Найди меня в Поднебесье

Арэнкин стоял, совершенно недвижимый. Фануй потянулся за топором, и тут кнут просвистел в пальце над его головой. Парень не успел удивиться, когда это он успел присесть, как кнут почти коснулся его щиколоток, и тело само собой подпрыгнуло. И кое-как увернулся от косого удара сверху. Затем снизу.

Наг выдержанно, в едином ритме наносил удар за ударом, пока, наконец, Фануй не выдохся и не оступился, упал наземь. Тонкая и смертоносная кожа коснулась его подбородка, задержалась на несколько мгновений и ускользнула. Сдерживая одышку, Фануй упрямо сжал губы и посмотрел нагу в лицо. Не выдержал, дернул глазами.

Кожаная змея послушно скрутилась в кольца.

— Встань, — спокойно повторил Арэнкин.

Фануй поднялся, стараясь держаться с достоинством. На боку у нага находился меч в черных ножнах. Он даже не прикоснулся к оружию. Много чести вынимать меч для такого сопляка... Предпочел отстегать, как щенка нашкодившего, да и то даже не приложил толком ни разу. Фануй почувствовал, как бессильное бешенство подкатывает к горлу. Посмеивались селяне, все же предпочитая держаться подальше.

— Посмотри мне в глаза.

Фануй повиновался изо всех сил, но хватило их ненадолго. Дернул подбородком, стал смотреть поверх плеча нага.

— А теперь, чтоб духу твоего рядом не было.

Арэнкин развернулся и ушел в темноту.

В тот вечер Арэнкин и Чаньунь засиделись допоздна в землянке старосты. Они внимательно изучали старые карты и вносили поправки. По лестнице спустилась Елена, окутанная морозным паром.

— Чаньунь, ты что, охраной решил обзавестись? — осведомилась она, разматывая шарф.

— О чем ты? — не понял жун.

...Фануй всю ночь простоял столбом на зимнем ветру, сжимая в руке копье. Арэнкин уже перед рассветом вышел из землянки и направился к своим воинам в общинный дом. Он и не посмотрел на закоченевшего парня. Фануй не старался привлечь внимание. Он просто молча смотрел в одну точку. Целый день он прыгал на месте, растирал пальцы друг об друга, отжимался от утоптанного снега, согласившись только на чашку чая, настойчиво предложенную Линой.

Возвращаясь после дневной разведки, Арэнкин вновь прошел мимо него, как мимо пустого места. Надвигалась метель. Ветер гулял вокруг селения, крадучись обходил его, кружил, точно хотел загнать в ловушку. Селяне ярче разжигали огни и старались держаться ближе друг к другу. Вой ветра напоминал о вое нежити.

Фануй не сходил с места. Упорство юноши соперничало с холодом. Он старался не смотреть на искры, вылетающие из входа в теплую землянку и мягко светящиеся просветы в крыше. Он был упрям. Вот уютный свет чуть приугас. Фануй прислонился спиной к столбу, скрестил руки на груди. Потом от нечего делать взял лопату и принялся разгребать снег возле подземного входа, которым Чаньунь почти никогда не пользовался.

Вдруг что-то прошуршало за землянкой, будто кто-то осторожно пробирался по глубокому снегу, не желая, чтобы его заметили. Затем шорох стал более внятным. Фануй поднял голову и увидел темную фигуру, которая ползла по крыше.

— Эй, кто там?! — крикнул он.

Фигура затаилась, распласталась по скату. Фануй подобрал камень и швырнул. Но фигура вместо того, чтобы отозваться или задать стрекача, внезапно скользнула к дымоходу. Не раздумывая, Фануй нырнул в подземный вход.

— Проснитесь! — закричал он, сообразив, что его голос достигнет цели быстрее, чем он сам. — Вор!

Все последующее произошло за несколько мгновений. Смуглая тень спрыгнула на земляной пол и метнулась к нарам. Арэнкин и Чаньунь разом вскочили, и наг первым успел перехватить протянутые руки на пути к лицу Елены. Она закричала и пнула неизвестное тело, куда пришлось. Арэнкин схватил его за шиворот и прижал к стене, только ноги заболтались.

