Когда ужин уже остывал, вышел из комнаты Алексей как зомби. Оксана более уставшая. Тамара нам сунула тысячу рублей и увела мужа. Через три недели ещё две принесла. А потом потянулись к нам родственники алкоголиков...
Флёр Райдекс:
С этими алкоголиками я стала тратить много времени. И знаю, что время не лишнее, но жалко людей, вынуждена лечить.
Для облегчения ввода в гипноз одну комнатку специально приготовила. На окно плотные шторы, для себя чёрный фон, сбоку галогенная лампа, и сама в чёрном обтягивающем комбинезоне с перчатками. Начинаю разговор, и незаметно цепляю на запястье широкий браслет со стразами, а на ладонь кулон с крупным фианитом. И в нужный момент прошу расслабиться и следить за рукой. Блеск камешков на чёрном фоне в свете галогенной лампы намного легче вводит в гипноз пациентов. Не танцевать же, как тогда, в плёночном бронескафандре или похожем комбинезоне, хотя эффект тогда был сильный, и стоило постоянно использовать.
А ещё к поступлению в университет надо было готовиться.
ЕГЭ сдала неплохо, оценки от 90 до 100 баллов, но могла и лучше. На подготовку слишком мало времени выделила. Только по истории и математике 100 баллов.
К сожалению, позже встреченные мной гуманитарии, как правило, думают, что историкам не нужна высшая математика и технические дисциплины. На самом деле нужны, а статистическую обработку данных изучаем на уровне технических университетов.
Я уже в этой эпохе позже попробовала подсчитать потери СССР и немецкого народа в годы Второй Мировой войны. Цифра в 27 миллионов для СССР оказалась неточной, но подтвердилась: две трети убитых это гражданское население. Зато для немцев получились очень интересные данные. Вышло, что общие потери с учётом немцев, проживавших в Европе в тридцатые годы за границей Германии, как минимум в три раза больше официальных семи миллионов, с учётом послевоенного геноцида немцев (больше всего убили поляки) несомненно больше двадцати миллионов.
Мой Саша только посмеялся:
— Забей. Твоих отметок хватает для золотой медали.
Рабочие и коллеги сильно удивились, а директор едко спросил "Что, самой умной себя считаешь? Этого мало, надо и работать хорошо".
Случай представился.
У нашего ЗИЛ-131 двигатель заклинило, старый КамАЗ на буксировочном тросе на базу притащил. Докладываю Карпову, он отвечает:
— Сама выбери варианты, потом подробно доложишь. Если решишь проблему большого расхода топлива, будет и вовсе замечательно.
Проблема была серьёзная с шасси для буровой УГБ-50.
Раньше установка была на ГАЗ-66, но тяжеловата для такой машины, и там двухместная кабина. Втроём запрещено ездить в кабине, и очень тесно, потому что по центру внутрь двигатель выпирает под кожухом. Но бригада должна состоять из трёх человек: инженер-геолог, буровой мастер и водитель — помощник бурильщика. Потому заменили ГАЗ-66 на ЗИЛ-131, и было много проблем с переоформлением.
Но выросли расходы на эксплуатацию: у ГАЗ-66 норма расхода 32 литра бензина, а у ЗИЛ-131 52 литра бензина на 100 км. Это очень много, особенно если учесть, что нормативный расход дизельного топлива на наш старый КамАЗ-4310 составляет 30 литров на 100 км.
Не знаю, почему раньше так не сделали, но я нашла предложения о переоборудовании ЗИЛ-131 на дизельное топливо. Карпов читал, думал, потом сказал:
— Намного дороже, чем с военного склада купить бензиновый двигатель, и денег у нас маловато. 25 литров дизельного топлива на 100 км точно будут? У старого КамАЗа больше расход.
— Вы уверены, что если будет на самом деле 30 литров, то предложение станет невыгодным? — я высказалась.
— Так то оно так, но если бензина по ошибке зальют, запорют двигатель, — усомнился директор. — Я же знаю наших работяг, иногда глупости делают. Ты же сама видела, как иногда при зондировании кабель рвут штангами.
