На базе поставили машину, забрали вещи и занесли образцы в лабораторию.
Рассказала я начальнику отдела про пьянство Федорова, он вздохнул, покивал головой и сказал:
— Будем думать.
— Лечить его надо.
— Где он сейчас?
— Дома пьяный спит. С утра выпил плодово-ягодного 0,7 литра, после обеда поллитра водки.
— Я не думал, что так плохо. Будем ловить, — решил Дубровский.
В отделе меня мой Александр встретил фразой "Что, хлопцы запряженные, кони пьяные?"
Татьяна Владимировна добавила:
— Федоров Анатолий Ильич раньше был отличным специалистом, даже, можно сказать, образцовым бурильщиком, но он спился. Его лечить пора.
Как будто сама не знаю. Жалею, что нельзя выдавать это умение всей организации.
А в пятницу я себя выдала. Не совсем, но сказала достаточно, чтобы про меня заговорили "Оксана точно не наш человек".
Утром я читала книгу на рабочем компьютере и ждала задания. Подходит ко мне директор, Павел Васильевич и спрашивает:
— Есть тут у нас одна деликатная работа. Возьмешься?
— Вы сначала скажите, что надо, а я тогда и пойму, смогу ли сделать, — я отвечаю, пытаясь понять, что от меня хотят.
Тут Карпов дает мне техническое заключение по жилому частному дому в деревне Бояры, это элитный поселок около города. Открываю и смотрю. Небольшая геодезическая съемка на листе формата А4, на ней в центре контур дома, на нем показана скважина без воды. На краю плана какой-то откос, и парочка деревьев. Смотрю инженерно-литологическую колонку, а все семь метров идет суглинок моренный прочный. Спрашиваю:
— Все хорошо, что такое?
И Карпов дает мне распечатанные на черно-белом принтере фотографии недоделанного двухэтажного дома. Неплохой такой дом: на первом этаже гараж, а жилые помещения половина первого этажа и весь второй. Смотрю, а посередине дома вертикальная трещина на две трети высоты. На второй фотографии эта же трещина крупнее. Комментирую:
— Насколько я вижу, дом как будто переламывается пополам, наверно неравномерно проседает. А по отчету все хорошо.
— Так и есть. Это дом заммэра, он может нам сильно навредить. Так что езжай туда, сделаешь две скважины и два шурфа. Когда выполнишь, позвонишь лично мне. Туда еще и наши специалисты с третьего этажа приедут обследовать здание и выработать конструктивное решение. И самое главное: ты должна убедить его, что мы невиновны, и что и дальше можем быстро и качественно работать. Используй свое личное обаяние как можешь, но сделай, чтобы Игнат Сергеевич на нас не обижался и остался доволен.
— Сделаю все, что смогу, — я согласилась. Не знаю причину, но надо решить проблему и для себя. Тут мне в голову пришла еще одна умная мысль, и я посмотрела список полевой бригады:
— Павел Васильевич, из тех, кто тогда был, сейчас работает только Степаненко Гена. Нужно, чтобы с нами поехал.
— Хорошо, поедешь с ним. А что, влюбилась? — пошутил директор.
— Мне надо, чтобы точно показали, где старая скважина, — я не приняла шутки. — И кто определял объем работ?
— По его просьбе мы сделали только одну скважину, чтобы было дешевле.
Поехали в этот поселок. В нем большинство домов людей с доходом выше среднего, но и старые домики попадаются. Гена, когда я ему объяснила, куда надо, сказал "Помню", и завез.
Подъезжаем к недостроенному дому, стоящему у реки, и еще из машины я вижу трещину. Видим у дома Тойоту Камри, Гена посигналил и стал. Из дома вышел плотный мужчина лет сорока пяти и сразу едко крикнул:
— Ну что, натворили дел? Теперь что скажете?
— Не волнуйтесь, сейчас во всем разберемся и решим проблему, — я дала ответ.
— Я понимаю, почему именно вас прислали, но не думайте, что легко отделаетесь.
