Филипп посмотрел на нее так, будто хотел испепелить взглядом.
— Я не собираюсь больше следовать вашим указаниям!
Теодолинда только пожала плечами.
— Просто все, что вы делаете сейчас — бессмысленно.
— Бессмысленно?! Ваше присутствие здесь — вот что бессмысленно! Почему вы не предупредили меня о том, что произойдет сегодня?
— У Кассандры не было новых видений, иначе она дала бы мне знать. Вашей жизни ничего не угрожало.
— Серьезно?! Совсем ничего?! На кого же это было покушение, как вы считаете? На Жака? Или, скажете, — на Лоррена? Я ничего не понимаю в ваших предсказаниях! Лоррен должен был умереть сегодня? И это амулет защитил его каким-то странным образом? Какой-то бред! Он не собирался ехать в гробовозке!
Теодолинда ответила загадочно:
— Никому не дано распутать всех хитросплетений судьбы.
Филипп понял, что вряд ли чего-то от нее добьется.
Может, выставить ее к чертовой матери домой, к божественной Кассандре? Лоррен был прав — к дьяволу прорицателей, они способны только морочить голову.
— Леаван поступает странно, — проговорил вдруг Тиалон, — Он ненавидит людей, но жизнь среди вас сделала его похожим на человека, он теперь мыслит, как вы, он способен поступать, как вы...
— Сражаться с врагом его же оружием, что в этом странного? — удивился Филипп, — Против фэйри у него железный меч, против вампиров — огонь.
Тиалон печально покачал головой.
— Только сейчас я начал понимать, как далеко он зашел. Леаван исказил свою суть, переродился. Он на пути, с которого ему уже не сойти... Он собирается погибнуть вместе с этим миром, не будет пытаться бежать.
— И что это значит?
— Он превратил себя в оружие, принес себя в жертву...
— Что это значит для нас, Тиалон? То, что Леаван совершенно спятил? Если так, он начнет совершать ошибки, и нам, возможно, будет проще его отловить.
— Я не знаю, что значит спятил. Стал ли он более безумен, чем уже был? — фэйри вздохнул, — Я не могу дать ответ на этот вопрос. Я пытался понять Левана, но теперь это совершенно невозможно. Я не могу себе представить фэйри, взрывающим какие-то бомбы...
Наконец, явился Лоррен, видимо, ему, удалось спровадить полицейских.
— Все, они уезжают, — сказал он устало, — Сейчас увезут фургон и откроют дорогу.
— О чем они с тобой говорили? — спросил Филипп.
— Спрашивали, есть ли у вас враги.
— И что ты им сказал?
— Замучился перечислять.
— Лоррен, мне не до шуток.
— А что вы хотите? Чтобы я внушил им всем, что тут ничего не произошло, и велел убираться восвояси? Взрыв в центре города, в соседних домах и проезжавших машинах выбиты стекла, с десяток раненых. Не удивлюсь, если об этом вот-вот будет ролик в экстренных новостях. Разумеется, я сказал, что мы представления не имеем о том, что произошло. Мы случайно оказались рядом. Фургон принадлежит курьерской службе, вот пусть и выясняют у них, что такое они могли там перевозить.
— Если у тебя много врагов, — снова встрял Тиалон, — может быть, этот взрыв произошел не по вине Леавана?
Отчего ему так хочется оправдать его? Неужели фэйри, замаравший руки прикосновением к науке, это настолько чудовищно и страшно? Хуже всего, что Леаван вытворял до сих пор?
— У меня есть враги, — сказал Филипп, — Но вряд ли у кого-то из них хватит ума захотеть убить меня в такое время, оставить город совсем без защиты. Чертов Леаван пронюхал о наших планах и решил нас убрать, это самое логичное предположение, Тиалон. Единственно логичное.
— Откуда же он мог бы узнать? — пробормотал Лоррен.
— Откуда?! — Филипп фыркнул, — Все знают, что мне предначертано его убить! Почему бы не знать и ему! Может, у него тоже бывают пророчества или снятся вещие сны! Кто знает! Может, у него повсюду шпионы!