— Я повешу таблички на панель и баки, что дизель, и тренировку сделаю. Кроме того, с главным бухгалтером поговорю, пусть заменят топливные таблетки у бригады, или заблокируют заправку бензином, — я заранее подготовила решение.
ЗИЛа затащили на капитальный ремонт с переоборудованием на дизельную систему, Фёдорова отправили в отпуск, а Дмитрия Овечкина дали на время водителем в напарники к Вадиму Бочкину на малую буровую установку вместо Степаненко, который тоже отдыхать ушёл. Я бы Овечкина тоже отпустила бы, но пока он не имел права на отпуск.
Долго Дима с Вадимом вместе не поработали: в конце июня произошёл случай, из-за которого я в лоб спрашивала генерала ФСБ Огаркина: "Зачем мне вам помогать, если так тяжело вашим приструнить отморозков со связями?"
Началось со звонка Светлячковой Татьяны Владимировны, нашей работающей пенсионерки. Я только переоделась, как наш нормоконтроль позвонила в панике:
— Оксана, Диму и Вадика бьют, полиции пока нет. Совсем...
Потом короткий крик, и короткие гудки. Я набрала номер полиции города Жатково, там подняли, и спросила:
— Вам пару минут назад должен был поступить вызов в гостиницу. Ваши уже выехали?
— Выехали. Вам какое дело?
— Я их непосредственный начальник... — я представилась.
— Вам на работу придёт официальное уведомление. До свиданья, — дежурный прекратил разговор.
Ужинали, нервничали. После еды я попробовала позвонить Светлячковой, Овечкину и Бочкину, но у всех не работали телефоны. Осталось одно: приёмный покой. Там сказали, что поступила в травматологию группа мужчин после драки, и кроме них привезли ещё пенсионера и пенсионерку, тоже с побоями. Подробности отказались говорить, ссылаясь на полицию. В гостинице дежурная ответила, что ей срочно пришлось подменить другую даму по болезни.
Утром первым делом ещё сделала звонки, но у наших телефоны не работали, а в больнице и полиции ничего не объяснили. Хотела идти к Карпову, но директор градообразующего завода, Воронов, на который поехали, мне позвонил и наорал:
— Что ваши творят?! Моего сына избила ваша бригада. Как это понимать?
— Я не знаю, что произошло, ещё буду разбираться. И там геолог работающая пенсионерка.
— Мне плевать! Договор будет расторгнут, а вы ему оплатите и лечение, и моральный ущерб, и всех троих посажу! — рявкнул Воронов и отключился.
Наш Карпов, выслушав, вздохнул и сказал:
— Юриста сегодня на работе нет. Езжай сама и узнай, что там случилось. Но только осторожно, ни с кем не конфликтуй. Если в полиции скажут, что виноваты, всех придётся уволить.
— Как это? Может, их оговорили? — я удивилась.
— Неважно. Главное, чтобы про нас не было слухов, что всяких моральных уродов держим, — жестко заявил Павел Васильевич.
— Как скажете, но я попробую их выручить, — сказала напоследок и хлопнула дверью.
Поехали втроём: я, Матвей Осипович, и Матвея Калашникова взяла с собой, чтобы пригнать ГАЗель на базу. Последний был стукач, но мне того и надо было.
Мой Саша получил от меня мои контакты в ФСБ с просьбой в случае чего позвонить. Можно было этого и не делать, как потом поняла. Позвонила генерал-майору Огаркину и попросила:
— Здравствуйте, у меня проблемы намечаются. Какая-то нехорошая история случилось в Жатково с моими подчинёнными, и полиция с врачами уходят от ответа. Я поеду разбираться. Вы можете без включенного телефонного звонка прослушивать мои разговоры при личном общении?
— Думаю, ничего такого там нет, чтобы беспокоить наших специалистов. Перед въездом в город включи Интернет и приложение "Вконтакте", хотя бы свёрнутое, остальное мы сами сделаем. Через сколько там будешь? — Александр Семёнович согласился меня подстраховать.
Приехали мы к гостинице, а там объявила администратор:
— Все вещи и служебная машина ваших подчинённых конфискованы в рамках уголовного дела. На них повесили всю вину за драку.
— Так что было то? — подозрения стали подтверждаться.