— Если вас не устраивает, что именно я приехала в качестве геолога, то в понедельник может другой приехать, — мне хамство не понравилось.
— А где тот, что в прошлый раз был? — начал успокаиваться Игнат Сергеевич.
— Его попросили написать заявление по собственному желанию в связи с несоответствием занимаемой должности, — дала я ответ, стараясь не показывать, что это вранье. Ляхов ведь сам ушел.
— Это не спасет вашу организацию.
— Ой да ладно, — я улыбнулась. — Не торопитесь, сейчас во всем разберемся. Показывайте, где была старая скважина.
— На месте дома, — сказал Игнат Сергеевич. — С точностью до метра не покажу.
— Можно я по двору пройдусь? — спросил Степаненко. Получив разрешение, зашел за дом, огляделся, отмерил шагами расстояние от откоса и сказал:
— Вон, видите большой вяз и ольху за домом? На три метра левее вяза и в пятнадцати метрах от откоса была скважина, мы еще по соседнему дому глядели. Получается, на месте встроенного гаража, метрах в трех от боковой наружной стенки гаража.
— Давайте мы под гаражом сделаем скважину, и мы сравним с техническим заключением, — я предложила.
— Давайте, заезжайте. Не сядете на своем паркетнике?
— Это полноприводная ГАЗель.
Заехали, отстучали динамическое зондирование, которое не хотело лезть, пробили только на три метра. Пробурили. Этот бурый суглинок кусками отваливался со шнека. Я показываю владельцу дома:
— Вы видели зондирование, вот какой грунт, все сходится.
— Тогда чего дом на две части разламывается? — озадаченно спросил Игнат Сергеевич. — И построен вроде старательно, лично контролировал.
— Пробурим скважину с той стороны.
Зондирование первые два метра лезло легко, но в меру. А потом провал до шести с половиной метров: одним ударом загоняли колонну штанг, на двадцать-тридцать сантиметров. Добили до восьми метров динамическое зондирование, дальше не хватило штанг.
— Первый раз вижу, чтобы так глубоко загоняли. Это не к добру, — заметил Вадим.
— Бурим, сколько установка потянет, — я решила не мелочиться.
— У нас шнеков на двенадцать метров бурения. Столько и будем? — удивился Вадим.
— Поднимаем колонну с трех метров, с семи и потом сколько сможем, — я решила, видя результат зондирования. Игнат Сергеевич молча слушал.
Бурила установка легко, быстро, не так, как на первой скважине. Сверху вроде как рыхлый грунт, как из котлованов вывозят. А с двух метров пошли гнилые опилки, щепки. Все всё поняли. Но надо было найти, где этот мусор заканчивается. Пробурили до семи метров, и с шести с половиной пошел суглинок, его глиной часто называют. Мы пробурили скважину до двенадцати метров, правда, на последнем метре буровая установка два раза заглохла от непосильной нагрузки.
Подняли колонну, и я спрашиваю у расстроенного хозяина дома:
— Покажите, пожалуйста, где точно лежат кабеля и трубы к дому.
Он показал, я прошлась с двумя кусками проволоки и лозоходством нашла, где природный грунт подходит к поверхности. Позвонила директору и все рассказала. Он ответил:
— Зондированием проверь то, что рамочкой определила, и примерно определи, как идет граница природного и насыпного грунта. Разберись, откуда там опилки.
— А шурфы нужны?
— Будут наши обследователи, им они точно нужны.
Прозондировали, и мы с Игнатом Сергеевичем определили, где их лучше копать. Хорошо, что отмостку (дорожка вокруг дома) не успели залить. Ребята начали копать, а я пошла бродить по деревне. Нашла недалеко бабушку во дворе старого дома, зашла, поздоровалась, и спрашиваю:
— Бабушка, вон там на берегу реки, где рядышком ольха и вяз, нашли под землей опилки, откуда они?
