Школа выживания

Григорий, даже затаил дыхание, он мысленно молил капризную девку удачу, на сей раз не отворачиваться от них. Он жаждал, чтоб Уин не промазал, потому что, от этого зависело, лягут ли они сегодня спать голодными, или сытыми, а это как никак, вопрос жизни и смерти. Парню так хотелось выкрикнуть: "Бей!‟ — Что он явственно, чуть ли не физически, ощущал это слово, готовое сорваться с его языка. А тень, тем временем, медленно, неспешно приближалась к охотникам. Гриша, готовясь к схватке за пищу, медленно извлёк из ножен штык СВТ.

Григорий даже не уловил то мгновение, когда копьё Уина, подобно молнии рванулось к цели. Он услышал как острие громко чавкнуло, разрывая водную поверхность. Увидел, как его движение резко прекратилось, видимо копьецо воткнулось в дно. Уин, удерживая всем телом копьё, не позволяя ему сдвинуться, кричал: "Зах! Зах! Зах!‟²³ — Вода возле копьеца кипела, это так мощно извивалась раненая добыча.

Не зная, что значит эта команда, Григорий всё сделал правильно, рубанул бурлящую воду штык ножом, ударил рядом с копьём. Вода стала окрашиваться алым светом, но бурлить не перестала. Рубануть повторно не получилось, обе ноги скользнули по мокрой земле, и Гриша свалился в воду. Как только он поднялся на ноги (глубина речушки была до колена), всё тело сковала судорога. Мышцы сократились так, что казалось, что они могут поломать кости, или, по крайней мере, порвутся сухожилия. Длилось это около секунды, а казалось, будто целую вечность. Пик напряжения резко прекратился, но мышцы ещё какое-то время отказывались слушаться.

"У-у-у! Ха-а-а! Бл...!‟ — как только спазм более, или менее отпустил грудную клетку, вырвался из глотки Геннадия сдавленный крик, и он, понимая, что его ударила током эта тварь, сделал два сильных и быстрых удара штыком. Как смог.

Вода перестала бурлить, длинное тело твари, ещё пару раз судорожно сократилось, и затихло. Несмотря на это, Акимов ещё несколько томительных секунд ждал нового разряда природного "электрошокера‟, чувствуя, как постепенно возвращается чувствительность тела и нормализируется работоспособность мышц.

Уин тоже, не чувствуя больше никаких рывков, извлёк из мутной воды своё копьё, показывая Грише огромную, плоскую голову угря, с множеством мелких, но острых зубов.

"Ка-ра-шо, — говорил абориген (демонстрируя успех ежедневных лингвистических занятий с пленником Ольги и Вениамина), — Ка — ра-шо, еда‟.

"Отлично Уин. Значит, сегодня мы будем сыты. Дай посмотреть кто это‟. — И протянул к копью руку.

"Нет! Тау²⁴‟

Охотник резко отдёрнул копьё, и с его лица исчезла улыбка. Он аккуратно, снял голову со своего копьеца, раскопал глубокую ямку, и столкнул туда зубастый обрубок. Грише показалось, что Уин успокоился только после того, как засыпал эту часть угря и плотно утрамбовал ногою взрыхлённый грунт. Акимов был очень удивлён такому поведению своего напарника, ведь он уже знал, что местные жители никогда никого не придают земле. Но ничего не сказал. Ведь Уин дитя этих мест, и ему виднее.

Впрочем, когда абориген окончил с поспешными "похоронами‟ головы, Гриша уже достал из воды длинное, увесистое тело добычи. Извлёк и сел рядом, не зная, что с ним делать. И снова Уин пришёл на выручку. Он, ловко пользуясь остро отточенной финкой (подарок Григория), как будто всю жизнь владел ею, начал сноровисто разделывать добычу. После чего, сплёл из тонких лиан пару примитивных корзинок, которые можно было носить как рюкзаки. Признаться, Акимов так и не понял, как у его товарища получилось рассчитать вместимость тары, но добыча поместилась вся, впритык.

