Майра была не то, что поражена, она была шокирована тем, как я накидала жиденькую кучку вещей на пол и теперь требовала от нее дорожный мешок.
— Миледи, — растерянно крутилась она на одном месте, не веря своим ушам, — как это так вы собрались уезжать? А как же мы?
— Майра, я же не навсегда уезжаю, пойми! Граф ле Патен пригласил меня к себе в гости, там будет небольшой праздник по случаю обручения его спутника, шеллье Дювье, с его кузиной леди Маргаритой. Приглашено небольшое количество леди и сьеров и сьер граф любезно решил, что мне полезно сменить обстановку. Дороги в Альветии подсохли, переночевать можно в любом трактире, нападения я не опасаюсь — со мной двое мужчин, да и я сама не собираюсь прятаться в углу. Побуду у сьера графа неделю, думаю, этого вполне достаточно для визита и уеду назад. Сопровождать меня на обратном пути будут люди графа, которых я хорошо знаю... ну что ты в слезы ударилась, в самом деле?
— Миледи...— всхлипывая, повторяла кухарка, — вот и старый лорд умер и вы уезжаете, а ну как назад не захотите вернуться?
— Да ты что такое говоришь? Почему это я не захочу вернуться сюда? Здесь мой дом и другого мне не надо, здесь ты и Андре, здесь Фрида... хотя с ней еще все может произойти, вот сходит в храм и уедет от нас. Здесь беарниты и отец настоятель, которого я очень ценю и люблю, здесь отец Фандар и даже поганец Вилек.. должна же я посмотреть, как его будут забирать на обратном пути торговцы! Вот, погляди, я даже платьев с собой не беру, только рубашки и штаны!
— А почему это вы не берете платья, миледи, — мигом вызверилась кухарка, уткнув руки в бока. — Опять будете только в мужской одежде бегать? Так ни один мужчина в вас леди и не признает, помяните мое слово! Мало вам Вилька было, вы опять себе ищете проблем?
— Потому и не беру, чтобы сюда вернуться... кончай ругаться, лучше найди мне мешок для вещей, да вели седлать Рыжую. На Вороне я не поеду, уж больно жеребец горяч, а Рыжая то, что надо. Да, ты еще мне полотна принеси, оно на бинты пойдет. Швы мне сегодня брат Урт снял, но велел поостеречься и еще пару дней бинтовать рану, если буду ездить верхом.
— О-ой, — запричитала опять Майра, опомнившись, — да куда же вы поедете в таком виде, миледи?
— Все, Майра, хватит причитаний. Неси мне мешок и полотно, сама и забинтуешь, чтобы хорошо держалось. Можно подумать, я умирать еду, с такими слезами ты меня провожаешь!
На завтрак, накрытый в большой столовой, добры молодцы подошли раньше меня, но сидеть не пожелали и тихо переговаривались между собой, бросая заинтересованные взгляды на дверь.
— Доброе утро, герцогиня, — поприветствовали оба меня в один голос. Сегодня они были безукоризненно выбриты и подтянуты, от вчерашнего разгильдяйства не осталось и следа, а Дювье даже стал неплохо смотреться со стороны, если, конечно, не смеялся.
— Леди Вейра, я с нетерпением ожидаю вашего решения, — наконец подал голос граф, устав поедать меня глазами. Я же делала вид, что не замечаю его и преспокойно ковырялась в тарелке, прикидывая, как бы поэлегантней сообщить о том, что я все-таки еду с ними.
— Да, сьер граф...— потянув выжидательную паузу и накалив атмосферу до предела, я томно закатила глаза. — Вот, знаете ли, я тут подумала... такая длинная дорога...
— Леди Вейра, ваша Рыжая оседлана и ждет вас во дворе, — торжественно возвестил Андре, сбив мне всю малину и я мысленно сплюнула — какой эффект пропал!
— Значит, вы все-таки едете с нами в замок Патен? — осторожно спросил Корин, пряча довольную улыбку. — Я искренне рад, миледи, что вы решились на это путешествие! Шеллье Дювье, если за время дороги я услышу от вас хоть одно неподобающее замечание в сторону герцогини Одьерской, то выпорю вас собственноручно по приезде!
