Закрыв дверь на ключ и хорошенько подергав ручку, я медленно поковыляла вслед за Орикой, вздыхая на каждой ступеньке лестницы. Наверху, стоило вынырнуть из-за плотной холстины занавески, в лицо одуряющее ударил теплый ветер с россыпью прохладных капель. Солнце ослепляющее вызолотило реку по обе стороны от той посудины, на которой мы плыли.

"Дримуя? — Попытка вспомнить название провалилась. — Эртая?"

— Как называется такой корабль, Орика? — спросила я у девочки.

— Митиная! — радостно подсказала девочка. — Самая большая на Верткой! Шестьдесят пять метров в длину.

— Угу, — хмыкнула я, едва успев увернуться от пробежавших мимо мальчишек.

— Мы с родителями плывем в Эдишь. Так долго... — Орикая вздохнула. — Папа, правда, сказал, что на повозке дольше. А на митинае хоть и дороже вдвое, зато лошадок покупать не нужно. Пойдемте, я вас с папой познакомлю!

Знакомиться с родителями этой вертлявой девчонки мне хотелось ровно также, как есть кашу, что подают в придорожных едальнях!

Парус на средней мачте негромко хлопнул, когда ветер изменил направление. Я вяло глянула вверх, следя за тем, как несколько мужчин спешат свернуть затрещавшее полотнище. Рулевой у нас за спиной громко выкрикнул непонятные приказы и приналег на громадный рычаг.

— Ой, опять только по течению плыть будем, — вздохнула Орика, подбегая к левому борту и опасно свешиваясь за перила. — Вода совсем спокойная. Папа говорил, что у Верткой течение везде непохожее, так что где-то быстро пролетим, а где-то, вот как теперь, долго ползти будем. Да еще без парусов...

Я никак не отреагировала. Главное, подальше от всех, навроде Эфрона, а остальное я переживу!

* * *

Гравий перед замком уже успели обновить по весне, не пожалев подсыпать на подъездную дорожку привозного белого щебня. Клант не любил появляться вот так, без приглашения, внезапно, но необходимость всегда нарушала его привычки. Волосы встрепало ветром во время переноса, но пригладить их легард уже не успевал.

Зажав под мышкой толстую стопку перехваченных по дороге сюда документов, киашьяр стремительно направился к Алору. Мальчишка-садовник, собиравший прошлогодние листья в корзины, при виде легарда замер, переступил с ноги на ногу, а после стремглав бросился к живой изгороди, чтобы предупредить слуг с черного хода.

В другой день Клант выбрал бы более заметный способ прибытия, долго бы кружил над владениями князя Виктора на легале, привлекая внимание. Но...

— Отложим это на день поспокойнее, — сам себе предложил киашьяр и взбежал по лестнице к дверям замка. Слуги с непроницаемыми лицами распахнули створки, склонившись в поклоне.

— Я хочу видеть князя Виктора, — сообщил легард замершему в холле слуге. Тот безмолвно простер руку в сторону и направился к кабинету хозяина.

Князь встретил блондина молчаливым кивком, как старого знакомого и родственника. Стоило двери закрыться, Клант упал на стул у стола Виктора, свалив на столешницу кипу бумаг и пергаментов.

— Это что?

— Посмотрите сами, — предложил Клант.

Князь взял несколько листов и пробежал по ним взглядом, почти тут же побелев лицом:

— Это правда?

— Ваша дочь выкрала эти бумаги в Торре.

— Эмма знает, что у меня с Тривсом не самые добрые отношения, — хмыкнул князь, проверяя другие бумаги. — Князь Торры ополоумел в конец, надо сказать!.. Кажется, Эмма также не питает к нему приязни...

— В самом деле? — небрежно уточнил Клант. О малышке, младшей дочери князя он знал, казалось бы, все.

— О да! Тривс как-то пробовал со мной помириться, еще когда только овдовел. И предлагал скрепить дружбу через брак. Свой с Эммой, — довольно кивнул мужчина.

