Филипп снова представил на его месте Жака. Тот уже давно мог запросто не спать по трое суток, даже без допинга в виде вампирской крови. Поначалу Жак пил кровь каждую ночь, но спустя всего несколько лет жизни в качестве слуги, необходимости в этом уже не было, достаточно было нескольких глотков пару раз в неделю, и это уже воспринималось ими обоими скорее как удовольствие, нежели чем необходимость, как некий темный ритуал их абсолютной нерасторжимой близости. Филиппу нравилось, когда Жак прижимался губами к ране на его запястье и жадно высасывал кровь, долгий опыт научил его делать это изящно и аккуратно, совсем по-вампирски, и принц с горечью подумал, что этого ритуала ему тоже будет не хватать.
Жак еще до рассвета изучил бы планировку гостиницы, узнал, где расположены все входы и выходы, количество постояльцев и где они расселены, он уложил бы вампиров в гробы, а потом уселся бы у двери с какой-нибудь очередной книжкой про звездные войны, и можно было знать точно, что мимо него никто не пройдет ни при каких обстоятельствах.
Но его помощник был обычным человеком, он не был воспитан должным образом, он не знал, как следует себя вести, он слишком сильно боялся сделать что-то не так и нервничал. Случись чего — толку от него будет мало, оставалось только надеяться, что ничего не случится...
Теоретически в распоряжении Филиппа был еще Тиалон, существо сверхъестественное, чуткое, к тому же обученное сражаться, но слишком уж фэйри для того, чтобы можно было в чем-то на него положиться, — скорее, за ним самим следовало бы присматривать.
Тиалон совсем не выглядел усталым после долгой дороги, и даже напротив, он казался более радостным и сияющим, чем обычно, должно быть, это близость к незамутненной чистоте природы влияла на него благотворно. На предложение Филиппа отправиться спать, сидхэ заявил, что с утра собирается любоваться окрестностями, а потом уже решит, чем заняться. Места здесь были довольно безлюдные, и постояльцев в отеле оказалось немного, но Филипп все же посоветовал ему не забывать о гламоре, им совершенно незачем было привлекать к себе внимание.
Тиалон обещал, и, в отличие от вампиров, которые благополучно упокоились в своих гробах, он встречал рассвет на берегу дивной красоты озера, наблюдая за тем, как над горами всходит солнце, окрашивая нежно-розовым снежные вершины. Замученный огромным городом, он уже и не ожидал, что в этом мире могут быть уголки не сильно загаженные человеком, где можно увидеть и вдохнуть тот мир, который он полюбил, когда впервые здесь оказался. Фэйри даже почти с удовольствием пообедал в гостиничном ресторанчике. Еда была мерзкой, но она была отвратительна у людей и две тысячи лет назад...
Вампиры пробудились после наступления сумерек, быстренько позавтракали парочкой постояльцев, наиболее эстетичных на вид, и готовы были к походу в горы. Филипп отправил Клода спать, хотя тот, преданно глядя на него красными, как у кролика, глазами, и уверял, что вполне еще может быть чем-то полезен.
Лоррен возился с картой и GPS-навигатором, пытаясь сообразить, как лучше им добраться до нужного места. Точные координаты пещеры были неизвестны, район поиска ограничили парой квадратных километров, надеясь, что вблизи от врат Тиалон почувствует древнюю магию фэйри.
Вскоре они тронулись в путь. И путь был не легок.
Навигатор, как обычно, запутался в хитросплетении дорог и периодически терял спутники, поэтому приходилось останавливаться, выходить из машины и ждать, пока он соизволит определить свое местонахождение. Работе прибора не способствовало и присутствие рядом фэйри, каждый раз при ловле спутников от него приходилось отходить подальше. Ориентироваться на местности визуально тоже было затруднительно, несмотря на наличие указателей, — дороги петляли, а кругом не было ничего примечательного, только горы, горы со всех сторон.
