3.
В ту удивительную ночь жизнь Кристиана резко разделилась на две части. И все что было "до" как-то вдруг оказалось в далеком прошлом, в скучной, серой обыденности, которая была, как выяснилось теперь, всего лишь внешней оболочкой мира, фальшивыми декорациями, закрывающими мир настоящий. Парень чувствовал себя так, будто спал — и вот теперь проснулся. А может быть, наоборот, он спит теперь, и никак не может вырваться из объятий Морфея, напрочь замочившего ему голову материализовавшимися чудесами. Но если и так, просыпаться совсем не хотелось.
Все что стало "после", вообще не поддавалось ни описанию, ни осмыслению. Кристиан провалялся в постели дня три, утопая в сладком мороке волнующих снов, как какая-нибудь пятнадцатилетняя девчонка, впервые влюбившаяся и даже не в парня из старшего класса, а в какого-нибудь мифического демона с картинки из книги. Впрочем, демон ведь оказался совсем не мифическим. Так что сравнение получается не совсем уместным.
Удивлявшейся его загадочной болезни мачехе Кристиан сказал, что подхватил грипп. Да-да, такой вот грипп, с пониженной температурой и слабостью. И, между прочим, многих за последнее время подкосила эта зараза. Не сказать, чтобы эпидемия, но...
Спустя несколько дней Кристиан все же выбрался на солнечный свет, — бесконечно сидеть дома тоже было невыносимо, — и отправился на занятия в студию.
Но не дошел.
В метро он вдруг сделал совсем не ту пересадку, какую следовало бы, и приехал на "Музей д`Орсе".
День был вполне погожий, по центральным улицам бродили сотни туристов, и Кристиан надеялся, что не особенно выделяется в толпе. Он не спеша шел по набережной, скользя рассеянным взглядом по фасадам домов и чувствуя себя так, будто ему в спину нацелено дуло винтовки и снайпер уже готовится нажать на курок. Разум подсказывал, что вряд ли кто-то будет следить за ним и опознает в толпе, но все равно Кристиан не мог отделаться от мысли, что нарушает какой-то неписанный закон, и если его узнают, то теперь уже не просто лишат воспоминаний, а убьют. И вдруг пробудившийся инстинкт самосохранения метался в панике и громко вопил, призывая его скорее валить отсюда, и впредь обходить это место по широкой дуге.
Кристиан прошел вдоль улицы от станции метро до моста Согласия, но нужного дома почему-то так и не нашел. Должно быть, пропустил его от волнения. Парень попытался вспомнить, как же выглядел парадный вход, но почему-то в памяти не всплывало ни одной характерной детали, только крыльцо и дверь, утопающие в темноте.
Теперь ему стало страшно совсем по другому поводу.
Что, если в его память все-таки вмешались и этого дома он так и не найдет?!
Кристиан решил изменить методику и попытался припомнить, какую именно картинку он видел из окна. Здесь память подбрасывала больше зацепок. Кристиан помнил набережную и реку и утопающий в тенях парк Тюильри прямо за рекой. И где-то довольно далеко справа светилось разноцветными огоньками колесо обозрения. Из всего этого можно было заключить, что искомый объект должен был располагаться именно на набережной Анатоль Франс.
Кристиан перешел на другую сторону улицы и еще раз прошел сначала до станции "Музей д`Орсе" а потом зачем-то дальше до набережной Вольтера, теперь более внимательно разглядывая дома. И снова он не нашел ничего похожего!
Кристиан попеременно расстраивался, злился и паниковал и всячески гнал от себя робкий голос здравого смысла, уверявшего его, что все к лучшему, и ему стоит прекратить бродить здесь взад и вперед и надлежит ехать на занятия, оставив попытки лезть в неприятности. В конце концов: ну найдет он этот дом. Дальше что? Может и ничего... Но как заставить себя добровольно остаться за фальшивыми декорациями, когда успел увидеть настоящий мир? Это же спятить можно...