— Пьяная драка. Не буду рассказывать, проблемы будут.
— Рассказывайте, — я потребовала с внушением.
— Наташа, что была на смене, вышла из-за стойки и попросила прекратить, так её ногой в живот ударили. Боится рассказывать, и в суде этого говорить не будет, — подойдя ближе, рассказала мне женщина. — Мажоры порезвились. Это не первый раз, были и пропавшие без вести.
— А где она живёт? — я спросила...
Мы поехали в гости к Наталье. Та лежала дома на диване и стонала. С трудом я её разговорила на диктофон... Выслала файл Огаркину, тот посоветовал к Воронову заехать.
Приехала к гендиректору, а тот дал мне бумагу, что отказывается от заказа. Согласно ней все наши убытки завод компенсировать отказывается и ещё требует оплатить благоустройство заводской территории, поврежденной при выполнении работ.
— Это незаконно! — я возмутилась.
— Мне плевать. Суд в любом случае будет на нашей стороне. А будете права качать, так одного слова Улюкаева хватит, чтобы вас разорить и посадить. И вместо того, чтобы флиртовать с бизнесменами, будешь в тюрьме ублажать охранников, — нагло отвечал Воронов. — Своих уродов и не старайся вытащить, не сможешь. Поверь, начальник полиции не согласится тебя поиметь в постели для того, чтобы выпустить тех, кто проявил неуважение к его сыну и сыну мэра.
— Я вас услышала, не буду больше тратить ваше время, — мне хотелось как-нибудь выразить свою ярость, но терпела. Развернулась и ушла. Позвонила генералу Огаркову, он приказал:
— В полицию не суйся, зайди в больницу, расспроси и уезжай. Если что, избегай пользоваться своими способностями. Особенно если это поможет загнать местный гадюшник в тюрьмы. Зря рисковать и нарушать Уголовный кодекс тоже не надо.
В больнице первым делом зашла к Светлячковой вместе с Калашниковым. Татьяна Владимировна лежала в кровати с переломанной рукой и опухшим лицом.
— Оксана, тут совсем страх потеряли, — начала рассказывать наша бабушка. — Парни тут в ресторан приехали веселиться, а мы машину поставили на стоянку так, чтобы выехать было легче. ГАЗель же длинная, ей тесно там, где легковушки ставят. Им же захотелось согнать наших, но Овечкин послал далеко местных. Мы заселились, пошли в магазин и потом обратно в гостиницу. Уже зашли, и нас догнало человек восемь. Дима и Вадим стали отбиваться, но долго не выдержали. Администраторша вышла и крикнула, чтобы прекратили, так её с ног сбили. Я в полицию позвонила, потом тебе стала звонить. Один из них, когда я с тобой разговаривала, сбил меня с ног, но я телефон не уронила, так он ногой мне по руке ударил прыжком. И ещё меня лежачую били за то, что ребятам не скомандовала уступить. Следователь приходил, угрожал, требовал, чтобы я подписала слова, будто бы меня Дима и Вадим сами избили.
— Держитесь, я организую проверку из области, — сама утешила, но расстроилась. Как с такими сыночками блатных страну развивать? Им же во власть потом помогут попасть.
— Держитесь, Владимировна, — добавил Матвей.
— Когда вас можно перевезти к нам в больницу? — я спросила.
— Полиция запретила отсюда отпускать, а ребят обещают в СИЗО после больницы отправить, — объясняла Светлячкова. — Одному из тех, кто на нас напал, Дима переломал ногу, как говорит, били одновременно, но он попал носком туфли по голени. Вадим другому очень сильно ударил между ног. И на ребят хотят повесить какого-то побитого командировочного, который пробовал местных оттащить.
— Чего такие борзые? — спросил Калашников.
— Эту банду весь город знает и ненавидит. Один сын мэра, второй сын райотдела полиции, третий сынок директора завода, и ребят попроще набрали в друзья. Моей дочке лицо разбили за отказ станцевать с одним из них, — соседка Светлячковой по палате добавила.