И уже шагая за охотником, Гриша думал, как, не потеряв в глазах охотника своего авторитета, исподволь поучиться у Уина его премудростям выживания. Так и шли, местный охотник, с рождения приученный жить в опасной среде, шёл с виду беспечно, но при этом, он машинально контролировал окружающую его обстановку. Акимов вроде тоже двигался, прислушиваясь, но получалось это у него немного хуже.

К моменту, когда оба удачливых охотника подходили к своему жилищу: Волк покидал карантинное жилище. Ритуал очищения прошёл для него без потерь, если не считать за таковое воспалившуюся рану. Раненое ухо покраснело, отекло, и сильно болело. Жрец воспринял это как должное, переносил это испытание стойко. Также, на всякий случай, запретил ученику приближаться к себе: благо все необходимые травы и самое главное, смола дерева шоа²ᴼ к моменту начала карантина, лежали в хижине, специально возведённой для Волка.

Вот так и вышел старший Волк из карантина, ослабшим, исхудавшим, и без мочки правого уха. За ним шёл немного истощённый Щенок, по привычке прошедших дней не смеющий приближаться к своему учителю. И если бы не этот запрет, то он давно подставил бы наставнику своё плечо, дабы тот смог на него опереться. Мальчишка, привыкший беспрекословно подчиняться своему педагогу, ждал указания к этим действиям, а их, как это ни прискорбно, не было.

Эту истощённую воздержанием от пищи парочку, семенящего мелкими шажками старика и встревоженно идущего немного позади подростка, встречали без всякой излишней торжественности. Просто возле плетёной изгороди, с прямой осанкой, как тотемные чуры стояли трое жрецов, а рядом с ними, не менее величественно, но одновременно, без излишней вальяжности, присоседился Клык. Он сам, только недавно вышел из карантина, был похудевшим, со впалыми глазами, усталым, но то, как он себя держал, вызывало только уважение, а не чувство жалости.

— Счастливой тебе охоты Волк. — Прервал долгое молчание искренним приветствием начинающий седеть жрец, подтверждая сказанное, он первым поднял на уровень груди обе свои растопыренные ладони. — Мы все рады, что ты переборол обрушившийся на тебя недуг и смог вернуться к нам.

— И вам богатой добычи. Да пусть ваш глаз будет зорок, а рука крепка.

— Благодарим за добрые пожелания, Волк. Однако брат, раздели с нами радость нашей удачной охоты. Войди в наш дом, вкуси мясо, принесённое нашими мужами, отведай фруктов, собранных женщинами и их детьми.

С этими словами, самый молодой из Волков, указал рукою в сторону забора, окружающего капище. Всё было сказано, протокол, положенный в таких случаях соблюдён и, люди неспешно направились в указанном направлении. Правда, еды, лежащей на крупных листьях бао²⁵, было не так уж и много. Первая и самая главная причина в таком количестве угощения, — в племени начались проблемы с питанием. Вторая, — разведчикам, после длительного голодания обильно есть опасно. Третье, эти люди собрались не для проведения совместного обеда. Именно поэтому, пока старший Волк и Щенок, утоляли голод фруктами, все молчали. Вождь и трое жрецов, соблюдая все приличия, смотрели себе под ноги, ожидая, когда прошедшие карантин люди, слегка утолят голод, и заговорят первыми.

" Ну что, братья, — поинтересовался старший Волк, доев печёный куруду²⁶, и в знак благодарности лесному духу Ача, за добытые по его милости угощения, раскрошил часть ореха по земле, — не будем вести лишних разговоров. Ибо после долгого воздержания от приёма пищи меня сильно разморило — сил нет со сном бороться, поэтому спрошу прямо. Удалось ли вам переговорить с нашими соседями?‟

"Да брат. — Ответил самый молодой из жрецов. — Мы, как и положено, в тот же день, как только появились наши охотники и не приближаясь, жестами, поведали нам о появлении опасных существ, выставили в условном месте череп тал ыра²⁷, и почти сразу, наши соседи согласились на встречу‟.