Но, в конце концов, они, вроде бы, доехали до места, где можно уже было бросить машину и дальше идти пешком. Ночные прогулки по горам ни для вампиров, ни для фэйри не представляли затруднения, к тому же ночь стояла светлая, лунная.
Вампиры были злы из-за потерянного времени и бестолкового петляния по дорогам, Тиалон же выглядел совершенно счастливым, возможность, наконец, выйти из вонючего железного устройства явно его радовала. Он шел впереди, периодически застывая на месте, чтобы полюбоваться каким-нибудь очередным прекрасным видом, тем как сияет снег в лунном свете, неподвижной дымкой тумана, лежащего во впадинах, чтобы насладиться величественной тишиной и покоем, словно застывшими здесь на тысячелетия. Филиппу порой начинало казаться, что сидхэ вообще забывает о том, зачем они здесь, и он возвращал его с небес на землю вопросом, не чувствует ли он магию фэйри, и требуя поторопиться.
Лоррен ругал навигатор, который, по-прежнему, путался в показаниях. Филипп злился оттого, что подозревал, что они могут находиться совсем не там, где надо, и обвинял Лоррена в топографическом кретинизме. Тот в ответ грозился столкнуть его в пропасть, если он не заткнется и не перестанет мешать. Тиалон смотрел на них с досадой, и в моменты, когда вампиры в очередной раз спорили, склоняясь головами над маленьким зловредным устройством, старался отойти подальше не только для того, чтобы оно лучше работало. Просто он как никогда остро чувствовал сейчас, какой диссонанс вносят люди в окружающий мир.
У этого места была своя магия, немного грубая и тяжеловесная, как всегда бывает в горах, и Тиалон не сразу почувствовал вплетающиеся в нее чужеродные нити, за прошедшие тысячелетия естественная магия природы и защитные заклятия фэйри проникли друг в друга и сплелись замысловато, неразрывно.
— Мы где-то рядом, — сказал он, наконец, оборачиваясь к вампирам.
— Какое счастье, — обрадовался Филипп, — Куда идти?
— Я проведу. Только надо передвигаться очень аккуратно, магия будет пытаться сбить нас с пути, увести в сторону, а когда подберемся совсем близко, может постараться и навредить.
— Каким образом?
— Трудно сказать. Заставит споткнуться и вывихнуть ногу или голова закружится рядом с пропастью... Это все вам не грозит, я понимаю. Магия направлена против людей. Но, может быть, как-то она воздействует и на нежить, так что все же будьте осторожны.
Магия никак не воздействовала на нежить, по крайней мере, нежить ничего необычного не ощутила, нежить двигалась следом за фэйри, пока тот не остановился, глядя с каменного уступа куда-то вниз.
— Полагаю, это здесь. Видите провал среди камней?
Филипп встал с ним рядом, глянул вниз и увидел узкую горловину пещеры, утопающую в тумане.
— Ты уверен?
Он совсем не чувствовал магию фэйри, и для него в этой пещере не было ничего особенного.
— Уверен, — сказал Тиалон, — Все исходит отсюда. Спускаемся?
— Подожди. Успеем.
Филипп огляделся по сторонам.
— Для начала нужно понять, где здесь можно будет расставить стрелков, чтобы в случае чего Леаван не мог сбежать.... Полагаю, вон на том уступе и еще на том... Как думаешь, Лоррен?
— Сверху пещеру видно как на ладони, — сказал Лоррен, — Мы найдем несколько хороших точек для снайперов.
— На месте Леавана я бы открыл портал прямо в пещере, — заметил Тиалон.
— Древняя магия этого не запрещает?
— Не думаю... Маги защищали это место от людей, не от фэйри, им не могло придти в голову, что кто-то из нас сможет придти сюда с намерениями открыть врата.
— Плохо. Но все равно, солдат мы здесь расставим на всякий случай.
Они еще некоторое время побродили по окрестностям, изучая местность, после чего, наконец, спустились к пещере.
— Теперь остается только посмотреть, что там внутри, — сказал Филипп, — Надеюсь, пещера не слишком большая.