— Ей ещё повезло, — вторая соседка влезла в беседу. — Подруга моей знакомой дала по лицу одному из них за то, что за задницу цапнул. И её парень добавил с ноги. Девушку потом в подъезде поймали и избили, а парня, когда шёл по тротуару, бампером прибили к стенке так, что обе ноги раздробило. Отписались, что не нашли, кто именно, хотя были звонки, что опознали машину.
— Если всё так, как вы говорите, то надо ставить вопрос не о том, есть ли у них совесть, а о том, имеют ли право на жизнь, — я, закипая, оценила мажоров.
— Оксана, я второй раз от тебя такое слышу, — со страхом на меня посмотрела наша пенсионерка.
— Первый раз когда было? — первая соседка по палате спросила.
— Когда про бойню в Одессе говорили.
— Эти даже хуже, — я объяснила.
Потом навестила Дмитрия и Вадима. Обоих с трудом узнала, потому что лица опухшие в синяках, и десятки ссадин и ушибов на телах. Вадим жаловался ещё на сильные боли в позвоночнике, а у Дмитрия обе руки были в гипсе.
— Как же так? — я расстроилась. — За что?
— Они специально так старались. Я, когда с ног сбили, в комок скрутился, так по центру спины туфлями били, — ответил Вадим. Седой мужик какой-то полез оттягивать, так и его избили.
— Я троих особо наглых на дорогих машинах послал подальше, когда приказали убрать ГАЗель. А куда её уберу, если гостиничная стоянка тесная, пристроил так, чтобы можно было легко выехать, — объяснял Дима. — Они с друзьями ввосьмером явились. Двоим хорошо попало, а потом нас лежачих били, пока мы не перестали шевелиться. И Владимировне попало, мы слышали.
— Что полиция сделала?
— На нас повесили нанесение побоев двоим из тех, что напали, уголовное дело завели. Обещали за клевету привлечь, если будем обвинять, что на нас напали. Написали, что мы были пьяные, а освидетельствования вроде никто не проводил, — рассказал Вадим. — Адвоката пока не дали. Отобрали у нас телефоны и запретили звонить по городскому. Я и Дима договорились, чтобы нам дали позвонить, но узнал мент, что тут торчит, и заменил пациентов, новым запретил нам давать телефоны.
— Теперь сначала и поподробнее под запись, — я включила режим видео, а Калашников вышел куда-то. Старалась быть спокойной, но сама хотела идти в полицию и силой внушения заставить делать всё по закону, не смотря на запрет. И понимала, что это разовая акция, и не карательная.
Выхожу из палаты и вижу компанию молодых наглых парней. Иду мимо них, а часть из них перегораживает мне путь. Все пациенты и медики замерли.
— Привет. Пойдём с нами, оттянемся, — пригласил один.
— Дайте пройти, — я попросила.
— Что, ты нам отказываешь? Не пойдёшь по хорошему, затащим по плохому. Кто упирается, потом страдает, — старший потребовал, а я внушением приказала:
— Отойдите в сторону!
— Нет, — двое на меня сзади набросились, один за груди попробовал схватить, а второй за руку и ягодицы. Первому каблуком ударила между ног, второму придержала руку и сбоку в нос ударила.
— Берегись! — крикнул Матвей Калашников, я оглянулась на крик и вижу, как на меня направляют пистолет, а водитель бросается на стрелка, но последнему ещё один помог. Ударил Матвея, и потом ему в ногу выстрелили. Ещё двое надвигаются на меня, и тот, что с пистолетом, в меня целится.
Я прыгнула в одну сторону, потом в другую и в палату. А в коридоре ещё выстрел и какой-то звон. В палате оказались женщины, и на пути к окну ветхая бабушка. Пришлось через кровать прыгать, чтобы оббежать. В правое плечо ударила пуля, когда я прыгала, но как-то странно попала, не пробила насквозь, а ударила как молотком. Я упала руками на окно и, терпя страшную боль, перебросила ноги через подоконник, прыгнула на газон, не забыв сумочку, покатилась и побежала. Сзади в палате услышала глухой удар и грохот. Потом выстрел и ещё удар, но в левую ягодицу. Руки и колени ободрала об дорожку, лбом ещё приложилась, вскочила и побежала. Была ещё парочка выстрелов, один срикошетил в окно роддома, разбив стекло.