— В то время Эмме было... — Клант задумался. — Четырнадцать?

— Одиннадцать. Тривса это не смутило. За ним, видите ли, тянется дурная слава... — Князь непроизвольно дернул бровью. — В этом вопросе. Кажется, с его первой супругой вышел какой-то скандал...

— Да, знаю, — отмахнулся Клант. — Эта история докатилась даже до Элессона. Отец той девушки очень оскорбился поведением Тривса и, будучи знатным родственником Баррскому князю, вынудил негодника жениться на опороченной бедняжке.

— Вот-вот, только девушка не вынесла всего случившегося...

— Или самого Тривса? — предположил киашьяр.

— Умерла в неполные двадцать лет от четвертых родов. Что ж, я рад, что у меня появилась возможность призвать Тривса к порядку! — довольно потер руки Виктор. — Мне нужно отправить весточки другим князьям.

Клант кивнул, мановением руки создавая на столе десять одинаковых искрящихся голубков.

— Они доставят ваши послания в считанные минуты, — объяснил киашьяр.

— Великолепно, это ускорит решение. Поездка в город к магу заняла бы слишком много ценного времени. Вы знаете, кто именно обвел Тривса вокруг его дурной головы? — на миг оторвавшись от написания посланий, спросил князь.

— Это, к моему прискорбию, легарды, Ваша Светлость князь Виктор.

— Как вы там их называете? Изгнанные?

— Да, князь, именно. Кто-то направил их сюда в княжества, чтобы незаметно для нас захватить людские владения, — печально кивнул легард.

— Но это не тот, о ком мне рассказывала Эмма? — повел пером мужчина.

— Нет, теперь я точно уверен, что Джеймен погиб. Но, как выяснилось, его отец выжил много лет назад, — после секундного сомнения, рассказал киашьяр. — И именно он все последние тридцать лет управлял Изгнанными, часть времени через своего сына.

— Но зачем это было нужно?

— Видно перед советником встал вопрос, как продолжать разрушать наш род и не выдать при этом себя королю. И он придумал довольно хитрый план, который мог устранить и еще одну проблему — старшего из наследников Легардора. — Клант встал, прошелся по кабинету и вновь присел на стул.

Князь покачал головой и быстро начертал одинаковые послания всем князьям. Как только последний голубок выпорхнул сквозь окно, Виктор довольно усмехнулся, погладив седеющую бороду:

— Нужно не забыть напомнить Тривсу о пошлинах, сейчас самое время поднять цены на шерсть...

В коридоре произошло какое-то движение, секретарь негромко что-то забубнил, но женский визг вмиг все заглушил.

— Ох, опять этот дуралей спрячется от них под столом и не будет вылезать до самого ухода. Я бы тоже влез под стол, но сестра и дочь выволокут меня за уши, — хмыкнул князь.

Клант свел брови к переносице, отступил к стеллажам с книгами и произнес короткую формулу невидимости, замерев в углу. Князь завистливо вздохнул и приготовился к встрече.

— Отец! — В кабинет, придерживая юбки ввалилась Ольма, а следом за ней леди Севиль.

— Брат! — Сестра князя оттолкнула племянницу с дороги и плюхнулась на заскрипевший стул. — Как это понимать? Я вызываю к себе портного, а он присылает записку... Записку! Что ты велел нам отказывать в новых нарядах!

— Да! — взвизгнула Ольма. — Что это значит?

Второго свободного стула в кабинете не оказалось и княжна принялась вышагивать, зло постукивая каблучками.

— А что вы хотели? — с наигранной веселостью спросил князь, не вставая с места. — В прошлый раз из-за вас обеих казна опустела вдвое. Сейчас весна, денег нет.

— Ты просто издеваешься над нами! — завопила леди Севиль.

— Мало того, что за Вирой ты дал приданое в два раза больше, чем за Эвилой, так еще...

— Твоя сестра, Ольма, вышла замуж за будущего короля нашего самого большого соседа. Вспомни о приличиях и перестань кружить здесь как ворона, — негромко велел Виктор.

