— Куда пошла? — Клаус сразу насторожился, как я только попыталась отойти за ближайший камень. — Бежать отсюда не советую, ноги в темноте переломаешь, но добивать тебя никто не будет, так и потащим.
— Отойти мне надо по надобности.
— Так ты тут и садись, чего мы там не видели, да, сьер Майдель? — противно хихикнул Хавьер.
— Пусть идет..— брезгливо отмахнулся Клаус. — А то вонять тут будет... Далеко не ходи, слышишь, ведьма? Не приведи Творец, на змею наткнешься, кровь цедить не буду, железом прижгу.
Присев за камнем, я еще раз удостоверилась, что эти два хама только прислушиваются к тому, что я тут делаю, но не лезут подсматривать. Бежать в незнакомой местности, да еще и в темноте — глупо, вдруг еще на какого дикого зверя напорюсь или на ту же змею? Или они по ночам не ползают? Но в камнях живут еще всякие поганые насекомые, которые кусаются похуже змей, их я боялась не меньше. Пока за мной не следят, можно хоть расчесаться, а то целый день ходить в грязном платке уже невыносимо. Гребень Берты я держала в кармане юбки и теперь с удовольствием расчесывала волосы. Отросли они за эти четыре месяца почти до плеч, хоть и не особо густые, но здесь они стали вроде бы и получше на свежем воздухе и горной воде. Мыла у Берты не было, зато был шикарный отвар корня водяного растения, которым мы с ней и пользовались. Где теперь придется помыться, оставалось только гадать — надо, чтобы как можно дольше Клаус и Хавьер не догадались, что я не Берта и считали, что с ними бредет женщина лет пятидесяти, уставшая и больная. Пока не трогают руками, авось не догадаются... Вернувшись к костру, я завернулась в толстый суконный плащ с головой, подоткнула под голову свой узел и провалилась в сон, малодушно надеясь, что утром проснусь в домике Берты.
Чуда не произошло, домик остался далеко позади, а мы уже целый день идем по едва приметной дороге, все ниже и ниже спускающейся с гор. Горы за спиной смотрелись как огромные зеленые холмы, лишь когда идешь по ним пешком, то понимаешь, что расстояния здесь скрадываются из-за чистого воздуха, дорогу каждый выбирает себе сам и селения здесь так редки, что можно идти целый день и не встретить ни одной живой души. Похоже, что Берта прятала меня в этом горном массиве неспроста, мало того, что там было место Силы, да еще добраться к нему, не зная пути, практически невозможно. По климату это напоминало альпийские луга, как я представляла себе их по описаниям и фото в инете. Инет...при воспоминании о компьютере вырвался нервный смешок и Клаус с подозрением оглянулся, прикидывая про себя, не пора ли ждать от меня непредвиденных пакостей. Ведьма все-таки, а не просто так баба вышла!
По мере спуска с гор, дорога становилась все более утоптанной, и к концу второго дня пути превратилась уже в нормальный проселок, выбитый в глинистом твердом грунте. Опять костер, опять примитивное варево в моем...теперь уже совсем не моем котелке, опять мужские разговоры о том, кто кого и когда убил, избил, отобрал и поимел. Воды я вдоволь напилась по дороге, несколько приличных ручьев с чистой водой показались мне вкуснее самого изысканного вина. Усмехнулась про себя очередной раз идиотской ситуации — доведется ли еще пить это самое вино когда-нибудь?
— Эй, ведьма, можешь доскрести остатки из котелка, — Клаус лениво пнул в мою сторону несчастную посудину ногой. Она опрокинулась набок, да так и осталась лежать и оттуда ничего не вытекало... издевается, что ли? — Да бери, не бойся, я сегодня добрый! Тебе еще топать долго надо, неровен час, упадешь, не повезем же мы тебя с собой рядом?
— Благодарю, сьер Майдель, — осторожно подтащив к себе котелок, я стала выскребать со дна застывшие остатки каши. Господи, как вкусно! Как потрясающе вкусно выскребать сломанной палочкой объедки двух здоровенных мужиков и наслаждаться при этом каждым глотком еды, проваливающейся в пустой желудок! Еще бы подать эту кашу на майсенском фарфоре да с мельхиоровыми ложками...и то не было бы вкуснее!
