— Наше правительство считает, что статус черноморских проливов, должен носить исключительно мирный характер. Проливы должны быть свободны для торговых судов любых стран, но правом прохода военных кораблей будут обладать только суда идущие под флагом причерноморских государств — ответил Сазонов на заданный вопрос и тут же получил яростный протест от британца.
— Извините господин министр, но правительство Его Величества не согласно с подобным положением вещей. В частности, британские войска продолжают вести борьбу с мятежным генералом Кемаль-пашой, и наши военные не исключают возможность нанесения удара в тыл его позиций со стороны Черного моря.
— Насколько мне известно, сейчас Дарданеллы нашпигованы минами, словно булка изюмом, а флот Его Величества находящийся в Средиземном море не располагает ни тральщиками, ни транспортными средствами необходимые для проведения такой широкомасштабной операции.
Что же касается статуса пролива озвученного мною, то появление в этом районе военных кораблей не черноморских государств, ещё до войны всегда расценивалось нашей державой как прямая угроза берегам России и эта позиция остается, неизменна и теперь — твердо заявил Сазонов.
— Подписывая протокол о согласии на переход в ваши руки черноморских проливов, мы давали только своё предварительное согласие, подразумевая проведения дальнейших переговоров об условиях морского движения через них — не унимался британец.
— Увы, господа, но это не отражено в документе — парировал его выпад Сазонов.
— Так давайте обсудим эту тему — встрял в разговор француз и его немедленно поддержал госсекретарь — мы так же считаем, что стоит рассмотреть предложение господина Хейга — многозначительно произнес Лансинг, ожидая, что русский стушуется и уступит тройному напору, но Сазонов не отступил.
— Господа — мягко произнес русский министр — единственным условием вступлением в войну России на стороне Антанты было передача черноморских проливов под наш полный контроль и ничей другой. Ваши страны полностью с этим согласились и неоднократно подтверждали это своим письменным согласием и государю императору и Временному правительству и Верховному правителю России генералу Корнилову. С вашего согласия мы заняли Стамбул и Дарданеллы. Теперь это наша территория и, следовательно, статус проливов определяется только нами и никем другим, как до этого делала Турция.
— Наши правительства соглашались лишь о передаче под ваш контроль Босфора и Дарданелл, не оговаривая статуса проливов — наседал британец — я не вижу препятствий, для обсуждения этого вопроса.
— Моё правительство так же считает, что морской статус Босфора и Дарданелл это предмет особого разбирательства — поддержал Хейга Пишон.
Сазонов молчал, подбирая весомы контраргументы против подлой коварности союзников, и в это время в разговор вступил господин Иванов, до этого молчаливо рассматривавший гобелены времен Марии Медичи, украшавшие кабинет мсье Пишона. Одетый в полувоенный френч, украшенный орденом Почетного легиона, он был для многих загадочной фигурой. Про него было известно, что он является доверенным лицом генерала Алексеевым, на время его отсутствия на переговорах.
Хейг и Пишон с опаской относились к этой темной лошадке. Они хорошо знали Сазонова, человека над которой постоянно витал рок Берлинского конгресса, заключавшийся в боязни вызвать сильное раздражение у своих западных партнеров, независимо от того будь то британцы, французы, немцы или австрийцы. Страх перед войной с Европой, всегда заставлял русских дипломатов искать компромисс, ещё не доходя до основной точки кипения.
Иванов же, был полностью лишен еврофобии. Человек совершенно иной формации, выходец из простого народа, в данный момент наблюдал самый обыкновенный торг, который ему неоднократно приходилось видеть за свою жизнь на многочисленных базарах Гори, Батуми, Тифлиса и Баку. Все было один в один, с той лишь небольшой разницей, что эти люди были одеты в богатые одежды и заседали в более комфортабельных условиях, чем кавказские менялы и торгаши. Поэтому, видя, что Сазонов завис, он без особого стеснения ударил по больной мозоли союзников, к чему господина министра могли подвигнуть лишь крайние обстоятельства.
— Мне кажется господин Сазонов, что вопрос о проливах нельзя рассматривать отдельно от других вопросов касающихся в целом всего этого многострадального региона. Я имею в виду подмандатные территории Сирии, Ливана, Месопотамии, Палестины и Аравии, а так же зон оккупации самой Турции.
Насколько я помню, наше соглашение по этим землям носило так же предварительный характер, что подразумевает возможность дальнейшего обсуждения их дальнейшей судьбы. И в первую очередь, это касается статуса средиземноморских портов Сирии, Ливана и Палестины.
— Это невозможно господин Иванов — вспыхнул Пишон — вы предлагаете пересмотреть слишком большой объем ранее достигнутых договоренностей, — француз умолк, всем своим видом показывая дикую некомпетентность своего собеседника. Кавказец, однако, ничуть не смутился от подобного выпада Пишона, и флегматично пожав плечами, неторопливо уселся за общий стол.