— За мной ты вообще пожалел что-то дать, — не унималась княжна.

— Твой сын, если ты помнишь, станет наследником Алории. Это достойная плата за мое терпение, тебе не кажется? — свистящим шепотом уточнил князь, нависая над столом.

— Нет, не кажется, — в тон отцу выдала Ольма.

— Мне же ты урезал содержание почти до нуля! — встряла Севиль, поправляя седые космы. — Чем я заслужила такое обращение?

— Сестра, ты забываешься! — гаркнул Виктор, теряя терпение и испытывая неудобство перед Клантом. — Ты тратишь достаточно.

— Вот отыщет Эмма себе кого-нибудь... Еще на приданое ей разоримся! — простонала Ольма, заламывая руки.

— Да кто ж ее возьмет? — брезгливо искривила губы Севиль. — Маг. В штанах ходит. Если только этот пришлый лорд польститься, раз уж они все равно одну девчонку к себе утащили...

— Да, уговори лорда Кланта на ней женится, пап, только чтоб не мы им, а они нам денег дали! — воскликнула княжна.

— Вон! Обе! — рассвирепев окончательно, вскричал князь. — Большей глупости вам в голову не пришло? Вон!

Подхватив юбки, леди выбежали из кабинета, будто выпущенные из пращи камни.

— Мелят всякую чушь, — уже тише произнес князь. — Извините их, лорд Клант.

— Да нет, это было... познавательно, — успокоил Виктора киашьяр. — Интересные у ваших родственниц мысли.

— Да это ж глупости, сами понимаете.

— Да, да, конечно, — задумчиво постучав указательным пальцем по губам, Клант усмехнулся. — Что ж предоставляю вам возможность решить вопросы с князьями без меня. Голубки двусторонние, так что ждите ответов.

Проводив легарда до двери, князь вернулся в свое кресло и расстроено пробормотал:

— И что Эмма в нем нашла?

Глава 14

Ничто так не украшает леди, как душевная чистота.

"Краткий курс придворного флирта, том первый"

Не смотря на пессимистичный настрой Орики, корабль уверенно шел по течению Верткой, почти не раскачиваясь из стороны в сторону. В центре палубы громоздилась гора деревянных ящиков, закрепленных к бортам сетью из канатов. Придержавшись за один из крепежей, я заглянула за груз, только теперь увидев остальных пассажиров и команду. Нос судна, как и на любой митинае, приподнимался над уровнем бортов на добрых полметра, отсекая волну.

Капитан судна сидел на балке, укреплявшей нос в поперечнике, и деловито посматривал вперед. В руке мужчина сжимал трубку с маленьким чубуком и длинным изогнутым мундштуком. Его гладко выбритые щеки лоснились на солнце.

Лицом навстречу волнам, на скрученных в бухты веревках расположились несколько мужчин, лишь невнимательному зрителю представавшие расслабленными и сонными. От меня не укрылось, как внимательно они следят за каждым движением капитана, готовые молниеносно вскочить и столь же стремительно исполнить приказ.

Верткая никого не щадила. Самая извилистая река западной части княжеств, она змеей прорезала степи Торры, вгрызаясь в холмистую местность Эдиша на подступах к Маяяре, теряясь в непреступных оврагах, а потом разливалась широким озером на пологих склонах безраздельной госпожой, чтобы переплести свои холодные воды с более спокойной Веретенкой. Дальше реки следовали вместе до самого побережья, даруя жизнь многим километрам долин вдоль своего устья.

— Это мой папа, — девочка указала на невзрачного худого мужчину, безмолвно взиравшего на волны по правому борту митинаи. Он не обращал внимания ни на матросов, ни на покрикивания капитана, ни на болтовню нескольких женщин, усевшихся на раскладные стульчики так чтобы видеть воду и жаловаться на попадающие на вязанье брызги.

Отца девочки я представляла себе иначе. Почему-то я ожидала увидеть добродушного молодого мужчину, вызывающего мгновенную симпатию и желание расспросить его хоть о чем-нибудь. Но этот человек выглядел сухим и жестким, как давно высушенный фасолевый стручок.