В конце концов, Кристиан устал от беготни, он уселся на парапет и некоторое время смотрел на пришвартованные у причала кораблики. Потом обернулся, и вдруг... Он увидел тот самый дом прямо перед собой. Вот же он!.. Шестиэтажный особняк за высокой оградой из черных пик. Как он мог забыть об этой ограде?.. Все окна наглухо закрыты жалюзи, кажется, что это не дом, а какая-то крепость. Что ж, — это еще одно доказательство. Как странно, почему же с улицы он не заметил этот дом? Вернее заметил, — его невозможно было бы не заметить даже с пьяных глаз или в бреду! Но он не обратил на него внимания! Он его не узнал!
Стараясь не отводить взгляд от особняка, будто опасаясь, что стоит ему сделать это, и тот снова куда-нибудь пропадет, Кристиан перешел улицу, едва не попав под колеса автомобиля.
Оказавшись рядом с домом, он почувствовал себя странно, будто, в самом деле, был пьян, — мысли вдруг разбежались и появилось острое желание срочно куда-то идти, и главное, скорее уйти от этого дома. Взгляд заскользил в сторону, не желая задерживаться на том, что находится за оградой. Что за черт? Кристиан тряхнул головой и снова устремил взгляд на дом. Это он, точно он! Парень помнил эти ворота, которые той ночью медленно открылись, пропуская во двор машину, помнил подъезд под сводом арки... Отойдя чуть в сторону, и встав на цыпочки, Кристиан даже разглядел за деревьями номер дома. Ну, надо же! А то он уже было подумал, что это какой-то призрачный особняк, не нанесенный на карты, и найти его можно только очень хорошо постаравшись, все равно как платформу "девять и три четверти" из фильмов о Гарри Поттере.
Подумав о магии, Кристиан вдруг испугался. От радости он, видно, лишился разума, иначе чего он стоит тут у всех на виду и пялится на этот дом?! Здесь наверняка куча камер слежения, которые давно его засекли и запечатлели в самых разных ракурсах! Кристиан отступил на шаг, огляделся вокруг, словно что-то потерял, а потом, стараясь не спешить, двинулся по улице в сторону метро. Ему снова казалось, что за ним следят. Безумно хотелось обернуться. Или сломя голову помчаться к метро, расталкивая туристов. Вот интересно, если он оторвется от предполагаемого хвоста, сумеют ли его преследователи найти, где он живет?... Бля! Он же сам называл адрес парню, который провожал его до такси! Ну, не придурок ли? Надо было солгать... Впрочем, чего уж теперь? В тот момент Кристиан думал только о том, как бы не рухнуть где-нибудь или не сблевануть, да и не было у него причин выдумывать что-то.
В студию он так и не поехал, вместо этого вернулся домой, влез в Интернет и ввел в поисковую систему номер найденного дома. Кристиану было очень интересно узнать, кому он принадлежит, хотя он подозревал, что и это будет непросто. Сейчас снова начнется какая-нибудь путаница и, в конце концов, окажется, что такого дома в адресной базе данных просто не существует.
Но он опять ошибся.
И дом и его хозяин оказались в открытом доступе, если конечно, информация о владельце не была ложной. Особняк принадлежал некому Филиппу Данвилю, личности как выяснилось, довольно известной в кругу парижского бомонда. Сделав теперь уже поиск по имени, Кристиан даже нашел несколько его фотографий, сделанных журналистами на каких-то богемных тусовках.
Это был он. Его вампир. Собственной персоной.
Только он выглядел немного иначе. Совсем как человек. Смотрел в камеру со слегка ироничной улыбкой, салютуя фотографу бокалом шампанского.
А Кристиану казалось, что он смотрит прямо на него. И он тоже смотрел своему вампиру в глаза, затаив дыхание и почти веря в то, что тот действительно видит его через экран, и сможет сейчас, так же, как той ночью, заглянуть ему в самую душу и коснуться чего-то такого очень сокровенного, о чем так просто никому не расскажешь даже себе самому. И вытащит это на поверхность, заставляя наслаждаться тем, чего ты боялся и что хотел бы в себе убить. Заставит тебя поверить, что ты можешь быть свободен от любых запретов... С ним можно было чувствовать себя так, — абсолютно свободным.