— Я и не призываю господин Пишон к быстрому решению этой проблемы. Объем работы действительно очень большой, давайте передадим все это дело нашим экспертам, и пусть они приходят к окончательному согласию по всем вопросам, медленно и не торопясь.
От этих слов, Хейг недовольно поморщился, как если бы попробовал дольку сочного лимона. Пересмотр договоренности по подмандатным территориям не входил в планы британцев. Они только, только сумели уговорить Лансинга отойти от жесткой позиции Вильсона, требовавшего предоставления независимости бывшим турецким провинциям занятые англичанами и французами. Потерпев фиаско с захватом самой Турции, британцы видели в подмандатных территориях утешительный приз, и вот какой-то дикий горец хочет помешать этому.
— Это окончательная позиция русской стороны — холодно спросил Хейг в упор, глядя на Сазонова, который сильно смутился от его взгляда.
— Да господин Хейг — невозмутимо ответил горец — таковы четкие указания оставленные нам господином Алексеевым перед его отъездом.
Хейг продолжал буравить взглядом Сазонова, но тот не проронил ни слова, не решаясь выступить против авторитета Верховного правителя. Затянувшуюся паузу нарушил Пишон, он глубокомысленно кашлянул, и как ни в чем не бывало, проговорил:
— Господа, я вижу, что стороны не совсем готовы к обсуждению этого вопроса и поэтому предлагаю перенести его обсуждение на завтра. Есть возражения?
— Ну, если вы хотите, то давайте на завтра, но за ночь позиция России не измениться — произнес Иванов, выбив в пепельницу, давно остывшую трубку. — Если господин Лансинг не против, тогда хотелось бы обсудить вопрос о справедливом разделе кораблей немецкого торгового флота, большая часть которого была задержана американской стороной в своих портах, с момента её вступления в войну.
— Я не уполномочен президентом, обсуждать этот вопрос господин Иванов — холодно произнес американец, но кавказец не отставал от него.
— Вполне вас понимаю, господин Лансинг, это действительно сложный вопрос, но все же, мы хотели бы узнать в каких пропорциях вы намерены делить трофейные корабли. Ведь это наш общий трофей и он подлежит разделу. Не правда ли господа?
— Конечно — быстро спросил Хейг — наше правительство понесло очень большие убытки от подводных лодок кайзера и рассчитывает на определенную долю германского торгового флота.
— Господа, господа, вы требуете от меня невозможного. Президент Вильсон не уполномочивал меня обсуждать этот вопрос. Я хорошо понимаю вашу заинтересованность в этих кораблях, но не могу сказать ничего определенного. Давайте дождемся его возвращения.
— Кстати, а как здоровье господина президента? — поинтересовался Сталин, демонстрируя искреннюю озабоченность болезнью Вильсона.
— Президент идет на поправку и вскоре приедет в Париж — заверил его Лансинг — все хорошо.
— Дай бог — тихо произнес горец. В этот день он больше не участвовал в обсуждении, только сидел и внимательно слушал дипломатов.
На следующий день Хейг вернулся к вопросу о проливах, спросив, готова ли русская сторона оставить неизменными прежние договоренности о разделе мандатов на турецкие провинции в Азии, если соглашение по проливам будет принято по российскому образцу.
— Да — с готовностью ответил Сазонов, удивляясь тому, как союзники быстро согласились на то, что ранее пришлось бы выбивать у них смертельным боем. Однако для Иванова подобная сговорчивость союзников была вполне ожидаема. Находясь в Париже, первым делом он наладил знакомство с Игнатьевым, генерал-майором русской разведки, который охотно поведал ему обо всех слабых сторонах союзников. Выяснилось, что главной головной болью британцев была их огромная армия, демобилизации которой усиленно добивалось министерство финансов. Война и морская блокада острова нанесли британской казне очень большие потери, которые требовалось если не возместить, то хотя бы уменьшить её затраты.
Французы тоже имели свою ахиллесову пяту. Разоренная больше всех своих союзников по блоку, Франция отчаянно напрягала свою экономику, испытывая острую нехватку в продовольствии и товарах первой необходимости. В некоторых провинциях страны отчетливо просматривался банальный голод, который в любой момент мог привести к бунту. Поэтому главным тайным желанием Клемансо было скорейшее заключение мира и получи возможность взыскать репарации с побежденного противника.
Знание слабых сторон противника, всегда позволяет удачно игра свою партию. Затронув вопрос об азиатских мандатах, Иванов решил дожать европейцев и допустил определенную утечку информации. Во время обеденного перерыва он невзначай обронил, что русская сторона в вопросах о проливах намерена идти до конца и в случаи крайней нужды готова опубликовать секретные протоколы царского правительства, если Босфор и Дарданеллы не будут признаны русскими территориями.
Видя бескомпромиссность и решительность кавказца при обсуждении статуса проливов, Хейг и Пишон сразу поверили в реальность этого шага. Открыв всему миру тайные протоколы, русская сторона в отличие от Запада ничего не теряли. Так как все они были подписаны не генералом Корниловым, а царем Николаем и Керенским.