Третий день пути. Дорога становится все более убитой, в стороне от нее, вдалеке, виднеются крыши убогих построек. Мне не разглядеть подробностей, но что крыши соломенные — видно очень хорошо. Клаус ворчит и ругается, что мы идем слишком медленно, Хавьер поддакивает ему, но скорости от этого не прибавляется. Идти быстрее, чем делаю это я сейчас, физически невозможно, вся дорога представляет собой сплошные выбоины, рытвины и лужи полуподсохшей грязи, только посередине тянутся две колеи. Хавьер попытался подталкивать меня лошадью, но умное животное всячески сопротивлялось и старалось обходить стороной, пока случайно не задело меня. От мощного толчка я полетела в подсохшую грязь, что вызвало взрыв ругательств со стороны Клауса.
— Кретин тупоголовый, ты что наделал? — орал он на всю округу. — С ней рядом теперь даже идти страшно, вся рожа в грязи! Тряпки все в грязи! Пять плетей получишь по приезде в замок, идиот! Эй ты, ведьма, шевели ногами давай, а то привяжу к седлу, так сама следом побежишь! Третий день идем уже из-за тебя, а еще и половины пути не прошли!
Он покрутился вокруг, пока я поднималась из полузасохшей грязи и пыталась хоть как-то отряхнуться. Грязь была на редкость жирная и стряхиваться не желала, только еще больше размазывалась по юбке, платку и рукам. Брезгливое отношение Клауса сменилось уже почти что ненавистью и ко мне и к своему подельнику, но надо было идти дальше и он, забористо выругавшись, потребовал, чтобы Хавьер посадил меня к себе на коня. Тот заорал, как блажной, что с подобным чудищем ни за что не поедет, потому как грязь потом не отстираешь ни за какие деньги. Ругались они долго и со вкусом, я же присела на край дороги, безучастно вглядываясь вдаль. До их разборок мне нет никакого дела, пусть хоть поубивают друг друга, это мне только на руку.
— Эй, ведьма, вставай, да пошли вперед! — Клаус все еще был зол, но уже не бесился, как полчаса назад, а вроде бы как даже и чему-то радовался, как бывает, когда задумал пакость для соседа. — Вывалялась...как свинья...смотреть страшно...— он сплюнул и рыкнул на Хавьера, — Я тебя научу, как самовольничать, тупица!
Пришлось идти быстрее, чем раньше. Хавьер был зол на собственную глупость и срывал это зло на мне, стараясь незаметно пнуть сапогом по плечу. Я заблаговременно отходила в сторону, что раздражало его и он сдавленно ругался сквозь зубы, а Клаус ехал впереди, делая вид, что не замечает ничего, творящегося сзади.
Хоть я и пошла быстрее, думать мне это не мешало. Очередной раз вспомнилась Зоя Германовна со своими куртуазными мужчинами Средневековья, которые лежали у ног любой женщины. Ее бы сюда, чтобы на своей шкуре ощутила всю куртуазность! Пока что я видела одну грубость и хамство, что заставляло делать далеко идущие выводы. Может, аристократы тут и получше воспитаны, но в благожелательность неизвестного графа верилось все меньше, пусть даже у него эти разбойники ходят только в подручных, а сам он образец благородства и красоты. Не верю я в это, хоть убей! Перебранка Клауса и Хавьера, где один обещал другому оставить его без уха, как было уже с неким собутыльником или соратником, навевала самые мрачные предчувствия. Я тут вообще никто, убей меня тот же Клаус посреди дороги, никто и не вступится...Господи, спаси и сохрани!
— Хозяин! — кулак Клауса барабанил в темные деревянные ворота с такой силой, что они сотрясались и трещали. — Хозяин, живо открывай, пока я меч не достал, чертов брюхан! Жрет сам в три горла, а мы тут стоим, как нищие! Ну, долго еще ждать, пр-роклятье!