Допрос обитателей дома шпиона не выявил, несмотря на то, что магия вампиров лучшая сыворотка правды, — завороженные люди не могут лгать. С вампирами было еще проще, никто из них не мог бы скрыть своих мыслей от принца города. И все они были кристально чисты, ничего преступного не умышляли.
Впрочем, как именно взрывчатка попала под днище фургона, вскоре выяснилось.
Стражи успели провести свое маленькое расследование, и часа за два до рассвета их новый командир сообщил, что иных взрывных устройств, ни в доме, ни на других машинах обнаружено не было.
— Я думаю, взрывчатка к фургону была прилеплена не у нас в гараже, — сказал он, — Неделю назад машина была на техосмотре. Всех сотрудников сервиса мы уже допросили, никто ничего не знает. Но преступникам не было нужды привлекать кого-то из них: фургон всю ночь простоял без присмотра, навесить на него бомбу мог кто угодно.
Неделю назад?! Это значит, в лес Святой Женевьевы они ездили уже с бомбой под брюхом! Потрясающе!
8.
Уже перед самым рассветом, когда и вампиры и люди, измученные волнениями прошедшей ночи, разбрелись по своим углам, Филипп собрал то, что осталось от Барро в специальный ящик — больше урны, меньше гроба, их заказывали в мастерской по особенной мерке.
Раньше он поручил бы это Жаку, а теперь — не знал, кому.
У Барро был семейный склеп на кладбище, неподалеку от поместья, принадлежавшего когда-то его семье. Там покоились какие-то его предки, умершие еще до революции, и казненные во время ее: отец, мать и младший брат. Барро сумел разыскать их тела и похоронил в склепе. Он был последним из семьи. И завтра он займет в родовом гнезде свое место.
За стенами бункера полыхало солнце. Ясный день впервые за прошедшую неделю.
Несчастный Филипп сидел на кровати в одежде, провонявший гарью и перепачканный пеплом, осунувшийся и серый, с ввалившимися глазами, и как никогда похожий на покойника. Сам не спал и не давал спать Лоррену.
— Я все время мысленно говорю с Жаком, отдаю указания, как всегда. А потом иду и делаю все сам. Как я буду жить без него, Лоррен? Я ослеп и оглох. Я теперь не буду знать ни о чем, что происходит днем... Знаешь, я чувствую, что смерть кружит вокруг нас и подбирается все ближе. А она не тот враг, с которым можно бороться, она всегда свое получает и, если пытаться ее обмануть — берет долг с процентами.
— Вы впадаете в мистицизм, — лениво сказал Лоррен.
Филипп улыбнулся.
— Когда-то Жак сказал мне: кому еще впадать в мистицизм, как не вам, вы же сверхъестественное существо.
— Часто все оказывается гораздо проще, чем выглядит на первый взгляд.
— Как раз напротив, все сложнее, чем кажется... Я отправил парней искать Леавана, но, думаю, они не смогут найти его. Не говори прорицателям, но я верю в то, что сейчас нас ведет судьба. И мы не сможем никуда свернуть с этого пути...
Лоррен посмотрел на него скептично.
— Она должна была вести нас в Швейцарию. Но мы туда не попали. Какие-то замысловатые пути у судьбы, вы не находите?
Филипп печально кивнул.
— Возможно, когда-нибудь мы узнаем, зачем все это было...
Лоррен помолчал немного, потом сказал устало:
— Ложились бы вы спать. День не лучшее время для анализа ситуации. Я плохо соображаю. Вы — еще хуже. Вечером вы проснетесь и осознаете, какой несли бред. И вот тогда мы все обсудим.
Он взял Филиппа за руку и насильно уложил с собой рядом.
— Мне не хватает его, Лоррен, — прохныкал Филипп, утыкаясь носом ему в плечо, — Я уже по нему скучаю!
— Я знаю. Спите.
— Все теперь развалится, придет в негодность... Люди перестанут работать, стражи продолжат валять дурака. Я без него не справлюсь. Ты слышишь?.. Лоррен!
Лоррен ничего не ответил, прикинувшись мертвым.
