О делишках Хондара я им поведал ещё в тайге, когда мы выставили на реализацию дикарям трофейные доспехи. Думал, что будет много вопросов, но приятно ошибся, никаких сомнений в поддержке моих действий они не выразили. Оказывается, два года назад сюда ходила двоюродная сестра Кары, охраняя караван, но не вернулась ни она, ни караван, точно так же не вернулись несколько их подруг. И теперь странно было наблюдать выражение злобы на лицах ранее невозмутимых, таких роскошных красоток. Они почему-то были убеждены, что в гибели их родных виновны не какие-то там дикари, а именно Хондар и его люди.
— Мы им жестоко отомстим! — с болью в голосе, воскликнула молоденькая Кара.
Между тем, Гита застыла, как каменное изваяние, но через минуту широко распахнула ресницы и уставилась на меня своими большими карими глазами.
— Мы с вами, господин, — тихо сказала она без каких-либо эмоций и добавила, — мы всегда будем с вами.
Ни в день нашего прибытия, ни в два последующих, никакие люди в степи так и не появились. За это время народ успел отлично вымыться и устроить грандиозную постирушку, а затем просто отдыхал. Лично я пребывал в некотором волнении но, к счастью, ныне покойный пленник не обманул, к озеру караван прибыл почти точно по расписанию: за день до новолуния.
Расстояние до их лагеря было четырнадцать с половиной километров, поэтому даже при полном приближении видеокамеры, отчётливо рассмотреть лица не удалось. Между тем, наличие пятнадцати санных арб и, соответственно, пятнадцати ездовых, а также двадцати одного всадника полностью соответствовало полученной от пленника информации. Будем надеяться, что никто другой кроме Хондара с таким большим караваном здесь не ходит.
Орда степняков, численностью до сотни всадников, и ещё столько же заводных лошадей появилась лишь через два дня к вечеру. Они пришли с юго-восточного направления, и стали лагерем в километре от озера. Сразу же по нескольку человек с одной и другой стороны поскакали навстречу друг другу. Они спешились и минут двадцать о чём-то говорили, затем в долине зажглись костры, которые в спустившейся ночи перед невооруженным взглядом вспыхивали, как далёкие маленькие светлячки.
Мой молодой организм любил поспать подольше, этому не помешало даже напряжённое ожидание последних дней и мысли о предстоящем бое. Казалось, лишь только что закрыл глаза, а в ушах уже слышится "кхе-кхе" деда Котяя. На сей раз он не матерился во всю глотку и не орал, как недорезанный, однако побудка прошла оперативно и без суеты. Народ был собран и готов к предстоящему бою.
В долине тоже зашевелились с рассветом, сначала со стоянки снялись степняки, а затем и караван построился длинной змеёй и направился к подножью горы. Приближался момент финальной операции нашего нынешнего похода, и вот-вот она должна войти в завершающую стадию. Лагос предлагал перед боем наших лошадей из лагеря убрать, перегнать повыше, чтобы при приближении лошадей врага они друг друга не услышали. Но воспротивился дед Котяй, посчитал эту меру излишней, всех убедив, что исходя из нашего господствующего положения на местности и направления ветра, дующего поперёк тропы, лошади начнут ржать, когда уже будет поздно, когда болты и стрелы полетят навстречу врагу.
Караван противника преодолел оставшуюся часть долины и вышел на тропу, ведущую в горы. Теперь на щитке-мониторе тактического шлема, вражеские лица можно было рассмотреть в деталях, и то, что в авангарде на мохнатой степной лошадке сидел Хондар, ни у меня, ни у Иланы не вызывало никакого сомнения. Восемь километров они будут подниматься не менее трёх часов, так что время позволяло обиходить лошадей и скотину, а так же позавтракать самим. Грели воду и готовили пищу ещё затемно, так как разжигать угольные жаровни, несмотря на их бездымное горение, средь бела дня не рисковали.