— Бегу, бегу господа хорошие, мы же от воров да убойцев закрываемся, чтобы покой гостей не тревожили! Давайте ваших коней, расседлаем да обиходим в лучшем виде, не гневайтесь, что задержались! Жан, живо коней забери, кому сказал!
Худая фигура подскочила из-за угла и увела лошадей за угол серого низкого строения, а хозяин продолжал кудахтать вокруг Клауса, сразу определив в нем главного.
— Жрать давай, да побыстрее, мы издалека едем! И подгорелую кашу не вздумай подсовывать или старое мясо, враз заставлю тебя сожрать твои же пальцы! Эту — помыть отведи, да смотри, чтоб не удрала! Потом — к нам, в зал!
Клаус рявкал, отдавая приказания, толстый хозяин подобострастно кивал и беспрестанно повторял, что все будет в лучшем виде, а Хавьер уже нетерпеливо топтался на месте, порываясь проскользнуть в заманчиво светящийся проем двери, где уже слышались нестройные голоса.
— Пошли, — трактирщик цепко ухватил меня за рукав. — Покажу, где мыться будешь. Лохань я тебе ставить не буду, она для благородных предназначена, обойдешься. Вода стоит в углу, полощись.
— А горячая вода есть, хозяин? — перспектива отмываться ледяной водой не радовала, но и в грязь я не сама упала, так что может и дадут кипятка?
— Ты из господ, что ли, это те холодной мыться не могут, особенно бабы! Ишь чего удумала, воды ей горячей носить!
— Мне нужна горячая вода, иначе это не мытье, а размазывание грязи. Неужели у вас на плите нет котла с кипятком? Мне много не надо, хоть котелок...ну пожалуйста, хозяин.
Толстяк хмыкнул, скорчил непонятную рожу, но вышел из дощатой пристройки, гордо именуемой здесь мыльной и скоро вернулся с котлом, над которым клубился пар.
— Это...я вот принес, хватит тебе? И еще вот... этим можешь намыливаться, я с твоих сопровождающих за него сдеру. — Хозяин помолчал и добавил, — закрою тебя тут, как велели. Не нужны мне неприятности. Издалека идешь?
— Да, очень. Спасибо вам за воду...и мыло.
— Мойся...девка.
Вот так хозяин, с ходу определил, что я не старая баба, несмотря на все тряпки, платки и жуткую грязь! Глаз-алмаз, да и только. И мыло дал, вот уж за что отдельное спасибо! Кое-как я отдраила себя от въевшейся грязи, даже голова перестала чесаться и можно походить без платка. Вещи отстирать от жирной грязи до конца не удалось, я уже чуть руки не стерла до красноты, но темные потеки все равно появлялись по-прежнему. Ну и ладно, как отстирала, так и будет. Здешние обитатели тоже не в крахмальных рубашках ходят, значит, и я переживу, меньше внимания привлеку. Развесив постиранное, я подергала дверь — заперто, а окон тут нет, никуда не вылезти. Может, обо мне и не вспомнят вообще сегодня? Тогда придется ночевать в сырой мыльной, сидя на перевернутой лохани для господ. Господи, ну хоть кто бы подсказал, что мне теперь делать?
Трактирщик выпустил меня из мыльной уже когда я действительно стала засыпать, привалившись к деревянной стенке. Хорошо, что не к каменной — бронхит был бы обеспечен на два щелчка. Повздыхал, сунул мне миску с кашей и ломоть хлеба и проводил в зал, где уже почти не осталось народу. Точнее — многие спали прямо на полу, завернувшись кто во что горазд. Храп, свист, хрюканье стояли жуткие, но спящих это нисколько не смущало. Кто-то громко испустил ветры и по залу поплыл мерзкий смрад. Уже проваливаясь в сон, я вспомнила Зою Германовну. Ее бы сюда...
Утро четвертого дня на дворе трактира. Лошади уже оседланы и ждут седоков, Клаус орет на всех, на хозяина, на Хавьера, на тощего Жана и в довершение всего на меня.
— Сколько можно тебя ждать, черт побери! Не можешь собрать свои тряпки, брось их тут! Граф тебя наградит, тогда сможешь купить себе бархатное платье!