— Орикая, — без отцовской нежности строго сказал мужчина и поморщился, когда малышка с жаром приникла к его боку. — Тебя очень долго не было.

— А где мама? — вместо ответа уточнила девочка.

— Она спустилась в каюту. Ей стало дурно, — отец хмуро глянул на Орику. — Тебе стоило бы больше времени проводить с матерью.

Ничего более не сказав, мужчина нетвердой походкой, выдавшей его нервозность, скрылся с глаз за ящиками.

— Не обращайте на него внимания! — отмахнулась Орика. — Он просто очень волнуется. Мало того, что мы переезжаем, так еще мама братика ждет... А папа... Он хороший! Очень веселый. Тяжело ему просто.

Я сдержанно улыбнулась малышке и подошла к борту, наслаждаясь холодными брызгами. Переведя взгляд на женщин, занятых рукоделием, я непроизвольно хмыкнула, заметив их недовольство. Оно понятно. Подобные взгляды сопровождали всюду, куда бы я ни отправилась, даже в Академии некоторые крины презрительно поджимали губы, видя мой наряд.

Ройна, одевавшаяся куда женственней, по этому поводу всегда хихикала, напоминая мне, что очень немногие девушки в нашем учебном заведении носят штаны вместо юбки.

Отец так же часто пытался втолковать мне азы приличий. Но больше других старалась тетушка Севиль. Впервые увидев меня в тонких брюках из оленьей кожи, женщина подняла в замке великий плачь о моей утерянной голове. Те ее вопли до конца жизни впечаталась мне в сознание: "Твоя мать! Твоя покойница мать перевернулась бы в гробу, а уж Элиза и вполовину не была так почтительна к традициям, как я! Эмма, ты опозорила нашу семью, нашу фамилию, наш род! Все княжество!"

Никто не мог понять, как с тетушкой не случился удар. Она хваталась за сердце, требовала то воды, то ликеру, то свежего воздуха. Даже позволила на несколько сантиметров распустить свой корсет и расстегнуть ворот платья. Слуги судорожно обмахивали тетю широкими веерами из крашеных павлиньих перьев, с которых на кровать сыпалась пыль, брызгали в тетю водой, носили ей холодные примочки, чтобы можно было прикладывать к вискам, и тормошили Ольму.

Сестра в тот раз поступила умнее всех. Она к тете просто не пошла, предоставив мне возможность в полной мере насладиться спектаклем в одиночестве.

Тетя закатывала скандалы каждый раз, стоило чему-то произойти без ее ведома, так что я не стала пытаться утешить женщину. А поняв, что я занята поисками интересного бутона среди цветов в одной из ее многочисленных ваз, тетя раскричалась еще громче, колотя ногами по покрывалу, словно маленький ребенок.

Позволив женщине еще несколько минут свободно выражать свою ярость, я дождалась недолгой передышки между всхлипами и тирадами и быстро усыпила тетю специально ради нее выученной формулой. К ужину в тот день Севиль не спустилась, как и не изъявила желания позавтракать на следующий день, лишь к обеду с улыбкой распахнув веки. Но к этому моменту меня в Алоре уже не было, так что начинать скандал заново оказалось не с кем.

Вира, помахивая у меня перед носом пальчиком, всегда повторяла про уважение старших, без стеснения веселясь над рассказами о тете. В Элессоне никто не говорил мне, как я должна выглядеть здесь вообще никто не стремился никого воспитывать. Так Кириа обожала безразмерные туники и узкие брюки. Ее отец кривился, но терпел радуясь, что хоть на официальных мероприятиях дочь в том, что положено ей по статусу.

Больше других позволяла себе вольности, разумеется, бабушка Клео. Но уж эту особу даже король не брался осуждать! Иногда о нормах мне напоминал Клант, но одной фразы о том, чтобы киашьяр оставил нравоучения при себе, хватало для прекращения развития темы.