Ждать и догонять — труднее всего, но развязка наступит вот-вот, совсем скоро. Стрелковые позиции и сектора обстрела персонально каждому воину были определены заблаговременно. Принять участие в бою хотел даже Жок, но я его шуганул к маме, зато Хуа, в хладнокровии, собранности и умении которого больше не сомневался, опять вручили арбалет Иланы. Она же с рейлганом в руках заняла позицию на левом фланге, получив задачу запереть тылы и пресечь любую попытку побега противника вниз по тропе.
Невосполнимый боезапас, а в равной степени и ёмкости оружейных аккумуляторов, таяли, как снег у жаровни. За время путешествия, например, сто двенадцать снарядов к рейлгану и двадцать две иглы к игольнику, словно бык языком слизал. Но я нисколько не жалею, как средство достижения базисной цели моё высокотехнологичное оружие свою задачу выполняет качественно и в полном объёме. Сейчас даже по самым приближенным подсчетам на каждый затраченный снаряд приходится сорок золотых монет чистой прибыли. И это ещё не вечер, вон снизу приближается не менее интересный объект пополнения бюджета. Поэтому надеюсь, что к концу путешествия этот показатель значительно возрастёт.
— Рэд, их голова в трёхстах двадцати метрах, — раздался в наушниках голос Иланы, они с Гитой и Карой удобно устроились, лёжа на попонах и овчинных мешках у дальней скалы, периодически выглядывая на тропу, — В авангарде девять человек, вдоль колоны шесть и шесть в арьергарде. За хвост не беспокойся, я его сама отсеку.
— Принято, — ответил ей, — Хвост рубишь сама, а нам оставляешь девять воинов авангарда, плюс шестерых — вдоль колоны и пятнадцать ездовых, так?
— Здесь девочки утверждают, что можешь вычеркнуть ещё двух крайних ездовых, — добавила она.
— Принято, — я встал со своей попоны, на которой сидел в кругу наших воинов, и кивнул Хуа, — Будешь рядом со мной. Понял?
— Понял, господин, — ответил он, прижимая к груди арбалет Иланы.
— Напоминаю ещё раз тактику боя! Вышли на позиции и, не высовываясь, наблюдайте за моей левой рукой. Как только я взмахнул, вы приподнялись над камнями, нашли в своём секторе всадника, прицелились и выстрелили. На это вы затратите не более четырёх ударов сердца, затем перезарядились и добиваете всадников следующего правого сектора без команды. Это в том случае, если кто-то из ваших соседей промажет.
— С пяти десятков шангов кто промажет? У нас нет таких, — зашумели со всех сторон.
— И лишь потом бьёте ездовых, — продолжил, не обращая внимания на возмущённо-хвалебное бормотание окружающих, — После этого Илана с обеими воительницами, Лагос, Лудан и Руз перезаряжаются и остаются на месте контролировать территорию. Все остальные — на зачистку. Всё ясно?
— Ясно, ясно, — заговорили вокруг.
— Тогда всё, парни, по местам.
Площадка — территория нашей дислокации, была отделена от тропы невысокой каменной грядой и для организации засады оказалась местом вполне подходящим. Её единственный недостаток это то, что по фронту она вполовину короче, чем приблизительная длина вражеского каравана, поэтому стрелковая позиция Иланы была устроена в ста метрах от крайней левофланговой позиции нашего арбалетчика, на возвышающейся над тропой скале.
— Рэд, голова колоны проходит мимо меня, — прошептала она, — Хондар едет вторым.
— Принято, вижу.
Они втянулись в зону засады более, чем на половину, когда после порыва ветра, жеребец самого переднего всадника запрял ушами, повернул голову в нашу сторону и протяжно заржал. Из нашего лагеря ему стала вторить какая-то несдержанная кобылка степнячка. То, что они немного не дошли до намеченного мною места атаки, это плохо, но хорошо то, что они остановились.
Что делалось в арьергарде, не видел, но в авангарде воины противника были опытны и под крики "Засада! Засада!" сразу же схватились за оружие, а пятеро лучников, в том числе и Хондар, стали быстро натягивать тетиву и готовить луки к бою. Медлить было нельзя, счёт пошёл на секунды, и я решительно взмахнул рукой, отдельно продублировав команду для Иланы:
— Огонь!