Прощание у въездных ворот было коротким и трогательным. Майра смахивала слезы и просила быть меня поаккуратней, Андре степенно пожелал мне счастливой дороги и скорого возвращения, а Фрида пустила слезу просто так, потому что ей было нечего сказать.
— Перестаньте рыдать, женщины, через три недели я вернусь и вы еще будете смеяться над своими слезами. Да, Андре, — вполголоса добавила я, не желая чтобы наш разговор слышал граф, — передай отцу настоятелю, что я очень хотела с ним посоветоваться, но не дождалась его и теперь все разговоры только после возвращения.
Мажордом кивнул в знак того, что все понял и открыл перед нами ворота Тройдена.
— И-и-иэх! — Дювье пришпорил лошадь и поскакал во весь опор по дороге в сторону выезда, а мы с графом двинулись следом.
Поднявшись по серпантину на самый верх, я задержалась, оглядывая долину. Почти год назад я также смотрела отсюда вниз, обозревая место, где мне предстояло жить. Только тогда я была разбита морально, была задавлена обстоятельствами и впереди лежала неизвестность. Даже думать о том, что я смогу покинуть это место, было невозможно. Сейчас я покидала долину, ставшую мне почти что родной и от тоски щемило сердце. Но это была не горечь, а обычная грусть, с которой мы смотрим на уходящие за окном поезда дома города, из которого уезжаем... на некоторое время. Я же все равно вернусь сюда, верно?
Путешествовать было так замечательно, что я даже удивилась — как это еще можно было сомневаться в том, что мне НАДО ехать? Надо было сменить обстановку, поглядеть на дорогу, вьющуюся по горам, надо было оторваться от замка, возвышающегося мрачной громадой в долине, чтобы понять — я свободна! Ощущение было такое, что я плыла, летела по воздуху, совершенно пьяная от эйфории, я была так счастлива своим положением, что не замечала даже моих спутников. Поначалу граф пытался как-то завязать со мной разговор, но я отвечала невпопад, глупо улыбаясь по любому поводу, не слыша половины слов из-за топота копыт, ветра в ушах и сумасшедшего биения крови в голове. Наверное, отстань граф и шеллье Дювье по дороге, я бы не заметила этого очень долго. С интересом человека, просидевшего взаперти и внезапно выпущенного на свободу, я вертела головой по сторонам, рассматривая окрестности и пыталась возродить в памяти те картины, которые проплывали мимо на пути в Тройден...но то ли время так изменило все вокруг, то ли наступившее лето, трудно сказать — я не узнавала ничего. Огромный черный камень высотой в двухэтажный дом на краю дороги — я рассматривала его впервые, не понимая, как пропустила его раньше. А белая, как снег, скальная стена — почему я не обратила на нее внимание год назад,она же потрясающе красива! Каменный мост через горную речушку — мы же ехали здесь, где он был тогда?
Солнце пригревало все сильнее, дорога медленно стелилась под ноги лошадям и неуклонно спускалась все ниже и ниже, порой образуя такие петли, что проще было бы сойти с лошади и перейти вниз, экономя время. Я и предложила сделать это Корину, чем вызвала у обоих безумный хохот.