Быстро просчитав все на совместных консультациях в английской резиденции Хейга, союзники решили уступить нажиму специального представителя генерала Алексеева. Ведь проливы не стоили таких огромных территорий, какими являлись азиатские провинции Турции. Правда, уступая в главном, Хейг английский аристократ в девятом поколении, тут же подобно завзятому лавочнику попытался обжать русскую долю от турецкого пирога.
— Господа — возвестил он, как только вопрос о проливах был улажен — говоря о Стамбуле, Босфоре и Дарданеллах мы забыли о восточной Фракии с городом Эдирне, Адрианополем. Включение его в сферу русского влияния не был предусмотрен ни одним секретным протоколом, а на него полноправно претендует Греция, наш боевой союзник. Мы хотели бы знать когда, русская сторона передать его Греции.
Это вопрос застал Сазонова врасплох. Радуясь решению проблемы проливов, он не успел быстро сориентироваться, и за столом возникла пауза. Видя заминку дипломата, Хейг ехидно посмотрел на кавказца, желая увидеть и на его лице тень беспокойства, но тот был совершенно спокойным. Изобразив на своем лице некоторое раздумье, Иванов заговорил, как бы размышляя вслух.
— Насколько мне известно, Верховный правитель России был не против передачи города Эдирне нашим боевым союзникам грекам. Они вместе с нами проливали кровь на полях сражений и вполне заслужили право на эти земли. Мы только за справедливость, но я не могу поручиться за то, что он был согласен вместе с этим на предоставлении Греции выхода к Черному морю. Боюсь господа, что это аспект придется уточнить по возвращению господина Алексеева в Париж. Давайте дождемся господина Алексеева и окончательно решим этот вопрос.
Хейг моментально ухватился за эти слова, хотя по сути дела, Иванов выражал только свою точку зрения, и в любой момент мог отступиться от нее, сославшись на свое неправильное понимание воли правителя.
Другой больной темой для русской делегации стал польский вопрос, за которой союзники стояли стеной. Сменяя друг друга, Пишон и Хейг блистали своим красноречием, убеждая дипломатов, что возрождение польского государства это проявление истинной демократии. Их действия активно поддерживал Лансинг, решив наглядно притворить в жизнь провозглашенные Вильсоном принцип о праве наций на самоопределение.
Русская сторона было совершенно не против образования независимого польского государств из бывших австрийских земель, но без Галиции, которую считала своей исконной территорией утраченной много лет назад. Французы, которые были основными зачинателями проекта новой Польши, пытались доказать, что на эти земли Россия уже давно утратила свои права, поскольку половина населения этих земель этнические поляки.
Выслушав речь Пишона, Сазонов резонно заметил, что пункт о Галиции уже стоял в тайном соглашении подписанного летом прошлого года, когда союзникам требовалось срочное русское наступление ради спасения Парижа. От такого упрека Пишон покрылся красными пятнами и звенящим от оскорбления голосом произнес, что за это наступление русским простили все их довоенные долги. За столом повисла напряженная пауза, которую нарушил глухой голос горца.
Заглянув в свою кожаную папку, он заметил, что в 1915 году население Галиции уже приняло русское подданство. По этому поводу во Львов приезжал русский император, и выборные лица подали ему прошение о принятии Галиции в российское подданство.
— Правительство Англии и Франции не возражали против этого и даже прислали поздравительные телеграммы — сказал Иванов, перевернув какую-то бумагу, и тут же добавил. — Возможно, этот вопрос следует отдать экспертам, так как возможно в тесты документов союзника вкралась ошибка.
— Я тоже считаю, что вопрос о Галиции следует передать экспертам — поддержал предложение Иванова Хейг и за столом переговоров вновь воцарило относительное спокойствие. Ссориться с русскими, когда не был решен главный вопрос для Лондона и Парижа, вопрос о репарациях и долгах перед Америкой, европейцам не хотелось.
Так откровенно торгуясь, и интригуя друг против друга, за закрытыми дверями проходили заседания большой четверки. Все остальные страны довольствовались лишь обсуждением тех проблем, которые поднимались во время послеобеденных заседаний. Для некоторых из них конференция преподнесла неприятные сюрпризы. Итальянцы давно покинули конференцию и демонстративно уехали в Рим, после того как стало ясно, что из всего обещанного им Антантой в 15 году, они могут рассчитывать лишь на полуостров Триест и Филуму. Все остальные земли, по мнению союзников должны были отойти Сербии, вернее сказать самопровозглашенному королевству сербов, хорватов и словенцев.
Вслед за итальянцами, Париж покинули и бельгийцы, чьи аппетиты были основательно урезаны. Уже видевшие под своим управлением герцогство Люксембург, бельгийцы с ужасом узнали, что союзники предполагают дать им микроскопические нарезки из германских приграничных земель. Это решение союзного комитета король Бельгии расценил как злую насмешку и в гневе отозвал свою делегацию из Парижа.