Лошадиное ржанье Хавьера и трактирщика заставляют думать совершенно обратное последней фразе. Платок и остальные вещи так и не высохли, пришлось завязать голову куском холстины, которая служила простыней. Остальное пошло в узел, авось, по дороге досохнет.
— Я готова, пошли.
Клаус уже не слышал меня, выезжая за ворота, Хавьер что-то бурчал сзади себе под нос, поправляя мешки с провизией и вещами.
Дорога становилась все более оживленной и теперь идти по тележной колее стало невозможно. Я перешла ближе к обочине, но там было больше ухабов и рытвин, замедляющих ход. Встречные люди были самого разнообразного возраста и внешности, от бородатых мужиков до абсолютно лысых, одетых кто во что горазд. Больше всего они напоминали наших бомжей, трущихся по помойкам. Женщину на дороге я видела только один раз, она восседала на телеге рядом с дородным мужчиной, а пешком здешние дамы и вовсе не ходили. Скорее всего, этим и объяснялись любопытствующие взгляды со стороны. Кроссовки еще стойко держались, облепленные грязью, а подол юбки, как я ее не подбирала, все равно покрывался темными разводами. Впрочем, по сравнению с местным населением даже плохо отстиранные вещи смотрелись, как королевская мантия.
— Эй, ведьма, ноги переставляй поживее! К тебе четыре дня ехали, а обратно что, десять, что ли, надо? Или тебя подогнать надо? — Клаус своим окриком выдернул меня из дорожных размышлений.
— Не могу быстрее идти, тут дорога вся в рытвинах, — пробубнила я в платок.
— Что-о? Чего ты там бормочешь себе под нос? Завязалась по уши и ничего не слышишь? Ну-ка, сними свою тряпку да отвечай нормально...
Я не успела увернуться, ветхая холстина, многократно стираная, порвалась и огромный кусок так и остался в руке Клауса, брезгливо отбросившего его в сторону.
— Эй, ведьма....
— А что, сьер Майдель, — встрял Хавьер, — похоже, что правду про ведьм говорят, что они всегда молодыми выглядят, да?
Я мерно продолжала шагать по дороге и впервые за четыре дня передо мной не маячил зад лошади Клауса. Остатки холстины на шее пришлось сдернуть — проку в них уже не было.
— Эй, ну-ка стой...— Клаус пришпорил лошадь и перегородил мне дорогу, низко свесившись с седла. — Ну и ведьма нам досталась...голову подними...
Попытка обойти лошадь не удалась, мужчина соскочил с нее и приподнял меня за подбородок жесткими пальцами, всматриваясь в лицо.
— Руку убери. Не на смотринах.
— Нет уж, я получше погляжу...— Клаус был выше меня на голову и стоять с задранным подбородком было крайне неудобно. — Берта, значит...Дай-ка твой узел...Хавьер, лови!
Узел полетел в сторону, а сам Клаус запрыгнул в седло, бряцая ножнами. Ну что ж, и на том спасибо, все же легче идти будет...я уже пошла вперед, как меня подхватили подмышки как пушинку и плюхнули на лошадь.
— Со мной поедешь, Берта. Так быстрее будет. — Из голоса Клауса пропали хамские нотки и он стал говорить даже вполне прилично. — Не дергайся, сиди смирно, не упадешь, я держу тебя...ведьма...
Последнее было сказано почти в самое ухо и левая рука мужчины внаглую прижала меня к нему. Стало очень жарко спине и страшно неудобно под задом — скорее всего, туда впилась передняя часть седла. Кто сказал, что приятно ехать верхом в объятиях мужчины? Вранье, как есть вранье! Во-первых, под зад бьет седло, этот самый мужчина, придерживая даму рукой, так и норовит ее полапать во всех местах, а держать спину прямой и не заваливаться назад и вовсе невозможно, стоит только расслабиться, как оказываешься в полулежачем положении на его правой руке и надо отворачиваться от взглядов и намеков... Клаус, как и положено в подобных ситуациях, облапал меня везде, даже не замечая сопротивления.
— Берта, расскажи, почему ты жила одна в лесу? Ты жила не одна?