Вечером в гостиной вампиров ждал завтрак. Система, отлаженная Жаком, работала исправно. Даже без Жака.
Глава 2
1.
С рассветом дом перешел на осадное положение. Вампиры отправились спать, и место стражей заняли охранники люди, у которых был приказ никого не впускать и никого не выпускать. Якобы потому, что тот фэйри, который подорвал фургон, мог использовать гламор, чтобы принять облик любого живого существа. На самом деле, наверное, просто так удобнее было всех контролировать.
Ночь выдалась нелегкая, и Кристиан, в любом случае, не испытывал желания никуда выходить. Он чувствовал себя до смерти уставшим и собирался проспать до вечера, но почему-то не спалось. В горле стоял привкус гари, который невозможно было смыть, и перед глазами всплывала одна и та же сцена: искореженный остов фургона и рядом с ним обгорелый труп, в ошметках обугленной одежды, странное, изуродованное нечто, что совершенно невозможно сопоставить с человеком, который только что был жив, здоров и даже практически бессмертен. Чудовищное зрелище, на которое не стоит смотреть, но от которого невозможно оторвать взгляд, и память с извращенным сладострастием впитывает все до последней детали: хлопья грязной пены на мокром асфальте, отблески красного и синего на блестящем пластике, торчащие из-под него дымящиеся подошвы ботинок и покрытую жуткими ожогами кисть руки со скрюченными пальцами. И то, как коронеры снимают пластик, готовясь грузить тело на носилки. И то, как Филипп поднимает Жака на руки, прижимая черную, будто облитую смолой, голову к своему плечу.
Через закрытые жалюзи не пробивалось ни звука, ни лучика света, и наглухо запечатанное пространство давило на психику, вызывая доселе незнакомую клаустрофобию. Вместе с тем, и мир за стенами дома вызывал какой-то безотчетный ужас, будто кишел монстрами, которые уже успели сожрать всех в городе и во всем мире, и там теперь так же тихо и пустынно, и только иссушенные тушки повсюду, а этот дом — последний бастион, где еще остался кто-то живой.
Кристиан подумал, что уже не так далек от психушки, как ему казалось.
Пару часов он проворочался на кровати, понял, что все равно не уснет, и решил идти куда-нибудь, где есть люди.
Катрин сидела у себя в подсобке перед распотрошенным шкафчиком с лекарствами, что-то перекладывала с места на место, вероятно, проводила инвентаризацию.
Еще двумя днями ранее Кристиан рассказал ей о Тиалоне, но Катрин отчего-то ужасно на него обиделась, будто ему, дилетанту, случайно удалось поймать редкого зверя, которого она выслеживала годами, и это было несправедливо.
— Ну, он же здесь и никуда не делся, — пытался вразумить ее Кристиан, — Хочешь, я познакомлю тебя с ним? Он хороший парень. Немного странный, но не слишком, учитывая, что он не человек.
Катрин заявила на это, что ни с кем знакомиться не желает и вообще она на работе.
Сейчас она тоже была занята работой, должно быть, надеясь, что та поможет ей сохранить душевное равновесие среди царящего вокруг безумия.
— Твою ж мать, — пробормотала она, скорбно глядя на пузатую бутылочку с прозрачной жидкостью. — У физраствора истекает срок годности... Вот же гадство! Ну что за гадство!
Кристиан подумал, что она тоже недалека от психушки.
— Помочь тебе?
— Давай, — проворчала девушка, — Я буду говорить тебе названия лекарств, а ты ищи их в списке и помечай галочкой. Это то, что надо будет заказать в первую очередь.
Еще минут сорок они были заняты работой. И это было здорово.
— Что теперь будем делать? — спросил Кристиан, когда они закончили.
Катрин пожала плечами.
— У меня пара журналов с собой, там что-то новое было на тему гематологии, хотела почитать, пока время есть.
— А, ну ладно, тогда не буду мешать.
Кристиан поднялся с пола, отряхивая коленки от несуществующей пыли.