— Это, внученька, еще при Союзе с пилорамы опилки туда вывозили, яр засыпали. Почти доверху засыпали, потом, кто строился, туда лишнюю землю вывозил, пока до самого верха с горочкой не насыпали.
— А хозяину не говорили об этом?
— Обойдется! Все они, кто большие дома строят, злодеи. Все хорошие дома тут на ворованное построены. У честных людей не бывает таких денег. Сталина на них нету!
— Да, редко бывают. Спасибо, бабушка, — я поблагодарила старушку и пошла. Почему-то вспомнила песню Слепакова "В моей стране все есть".
Вернулась, и быстро докопали, я вызвала наших специалистов из проектного бюро.
— Блин, что ж теперь делать, что делать. И сносить неохота дом, и ума не приложу, как все исправить, — расстраивался Игнат Сергеевич.
— Я, кажется, знаю, что делать, — мне в голову пришла идея. — Надо загнать сваи по продольным осям дома, подкопаться под фундамент и положить балки под него, и соединить со сваями. И пусть дом на сваях стоит.
— А если начнет дом рушиться, когда балки будем подкладывать?
— Найти стальные уголки двадцать на двадцать сантиметров или больше, кусками подпихивать и подклинивать. Потом их вместе сварить и пластины наложить, ну, соединить. Я бы так сделала, но думаю, может конструктора что-то лучше придумают, — я фантазировала на базе своих скромных познаний в архитектуре и строительных конструкций. Еще и нарисовала, как это будет выглядеть. Игнат Сергеевич себе забрал эскиз, посмотрел на часы и предложил:
— Пойдем в дом пообедаем, уже второй час.
— Сейчас, только ребят позову из машины.
— Может, вдвоем лучше?
— Их тоже надо угостить.
Хозяин дома подошел к машине, где Вадим и Гена достали то, что взяли с собой на обед. Но они отказались.
Отделка дома в самом разгаре, но на кухне уже есть вся мебель и оборудование. А ведь все красиво и аккуратно, мне себе такого захотелось. Я хотела разуться, но хозяин сказал, что не надо, пол грязный. Игнат Сергеевич накрыл стол на двоих и предложил:
— Предлагаю выпить по сто грамм. Есть водка "Серый гусь", "Кристалл", "Финляндия", есть виски "Джек Дэниэльс", коньяки "Метакса", "Ной", "Арманьяк", "Хеннеси".
— Спасибо, но я не могу пить крепкие спиртные напитки.
— Даже элитный коньяк? Они же настоящие нектары.
— Максимум это элитный портвейн вроде лучших из того, что делает Массандра.
— Мартини?
— Не пробовала.
— Сейчас попробуйте.
Налил полный бокал, грамм двести. Я только половину одолела. Нормально пообедали, успели до приезда проектировщиков.
Приехали Ваня, Никита Никитович и Елена Владимировна Глушко, симпатичная женщина на вид немного старше меня. Стали осматривать здание, начиная с фундамента. Ребята засыпали шурфы, а я ходила вместе со всеми. Оглядели дом, неплохой на мой вкус, уютный для семьи, и детям хорошо в нем будет, и вышли на улицу. Стали, все глядят на дом, Елена Владимировна говорит:
— В целом построен качественно, жаль здания. Я еще поспрашиваю разных профессоров, кто занимается реконструкцией, но мне самой в голову ничего не приходит, как спасти дом, не разбирая как минимум половину.
Игнат Сергеевич достает телефон и звонит:
— Павел Васильевич, ты кого мне прислал? Специалистов? Барахло они, а не специалисты. Эта красотка, которая геолог, она все сделала отлично, молодец, к ней вопрос нет. А эти проектировщики плохо соображают, ничего не могут предложить. Что? Вот сам приезжай, все покажу.
Стоим, ждем. Никита Никитович и Елена Владимировна стоят, не понимают, в чем дело. Я догадываюсь, но молчу. Игнат Сергеевич тоже помалкивает. Через двадцать минут приезжает знакомый черный БМВ Х5, как мне сказали, первого поколения. Останавливается у дома, из него выходят Карпов, Дубровский и Иванов Алексей Александрович, начальник проектного бюро, невысокий, седой худой мужичок с внимательным взглядом.