С момента подъёма на эту площадку мы снаружи нигде не топтались и внешний вид припорошенной снегом тропы не нарушали, но упражнением "встать из-за камней — определить объект поражения — прицелиться — имитировать выстрел", Лагос всех задолбал. Данный тактический приём за прошедшие два дня был отработан несколькими сотнями тренировок, поэтому нет ничего удивительного, что оба болта каждого из пятнадцати арбалетов нашли свои цели. У кого более удачно, у кого менее, но я попал именно туда, куда целился: переднему всаднику в грудь, а Хондару в живот, при этом пришив ему болтом и правую руку.
— Илана? — позвал её после того, как в наушниках услышал её длинный прерывистый выдох.
— Рэд, всех шестерых всадников и двоих, нет, четверых ездовых свалили в снег, — ответила она, — Двое крайних ездовых упали на тыльную сторону, их не видно, но они, похоже, ранены не смертельно.
— Ничего страшного, сейчас зачистим, но вы молодцы!
Перезарядив арбалет, оставил его сидевшему рядом со мной Рузу, младшему из внуков деда Котяя, открыл лицевой щиток и воскликнул:
— Вперёд, на зачистку!
Скальная гряда была обрывиста, и с неё так просто не спрыгнешь. Нужно было идти сто пятьдесят метров к выходу через ущелье, а затем метров двести возвращаться по тропе. Никто из парней, кроме меня, своих арбалетов не оставили, а разбившись попарно, следовали за мной. О тактике действия пары ранее не слышал даже Лагос, это уже я их обучил, теперь все прекрасно знали приёмы подхода к объекту, а так же кто из них стреляет-режет-колит, а кто прикрывает спину и контролирует обстановку. Лично моей напарницей была Кара (куда от неё сейчас денешься), а с некоторых пор стал обучать и Хуа.
Первый "вражина", как говорит Лагос, свалился с нервно топчущейся лошади, зацепившись унтом за стремя. Так и лежал на снегу с одной задранной вверх ногой, пробитой грудью и застывшей печатью смерти в открытых глазах.
— Идите вперёд, — кивнул остальным воинам и остановился у раненного, лошадь которого отбежала в сторону, — Это мой клиент.
Да, это был Хондар. Понурив голову и прижав руки к животу, он сидел в кругу багрово-чёрного снега, а заметив мои обшитые кожей ватиновые унты, хрипло застонал, медленно поднял голову и уставился сощуренными глазами. Болезненная маска на лице слегка разгладилась, глаза расширились, и в них появилось узнавание.
— Ты, — тихо сказал он, — Я знал, что это ты.
— Зачем? — спросил у него.
Его ресницы устало прикрылись, он помолчал с минуту, криво усмехнулся и сказал:
— Чужие здесь не ходят, вас гарантированно должны были убить дикари, не одни, так другие.
— Или третьи, — перебил его.
— Или третьи, — согласился он, и вяло пожал плечами, — Зачем же добру пропадать?
— Ладно, меня ты посчитал несостоятельным, а других торговцев, зачем убивал?
— Арнос рассказал?
— Да, перед смертью.
— Ну, я же сказал, в этих лесах живут мои должники, мои! — хрипло воскликнул он и закашлялся, — И чужакам здесь не место.
— Мой дедушка когда-то говорил, что жадным нужно быть в меру, иначе подавишься.
— Умный у тебя дедушка, — сказал и отвёл взгляд куда-то в сторону, видимо на Хуа, затем пробормотал, — Кто бы мог подумать, сопляки обыкновенные.
Я уже сожалел, что не убил его изначально. Ну что эта беспринципная мразь мне могла умного сказать, чего не знал раньше? И зачем мне слушать весь этот бред? Уже было хотел его кончить, как он вдруг спросил:
— На прошлой докаде — шестьдесят два воина из орды Духана, тоже твоя работа?
— Да, напали на нас какие-то бандиты, шестьдесят два остались лежать на снегу.