Было видно, что старший Волк терпеливо ждёт продолжение рассказа, но младший жрец замялся, как будто не мог подобрать нужных слов: или новость, которую он собирался озвучить, была не слишком хорошей. В таких случаях, было принято ждать, когда рассказчик сам продолжит своё повествование. Вот Волк и ждал, прилагая не малые усилия, для того, чтоб не смежить наливающиеся сонной тяжестью веки. И это балансирование между явью и сном, забирало слишком много силы, грозя закончиться безусловной победой последнего. Это могло так окончиться, так как марево дремоты, пользуясь тем, что на какое-то время исчезли все раздражители, — никто из окружающих не издавал ни звука, медленно и незаметно окутывало сознание. К счастью для Волка, ни прошло и минуты, когда замолчавший младший муж волчицы, снова заговорил. И делал это робко, показывая всем своим видом, что просит прощения за не очень хорошую весть.

— Во время нашей встречи, когда мы донесли до них весть о том, что появился смертельно опасный демон. Они ответили, что благодарны нам за то, что мы соизволили их предупредить о приближающейся беде. Также, они сказали, что в свою очередь, тоже пошлют туда своих лучших охотников.

— Судя по твоему виду, ты хотел сказать мне дурную весть. Но я не вижу в твоём рассказе ничего такого.

— Да. На этой встрече ничего плохого не было. Но когда вернулся ты, и жестами поведал, что враг стал намного сильнее, а разведчики рода Рыси погибли, мы запросили новой встречи. Лучше бы мы этого не делали.

— Что такое? Что произошло?

— Когда я поведал о гибели их охотников и высказал предложение о запрете приближения к отвергнутым землям. Их вождь оскорбил нас, назвал трусливыми псами. Гурун²⁸ повёл себя надменно, он хвастливо заявил, что его воины, в отличие от нас, знают, как победить пришлых и не побоятся это сделать. Поэтому мы должны забиться в своё логово и не казать оттуда нос. Мол, только рыси, потерпев неудачу от атаки в лоб, способны придумать засаду на сильного врага. И им всё равно, насколько коварен и могуч враг, они всё равно победят.

— И ты стерпел это оскорбление?!

— Нет. Я его предупредил, что за такие слова я имею право его убить. Но он ответил, что правила диалога, запрещают нападать на переговорщика. ... В общем, мы сильно поругались, я к своему стыду за малым не сорвался и не прибил его. ... Вот так и вышло, что наши племена находимся в состоянии войны. Мы уже расчистили место для битвы наших воинов с рысями. ... Но мы переживаем, что соседи могут напасть на наше селение, по крайней мере, они нас предупредили и о такой возможности. Вроде как они соблюли этим всю правду.

Почтенные мужи ещё долго сидели, обсуждая дальнейшие планы. А Волк, в глубине души лелеял надежду, что Рыси первым делом захотят разобраться с демонами. Ему так не хотелось терять воинов в бесполезных стычках с неугомонными соседями: глупо устраивать междоусобные войны, когда, в любое мгновение ожидаешь нападения приспешников того, чьё имя нельзя произносить вслух.