Лоррен отодвинул его в сторону.
— Я пойду первым.
И он зачем-то вытащил из кобуры пистолет, и даже снял его с предохранителя. По летучим мышам он собрался стрелять что ли? Из "Магнума"?..
В пещере было абсолютно темно, сыро и уныло. При входе она была не слишком большой, но потом становилась шире и разветвлялась на два коридора. Один из которых, впрочем, вскоре закончился тупиком. Другой же коридор довольно резко опускался вниз и изгибался куда-то вправо.
Они прошли по нему метров тридцать, после чего коридор немного расширился, выходя в обширную полость, поросшую толстыми сталактитами, похожими на деревья, мешающими определить истинные размеры и форму пещеры. В углублениях на полу неподвижными озерцами стояла вода. Где-то в сводах, видимо, имелся выход на поверхность, потому что оттуда проникал призрачный лунный свет.
— В потолке дыра, — сказал Филипп, поднимая голову вверх, — нужно будет найти ее и узнать, насколько большая...
Все, что произошло дальше, заняло не больше пары секунд.
Оказалось, что Леаван был здесь. То ли он вообще много времени проводил у врат, занимаясь какой-то подготовкой к ритуалу, то ли просто все так удивительно совпало, — никто и никогда этого не узнал.
Он прятался за одним из сталактитов, должно быть, давно услышав шум шагов и голоса. Он успел приготовиться и нанес удар, как только нежданные гости подошли достаточно близко, чтобы не было опасности промахнуться. Он не знал, кто они, не знал, что им нужно, впрочем, в том, что это не случайные путешественники, сомнений у него быть не могло. В эту пещеру никогда не ступала и не могла ступить нога обычного человека.
Леаван выскочил из укрытия, резко выбросил руку вперед и перстни на его пальцах вспыхнули серебряным светом, больно резанувшим вампиров по глазам и почти ослепившим их. Сноп этого света, яркий и раскаленный, как солнечный луч, вылетел из перстней со скоростью молнии.
Филипп выхватил оружие, понимая, что выстрелить уже не успеет, серебряное копье летело ему навстречу, летело на его голос, и встречи с ним избежать было невозможно. Но Лоррен, как будто предугадал что-то подобное заранее, как будто заранее знал, что Леаван здесь, и он сделал шаг вперед раньше, чем тот нанес удар. На миг, — но раньше, и успел оказаться на траектории серебряного луча. Он даже успел выстрелить до того, как луч ударил его в плечо, ударил, как настоящее копье, развернув и отшвырнув назад.
Лоррен с такой силой влетел в Филиппа, что едва не сбил его с ног.
Филипп едва смог удержать его.
Он видел, как в груди Лоррена разрастается дыра, полыхающая ярким белым светом, и он пытался закрыть ее рукой, не замечая, что начинают гореть пальцы. Этот свет невозможно было погасить, он, словно яд, растекся по венам вампира. На миг Лоррен встретился взглядом с Филиппом, а потом свет хлынул из его глазниц и изо рта, и одновременно с этим кто-то с силой дернул Филиппа назад, отрывая от пылающего тела, которое вспыхнуло как промасленный факел и вдруг рассыпалось пеплом.
И снова воцарилась темнота. Еще более непроглядная и густая.
Пару мгновений Филипп стоял, застыв, как изваяние, а потом оттолкнул Тиалона и с воплем кинулся вперед, будто пытался поймать улетающий призрак.
Он видел дымящуюся одежду у своих ног и черные, словно обугленные от страшного жара кости. Он видел. Он не понимал, что это.
— Нет-нет-нет... Твою мать, Лоррен... — простонал он, падая перед костями на колени, — Что ж ты наделал, черт тебя возьми?
Убедившись, что Филипп в безопасности, Тиалон, на ходу вынимая из ножен кинжал, кинулся в темноту, туда, где, как он видел, скрылся Леаван. Стараясь прятаться за сталактитами, он добежал до конца пещеры и понял, что там никого уже нет. Вероятно, отступник ушел в портал. Чего, впрочем, и следовало ожидать.
