Когда высокие лица покинули кабинет командующего, в коридоре Феропонтиков подошел к Будякину.
— Скажите, Федор Митрофанович, в перехваченном письме указано только одно имя, Чан Цзин-Хо, больше никого?
— Есть ещё пара имен — осторожно ответил контрразведчик.
— Ставлю сто против одного, что это тоже коммерсанты — уверенно изрек полицмейстер.
— Ваша, правда, Илларион Матвеевич — согласился Будякин. — У вас есть какие-то соображения по этому поводу?
— Есть. Только, что вы получили у Андрея Медардовича право на широкие аресты подозреваемых в заговоре лиц. Насколько я понимаю, большинство заговорщиков это состоятельные китайцы решившие половит рыбку в мутной воде. Как вы отнесетесь к тому, если список выявленных заговорщиков пополниться фамилиями нескольких человек, которые априорно могут состоять в нем. Это может быть очень выгодным делом.
— Не совсем понял ваши слова Илларион Матвеевич, поясните — попросил контрразведчик.
— Всякий уличенный в заговоре человек, по законам военного времени подлежит передаче военно-полевому суду, а имущество его поступает в казну. Некоторые русские патриоты будут весьма признательны, если ряды харбинских коммерсантов будут очищены от азиатских заговорщиков — иносказательно молвил полицмейстер.
— Сейчас для меня, как смею надеяться и для вас, важно нейтрализовать мятеж в самом его зародыше. В этом случае я думаю лучше проявить сверхбдительность, чем недоглядеть. А вот когда дамоклов меч заговора будет убран от нашей головы, тогда можно будет и заняться, определением кто виноват, а кто невинная жертва роковых обстоятельств. Тут все будут решать показания и доказательства — контрразведчик многозначительно подмигнул Феропонтикову и тот с пониманием закивал головой.
— Не извольте беспокоиться, Федор Митрофанович, доказательства будут — заверил полицмейстер собеседника.
Между тем, в осажденный врагом город пришла Пасха. Несмотря на военные действия, русское население Харбина решило встретить главный праздник христиан с прежним размахом. Ровно в полночь с великой субботы на Воскресенье, в погруженном во тьму городе, под громкие крики "Христос воскресе!" внезапно разом над всеми церквями вспыхнули кресты.
И хотя это была электрическая иллюминация, зрелище было потрясающее. Казалось, что горящие в воздухе кресты действительно знаменуют воскрешение Христа, торжественно попирая мрак ночи. В эту минуту мало кто их харбинцев, вне зависимости от вероисповедания, не улыбался, от гордости за свой город и не осенял себя крестом. Настолько величественным было это рукотворное чудо.
В храмах ещё шла заутренняя литургия, а в домах горожан уже активно разговлялись. На праздничных столах, накрытых белыми скатертями, в громадном изобилии лежало всевозможное угощение. Люди разговлялись знаменитыми харбинскими окороками, колбасами, поросятиной. Столы ломились от оленины, фазанов, гусей, уток и курей.
Особо состоятельные горожане могли позволить себе украсить стол черной и красной икрой. Те, которым это было не по карману, обходились яблоками, грушами, апельсинами, ананасами, бананами, которые стоили буквально копейки. И у всех, вне зависимости от достатка, праздничный стол украшали всевозможные выпечки, куличи и пасхальные яйца.
В отличие от горожан, защитники Харбина были лишены возможности, отметить светлое христово Воскресенье. Находясь в полной боевой готовности, они лишь поздравили друг друга с праздником и провели всю ночь, не смыкая глаз.
Тревожась о возможности ночной атаки врага, начальник штаба полковник Чумаков лично на передовую линию обороны, однако на удивление всё было тихо. Лишь в одном месте произошел тревожный инцидент, с участием русских пограничников.
Желая запутать противника, Будякин решил устроить ложный переход посланца господина Мо. Глубокой ночью, на нейтральную полосу было доставлено тело убитого шпиона, все это время, находившееся в городском морге под усиленной охраной.
В полной тишине, пограничные пластуны подтащили труп связника к заранее выбранному месту и укрепили на груди убитого гранату, аналогичную той к которой было привязано письмо к заговорщикам. При помощи тонкой лески, в нужный момент гранатная чека была выдернута, и сильный взрыв разворотил верхнюю половину туловища лазутчика.
Как и следовало ожидать, внезапный взрыв в ночи породил яростную перестрелку между воюющими сторонами, по прошествию времени сошедшую на нет. Когда же расцвело, китайские дозорные заметили вблизи своих позиций останки неизвестного человека. С большим трудом из-за прицельного огня противника они сумели доставить их в свое расположение.
По уцелевшим штанам и ботинкам трупа, китайцы опознали тайного курьера, неоднократно ходившего в Харбин по заданию господина Мо. После недолгого расследования причиной смерти шпиона был определен несчастный случай, о чем было немедленно доложено в штаб.
— Сколько раз твердил, этому Чжу, об осторожности, но он не услышал моих слов и вот, плачевный результат! Из-за его халатности мы лишились очень важных сведений, которые нам так необходимы именно сейчас! — гневно воскликнул Мо, когда телефонист доложил ему об инциденте, — задержите последнюю выплату его семье. Каждый должен платить за свои ошибки!
