон, произнес:
— Доброго здоровья тебе, любезный сударь, и да пребудет с тобой милость Всевышнего!
Рыцарь благосклонно кивнул. В те благословенные времена пропасть между простолюдинами и дворянством еще не достигла непреодолимых размеров, и потому люди благородные не чурались общаться с плебеями, особенно, если кошелек плебеев был больше их собственного.
— Я Момрей Гунемич, купец первой гильдии и поставщик самого герцога Кревелогского, — отрекомендовался купец. — А какое имя носит почтенный господин рыцарь?
— Хендрик фон Эшер, — ответил рыцарь.
— Погоди, не из тех ли ты фон Эшеров, которым принадлежит Пойма?
— Нет, это мои родичи. Я сам из Глаббенберга. Бывал?
— Приходилось, как же, приходилось! Красивые места и товар у вас отменный. Кожи превосходные, конская сбруя, воск и оловянная посуда. А я возил в Глаббенберг вина и сукно.
Рыцарь жестом предложил Момрею сесть. Купец тут же подозвал подавальщика и распорядился насчет угощения на двоих:
— Темного пива четыре кварты, — велел он. — Раков к ним подай, чтобы покрупнее, дюжин пять, гусландского окорока на косточке, купат жареных и соленого сыру, только не того, что желтый, а того, что белый и со слезой. И хлеба ржаного с тмином. А то, — заметил купец, обращаясь к фон Эшеру, — может, господин рыцарь чего покрепче пива изволит?
— Не стоит. Пиво так пиво.
— Ступай же! — велел купец и посмотрел на собеседника. — А позволю себе спросить любезного господина рыцаря, какими судьбами он в наши края пожаловал? По делу, или так, проездом?
— По делу, — рыцарь будто колебался, стоит ли ему откровенничать с незнакомым человеком, потом все же решился. — А ты?
— Да вот, на торжище приехал со своим товаром. Наша судьба купеческая какова? Купил там, продал тут, считай барыши. Так и живем.
— А знаешь кого в Граде?
— Конечно. Почитай все купцы тутошние — мои компаньоны и партнеры.
— Слышал о человеке по имени Кассиус Абдарко?
— Имя знакомое, — купец и впрямь когда-то слышал это имя, да только не мог вспомнить когда, где и при каких обстоятельствах. — А что, знакомец он твой?
— Он маг, — ответил рыцарь. — Чародей. Могущественный чародей. Он у герцога Маларда магом-советником был.
— Ну, коли чародей, тогда не знаком. Ныне магики да чародеи все Серым братьям служат, а с Серыми братьями просто так не поякшаешься, истинно говорю. Был бы купец, сразу сказал бы, где искать, — тут Момрей почувствовал любопытство. — А на кой тебе кудесник этот?
— Говорить я с ним хочу о проклятии, — ответил рыцарь со вздохом. — Затем я и приехал.
— Боги и святители! — воскликнул Момрей. — Кого прокляли-то?
— Меня, — ответил рыцарь и припал к кружке.
В этот момент слуги подали заказанные Момреем пиво и закуску. Купец немедленно и суетливо начал наполнять свою и рыцареву тарелку едой и собственноручно налил фон Эшеру полную кружку.
— Твое здоровье! — сказал рыцарь и сделал большой глоток.
— Ах, что за раки! — охнул Момрей, выгрызая рачье мясо из клешни. — Так позволь тебя спросить, милостивый государь рыцарь — что же за проклятие на тебе?
— Да простое проклятие, — ответил фон Эшер. — Одержимый я. Демон во мне живет.
— Кххх-пххх! — Момрей едва не подавился куском сыра. — Д-демон?
— Ага, — просто сказал фон Эшер и сверкнул глазами. — Самый настоящий. А может, ангел. Только настоящего имени я его не знаю, поэтому зову его просто Мгла.
— Боги и святители! Как же тебя, сударь, угораздило?
— Кабы знать!
— Так ты, вельможный, расскажи! — Любопытство Момрея было сильнее испуга. — Пей, кушай, да рассказывай.
— А что, можно! — Рыцарь тряхнул шевелюрой и внимательно посмотрел на сотрапезника. — Никому не рассказывал, а тебе расскажу. Случайному знакомому легче выговориться, а в себе носить... надоело. Все это началось год назад. Как-то зимой ехал я в Глаббенберг из Полисова и попал в метель. Чтобы не лишиться коня и самому насмерть не простудиться, заехал я на постоялый двор в Немчинове, а там...
* * *
— Эй, кабатчик, мать твою разодрать! Шевели жопой, неси печенку! Не то мы тебя самого на вертел наколем и изжарим, паскуду!
Пожилой толстенький корчмарь только примирительно улыбался, но в глазах его был страх. О Кишкодерах в округе говорили много и часто. Уже полгода шайка пришлых алманских бандитов терроризировала окрестности Немчинова, грабя купцов и зажиточных крестьян, а вот теперь они пожаловали в его заведение. Шесть крепких разбойного вида мужиков в коже и кольчугах и с ними две срамные девки, одетые по-мужски, в клепаную кожу и бархат, и при оружии. Явились с закатом, выгнали всех местных из корчмы, сдвинули вместе несколько столов, уставили их бутылками и блюдами, зажгли все найденные в корчме свечи и мазницы, забили на подворье лучшего поросенка, отобрали у корчмаря ключи от погреба, а дочек... Одна сейчас в зале, стоит подле их главаря, бледная, лица на ней нет. А вторую уже четвертый раз за вечер потащили наверх, в ночлежные комнаты...
— Печенку тащи! — рыкнул бандит, появившийся перед корчмарем будто из-под земли, приставил к горлу старика длинный кинжал. — Не то...
— Да, господин, — пролепетал корчмарь. — Сейчас, господин.
Одна из девок шваркнула пустой кружкой об пол, затянула песню на своем тарабарском языке, прочие подхватили. Хор пьяных жестоких голосов заставил корчмаря покрыться ледяным потом. Ухватив с таганца огромную сковороду с шипящими в жире кусками свиной печени, старик собрался было нести ее к столу, и тут...
Дверь корчмы распахнулась, впустив внутрь холодный зимний воздух и клубы снега. Мужчина в длинном плаще на мгновение замер в нерешительности на пороге, потом все же вошел.