— Так что тут у вас? — с налета спрашивает Павел Васильевич, дыша как после пробежки.
— Работу свою по минимуму все они сделали. А как спросил, что делать, так эти проектировщики ничего путного не сказали, хотя с ваших слов уже давно у вас трудятся. Эта Оксана, когда я ее спросил, вот что предложила, — и дает Карпову мои эскизы. — Сколько она у вас работает?
— Скоро месяц будет, она на испытательном сроке, — сказал мой начальник.
— Если не устроит, возьму к себе на работу. Пойдешь? — спросил меня заммэра и протянул визитку, от которой я отказалась, бросив один взгляд.
— Нам самим такие кадры нужны, — уперся Петр Андреевич. Я промолчала, пожав плечами.
Тем временем директор с начальником проектного бюро и конструктором разглядывали мои рисунки. Гена и Вадим тоже подошли поглядеть, в честь чего такое собрание. В конце концов Алексей Александрович сказал:
— Если будут аккуратно работать, то может получиться. Еще мне не нравится, что трещина, когда будут забивать сваи, будет расширяться.
— Зачем забивать? Можно делать буронабивные сваи, — возразил Павел Васильевич.
— Еще для надежности можно сверху сделать пояс из рельсов, извините, из двутавра и стянуть дом болтами, а потом дизайнеры как-нибудь придумают как украсить, — я решилась влезть в разговор. Все притихли, и тут Дубровский спросил меня:
— Ты же говорила, что историк по образованию, откуда все это знаешь и понимаешь?
— Есть правило, согласно которому в технических ВУЗах гуманитарные предметы преподают в сокращенном объеме, а естествознание и технические в расширенном объеме. В гуманитарных ВУЗах все наоборот: естествознание и технические дисциплины в сокращенном объеме, а гуманитарные дисциплины в расширенном объеме. Это необходимо для полноценного высшего образования. Кроме того, я, как историк, изучала при обучении некоторые специфические технические предметы, не говоря уж о географии, биологии, климатологии и тому подобному. Историю машиностроения и само машиностроение, архитектуру различных зданий в различные эпохи, строительные конструкции различных народов и эпох, археологию, методы анализа предметов материальной культуры и тому подобное. В данном случае оптимальное решение это для начала стянуть сверху дом двутавром, потом сделать фундамент монолитным и более жестким, затем сделать сваи и жестко соединить их с фундаментом. Это не новое решение. Еще в каменном веке в Индонезии стали так строить деревянные дома на сваях. Причем сначала на сваях делали платформу, и уже на ней делали дом так, чтобы по платформе можно было его кругом обойти. Думаю, и тут стоит так попробовать, — я все подробно объяснила в тишине.
— Э-э-э-э... Надо все просчитать, поискать у других похожие решения, — ответил Иванов.
— Так действуйте, — потребовал Игнат Сергеевич. Потом повернулся ко мне:
— Я не слышал о таком, чтобы технические дисциплины давали в гуманитарных ВУЗах. Моя старшая дочь училась на юриста, и у нее ничего такого не было.
— Нам давали философию и другие такие предметы, когда я учился в политехе, но чтобы наоборот, я и не слышал, — удивился мой начальник.
— Моя старшая дочь недавно закончила педагогический и работает учителем истории в школе, но ей и половины из технических предметов, что ты перечислила, не давали. Больше разную философию и литературу, — весь в шоке, рассказал Никита Никитович Петров.
— Это тоже было, и много. И экономику давали, и психологию с социологией в динамике по народам. Для того чтобы быть хорошим историком, а не просто рассказывать детишкам историю, надо очень много знать и понимать. Многое я учила в аспирантуре для большего понимания хода истории после индустриализации, — я сообразила, в чем проговорилась, и, как могла, маскировала свое "палево".