Столь резкая реакция у посланца генералиссимуса на гибель собственного разведчика, была обусловлена тем, что она путала ему карты в продолжающемся противостоянии с начальником штаба армии. Мо было нужно как можно скорее получить сообщение о новой диверсии, которая должна была уничтожить оставшийся у русских бензин. Полковник Го Можо подозревал, что у генерала Зайончковского дела с горючим обстоят, не столь плачевно, как об этом доносили разведчики Мо. Сообщение из Харбина должно было быть триумфальной точкой в поединке специального посланника с отсталым штабистом.
Горько обманутого в своих ожиданиях, Мо очень подмывало отправить немедленно нового связного в Харбин, но здравая логика удерживала его от столь опрометчивого поступка. Гибель Чжу и торопливое извлечение его останков, наверняка обострило внимание русских солдат на этом участке обороны. Следовало сделать паузу, искать новое место перехода, а времени у Мо было, что называется в обрез.
План штурма Харбина полковника Го Можо не был поддержан Чжан Сюэляном, посчитавшего, что восстание в тылу противника более выгодный для него вариант. В этом случае он экономил на потерях, сохраняя вверенные ему отцом силы. При нынешнем положении дел в Поднебесной было очень важным.
Командующий согласился отсрочить штурм Харбина до третьего мая, но с этого момента вся ответственность легла на плечи блистательного хамелеона. Погруженный в заботы грядущего штурма, господин Мо полностью лишился сна, но не собирался отступать. После личной рекогносцировки нового места перехода лазутчика, господин Мо дал добро на операцию.
Дату нового штурма Харбина, Мо решил сообщить заговорщикам ровно за сутки до его начала. Такого запаса времени вполне хватало Чан Цзин-Хо, привести в боевую готовность свои силы к началу мятежа.
Чтобы досадная случайность вновь не нарушила его планы, Мо не стал писать письма заговорщикам, да и в этом уже не было никакой необходимости. Лазутчику нужно было только назвать им время и место главного удара армии Чжан Сюэляна. Для окончательной страховки, что курьер в точности выполнит порученное ему дело, Мо заплатил вперед половину обещанной награды вперед, однако его планам не суждено было сбыться.
Ровно за сутки до появления лазутчика, в Харбине были проведены аресты заговорщиков. Была арестована вся верхушка заговора во главе с Чан Цзин-Хо, Ван Ю-Цзином, Бо Лу-Таном и Дун Фа-Лу. По личному распоряжению генерала Зайончковского их задержание производил штабс-капитан Рокоссовский.
Пограничник уже оправился от ранения и подал рапорт командующему об отправке на передовую, но тот неожиданно отказал.
— У меня для вас Константин Константинович, есть одно важное и очень ответственное поручение. В Харбине, нашей контрразведкой выявлен заговор среди китайской элиты в пользу Чжан Сюэляна. Взрыв состава горючего на станции, которым вы занимались, это как раз их рук дело. Теперь они намерены поднять мятеж в нашем тылу во время штурма противника города. Промедление в подобном положении смерти подобно и сегодня ночью мы намерены арестовать заговорщиков. Вам предстоит принять в этом самое непосредственное участие.
— Я? — удивился Рокоссовский, — но ведь с этой задачей может справиться любой офицер штаба.
— Вижу, эта весть вас не особенно обрадовала, но что поделать, — генерал сочувственно покачал головой. — Для сохранения полной секретности проводимой операции привлечение людей со стороны недопустимо и потому, я привлекаю к этому делу только тех, кому доверяю. Что же касается вашего рапорта, то я даю слово, что удовлетворю его, как только с угрозой мятежа будет покончено. Ещё навоюетесь, это я вам обещаю.
Рокоссовский с блеском выполнил порученное ему задание. В течение ночи все указанные во врученном ему списке люди были арестованы и доставленные в здание контрразведки. Ни один из главарей заговора не оказал никакого сопротивления при аресте. При виде возникшего посреди ночи офицера с ордером на арест, все они униженно лепетали о своей невиновности. Не попадая от испуга в рукава пальто, опасливо косясь на солдат конвоя, заговорщики как заведенные твердили о происках врагов и об ужасной ошибке совершаемой господином штабс-капитаном.
В большинстве своем, захваченные врасплох заговорщики, покорно шли к полицейской пролетке или автомобилю, однако были и исключения. Тем, кому уже нечего было терять в этой жизни, оказывали яростное сопротивление пришедшим за ними жандармам и пограничникам. Были случаи, когда на стук в дверь в ответ гремели выстрелы и взрывались гранаты, но их было крайне мало. Ликвидация "заговора мандаринов", как он был после прозван газетчиками, прошла успешно. Всего в ночь с 30 апреля на 1 мая, было задержано свыше двухсот человек.