— Леди Вейра, — отсмеявшись от души, граф все-таки решил пояснить мне мою ошибку, — дело в том, что вам только издали кажется, что этот переход с одной петли дороги на другую так близок и прост. Даже если вы идете пешком, это было бы трудно сделать — как правило, он крут и обрывист, а уж лошади там не пройдут и подавно. Зачем нам рисковать? Мы спокойно преодолеем эти петли за сегодняшний день, а завтра к полудню уже будем у подножия гор. Дальше пойдет ровная дорога, по которой ехать — одно удовольствие. Там и постоялые дворы получше и кормят прилично, да и вино будет неплохое. Потерпите немного, горы скоро отпустят нас, хотя в окрестностях Тройдена они более суровы, нежели здесь, а уж граничный перевал...— Корин нахмурился, вспоминая дорогу из Дарнии. — Представьте себе, леди Вейра, что вы поднимаетесь по дороге, сплошь усыпанной камнями не менее кулака размером и при этом не видите ничего. Ни дороги, ни стены вдоль нее, ни обрыва с другой стороны. Не видите даже возницу той повозки, которая едет рядом с вами! Туман оседает везде, он как будто живой и норовит забраться в самую маленькую щелочку, оставленную для дыхания и взгляда. Им пропитывается одежда, упряжь, волосы и даже когда порывы ледяного ветра уже разогнали его клочья, все равно еще долго все стряхивают его остатки, шуршащие под пальцами. Как такое может быть? У подножия гор, в Тройденской долине уже припекает яркое солнце, а при подходах к перевалу дует ледяной ветер и от его постоянного воя можно сойти с ума. Туман и ветер — и больше не надо никаких стражей, они вдвоем убьют тех, кто имел глупость или наглость пройти через граничный перевал самостоятельно. Если долго идти в таком тумане, слушая монотонный гул ветров, заблудившихся в горах, то ночью невозможно заснуть — начинают слышаться голоса, зовущие тебя. Проводники говорят, что это голос Духа Гор зовет тех, кто оказался слаб перед ним и бывает, что поутру не досчитываются людей. Они просто пропадают, как тот туман, что сводил их с ума.
— Понятно... инфразвук действует незаметно, вызывая безотчетное чувство страха. Уши надо затыкать получше, да следить друг за другом.
-У вас тоже бывает такое в горах? — Этьен придержал лошадь и подъехал поближе к нам, навострив уши при рассказе графа о граничном перевале.
— Конечно бывает, — я чуть пришпорила Рыжую и она вырвалась на полкорпуса вперед. — Чем наши горы лучше ваших?
К вечеру мы остановились на постоялом дворе, расположенном на самом краю неказистой деревни. Простая еда не вызвала у меня никаких негативных эмоций, зато благородные сьеры остались недовольны местной кухней и только лишняя бутылка вина скрасила им существование. Комнаты были похожи на клетушки, где почти всю площадь занимала широкая деревянная кровать, скорее напоминающая лежак в лагерном бараке. Матрас, набитый сеном, серая застиранная простыня и закатанная подушка из овечьей плотной шерсти не годились по статусу для герцогини Одьерской, но это была первая моя ночевка вне стен замка и я еще долго прислушивалась к звукам вокруг, счастливо улыбаясь.
Майра забинтовала меня довольно плотно и эта повязка играла роль корсета, не давая согнуться. С лошади меня снимал граф, бережно поддерживая обеими руками, а вот залезать на лошадь надо было самой. Шеллье Дювье долго рассматривал мои попытки взобраться в седло и наконец предложил свои услуги, подставив колено и руки.
— Благодарю вас, шеллье. — Усевшись в седло, я почувствовала себя уверенней и выше. — Мне еще трудно сгибаться из-за раны на боку, но она заживает быстро и скоро я смогу обходиться без ваших услуг.
— Вы упали с лошади, ваше сиятельство? — скривился парень.
— Порезалась... когда брилась. — Вдаваться в подробности было незачем, Корин все знал и так, а служить лишний раз источником сплетен было лишним. Этьен хотел спросить еще что-то, но я уже тронула Рыжую в путь, пресекая возможное любопытство.