Тут ворвался Фануй.

Безбровое лицо неизвестного оставалось бесстрастно, он не выдавил из себя ни звука. Наг всмотрелся в него, а потом, прошипев проклятие, полоснул ножом по его горлу и отшвырнул тело на пол.

В ужасе завизжала Лина. Кровь впитывалась в земляной пол.

— Его можно было допросить... — с трудом сказала Елена.

— Нельзя, — бросил Арэнкин и раздвинул ножом губы мертвеца. — У него вырезан язык. Если б он умел говорить, то заговорил бы сразу, могу поклясться.

Мертвец был смуглый, кожа сплошь покрыта геометрическими татуировками от кистей рук до бритого черепа. Тело замотано в грязно-белые одежды, Ноги, несмотря на зиму, босые.

— Когда ты его увидел? — спросил Арэнкин.

— Он уже полз по крыше, — ответил Фануй. — Откуда пришел, не знаю...

Руки мертвеца были сжаты в кулаки. Ему разогнули пальцы, и на земляной пол выпал маленький халцедоновый пузырек с иглой на конце. Арэнкин двумя пальцами поднес пузырек к глазам.

— Можно было ожидать. Тем более от Ханга.

— Что это? — спросила Елена.

— Паучий яд. Вызывает стремительное развитие симптомов неизлечимой болезни. В течение нескольких дней парализуются мышцы, начинаются перебои с сердцем, и человек умирает от остановки дыхания. Затем его хоронят в земле, как подобает. После похорон тело тихо выкрадывают из-под земли и вливают в вены другой сорт яда. Человек оживает, но с этих пор его сознание полностью подчинено воле того, кто использовал эти вещества. Он подчиняется любому приказу, выдает любую информацию. Физических качеств, которые были ему свойственны до этого, человек не теряет. Позови вазашков и уберите отсюда эту дрянь, — последняя реплика была адресована Фаную.

— Кому ж это ты так не угодила? — покачал головой Чаньунь.

— Я, кажется, знаю... — отозвалась Елена, разглядывая пустое водянистое лицо мертвеца.

— Сегодня от меня ни на шаг, — предупредил Арэнкин, не глядя на нее.

Труп оттащили прямо к месту сражения с карликами и подожгли. Туда же, в огонь, вылили и содержимое пузырька.

— Если ты думаешь, что Ханг остановится, ты ошибаешься, — который раз говорил Арэнкин, меряя шагами дощатый пол. — Завтра мы отправляемся на Север. Летим с нами.

Они находились в жунском постоялом доме. Здесь можно было спокойно поговорить, не впутывая в разговор жунов. Елена наблюдала за его шагами, обхватив себя руками. Арэнкин создавал иллюзию защиты, иллюзию того, что она не одна.

— Я знаю, что ты мне не доверяешь. Но, по крайней мере, выбери из двух зол меньшее. Тебе понравилось в Доме Медиумов?

Перед Еленой встали красочные картины пережитого, и ее замутило.

— Так вот, — продолжал наг, правильно истолковав ее молчание. — Когда они тебя поймают — заметь, 'когда', а не 'если' — все, что ты видела, покажется цветущим садом.

— Откуда я могу знать, что вы не в сговоре? Может, все, что ты делал, было подчинено одной цели?

Арэнкин выругался.

— Да! — прошипел он. — Ты права! Одной цели. Только не той, о какой ты думаешь.

Он стукнул ладонью по очаговому столбу.

— Как тебе удалось бежать? Ты не рассказывала.

— В подробностях?

— Желательно.

По мере того, как Елена рассказывала о своем побеге, выражение лица Арэнкина сменилось несколько раз — от недоверия до восхищения.

— Елена, да ты хоть представляешь, что с тобой сделает Ханг, когда ты ему попадешься?! Ты убила ученого, который, возможно, был на пороге открытия. Ты уничтожила их работы. Браво! Да он на ленты разрежет всех, кто находится на тысячу шагов в радиусе от тебя, так как заподозрит в сообщничестве!