У самой стены Тиалон увидел на камнях капли крови. Значит, Леаван все же был ранен. Впрочем, — вряд ли серьезно, иначе он не мог бы исчезнуть так быстро.
Немного правее, в самом дальнем углу пещеры Тиалон обнаружил врата. Огромный черный валун, смотревшийся чужеродно среди более светлой породы пещеры. Древние заклятия читались четко, предупреждая, угрожая, отталкивая: берегись этого места, сидхэ, ибо там, за тонкой магической преградой таится ужасное зло, которое не могло бы привидеться тебе даже в кошмарах. Уходи, как можно дальше, и постарайся забыть сюда дорогу...
Тиалон невольно отступил на шаг, чувствуя, как больно сжимается сердце и противные мурашки пробегают вдоль позвоночника. Он испытал тошнотворный ужас и мучительное, острое отвращение к тому, что таилось за этими вратами...
Когда фэйри вернулся, он обнаружил Филиппа по-прежнему сидящим на коленях перед грудой костей, совершенно неподвижно.
— Я нашел врата, — сказал Тиалон. — Они здесь, всего в нескольких шагах... Защита очень сильная. Даже удивительно, что Леавану удалось найти способ ее разрушить. Одной силы и знаний для этого мало, нужно непревзойденное искусство. Наверняка он очень давно задумал это...
Филипп ничего не отвечал и, заглянув ему в глаза, Тиалон подумал, что вряд ли тот его слышит. Казалось, будто из него вынули душу, но тело отчего-то не рассыпалось в прах, как должно бы.
— Я понимаю, что ты чувствуешь сейчас, — сказал фэйри, — Но нельзя отчаиваться. Порой судьба подвергает нас суровым испытанием на пути к великой цели и требует жертв, которые мы никак не готовы принести... Это как на войне. Мы идем на битву, зная, что можем потерять друзей и близких, и все равно идем.
— Этого не может быть, — пробормотал принц, и Тиалон не понял, говорит ли он с ним или с сам собой, — Этого не должно было случиться...
Филипп медленно потянулся к лежащим на камнях костям и машинально отдернул руку, потому что пепел был еще горячим, внутри него дотлевала магия фэйри, губительный для вампиров солнечный свет.
В руке принца по прежнему был пистолет, и он почти бессознательно поднес его к виску.
Потому что сделать это сейчас было бы легче и проще всего. Не оставаться в этой пещере, с этой неизбежностью, не чувствовать, как рушится мир вокруг, не позволять себе окончательно понять то, что произошло.
Еще лучше было бы сгореть вместе с Лорреном, но помешал проклятый фэйри.
И сейчас он помешал снова, — перехватил его руку, и каким-то неуловимо ловким движением выкрутил из нее пистолет.
— Нет! — воскликнул он, — Не смей! Тебе предстоит убить Леавана! Тебе и только тебе суждено убить его и спасти мир!
Ярость, затопившая Филиппа, была похожа на ослепительный свет, она вспыхнула так же внезапно, так же ярко и так же больно.
— На хер мир! — заорал он, — И на хер вас всех! Я не должен был вас слушать! Должен был придумать что-то сам! А еще лучше — послать все к черту!
И он вдруг с рычанием ударил кулаком по растущему рядом сталактиту, разбивая его на куски, словно надеясь, что тем самым может разбить и эту неправильную реальность.
Но реальность оставалась на месте, незыблемая, как скалы вокруг.
Все уже свершилось. Неверных решений не отменить и время не повернуть вспять. С этим можно смириться или не смиряться, но ничего нельзя изменить.
Тиалон помолчал несколько мгновений.
— В тебе говорит скорбь, но пусть она уступит место решимости.
Филипп посмотрел на него с сожалением, как на душевнобольного, ярость улетучилась так же быстро, как возникла, и лучше бы она оставалась, потому что на месте ее была невыносимая зияющая пустота.