— Но как, это просто невозможно, у них был один из сильнейших шаманов степи? — Хондар заинтересованно поднял глаза.
— Был, но теперь его скальп и череп находится в походном мешке моей шаманки.
— Вот оно в чём дело, значит, у тебя есть шаманка и она сильнее его, теперь мне всё понятно, — тихо констатировал он и посмотрел на свои окровавленные руки, — Значит, меня она сможет вылечить.
— Она не захочет, — отрицательно покачал головой.
— У меня много денег, я заплачу.
— Теперь они и так мои, — окинул взглядом замерший караван.
— Нет, ты не понял, я очень богат, в этих арбах нет и десятой части моих капиталов, — он посмотрел на меня с надеждой, — двадцать тысяч золотом дам тебе и двадцать тысяч шаманке.
— Заманчивое предложение, но следуя наставлениям своих самых больших авторитетов — папы и дедушки, в одном куске я вижу кол, который станет поперёк горла, а во втором крючок, с которого не спрыгнешь, — повернулся к своему слуге и сказал на хиндском языке, — Его нужно добить и раздеть догола, сумеешь?
— Эй, эй! — раненный враг хрипло закричал, видно этот язык он тоже знал прекрасно.
Хуа не говоря ни слова, переложил арбалет на локтевой изгиб левой руки, а правой выхватил нож, решительно шагнул вперёд и махом снизу вверх, с поворотом плеча, всадил его в подбородок Хондара. Тот опрокинулся на снег и умер мгновенно. Не вытаскивая клинок, парень приступил к расстёгиванию доспеха и раздевания трупа.
— Хуа, одежду прощупай на предмет бумаг, ценностей и любых других металлов, потом мы её сожжем.
— Как сожжём? — он посмотрел на меня широко открытыми глазами, — Это такое красивое богатство мы сожжём?! Как можно, господин?
— Ты слышал только что о наставлениях моего дедушки? Как он говорил?
— Слышал, господин, — понуро сказал мальчишка, — Он говорил, что шибко жадный может подавиться.
— Вот-вот, нам совершенно не нужно, чтобы кто-либо увидел знакомое барахло, а затем связал нас с исчезновением каравана Хондара. Слишком много чего придётся доказывать и слишком долго отмываться.
— Ой, волы! Какие молодые и крепкие волы, — причитал дед Котяй, когда освобождённых от хомутов животных прогоняли назад в долину.
Мы поднимались всё выше в горы, а внизу за нашей спиной стояла огромная стена огня. Пятнадцать арб с комплектом колёс, сто двадцать пятиамфорных бочек и тридцать одно седло (в том числе десять самых первых трофейных), а так же немалая кучка разной одежды и обуви — всё это немалое богатство было стянуто к низине у горного ручья, полито нефтью и сожжено.
К такому варварскому уничтожению ценностей отношение было неоднозначным, буквально каждый из нас не единожды оглянулся, и в людских глазах наряду с отражением полыхающего костра, отсвечивались блики сожаления. Даже у воительниц, на что уже невозмутимые создания. Но, к счастью, к моим требованиям народ отнёсся с пониманием. Надеюсь, что выгоревшие следы нежелательных свидетельств выгорят дотла, затем их притрусит снегом, а весной, в период его таяния, ручей вспучится и смоет в пропасть как оставшийся пепел, так и воспоминания о самом Хондаре. На периферии моего сознания вертелась мысль о будущей несдержанности чьего-то языка, но Илана уверенна, что ни эта история, ни её подоплёка достоянием не только широкой общественности, но и недружественных элементов не станет никогда.
Как-то, будучи на Земле, летали с папой в Альпы ловить в озере форель. Уж не знаю, как природа шутит, но с одной стороны горного хребта — зима и мороз, а за перевалом внизу — весенний зелёный луг и белые эдельвейсы. Нельзя сказать, что на такой высоте и здесь было так же тепло, но сразу же за перевалом температура воздуха резко повысилась, а снег исчез полностью. "Переобув" арбы, мы покатили дальше, к вечеру добравшись до памятного места боя с каторжниками хардлингцами.