— Хотя, знаешь... — вдруг остановила его девушка, — Тот эльф, про которого ты говорил, он ведь все еще здесь, да? Ты думаешь, с ним действительно можно просто так пообщаться?
Она посмотрела на Кристиана несчастными глазами, и тот улыбнулся.
— Можно. Он реально хороший.
— Да? Ну, тогда пойдем... — проговорила Катрин меланхолично, — А то ведь пожалею потом... Эх!
Она поднялась с решительным отчаянием идущего топиться.
— Я видела его мельком сегодня ночью. Он такой... Такой, блядь, красивый! — сказала она с чувством и перед тем, как выйти из комнаты, мрачно посмотрела на себя в зеркало.
— А таких, как я, надо отстреливать!
— Не глупи, в сравнении с сидхэ все люди уроды. И вообще у них другие понятия красоты, они зрят в душах.
— Ага, — зловеще усмехнулась Катрин, — Про всех уродин так говорят: зато у нее прекрасная душа.
Кристиан остановился и посмотрел на нее сурово.
— Я забуду, что ты сейчас сказала, спишу на то, что ты устала и не в себе. Стыдись, несчастная, — ты реаниматор и вообще крута. Ты живешь с вампирами и...
Катрин фыркнула.
— Еще чего! Я с ними не живу! Я на них только работаю!
Кристиан печально покачал головой.
— Здравствуй, прежняя Катрин, грубая и циничная.
Катрин притянула его к себе и поцеловала в висок.
— Не обижайся. Я просто злюсь, ужасно злюсь, — сказала она, — Ненавижу гадов. Они вывернули меня наизнанку, пытаясь выяснить, не знаю ли я чего-то о сидхэ, взорвавшем фургон. Как фашисты на допросе, даже хуже — те завораживать не умели. Ну, как так можно, а?! После того, что я для них делаю?!
— А от Барро остались только пепел и косточки, — заметил Кристиан.
— То, как они друг с другом поступают, меня мало волнует. Меня бесит то, что они позволяют по отношению к нам!
Кристиан рассмеялся.
— А ты бы хотела, чтобы тебя допрашивали в присутствии адвоката? Может, собираешься основать общество "Люди против вампиров"?
Катрин разозлилась.
— Я понимаю, тебя это все не парит, но совершенно напрасно, — прошипела она, — У тебя психология жертвы, и ты плохо кончишь!
— А у тебя психология идиотки! И знаешь, Катрин, ты задолбала уже своими нравоучениями!
Пару мгновений они сверлили друг друга взглядами, потом Катрин резко выдохнула.
— Ладно, прости. Прости еще раз. Я действительно что-то не в себе в последнее время... Просто ты мне как младший брат, я за тебя переживаю.
— Только этого мне не хватало, — простонал Кристиан, — Пойдем, тебе нужны положительные эмоции, срочно. И мне тоже...
Тиалон был обнаружен в фехтовальном зале, где сражался с невидимым противником за неимением настоящего. В своем эльфийском одеянии и с мечом в руке он действительно выглядел волшебным, как воплощенная мечта, как сон наяву. По крайней мере, у Катрин был именно такой вид, — будто она увидела свою воплощенную мечту, прекрасного принца из какой-нибудь сказки. И, видя ее потрясение, Кристиан испытал злорадство: вот сейчас бы сказать ей какую-нибудь гадость, как она это любит делать. К примеру, чтобы закрыла рот, а то слюна течет по подбородку.
Девушка застыла на пороге, и Кристиану пришлось насильно протолкнуть ее в дверной проем, хотя она упиралась и сопротивлялась.
Увидев их, Тиалон развернулся, одновременно стремительно и плавно, и опустил меч.
— Рад видеть вас, — сказал он, подходя, — Я полагал, все спят, измученные волнениями этой ночи, и я обречен на одиночество.
Тиалон был ослепительно красив — ослепительно, потому что не озаботился гламором, и от его присутствия рядом реально захватывало дух. Его волосы были убраны назад, открывая острые уши, и Катрин воззрилась на них с таким испугом, будто именно это было настоящим и последним доказательством того, что она сошла с ума окончательно и бесповоротно.