Местное светило, которое местные жители называли Хосом, прошло зенит и собиралось двигаться к закату. Гриша, как и все его товарищи по перемещению в другой мир, спасаясь от палящих лучей, сидели под навесом кухни и смотрели, как Уин готовился к запеканию огромного угря. Эту тварь сегодня поймали в небольшой заводи, и именно она била Акимова током, последствия этой "электротерапии‟ парень ощущал до сих пор: у него болели мышцы ног, что после такого сверх напряжения было не мудрено. А то, что именно Коготь хозяйничал на кухне, объяснялось весьма просто. Когда охотник попросил разрешение самостоятельно приготовить сегодняшнюю добычу, Григорий без колебаний дал своё согласие. Его решение исходило из того, что, судя по действиям Когтя голову этой твари, следовало закопать, знать она ядовитая. А это значит, что могут быть какие-то особенности в приготовлении этой твари, без соблюдения которых, пища становилась смертельно опасной. И видимо, в этих выводах была своя толика правды, так как абориген, ловко разделывая добычу, вырезал и выкинул в огонь пару кусков мяса. После чего, нашпиговал его собранными по пути корешками, завернул каждый кусочек в длинные листья какого-то растения и только после этого, уложил их в ямку, усланную чем-то вроде лопуха. Накрыв такими же лопухами, охотник всё это засыпал небольшим слоем земли.

И вои сейчас, люди сидели и наблюдали за прогорающим костром, рядом с которым возился Уин, и довольно приговаривал: "Быстро, кусать. Быстро, узе быстро‟. Из чего пришельцы из другого мира делали вывод, что в скором времени, они будут есть вкуснейшее мясо, у некоторых даже заурчал живот. А почему их называют пришельцами с другого мира? Так они сами пришли к такому выводу, и весьма давно. Часы, у кого наручные, а у кого и в сотовых телефонах, или смартфонах, были совершенно бесполезными, так как сутки были длиннее. По приблизительным подсчётам, они превосходили земные на два с половиной часа.

Люди сидели, слушали обещания скорого обеда, а долгожданное время приёма пищи, постепенно оттягивалось, и у голодных попаданцев, создавалось впечатление, что оно не наступит никогда. Но вот. Коготь уверенными движениями сгрёб с земли все угли, затем, стал аккуратно разгребать и раскалённый грунт. Здесь пытка усилилась добавлением обонятельных флюидов, по округе расплылся дурманящий запах печёного мяса. Пришельцы зашевелились намного активнее, они заворожённо наблюдали как Коготь, сначала выложил огромные порции угря на самодельное блюдо (сделанное из куска жести снятой с мерседеса), после чего, поставил это божественно пахнущее изобилие на обеденный стол.

И только после того как началась трапеза, все люди поняли, насколько они счастливы, и для достижения этого чувства, им многого не надо. Для этого им не нужны шикарные дачи, престижные, сверхдорогие авто, всякие там элитные костюмы и валютные счета в зарубежных банках. Так уж получилось, что главным в этой жизни стало наличие пищи, а самым ценным здесь являлось мясо. А оно было. Оно пленило своим вкусом, и казалось, что буквально таяло во рту, его хотелось есть, есть и есть: вот только желудок с этим желаниям был категорически не согласен, за время вынужденной диеты, он отвык от обилия пищи и к великому сожалению едоков, насыщение наступило слишком быстро. Единственным, кто не пожелал смириться с этим фактом, была Екатерина Сергеевна. Со словами, что несмотря ни на что, необходимо накапливать внутренний жир, она, не без труда, осилила ещё один большой ломоть мяса, за что вскоре и поплатилась. У неё, почти сразу, появились рези в желудке. В чём она сразу же назначила виновного — Уина, мол, это он так плохо приготовил еду, и именно ей достался эта проклятая некачественная порция мяса: "А может быть, он его мне специально подсунул. Так и было задумано‟. — Безапелляционно обвиняла она охотника. На памяти у всех было то, как она старалась припахать, по её мнению, праздно шляющегося аборигена, а он её попросту игнорировал. И все обвинения, окружающие, воспринимали как продолжение того противостояния.

А тем временем, женщина ходила по лагерю, прижимая руки своему солнечному сплетению, временами она присаживалась, бледнела от боли, стонала, когда та становилась нестерпимо острой. Однако от предлагаемой ей помощи, отказывалась. Её не устраивало то, что и Коготь и Гриша, предлагали ей взять горсть древесных углей (естественно остывших) из печки и съесть ех, естественно запив эту гадость водой.