— Филипп, — проговорил Кристиан, словно пробуя это имя на вкус и подумал, что оно очень подходит его вампиру. Вот интересно, он получил его при рождении или выдумал позже? И сколько вообще ему может быть лет? Увы, вряд ли гугл даст ответ и на эти вопросы...
Кристиан коснулся экрана монитора, проведя кончиками пальцев по щеке своего вампира и вдоль линии его губ. Ему даже показалось, что улыбка мужчины на фотографии стала чуть более насмешливой.
И снова солнечное сплетение сжалось в сладком предвкушении.
Вот же черт... Что такого в тебе, Филипп Данвиль или кто ты там на самом деле... Почему меня так безумно тянет к тебе, что я готов идти к твоему дому прямо сейчас, среди ночи, не думая о том, убьешь ли меня ты сам или это сделают твои слуги? Ты действуешь так на всех? Или только на меня? Все дело в том, что ты вампир? Но вот сейчас ты так похож на человека, а мне все равно. И знаешь, я думаю, что даже предпочел бы, чтобы ты был человеком. Потому что, может быть, тогда ты не был бы такой высокомерной сволочью. И даже если бы ты и не удосужился узнать мое имя, то, по крайней мере, не называл бы меня едой... После всего, что было. Знаешь, вообще это странно. Даже не будучи человеком сейчас, ты ведь был им когда-то. Неужели и тебя кто-то называл едой?
Остаток дня и вечер Кристиан просидел за компьютером, вытягивая из сети по крупице всю информацию, которая имела хоть какое-то отношение к Филиппу Данвилю. И накопал ее довольно много. Хотя, конечно, вся она была какой-то поверхностной, и ничего действительно важного не проясняла.
На каком-то гламурном сайте Кристиан наткнулся на крошечное объявление, что в принадлежащем Данвилю клубе в ночь на первое ноября состоится закрытая вечеринка, посвященная Хэллоуину. Автор предполагал, что там будет весело и отвязно. Но только вот вход по приглашениям, как обидно.
Кристиан даже рассмеялся от неожиданности. Нечисть празднует свой профессиональный праздник?! И кем же они оденутся? Вампирами?
Щелкнув мышью по компьютерному календарику, Кристиан выяснил, что до Хэллоуина осталось всего ничего — чуть больше недели. Может, стоит и ему посетить вечеринку? Одевшись гамбургером. Или нет — лучше Рэнфилдом, чтобы можно было упасть рядом с Филиппом на колени и исступленно бормотать "хозяин, хозяин". А может быть, ему самому стоит нарядиться вампиром, так сказать, с намеком. Обрати меня, любовничек, и мы больше не будем пересекаться в пищевой цепочке. Скажешь, я тебе совсем не нужен? А вот и неправда. Иначе ты заставил бы меня забыть о тебе.
Конечно, это было чертовски опасно, но Кристиан знал, что пойдет и попробует попасть в этот клуб. Потому что если упустит такой шанс, возможно, единственный и неповторимый, то никогда не простит себе этого.
Да и что такого, в конце концов? Он же не собирается лезть в какое-нибудь логово монстров, это всего лишь вечеринка, и на ней наверняка будет полно людей, не подозревающих о том, что кое-кто из переодетых вампиров может их взаправду сожрать. И, кстати, скорее всего, никто никого жрать и не будет, — разве что откусит кусочек, и все, — монстры нынче вполне себе цивилизованные и мирные. Они не убивают людей. Ну, разве что случайно... Так что, единственной реальной опасностью, которая Кристиана могла там ждать, было то, что его все-таки не пустят на вечеринку без приглашения, хотя вообще-то частенько красивых мальчиков и девочек на всякие закрытые мероприятия пускали просто так. В качестве украшения банкета. Конечно, если банкет нуждался в украшении...