Верхушка заговора содержалась в здании ведомства господина Будякина на улице Владимирской. Там ими активно занимались следователи, и занимались надо сказать довольно успешно. Едва оказавшись в довольно стесненных для себя условиях пребывания, лишившись своего привычного образа жизни и ореола неприкасаемости, господа банкиры и коммерсанты принялись спешно облегчать свою душу, дабы спасти драгоценные жизни. Следователи только успевали записывать показания подследственных и докладывать Будякину и Зайончковскому о вновь открывшихся обстоятельствах.
Все остальные арестованные и задержанные по подозрению в соучастии заговору были размещены на двух баржах на реке Сунгари. Тщательно охраняемые жандармами, они пребывали в строгом карантине до выяснения всех обстоятельств дела. Господин Феропонтиков самым внимательнейшим образом следил за содержанием своих подопечных время, от времени пополняя их ряды новыми арестантами.
На явочных квартирах заговорщиков, выявленных путем агентурной слежки и энергичных допросов арестантов, были установлены засады. В одну из них и угодил пробравшийся в Харбин связной господина Мо.
После короткого, но весьма энергичного допроса, шпион был вынужден назвать имена тех к кому он шел, и озвучить послание от господина специального советника. Полученные от пленного сведения позволили Зайончковскому сделать последнюю рекогносцировку перед наступлением противника.
В назначенный день и час, Чжан Сюэлян двинул свои войска на штурм Харбина в полной уверенности в своей победе. Да и как тут было сомневаться, когда из-за непрерывных угроз диверсий хунхузов, КВЖД полностью встала. Каждый новый провод в осажденный город очередного эшелона с боеприпасами и подкреплением, стал подобен боевой операции. Идущие в Харбин поезда находились под постоянной угрозой подрыва или схода с рельс, нанятые японцами хунхузы честно отрабатывали полученные деньги. А тем временем, в Лиге наций поборники демократии с пеной у рта требовали от России недопущения участия в конфликте регулярных войск, ссылаясь на статьи договора по КВЖД. Все это вкупе с заговором, давало войскам клики неплохие шансы на успех.
Как и предполагал Зайончковский, главный удар китайцы наносили со стороны старой мельницы. Их здесь ждали, но полковник Го Можо преподнес русскому командованию весьма неприятный сюрприз. В самый последний момент он убедил Сюэляна нанести отвлекающий удар по позициям прибывших в Харбин казаков и как ни странно он имел определенный успех.
Причиной его послужил Случай, который не подвластен никаким расчетам и прогнозам. Перед началом наступления, китайцы нанесли артиллерийский удар по русским позициям. Обстрелу подверглись все выявленные узлы обороны, в том числе и фанза, где находился казачий штаб.
Большого ущерба для русской обороны этот обстрел не нанес, но вот на время нарушить управление казачьими соединениями он смог. В результате обстрела, один из вражеских снарядов угодил в фанзу, где в это время шло совещание казачьих атаманов. От его разрыва погиб атаман Калмыков вместе с двумя другими казаками, а также был тяжело ранен атаман Семенов, вместе со своим ординарцем.
Весть о случившейся трагедии быстро разнеслась по позициям, вызвав растерянность среди казаков. Лишившись общего командования, он дрогнули под напором устремившегося в атаку врага и отступили ко второй линии обороны.
Получив сообщение о наметившемся успехе, Го Можо стал настаивать на переброске против казаков дополнительных сил. После некоторого колебания Сюэлян согласился отправить из резерва два батальона пехоты, но их появление на поле боя совпало с прибытием двух русских броневиков. Под прикрытием их пулеметного огня казаки яростно контратаковали и сумели выбить врага с захваченных позиций.
Когда об этом доложили Го Можо, ни один мускул не дрогнул на лице полковника от полученного известия.
— Все идет точно по плану, — уверенно заверил он Сюэляна, хотя в душе очень надеялся ворваться в Харбин в ближайший час, другой. — Своими действиями мы прочно сковали значительную часть броневиков противника и если верить сведениям господина Мо, они надежно прикованы к этому участку фронта.
— Можете не сомневаться, господин полковник. Топлива у русских машин имеется ровно на одну заправку — хвастливо заявил посланник генералиссимуса. Словно подтверждая его слова, в штаб пришло донесение, что русские броневики не отошли в тыл, как это было прежде, а остались на позиции.
— Вы видите! Все верно! У них нет горючего, и теперь они нам не опасны! — ликовал Мо. — Господин генерал, можете смело наносить удар нашими главными силами. За успех наступления я ручаюсь!
— Командуйте, Го. Надеюсь, госпожа удача не обнесет нас своей милостью — приказал Чжан Сюэлян и полковник начал яростно вертеть ручку походного телефона.
Первые сведения, поступившие с поля боя, были вполне обнадеживающими. Под давлением наседающих китайцев, русские оставили свои позиции в центре, оказывая упорное сопротивление на флангах. Появление на передовой двух новых броневиков было встречено китайцами плотным орудийным огнем. По приказу Го Можо к месту прорыва была переброшена почти вся имевшаяся у китайцев артиллерия. Выкаченные на прямую наводку пушки прицельными выстрелами повредили одну из машин и заставили русские броневики отойти.