Арэнкин попал в больное место. С самого начала Елена больше всего боялась за жунов, которые по доброте своей ее приютили. Что бы ни говорил Чаньунь, они и не догадывались о том, чем на самом деле является Дом Медиумов.

— Что хочет Гирмэн от меня? — в который раз спросила она.

Наг опустился перед ней, схватил ее за плечи.

— Елена, я не могу этого рассказать. Я связан клятвой, которая для нас священна. Но... Елена, я клянусь Севером, клянусь памятью Заокраин, клянусь тебе смертью моего сына, пока ты рядом со мной, я сделаю все, что могу, чтобы ты была в безопасности!

— Ты не пойдешь против вождя.

— Я уже пошел против вождя, когда допустил твой побег! Я пошел против вождя, когда не смотрел на тебя лишний раз, чтобы ты...

— Что?

— Чтобы ты не захотела идти со мной на Север! Я бы нашел тебя потом, в Бохене. Силы небесные, я и подумать не мог, что ты отправишься в этот проклятый Дом... Елена, я не могу, не имею права рассказывать тебе про Гору — и это доказывает, что я говорю правду. Мне ничего не стоило придумать любую историю, но я не желаю тебе лгать. Почему вы, люди, неохотнее всего верите правде? Если я возьму тебя под свою защиту, даже Гирмэн не сможет ничего поделать против этого.

— Зачем все это, Арэнкин? Я помогла тебе тогда, в пожаре — во многом благодаря летуну — а ты спас мою жизнь несколько дней назад. Мы в расчете! Ты мне ничем не обязан. Я не верю тебе. Я знаю, что цель оправдывает средства...

Арэнкин отстранился, окинул ее холодным взглядом, потом поднялся и вышел прочь, чуть не выбив бревенчатую дверь.

Ночь холодела за окном темным цветом. Чадили жировые светильники, трепыхались в них огоньки. Елена забралась с ногами на низкие нары, устланные соломенными циновками, обхватила колени. Странное чувство сворачивалось внутри в мерзкий и скользкий клубок. Несколько минут она прислушивалась к этому чувству, отмечала, как бьется сердце и стучат зубы.

Это был страх. Конкретный, осязаемый, осознанный страх. Страх, который не мог сравниться ни с одним из тех, что она испытывала за все месяцы нахождения здесь.

Этот страх безвыходен, от него невозможно убежать по ночному лесу, невозможно привыкнуть и перестать бояться. Страх перед Домом Медиумов. Страх за тех, кто находился рядом.

В ночном лесу она легко напорется на пузырек с паучьим ядом.

Нельзя более подвергать опасности Чаньуня и Лину.

Мир оказался вдруг неожиданно маленьким.

'Найди меня в Поднебесье...'

'Где ты?! — крикнула она беззвучно и бессильно. — Зачем я здесь?..'

'Найди меня в Поднебесье...'

Она спрятала лицо в коленях. Сбежать из ада, чтобы угодить прямо в лапы... кому?

Резко скрипнула ставня. Елена вздрогнула и обернулась. Ничего. Это просто ветер. Ничего.

В который раз возникает одна и та же навязчивая мысль — может, проще умереть здесь? И избавить Ханга от лишних метаний и погони? Она погладила рукоять своего ножа. Умереть и возродиться на Земле. На родной Земле, среди людей, таких обычных и простых людей.

Людей, которые не летают на летучих мышах, но держат их в зоопарках.

Людей, которые не имеют крыльев, но разбиваются в самолетах.

Людей, которые больше не смотрят в небо, потому что уверены — нет никого выше них.

Людей, которые считают падающую звезду хорошей приметой...

Если все равно возможно умереть в любой момент, зачем этот момент приближать? Почему бы не узнать, что там, на Севере? Что еще, кроме зверских опытов может угрожать внезапно явившейся землянке, за которой началась такая охота? Что нужно этому миру, бывшему некогда сердцем Земли, а теперь едва существующему?

Она рассмеялась, истерично и тихо. Было страшно.