Кристиан так и не придумал, во что ему одеться, поэтому решил просто покопаться в театральной костюмерной на удачу. Ему попался костюм Призрака Оперы, состоящий из гламурной рубашки с отложным воротником и кружевами на манжетах, штанов с высокой талией, темно-синего плаща и сапог до колен. А главное, к нему прилагалась маска, закрывающая верхнюю половину лица. Почему-то Кристиану понравилась мысль о том, чтобы сохранить инкогнито, ну хотя бы на первое время, которое понадобится на то, чтобы осмотреться. Костюм пришелся ему почти в пору, разве что штаны оказались великоваты, но можно было вполне обойтись своими.
4.
В ночь накануне Дня Всех Святых город заполонила нечисть. В своем костюме Призрака Оперы Кристиан выглядел еще довольно прилично среди носящихся по улицам ведьм, привидений, оживших мертвецов и прочих тварей в окровавленной одежде и с резиновыми масками монстров на головах. Некоторые выглядели очень правдоподобно и по настоящему жутковато, тем более, что теперь Кристиан мог предположить, что кто-нибудь из них вполне может оказаться настоящим. Чудовища гуляли, взявшись за руки, катались на велосипедах и роликах, высовывались из окон машин, распевали песни, завывали и рычали, пытаясь пугать цивильно одетых прохожих, и тем и другим было весело.
Кристиан решил прогуляться по городу пешком. В последние дни он пребывал в какой-то эйфории, плохо спал, мало ел, целыми днями пропадал на занятиях в студии, а после таскался с друзьями по клубам и кафешкам, не давая себе возможности остановиться и подумать и, может быть, испугаться. Почти у самого края пропасти его настиг звонок матери, и удержал от того, чтобы бездумно сделать последний шаг. И теперь глядя на беснующийся вокруг карнавал нечисти, Кристиан вспоминал в какой экзальтированной мрачности проходила хэллоуинская ночь в их с матерью доме. Как только на землю спускались сумерки, и на улицах начинали звучать радостные крики и смех, мать опускалась на колени перед распятием и начинала шептать молитвы. Она говорила — множество страшных чудовищ в эту ночь получают право безнаказанно творить зло, и уберечься от них можно только беспрестанной молитвой. Глупые люди бегают по улицам, наряжаясь нечистью и уподобляясь проклятым, не понимая, какой опасности подвергают себя и своих детей. Они остаются живы только потому, что есть люди, которые ночь на пролет молятся за них и за весь мир, погрязший во тьме... Мать позвонила вчера вечером, будто предчувствуя что-то, интересовалась здоровьем сына и пыталась в очередной раз выяснить, чем он занят, где бывает и с кем дружит. У нее был задушенный голос, будто перед тем она долго рыдала. И теперь Кристиан думал: что было бы, если бы он рассказал ей правду? Вот так сходу, — обо всем сразу?
Сказала бы она тогда напоследок свое обычное: "Я буду молиться за тебя"?
Или поставила бы точку в некрологе: "Будь ты проклят"?
Последнее более вероятно...
Перед входом в клуб царило бурное веселье, казалось, будто именно здесь пульсировало сердце всего сегодняшнего разгула нечисти. Вокруг толпилось множество людей, с любопытством заглядывающих за постоянно открывающиеся двери, в попытках разглядеть в пронизываемой вспышками неонового света темноте что-то такое особенное, что было в этом клубе и чего не было в остальных. Кристиан мог бы запросто ответить на этот вопрос: приглядитесь, как следует, и вы сможете заметить, что здесь не люди притворяются монстрами, а совсем наоборот. Впрочем, — монстры даже не притворяются людьми, только не этой ночью, сегодня они вправе быть самими собой, именно поэтому даже здесь, на улице, рядом с их логовом, такая особенная жутковатая атмосфера, возбуждающая и будоражащая кровь. Это не игра, это не карнавал, это все по-настоящему... Люди не верят в монстров, поэтому и не могут понять своих ощущений. Кристиан подумал, что если бы его безумная — или, напротив, разумная? — мать вдруг оказалась в этом месте, она бы все поняла правильно и доходчиво просветила бы остальных: она вооружилась бы распятием и святой водой и устроила бы здесь воистину адский переполох.