Дорога, ведущая нас к замку, была однообразна и утомительна. Скорость передвижения верхом гораздо меньше скоростей машин и поездов, да еще отсутствие определенного комфорта передвижения тоже играло свою роль. Например, лошадиный запах, который въедался, казалось, даже в волосы. Похвалив себя за предусмотрительность — лишняя пара штанов оказалась очень кстати — я твердо решила выкинуть их по приезде, если отстирать будет невозможно. Еще была одна проблема — пыль. Как бы не одевался всадник, к концу дня он все равно был покрыт ровным тонким слоем дорожной пыли абсолютно везде. То, что здешний люд считал мытьем, было лишь протиранием влажной тряпкой открытых частей тела, реже — умывание, а уж мыться полностью тут считалось почти за придурь. Такие вот пыльные и пахучие мы и прибывали по вечерам на очередной постоялый двор, пропитанный запахами старого жира, подгорелой каши и непередаваемого амбре от сапог, разлитой старой выпивки и прочих прелестей местного жизненного уклада. Ели и валились спать, чтобы с рассветом вновь тронуться в путь. Романтики в таком передвижении было ноль, зато вновь напомила о себе пресловутая пятая точка, которую я растирала перед сном, охая и чертыхаясь. На равнину мы выехали только на третий день и граф пояснил, что мы двигались так медленно только из-за меня, но теперь наше передвижение будет побыстрее и ночевки поприятнее. В самом деле, первый же постоялый двор оказался на порядок выше предыдущего, а его хозяин даже узнал меня и поинтересовался здоровьем моего супруга, которого он хорошо запомнил год назад. Узнав, что лорд Магнус умер, он вздохнул и посетовав, что "все под Творцом ходим, как тот отмеряет нам по делам нашим, так тому и быть", поинтересовался, куда я теперь еду.
— Погостить у знакомых недельку, там обручение намечается и небольшой праздник, — пояснила я трактирщику. — Будущий жених с нами едет, тот, что посветлее волосами. Потом обратно вернусь в Тройден, где похоронен мой супруг.
— Коли назад поедете через наши места, милости прошу вас на постой, ваше сиятельство, — хозяин самолично смахнул крошки со стола и застелил его почти приличной скатертью. — Не угодно ли вам вина к ужину? Смею предложить неплохое красное, вам должно понравиться.
— Вина? — оживился шеллье Дювье. — Давай вина, бездельник, а то у меня уже в горле пересохло!
— Почему это он бездельник? — трактирщик отошел от нашего стола и не мог ничего услышать из моего вопроса. — Он-то тут крутится с утра до вечера и бездельником его не назовешь никак...
— А как его еще называть? — удивился парень, — он же простолюдин, чего это я должен перед ним рассыпаться в благодарностях да уважении? Деньги платим, пусть будет доволен. Эй, хозяин, — застучал он кулаком по столу, — где мое вино?
— Несу, несу ваша милость... — запыхавшись, он плюхнул на стол три бутылки вина, две больших и пузатых, одну поменьше и повыше. — Вот, пейте на здоровье...
— А это ты что принес? — граф ухватил бутылку повыше и рассматривал ее на свет, крутя в длинных пальцах. — Почему эта другая?
— Простите, ваша милость, это я для дамы принес, — трактирщик отступил от стола на шаг, опасаясь непредсказуемых выходок от благородных сьеров. — Год назад они изволили останавливаться здесь с супругом, так я им это вино подавал тогда. Потому и сейчас предложил, а дама не отказалась...
— Нас надо было спросить сперва, а не даму, — брезгливо бросил Дювье. — Может, мы сами пожелаем пить только это вино... дорогое, поди?
— Благодарю вас, почтенный, — подчеркнуто вежливо обратилась я к хозяину. — И за то, что супруга моего помнишь, и что вино хорошее принес. Как тебя зовут?
— Прен, Жан Прен я, миледи. Меня все в округе знают! — и он гордо поднял голову, оглядев свое заведение. — На моем дворе никогда обману нету, все вам подтвердят. Если что не по нраву, так скажите, я уж расстараюсь для вас!
— Обману нету, а сам подсунул нам другое вино, не спросивши никого! — начал заводиться Дювье. — Ну-ка плесни мне из ее бутылки, наверняка там более приличное налито... Я на моррельском дворе такие вина пил, что тебе и не снилось, брюхатый, а ты меня тут уксусом поить вздумал?
— Сьер граф, угомоните своего протеже, пока он не потерял голову, — как бы тихо это не было сказано, но хозяин явно услышал, а Корин только молча сопел рядом.