И что будет с людьми, если все эти миры, в которые больше никто не верит, разом обрушатся на Землю? Когда последний человек перестанет благодарить небо за свое существование, когда сквозь грязный воздух окончательно перестанут проникать хоть подобия обращений к духам, когда не останется ни единого участка земли, о плодородии которого нужно просить? Когда последний охотник и собиратель перестанет оставлять подношения тем, кто благосклонно позволил воспользоваться своими дарами, а дождь превратится в смесь ядовитых испарений, которые совершают бесконечный круговорот?

Когда люди станут ходить, глядя лишь в изувеченную землю под ногами...

Что произойдет тогда? Древние миры, что столько лет глядели на Землю и хранили ее, обрушатся, и она расколется на части под их тяжестью? Или их народы все же преодолеют не пропускающую их границу и вернутся в свой дом, чтобы возродить его и очистить от скверны? Не этого ли ждут Демиурги, которых здесь поминают все, кому не лень?

Пусть происходит, что должно, но только не теми средствами, какими оперируют Эмун и Ханг. Только не так!

Елена задохнулась от страха, пропустила его через себя. У нее есть выбор. Скрыться, спрятаться, попытаться убежать, перебегать от приюта к приюту, пока, наконец, один из посланников Дома ее не найдет. Можно покончить со всем этим, родившись на Земле новым человеком.

А можно рискнуть. Ей нечем рисковать, кроме своей жизни, в реальности которой в последнее время часто возникают сомнения.

Что она выиграет в первых двух случаях? Недолгую жизнь в постоянном страхе. Или новую жизнь по старой схеме, с которой она уже знакома.

Что она выиграет, если сделает осознанный и рискованный шаг? Неизвестно. Но необъяснимая интуиция толкала ее к неизвестности, нашептывала тихо и убедительно. Именно эта неизвестность отозвалась внутри первобытным чувством, словно вместо дрожащего клубка проснулся дикий зверь, который потихоньку поднимается на лапы...

Этот зверь буквально подбросил ее на ноги. Елена кинулась к выходу, спасаясь от рвущейся в окно страшной темноты.

Арэнкин не ушел. Он защищал ее. Или охранял, чтобы не сбежала? Она сделала шаг. И тут же вспыхнула невеселая ассоциация с кроликом, который, поддавшись гипнозу, добровольно идет к гибели.

— Что же ты хочешь? — спросила она в сотый раз, вовсе не дожидаясь ответа. Но он ответил:

— Я просто хочу жить.

Часть III

Змеиное логово

Пролог

Нора Горбраха была тесная и сырая.

'Разбогатею вот, — мечтательно думал он, поворачивая над огнем крысу на палочке, — первым делом переберусь в южные холмы. Посыплю пол норы песком — раз. На ужин беличьи желудки с кедровыми орешками — два. И новую кольчугу — три'.

Кольчуга Горбраха, в самом деле, оставляла желать лучшего. Часть костяных пластин уже осыпалась с кожаной дубленой рубахи. Часть потрескалась и сидела слабовато. Шлем состоял из таких же пластин и выглядел немногим лучше.

Горбрах служил разведчиком уже несколько месяцев. От его норы вели два узких прохода, заваленных камнями по особенной системе — достаточно было нужным способом стукнуть по первому камню, чтобы в считанные мгновения звук дошел до противоположного конца. Вход в нору заметен снегом. Горбрах чихнул. Потом еще раз.

'Паскудный Север — подумал он. — Треклятая служба. Чего б королю, кроты б его сожрали, не посидеть вот так несколько суток. И ни премии тебе, ни шиша. Холод, голод и змеи толпами. Вот ты какой, предел мечтаний!'

Крыса уже основательно подрумянилась. Горбрах снял ее с палочки и принялся с аппетитом завтракать, время от времени ковыряясь в мелких зубках. Большая сосулька сорвалась с потолка и разбилась на осколки о шлем Горбраха. Тот подскочил и выругался, почесал затылок.

— Надо больно это мне! — забурчал он, по привычке переходя с мыслей на разговор с самим собой. — Все, решено, завтра же с утра отправлюсь в штаб. Пусть доплачивают за службу на Севере. Разве ж это условия? — гневно вопросил он, обращаясь к печально поникшему крысиному хвосту. — Я тебя спрашиваю, разве ж это условия? Обещали повышение еще в прошлое полнолуние...